Каиново семя

      - До пятидесяти метров на открытой местности.
      - Тогда к самому пруду не стоит соваться. Там метрах в двадцати детская площадка с грибочками, горками и домиками, лучше мы среди них схоронимся. - Шурик поднял руку к голове и наткнулся на Янин парик. - Уф, забыл! Забирай свое добро. Боюсь только, я его немного подпортил. Всю грязь подмел перед гаражом.
      - Не беда, у меня другой есть. А этот вычешу. Кстати, зачем он тебе понадобился, если ты все равно мордой вниз лежал?
      - Шевелюра у меня приметная. А сучонок наверняка ее вчера хорошо разглядел, когда я перед ним ваньку валял.
      До парка добрались без приключений. И до детской площадки дошли, никого не встретив. Устроились в домике на лавочке, перекурили. Минут через десять Яна начала беспокоиться - в наушниках по-прежнему раздавался только тихий треск.
      - Может, он все-таки не в этот парк поехал? Или мы слишком далеко от пруда? Давай подойдем поближе, а?
      - Не суетись. До трех еще двенадцать минут.
      - Но он уже должен был дойти. А я шагов не слышу.
      - Услышишь еще. Он, наверное, в машине сидел, не хотел раньше времени приходить. А теперь идет, но пока еще далеко.
      И действительно, вскоре Яна различила хруст гравия и шорох шагов. Сначала звук как будто приблизился, потом снова начал удаляться, но слышно было отчетливо. Вот шаги замерли, чиркнула зажигалка. Минута тишины, потом снова хруст гравия. Потом послышались другие шаги, уверенные, тяжелые. И голос:
      - Не поворачивайся, целее будешь. Кого ждешь?
      - Ивана Сергеича.
      - Это хорошо. Аванс принес?
      - Да... вот.
      - Сколько здесь? Как договаривались?
      - Да.
      - Фото, имя и срок.
      - Возьмите. Марина Турусова, дочь губернатора. Срок - десять дней, начиная с понедельника. Только... заказ особый. Она должна попасть в аварию и получить травму черепа. Такую, чтобы до больницы довезли живой, а потом... того. Да, других повреждений быть не должно. Это реально?
      - Но не за такие деньги. Для окончательного расчета привезешь вдвое больше. Или извини. Решай сейчас. Аванс в любом случае остается мне.
      Пауза.
      - Ну, надумал?
      - Да. Я согласен. В смысле привезу, сколько вы сказали.
 

* * *

 
      Пересказывая Марине события минувшей ночи, Яна недоумевала: лицо девушки оставалось спокойно-отрешенным, словно она слушала сводку о погоде где-нибудь в Восточной Сибири, а не рассказ о встрече человека, которого когда-то считала своим другом, с киллером, принявшим заказ на ее собственное убийство. Это противоестественное спокойствие все больше нервировало и даже раздражало Яну, ожидавшую любой реакции - страха, гнева, ненависти, желания отомстить, растерянности, но не полного ее отсутствия.
      Выслушав отчет, Марина минуты две молчала, а потом сказала, буднично и безразлично:
      - Теперь все понятно. Спасибо, Яна. Думаю, тебе нужно уехать. Сегодня же. Виталию ничего не говори. Я сама ему позвоню завтра или послезавтра. Когда он отвезет тебя в гостиницу, выпишись и садись на первый же поезд. Если можно, домой пока не возвращайся, поживи где-нибудь в доме отдыха или дачу сними недельки на две, пока все не кончится.
      - О чем ты? - спросила Яна резко. - Что кончится? Что ты собираешься предпринять?
      - Пока не знаю. Нужно подумать...
      - Вот и думай. А еще лучше - давай думать вместе. Пока не придумаем, как тебе выбраться из этого дерьма, я никуда не уеду. Тебе может понадобиться помощница, связная, свидетель, наконец.
      - Яна, милая, я тебе очень признательна, но мне станет гораздо легче, если я буду уверена, что ты в безопасности. Связываться мне не с кем. Не хочу втравливать в неприятности дорогих мне людей. А насчет свидетеля - это просто смешно. Неужели ты полагаешь, что я могу обратиться в милицию?
      - А почему нет? И что тут смешного?
      - Извини, я совсем упустила из виду, что ты не знаешь здешних реалий. Моя болезная матушка в свободное от лечебниц время занимается довольно грязным бизнесом - коллекционирует всевозможные сведения, выставляющие местных столпов общества в неприглядном свете. В ее паутину угодили все сколько-нибудь видные люди города. Одних она высосала досуха и выплюнула, других, в том числе прокурора и начальника городской милиции, опутала покрепче и бережет на черный день. Чтобы сохранить лицо, высокую должность или свободу, они исполнят любую ее прихоть. Призвать мою мать к ответу, действуя в рамках закона, невозможно.
      - Погоди, ты сама говоришь: она охотится только на крупную дичь. Мелкая сошка вроде участковых и прочих заурядных ментов ее не интересует. Значит, нужно найти какого-нибудь честного служаку в невысоком чине и сообщить ему о договоре Крысеныша с киллером, не упоминая твою мать.
      - Это ничего не изменит, Яна. Как только твой мелкий чин услышит о том, что я должна получить смертельную травму черепа, но до больницы доехать живой, он сразу же обо всем догадается. Такой странный заказ может иметь только одно объяснение: будущую жертву хотят использовать в качестве донора. А поскольку в нашем городе нет, наверное, ни одного обывателя, который не знал бы, что моя мать ждет операции по пересадке почки, милиционер без труда поймет, кто стоит за Виталием. И немедленно доложит обо всем начальству - он же себе не враг. А не доложит - тем хуже для него. Мать узнает о допросе от самого Виталия, и честный служака скоропостижно скончается в результате несчастного случая. За компанию со мной и Виталием.
      - А я думаю, что Крысеныш ничего не скажет твоей матери. Он, похоже, все еще питает к тебе нежные чувства. - Яна усмехнулась. - Если, конечно, крысы способны их питать. Во всяком случае, он собирался вывести тебя из-под удара, подставив меня. Ты обратила внимание, что срок в десять дней, данный киллеру, начинается с понедельника? Виталий явно надеется, что в понедельник я уже смогу тебя подменить. И вряд ли он сообщил об этом твоей матушке.
      - Не уверена, - не согласилась Марина. - Идея подмены вполне может исходить от нее. Например, для алиби. Если я погибну в аварии и ей пересадят мои почки, по городу поползут слухи, что она организовала мое убийство. Но если мне изуродуют лицо до неузнаваемости, а ты займешь мое место, никому не придет в голову ее подозревать.
      - Ты забываешь: разговор Крысеныша с киллером я слышала целиком. О лице речи не было.
      - Может быть, киллер получил дополнительные инструкции в письменном виде. А может быть, ты права, и Виталий действительно хотел спасти меня за твой счет. Но неужели ты думаешь, что он способен проявить твердость и хранить гордое молчание, если милиция возьмет его в оборот? Спорю на что угодно: когда станет по-настоящему горячо, этот слизняк поползет к моей мамочке и продаст меня со всеми потрохами, лишь бы спасти свою шкуру.
      - Так что же ты собираешься делать? Поговоришь с отцом?
      - Наверное. - Марина погладила нос. - Не тревожься за меня, что-нибудь придумаю. Который там час? Тебе не пора?
      - Вообще-то пора, - сказала Марьяна, глянув на часы. - Но мы же еще не договорили! Встретимся завтра, хорошо?
      - Нет, Яна, ты должна уехать. Прошу тебя, не спорь. Мне будет труднее найти выход, если я буду тревожиться еще и за тебя. Не огорчайся, мы обязательно увидимся и обо всем поговорим, когда эта история закончится. Оставь Кате свой телефон, я найду способ тебя известить.
      Девушки обнялись.
      - Удачи тебе, - сказала Яна. - Я буду ждать твоего звонка.
      - И тебе удачи. Спасибо за все.
      Марьяна встала и шагнула к выходу. Когда она взялась за дверную ручку, Марина ее окликнула:
      - Яна! Если я все-таки погибну... не пытайся искать справедливости, ладно? И Катю отговори. Моя мать - страшная женщина. Не хочу, чтобы и вы пострадали.
      Она выписалась из гостиницы в Ковылях, попрощалась с Маргаритой Павловной и Шуриком, щедро одарив их напоследок, и даже села на поезд. Только, вопреки совету Марины, заклинавшей ее уехать подальше от Старграда, отправилась прямиком туда. У нее еще оставались дела в этом городе.
      Яне решительно не понравились настроение и прощальная просьба девушки отказаться от всяких попыток возмездия, если она, Марина, все-таки погибнет. И этот ее жест, когда Яна спросила, собирается ли она рассказать обо всем отцу... Если верить известной книге "Язык тела", прикосновение к носу означает, что человек лжет. Получается, что Марина не рассчитывала на помощь папы-губернатора. Но как еще она может выпутаться из этой истории, если ее мать и впрямь такая крутая баба? Ведь у бедняжки, по ее собственным словам, нет ни одного близкого человека, кроме Катерины, с которой ей не дают свободно общаться. Кстати, просьба Марины не лезть в пекло в случае ее гибели распространяется и на Катю. По всему выходит, что эта безропотная жертвенная овечка решила отказаться от борьбы и сдаться на милость победителей.
      Эта мысль приводила Яну в бешенство. Какого черта! Девицу с самого рождения опутали по рукам и ногам, не позволяли ей свободно вздохнуть, отравляли жизнь всеми возможными способами, а теперь собираются даже эту жизнь отнять, а она не нашла ничего лучшего, как смириться с уготованной ей участью и по-христиански простить своих мучителей! Пусть у нее нет шанса выиграть эту схватку, пусть она заранее уверена, что обречена, но как можно сдаваться без борьбы? Да Яна на ее месте устроила бы такую свистопляску! Забросала бы заявлениями и разоблачительными письмами все инстанции от районного отделения милиции до генпрокуратуры, подняла бы на ноги прессу, телевидение, составила бы завещание, запрещающее использовать ее органы для пересадки, уговорила бы отца нанять ей роту самых матерых бодигардов, желательно, иногородних или даже иностранцев. Не исключено, конечно, что ее остановили бы в самом начале - заперли бы, надели смирительную рубашку или убрали по-быстрому... Но побултыхаться-то стоило! Сложить лапки и пойти ко дну никогда не поздно.
      Будь у Яны хоть немного времени и возможность говорить, не опасаясь чужих ушей, она нашла бы доводы и убедила Марину бороться. Но времени и возможности не было, а посему ей предстояло самой предпринять какие-то шаги для спасения сестры.
      Сестра... Мысленно назвав так Марину, Яна не вполне отдавала себе отчет, что имеет в виду: родство, так сказать, в широком, библейском, смысле этого слова или в изначальном, общепринятом. Между тем вопрос этот волновал ее чрезвычайно. "Особый заказ" на Марину в совокупности с болезнью ее матери однозначно выдавал замысел губернаторши разжиться подходящими донорскими почками. Стало быть, эта полудохлая Медея уверена, что Марина ее родная дочь. Иначе ее богомерзкая затея не имела бы смысла, ведь без соответствующих анализов никто не гарантирует совместимости тканей у людей, не состоящих в близком родстве. Собственно, и при близком родстве такой гарантии никто не даст, но в этом случае вероятность совместимости достаточно высока. Казалось бы, при таком раскладе нет шансов, что Марина и Марьяна сестры, а тем более - близнецы. Зачем губернаторше, родившей двух девочек, отдавать одну из них чужой женщине? Пускай даже она серьезно больна, и врачи сомневаются, удастся ли ей выкарабкаться, - у нее есть муж, к услугам которого все кормилицы, няньки, педиатры и патронажные сестры города, есть бабки-деды, которые наверняка с радостью примут на себя заботу о внучках, есть друзья наконец. Она не нищая девчонка без родни и жилья, которой и с одним-то ребенком некуда податься!
      Да, если Марина - родная дочь этого чудовища в женском обличье, то ее сходство с Марьяной, скорее всего, случайность. Не такая уж и редкая, если разобраться. Говорят, хотя бы один двойник есть у каждого человека, просто не все двойники встречают друг друга. И все же...
      И все же Яна не верила в случайное сходство. Слишком умопомрачительным оно было, и слишком много совпадений пришлось на единицу времени и пространства. Две женщины, родившие невероятно похожих девочек, вынашивали их в одно и то же время, в одном и том же городе. Правда, мать Яны перед родами уехала из Старграда, но зачала ребенка и прожила большую часть беременности здесь, как и мать Марины. Подруга губернаторши (заведующая тогда родильным(!) отделением больницы), о которой упоминала Марина, - это почти наверняка Вольская. Та самая Оксана Яновна, которая лечила бездомную беременную девочку Олю, а потом помогла ей перебраться в Москву и устроить свою жизнь. Именно визит Вольской к Марьяне в аптеку начал цепь событий, которые в итоге свели Яну с Мариной. Во всем этом следовало разобраться, и начать Яна собиралась отсюда, из Старграда.
      Сойдя с поезда, она первым делом позвонила Кате и поймала ее буквально в дверях.
      - Катю? - переспросил дребезжащий старческий голосок. - Сашенька, посмотри, Катюша еще не ушла? Только что дверь хлопнула? Девушка, Катя... Ах, нет, вот она! Тебя к телефону, стрекоза. Как снова пойдешь, не забудь, посмотрись в зеркало.
      - Есть, командир! - донесся до Яны веселый Катин голос. - Алло, слушаю.
      - Привет, это Яна. У тебя найдется минутка?
      - Без вопросов. - Ее тон мгновенно изменился. - Есть новости?
      - Да. И еще просьба. У тебя нет знакомых, готовых на пару недель сдать квартиру? Здесь, в городе.
      - Зачем тебе? Приезжай ко мне и живи сколько влезет. Места навалом.
      - Катя, я не хочу, чтобы нас видели вместе. И в гостинице останавливаться не хочу. Сейчас не могу тебе сказать, в чем дело, объясню при встрече.
      - Ясно. Дай соображу. - Катя замолчала. - Слушай, перезвони мне через десять минут, хорошо? Или тебе неудобно?
      - Удобно. Точно через десять минут или лучше попозже?
      - Десять - это с запасом. Можно даже раньше, минут через семь.
      Марьяна позвонила через десять - этого времени ей как раз хватило, чтобы купить в буфете ватрушку со стаканом сока и, не особенно торопясь, утолить голод.
      - Доставай ручку и записывай, - распорядилась Катя. - Ты сейчас где?
      - На вокзале.
      - Тогда садись на пятерку, доезжай до площади Буденного - это четыре остановки. Там пересядешь на одиннадцатый автобус в сторону окраины (какой-то там микрорайон с номером, я точно не помню). Выйдешь на улице братьев Пахомовых, это почти конец маршрута, предпоследняя остановка. За остановкой - длинный дом с квадратной аркой. Пройдешь под нее во двор и увидишь ряд панельных пятиэтажек, стоящих "елочкой" одна за другой. Раз, два... третья - та, что тебе нужна. Второй подъезд, первый этаж, двадцать первая квартира. Я буду там ждать. Запиши на всякий случай точный адрес и мой мобильный телефон...
      - Но ты же собиралась куда-то уходить! Тебя, наверное, ждут?
      - Не бери в голову. Перетопчутся.
      Марьяна добралась до места за сорок минут. Дверь в двадцать первую квартиру была приоткрыта. Девушка все же на всякий случай постучала по косяку и только тогда шагнула в прихожую.
      - Добро пожаловать в скромную обитель бабы Нюши, - поприветствовала ее Катя, вынырнув из комнаты. - Ох! Тебя не узнать. Что ты с собой сотворила?
      - Парик, очки, макияж... Обычная маскировка. Сейчас все объясню, - пообещала Яна. - Дай только оглядеться и дух перевести.
      Квартира была типичной "хрущобой": пятачок прихожей; крошечная кухня, куда еле-еле поместились плита, раковина, стол с двумя табуретами и два подвесных шкафчика для посуды; совмещенный санузел и комната метров восемнадцати, заставленная типовой советской мебелью середины семидесятых годов - шкаф для одежды, сервант, телевизор, журнальный столик, диван-кровать, тумбочка, два кресла, стол, шесть мягких стульев.
      - Тут живет твоя бабушка? - удивилась Яна, вспоминая Катины хоромы.
      - Баба Нюша не бабушка. У нее даже детей своих нет. Баба Нюша - наша экономка, кухарка и ангел-хранитель в одном лице, - объяснила Катя.
      - И она не возражает, что я у нее поселюсь? Она же ни разу меня не видела!
      - Поселишься ты в другом месте, а здесь просто переночуешь. Завтра мои знакомые улетают в отпуск на Кипр и оставляют мне ключи от квартиры - я уже договорилась. А сегодня баба Нюша все равно собиралась остаться у нас, так что ты никого не стеснишь. Старушка, конечно, поворчала немного для виду, но я заверила, что ты пылинки с места не сдуешь, и все уладилось. По правде говоря, она здесь почти не бывает. И все ценности свои хранит у нас. Ну, огляделась? Тогда идем на кухню, там курить можно. - Катя пристроилась за кухонным столом, жестом предложив гостье занять второй табурет. - Ну, рассказывай скорее, что тебе удалось выяснить?
      Марьяна второй раз за этот день отчиталась о своих ночных похождениях. Катя слушала ее, все больше мрачнея и бледнея от ярости.
      - Скотина! Я всегда подозревала, что он подонок, но не до такой же степени! Ты бы видела, какие письма он Маришке писал! И после этого... Падаль, слизняк, вонючка!
      - Честно говоря, меня гораздо больше потрясла губернаторша. Предназначить родную дочь на мясо, на запчасти... Бр-р!
      - Ну, от Альбины я ждала чего угодно. Это такая запредельная тварь, что меня бы не удивило, даже если бы она собиралась разделывать тушку дочери самолично. Ладно, хватит об этой пакости. Что делать будем?
      - Ума не приложу. - Яна развела руками. - То есть, на первый взгляд, выход очевиден: раззвонить о планах дивной мамаши во все газеты, на радио и телевидение, устроить грандиозный скандал на всю страну, разослать подметные письма милицейским начальникам вплоть до министра МВД. Но только действовать нам с тобой придется на свой страх и риск. Марина велела мне убираться из города. И попросила, чтобы я не рыпалась, если она все-таки погибнет - это ее слова. Кстати, к тебе это тоже относится. - Тут она не удержалась и дала выход своему негодованию: - Если хочешь знать, у меня сложилось впечатление, что она вообще не собирается ничего предпринимать. Сложила лапки и приготовилась принять мученический венец. Ее мамаша, дескать, дергает за веревочки все городское начальство, поэтому любые попытки ее остановить приведут к Содому и Гоморре. Я говорю: "Ну так давай обратимся не к начальству. Неужто в вашем зачумленном городишке не найдется ни одного честного мента?" Но она уверена, что если такой и найдется, то его немедленно уберут за компанию с нами. Моя мать, говорит, страшная женщина. Как же, как же! Страшнее кошки зверя нет. Я одного не понимаю: если она не собирается бороться, зачем тогда было затевать всю эту волынку со слежкой? Чтобы посильнее испугаться напоследок? Нельзя же быть такой овцой!
      - Маришка - не овца, - хмуро заступилась за подругу Катя. - Тебе это может показаться странным - как же, девчонка всю жизнь молча сносит издевательства матери, даже не пытаясь взбунтоваться! - но на самом деле она сильный человек. И очень благородный. Через благородство свое и страдает. Она ненавидит скандалы, ругань, бурные сцены... А еще больше ненавидит, когда достается невинным. Но так уж вышло, что все ее попытки противостоять этой барракуде приводили именно к безобразным скандалам и наказанию тех, кто за Маришку заступался. Ее отец, друзья дома, горничные, гувернантки, шоферы - все, у кого душа не выдерживала издевательств Альбины над дочерью, получали за свое заступничество такие неприятности, что Маришка зареклась перечить мамаше в присутствии третьих лиц. Да и вообще... Она выбрала другой способ защиты - подчиняться, не проявляя никаких чувств. Альбина пыжится, изобретает все новые способы отравить дочери существование, а Маришка не выдает себя ни взглядом, ни словом, ни жестом, ломая гадине весь кайф. Но иногда Альбине все же удавалось измыслить что-нибудь такое, чего у Маришки совершенно не принимала душа. К примеру, девочкой она не выносила больших шумных сборищ, особенно когда на нее обращали внимание, а мамаша водила ее во всякие хореографические кружки, студии художественного чтения и требовала, чтобы дочка обязательно принимала участие во всех школьных концертах. Маришка не спорила и никому не жаловалась. Но на сцену так ни разу и не вышла. Научилась дышать специальным образом и каждый раз, когда объявляли ее номер, задерживала дыхание и теряла сознание. То есть натурально, без дураков, падала за кулисами в обморок. После третьего или четвертого раза врачи категорически запретили ей публичные выступления. И Альбине пришлось это проглотить. Понимаешь, к чему я клоню?
      - Не очень, - честно призналась Марьяна. - То есть насчет благородства все ясно. Я и так уже догадалась, что она не хочет никого подставлять, потому и попросила нас с тобой держаться в стороне. Ее нелюбовь к скандалам достойна всяческого уважения, но какой еще выход тут можно предложить? Вряд ли Маринино умение падать в обморок остановит киллера.
      - Обмороки - только один пример. Был случай, когда Маришка приструнила одну мелкую пакостницу, которую Альбина навязывала ей в подруги, найдя у девицы слабое место и научившись ею манипулировать. Словом, когда Маришка понимала, что не может заставить себя подчиниться матери, ей почти всегда удавалось придумать какой-нибудь фокус и выкрутиться по возможности так, чтобы никто из-за ее строптивости не пострадал.
      - Короче, что ты предлагаешь? - сухо поинтересовалась Яна. - Сидеть сложа руки и ждать, когда твою подругу осенит очередная гениальная мысль? А если не осенит? Или окажется недостаточно гениальной?
      - Не передергивай. Я вовсе не предлагаю сидеть сложа руки. Но действовать нужно осмотрительно. В конце концов, до понедельника еще четыре дня, у нас есть время. Я позвоню Маришке и попробую узнать, есть ли у нее какие-нибудь идеи. Придется повозиться с шифровками, но мы должны быть уверены, что своими действиями не нарушим ее планы.
      - Так мы еще и действовать собираемся? - съехидничала Яна.
      - Слушай, откуда ты взялась, такая активная? - разозлилась Катя. - Ты всегда так: сначала прыгаешь, а потом смотришь, куда вляпалась? Ну а я предпочитаю осмотреться сначала. Да, как ни странно, действовать мы будем. Сначала попытаемся выйти на киллера. Иван Сергеевич, говоришь? Я аккуратно поспрашиваю кое-кого, закину, так сказать, удочку. У меня довольно широкий круг знакомств, может, кто клюнет. Еще нужно проведать Альбину, пристроить в ее палате "жучка" помощнее. Если ее охрана не обнаружила насекомое, которое ты посадила на Крысеныша, может, они вообще не отслеживают "прослушку", пока шефиня в больнице? Во всяком случае, попробовать можно. Нам совсем не помешают доказательства того, что именно она - организатор. Крысеныш ведь придет к ней отчитываться, так?
      - Скорее всего, уже приходил - сегодня, с утра пораньше.
      - Не важно, придет еще. Гюрза небось вся извелась, ожидаючи. Значит, будет постоянно теребить помощничка. Может, скажет что-нибудь полезное, что позволит нам быстрее вычислить наемника.
      - А как мы попадем к ней в палату?
      - Это я возьму на себя. Найду предлог для визита, заинтригую, и она меня примет. Только вот прослушивать придется тебе. Я в городе личность известная, еще привлеку к себе внимание. Возьмешься?
      - Пожалуйста. - Яна пожала плечами. - Только не верится мне, что из этого выйдет толк. Выследить профи - задача, по-моему, нереальная. И зачем нам доказательства против Альбины, если мы не собираемся обращаться к властям?
      - Яна, послушай, твоя идея устроить громкий скандал слишком радикальна. Это все равно, что устроить лесной пожар для уничтожения какого-нибудь особо распоясавшегося вредителя. Опасно, негуманно по отношению к другим обитателям леса, непредсказуемо в смысле достижения цели. Если до Альбины дойдут слухи о наших происках - а они до нее дойдут, и очень скоро, - у нее хватит власти, чтобы прихлопнуть нас, как мух. И не только нас - всех, кто решится нам помочь. Мы, конечно, сделаем все, чтобы не допустить убийства, но твой план лучше все-таки оставить на крайний случай. Предлагаю до понедельника к крутым мерам не прибегать. А уж тогда, если по-другому не получится, подумаем, как поджечь эту пороховую бочку с минимальными потерями. Договорились?
 

* * *

 
      В понедельник вечером в квартире Катиных друзей, улетевших на Кипр, раздался телефонный звонок. Увидев на определителе незнакомый номер, Яна не стала снимать трубку. Но минуты через три звонок повторился, и на этот раз определитель высветил номер Катиного мобильного.
      - Янка, Альбина отбросила коньки! - задыхаясь от избытка чувств, сообщила девушка. - И, похоже, кто-то ей поспособствовал. Клиника буквально кишит ментами. Я только что разговаривала с Маришкой. Она спрашивала, как с тобой связаться. Перезвони ей сейчас, ладно?
      - Да. Хорошо, - бездумно ответила Яна. Потом опомнилась: - Но ее же подслушивают! Как я объясню, кто я такая?
      - А ты не объясняй. Скажи "алло", попроси Марину. Она тебя узнает по голосу и даст понять, в каком ключе вести разговор. Хотя возможно, что все эти хитрости уже ни к чему. К кому теперь ее надзиратели побегут с докладом?
      Наверное, Марине эта утешительная мысль еще не успела прийти в голову. Во всяком случае, разговаривала она, словно шпионка, проникшая на секретный объект и вынужденная связаться со своим резидентом, - коротко, не называя имен.
      - Спасибо, что позвонили. Вы уже слышали о... моей матери?
      - Да. Как это произошло?
      - Подробностей пока не знаю. А вы... вам ничего не известно?
      - Нет. Может быть, нам стоит встретиться?
      - Нет. (Сухо.) Вам лучше вернуться домой.
      - Но... Я хотела бы помочь. Тот, к чьим услугам прибегла ваша мать, не знает, что ее... поручение уже... недействительно.
      - Благодарю вас, я справлюсь сама. (Очень холодно.) Пожалуйста, уезжайте.
      Короткие гудки.
      Яна опешила, потом пришла в ярость. С ней разговаривали, как с прислугой, которой отказывают от места. И это после всего, что она для Марины сделала!
      "Ну, хорошо же, сестренка! Разбирайся теперь со своим киллером сама. И не рассчитывай, я никуда отсюда не уеду, пока не выясню все, что считаю нужным".
 
      Поприще сыщика-одиночки, ведущего частное расследование в чужом городе, показалось Яне удручающе тяжелым. Теперь, когда она не могла рассчитывать на помощь Кати и ее друзей (Катя не понимала, почему Марина настаивает на немедленном отъезде Яны, но тем не менее взяла сторону подруги), дух здорового авантюризма, превративший в захватывающее приключение даже такое утомительное и нудное занятие, как слежка за Виталием, куда-то испарился. Бесконечные разъезды по городу в переполненных троллейбусах и автобусах, разговоры с незнакомыми, порой подозрительно настроенными или просто плохо воспитанными людьми не приносили ничего, кроме все возрастающей усталости и жалости к себе. Никогда еще Яна не чувствовала себя такой одинокой и покинутой. Даже Маша, противная вредная Машка, так и не простившая ей этой поездки в Старград, отказывалась с ней разговаривать. Короткие телефонные беседы с мамой не приносили облегчения - Яна, расписывающая ей прелести отдыха в пансионате, так устала от собственного вранья, что звонки домой стали тяжелой повинностью. Правда, оставалась Купцова, но поболтать с ней вволю не получалось - Ленка, видимо, опасаясь разорить Марьяну, забрасывала ее торопливыми вопросами и быстро сворачивала разговор.
      В тот день она провела еще одно бесплодное интервью - со старой грымзой, работавшей когда-то санитаркой в родильном отделении больницы, где появилась на свет Марина. Какого труда стоило разыскать эту старуху! И зачем? Чтобы узнать, что бабка страдает склерозом и подробности своей трудовой биографии помнит весьма смутно?
      Расстроенная Яна без цели кружила по городу. Ходьба всегда помогала ей думать и вообще влияла на нее благотворно.
      Дойдя до оживленного перекрестка, она машинально остановилась, дождалась зеленого сигнала и ступила на "зебру" перехода. Прошла несколько метров, оглянулась, испуганная чьим-то криком, и замерла на месте. Прямо на нее несся огромный черный джип со слепыми черными окнами. Яна отчаянным усилием воли стряхнула оцепенение и прыгнула вперед. Джип вильнул в ту же сторону. "Все, конец!" - подумала она и зажмурила глаза. В тот же миг что-то сильно дернуло ее назад - так сильно, что ноги оторвались от асфальта. Падая, она почувствовала скользящий удар по подошве кроссовки, нога дернулась, как подброшенная. "Шею сломаю!" - мелькнула мысль и тут же канула в водовороте эмоций и ощущений. "Я жива! Это не асфальт, это что-то мягкое! Нога! Больно! Почему они так кричат?"
      Яна открыла глаза и увидела бледное лицо парня, на коленях которого лежала ее голова. Аккуратно так лежала, даже парик не сбился.
      - Ты как? - Парень облизнул пересохшие губы. - Жива? Идти сможешь?
      - Совсем озверели, паразиты! - шумели вокруг. - Развлечение у них теперь такое: нальются по самые зенки и гонки по городу устраивают. Третьего дня мальчонку сбили десятилетнего, насмерть.
      - Номер кто-нибудь запомнил?
      - Какое там! Видели, как промчался? Со свистом! Даже не притормозил, гад!
      - Повезло девке, из-под колес выдернули...
      - Вставай скорее, красавица, сейчас красный загорится.
      - Может, помощь нужна? Тебе пособить, приятель?
      Яна села. Потом, не без помощи молодого человека, который ее поддерживал, встала. Левая ступня тут же подвернулась, девушка вскрикнула и привалилась к своему спасителю, но на ногах удержалась и даже довольно быстро доковыляла до тротуара.
      - Отвезти тебя к врачу? - спросил парень, усаживая ее на скамейку под козырьком остановки.
      Яна быстро ощупала ногу, повертела ступней.
      - Перелома нет. Скорее всего, связку потянула. Врач не нужен, нужен маленький пузырь со льдом и эластичный бинт. Вы не проводите меня до аптеки?
      - Сиди, я сам сбегаю, все принесу. Где тут ближайшая аптека?
      Яна пожала плечами и покачала головой, но небольшая толпа зевак, обступившая героев несостоявшейся трагедии, нестройным разноголосым хором дала необходимые указания. Молодой человек стремительно исчез и почти так же стремительно (и правда, значит, бежал) появился снова. Льда в аптеке не нашлось, пузырь наполнили холодной водой, которая довольно быстро нагрелась от ноги. Но и непродолжительного охлаждения вкупе с тугой перевязкой оказалось достаточно, чтобы боль в щиколотке сошла на нет. Яна попробовала встать, но тут же плюхнулась обратно на скамейку - не из-за боли, а потому что тело вдруг превратилось в большой кусок дрожащего студня. Запоздалая реакция организма на пережитое потрясение.