Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века)

      В варварских правдах и раннефеодальных юридических документах существовали также юридические нормы для зависимых «подзащитных» людей (Mundlinge), которые в дальнейшем стали вполне пригодными для конституирования юридического статуса крепостного и зависимого крестьянства, образующегося из старосвободного корня. Наконец, в этих ранних юридических источниках был уже вполне оформлен принцип «равных браков» (Ebenburtigkeit), который в дальнейшем послужил одной из основных правовых категорий для образующихся феодальных сословий; он стал непреодолимой преградой для перехода из крепостных в «сословие» господ» (Herrenstand).
      По феодальному обычному праву дети наследовали юридический статус родителей . Следовательно, крепостной крестьянин никогда не мог выбраться из зависимости и несвободы. Если кто пытался претендовать на более высокое право, он терял и то, которым пользовался до тех пор, и становился совершенно бесправным . Серв мог получить высший статус и относительную свободу (но отнюдь не освобождение от феодальной зависимости и эксплуатации) только по формальному юридическому акту отпуска на свободу .
      Усилия государственного законодательства в данной области были направлены на то, чтобы удержать сервов и остальную массу крепостных крестьян в положении бесправных и эксплуатируемых и закрыть для них всякие лазейки, могущие вывести из рабского положения, а также чтобы заставить их исправно отдавать весь свой прибавочный продукт феодалам. На этот счет было издано несколько общих законов и ряд постановлений для отдельных вотчин (Hofrechten).
      Особый интерес представляет одно постановление, изданное для Италии, но действовавшее, несомненно, и на территории Германии: это капитулярий Оттона III «о сервах, дышащих свободой» . Постановление преследовало цель отбить у сервов «аппетит к свободе» (appetitum libertatis) и заставить их исправно нести свою службу. Подобный характер носили также постановления церковных синодов и папские декреты о клириках-сервах. Эти клирики, обученные господами «духовному ремеслу» и переведенные ими на положение вольноотпущенников, оставались сервами церкви или зависимыми от их прежних господ . Если такой клирик из сервов вел себя как свободный и отказывал в повиновении его господину, он терял свой сан и предавался анафеме .
      Папа Бенедикт VIII угрожал этим клирикам-сервам, нарушающим целибат: «Кто не хочет служить сервом в церкви в качестве клирика, пусть будет сервом вне церкви» . Совершенно ясно, что если клирик-серв не мог жить как свободный, то обычному серву, задавленному рабским трудом, это было тем более недоступно.
      Церковные постановления шли дальше, они не допускали к свободе не только сервов клириков, но и их детей. Если у этих клириков были законные или незаконные дети от женщин любого звания, пусть даже и знатных, эти дети разделяли долю своего отца и навеки оставались сервами той церкви, к которой принадлежал их отец. Таких сервов не мог освободить никакой судья . Папа гневно угрожал этим сервам, «присваивающим себе свободу», а также и их пособникам в этом деле анафемой .
      Не менее ревностно заботилась о сохранении серважа и королевская власть. В одном из дипломов Конрада I (№ 11) церковным властям строго запрещалось освобождать сервов без замены их тем же количеством других сервов.
      Таким образом, церковь и королевская власть силой своего законодательного авторитета пресекали малейшие тенденции к ослаблению серважа и подавляли всякие попытки крепостных ослабить иго крепостной зависимости.
      Как уже отмечалось выше, в общегосударственной законодательной деятельности значительная роль принадлежала соборам.
      В законодательстве соборов большое место занимали вопросы церковной десятины. Соответствующие постановления и королевские указы направлены на то, чтобы заставить крестьян и землевладельцев исправно вносить десятину церкви и не укрывать имущество от обложения десятиной. Ряд постановлений издано по вопросу распределения десятины. Их мы коснемся в другой связи.
      По решению Майнцского синода 852 г. десятину церкви должны были давать все без исключения как с земли, так и с собираемых фруктов и плодов, а также со скота. За троекратный отказ от взноса десятины угрожало отлучение от церкви со всеми вытекающими из этого последствиями . Это решение повторялось рядом других синодов .
      Трибурский синод 1036 г. вынес столь же строгое постановление о взыскании десятины со славянского населения. Славяне, находившиеся под властью немецких феодалов, должны были вносить десятину, «как и прочие христиане», и их следовало принуждать к этому силой королевского банна .
      Королевская власть в союзе с церковью стремилась подавить силы, враждебные существующему политическому строю и церкви. Выше уже указывалось на постановление Алтайхского синода 916 г. о соблюдении присяги королю. Майнцский синод 847 г. принял специальное постановление о борьбе против заговоров и недозволенных союзов (conjurationes et conspirationes). Всем участвующим во враждебных королю, церкви и существующему порядку действиях и заговорах угрожало отлучение от церкви и преследование . Под этими заговорами и враждебными существующему строю выступлениями имелись в виду прежде всего выступления народных масс против их угнетателей (восстание Стеллинга 842 г. и др.).
      Большое место в государственном законодательстве занимали вопросы перераспределения собственности и ренты между отдельными членами и целыми группами господствующего класса, вопросы их политических взаимоотношений. Это законодательство было связано с политической борьбой, происходившей в тот период в Германии, и в большинстве случаев являлось прямым ее результатом.
      Наибольшие споры и столкновения вызывали вопросы, связанные с церковным землевладением и церковной десятиной. И это вполне понятно: в использовании церковной собственности и десятины участвовали не одни прелаты и церковные учреждения, а широкие круги феодалов во главе с королем; к этому прибавлялись еще и притязания папства па верховную власть над всем церковным землевладением и церковными доходами, а также на свою долю в этих доходах.
      В постановлениях соборов содержатся строгие положения о том, что церковная собственность и десятина должны принадлежать только церкви и служить только ее нуждам. Согласно решениям синодов 841 и 852 гг., вся десятина должна поступать церквам и расходоваться под наблюдением епископа: 1/4 ее шла непосредственно епископу, 1/4 – клирикам, 1/4 составляла долю для оказания помощи нищим и 1/4 предназначалась на оборудование и содержание местной церкви . Но это оставалось только на бумаге. На деле десятина, как и всякий вид феодальной ренты, использовалась всеми, кто имел право собственности на церковную землю и самую церковь (Eigenkirchenrecht), и во многих случаях ею распоряжался король. Не случайно десятина стала одним из элементов «формулы принадлежности» королевских дипломов на дарение земельной собственности .
      Епископы и архиепископы стремились наложить свою руку и на ту часть десятины, которая, согласно постановлениям синодов, должна была поступать местной церкви. Особенно упорная борьба за десятину развернулась между майнцским архиепископом и тюрингскими аббатствами. Архиепископ претендовал на половину десятины во всех церквах Тюрингии и на всю десятину – в церквах архиепископства. По решению Эрфуртского синода, принятому под давлением архиепископа и короля Генриха IV, майнцское архиепископство получало половину десятины от церквей, подчиненных аббатствам; из собственных церквей аббатств и архиепископства десятина должна была поступать каждому собственнику . По существу такое же положение было и в церквах светских собственников. Они распоряжались десятиной как своей собственностью.
      Постановления соборов относительно церковных владений и самих церквей тоже не были в принципе направлены против права «частной церкви». Они запрещали только делить церкви между отдельными собственниками . На деле же. церкви не только делились между наследниками, но и отчуждались по частям .
      Однако самая ожесточенная борьба в среде господствующего класса велась не по этим, а по более принципиальным вопросам. Церковная иерархия во главе с папой стремилась высвободить церковное землевладение из-под власти короля; королевская власть, наоборот, стремилась сохранить свои позиции в церковном землевладении и в церковной организации; светские феодалы стремились сохранить свое положение собственников их «частной церкви». Так образовался запутанный клубок противоречий, разыгравшихся в т. н. борьбе за инвеституру . В этой борьбе победителями вышли церковные и светские князья. Они сорвали намечавшееся в 1111 г. соглашение императора с папой на условиях возвращения епископами и аббатами всех владений и прав, полученных от короля (т. н. регалий) и отказа короля от инвеституры прелатов , и навязали невыгодные для императора условия Вормского конкордата. Вормский конкордат, оставивший за императором инвеституру только скипетром (знаком княжеской власти) и подтвердивший принцип канонических выборов прелатов, уменьшил власть короны над церковным землевладением и усилил церковных князей. Конкордат являлся не столько успехом папства, сколько победой князей. В «Привилегии императора» об этом прямо говорится: «Владения церквей и князей, как и владения прочих клириков и светских землевладельцев, отнятые у них в период этих смут, обязуюсь по совету князей возвратить или, если они перешли в другие руки, приложить все усилия к их возвращению» .
      «Привилегия императора», составляющая часть Вормского конкордата, является важнейшим законодательным актом Германского государства в период начавшегося упадка королевской власти. Она свидетельствует о победе княжеского партикуляризма над проводившейся монархией политикой укрепления общегосударственного единства. Однако не следует переоценивать значения этого политического акта и считать его корнем всех злоключений германской истории, как это делается в немецкой историографии .
      Особую область королевского законодательства и высшей распорядительной власти монархии составляло регулирование отношений между отдельными феодальными сеньориями. Роль верховного арбитра в ссорах феодалов – важнейшая функция королевской власти периода феодальной раздробленности . Даже при том условии, если бы кроме иммунитетных территорий не оставалось никакой иной государственной территории, на долю королевской власти выпадала бы важнейшая роль верховного распорядителя. Ибо нужна была верховная административная и судебная власть, которая примиряла бы враждующих феодалов и усмиряла их подданных. Для роли короля как арбитра в столкновениях феодалов вполне подходит определение государственной власти, данное Т. Гоббсом в «Левиафане», с той только оговоркой, что король периода феодальной раздробленности весьма мало походил на левиафана.
      Король властью своего банна ограждал сеньории, в первую очередь церковные, от вмешательства в их дела посторонних феодалов. Это выражалось в форме пожалования иммунитетом, графскими и фогтскими правами и банном и оформлялось не законодательным актом, а жалованной грамотой. При столкновении же между отдельными иммунистами или их подданными требовался королевский указ . Примером таких указов могут служить постановления Генриха II «о столкновении церковных слуг». Первое постановление от 1023 г. относится к крепостным и слугам (familia) Вормской епископской церкви и Лоршского аббатства, второе от 1024 г. – к челяди Фульдского и Герсфельдского аббатств. Оба эти постановления были вызваны постоянными столкновениями между вотчинниками, их министериалами и крепостными. Как можно судить по преамбуле указа о спорах между челядью вормской и Лоршской церквей, все эти инциденты вдохновлялись и инспирировались обоими прелатами, вечно враждовавшими из-за владений . В постановляющей части декретов король, по совету со своими придворными (consilio meorum fidelium), намечал ряд мер для пресечения этих столкновений, угрожавших безопасности и разорявших обе церкви. Эти меры укладываются, в основном, в рамки тех норм, которые существовали в иммунитетной практике: прелаты и их фогты обязаны были следить за своими крепостными и министериалами и собственными карательными мерами пресекать действия, направленные против другой иммунитетной сеньории. На помощь прелатам и их фогтам должны быть мобилизованы вассалы (fideles). Для контроля и непосредственного воздействия король посылал к верденскому епископу и Лоршскому аббату своих представителей (nuntios), которые должны были следить за тем, чтобы их фогты без промедления пресекали враждебные действия своих familia . Крепостные за участие в нападениях на членов другой familia должны были наказываться различного рода телесными наказаниями, за убийство – денежными штрафами, идущими на уплату вотчиннику вергельда; на министериалов, участвовавших в нападениях, налагались денежные штрафы в размере 10 денариев. Фогтам за непринятие мер против совершивших преступления угрожала потеря должности и королевская опала (gratia nostra et advokatia carebit) . Прелатам за нарушение данного королевского указа угрожал штраф в 2 ф. золотом. Эти королевские указы, с одной стороны, были направлены на защиту иммунитетных привилегий, а с другой – на борьбу со злоупотреблениями этими привилегиями. Эффект их был, по всей вероятности, незначителен. Фогты, на которых возлагалась в основном вся ответственность за поддержание порядка и безопасности, сами являлись сеятелями смут. Угрозы о потере фогтами их «должностей» вряд ли могли на них подействовать, так как фогты вовсе не считали свое положение должностным.
      Более серьезной попыткой наведения «порядка в беспорядке» являлись постановления о мире, издававшиеся королями и отдельными местными властями в XI – XII вв.
       Королевская власть как высший судебный орган.Королевской власти в IX – XI вв. были присущи еще значительные судебные функции характерные во многом для раннефеодальной монархии. Выше отмечалось, что король являлся верховным судьей как по общему земскому праву (Landrecht), так и по ленному праву (Lehenrecht). Феодальное право считало короля источником всякой судебной власти. Теоретически всякий судебный банн исходил от короля; он вручался или лично самим королем, или другим лицом от его имени . Король признавался общим судьей над всеми . В какую бы область он ни прибыл, для него был открыт любой суд и он мот судить по любому делу . Если король являлся в суд графа, то графский суд превращался в королевский . К королю можно было апеллировать на решение любого судьи, если имелись свидетельства, что это решение противозаконно. Апелляция подавалась при посещении королем данной области .
      Ясно, что этим правом могли воспользоваться только свободные, находившиеся под юрисдикцией «публично-государственных» судов.
      Король мог сам потребовать дело на пересмотр. Так, в грамоте для Магдебургской церкви Генрих II предупреждал, что если фогт решит дело несправедливо, то он потребует это дело для пересмотра .
      Из всего этого вовсе не следует, что судебная власть короля имела всеобщий и неограниченный характер. На деле эта власть простиралась только на узкий круг королевских вассалов, и в осуществлении ее король был связан как положениями обычного права, так и соответствующими процессуальными нормами, предполагавшими участие представителей знати (parium suorum) при решении судебных дел и законный характер судопроизводства (legitima discussio). Нарушение Генрихом IV этих исконных прав знати послужило «одной из причин восстания в Саксонии 1073 г. .
      Сам король тоже был подсуден этой знати. При избрании он приносил присягу о соблюдении законов и принципов феодальной справедливости . За свои противозаконные и преступные действия король представал перед судом феодальной знати. Председательствовал на этом суде сам король или пфальцграф . Примером такого разбирательства является решение собрания князей от 1181 (?) по делу, возбужденному Лозаннским епископом против Генриха VI о незаконной передаче королем герцогу Бертольду регалий, традиционно принадлежавших этому епископу. Дело разбиралось в присутствии короля, с участием многих прелатов и баронов, и было решено в пользу епископа . Имеются и более ранние факты разбирательства возбуждаемых против короля дел и вызова монарха пред лицо судящих князей. Трибурский сейм 1076 г. отказал в доверии Генриху IV и заставил его пойти в Каноссу , а Форхгейский сейм 1077 г. и вовсе лишил его власти, решив избрать антикороля Рудольфа Швабского . Примером самостоятельного разбирательства дела императора князьями является также решение Вюрцбургского синода 1121 г. Этому синоду предшествовало княжеское собрание в Кельне, на котором было решено вызвать императора пред лицо князей в Вюрцбург по делу о его споре с папой. Собравшийся в Вюрцбурге синод постановил, что император должен смириться перед папой .
      Таким образом, княжеский суверенитет в государстве дополнялся высшей судебной властью князей. Одно вытекало из другого: избранный князьями король находился под их юрисдикцией.
      Конкретное представление о высшей судебной власти в государстве мы можем составить по данным дипломов и хроник.
      Высшим судебным органом государства была королевская власть вместе с собранием князей. Единого уголовного права в Германии в этот период не существовало; в каждой области было свое обычное феодальное право, которое по-старому называли еще «правом народа» (племени). Королевский суд обычно судил на основании права той области, в которой произошло преступление и к которой принадлежал преступник. Слушание дела обычно тоже происходило на месте, на собрании знати области. Так, Генрих III осудил на собрании баварской знати маркграфа Оттона на основе Баварской правды . Генрих IV осудил мятежного маркграфа Экберта на основе «народного права» (ex jure gentium – очев. Саксонского) на собрании саксонской и тюрингской знати . Рудольфа Швабского Генрих IV судил на основе Аламаннского права . В отношении самого короля действовало только франкское (Рипуарское) право .
      Дела, касающиеся королевских владений, рассматривались в областях судами пфальцграфов палатинатов.
      Председательствовал на королевском суде сам король или заменявшее его лицо. В состав королевского суда в одних случаях были только придворные , в других – представители широких кругов феодалов. В широком составе судебное собрание обычно созывалось при разбирательстве важных политических дел. В таких случаях приглашалась вся знать той области, где происходил судебный процесс, а также и знать других областей. Дело об измене лотарингского герцога Конрада и майнцского архиепископа Руотберта разбиралось на собрании лотарингских и франконских князей . Маркграф марки Нордгау был осужден судом франконских, баварских, саксонских и швабских князей (895 г.) , т. е. князей всего государства. Важнейшие дела обычно разбирались на общегосударственных съездах князей, одну из функций которых и составляло осуществление высшей юрисдикции в государстве . Саксонские феодалы после подавления восстания были по решению князей империи подвергнуты заключению и распределены между этими князьями для содержания под охраной .
      Из приведенных примеров видно, что реально под юрисдикцией королевского суда были только феодалы, в большинстве князья, т. е. те, на кого не распространялась никакая иная юрисдикция. И это было с точки зрения феодальной юстиции совершенно естественным. Суд был сословным, и судебные функции распределялись между отдельными ступенями феодальной иерархии. Королю оставалось судить только тех, кто находился на 1-2 ступени ниже его по иерархической лестнице, т. е. князей .
      Крепостных судили сами вотчинники, фогты и министериалы; министериалов судили их господа; вассалов судили их сеньоры.
      У короля, как у вотчинника, были еще свои мелкие вассалы и министериалы. Но в отношении их действовали общие принципы ленного, министериального и вотчинного права.
      Таким образом, судебная власть короля все больше приближалась к судебной функции верховного сюзерена.
      Кроме разбирательства судебных дел королевских вассалов, у короля оставались еще функции высшей судебной инстанции по делам подвассалов.
      Однако в чисто сюзеренную судебную власть юрисдикция германского короля в изучаемый период еще не превратилась. Здесь имелись аллодисты не вассалы, которые оставались в судебной зависимости только по линии земского права (Landrecht) и, следовательно, были подсудны только публичным судам, подчиненным королевской власти.
      Королевская власть возглавляла всю юрисдикцию в стране. Для придания законности существующей судебной власти, в том числе и фогтской юрисдикции в вотчинах, требовалось формальное получение судебного банна от короля .
      Обратимся к юрисдикции королевского суда.
      Чаще всего королевский суд занимался делами, связанными с враждебными действиями против королевской власти. Обычно это были такие дела, по которым не требовалось специального расследования и особых доказательств. Это были заговоры, мятежи и восстания отдельных феодалов. Когда король их подавлял (что не всегда ему удавалось), он, как победитель, устраивал суды над мятежниками, предъявляя им обвинения в нарушении верности (infidelitas), в преступлениях против его величества (reus majestatis) и пр. За такие преступления суд двора или княжеское собрание объявляли виновного врагом государства и короля (hostem regni et imperii) и судили, как уголовного преступника (capitali sententia). Осужденного по уголовному делу объявляли лишенным права и покровительства закона и наказывали смертью, заключением или изгнанием и конфискацией имущества. Лены осужденного обычно переходили сеньору, аллоды – королю или родственникам виновного . Иногда фиску переходило все имущество осужденного. Вот некоторые примеры.
      Генрих V подавил в 1114 г. бунт, возглавляемый графом Вигбертом, и захватил в плен самого графа. Для осуждения мятежников король собрал курию князей в Вюрцбурге. Граф был приговорен к смертной казни с конфискацией всех его владений. Приговор приведен в исполнение . Столь же решительно расправился некогда Генрих IV с мятежным маркграфом Экбертом. Правда, самого маркграфа поймать не удалось, но все владения его были по суду князей конфискованы . Иногда владение осужденного магната делилось между князьями, принимавшими участие в его осуждении. Так было в 906 г. с Адальбертом Бабенбергом. По словам Регино, все владения этого магната, отошедшие фиску, были розданы знати . То же произошло и с ленами осужденных в 1075 г саксонских феодалов. Генрих IV роздал эти лены своим вассалам .
      Но не всегда удавалось королю осуществить правосудие в отношений мятежных феодалов.
      Когда Генрих V в 1113 г. подавил мятеж графа Бар и овладел ценой больших жертв его крепостью, знать воспрепятствовала осуждению мятежника, и он остался совершенно не наказанным.
      Чтобы осуществить королевский приговор, приходилось прибегать к военной силе. В этом случае дело решалось не «юстицией», а оружием. Часто в таких случаях судья – король оказывался побежденным. Так, в 1085 г. Генрих IV пытался привести в исполнение решение о конфискации имущества у саксонской знати за участие в антикоролевском мятеже, но знать оказала сопротивление и снова подняла мятеж. Король вынужден был возвратить конфискованное имущество и поспешно удалиться из Саксонии .
      Иногда король, сознавая свое бессилие расправиться с мятежными феодалами, проявлял поразительное «мягкосердие» и не только не наказывал их за преступные действия против своей власти, но даже награждал. Так поступил Генрих IV с бунтовавшим против него графом Генрихом Лимбургским. Овладев крепостью графа, он не только возвратил ему все владения, но и пожаловал вдобавок герцогством Лотарингским . Цель подобных поступков ясна: король пытался подкупить мятежных феодалов уступками и сделать их из врагов верными вассалами. В этом, безусловно, был свой смысл: всех феодалов, являвшихся открытыми или потенциальными мятежниками против короля, наказать было невозможно. К тому же и наказания действовали малоэффективно. В этом короли убеждались на опыте. По рассказу Оттона Фрейзингенского, Генрих V в 1114 г. покорил Лотаря Суплинбургского и до такой степени устрашил всех князей, что они не отважились больше бунтовать (rebellare) против императора . Но не прошло и полгода, как поднялся новый антикоролевский мятеж.
      Наказание мятежников являлось для королевской власти делом весьма сложным не только по причинам политическим, но и по причинам «техническим». У короля не было столько тюрем и охраны, чтобы содержать осужденных бунтовщиков, тем более, что у них всегда находились вооруженные помощники, готовые поспешить на выручку заключенным.
      После подавления Саксонского восстания в 1075 г. мятежные саксонские феодалы были приговорены королевско-княжеским судом к заключению. Но осужденных оказалось такое множество, что королю было не под силу охранять и содержать их, и они были розданы для охраны князьям империи . Однако последние только для виду держали мятежников под охраной, и вскоре, когда начались новые смуты, отпустили их восвояси.
      Королевский суд занимался не только делами, связанными с преступлениями против королевской власти, но и делами, возникающими между феодалами. Здесь король выступал в качестве арбитра. В Кельнской хронике за 1111 г. рассказывается, что Генрих V разрешил тяжбу между герцогом Лиутгарием и маркграфом Рудольфом . Данные об улаживания королем споров между феодалами встречаются также в королевских дипломах . Королевской власти в XI – XII вв. приходилось также часто разбирать споры между церковными землевладельцами и фогтами , и между господами и их министериалами . В этих случаях решения королевского суда были более действенными. Но и здесь имели место нарушения судебных приговоров, часто остававшиеся безнаказанными.
      Король располагал административной властью. Он мог налагать свой банн за преступные действия, направленные против интересов монархии и церкви, а также за служебные упущения должностных лиц (фогтов, графов и пр. «судей»). В отдельных случаях король властью своего банна подтверждал решения государственного суда . Властью банна король мог без всякого участия оптиматов издавать отдельные распоряжения и постановления административно-судебного характера .
      Штраф, налагаемый королевским банном, колебался в размерах от 2 до 1000 ф. золота . Чаще всего он составлял 100 ф. . За нарушение верности королю (Majestatverhrechens) платился обычно штраф в 300 ф. За нарушение королевских декретов должностными лицами угрожала потеря милости (gratia) короля, влекшая за собой лишение лена и должности . За восстановление «милости» уплачивался штраф в 100 ф. и, кроме этого, в отдельных случаях требовалось еще публичное покаяние .
      Об интересном случае королевского административного наказания сообщает Титмар Мерзебургский: Магдебургский архиепископ принял с королевскими почестями саксонского герцога Германа Биллунга. Оттон I, видя в этом умаление собственного королевского достоинства, наложил на прелата большой штраф: за каждый звонивший в честь герцога колокол, а также за каждую горевшую в честь этого торжества люстру архиепископ должен был уплатить по одной лошади.
      Королевский банн, как и всякая принадлежащая королю прерогатива, связанная с получением доходов, отчуждался и переходил в руки князей. И хотя король в принципе не терял своих административно-судебных прерогатив, но практически в его руках оставалось все меньше и меньше административно-судебной власти, так как банн над отдельными поместьями, бургами, городами и целыми территориями сосредоточивался в руках вотчинников-князей.
      Из нашего обзора судебной власти германских королей IX – XII вв. явствует, что в этот период монархия обладала еще значительными прерогативами в судебной области. Король был носителем высшей судебной власти в государстве. В формальном смысле от него получали свои полномочия все, кто осуществлял юрисдикцию в стране. Эти судебные функции германских королей в известной степени сохраняли еще раннефеодальные черты: король воплощал высшую судебную власть над всем тем населением, которое не было еще втянуто в поземельную и личную зависимость и в вассально-ленные отношения. Но, с другой стороны, и это уже было главным и определяющим, королевские судебные функции имели характер судебного сюзеренитета: Король – судья над своими вассалами и подвассалами. В ходе исторического развития, в результате острой политической борьбы между королевской властью и крупными феодальными землевладельцами, судебные права монархии сужались и приобретали формальный характер. Королевская юрисдикция превращалась в верховный сюзеренитет. Территориальным государственным судом стал не королевский суд, а княжеские вотчинно-территориальные судебные органы. Это было следствием хозяйственного и политического преобладания территориальных князей над общегосударственной королевской властью.
       Королевский фиск.Вопрос о фиске это не просто вопрос о «государственных финансах» и бюджете монархии, но одновременно и вопрос о распределении прибавочного продукта в государстве, вопрос о месте и роли высших государственных органов в системе этого распределения.
      Главным источником для изучения доходов фиска являются королевские грамоты, в которых отражено отчуждение этих доходов монархией в пользу отдельных феодальных землевладельцев (иммунитетные грамоты, дипломы на пожалование банном, графствами, фогтствами, пошлинами, правами на доходы и т. п.). И это не случайно: переход всех этих прав от монархии к отдельным собственникам составляет одну из характернейших черт политического развития в данный период. Королевская власть выступает при этом в качестве активного субъекта, раздающего феодалам источники и средства получения феодальной ренты.
      Переход большей части этих поступлений в руки отдельных сеньоров означал вместе с тем упадок королевской власти и усиление феодальной раздробленности.
 

* * *

 
      Источниками доходов фиска являлись: 1) домениальное землевладение; 2) государственные поборы и налоги; 3) церковные сервиции; 4) пошлины и регалии; 5) штрафы и конфискованное имущество; 6) выморочное имущество князей и прочих королевских вассалов, а также аллодистов; 7) дани покоренных народов.