Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века)

      В дипломах и других источниках встречаются следующие названия пошлин: navigium(с кораблей), carrigium (с сухопутного транспорта), pontaticum (с мостов), rotaticum (с колесного транспорта) , ripaticun (береговые), salutatioum, cespitaticum, cenaticum, pastionem, laudaticum, trabaticum, pulveraticum , сбор с пристаней (reditus de statione navium , рыночные пошлины от продажи и купли различного рода товаров , специально – рабов ; за провоз по горным перевалам и тропам и пр.
      Пограничных таможен, взимавших ввозные и вывозные пошлины, не существовало. Пошлины взимались только в определенных местах – пристанях, переправах, пунктах продажи и транзита, или просто в специально установленных пунктах . По закону пошлины должны были взиматься только с торговых перевозок, с купцов и тех, кто занимался торговлей (mercatores, negotiatores). Но на деле феодалы, присвоившие себе пошлинное право, взимали пошлину со всех проезжих и прохожих. Папа Виктор II жаловался императрице Агнесе, что к уплате проездных пошлин принуждаются пилигримы и папские посыльные как за себя лично, так и за своих лошадей . Патриарх аквилейокий взимал пошлины даже с проезжавшего по своим делам духовенства. Конрад III запретил ему это специальным указом . Мостовую пошлину взимали, как правило, со всех проезжавших или проходивших по мосту. Чтобы избавиться от нее, церкви и монастыри строили для себя собственные мосты. Так, например, монастырь в Пассау начал строить собственный мост, чтобы избавить своих людей от мостовых пошлин, взимавшихся пассауским епископом .
      Размеры пошлин были самые различные. В каждом городе и в каждом таможенном пункте существовали свои нормы. Так, например, в Страсбурге пошлина составляла один и две трети процента от проданного товара и по 4 ден. от перегрузки с судна на судно , в то время как в других городах норма пошлины доходила до 10% .
      Подробный тариф пошлин, взимавшихся в Кобленце, содержится в подложном дипломе Генриха IV (№ 487) для Трирского собора св. Симона. Пошлины взимались с прибывавших в Кобленц кораблей и проданных на местном рынке товаров. В обложении кораблей, прибывавших из разных пунктов, имелись значительные различия. Прибывшие из дальних областей давали больше. Так, например, с корабля, доставившего товар из пунктов, расположенных в бассейне р. Мозеля, уплачивалась мера меда, две меры «bacena» и 2 денария вина; с корабля, прибывшего из Фландрии, – 2 овчины, сыр и 2 ден. вина; с кораблей, приплывших из Кельна, Майнца, Вормса и Шпейера, – по 4 ден. и 1 денарий вина; из Констанца и Цюриха – по 1 сиклю и т. д. За проданного раба платилось 4 ден.; продающие мечи давали десятый меч; булочники – один хлеб за каждый день торговли, башмачники давали по I ден. при посещении судебного собрания (ad placitum) и, кроме того, 5 ден. к празднику св. Мартина и т. д.
      Королевская власть использовала часть таможенных и торговых пунктов для сбора пошлин в пользу казны. Этим делом ведали органы публичной власти – графы, бургграфы, шультгайсы и специальные министериалы – таможенные служащие и надсмотрщики за рынками. Графы и бургграфы осуществляли посредством своего банна надзор, принуждение и юрисдикцию, связанные с взысканием пошлин. Они получали за это следуемую им одну треть штрафов. Пошлины, взимавшиеся фиском, считались обычно принадлежностью графства или бургграфства.
      Оттон II передал пошлинное право Утрехтской епископской церкви с такой формулировкой: «взимать столько пошлин, сколько до этого взимал граф Вальгер» . Оттон III подарил Люттихской епископской церкви «остатки» графства Гей. Среди этих «остатков» числились монетное право и пошлины . В епископских городах собирали пошлину министериалы (oficiales), которые были иногда арендаторами таможенных пунктов .
      При переходе пошлинного права в руки отдельных феодальных землевладельцев к ним переходила и принудительная власть, связанная со взысканием пошлин.
      Пошлинное право отчуждалось фиском двояким путем – посредством пожалования пошлинными привилегиями и посредством передачи прав на взыскание пошлин.
      Отдельные вотчины и купечество отдельных городов получали привилегии, освобождавшие от уплаты пошлин в определенных пунктах или на всей территории государства. Подобного рода привилегии раздавались уже франкскими королями . В изучаемый период, в связи с усилением вотчин и городов и раздачей иммунитетов, эти привилегии распространялись все больше и больше. Примером полного освобождения от всяких пошлин на территории всего государства является указанная уже выше привилегия для монастыря Мурбах . Примером частичного освобождения от некоторого вида пошлин может служить привилегия, выданная Оттоном II по просьбе пассауского епископа жителям Пассау. Согласно этой привилегии горожане Пассау освобождались от пошлин за перевоз по водным путям в пределах всего государства . Некоторые города и вотчины (до XI в. города, как правило, еще не выделились из вотчин) получали торговые привилегии только в определенных пунктах. Так, в 1074 г. Генрих IV освободил горожан Вормса за оказанную ими королю помощь от пошлин в городах Франкфурте, Бопарде, Гаммерштейне, Дортмунде, Госларе и Энгере .
      Пошлинные привилегии уменьшали доходы фиска от пошлинной регалии. Практически к этому приводила и раздача общих иммунитетных привилегий. Иммунитетные грамоты, как известно, запрещали органам королевской власти вступать в пределы иммунитетных территорий для каких бы ни было целей, в том числе и для взыскания пошлин . В некоторых иммунитетных привилегиях имелись на этот счет еще и особые указания. Так, в грамотах для Шпейерской епископской церкви содержатся указания о полном освобождении от всяких взносов в казну как с земельных владений церкви, так и с доходов от пошлин . Под доходами от пошлин в данном случае имелось в виду все, что получал епископ от пошлинных привилегий и пожалований, в том числе и от пошлинных изъятий для епископской церкви в самом городе Шпейере.
      Но пошлинные привилегии не являлись основной формой отчуждения фиском пошлинной регалии. Такой формой была передача в руки крупных феодальных землевладельцев самой регалии, то есть права сбора пошлин. Торговыми и пошлинными привилегиями пользовались не только феодалы, но и города; пошлинной регалией в первое время обладали одни только вотчинники – князья .
      Пожалования пошлинной регалией встречаются уже в начале X в. . В дальнейшем ее отчуждение происходило весьма интенсивно, о чем красноречиво свидетельствует тот факт, что пошлинная регалия стала упоминаться в стереотипной формуле принадлежности королевских дипломов, как один из объектов собственности, наряду с земельными угодьями, чиншами, манципиями и т. п. .
      Передача пошлинной регалии, почти как правило, соединяется с передачей рыночной и монетной регалий и административно-судебного банна. Типичной в этом отношении является грамота Генриха III Бранденбургской епископской церкви. Грамота утверждала право полной собственности церкви на рынок, монету, пошлины, судебную власть и все, чем располагала корона, над пунктом Уралебен в Северной Тюрингии . В одном из дипломов Оттона III разъяснялось, почему король вместе с рыночным и пошлинным правом передает аббатиссе банн: пусть аббатисса имеет власть пресекать все, что направлено против законности, и что может помешать ей в осуществлении полученных прав, с тем чтобы не было поводов для вмешательства в дела аббатства со стороны каких-либо судебных властей . Другими словами банн, был необходим для того, чтобы реализовать права на эксплуатацию рынка и сбор пошлин – potestatem habeat banno nostro constringendi omnes, qui illus conveniunt, ad omnem iustltiam faciendam . Без принудительной административно-судебной власти феодалы не могли обойтись одинаково и в сельской, и в городской вотчине.
      Связь пошлинного права с рыночным указывает на характер самих пошлин: пошлины в этих случаях были рыночными. В франкский период о рыночном праве почти не слышно. Пошлины взимались, как правило, от перевозок. Начиная с середины X в., королевские дипломы все больше и больше упоминают о пожаловании рыночным правом – правом учреждения и эксплуатации рынков (mercatum constituer) .
      Рыночное право, как и пошлинное, являлось регалией, т. е. прерогативой королевской власти. Даже для учреждения рынка в собственном владении феодалу необходимо было получить королевскую грамоту . Это объясняется двумя обстоятельствами: во-первых, тем, что право на рынок включало в себя право на рыночные пошлины (mercatum constituere... teloneumque exigere – DK. I, 36), которые являлись согласно установившимся правовым отношениям собственностью государства; во-вторых, тем, что для реализации рыночного права необходимо было обладать административно-судебной властью, то есть королевским банном. Пожалование правом рынка дополнялось, как правило, пожалованием банна.
      Рыночное право было тесно связано и с монетной регалией. В некоторых дипломах монетное право характеризуется как дополнение к рыночному праву: «...право основания рынка с монетой, пошлинами и пр.» . Эта связь монетного права с рыночным определялась характером самой монеты и всего денежного обращения того времени. Монета, хотя она являлась и государственной (regalia, moneta publica) , имела местный характер. В каждой области и даже в отдельных городах была своя монета. Обслуживание рынка средством платежа и обращения требовало чеканки монеты на месте. Такое положение более всего было выгодно крупным феодалам. Они могли лучше, чем король, использовать монетное право.
      Монетная регалия давала фиску не больше, если не меньше доходов, чем пошлинная. Само право монеты трактовалось как право на пошлину от монетного дела. Другого значения это право в тех условиях и не могло иметь. При отсутствии унифицированной государственной денежной системы денежная эмиссия практически была невозможна. Монета должна была обладать товарной ценностью. Право чеканки означало прежде всего право на получение пошлин от монетариев. В некоторых дипломах об этом так прямо и говорилось. Так, Оттон I, жалуя Утрехтской епископской церкви монетное право, запретил органам публичной власти взимать пошлины с монеты и пользоваться другими правами, связанными с монетной регалией . Из диплома Оттона III аббатству в Зельце явствует, что взимание монетной пошлины было общим правилом .
      При чеканке монеты из металла сеньора монетчики получали в свою пользу часть монеты и платили за это чинш. Так было в Страсбурге . Монетчики монастыря св. Михаила в Вердене платили в год 5 сол. .
      Отчуждение государственной властью монетной регалии, означало в ее глазах не больше, чем отчуждение пошлинного и рыночного права, или любого другого объекта феодальной собственности. Приобретенное крупными феодальными землевладельцами монетное право стало их наследственным достоянием (in proprium tradidimus – DO. III, 312). Оно вошло в формулу принадлежности и иммунитетные грамоты . Оно могло свободно отчуждаться и сосредоточиваться в одних руках.
      Рыночное, пошлинное и монетное право часто связывались с определенными пунктами, обычно villa, и передавались вместе с этими пунктами. Оттон I подарил Утрехтской епископской церкви земли, принадлежавшие до тех пор графу Ато, и вместе с этими землями передал церкви пошлины, относившиеся к подаренному пункту (villa) . Означенное место являлось, по всей вероятности, пунктом по сбору государственных пошлин. С разложением графства этот пункт вместе с относящимся к нему пошлинным правом начал отчуждаться сам по себе.
      Оттон III подарил Лютихской епископской церкви все государственные права, в том числе пошлинное и монетное право, над villa Bomele .
      В дипломе Генриха III для монастыря Гизлиан (Нидерланды) обнаруживается связь таких villae с прежней системой графств. Король подарил аббатству все графские права над villa Базилика, в том числе рыночное право, а также судебные и прочие публичные функции .
      Эти примеры показывают, что переход в собственность феодальных землевладельцев территории, принадлежавшей органам государственной власти, влек за собой переход к ним государственных прав и функций.
      Пошлинная, рыночная и монетная регалии дарились королевской властью чаще всего епископам и аббатам в вознаграждение за их сервиции королевскому двору. Светские феодалы, по-видимому, получали от короля меньше этих прав. Однако имеются многочисленные факты дарения регалий и светским феодалам. Так, Оттон III разрешил графу Бертольду основать рынок, и притом в округе другого графа – Гильдебальда , и владеть им на правах частной собственности. Больше других королей подобных дипломов выдал Генрих IV. Он передал в собственность графу Эбергарду монетное право в Кирхгейме и разрешил тому же графу иметь собственную монету (propriam monetam) . Пфальцграфу Фридриху он предоставил пошлинное, рыночное и монетное право вместе с соответствующим банном в г. Зульцен . Графу Цейцольфу – в Зенсгейме .
      Впоследствии регалии оказались во многих, если не в большинстве, случаев у светских феодалов и у некоторых крупных городов. Регалии были ими присвоены или приобретены путем получения в лен, а также путем купли и обмена.
      Пожалованные королем в собственность отдельным феодалам регалии, хотя и составляли предмет собственности последних, все же теоретически рассматривались как принадлежность короны, как инвестированные государством права на владение , за которые следовало выполнять государственные повинности. Это относилось в особенности к церквам. В период борьбы за инвеституру, когда «теоретическая правовая мысль» начала более тонко отличать государственное от частного, все регалии, в том числе рыночная, монетная и пошлинная, как бы давно они ни были переданы церквам, были объявлены собственностью короны . По условиям намечавшегося в 1111 г. соглашения между императором и папой регалии должны были перейти обратно в распоряжение императорской власти за счет отказа ее от инвеституры . Следовательно, с правовой и политической точки зрения речь шля о том, чтобы или признать власть короля над церковью в целом и над ее собственностью в частности, или возвратить королю все полученное от государства (regalia). В отношении светских князей для подобной постановки вопроса правовой основы не существовало. Светские князья все без исключения получали инвеституру от короля; эта инвеститура символизировала передачу княжеских прав, в том числе и регалий.
      Безусловно, эти правовые тонкости не играли никакой самостоятельной роли. Они служили только юридическим оформлением складывавшихся в среде господствующего класса феодального государства имущественных и политических отношений. Но при соответствующем изменении экономических условий эти формальные права короны могли быть превращены в реальные и стать юридической основой политической централизации феодального государства. Но в Германии таких условий не существовало.
      Приобретенные феодалами регалии использовались ими по собственному усмотрению: реализовались для получения доходов, отдавались в лен, продавались, менялись и закладывались . При этом феодалы могли произвольно увеличить предоставляемые им регалией права. Об этом красноречиво свидетельствует указ Фридриха I от 1157 г. о взимании пошлин на р. Майне между Бабенбергом и Майнцем. Поводом к изданию этого указа послужили жалобы горожан Вюрцбурга на «новые и несправедливые пошлины, взыскиваемые во многих местах по р. Майну с проезжих купцов» и совершенно разорившие жителей города. Оказывается, что вместо трех законных пунктов, пошлины взимались во многих местах, и притом в повышенных размерах. Император предложил всем обладателям таможенных пунктов явиться к нему и доказать свое право на взимание пошлин. Все, не имевшие соответствующих королевских грамот, лишались присвоенного ими пошлинного права. Впредь пошлины в определенном размере – 4 ден. с корабля – разрешалось взимать только в определенные периоды в трех пунктах, один из которых был государственным .
      Среди феодалов, взимавших на Майне пошлины, несомненно, были и такие, которые не имели на это никаких королевских дипломов. Пошлинная регалия, как и другие аналогичные права, присваивалась многими феодальными землевладельцами самочинно.
      Мы остановились подробно на трех наиболее важных в смысле получения феодальных доходов регалиях. Но регалий и баналитетов было значительно больше. Эксплуатация любого промысла являлась в условиях того времени монополией короля или какого-либо феодального землевладельца и рассматривалась как особая регалия или баналитет. Так, добыча ископаемых была связана с обладанием горной регалией, которая обычно передавалась, как и другие аналогичные права, королевскими грамотами . Добыча соли была связана с получением соляной регалии . Производство пива и продажа его связаны с пивной регалией . При пожаловании регалии король иногда оставлял за собой часть дохода .
      Кроме этого, был еще ряд баналитетов. Винный банн (bannwin, bannum et licentiam de vineis colligendis) , который предполагал не только право на производство вина, но и право на содержание пунктов по его продаже (bannalem tabernam) , мясной банн (bannum macelli), который давал право торговли мясом и право на получение мясной пошлины ; водный и рыбный банн, который давал право рыбной ловли в определенных водах и право на эксплуатацию водных переправ ; мельничный бани, который давал право устройства мельниц в определенных местах и предполагал принудительный для населения помол на этих мельницах .
      Выше мы уже говорили об охотничьем банне (Wildbann). Таким образом, буквально все промыслы были связаны с наличием соответствующих прав, именуемых регалиями и баналитетами.
      Но это вовсе не значит, что для использования любой регалии или баналитета каждому феодалу обязательно следовало получить соответствующий диплом от короля. Во многих случаях баналитетные права осуществлялись феодальными землевладельцами собственной властью. Даже весьма важные регалии, как, например, право чеканки монеты и пошлинное право, присваивались самочинно . Королевская власть не могла воспрепятствовать этому.
      Таким образом, баналитеты не являлись прерогативой одной только королевской власти, они были монопольным правом всех феодалов. В этом заключен весь смысл баналитетов и регалий в данный период. Король, как самый крупных феодал, пользовался ими больше других, но отнюдь не являлся монополистом или даже распорядителем в отношении всех этих прав.
      Баналитеты были разновидностью феодальной собственности. Они обеспечивали феодалам получение прибавочного продукта, где бы он ни появлялся в условиях феодального способа производства.
      Для появления новых отношений эти монопольные нрава феодалов служили серьезным тормозом. Они не давали возможности крестьянам и горожанам заниматься промышленной деятельностью и накапливать средства, необходимые для этой деятельности. Они использовались феодалами для усиления эксплуатации непосредственных производителей.
      Реализация феодалами их баналитетов и регалий предполагала организацию промыслов и торговли. Чтобы получать доходы от рыночной регалии, нужно было открыть рынок, чтобы воспользоваться горной регалией, нужно было заняться добычей металлов, для реализации пивной регалии требовалось создание пивоваренных заведений, для реализации мельничного баналитета – устройство мельниц и т. п. Таким образом, феодалы в погоне за новыми источниками получения прибавочного продукта должны были способствовать в определенных рамках развитию торговли и промыслов. Сами они, впрочем, непосредственно не занимались организацией всей этой деятельности, как не занимались и организацией сельского хозяйства – главной отрасли производства того времени; это осуществлялось руками министериалитета. Феодалы только получали готовый прибавочный продукт.
      Все это достаточно красноречиво говорит, что взгляды сторонников вотчинной теории о положительной преобразующей роли феодальной вотчины в деле развития ремесла, торговли и городов, не имеют научного обоснования. Вотчинники и вместе с ними королевская власть способны были только пожинать готовые плоды от ремесленной и торговой деятельности. На этом принципе основывалась «экономическая политика» феодального государства и каждого феодального вотчинника.
      Мы рассмотрели основные источники доходов фиска. Кроме этих основных источников, некоторую роль в доходах казны играли разного рода случайные статьи – поступления от конфискованного по суду имущества, судебные штрафы и наследуемая королем выморочная собственность. В дипломах часто встречаются данные о поступлении в фиск земельных владений феодалов, умерших без права передачи собственности по наследству , владений, перешедших фиску по суду , а также выморочных земель.
      Но все эти «случайные» статьи доходов серьезного значения для фиска не имели. Поступившие земли обычно тотчас же отдавались в пользование другим феодалам .
      Важное место в доходах фиска, как можно судить, занимали поступления от церковных и светских феодалов за полученные ими «должности» и королевскую инвеституру. На современном языке это можно назвать просто взятками, на языке феодальной эпохи это называлось «королевской долей» в доходах от феодальной собственности, передаваемой королем прелатам и светским магнатам. Правда, в глазах представителей клира, от которых мы и черпаем об этом известия, взятки с прелатов выглядели как противозаконное явление, как симония. Но этим церковники выражали только свою оппозицию к светской власти. С точки зрения феодального государства, всякое право, инвестируемое государственной властью, должно вознаграждаться. И эта точка зрения, безусловно, больше отвечает характеру отношений в среде эксплуататорского класса феодального государства, чем точка зрения церковной оппозиции.
      Покупка епископств и аббатств была явлением привычным. Козьма Пражский говорит об этом следующей образной поговоркой: «Постучишь в королевскую дверь пустой рукой, с пустой и возвратишься» .
      Випо говорит о большой взятке короля за епископство, как просто о выгодной для фисла сделке . Существовала даже неофициальная такса на покупку должностей епископов и аббатов. За аббатство Райхенау, например, нужно было заплатить 1000 ф. , за Трирское архиепископство – 1100 марок ; за Лютихское епископство – 7000 ф. .
      То же можно сказать и относительно светских княжеств. Графства, маркграфства, герцогства, фогтства, поскольку они инвестировались королем, давались за деньги; графства – просто продавались наравне с отчуждаемой собственностью. Маркграфство Антверпен было отдано Генрихом IV за 40 ф. золота , за Лаузитц было заплачено 2000 ф. серебра ; за Баварское герцогство король получил много денег и земельные владения . О продаже и купле графств красноречиво рассказывает Адам Бременский .
      В завоеванных и подвассальных странах продажа церковных и светских должностей: производилась императорами еще более открыто. Здесь продавались не только места прелатов и маркграфов, но и сбывались за деньги целые области. Так, например, Лотарь III продал датскому королю Кнуту свои права на всю область бодричей .
      Перечисленные источники доходов фиска давали большие поступления, однако они не могли покрыть тех безграничных нужд, которые наваливались на королевскую camera. Дело шло не об одном содержании двора, а о постоянных больших затратах, связанных с проведением королевской политики. Королевской власти приходилось постоянно подкупать, вознаграждать, задабривать . Г. Вайц правильно отмечает, что короли больше раздавали, чем получали . Награбленное на войне обычно сразу делилось между участниками похода , собранное в казне раздавалось, и казна, как бы она ни была полной, вскоре оскудевала .
      Королевские дарения и раздачи имели почти всегда определенное целевое назначение. Об этом мы можем прочитать в королевских дипломах. Иной раз здесь дается совершенно откровенная формулировка мотивов дарения, иногда, несколько дипломатичная. Так, Генрих IV, передавая базельскому епископу поместье и бург, указывал в своей грамоте, что вознаграждает этим за верность и поддержку в происходившей борьбе . Генрих II подарил вюрцбургскому епископу поместье Зельца «в знак вознаграждения за его жертвы и покорность» . Прелатам король обычно дарил земли и регалии с тем, чтобы получить от них помощь в своих политических мероприятиях, а также сервиции и деньги.
      В деньгах, получивших к тому времени уже весьма широкое распространение в хозяйственной жизни, и в натуральных сервициях королевская власть постоянно нуждалась. Столь знакомое для феодальной сословной монархии явление, как дефицит казны, давало себя знать в Германии уже в XI в. Короли вынуждены были влезать в долги. Так, Генрих III заложил вормскому епископу за 20 ф. золота и 200 ф. серебра поместье, а гальберштадтскому епископу он заложил даже корону . Генрих IV заложил за денежный заем монастырю Нидералтайх поместье Беринген .
      При таких условиях королевской власти приходилось искать новые возможные источники пополнения казны и обращаться за помощью к феодалам и городам. Возможно, что делались попытки ввести какое-то общее обложение всех феодальных землевладельцев и городов. Известия, хотя и не вполне точные, на этот счет имеются. Так, в Регенсбургских анналах за 1084 г. рассказывается, что, когда Генрих IV вернулся из Италии, где были израсходованы все имевшиеся в фиске средства, он намеревался собрать деньга с епископов, аббатов и прочих князей и, в первую очередь, с городов. Но эта попытка успеха не имела и только вызвала общее недовольство феодалов . Тем же окончились и аналогичные попытки Генриха V. По словам Оттона Фрейзингенского, император по совету своего шурина – английского короля пытался ввести общий налог и вызвал этим ненависть у оптиматов . Тщетными были попытки этого короля обложить феодалов Саксонии и Лотарингии. Здесь он натолкнулся на сопротивление магнатов и вынужден был отказаться от своей затеи . В Саксонии он, как и его отец, не мог собрать даже присваиваемый феодалами поземельный чинш с владений домена. Сведения о попытках обложения феодалов и городов в конце XI – начале XII в. не следует понимать в том смысле, что предпринимались меры к введению постоянных государственных налогов на все население страны или хотя бы на тех, кто обладал собственностью . Это всего лишь попытки найти выход из затруднительного финансового положения посредством получения субсидий у феодалов и эксплуатируемых ими городов. Речь шла не о постоянных налогах, а только о вспомоществованиях, об известных с давних пор подарках (dona). За этими dona короли обращались и к отдельным магнатам и ко всем феодалам вместе. Очевидно, такого рода dona имел в виду Генрих IV в своем письме к епископу бамбергскому Руперту. Король приглашал епископа на собрание в Вормс и заодно, пользуясь случаем, напоминал ему насчет денег, которые король давно уже ожидал от него . Вероятно, прелат всячески увиливал от уплаты денег, и король в деликатной форме писал ему: «нам весьма стеснительно и неудобно (magnum impedimentum... et incommodum) ожидать так долго этих денег».
      Суммируя все изложенное выше о фискальной базе германской монархии X – XI вв., мы можем сделать следующие выводы.
      Основным источником поступлений служило королевское землевладение, состоявшее из вотчин царствующей династии и земельной собственности короны. Значительная доля его составляла королевский домен и эксплуатировалась непосредственно королевским двором (Tafelguter). Остальные земли были розданы во владение церковным учреждениям (фамильным королевским, имперским и прочим церквам и монастырям) и в бенефиции (лены) светским феодалам и королевским министериалам. Но поступления от домениального хозяйства только отчасти покрывали потребительские нужды королевского двора. В значительной мере эти нужды удовлетворялись за счет натуральных сервиций церквей и монастырей. Известное место занимали также государственные поступления в форме налогов, судебных штрафов, пошлин и т. п.
      Собираемые фиском натуральные и денежные средства расходовались на содержание двора (королевского семейства вместе с штатом слуг и министериалов), представлявшего собой центральный аппарат феодального государства, а также на различного рода подачки для феодальной знати.
      Кроме непосредственных поступлений, составлявших доходную часть королевского бюджета, монархия располагала еще правами на различные доходы (регалии), которые ею не использовались, а передавались отдельным феодальным землевладельцам (чаще всего церковным) в расчете получить за это натуральные сервиции или поддержку в своих политических и военных мероприятиях. В этом главным образом и состояло значение регалий в данный период. Но отчуждение регалий короной и закрепление их в собственности отдельных феодальных землевладельцев подрывало общегосударственную власть и приводило к росту политической разобщенности.
      Анализ королевских доходов показывает, что основная их масса представляла собой феодальную ренту, получаемую королем как земельным собственником. Эта рента создавалась крепостным и зависимым крестьянством, сидевшим на землях домена и во владениях, переданных короной церквам и монастырям. Остальные поступления, собираемые фиском в виде налогов, пошлин, судебных сборов, штрафов и т. п., представляли собой долю прибавочного продукта тех категорий непосредственных производителей, которые еще не были окончательно втянуты в отношения частной поземельной и личной зависимости и продолжали оставаться под юрисдикцией государства. Завершение процесса формирования феодальных производственных отношений приводило к все большему сокращению этих источников государственных поступлений, так как прибавочный продукт крестьян приобретал свою специфическую для феодализма форму – форму ренты феодальному собственнику. Потеря государством своей доли прибавочного продукта этой категории непосредственных производителей обусловлена самим фактом вступления в частную поземельную и личную зависимость. Но она во многих случаях оформлялась особыми юридическими актами – королевскими дипломами на пожалование иммунитетными привилегиями, регалиями и банном. Этими актами королевская власть оформляла свой отказ от причитающейся ей реальной, а в некоторых случаях уже только идеальной, доли выколачиваемого из феодально-эксплуатируемых крестьян прибавочного продукта, уступая весь этот продукт феодальному землевладельцу, к которому теперь переходила и вся полнота юрисдикции над эксплуатируемым им населением. У королевской власти оставались после этого только феодальная рента проживающих на домене крепостных и зависимых крестьян и те взносы, которые поступали в фиск из церковных владений и некоторых светских вотчин в знак признания права верховной собственности короля.