Каиново семя

      - Нет, про это ничего не было. Писала только, что болела сильно. А где, как - ни слова. А ты почему спрашиваешь, детка?
      Яна замялась.
      - Понимаете, она... я случайно встретилась с девушкой, которая очень на меня похожа. Мать у нее больна, причем такой болезнью, при которой рожать не рекомендуют. А ее отец - большой начальник в Старграде. И я подумала: может, он помог маме в свое время, а она родила двух девочек и одну отдала ему? У мамы, как вы понимаете, мне неловко спрашивать.
      Старушка долго молчала, переваривая информацию.
      - Нет, - сказала она наконец. - Врать не буду, ничего такого я не знаю. Оленька про большого начальника ни словом не обмолвилась. Да и не верю я, что она могла отдать младенца чужому человеку.
      Следующий вопрос Яна сформулировала с большим трудом:
      - Марьяна Алексеевна, вы вот говорите, что мама про свою беду написала. Это про то, что Юра ее бросил? Или про беременность? То есть... не могло быть так, что она забеременела... после Юры? Знаете, иногда клин клином вышибают...
      Старушка нахмурилась.
      - Что-то я тебя не пойму, деточка. Голова-то к старости совсем худая стала...
      Яна рубанула сплеча:
      - Она определенно писала, что отец ребенка, мой отец - Юра?
      Сообразив, о чем речь, Марьяна Алексеевна даже руками всплеснула:
      - Что ты, дочка! Разве ж можно так о матери? Оленька не из таких! Да, не удержала себя девочка, поддалась соблазнителю, но ведь это не от испорченности - от неопытности, от щедрого сердца, от тоски по нежности, которой ей дома недодали. По большой любви она невинность не уберегла. От любви этой поруганной чуть не умерла потом. Неужто такая светлая, чистая девушка стала бы искать утешения в других объятиях? И думать не смей! Эх, письмо ее не сохранилось - Ильич мой бумаги разбирал да выбросил, не спросив. А у меня память уже дырявая. Но то, что отец твой - Юра, и ни о каких других мужчинах Оленька не писала, помню точно.
      Больше они на эту тему не говорили. Марьяна Алексеевна стала расспрашивать о московской жизни, о ценах, о преступности, пожаловалась на продажность козловских чиновников и неустроенность местного быта. Поговрили о политике, об образовании, о погоде, которая в последнее время вытворяет черт-те что. Наконец гости стали прощаться. Старушка расцеловала Яну, обняла Сергея, пожелала им счастья и уже на пороге, собираясь закрыть за ними дверь, вспомнила:
      - Ох, Марьяша, ты же о бабке с дедом хотела поговорить! Так вы за этим к Наталье сходите, к Наталье Петровне, Нюриной подружке. Они с Нюрой соседствовали, Наталья ее с сопливых времен знала. Василия тоже знала хорошо, она у них на свадьбе свидетельницей была. И хоронила обоих. За Нюркой до последнего дня ходила. Мне Оленька перевод пришлет и обязательно припишет: отнесите столько-то тете Тате, пусть у нее лежат на еду и лекарства маме. Через Оленьку мы с Натальей и познакомились. Давай-ка я запишу тебе ее адрес.
 
      - Ну что? Похоже, твои подозрения не подтвердились, - сказал Сергей, когда они вышли на улицу. - Большой начальник в жизни твоей мамы не фигурировал. Ни в каком качестве - ни как благодетель, ни как любовник. Правда, она могла скрыть от старушки некоторые детали своей биографии. Бабуля - мастодонт, взгляды на нравственность почти средневековые, такой как-то не тянет исповедоваться в амурных грешках.
      Яна задумчиво покачала головой:
      - Нет, Сереж, старушка права. Мама не из таких. Папашино предательство так ее ранило, что она до сих пор вашему брату не верит. За ней ведь многие ухаживали и замуж звали, а она ни в какую. Обожглась. Уж если она спустя двадцать лет от мужиков шарахается, то сразу после Юрика, когда ожог еще не зажил, должно быть, обходила за милю.
      - Значит, ты больше не сомневаешься, что Юра - твой отец? Тогда какие варианты у нас остаются? Юра - внебрачный сын туза? Твоя мама - внебрачная дочь матери туза или его самого? Все?
      - Еще портрет-фальшивка. Но эту версию нужно проверять в Старграде. Как и версию с внебрачным Юрой. Зато здесь можно выяснить подноготную маминых родителей. В маленьких городах альковные тайны очень быстро становятся всеобщим достоянием.
      Спросив у прохожего, как попасть на Советскую улицу, они через двадцать минут вышли на пыльную узкую дорогу, стиснутую с двух сторон заборами частных домов. Многоголосый собачий брех сопровождал их до самой калитки с нужным номером. Толкнув калитку, они попали во двор беленого дома с синими оконными переплетами и неровными, точно пузатыми, стенами. По двору, выщипывая редкие травинки, ходили куры, металась, надрываясь от лая, мохнатая цепная дворняга.
      - Ну хватит, хватит, разошелся!
      Сергей с Яной обернулись на голос и увидели полную женщину лет пятидесяти с небольшим. Женщина развешивала выстиранное белье и теперь неохотно прервала свое занятие.
      - Вам кого? - спросила она, поставив таз прямо на землю и вытирая руки о фартук.
      - Наталья Петровна?
      - Да, это я. А вы чьи будете?
      - Я - Марьяна, дочь Ольги Агаповой, а это мой друг Сергей.
      - Олькина дочка, говоришь? - женщина недобро прищурилась. - И чего ж тебе здесь понадобилось?
      Яна растерялась. Она никак не ожидала подобной недоброжелательности.
      - Я... Я хотела поговорить с вами про бабушку.
      - Про бабушку вспомнила?! - Наталья расставила ноги и уперла кулаки в бедра. - А где ты раньше была, когда бабушка в параличе лежала и у Бога смерти просила? Когда я кормила ее с ложечки и выносила за ней горшки? Когда обмывала ее, обряжала и в гроб укладывала?
      - Не кричите на меня! Когда умерла бабушка, мне было двенадцать лет. А про ее смерть я узнала через год.
      - Ну, Олька! Ну, змея подколодная! Мало того, что бросила родную мать, даже хоронить не приехала, так еще и дочери ничего не сказала!
      - Как вы можете!.. Как вы можете так говорить! Ведь вы же знаете...
      Яна начала задыхаться. Сергей притянул ее к себе, обнял и ласково похлопал по спине.
      - Ну-ну, успокойся! А вы, уважаемая, выбирайте выражения. От девочки, которую мать избивала и морила голодом, нельзя ждать дочерней любви.
      - Ты спроси ее, почему мама убежала из дома в одной ночной рубашке? В мороз! - Яна всхлипнула. - Что с ней сделали такое, что она даже сказать не могла? - Она вырвалась из объятий Сергея и повернулась к Наталье: - И даже после этого она мать жалела. Запретила Марьяне Алексеевне идти в милицию. Деньги присылала на продукты. Не ей - вам, чтобы она себя водкой лишний раз не травила! Да я бы на мамином месте эту пьяницу своими руками задушила!
      - Что ты понимаешь, соплячка? - закричала Наталья Петровна, но уже без прежнего злобного напора. - Да, Анюта пила! И дочь спьяну, бывало, поколачивала. И мужиков водила, а среди них редкие сволочи попадались. Да только судить ее не нам с тобой! Можешь ты вообразить, каково это: жить после того, как у тебя муж повесился?
      - Как повесился? - ахнула Яна.
      - Да так! На веревке. Залез на чердак и того... А нашла его Нюрка. Сама из петли вынимала. Такие вот дела. После такого кто хошь сопьется.
      - А из-за чего он?..
      - Не знаю. - Наталья наклонилась к тазу с бельем, взяла полотенце, встряхнула, повесила.
      И по тому, как скованно она это делала, по тому, как поспешно отвела глаза, Яна поняла: врет. Знает.
      Потом она не могла объяснить, почему ее осенило. А может, и не осенило вовсе, ведь именно это подозрение она пришла проверить.
      - Он узнал, что бабушка ему изменила? Что мама - не его дочь?
      Очередное полотенце выпало у Натальи из рук. Она впилась в Яну глазами.
      - Откуда ты?.. Нюра никому не говорила. Только мне. И то, потому что себя не помнила, только Ваську из петли вытащила... Она потом страшную клятву с меня взяла, детьми заставила поклясться, что не скажу никому. Как же ты узнала?
      - Случайно. Встретила маминого настоящего отца и догадалась. Нет, вру, не догадалась, подумала только и тут же отмахнулась от этой мысли. Этот человек - большой начальник. И тогда тоже ходил в начальниках, правда, рангом пониже, но все равно. Как он мог сойтись с уборщицей рабочей столовой занюханного райцентра? Да и чем она могла его прельстить?
      - Много ты понимаешь! - обиделась Наталья. - Нюра в молодости была редкой красоткой, по ней половина здешних парней сохли. И уборщицей она была не всегда. Сначала работала официанткой в горкомовской столовой. Это уж потом, после Олькиного рождения ее оттуда выперли. Придрались к какой-то мелкой провинности, а на самом деле из-за внешности прогнали. Нюрка после родов подурнела очень. Бабки наши говорили, что дочь у нее всю красоту отняла. Может, потому она Ольку и лупила. Но скорее из-за Васи. Из-за смерти его.
      - Как он узнал, что ребенок не его?
      - Не знаю. Говорю же, Нюра об этом никогда не рассказывала, только в самый первый день, когда прибежала сюда в слезах. И говорила-то обрывками, сквозь рыдания не поймешь ничего.
      - А настоящего отца не назвала?
      - Нет. Сказала только, что из приезжих партийных.
 

* * *

 
      - Наверное, все было так, - рассуждала Яна, бредя с Сергеем по пыльному проселку. - Комсомольский начальник приехал сюда из Старграда в командировку. Увидел хорошенькую официантку и соблазнил. Или она его соблазнила. У бабки с дедом долго не было детей. Мама шестьдесят восьмого года рождения, а бабка - тридцать девятого. Замуж она вышла в двадцать два. И на седьмом году брака, наверное, сообразила, что ее Вася бесплоден. Вот и выбрала отца для ребеночка - заезжего, чтобы по городу не пошли слухи. Видно, любила она Васю. Сначала все у нее получилось, как задумывала. Забеременела, родила, муж ничего не заподозрил. Пять лет после этого они прожили в любви и согласии. А потом Вася как-то узнал, что у него не может быть детей... - Яна посмотрела на Сергея и поняла, что тот ее не слушает. Взгляд у него был какой-то странный - отрешенный и сосредоточенный. - Что с тобой? - спросила она. - Ты о чем думаешь?
      - А? Да так, ни о чем. Голова болит. От жары, наверное. Нам, петербуржцам, пыльные степи противопоказаны. Давай сходим на реку, искупаемся.
      - А она здесь есть? - усомнилась Яна.
      - Сейчас узнаем. Эй, пацан! - крикнул он подростку на велосипеде. - Где у вас тут речка?
      Парень затормозил и встал одной ногой на землю.
      - Речка далеко. Вы лучше на пруды сходите, тут рядом. До конца улицы и налево, после хозяйственного еще раз налево. Все местные там купаются.
      Сергей поморщился.
      - А что, до речки очень далеко?
      - Да нет, не особенно. На велике полчаса,а пешком, наверное, час. Только жарко идти. Дорога через поля, во-он она начинается.
      Мальчишка махнул рукой куда-то в сторону и укатил.
      - Ты как, не против прогуляться по полям? - спросил Сергей Яну.
      - Да нет. Но у тебя же голова еще больше разболится.
      - Ничего, искупаюсь - пройдет. А назад вернемся вечерком, на закате.
      Они нашли магазин, купили большую бутылку воды, хлеба, сыра и яблок и отправились на реку. Шли долго, большую часть пути молча. Вид у Сергея был мрачный, видно, голова и впрямь разболелась не на шутку. Но когда наконец дошли, он сразу повеселел. Река оказалась быстрой и чистой, но мелкой, по пояс. Вода перекатывалась через песчаные отмели, дробилась на небольшие рукава и огибала островки. Пришлось пройти еще метров триста, пока не обнаружилась глубокая заводь, где можно было поплавать.
      Сергей окунулся и ожил на глазах. Начал дурачиться, брызгаться, потащил Яну на глубину. Она отбивалась, визжа и смеясь, потом нырнула и поплыла под водой.
      Когда она вынырнула, а Сергей нагнал ее и снова утянул под воду, Яна здорово рассердилась. Что за дурацкие шутки! Она даже вдохнуть толком не успела! Так и утопить недолго. И как вцепился крепко, паразит!
      Яна извернулась, от души лягнула его, вырвалась и, лихорадочно работая конечностями, вынырнула на поверхность. Через секунду неподалеку появилась голова Сергея.
      - Ты что, дурак?!! - закричала она.
      И осеклась.
      В его глазах не было смеха, в них был холодный расчет. Он смотрел на нее, как смотрит на птичку кот, примериваясь к прыжку. Яна, сильно загребая руками, рванулась к берегу. Но не проплыла и трех метров, когда на ее щиколотке сомкнулись его пальцы. В следующее мгновение она снова оказалась под водой.
      "Боже, мне не выкарабкаться! Он гораздо сильнее меня! И плавает куда лучше! Но почему? Почему?!"
 

Часть третья

 
      Сергей Владимирович испытывал настоятельную потребность надавать себе пощечин. Только третьего дня Виталий Желнин сидел в этом кабинете - темнил, изворачивался, бледнел, краснел, трясся, как овечий хвост, и вообще выказывал все признаки слабости и нервозности. Любой щенок с минимальным следовательским стажем расколол бы такого "клиента" в считанные минуты. А он, Гуляев, матерый волк, оттрубивший в прокуратуре четверть века, дал маху. Проявил, называется, гуманность! В результате господин "личный помощник" Турусовой отправился следом за своей шефиней и любовницей туда, откуда его ни повесткой не вызовешь, ни под конвоем не доставишь. А с его смертью погибла и надежда Гуляева раскрыть убийство губернаторши быстро и безболезненно.
      Да, именно безболезненно. Сергей Владимирович вполне отдавал себе отчет в том, что эта формулировка - не фигура речи. Его подозрения в отношении Оксаны Вольской, не скрывающей неприязни к покойной Турусовой и имевшей самые широкие возможности организовать ее убийство, материализовались в неприятную ноющую боль в левой части груди. И только с появлением фигуранта, который на допросе едва не наложил от страха в штаны, явно знал больше, чем говорил и у которого на момент убийства Альбины не было алиби, зато был пропуск в клинику, болезненное ощущение исчезло.
      Гуляев почти не сомневался, что нашел убийцу. Отточенное годами практики следовательское чутье подсказывало: Желнин виновен. Весь следующий день после его допроса Сергей Владимирович посвятил выявлению мотивов. И пожалуй что выявил. Прислуга Турусовых и люди, работавшие на Альбину, - телохранители, шофер, референты - сходились в том, что губернаторша обращалась со своим "личным помощником" отвратительно. Публично орала на него, унижала, насмехалась, язвила, только что ноги об него не вытирала. Все, кто видел эти безобразные сцены, недоумевали: и как парень терпит? Люди, конечно, разные бывают. Кто-то за хорошее вознаграждение добровольно в дерьмо окунется. Иной настолько толстокож, что попросту не замечает издевательств. Такому плюнь в глаза, все будет божья роса. Но Виталий производил впечатление человека честолюбивого, амбициозного и не лишенного душевной тонкости. Что могло заставить его безропотно сносить оскорбления немолодой вздорной любовницы и брезгливо-жалостливые взгляды окружающих?
      Ответ на этот вопрос Гуляев получил, когда узнал, что официально Желнин числился юристом принадлежащей губернатору компании "Химиконт". Номинальный начальник Виталия на допросе показал, что Турусов распорядился ознакомить молодого человека с тонкостями работы юридического отдела. Значит, Желнин не солгал, Турусов действительно обещал парню обеспечить его профессиональную карьеру, когда супруга откажется от услуг "личного помощника".
      Что же получается? Наживкой, соблазнившей Желнина стать альфонсом первостатейной стервы, была высокая должность в крупной компании, и поймал его на крючок не кто иной, как супруг этой стервы, достопочтенный господин губернатор? Интересный расклад. Скорее всего, награда была обещана Виталию при условии, что губернаторша останется им довольна, поэтому он не мог ни бунтовать против дурного обращения, ни уйти, хлопнув дверью. С другой стороны, ни один человек, обладающий хотя бы зачаточным чувством собственного достоинства, не станет вечно мириться с тем, что это достоинство ежедневно попирают и топчут. Рано или поздно терпение иссякнет. По всему выходит, что иссякло оно и у Желнина. Не снес он фортелей Альбины. Но и порвать с ней, оставшись ни с чем, не пожелал. Смерть Турусовой была для него идеальным выходом: с каторгой покончено, впереди - блестящая карьера. Вот вам и мотив убийства.
      Для подтверждения версии оставалось еще раз опросить персонал клиники (кто-нибудь наверняка видел там Виталия в день убийства), получить показания Турусова, ну и, конечно, самого Желнина. Сергей Владимирович выписал поручения оперативникам и с чувством выполненного долга отправился домой.
      Вечером того же дня дежурную бригаду в составе криминалиста, танатолога и следователя прокуратуры вызвали "на труп". Виталий Григорьевич Желнин встретил смерть в прихожей собственной квартиры, точнее - задохнулся в большом полиэтиленовом мешке для мусора. Учитывая экзотичность способа, вероятность самоубийства была ничтожно мала. А следы поспешного обыска в квартире (выпотрошенные ящики письменного стола и комода, перевернутая постель, разбросанная по полу одежда) и вовсе сводили ее к нулю.
      Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы усмотреть логическую связь между убийством Турусовой и насильственной смертью ее личного помощника, посему расследование по делу Желнина тоже поручили Гуляеву.
      Ох, как клял себя Сергей Владимирович за мягкотелость, услышав новость! Парень практически был у него в руках. Стоило лишь немного надавить, и убийство губернаторши уже было бы раскрыто, а сам Желнин, живой и здоровый, сидел бы сейчас в камере и ждал передачи своего дела в суд. Так нет, надо было ему, Гуляеву, проявить неуместную жалость! Синюшного лица испугался, решил не доводить беднягу до инфаркта. Идиот! Парню тридцати еще не было, армию прошел, на здоровье не жаловался, какой инфаркт? На всякий случай можно было подстраховаться, вызвать врача, но не отпускать вероятного убийцу, даже не установив за ним наблюдения!
      Смерть Виталия все усложняла. Без признания Желнина доказать его вину в убийстве Турусовой будет очень непросто. Да и виновен ли он на самом деле? Если виновен, то кто с ним расправился? Какой-нибудь мститель, решивший взять правосудие в свои руки? Ерунда! За ту неделю, что Сергей Владимирович занимался убийством Турусовой, он не допросил ни одного человека, который отозвался бы о покойной с искренней теплотой. А ведь он не пропустил никого из близкого окружения Альбины! Так откуда взяться мстителю, готовому рискнуть собственной свободой ради сведения счетов с убийцей никем не любимой женщины? Тем более что Желнин не принадлежал к сливкам общества, то есть у мифического поборника справедливости не было оснований считать, что власти станут выгораживать убийцу. Нет, версию с мстителем можно даже не рассматривать.
      Остаются три возможности. Либо Виталия убили по причине, не связанной с убийством госпожи Турусовой, либо с ним расправился сообщник, опасавшийся, что у Желнина развяжется язык, либо личный помощник губернаторши погиб от той же руки, что и его любовница. Первый вариант выглядел маловероятным. Конечно, совпадения иной раз случаются... Но очень редко. За свою многолетнюю практику Гуляев помнил только два таких казуса, причем один раз брат убитого погиб в результате несчастного случая. Ох, и измучил тогда Сергей Владимирович экспертов, требуя хотя бы дохленького свидетельства в пользу инсценировки! Но нет, не вышло. Ни подозрительных гематом непонятного происхождения, ни отметин от веревок на запястьях и щиколотках, ни следов инъекции, ни наркотических веществ в крови жертвы специалисты не обнаружили. Чистый несчастный случай.
      Сомневался Гуляев и насчет третьего варианта. Чутье не могло его обмануть. Желнин вел себя на допросе именно так, как ведут себя неопытные преступники, до обморока боящиеся разоблачения. Значит, смерть Альбины, скорее всего, на его совести. По крайней мере, руку он приложил. То есть невинной жертвой душегуба, убравшего Турусову, не был. Выходит, самая перспективная из версий - вторая, с сообщником.
      Кто он, этот сообщник? Что его связывало с Виталием? Как они распределили роли? Кто, собственно, убил Турусову? Виталий? Тогда какова роль сообщника? Или убил сообщник? Тогда зачем ему понадобился Желнин? И в любом случае как им удалось вывести из строя охранника и угадать, когда сиделка Турусовой выйдет в туалет? Сиделка... Вот кого давно надо было допросить. Почему-то Гуляев упорно забывал выписать ей повестку. Понятно, он не верил, что она причастна к убийству. Зачем ей убивать, если она легко могла организовать "естественную" смерть пациентки? И оперативникам, которые с ней беседовали, не показалось, будто она что-то скрывает. Но эта ее отлучка... Кого бы Гуляев ни прочил в убийцы, перед ним неизбежно вставал вопрос: откуда убийца знал, что в палате никого не будет? Возможно, сиделка даст ответ.
      Елена Игоревна Иванова преподнесла Сергею Владимировичу сразу несколько сюрпризов. Во-первых, она первая из свидетелей не пожалела добрых слов в адрес покойной. Во-вторых, оказалось, что она исполняла при Альбине обязанности не только сиделки, но и телохранителя. В-третьих, благодаря ей Гуляев впервые услышал о системе разовых пропусков, данные о которых не заносились в компьютер. В-четвертых... Но, пожалуй, их беседа стоит того, чтобы привести ее хотя бы частично.
      - Какие отношения связывали вас с покойной Турусовой?
      - С ее стороны отношение было скорее безразличным. Да оно и понятно - кто я ей? Наемная работница, чьи услуги щедро оплачиваются. А я к Альбине Николаевне относилась хорошо. Да, характер у нее был не сахар, могла и накричать, и обидеть, но где вы видели тяжелобольных с легким характером? Может, и попадаются такие среди бедных - не знаю, им сиделка не по средствам. А богатые да высокопоставленные в болезни все как один сущее наказание. Мы привыкли.
      - Что, ко всем без исключения хорошо относитесь?
      - Стараемся. Но Альбина Николаевна для меня - случай особый. Я ей очень признательна. Если бы не она, не знаю, как бы мы с сыном и родителями выжили. Знаете, сколько в сумме составляют их пенсии, алименты на ребенка и зарплата медсестры в обычной государственной больнице? Сто долларов! Можно на такие деньги прокормить семью из четырех человек? Я буквально загибалась, работала в две смены, а после еще бегала по частным пациентам уколы делать. Спала по три часа в сутки. И все равно денег не было даже на самое необходимое. Не знаю, на сколько меня хватило бы, если бы добрые люди не присоветовали пойти на собеседование в бизнес-колледж. Я сначала слышать ничего не хотела: какой там бизнес-колледж, я и бесплатного-то обучения не могла себе позволить, кто за меня будет семью кормить? Но потом дала себя уговорить. В конце концов, думаю, от меня не убудет, а жить так, как я живу, все равно невозможно. Ну и пошла. И что бы вы думали? Случилось чудо. Со мной поговорили - очень вежливо и доброжелательно. Даже когда я объяснила свои обстоятельства и прямо сказала, что платить не смогу ни копейки, никто не погнал меня оттуда поганой метлой. Женщина, которая со мной беседовала, записала мой телефон и пообещала выяснить, что они могут для меня сделать. Через два дня мне позвонили и пригласили на встречу с Альбиной Николаевной. Разговор был долгим, подробностей я уже не помню. Главное - результат. Альбина Николаевна убедила меня учиться не на секретаря-референта, а на телохранителя. Сказала, что женщины-телохранители лучше зарабатывают, и спрос на них очень высок. А учитывая мою первую профессию, у меня от клиентов отбоя не будет. Бизнесмены-подранки будут просто в очередь выстраиваться. Я, правда, сомневалась, получится ли у меня, но тренер, которого тоже пригласили на встречу, заверил, что сложение у меня подходящее, физическая форма неплохая, да и годы позволяют. Альбина Николаевна сказала, что договорится с банком о кредите для меня - на пять лет, с минимальным процентом. И договорилась. На десять тысяч долларов. Восемь на оплату обучения и две на жизнь. Обучение длилось два года, так что двух тысяч, пусть и со скрипом, но должно было хватить. Помню, как я боялась: а ну как у меня ничего не выйдет - где я возьму такие деньжищи, как расплачиваться буду? Кошмарами по ночам мучилась, глупая. А расплатилась уже через год после окончания колледжа, на два года раньше срока. И с тех пор ни разу о деньгах не беспокоилась. Сейчас даже представить трудно, что когда-то все мысли были только о них. Ну разве это жизнь, скажите? Спасибо Альбине Николаевне, земля ей пухом, что из ямы вытащила.
      - Полагаю, она сделала это не совсем бескорыстно? Не приходилось ли вам, Елена Игоревна, выполнять для Турусовой поручения деликатного, скажем так, характера? Я имею в виду, не просила ли она вас поставлять ей конфиденциальные сведения о ваших работодателях?
      - Знаете, нет. До меня доходили слухи, что Альбина Николаевна использует многих выпускников нашего колледжа как шпионов, но меня она ни о чем таком не просила. Видимо, мои клиенты-пациенты не представляли для нее интереса. А может, ей не хотелось испытывать мою преданность, ведь я нужна была ей в качестве сиделки и телохранителя.
      - Она часто прибегала к вашим услугам?
      - Всякий раз, когда ложилась в клинику. У нее было четыре постоянных телохранителя, но мужчина в больничной палате - это большое неудобство, поэтому Альбина Николаевна нанимала меня. Двое ее телохранителей получали отпуск, а двое других посменно дежурили у входа в бокс. Казалось бы, с такой охраной ей нечего опасаться, а вот поди же ты... убийцу проворонили.
      - Вы вините себя в ее смерти?
      - Нет. Я же дежурила круглосуточно, без смены. При таком режиме мои кратковременные отлучки были неизбежны. Я старалась управляться со своими гигиеническими надобностями, когда Альбина Николаевна спала и не ждала посетителей - ночью или после обеда. Если кто-то все же входил в бокс, охранник давал предупредительный сигнал, чтобы я была наготове.
      - Что за сигнал?
      - По радио. У меня был специальный приемничек.
      - А когда посетитель приходил, вы оставались в палате?
      - Как правило, да. Альбина Николаевна велела мне выйти только... три раза. Когда приходил ее помощник Виталий.
      - Вот как? И с чем, по-вашему, это было связано? Их свидания носили деловой характер или... гм... романтический?
      - Скорее, деловой. Она вела себя вовсе не как влюбленная женщина. А он вообще входил к ней, как приговоренный. А уходил пришибленный. Один раз я слышала ее крики, даже к двери подбежала, но так и не вошла. Сообразила, что это она его пропесочивает.
      - А за что, не поняли?
      - Вроде бы он что-то должен был сделать, да не успел. Я не дослушала. Как только поняла, что он ей не угрожает, сразу ушла.
      - Но хотя бы предположительно - о каком деле шла речь?
      - Честно, не знаю. Я разобрала-то всего пару фраз. "Мне на твои оправдания наплевать. Я дала тебе конкретное задание и конкретный срок. Не выполнишь - пеняй на себя". А он ей: "Но, Альбина, я все сделал, как ты велела. Я же не виноват, что мне до сих пор не перезвонили". Тут я и отошла.
      - А как она обращалась с другими посетителями?
      - Да тоже не очень любезно. На мужа вечно ворчала, к дочери придиралась. Но они ничего, терпели. Видно, понимали, что ее болезнь крутит, и жалели. Только та девушка, что за два дня до смерти Альбины Николаевны приходила, в склоку с ней ввязалась. Точно не больную пришла навестить, а на рынок пособачиться.
      - Минутку! О какой девушке идет речь? Насколько мне известно, единственная женщина, у которой был пропуск к Альбине Николаевне, - ее дочь Марина.
      - Это вы о постоянных пропусках говорите, а бывают еще разовые. Например, вы пришли к больному по срочному делу и больше навещать его не собираетесь. Тогда вам не имеет смысла затевать всю эту мороку с постоянным пропуском - фотографироваться, ждать, пока ваши данные внесут в компьютер, изготовят пропуск, подпишут у начальника охраны, у пациента. Вы просто идете к окошечку перед входом, подаете паспорт и говорите, что хотели бы навестить такого-то и такого. Дежурный регистратор звонит пациенту, выясняет, не возражает ли тот, заносит ваши данные в журнал и выписывает вам бумажку. На выходе из клиники возвращаете ее охраннику, тот проставляет время ухода, а потом передает регистратору.
      - Интересно, почему я узнаю об этом только сейчас? - злобно пробормотал Гуляев в пространство.
      Но Елена Игоревна решила, что вопрос адресован ей.
      - Не знаю. Милиционерам, которые на вызов приезжали, я про эти пропуска рассказывала. И про девушку. Они и журнал ходили смотреть. Но, наверно, решили разовых посетителей не проверять. Их ведь всегда кто-нибудь из персонала провожает до палаты и обратно. Мало ли какие проныры бывают. Говорят, однажды таким образом в клинику проник репортер бульварной газеты, и у начальства из-за этого вышли большие неприятности.
      - Хорошо, давайте теперь про девушку. Кто такая? Зачем приходила к Турусовой? Вы ведь присутствовали при их разговоре?
      - Присутствовала. Ее зовут Катя. Насколько я поняла, она подруга Марины, дочери Альбины Николаевны. Приходила уговаривать Альбину, чтобы та разрешила дочери уехать на несколько дней к этой Кате на дачу. Вообще-то уговаривать - это я неточно выразилась. Они чуть ли не с первой минуты начали лаяться и обвинять друг друга во всех смертных грехах. Альбина Николаевна, как поняла, чего эта Катя от нее хочет, так и договорить ей не дала. Сразу в крик: "Как ты посмела! Кем надо быть, чтобы подбивать дочь уехать развлекаться, когда мать умирает? Ты дурно влияешь на Марину! Я давно это поняла, потому и запретила ей с тобой общаться. Убирайся! Если узнаю, что ты крутишься около Марины, всю вашу семейку из города выдавлю!" Ну, а та в долгу не осталась. "Ты, - кричит, - уже десять лет помираешь! И все это время Маришке нельзя даже улыбнуться. А меня ты ненавидишь, потому что я ее люблю и хочу, чтобы ей было хорошо. Но куда там! Тебя же злоба задушит, если она хоть на день выберется из ада, что ты ей устроила!" Ужасный скандал был. Катя даже вышвырнула в форточку цветы, которые Альбине принесла. Они бы друг другу и в волосы вцепились, если бы я эту Катю не спровадила. Но, знаете, на вашем месте я бы не стала ее подозревать. Известно же: брехливая собака не укусит. Темпераментные люди исподтишка не убивают, потому что злобу в себе не копят. Молчуны - другое дело. Я бы вам посоветовала к дочери Альбины Николаевны присмотреться. Такая эта Марина тихоня - слова лишнего не скажет, голоса никогда не повысит, глазом не сверкнет. Уж как мать ее дергала, тут и святой бы сорвался! А та ничего, даже кулачок не стиснет. Но ведь живой человек, значит, должна что-то чувствовать - досаду там, гнев, обиду. И раз не показывала ничего, стало быть, в душе копила. Представляете, сколько у нее там накипело? А если пар не выпускать, он превращается в страшную силу.