Торжествующий разум

      Узнав Калугина и вникая в произносимые им слова зал одобрительно загудел. И снова голоса протеста и возмущения потонули в этом, подлинно народном звуке.
      - Так чего мы хотим? - продолжал Павел. - Первый и основной наш принцип - общественная собственность. Второй копанет наших целей - коллективное управление и социалистическая демократия. Основа нашего общества - освобождение труда, окончательная цель которого воспитать нового человека, для которого труд, был бы не мукой принуждения и угнетения личности со стороны эксплуататорских классов, а стал бы потребностью человека. То есть перестал бы являться трудом в привычном смысле и превратился бы в деятельность. Но каким хотим мы видеть этот труд? Интеллектуальным, свободным, индивидуально и общественно полезным, таким, каким и должен быть труд настоящего человека. Мы стремимся к победе над необходимостью отдавать свое время и силы без интереса и удовлетворения. Все это неприемлемо для тех, кто привык присваивать и править, и это причина их предательства нашей революции. Да, вернее это и не предательство, так как они как были, так и остаются нашими врагами. Врагами готовыми ради сохранения главного - своего господствующего положения в обществе временно отдать нам что угодно, хоть свободу личности, хоть 25 часовую рабочую неделю, хоть коллективное самоуправление. Вот почему нам не нужны все эти жалкие подачки. Мы социальная революция и мы сами возьмем свое!
      Райский и его министры, и даже надменная Юсада теперь были совершенно бледны. Патриарх, еще плотнее охватив свой жезл, дрожал. Не в силах молиться он в ужасе отстукивал зубами барабанную дробь революции.
      - Поэтому от лица Центрального комитета национальной гвардии приказываю арестовать думское правительство и препроводить его в Лефортово, до рассмотрения вопроса Центральным Народным советом. Мы новый мир и мы победим! - закончил он свою речь под аплодисменты и под топот тяжелых ботинок национальных гвардейцев выводивших низложенный кабинет и впившегося в свой жезл патриарха.
      Для революции начинался новый день. Просыпалась эра великих свершений.

* * *

      Уже наступил поздний вечер, когда Павел и Ольга вышли из здания бывшей мэрии, где теперь в связи с освобождением старых зданий расположилась коммуна Москвы.
      Было удивительно тепло. Радуясь свободной минуте, молодые люди направились бесцельно бродить по сырым, старым улицам так неистово меняющегося города. Первое, что бросалось в глаза - это исчезновение обезобразившей Москву за годы реставрации старого порядка рекламы. Но это был только один, маленький и не самый яркий признак перемен. Совершенно другими стали выражения лиц. Прохожие, раньше хмурые, даже злые, теперь все чаще улыбались. Хорошее настроение миллионов - было одной из главных побед.
      - Разве мы стремимся примириться с нашими врагами? Нет, но кто они наши враги? Только ли это недавно свергнутый режим, или либерально-националистический кабинет Райского-Юсада, выступающий за сохранения капиталистического строя и идущий ради этого на любые лицемерные игры? Ведь он тоже борется против нас. Не все согласны с такой постановкой вопроса, мы столкнулись с серьезной либеральной оппозицией нашим действиям. Правда это не многочисленная фракция интеллигенции и настроения ее мы сможем вскоре преодолеть, но это в процессе, а пока они нам мешают, - горячо, но, понемногу успокаиваясь, рассказывала Калугину Ольга.
      Такими были ее впечатления о работе объединенного съезда революционных общественных движений.
      - Значит, у вас тоже сегодня хватило споров?
      - Уж куда больше, - засмеялась она, одновременно перешагивая небольшую, но удивительно прозрачную лужу. - Но вряд ли стоит сравнивать то, что было на съезде общественных движений с твоим феноменальным арестом.
      Павел улыбнулся.
      Весна была настоящей и в силу еще не установившегося хозяйственного порядка в городе удивительно грязной. Впрочем, казалось, это никого не интересовало. Все были заняты более серьезными делами.
      - Оля, а внешней угрозой ваши "правозащитники" не спекулировали?
      - Еще как, особенно любовно они кидались фразами о войнах на Кавказе, что не прекращаются с 1994 года. Даже пугали нас террористами с гор. Но это уже просто смешно. Еще несколько лет назад наши хакеры опубликовали документы, в которых в очередной раз подтверждалось, что агенты ФБС и есть те самые "кавказские террористы".
      Они повернули, уходя с широкой улицы в древний, узкий московский переулок. Тут было почти пусто, только редкий прохожий с беззаботным любопытством скользил мимо.
      - Кстати, - Павел глубокомысленно перешагнул черное пятно неизвестного происхождения на асфальте, - что вы решили по поводу тюрьмы и колоний?
      Ольга с разу оживилась. Эта проблема волновала ее уже многие годы. С любопытством посмотрев на Павла, как бы проверяя действительно ли ему это так интересно, она начала:
      - О, это самое увлекательное! Тут мы поистине делаем революционный шаг. Во-первых, наша страна скоро откажется от раздельного содержания заключенных. Больше никакого сексуального насилия, над человеком. Мужчины и женщины теперь будут содержаться вместе. Во-вторых...
      - Подожди, это как? В общих камерах? - с глубокомысленным выражением реакционера спросил он, пытаясь скрыть свою добрую насмешку под личиной консервативного возмущения. - Как же это!?
      Она все прекрасно поняла и даже не подумала обидеться.
      Они сделали новый поворот в бесчисленном лабиринте переулков старого города, и вышли к маячившему почти на горизонте парку. Легкий ветер ударил им в волосы, подхватывая и развивая длинные пряди. Павел теперь уже не был таким лохматым как в те дни, когда Михаил застал его в Лондоне, но все же у него были густые десятисантиметровые волосы.
      - Паша, - Ольга ласково ткнула его локтем в бок и засмеялась, добродушно мстя ему за весь его фальшивый консерватизм, - кончай придуриваться. Договорились?
      Он закивал головой. И вдруг взрываясь от хохота, все тем же ненастоящим голосом возмущенного от недостатка ума мещанина выпалил:
      - Настоящая малина для уголовников!
      Оно, лукаво сузив глаза, посмотрела на него и, сдерживая новый порыв смеха, словно хулиганистого мальчишку схватила его за ухо. Он иронично заохал. И тогда чья-то нежная ладонь коснулась его лица, робко пробежав по щеке и вызывая прилив неясных удивительных чувств. Павел вздрогнул от наслаждения.
      Он потянулся к ней. Но, хитро улыбаясь, Ольга отскочила в сторону и, играя своими красивыми глазами, сказала:
      - Сперва дослушай насмешник.
      - Хорошо, - уже серьезно, но все равно как-то ласково, - ответил Павел. - Продолжай, я внимательно слушаю.
      Они снова пошли рядом и слабые обрезанные лучи кем-то изуродованной луны падали на них вперемешку с тусклым блеском стеклянных окон.
      - Все по порядку, - возобновила свой рассказ Ольга, - мы создадим трехступенчатую систему содержания в исправительных учреждениях. В кротчайшие сроки будет искорена прежняя антигуманная система заключения. Исчезнут старые тюрьмы и лагеря. Вместо этого мы переоборудуем старые места заключения. Все люди будут содержаться здесь в отдельных комнатах со смежным залом. Это все в одной камере. То есть заключенные смогут встречаться и общаться в общих помещениях, а спать станут каждый в своей комнате. Во время прогулок - два раза в день, как минимум, - они смогут встречаться с теми, кто находится в других камерах. В тюрьмах мужчины и женщины будут содержаться вместе в разных половинах камеры. Перевод из одной камеры в другую, например, из-за любви будет осуществляться по желанию заключенного. Порядок дня у заключенных будет построен так, чтобы они максимально могли заниматься саморазвитием, понятно все должны будут трудиться, но это не более чем положено по закону, то есть 25 часов в неделю.
      - Это о тюрьмах, теперь расскажи о колониях.
      - Колонии будут представлять две следующие ступени заключения. Они будут подразделяться на два типа: закрытого и открытого. В первом типе колоний режим пребывания будет схожим с тюремным, но более свободным в территориальном смысле. В колониях же открытого типа заключенные вообще будут жить не под охраной и режим у них будет еще более свободным. При всем том, что и в тюрьмах, в которых будут пребывать, правда отдельно, и граждане, находящиеся под следствием, и в колониях будет иметь место территориальная изоляция человека. Однако никакой информационной изоляции не будет. То есть все эти учреждения компьютеризируются.
      - Я уже хочу в такую вашу тюрьму, - добродушно подметил Павел, признавая огромное значение этого преобразования.
      - Ты все шутишь?
      - Ага, - улыбнулся он, нежно рассматривая ее необычное, в свете уличного фонаря лицо. - Расскажи еще о питание, одежде, вещах и деньгах в местах заключения.
      - Продукты питания заключенные будут покупать себе сами с заработной платы, что они смогут получать. Тут не станет никакого обмана, ни одна цена не будет завышена. Готовить они смогут себе сами, либо централизованно. Здесь пока неясно. Также в лагерях предстоит ввести самоуправление. Заключенные смогут избирать комитеты и через их деятельность станут многое организовывать в своей жизни. Но главное, что я думаю: у людей со временем пропадет смысл совершать преступления, так как жизнь станет совершенно иной. Уже сейчас, освобождено более 3/5 всех узников старого порядка. Безвыходность толкала большинство этих людей на мелкие правонарушения, а многие вообще оказались за решеткой по судебному и полицейскому произволу. Про политических я здесь не говорю, сам все знаешь...
      - А половой вопрос?
      - Как ты понимаешь, оздоровление психики людей есть главная задача всех этих новых учреждений. То есть вовсе не изоляция людей от общества в чистом виде наша цель. Мы хотим, чтобы человек мог изменить свою жизнь, даже если ему прежде пришлось сбиться с пути. Мужчины и женщины по обоюдному согласию смогут жить вместе и даже заводить детей. Здесь видна другая наша задача - приблизить жизнь в колонии к жизни на свободе.
      - Вы молодцы, Ольга! И ты молодец, - тут он нежно обнял ее за талию и притянул к себе.
      - Но ведь все это только пока не будут отменены наказания, то есть пока не исчезнут преступления, иначе пока не будут искроены буржуазные ценности обладания...
      Она медленно подняла глаза и нежно посмотрела на него. Но он игриво разжал объятия и сменил тему, как будто давая понять: то, что должно было сейчас произойти, произойдет скоро, совсем скоро, но не сейчас.
      Она расхохоталась, в тайне любуясь его ловкостью во внезапных переменах и думая о том, что такой мужчина умеет зажигать в женщинах желание как огонь.
      - Как ты относишься к тому, что уже в ближайшие дни мы опубликуем в Интернете практически все научные достижения, что существуют у нынешнего человечества? Долой патенты и интеллектуальные права корпораций? Или это не совсем верно?
      Они шли дальше по незримо красивому в своей новой смеси ночному парку в центре огромного города.
      - Это закономерно, знания должны принадлежать всем и нечего их прятать. Да и продекларированный Литвиным сегодня на радио отказ от участия нашей страны во всех международных договорах по интеллектуальной собственности о многом говорит. Так же он заявил, что мы скоро подпишем с другими странами внепатентное соглашение, открывающее широкий доступ всему миру к научным достижениям.
      Павел, легко проводя рукой по темному пространству, почувствовал мягкий шелест веток с их еще совсем хрупкими, еще совсем не листиками.
      "Весна наступает", - подумал он и, обращаясь к Ольге, снова спросил:
      - Ты любишь природу? Вот я раньше не любил ее, но один мой очень далекий знакомый, точнее друг, хоть я давно не видел его, научил меня наслаждаться живым неосмысленным миром вокруг и радоваться ему, и даже быть им самим. Ты пробовала когда-нибудь что-нибудь подобное?
      Она совсем не знала, что ответить и только забавно улыбалась в свете луны. И тогда, ловя романтический момент, он снова спросил, поражая ее своими неожиданными нарушениями граней возможного:
      - Что тебе нравится в мужчинах?
      - Не знаю, - снова от неожиданности смутилась Ольга, - а что тебе нравится в женщинах, что тебя к нам манит? Чего ты хочешь?
      - Хочу, - он загадочно улыбнулся и, собрал брови над переносицей, придал своему милому лицу лукавое выражение искушенного дьявола, - чтобы было горячо и сладко.
      Сказав это, Павел снова, но уже стремительно как ураган обнял ее и прижал к себе. Ольга вздрогнула, чувствуя в себе дикий животный порыв. Казалось, он понимает ее и знает каждое ее желание в самом коротком его миге и в самом страстном его порыве.
      Его брови низко опустились над смелыми горящими глазами. Он посмотрел ей в глаза, поражая нежно дерзкое сердце новым приливом неистовых непостижимых ощущений. Он чувствовал ее, а она чувствовала его. Весь мир для них теперь состоял в них одних. Луна таинственно укрылась в ветвях деревьев, но металлические крыши домов, словно ловя ее блеск, бросали его золотистые тени на слившуюся одним силуэтом пару.
      Она была в эту минуту особенно прекрасна, и он, закрыв глаза от предвкушения, потянулся к ней, стараясь коснуться немного желтоватых в плохом освещении, приоткрытых губ. Она ждала его, ловя каждое движение.
      Но, внезапно поддавшись неожиданному, пронизывающему до молота зубов ветру, он остановился. И в это самый момент, не зная, что Ольга не боится никакого ветра, Павел почувствовал чью-то руку у себя в паху и чье-то страстное дыхание рядом со своим. Потом, вместе с ползущим теплом, ее губы как мягкий сон охватили его. Он, не силясь преодолеть манящее притяжение, стал отвечать ей, постепенно все больше захватывая это невидимо создания в свои объятья.
      Так продолжалось одно мгновение, но это было лучшее мгновение уходящих часов. Потом, когда туман поцелуя растаял, Павел взял ее маленькую руку Ольги в свою. Прохладный воздух дал себя почувствовать, они пошли дальше, уже совсем не понимая, куда и зачем несут их ноги. Но разве подобные вещи имели теперь значение? Это был их новый мир. И он сам теперь вел их.
 
       Глава 8. Утро истории
 
      Павел открыл глаза. Сколько раз он просыпался уже за свою жизнь? Но если всегда прежде он сразу мог разобрать, из-за чего он пробудился, то сейчас не возможно было этого понять. Причиной пробуждения не был ни телефонный звонок, ни протяжный зов будильника, ни дурное настроение вчерашнего дня.
      Ольга спала рядом, растрепав свои рыжие волосы и смяв простыню. Ночью, когда, насытившись, друг другом они уснули, она в своей необузданности вытолкала его на край кровати и забрала обе подушки. Вспоминая это, он нежно улыбнулся и посмотрел на свою спящую подругу. Она показалась ему самой красивой на Земле.
      Солнце уже давно взошло, и теперь, выйдя на балкон, он почувствовал все непостоянство весенней погоды, что делает один день жарким до изнеможения, а другой пронизывающе ветреным и холодным. Было тепло.
      - Истина заслуживает того, чтобы ее знать, - совершенно неожиданно начал он свои безмолвные рассуждения со слов Эвила, когда-то давно им произнесенных, и, оглядывая спящие старые бетонные дворы, вспомнил еще не мало того, что ему пришлось так далеко узнать. - Мы преодолели политические преграды, но старая, основанная на сырьевой ориентации экономика не может дальше существовать. Но разве это конец? Разве тысячекилометровое пространство, казавшееся сто лет назад непреодолимой преградой, чем-то отличается от сегодняшней проблемы развития? Разум всесилен, и точно так же как он преодолел океаны, поля, леса, горы, реки и небо, он может и должен преодолеть любую преграду. Старая корпоративная экономика вступила в полосу кризиса, это проблудило спящий вулкан социальной стихии. То, что оказались не в состоянии сделать собственнические верхи и их аппарат вполне по силам только всему обществу. Но для перемен должна быть до конца сметена старая система, как в экономике, так и в политике.
      Павел вернулся в квартиру и, отправившись на кухню, вскипятил воду для мате. Потом, приготовив иезуитский чай, он с тыквенным подобием кружки в руках вернулся на балкон. Прохладный воздух утра, несмотря на грозящий теплом день, был безмятежен.
      - Основной проблемой капиталистического способа производства у нас стала его бесперспективность. После десятилетия кризиса, экономика стабилизировалась, начался подъем. Потом... Прошло еще некоторое время и "дикий капитализм первоначального накопления" превратился в монолит корпоративной экономики. Гиганты правили рынком, они добывали и экспортировали сырье. Цены на него были фантастически высоки. Вслед за сырьевой областью экономики подъем охватил и другие участки национального хозяйства. Цены на нефть, казалось, достигли предела - так они были высоки. Верхи с наслаждением констатировали собственное благополучие. Глобальный кризис подкрался незаметно.
      Он, мягко щурясь высунувшемуся из-за соседнего дома солнцу, отпил через металлическую трубочку немного терпкого и ароматного мате. Этот привычный, но всегда приятный вкус чем-то таинственным и старым нравился ему.
      - История в своей мудрости непревзойденна. И глупо думать, как некоторые наши правые "революционеры", что страна обречена, - продолжал он наслаждаться утренним потоком мыслей с терпким вкусом на языке. - У нас не закончились нефть и газ. Они просто потеряли свое прежнее экономическое значение. Верхи оказались к этому не готовы. Их время ушло. Но разразившийся как предвестник революции кризис это ведь не конец мира. Наоборот, это великое благо - удача, открывающая нам путь к новым техническим горизонтам. Конечно, нам сейчас тяжело, но через полгода, год, а быть может и еще раньше, мы справимся с экономическими проблемами и благодаря нашему человеческому потенциалу резко вырвемся вперед. К тому же революция в мире не заканчивается в одной стране. Очень скоро она захватит еще не один регион Земли...
      Он расстелил войлок и сел на нем по-монгольски, расправив при этом свой длинный серый в черный квадрат халат. Руки, отставив тыквенный бокал, сами потянулись вверх, помогаю позвоночнику прийти в свое рабочее положение.
      - Мы уже демократизировали университеты, мы строго цензурируем и демократизируем научные институты, к нам из-за невероятной творческой свободы стремятся умы со всей планеты. Мы, во что бы то ни стало, обеспечим им лучшие условия для работы. Нам нужно как можно скорее вырваться вперед и для этого у нас есть все возможные предпосылки, к тому же мы не признаем больше никакой частной собственности на знание, оно общее достояние и цель его - служить людям, а не обогащать компании.
      Двор внизу начал свое пробуждение. Послышались голоса идущих в школу детей, резвый шаг спешащих на работу людей. Все эти звуки были приятны Павлу, еще больше погружая его в поток мыслей:
      - Мы готовим новую конституцию. Самую демократическую конституцию в истории планеты. Конституцию, которая одним своим скорым появлением, потрясет все привычные основы. Она закрепит общественную собственность на средства производства и отразит коллективное управление в экономике через сетевую, а не вертикально-командную структуру предприятий, заимствованную у современного корпоративного капитализма, но с ведущей ролью профессиональных комитетов. Конституция провозгласит максимум возможных сегодня свобод человека, и именно она откроет этому самому человеку подлинный путь к управлению обществом. Народные советы, являясь неэкономической, то есть политической системой власти станут формироваться по принципу: кто не работает, тот не управляет. Большую часть мест в них получат новые профсоюзы, в том числе и научные, 10 % мест компартия, еще 30% различные общественные организации, от ветеранских до молодежных. Будет ликвидирован принцип территориальной структуры выборов. Отныне каждый человек будет голосовать не по месту жительства, а по месту работы и чем более активную роль он будет играть в общественной жизни, тем чаще он будет выбирать своих представителей. Цель такой структуры выборов добиться того чтобы власть в стране принадлежала не кучке бездельников, а подлинным создателям благополучия. К тому же мы введем такой режим для всех избранников, по которому их можно будет отозвать в любой момент, а максимальный срок полномочий ограничим двумя годами. Народные советы, конечно, будут, как и всякие государственные органы, работать как территориальные структуры.
      - Паша, ты уже встал? - послышался проснувшийся нежный женский голос.
      Он встал и вернулся в комнату, закрыв за собой дверь. Ольга действительно проснулась и теперь лежа на полу, величаво потягивалась и, поглядывая сощуренными глазами на часы, улыбалась.
      - Погода будет отличная, - заметил он.
      Она что-то промурлыкала в ответ, прячась под одеяло и игриво оставляя на виду только свои очаровательные глаза. Павел взял ее за выглядывающую белыми длинными пальцами ногу и нежно потянул к себе. Ольга не сопротивлялась, и не одергивала ногу, все так же ласково глядя на него.
      - Ты встаешь? - спросил он.
      - Не-е-е, - промурлыкала она.
      - Ладно, спи, - улыбнулся он, - я пока приготовлю завтрак.
      Ольга согласилась и Павел, отпустив ее ногу, тут же нырнувшую под одеяло, пошел на кухню. Но едва он только добрался до холодильника и протянул руку, чтобы открыть его, как новая мысль посетила его.
      Он вдруг вспомнил далекий день, когда он еще был студентом, а Михил Литвин просто работал в рекламной фирме. Они долго не спали в тот вечер, много-много лет назад. Беседуя почти всю ночь, друзья обсуждали конституцию, тот основной закон, по которому должна была бы жить их родина.
      Они сидели на мягком ковре, Михаил курил, бросая пепел на тонкое блюдце. Картина далекого прошлого неожиданно встала перед Павлом и, проплывая без слов, но с ясной непрозрачностью галлюцинации заставляла его вновь чувствовать прошлое. Чувствовать его так сильно, словно оно происходит сейчас, а не там далеко.
      Литвин сидит по-монгольски на полу, точно так же как любит сидеть Павел, и как он сидел полчаса назад на балконе, разглядывая пробуждение улиц. Он о чем-то говорит, и Павел, не разбирая слов, чувствует, знает их в каждом движении лица и каждом жесте. Михаил говорит о конституции и молодой, далекий и непостижимо непохожий на себя настоящего. Калугин слушает его, кивая головой и высказывая собственные мысли. Новое общество, справедливость и свобода - вот те далекие грезы юности, что теперь уже в зрелых умах этих людей открывают путь таким великим поступкам.
      - Уже совсем поздно, - думает далекий, утомленный, но свежий в своих логичных и простых мыслях Павел. - Нет, наоборот еще слишком рано, еще только начинается утро и все еще только впереди. И жизнь, эта бурлящая неугомонная стихия поисков и открытий, еще только начинает свой бег.
      - Право на всеобщее высшее образование получит каждый человек. Будут отменены деньги и плата за любые услуги, однако на некоторое время нам придется еще сохранить отдельные функции денег, но уже в новой сути, как эквивалента труда, - продолжает свой рассказ Литвин.
      - Нет иного пути, - соглашается Павел. - Только таким образом мы сможем открыть врата будущего. Но когда закончатся старые энергоресурсы, что мы станем делать?
      - Найдем новые.
      - Сделаем революционный энергетический прорыв, через знание, через разум и его безграничную силу. Но ведь для этого нам понадобятся совершенно новые научные институты?
      - Мы их создадим.
      - Это трудный путь.
      - Мы его пройдем.
      - В таком обществе информация - нематериальное благо созданное человеческим умом, должно быть, станет главным. И тогда появится новый человек, психика которого будет невероятно отличаться от современного уродства.
      - Мы сделаем информацию открытой и доступной для любого.
      - Но ведь это же коммунизм, или социализм? - снова сомневается Павел. - Разве такое возможно, вспомни, чему нас учат.
      - К черту такие знания. Мы сами дойдем до истины. Сами.
      - Кстати, а как мы поступим с оружием?
      - Не знаю, - давя окурок, задумывается Михаил, и Павел неожиданно вспоминает, что сейчас он уже не курит.
      - Возможно, предоставим его людям. Почему порядочному человеку не иметь своего оружия. Ведь так гораздо лучше?
      - Кстати про оружие у меня есть интересная идея.
      - Какая?
      - Ну, это не совсем про оружие, это про собак. Хотя все равно про оружие. По нашим законам собака может кусать человека, а человек не имеет право наказывать животное. Это преступление - зверство. А вся беда оттого, что собака, которая, по сути, оружие, им не считается.
      - Что ты предлагаешь?
      - Надо объявить всех собак холодным оружием, классифицировав их в зависимости от размера, и выдавать хозяевам разрешения. А судить за покусы не животное, а владельца, который такое допустил. Ведь если кто-то зарежет человека ножом, то судить-то будут не нож, а этого гражданина.
      - Гениально, - сонно улыбается Павел сонному Михаилу.
      - Это еще пустяки, так реформизм. Вот, что я придумал еще: армию мы сделаем добровольной и в то же время профессиональной. Ни один человек не будет искалечен насильственной вербовкой, все в нашем обществе будут служить только добровольно и при этом технически это будет самая мощная в мире армия. Если она, конечно, нам понадобиться. Гражданские права в ней ограничивать будет нельзя. Мы отменим звания, оставим только должности. Военные смогут иметь свои профсоюзы.
      - Суды, эти отвратительные органы разгула коррупции и несправедливости будут ликвидированы, их заменят выборные народом или назначаемые советами суды народа. То же самое с прокуратурой и нынешней милицией. Эти органы должны исчезнуть, их должна заменить подлинно народная милиция, а не иерархическая чиновная полиция. ФБС тоже нужно будет упразднить. Только так мы сможем открыть миру путь к новому обществу, черт его знает, как оно будет называться.
      - Это пророчество, - думает настоящий Калугин. - Неужели мы, в самом деле, знали, предвидели будущее и сознательно шли к нему всю жизнь, ведя за собой историю? Или, быть может, это она - история, через знания, через постижение нового, вела нас всю жизнь? Разум дай мне ответ.
      Гудит телефон, вырывая его из мира прошлого и окуная в реальную фантастичность настоящего. Воплощения того, что хотя и угадывалось, но даже близко не предсказывалось в таких неповторимых деталях.
      - Революция всегда неповторима, - думает Павел, поднимая трубку в которой уже слышится чей-то знакомый голос.
      - Эгей, Калугин?
      - Виктор, в такую рань?
      - Хочу поздравить вас с Ольгой.
      - С чем это? - лукаво интересуется Павел, вспоминая что, хотел открыть холодильник и приготовить завтрак.
      - Ну, как, разве ты не знаешь?
      - Нет, давай рассказывай.
      - Только что были арестованы все скрывающиеся министры и вместе с ним этот мерзкий директор ФБС. Гадкий тип, я с ним уже успел пообщаться. Так что вы дома не засиживайтесь, через два часа международная пресс-конференция, мы вас ждем.
      - Ну, ты и безобразник Витька, - смеется Павел, - беспокоишь влюбленных из-за таких пустяков. Я тут конституцию обдумываю, а ты со своим директором ФБС лезешь. Никуда он не денется, раз попался
      - Сам ты безобразник, - хохочет Датов, - нашел время спать, да еще конституцию обдумывать... всю ночь. И все это в разгар такой Революции!
 

Глава 9. В ногу с наукой

 
      - И чего они прислали к нам этого сумасшедшего, - подумал Павел, глядя на непрерывно сыпавшего неизвестными ему терминами человека в черном балахоне под белым халатом.
      Большая комната была со всех сторон увешана крупными мониторами, на которых, непрерывно меняясь, мелькали какие-то графики и таблицы. Человек в балахоне не был здесь один, и от этого что-либо Павлу было почти невозможно.
      Электронный переводчик Калугина, не сбиваясь, продолжал переводить слова французского ученого с большим носом и крупными зубами, смешивая речь в ушах с непрерывными голосами еще двух отечественных деятелей науки.
      Ученые говорили негромко, но словно не замечая своей синхронности, накладывали слова на слова, а смысл на смысл, перемешивая в голове у единственного слушателя такой гремучий коктейль, от которого, как чувствовал Павел, ему не спастись.
      Наконец не выдержав, Калугин, хмурясь, спросил:
      - Вы что специально хотите перегрузить мое сознание?
      Электронный переводчик, бывший небольшим устройством в кармане, с непревзойденной чистотой перевел слова Павла. Однако неугомонные ораторы продолжали свой словесный бег.
      Калугин поморщился, и бесцеремонно перебивая голоса, сказал:
      - Друзья, давайте по порядку, а то я, к сожалению, ничего не понимаю.
      И снова гениальная машина перевела его слова для француза.
      Но, похоже, он оказался единственным, до кого дошел их смысл и Жак Пене отчаянно замахал коллегам и громко затараторил:
      - Он не понимает! Подождите!
      Наступила пауза, пользуясь которой Павел на выдохе загнанного человека произнес:
      - Я не понимаю.
      Для наглядности Калугин еще и развел руками так, что теперь уже все поняли, что он ничего не понял.
      - Пусть объяснит кто-то один.
      Ученые переглянулись.
      - Или давайте построим беседу так, чтобы никто никого не перебивал, а каждый дополнял речь другого?
      Эта мысль понравилась им и все четверо сели за крупный стол в центре помещения. На нем в странном, даже, как показалось Калугину, магическом порядке лежали разнообразные неизвестные приборы.
      Начал высокий худощавый парень, на вид ему было не больше двадцати пяти лет, и Павел удивился тому, как такой молодой человек может быть уже одним из ведущих российских биофизиков. Молодого человека звали Юрой.
      - Все довольно просто. Наш институт занимается проблемой новых источников энергии. Эти источники мы исследуем не вообще, а в биологической сфере.
      - В области живых клеток, - добавил другой ученый, которому на вид было лет сорок.