Натан Геллер (№5) - Похищенный

Старая женщина подняла на меня глаза от своего вязания.

– Двадцать девять. Но заверяю вас, мистер Геллер, они все заслуживают доверия.

– Я не сомневаюсь в этом, миссис Морроу. Но сколько человек из них знали, что Энн и ее муж изменили свои планы и решили остаться здесь еще на день или на два?

Чтобы не потерять петлю, миссис Морроу лишь слегка пожала плечами.

– Большинство. Возможно, даже все.

Я подумал над этим.

– Знаете, мистер Геллер, – задумчиво проговорила Энн, – в тот вечер произошла еще одна странная вещь. Я имею в виду вечер, когда похитили Чарли...

– Какая, миссис Линдберг?

Она нахмурилась.

– В тот вечер мой муж должен был выступать с речью перед выпускниками Нью-йоркского университета. Но он в последнее время слишком много работал, утомился и перепутал даты. Вместо того, чтобы поехать на эту встречу, он приехал домой.

– Вы хотите сказать, что в тот вечер он не должен был находиться дома?

– Да.

Я наклонился вперед.

– Вы понимаете, что только кто-то из домашних здесь в имении мог знать об этом?

– Да. Но это означает также, что и похитители знали об этом. Они все рассчитали и хотели исключить случайность. Но им это не удалось. Случайно Чарльз был дома. Если бы им это было известно, может быть, наш сын был бы сейчас с нами... Но случайность помогла им. И с этим... с этим мне особенно трудно смириться.

Позади нас кто-то произнес:

– Все в жизни подчинено случайности, дорогая.

Это был Линдберг. Он был в надетом поверх свитера вельветовом пиджаке и рубашке с открытым воротом; брюки его были заправлены в кожаные сапожки, достающие до середины икр. Он был похож на студента университета, вернее, на студента, страдающего похмельем. Лицо его выглядело изможденным.

Он встал позади софы и ласково положил руку на плечо жены. Она подняла свою и положила ее на его руку, но не подняла на него глаз.

– В какой-то мере можно застраховаться от случайности, но полностью исключить ее невозможно.

Она кивнула с отрешенным видом. Видимо, он уже говорил ей это.

Я сказал:

– Вы правы, полковник, но не следует считать случайностью все, что недоступно пониманию. В моей работе мы привыкли с подозрением смотреть на случайные совпадения.

Он кивнул, но я не был уверен, что он придал достаточно значения моим словам. Он сказал:

– Вы завтракали, Нейт?

– Нет, сэр.

– Пойдемте, мы что-нибудь организуем для вас. Мне нужно с вами переговорить.

Мы извинились перед дамами и вышли. Он шел быстро, и я не отставал от него, пока он неожиданно не остановился в холле, где нас не могли слышать его жена и теща.

– Этого парня, Реда Джонсона, сегодня привезут сюда, – сказал он.

– Да?

– Формально он находится под арестом, вы знаете. Хартфордская полиция передала его под охрану полиции штата. Его будут держать в Ньюарке.

– Что ж, это хорошо.

Он положил руки в карманы и начал плавно раскачиваться на ногах.

– Это будет тяжелый удар для мисс Гау, если ее поклонник использовал ее как источник информации.

«Да, и что из этого, черт возьми?» – подумал я, но сочувственно произнес:

– Да, я понимаю.

– Знаете, она была очень огорчена, когда в газетах появился этот вздор о Скотти Гау.

В первые несколько дней после похищения газетчики и копы нескольких городов решили, что Скотти Гау, член Пурпурной банды в Детройте, был братом Бетти Гау. Мисс Гау работала в Детройте, и мать Линдберга жила в Детройте, поэтому все сложили два и два и получили в результате пять.

– Он не был ее братом, – сказал я.

– Конечно не был. Понимаете, в целом я доволен, как полковник Шварцкопф действует в этой ситуации, но его настойчивые, иногда переходящие в хамство допросы моей прислуги приводят меня в негодование.

Я не знал, что сказать, и поэтому не сказал ничего.

– Я буду вам признателен, Нейт, если вы сделаете для меня две вещи.

– Охотно.

– Не докучайте моим слугам вопросами, не будьте частью этой инквизиции. И дайте мне знать, если увидите, что полковник Шварцкопф или его главный истязатель – инспектор Уэлч – перейдут рамки допустимого.

– Обязательно. Но Слим... есть основание предполагать, что в похищении участвовал кто-то из своих. Полицейские просто делают свое дело.

– Это глупо, – раздражительно сказал он. – Ясно, что похищение совершили профессиональные преступники. Это дело рук преступного мира, а не моих слуг!

– Преступный мир мог завербовать кого-нибудь из ваших...

– Возможно, они завербовали Реда Джонсона. Но чего-то большего я представить себе не могу. Я не хочу мешать полицейским и не буду присутствовать при допросе Джонсона, поэтому прошу вас быть моими глазами и ушами.

– Хорошо, – сказал я, удивленный тем, что он не хочет слышать допроса Джонсона. – Что-то еще случилось?

Он направился к кухне, говоря на ходу:

– Я почти весь день буду занят с одним из родственников моей жены, – сказал он. – По всей видимости, похитители пытались войти с нами в контакт через постороннего человека.

– Неужели?

– Сейчас я больше ничего не могу сказать и прошу вас, никому не говорите то, что я сказал вам сейчас.

Я кивнул.

Мы пришли в кухню; Элси Уэйтли большим широким ножом нарезала огурец на деревянном столе. Она чуть улыбнулась Линдбергу, который попросил ее приготовить мне несколько яиц и гренки.

– Как вам приготовить их? – спросила она меня, доставая из холодильника кувшин с апельсиновым соком.

– Пожалуйста, сделайте мне омлет и постарайтесь, чтобы гренки были светлыми, – сказал я миссис Уэйтли.

Рот ее недовольно скривился в знак того, что она меня поняла, она бросила огурец и принялась готовить мне завтрак.

Линдбёрг наполнил два стакана апельсиновым соком и поставил кувшин на стол.

Я сделал небольшой глоток сока, он проглотил свой залпом.

– Вы сегодня кажетесь мне оптимистом, – сказал я.

– Я и есть оптимист. Вообще-то оптимист, пессимист – это все чепуха. Нужно принимать жизнь такой, какая она есть, и настойчиво идти к победе.

– Я тоже так считаю, – сказал я. – Только я согласен на ничью.

– Кстати, мне так и не удалось добиться для вас комнаты в гостинице. Газетчики заполнили все номера в «Гебхарте», а это единственная гостиница в Хоупуэлле. Возможно, мне удастся подыскать для вас что-нибудь в Принстоне. Это лишь в десяти милях отсюда, и у меня есть для вас подержанная машина, на которой слуги ездили за покупками, пока не началась эта осада. Сейчас нам все привозят.

– Что ж, машина – это замечательно. Надеюсь, я оправдаю все эти хлопоты.

– Сколько вам платят за эту работу, Нейт?

– Четыре бакса в день.

– Это вместе с питанием?

– И с жильем тоже.

– Я так и предполагал, – он понизил голос, чтобы кухарка его не слышала. – Надеюсь, вас это не оскорбит... но мне бы хотелось, чтобы все время, пока вы будете здесь находиться, вы получали от меня пятьдесят долларов в неделю, чтобы как-то возместить свои расходы.

Я усмехнулся.

– Вы плохо знаете чикагских копов, Слим. Они оскорбляются, когда им не предлагают денег.

Он тоже улыбнулся.

– О'кей. Полковник Брекинридж будет каждую пятницу выдавать вам конверт с деньгами.

– Благодарю. Надеюсь, мне не придется получить слишком много таких конвертов.

Линдберг налил себе еще один стакан апельсинового сока.

– Ну что, имела смысл ваша поездка к этому предсказателю судьбы?

– Я в этом не уверен.

– То же сказал Генри.

– Я хочу, чтобы федералы выяснили для меня кое-что. У вас есть номер, по которому можно позвонить агенту Уилсону в Нью-Йорк?

– Да, – ответил Линдберг и достал небольшую черную записную книжку. Он продиктовал мне номер, и я записал его в свой блокнот.

Потом Линдберг допил свой сок, улыбнулся своей застенчивой улыбкой, махнул мне на прощанье рукой и оставил меня наедине с мрачной Элси Уэйтли и приготовленным ею завтраком. Яйца, получились сухими, а гренки – темными. Я уже заканчивал завтракать, когда в кухню вошла Бетти Гау, чтобы выпить чашку кофе.

Выглядела она как всегда великолепно; на ней было нарядное темно-зеленое платье в мелкий белый горошек с белым воротником. Она с беспокойством взглянула на меня и, взяв чашку с кофе, направилась обратно в комнату для слуг. Я обратился к ней:

– Можно вас на минутку, мисс Гау?

Она заколебалась, на лице ее появилась испуганная улыбка, она неуверенно подошла ко мне и села.

– Простите, Элси, – проговорил я дружелюбно, словно государственный деятель в год выборов, – можно попросить вас приготовить мне чашку кофе?

– Да, сэр, – без энтузиазма отозвалась она.

– У вас есть сливки и сахар, Элси? – спросила Бетти.

Элси холодно кивнула.

– Как вы все это переносите, мисс Гау? – спросил я.

– Все это довольно неприятно, мистер Геллер.

– Зовите меня Нейтом.

– Хорошо.

Она не предложила мне называть ее Бетти.

Элси принесла мне кофе, а Бетти сливки и сахар. Обычно я пью кофе без добавок, но на этот раз, по примеру собеседницы, подмешал себе немного сахара и сливок. Мы с ней уже пробовали кофе Элси.

– Я слышал, что сегодня сюда должен заехать ваш приятель, Ред Джонсон, – сказал я.

– Я бы не стала в данном случае употреблять слово «заехать».

– Его не арестовали.

– Но он находится под стражей. – Она добавила себе еще сахара, помешала кофе, глядя в мутную жидкость.

– Надеюсь, вы не против того, чтобы немного поговорить со мной?

Она улыбнулась натянутой, саркастичной улыбкой.

– Разве у меня есть выбор?

– Ну, разумеется. Вы свободная, белая, и вам уже есть двадцать один год... только двадцать один. И полковник Линдберг попросил меня помочь разобраться с этим делом. Конечно, он отправил бы меня отсюда следующим же поездом, если бы узнал, что я игнорирую его просьбу не беспокоить слуг вопросами.

– Мне показалось, – сказала она, – что единственное, что нужно полковнику, – это вернуть сына. В настоящее время у него нет желания преследовать преступников.

– Я полагаю, вы правы. Но я коп, мисс Гау. Я хочу попытаться понять, что произошло в ту ночь.

Она отпила кофе, глядя в сторону от меня холодными, немигающими и слегка воспаленными глазами.

– Вы говорили с Редом Джонсоном по телефону, не так ли? – сказал я. – В ту ночь, когда произошло похищение.

Она кивнула.

– Он позвонил мне около половины девятого. Перед отъездом в Хоупуэлл я пыталась дозвониться до Реда по телефону, но не смогла – его не было дома. Поэтому я попросила передать ему, чтобы он позвонил мне в Хоупуэлл вечером.

– И он позвонил?

– Да. В тот вечер мы собирались встретиться, и когда он позвонил, я объяснила ему, почему меня не оказалось в доме Морроу. Я сказала ему... сказала, что ребенок простудился.

– Вы давно знакомы с Джонсоном? Когда вы встретились с ним?

– Я познакомилась с ним прошлым летом. Он был матросом на палубе «Рейнарда», яхты Ламонта.

– Яхта Ламонта?

– Томас В. Ламонт. Он и покойный мистер Морроу вместе работали в фирме «Джон Пиерпонт Морган и компания». Кажется, это была банкирская контора. Прошлым летом, а если точнее, в августе, эта яхта бросила якорь у берега Норт-Хейвена, штат Мэн, где семейство Морроу имеет дачу. Я поехала туда с миссис Линдберг и ребенком. Ред обычно играл в карты с шоферами Морроу. Один из них познакомил нас, и мы подружились. Потом, когда сезон закончился, яхта пришвартовалась на Гудзоне возле скал Пэлисэдз, что позволило нам продолжать встречаться друг с другом.

– У вас были серьезные намерения, мисс Гау?

Она пожала плечами и сделала глоток кофе.

– Мы встречались довольно часто. Катались на лодке, ходили в кино, на танцы – недалеко находился парк отдыха «Пэлисэдз».

– Вы были помолвлены?

– Нет. Мне нравится Ред, мистер Геллер. У него доброе сердце. Я не думаю, что он способен принять участие в таком деле. Я знаю, есть люди, которые думают, что он... использовал меня, чтобы получить информацию. Я просто не верю в это.

– Вы кому симпатизируете больше, мисс Гау Линдбергам или Реду Джонсону?

Губы ее чуть скривились в улыбке.

– Извините, но кто, по-вашему, сказал полицейским, где можно найти Реда?

Она встала и направилась в комнату для слуг, я последовал за ней.

– Спасибо, что пожертвовали для меня своим временем, мисс Гау, – сказал я.

Она не подняла на меня глаз и не ответила, с отсутствующим видом листая журнал о кино.

Я вышел.

В гараже, где находился командный пункт, царил все тот же первозданный хаос: полицейские просматривали почту, груды которой валялись у одной стены. На пороге меня встретил инспектор Уэлч, упрямый пузатый коп, с которым мы повздорили в день моего приезда.

– Ты еще здесь? – спросил он.

– Вроде бы. Где Шварцкопф?

– Он для тебя полковник Шварцкопф, сынок.

– Называй сынком его, приятель.

Я проскользнул мимо него. Шварцкопф стоял, наклонившись над коммутатором, и разговаривал с дежурившим на нем полицейским.

– О! – воскликнул он, заметив меня. – Геллер!

Он, кажется, был рад увидеть меня.

– Есть какие-нибудь новости с фронта?

– С минуту на минуту здесь должен появиться Ред Джонсон. Вы хотите присутствовать при его допросе?

– Да, спасибо, – сказал я, сознавая, что он не предложил бы мне этого, если бы его не попросил Линдберг. – Скажите мне, полковник, есть... какие-нибудь основания считать, что существует связь между этим делом и Нью-Хейвеном, штат Коннектикут?

Мне показалось, он удивился.

– Разумеется, да.

Пришла моя очередь удивляться.

– Я не шучу, – сказал я.

– А почему вы спросили, Геллер?

– Тот экстрасенс из Виргинии-Бич упомянул Нью-Хейвен.

Он явно потерял часть интереса к разговору, но сказал:

– Несколько рабочих, которые строили этот дом, были из Нью-Хейвена. Их допросили одними из первых. Детектив Геллер, я понимаю, что вы невысокого мнения о полиции штата Нью-Джерси, но мы проводили и продолжаем проводить первоклассное расследование. В течение первых сорока восьми часов после преступления мы допросили триста двадцать человек в Нью-Йорке, Нью-Джерси и Коннектикуте.

– Это очень много. Я не знал, что у нас столько людских ресурсов.

– Мы работали и продолжаем работать на пределе возможностей.

– Кого вы допрашивали?

– Прислугу Линдбергов и Морроу, соседей, рассыльных, плотников и разных рабочих, участвовавших в строительстве этого дома... Мы поработали очень основательно.

– Да, похоже, что так. Кстати, полковник, я могу отсюда позвонить?

– Конечно.

Он подошел к столу с телефонами, вокруг которого толпились полицейские, и очистил для меня место. Постоял, пока не понял, что я не буду звонить при нем.

Я позвонил по номеру, который мне дал Линдберг, и сразу услышал голос агента Фрэнка Уилсона из министерства финансов.

– Что у вас нового, Геллер?

– Мы собираемся беседовать с Редом Джонсоном.

– Это с тем норвежским моряком? Я слышал, в его машине нашли бутылку из-под молока.

– Правильно. Вы уже занялись его проверкой?

– Мы – нет, но я слышал, что ребята Гувера выясняют его иммиграционный статус.

– Неплохая идея. Хотите получить выход на версию?

– Почему бы и нет? Шварцкопф не оказывает нам никакой помощи – это я уверенно могу сказать.

– Вы уже разыскали человека Капоне – Боба Конроя?

– Нет.

– Вы говорили, свидетель утверждал, что Кон-рой в ту ночь находился в Нью-Хейвене, Коннектикут, так?

– Верно.

– Оказывается, этот дом строили рабочие из Нью-Хейвена. Шварцкопф даже послал туда своих копов для крупномасштабного расследования.

– Это интересно.

– И еще – это только догадка, и я буду вам признателен, если вы не станете спрашивать о моем источнике... Попробуйте разыскать в Нью-Хейвене Адамс-стрит и/или Шартен-стрит. И может быть – район города под названием Кордова.

На другом конце наступило молчание – он записывал мои сведения.

– О'кей, – сказал я.

– Что-нибудь еще?

– Если вы выясните что-нибудь, позвоните сюда и скажите, когда мне позвонить. Мне передадут. Если там есть Адамс-стрит или Шартен-стрит, то я сообщу вам другие подробности.

– Согласен. Я благодарен вам за сотрудничество, Геллер.

– О'кей, агент Уилсон.

– Зовите меня Фрэнк.

– О'кей, Фрэнк. Мне пригодится приятель из Налогового управления.

– Вы только присматривайте там за Шварцкопфом. Он чистой воды дилетант. Пусть вас не смущает его военная выправка. После окончания Вест-Пойнта, до того как он попал в полицию, он некоторое время проработал дежурным администратором универсального магазина.

– Впечатляющая карьера.

– Он сроду не патрулировал и за всю жизнь не арестовал ни одного преступника. Он взялся за то, что ему не по силам.

– Что ж, если он и это дело провалит, я брошу в него чем-нибудь тяжелым.

– Вот это правильно, – сказал Уилсон.

Положив трубку, я подошел к Шварцкопфу, который беседовал с круглоголовым Уэлчем.

– Наш бродячий моряк еще не появился? – спросил я.

– Да, – сказал Шварцкопф, – он прибыл.

– Вы шутите?

– Вы заметили будку подрядчика сразу за воротами?

Эту будку полицейские использовали в качестве сторожевого поста, чтобы не пропускать газетчиков и туристов.

– Конечно, – ответил я.

– Мы будем допрашивать его там.

– То есть подальше от дома и полковника Линдберга?

– Правильно. – Шварцкопф указал на инспектора Уэлча. – Я хочу, ребята, чтобы вы поладили. Я не терплю вражды между моими людьми.

Итак, я уже стал его человеком. Значит, полковник Линдберг действительно затягивает гайки.

– Я не обижаюсь, – сказал я и протянул руку Уэлчу.

Мы пожали руки, обменялись неискренними улыбками и пошли за Щварцкопфом к патрульной машине. Полицейский подвез нас к обветшалой будке, которая была ненамного больше уборной во дворе. Человека, сидящего на стуле с прямой спинкой, охраняли двое полицейских. Полицейские выглядели весьма элегантно, человек на стуле – нет. Было холодно, у всех изо рта шел пар.

Крупный, с лицом, покрытым веснушками, и темными, красновато-каштановыми, похожими на мои, волосами, моряк Бетти Гау выглядел усталым и измотанным; ему было чуть больше двадцати, и он был красив грубоватой красотой. Его светло-синяя рабочая рубашка и темно-синие брюки были помяты – видимо, он спал в них.

– Хартфордская полиция передала вас нам, Джонсон, – сказал Шварцкопф, встав перед подозреваемым, словно регулировщик дорожного движения. – Вы знаете, почему вы здесь?

– Я ничего не знаю о похищении ребенка Линдбергов. – У него был сильный, довольно мелодичный акцент – то ли шведский, то ли норвежский.

– Вам придется доказать это, – сказал Уэлч, ткнув его в грудь пальцем.

– Расскажите нам, где вы были, – сказал Шварцкопф, – и что делали ночью первого марта этого гола.

Джонсон тяжело вздохнул.

– О'кей. В ночь похищения около восьми часов я встретился со своим другом Йоханнесом Юнгом.

– Кто такой этот Юнг?

– Он живет в Энглвуде. Он муж швеи в доме Морроу. Мы с ним немного поездили на моей машине – примерно до четверти девятого, потом я позвонил сюда и попросил к телефону Бетти.

– Как вы узнали, что она здесь?

– На вторник у нас с Бетти была назначена встреча, но я позвонил раньше и узнал, что вечером во вторник Бетти не будет в Энглвуде. Ребенок простудился. Ребенок Линдбергов, и они решили не возить его из дома в дом.

– Значит, вы звонили Бетти Гау?

– Да. Она спросила, зачем я звоню. Я сказал: я просто решил позвонить тебе и сказать, что мне жаль, что я не увижу тебя сегодня вечером. Она говорит: я поняла. Я спрашиваю ее: как ребенок? Она говорит: я думаю, он скоро поправится. Я говорю: а когда ты вернешься? Она говорит: я не знаю; пожалуйста, не звони мне сюда больше – им это может не понравиться. Она положила трубку, и я положил трубку, – он пожал плечами.

– Чем вы занимались потом?

– Юнг и я, мы поехали в театр «Плаза» в Энглвуде, чтобы посмотреть кино. Когда кино кончилось, мы пошли в кафе-мороженое и съели по пломбиру с орехами и шоколадом. Потом я поехал домой в свой пансион.

Этот парень разговаривал, как закоренелый преступник, это точно.

– Во сколько вы вернулись домой?

– Где-то около полуночи.

Казалось, Шварцкопф озадачен откровенностью подозреваемого. Он посмотрел на Уэлча, который сказал:

– Вы не против, если я займусь им?

Я знал, что это означало, – рулетку с резиновым шлангом. Поэтому я сказал:

– Извините меня, полковник. Можно мне задать мистеру Джонсону несколько вопросов?

Шварцкопф ответил довольно холодно:

– Конечно. Джонсон, это детектив Геллер из чикагской полиции.

– Привет, Ред, – сказал я.

– Хеллоу.

– Вы курите?

– Да.

Я взглянул на Уэлча:

– Дайте ему закурить, пожалуйста.

Уэлч достал свою пачку «Кэмэла» и неохотно помог моряку прикурить. Парень жадно стал затягиваться дымом.

Я стоял и молчал, позволив ему накуриться и расслабиться.

Потом я сказал:

– Сколько денег вы потратили на тот междугородный телефонный разговор, Ред?

– Простите?

– Вы звонили с общественного телефона?

– Да.

– Из Энглвуда в Хоупуэлл? Сколько денег вы опустили в телефон-автомат?

– Тридцать пять центов.

Я посмотрел на Уэлча, который стоял, словно пожарный гидрант, и сделал движение пальцем, напоминающее движение ручки по бумаге. Он несколько мгновений тупо смотрел на меня, потом кивнул, вытащил записную книжку и начал записывать слова Джонсона.

– Какой фильм вы смотрели, Ред?

– Мы посмотрели два фильма. Я не помню названий. Извините.

– Кто участвовал в первом фильме? О чем он?

– О, веселый фильм. Про двух парней, толстого и худого.

– "Лорел и Харди"?

Он энергично закивал головой.

– Ну а второй фильм?

– Про боксера и маленького мальчика. Грустный фильм.

Я посмотрел на Уэлча.

– "Чемпион"?

Уэлч ухмыльнулся и записал.

– Вы помните, где находится это кафе-мороженое?

Джонсон кивнул и одним духом выпалил адрес. Уэлч добросовестно записал и его.

– А что вы можете сказать о бутылке из-под молока, которую нашли в вашей машине?

Он пожал плечами.

– А что вы хотите узнать?

– Почему она лежала там?

– Наверно, я забыл ее выбросить.

– Где вы ее взяли?

– Я купил бутылку молока по дороге в Хартфорд. В среду утром.

– Где?

– Я точно не помню. Наверно, где-нибудь на дороге недалеко от Энглвуда.

– Зачем вам понадобилось купить молоко? Я почему-то думал, что вы употребляете более крепкие напитки, Ред?

– Нет, нет. У меня больной желудок. Врач посоветовал мне пить много молока.

– Какой врач?

– Врач семьи Морроу в Энглвуде. Я забыл его имя.

В этот момент вмешался Уэлч:

– Послушай, Джонсон, где находится этот ребенок?

– Упаси Боже, я не знаю. Мне ничего неизвестно о ребенке!

– Ты хорошо знаешь Бетти Гау? – упорствовал Уэлч.

– Пожалуй, так можно сказать.

– Где ты познакомился с ней?

– В штате Мэн больше года назад.

– Как это произошло?

– Ну, я работал на мистера Ламонта, и его имение находилось рядом с дачей Морроу.

– Когда ты последний раз видел Бетти?

– В воскресенье. Нет, в понедельник вечером.

Уэлч подтолкнул его рукой.

– Так в воскресенье или в понедельник?

– Ив воскресенье и в понедельник. – Джонсон сморщился от боли.

– Где ты с ней встречался?

– В Энглвуде.

Уэлч схватил его за рубашку и сжал ее в кулаке.

– Почему ты звонил ей и спрашивал о ребенке в ночь похищения?

– Потому что из-за этого ребенка не состоялось наше свидание! Разумеется, я спросил о ребенке.

– Ты когда-нибудь был в доме Линдбергов?

– Да.

– Сколько раз?

– Думаю, два... или три раза.

– Когда ты в последний раз был здесь?

– Кажется, две недели назад.

– Ты хорошо знаешь расположение комнат в этом доме?

– Думаю, что да.

– Когда-нибудь заходил в детскую?

– Нет, никогда.

– Когда-нибудь поднимался на второй этаж?

– Да, в комнату Бетти. После работы ей можно принимать гостей там.

– Эта комната далеко от детской?

– Кажется, они расположены рядом.

Джонсон отвечал на сыплющиеся на него вопросы, почти не раздумывая – моряк сумел не потерять самообладания.

Уэлч отпустил рубашку моряка, повернулся к Шварцкопфу и сказал негромко:

– Выйдите отсюда. Оставьте нас с ним наедине, и я вышибу из него правду.

Шварцкопф кивнул – его это устраивало.

– Полковник, – сказал я. – Инспектор... давайте выйдем на минутку. Мне нужно сказать вам кое-что, ребята.

Мы вышли из будки. Рядом были каменная стена и ворота, за которыми, словно муравьи, беспорядочно двигались толпы репортеров. Им ужасно хотелось знать, что происходит в нашей прославленной будке.

– К чему сейчас выбивать из него признание? – спросил я. – Во-первых, он моряк и, видимо, довольно крепкий. Его трудно будет заставить в чем-нибудь признаться, не нанеся побоев, которые будут заметны посторонним.

Уэлч ощетинился:

– Ты что, вздумал учить нас, как вести нашу работу?

– Боже упаси. Я убежден, что там, где нужно выбивать бесполезное признание из подозреваемого, который невиновен, вы человек незаменимый.

– Пошел ты, Геллер!

– Взаимно, Уэлч. Полковник, почему бы вам не проверить алиби Реда Джонсона, прежде чем ваш инспектор не начнет колошматить резиновым шлангом по его шведскому черепу?

– Он норвежец, – сказал Шварцкопф, но сам задумался. – Если все эти факты подтвердятся – стоимость междугородного разговора, фильмы, которые, как он утверждает, шли в кинотеатре, кафе-мороженое и то, что врач прописал ему молоко, – то окажется, что в руках у нас невиновный человек.

– Вы правы, – сказал я. – И это будет очень печально, потому что его разговор мне очень напоминает эти чертовы письма о выкупе.

Глава 8

«Олд Принстон Инн» находилась на Нессау-стрит, главной улице университетского городка, в честь которого и была названа эта старая четырехэтажная кирпичная гостиница. Даже в девять вечера, когда торговля уже давно закончилась, магазины продолжали своими оранжево-черными витринами кричать о любви к футболистам из «Принстонских Тигров». Казалось, этот маленький город охотно афишировал свою зависимость от юных благодетелей.

Но это был будний вечер, вечер, когда в университете еще шли занятия и улицы были пустыми, как голова студента, изучающего физическое воспитание; казалось, чернеющие вдали готические университетские здания поглотили не только всех студентов, но и остальных жителей города. Пустынные улицы, оранжевые и черные цвета, преобладающие в витринах магазинов, вкупе с холодным мартовским ветром и темной, безлунной и беззвездной ночью, заставили меня ощутить тревогу, сходную с той, которую чувствует домовладелец в канун Дня всех святых, не пожелавший раскошелиться на конфеты детям.

К тому же я шел на спиритический сеанс.

– Мне очень жаль, что приходится просить вас об этом, – сказал мне Линдберг днем, сидя за своим столом в кабинете, – но, кажется, это единственный способ добиться для вас комнаты в гостинице.

– О'кей, – сказал я, – мне это с руки – я уже начал чувствовать себя здесь охотником за привидениями.

– Именно это я вас и хочу заставить делать, – сказал он, энергично указывая на меня пальцем. – Вы станете моим главным следователем. Я надеюсь, вы выясните все, что произошло в ту ночь.

Я выпрямился на стуле.

– А? Что?

Он и Брекинридж рассмеялись. Смех их был мне приятен, хотя они смеялись надо мной. У Слима было чувство юмора ребенка дошкольного возраста, которое, как мне сказали, проявлялось в его шутках. Он по крайней мере два раза прятал ребенка от Энн и Бетти Гау только для того, чтобы потом посмеяться над ними, вот почему в ночь похищения первой реакцией Энн и няньки была мысль, что это очередная проделка Слима.

– Нейт, – сказал Линдберг, – вы прекрасно знаете, что для нас вы подлинный знаток преступного мира Чикаго, а не охотник за привидениями.

– Вы меня утешили.

– Но при данных обстоятельствах нам придется выслушать эту парочку.

Как оказалось, некий самозванный спирит по имени Мартин Маринелли и его жена, называвшая себя сестрой Сарой, уже несколько дней, проживали в гостинице «Олд Принстон Инн». Маринелли часто звонил в имение Линдберга, посылал письма и телеграммы, утверждая, что у него есть «хорошие новости» и «важная информация» о похищении. Полицейские, дежурившие на командном посту и контролировавшие телефонные звонки и письма, отметали все эти настойчивые попытки, считая – и совершенно справедливо – Маринелли и его жену назойливыми чудаками.

Пытаясь выбить для меня комнату, Слим лично разговаривал с управляющим гостиницы «Олд Принстон Инн». Управляющий объяснил, что все номера распроданы газетчикам на месяц вперед, за исключением одного, занятого этими медиумами, рассказывающими всем интересующимся, что обладают «откровениями мира духов», касающимися похищения.

Кое-кто из газетчиков обратил внимание на эту парочку, и спириты несколько дней устраивали у себя приемы. Вскоре, однако, постояльцы потеряли к ним интерес, и управляющий предложил Линдбергу поговорить с ними, чтобы убедить их освободить свой номер.

– Единственный способ заставить их сдать номер, – с ироничной деловитостью проговорил Линдберг, – это встретиться с ними.

– Вы не пойдете с нами? – спросил я его.

– Нет. У меня здесь много дел. Возникли новые обстоятельства, вселяющие надежду, – он не стал пояснять.

– Что ж, – я вздохнул, – для меня сейчас главное – это крыша над головой.