Желтофиоли (№1) - Тайны летней ночи

Смирив собственную похоть, Саймон глянул на Уэстклифа, казалось, погруженного в глубокое раздумье. Странное состояние для человека, не любившего предаваться грустным мыслям.

Их дружба насчитывала почти пять лет. Они встретились на ужине, устроенном прогрессивным политиком, с которым были оба знакомы. Властный отец Уэстклифа к тому времени умер, и на плечи Маркуса, теперь уже нового графа, легла обязанность заботиться о делах семьи. Разбираясь с финансами, он обнаружил, что, несмотря на внешнее благополучие, положение не слишком блестяще, совсем как у неизлечимо больного пациента, который, однако, на вид кажется совершенно здоровым. Встревоженный постоянными потерями, на которые указывали счетные книги, граф понял, что необходимы перемены. Он решил избежать судьбы других аристократов, тративших жизнь на сбережение остатков постоянно уменьшающегося фамильного состояния. В отличие от любовных романов, описывавших, как растленная знать теряет богатство за игорными столами, современные аристократы были не столько порочными развратниками, сколько плохими финансистами. Неумелые вложения, старомодные взгляды и неудачные предприятия медленно подтачивали их состояния и позволяли новому процветающему классу промышленников подниматься до самых высоких ступеней общества. Любой человек, пренебрегающий влиянием научных открытий на экономику, был обречен на разорение, а Уэстклиф не имел желания оказаться в числе неудачников.

Когда они только подружились, не было сомнения в том, что оба используют друг друга, чтобы добиться своей цели. Уэстклифу было необходимо финансовое чутье Саймона, а тому хотелось войти в светское общество. Но, познакомившись ближе, они поняли, что имеют больше общего, чем казалось ранее. Оба были заядлыми лошадниками и охотниками. И оба были бескомпромиссно честны, хотя Уэстклиф старался проявить больше деликатности в неприятных ситуациях. У обоих не было времени часами болтать в гостиных о поэзии и сентиментальных материях. Они предпочитали иметь дело с очевидными фактами и проблемами и, разумеется, с удовольствием обсуждали существующие и будущие деловые предприятия.

Поскольку Саймон был частым гостем в Стоуни-Кросс и постоянным посетителем Марсден-Террейс, лондонского дома Уэстклифов, остальные друзья графа постепенно приняли его в свой круг. Для Саймона оказалось приятным сюрпризом то открытие, что он был не единственным простолюдином, которого Уэстклиф считал близким другом. Граф, похоже, предпочитал общество людей, чье видение мира не было ограничено стенами аристократических поместий. Мало того, Уэстклиф иногда говаривал, что был бы рад отказаться от титула, будь такое возможно, поскольку не поддерживает понятия наследственной аристократии. Саймон не сомневался, что высказывания друга были искренними, но до Уэстклифа никогда не доходило, что все привилегии вместе с принадлежащими ему властью и обязанностями были неотъемлемой частью его существования. Как владелец старейшего и наиболее почитаемого в Англии графства, Маркус был рожден, чтобы служить долгу и традициям. Он жил организованной, подчинявшейся строгому расписанию жизнью и был самым дисциплинированным из всех знакомых Саймона.

Но сейчас обычно трезвый и хладнокровный граф был взволнован.

— Черт! — воскликнул он наконец. — Я иногда веду дела с их отцом. Как теперь мне встречаться с Томасом Боуменом без того, чтобы не вспомнить, что я видел его дочь в одном белье!

— Дочерей, — поправил Хант. — Они обе были там.

— Я заметил только ту, что повыше.

— Лилиан?

— Да, ее.

Уэстклиф свирепо нахмурился.

— Господи Боже, неудивительно, что они не замужем. Настоящие дикарки, даже по американским стандартам. И как эта женщина со мной разговаривала! Можно подумать, это я должен стыдиться того, что прервал их языческое веселье…

— Уэстклиф, вы рассуждаете как ханжа, — перебил Саймон, забавляясь неожиданной горячностью друга. — Несколько невинных девушек, резвящихся на лугу, еще далеко не конец цивилизации, и вы это знаете. Помнится, я видел, какие штуки вы выделываете со своими кошечками на балах и вечеринках…

— Да, но ведь они не деревенские девицы, верно? Они юные леди… по крайней мере претендуют на это звание. Ну почему компания будущих старых дев ведет себя подобным образом? — раздраженно бросил граф.

Саймон только ухмыльнулся и покачал головой:

— У меня создалось впечатление, что они из чистого отчаяния стали союзницами. Большую часть прошлого сезона они даже не разговаривали друг с другом, но, похоже, все-таки успели подружиться.

— Интересно, с какой целью? — вдруг спросил граф, явно охваченный глубоким подозрением.

— Может, просто хотят развлечься, — предположил Саймон, удивленный тем, как сильно задет граф поведением девушек. Похоже, особенно его взволновала Лилиан Боумен. А ведь это совершенно необычно для графа, всегда относившегося к прекрасному полу с небрежной беспечностью. Насколько было известно Саймону, несмотря на десятки женщин, вешавшихся ему на шею и иногда умудрявшихся затащить в постель, Уэстклиф никогда не терял самообладания. До сегодняшнего дня.

— В таком случае им следовало заняться вышиванием, или вязанием, или чем там еще развлекаются порядочные женщины, — проворчал граф. — Или хотя бы найти хобби, не требующее беготни по лугам в голом виде.

— Они не были голыми, — возразил Саймон. — К моему величайшему сожалению.

— Это замечание требует ответной реплики, — вздохнул Уэстклиф. — Как вы знаете, я не из тех, кто дает непрошеные советы…

— Уэстклиф, я ни секунды не сомневаюсь, что в вашей жизни ни единого дня не прошло без раздачи очередных советов очередному неудачнику, — хохотнул Саймон.

— Я предлагаю советы только тем, кому они действительно необходимы, — с гримасой процедил граф.

Саймон ответил сардоническим взглядом.

— В таком случае изрекайте свои мудрые слова, поскольку, похоже, мне все равно придется их услышать, вне зависимости от моего желания.

— Это относится к мисс Пейтон. Если в вас осталось хоть немного ума, вы забудете обо всех фантазиях относительно этой девушки. Недалекая, тщеславная, поглощенная собой особа. Признаю, фасад прекрасен, но за ним нет никакого содержания. Вы, разумеется, постараетесь сделать ее своей любовницей, если она проиграет ставку на Кендалла. Мой вам совет отказаться от этой затеи. На свете есть женщины, которые могут предложить вам бесконечно больше.

Саймон не сразу ответил. Его чувства к Аннабел Пейтон были чересчур сложны, и от этого на душе становилось неловко. Он восхищался девушкой. Она ему нравилась. И Господу известно, у него нет права строго судить Аннабел за то, что ей пришлось пойти на содержание к другому мужчине. Но сама мысль о том, что она пустила в свою постель Ходжема, вызывала в нем смесь ревности и гнева, поразительную по своей силе.

Услышав сплетню, которую распространял лорд Бердик, утверждавший, что Аннабел стала тайной любовницей лорда Ходжема, Саймон не мог удержаться, чтобы не проверить правдивость этой истории. Он спросил отца, чьи счетные книги всегда были в безупречном порядке, платил ли кто-то по счетам Пейтонов. И отец действительно подтвердил, что лорд Хеджем время от времени улаживал возникающие проблемы. И хотя вряд ли это было прямым доказательством, все же делало более вероятным возможность того, что Аннабел действительно любовница Ходжема. И уклончивость Аннабел во время их беседы вчерашним утром только подтверждала слухи.

Ясно, что положение семьи Пейтон действительно отчаянное, но почему Аннабел обратилась к старику вроде Ходжема, оставалось тайной. С другой стороны, так много решений, верных и неверных, принимается под влиянием момента. Возможно, Ходжему удалось появиться в ту минуту, когда оборона Аннабел совсем ослабела, и она позволила убедить себя отдаться старому ублюдку, и все из-за денег, в которых так отчаянно нуждалась.

У нее не было ботинок для прогулки. Иисусе! Должно быть, этот Ходжем в самом деле жалкий скряга! Раскошелиться на несколько новых платьев, и только! Нет подходящей обуви, но есть белье, которое расползается от ветхости! Если уж Аннабел согласилась быть чьей-то содержанкой, почему не его, Саймона Ханта? По крайней мере получала бы достойное вознаграждение за свои услуги! Но еще слишком рано подходить к ней с подобными уговорами. Придется терпеливо ждать, пока Аннабел пытается вырвать предложение у Кендалла. Он не собирается мешать ее счастью. Но если она потерпит неудачу с Кендаллом, Саймон откроет перед ней куда более широкие перспективы, чем ее нынешняя жалкая договоренность с Ходжемом.

Представив обнаженную, распростертую на постели Аннабел, Саймон ощутил новый приступ желания, но постарался поддержать нить разговора.

— Почему у вас сложилось впечатление, что я интересуюсь мисс Пейтон? — равнодушно спросил он.

— Просто вы едва не вывалились из седла при виде этой девицы в панталонах.

Это замечание вызвало на губах Саймона нерешительную улыбку.

— При таком фасаде мне плевать на содержание.

— А следовало бы задуматься, — наставительно заметил граф. — Мисс Пейтон — типичная шлюха и закоренелая эгоистка, и я готов в этом поклясться.

— Уэстклиф, — спокойно осведомился Саймон, — вам никогда не приходило в голову, что и вы иногда способны ошибаться? Хотя бы в чем-то?

— Н-нет, — недоуменно протянул граф.

Саймон с сожалением усмехнулся и, пожав плечами, пустил коня рысью.

Глава 11

На обратном пути в Стоуни-Кросс-Парк Аннабел обнаружила, что почти не может идти. Должно быть, она подвернула ногу во время игры, хотя не могла припомнить, когда это случилось. Тяжело вздохнув, она поудобнее перехватила корзинку и захромала рядом с непривычно молчаливой Лилиан. Дейзи и Эви держались в нескольких ярдах позади, занятые оживленной беседой.

— Что тебя беспокоит? — тихо спросила подругу Аннабел.

— Граф и мистер Хант… как по-твоему, они расскажут о том, что видели сегодня днем. Боюсь, нашей репутации это сильно повредит.

— За Уэстклифая почти ручаюсь, — ответила Аннабел, немного подумав. — И склонна верить в его «амнезию». И он кажется мне человеком, не склонным сплетничать.

— А как насчет мистера Ханта?

Аннабел нахмурилась:

— Не знаю. Заметь, он не пообещал молчать. Полагаю, он будет держать язык за зубами, если посчитает, что это ему выгодно.

— В таком случае тебе все карты в руки. Как только увидишь сегодня вечером мистера Ханта, немедленно иди к нему и возьми слово никому не рассказывать о сегодняшнем случае.

Вспомнив, что сегодня в доме устраиваются танцы, Аннабел тоскливо застонала. Она была почти… нет, абсолютно уверена, что не сможет посмотреть в глаза Ханту после их роковой встречи. С другой стороны, Лилиан права: кто знает, будет ли он молчать?! Аннабел придется потолковать с ним, как бы ни была неприятна такая перспектива.

— Почему я? — пробормотала она, хотя уже знала ответ.

— Потому что Хант тебе симпатизирует. Всем это известно. И поэтому он гораздо более склонен прислушаться к тебе, чем, скажем, к кому-то из нас.

— Он ничего не делает просто так, — заметила Аннабел, морщась от боли в щиколотке. — Что, если он потребует чего-то невозможного?

Последовала длинная неловкая пауза.

— Ты могла бросить ему что-то вроде кости, — протянула наконец Лилиан.

— Какой именно кости? — с подозрением переспросила Аннабел.

— О, просто позволь ему тебя поцеловать, если именно так можно заткнуть ему рот, — небрежно бросила Лилиан.

Аннабел, растерявшись от неожиданности, резко остановилась.

— Господи, Лилиан, я неспособна на такое!

— Но почему? Ты ведь уже целовалась раньше. Верно?

— Да, но…

— Тогда не все ли равно, чьи это губы? Только постарайся, чтобы вас не увидели, и не затягивай удовольствия. Главное — как можно скорее с этим покончить. Тогда и волки будут сыты, и овцы целы, то есть и мистер Хант успокоится, и наш секрет будет в безопасности.

Аннабел со сдавленным смехом покачала головой, но сердце забилось с почти болезненной силой. В памяти сразу всплыл тот поцелуй в театре панорамы, те секунды чувственного урагана, который оставил ее потрясенной и лишившейся дара речи.

— Только ясно дай понять, что один поцелуй — это все, на что он может рассчитывать, — предупредила Лилиан, — и что больше этому не бывать.

— Прости, если я брошу тень на твои планы, но они воняют, как долго пролежавшая на солнце рыба. Существует огромная разница между теми, кому принадлежат губы, и если их хозяин мистер Хант, я не желаю даже думать ни о чем подобном! И он никогда не удовлетворится чем-то тривиальным вроде поцелуя, а кроме этого, я ничего предложить не могу.

— Ты действительно находишь мистера Ханта столь омерзительным? — лениво осведомилась Лилиан. — Но он не так уж плох. Я бы даже осмелилась назвать его красивым.

— Он настолько несносен, что я никогда не замечала его внешности. Но должна признать, что он…

Аннабел смущенно замолчала, рассматривая проблему в новом и совершенно необычном свете.

Объективно говоря… в тех невероятных обстоятельствах, когда кто-то вообще может быть объективен насчет Саймона Ханта, он действительно неплох собой. Правда, эпитет «красивый» обычно относится к людям с точеными чертами лица и стройными, элегантными фигурами. Но Саймон Хант, с его дерзкой физиономией, горящими черными глазами, носищем, который мог принадлежать исключительно мужчине, и широким ртом, в уголках которого вечно таится неуместная веселость… Даже необычный рост и массивная фигура, казалось, удивительно ему шли. Словно сама природа признавала, что он не из тех созданий, которые довольствуются полумерами.

С самой первой встречи ей было не по себе в его присутствии. Хотя Аннабел никогда не видела его иначе, чем безупречно одетым и прекрасно владеющим собой, все же остро ощущала, что Хант в лучшем случае был лишь наполовину укрощен. Интуиция предупреждала, что за его издевательской манерой вести себя и лощеным фасадом скрывается человек, способный на тревожащие глубины страсти, а может, и на жестокость. И вряд ли он способен кому-то покориться.

Она пыталась представить смуглое лицо Ханта, нависшее над ней, жаркое тавро его рта, руки, смыкающиеся на ее талии… все как раньше, если не считать того, что на этот раз она с готовностью отдастся его поцелую.

Он всего лишь мужчина, нервно напомнила себе Аннабел. А поцелуй действительно ничего такого не значит. Но на тот момент, пока он будет длиться, между ними возникнет особая близость. Кроме того, после этого Саймон Хант при каждой новой встрече станет молчаливо злорадствовать. Вынести такое будет трудно.

Девушка потерла лоб, который вдруг заныл, словно от удара битой.

— Не можем мы просто проигнорировать все, что было, и понадеяться, что у него хватит воспитания не болтать на всех углах?

— О да, как же, — саркастически фыркнула Лилиан. — Мистер Хант и хорошее воспитание, можно сказать, неотъемлемы друг от друга. Но не важно. Давай скрестим пальцы на удачу и станем выжидать… если твои нервы способны такое вынести.

Аннабел, снова застонав, принялась массировать виски.

— Ну хорошо. Я поговорю с ним сегодня. И… — она немного поколебалась, — и даже поцелую его, если уж так необходимо. Но посчитаю это более чем достаточной платой за подаренные мне платья.

Губы Лилиан искривила довольная улыбка.

— Уверена, что вы с мистером Хантом сумеете прийти к какому-то соглашению.

Расставшись с подругами в холле, Аннабел поднялась к себе немного подремать, что, как она надеялась, восстановит ее силы перед вечерним балом. Матери нигде не было видно. Она скорее всего предпочла выпить чаю с приятельницами в нижнем салоне. Аннабел радовалась ее отсутствию, позволившему ей переодеться и умыться без необходимости отвечать на нежелательные вопросы. Хотя Филиппа была любящей и снисходительной родительницей, она вряд ли обрадовалась бы известию о столь непростительной проделке.

Надев свежее белье, Аннабел улеглась на чистые простыни, но, к ее раздражению, боль в ноге мешала заснуть. Чувствуя себя усталой и раздраженной, она позвонила и велела горничной принести тазик с холодной водой. Опустила туда ногу и сидела добрых полчаса. Щиколотка сильно распухла. Нет, сегодня определенно несчастливый день!

Сыпля проклятиями, она натянула чулок на бледную вспухшую плоть и медленно оделась, после чего снова позвонила горничной и попросила затянуть шнуровку корсета и застегнуть желтое шелковое платье.

— Мисс, — пробормотала горничная, сочувственно глядя на осунувшееся лицо Аннабел, — вы не слишком хорошо выглядите. Может, вам что-нибудь принести? Экономка держит в чулане снадобье от женских недомоганий…

— Нет, дело не в этом, — пробормотала Аннабел со слабой улыбкой. — Просто подвернула ногу.

— В таком случае очень помогает настой из ивовой коры, — предложила девушка, застегивая длинный ряд пуговиц. — Сейчас побегу принесу. Выпьете его, а я тем временем сделаю вам прическу.

— Да, спасибо.

Аннабел стояла неподвижно, пока ловкие пальцы управлялись с пуговицами, а потом с облегченным вздохом опустилась на табурет перед туалетным столиком и уставилась на свое отражение в зеркале времен королевы Анны.

— Понять не могу, как это я ее повредила. Меня трудно назвать неуклюжей.

Горничная взбила отделку из золотистого тюля на рукавах.

— Уже иду за чаем мисс. Вот увидите, вам сразу станет легче.

Не успела она выйти, как в комнате появилась Филиппа и, улыбнувшись дочери, встала за ее спиной.

— Прелестно выглядишь, дорогая.

— А чувствую себя ужасно, — сухо сообщила Аннабел. — Сегодня во время прогулки с остальными старыми девами подвернула ногу.

— Почему ты себя так унижаешь? — недоуменно спросила Филиппа. — Могла бы придумать более лестное наименование для вашей компании…

— Но оно нам подходит, — усмехнулась Аннабел. — Если тебе будет легче, обещаю произносить его с легким налетом иронии.

Филиппа вздохнула:

— Боюсь, мои запасы иронии сильно истощились. Нелегко наблюдать, как ты борешься, хитришь, стараешься, в то время как другим девушкам твоего положения все преподносится на блюде. Видеть тебя в позаимствованных платьях, знать о том, какое бремя ты несешь. Ах, если бы только твой отец не умер и если бы у нас оставалось хотя бы немного денег…

— Что рассуждать о том, чего нет и быть не может? — пожала плечами Аннабел.

Филиппа легонько погладила дочь по голове.

— Почему бы тебе сегодня не отдохнуть? Ляжешь, я положу тебе под ногу подушку, почитаю роман…

— Не искушай, — с чувством перебила Аннабел. — Я бы ничего другого не желала, но не могу позволить себе такой роскоши. Нельзя пропускать ни единой возможности произвести впечатление на Кендалла.

«И поторговаться с Саймоном Хантом», — мысленно добавила она, охваченная дурными предчувствиями.

Выпив большую кружку настоя ивовой коры, Аннабел, почти не морщась, смогла спуститься вниз, хотя опухоль на ноге так и не спала. У нее оставалось время переброситься несколькими словами с Лилиан, прежде чем гости направились в столовую. Солнце разрумянило щеки Лилиан, а карие глаза в сиянии свечей казались коричневым бархатом.

— Пока что лорд Уэстклиф делает все, чтобы игнорировать нас, — с улыбкой сообщила Лилиан. — Ты была права: отсюда проблем ждать не стоит. Остается мистер Хант.

— Он не будет проблемой, — мрачно заверила Аннабел. — Я обещала поговорить с ним и сдержу слово.

Лилиан ответила облегченным вздохом.

— Ты просто лапочка, Аннабел.

Когда гости расселись, Аннабел с удивлением обнаружила, что ее соседом оказался лорд Кендалл. В любом другом случае это было бы подарком судьбы, но именно сегодня Аннабел было не по себе. Она решительно не была способна вести умные беседы, когда щиколотка немилосердно ее донимала, а голова раскалывалась от боли. В довершение всех неприятностей Саймон Хант расположился почти напротив и выглядел отвратительно довольным собой. Мало того, ее еще и подташнивало, что мешало отдать должное восхитительным блюдам. Лишенная обычного здорового аппетита, она машинально ковыряла содержимое тарелки. И каждый раз, поднимая голову, натыкалась на пронизывающий взгляд Ханта и сжималась в ожидании очередной издевки. Однако к счастью, оказалось, что его немногочисленные реплики были абсолютно банальны, так что она страдала зря, и ужин прошел без особых инцидентов.

Лакеи разносили последние блюда, когда из бального зала донеслась музыка, и Аннабел с облегчением поняла, что ее мучения на сегодня заканчиваются. Она была вполне счастлива сидеть в обществе остальных отверженных девиц и поберечь ногу, пока танцуют другие. Пожалуй, сегодня она слишком долго пробыла на солнце, и поэтому ей так нехорошо. А вот Лилиан и Дейзи выглядят на редкость энергичными и оживленными. К сожалению, бедняжке Эви пришлось выслушать резкую отповедь тетки, что не способствовало ее хорошему настроению.

— Понимаешь, у нее от солнца высыпают веснушки, — с сожалением шепнула Дейзи Аннабел. — Тетя Флоренс сказала Эви, что после нашей прогулки она покроется пятнами, как леопард, и она не должна иметь с нами ничего общего, пока снова не приобретет нормальную внешность.

Аннабел нахмурилась, ощутив прилив сочувствия к подруге.

— Подлая тетушка Флоренс, — пробормотала она. — Очевидно, ее единственная в жизни цель — изводить Эви.

— И она абсолютный талант в таких делах, — согласилась Дейзи и, внезапно уставившись куда-то за плечо Аннабел, охнула. Глаза ее сделались круглыми, как блюдца.

— Берегись! Сюда идет мистер Хант! Я умираю от жажды, поэтому отправляюсь добыть немного пунша и оставляю вас обоих… э…

— Лилиан тебе сказала, — мрачно заключила Аннабел.

— Да, и мы с ней и с Эви безумно благодарны тебе за жертву, которую ты за нас приносишь.

— Жертву, — повторила Аннабел, которой вовсе не понравилось звучание этого слова. — Немного сильно сказано, не так ли? Как сказала Лилиан, «не все ли равно, чьи это губы?».

— Это она тебе так говорит, — лукаво шепнула Дейзи. — А нам с Эви призналась, что скорее умрет, чем поцелует мужчину, подобного мистеру Ханту.

— Что… — начала Аннабел, но Дейзи, весело фыркнув, уже упорхнула.

Начиная чувствовать себя жертвенной девственницей, которую вот-вот бросят в костер, она тем не менее вздрогнула, услышав низкий голос Саймона, от которого мороз пошел по спине.

— Добрый вечер, мисс Пейтон, — насмешливо приветствовал он. — Вижу, вы для разнообразия решили одеться.

Аннабел, сцепив зубы, повернулась к нему.

— Должна признаться, мистер Хант, что поражена вашей сдержанностью за ужином. Я ожидала потока оскорбительных замечаний, и все же вы умудрились целый час вести себя как джентльмен.

— О, это было нелегко, — мрачно кивнул он. — Но я решил предоставить честь непристойного поведения вам… — он деликатно помедлил, прежде чем докончить, — поскольку именно вам это так хорошо удается.

— Мы с подругами не сделали ничего дурного.

— Разве я сказал, что не одобряю ваших игр в костюмах Евы? — невинно осведомился он. — Наоборот, жалею, что не увидел больше, и думаю, что вам стоит заниматься этим каждый день.

— О каком костюме Евы идет речь? — прошипела Аннабел. — На мне было белье.

— Это вы называете бельем? — лениво бросил он.

Девушка густо покраснела, униженная его бестактным замечанием.

— Вы кому-то проговорились о том, что видели на лугу? — сухо спросила она.

Очевидно, именно этого вопроса он ожидал, потому что губы изогнула медленная улыбка.

— Пока нет.

— Собираетесь рассказать?

Хант долго обдумывал ответ, почти не скрывая, как наслаждается ситуацией.

— Не то чтобы, но… — Он с сожалением пожал плечами. — Иногда в разговоре с посторонними, сам того не желая, проболтаешься…

Аннабел презрительно прищурилась:

— Что попросите за молчание?

Хант притворился, будто шокирован ее прямолинейностью.

— Мисс Пейтон, не считаете, что подобные дела следует обговаривать более дипломатично? Я предполагал, что столь утонченная леди обладает некоторым тактом и деликатностью…

— У меня нет времени на дипломатию, — хмуро перебила Аннабел. — Очевидно, ваше молчание можно купить только взяткой.

— Слово «взятка» имеет весьма негативный оттенок. Я предпочитаю именовать это «поощрение».

— Ваше дело, — нетерпеливо отмахнулась она. — Давайте закончим с переговорами.

— Договорились. — Лицо Ханта было совершенно серьезным, хотя в глубине глаз таился смех. — Полагаю, меня можно убедить не расписывать обществу ваше скандальное поведение, мисс Пейтон, при соответствующем поощрении.

Аннабел замолчала, опустив ресницы и прикидывая, что ему сказать. Как только слова слетят с языка, обратной дороги не будет. Господи, ну почему именно ей выпало купить молчание Саймона Ханта?! И все из-за идиотской игры в раундерз, в которой она даже не хотела участвовать!

— Будь вы джентльменом, — пробормотала она, — не стали бы ставить условия.

Голос Ханта казался хриплым и прерывистым из-за едва сдерживаемого смеха.

— Нет, я не джентльмен. Но хочу напомнить, что это не я бегал полуголым по лугу сегодня днем.

— Да замолчите ли вы? — рассердилась Аннабел. — Что, если кто-то подслушает?

Хант заинтересованно наблюдал за собеседницей.

— Ну же, мисс Пейтон, повышайте ставки.

Упорно глядя в стену за спиной Ханта, Аннабел, чувствуя, как уши горят так, что волосы едва не тлеют, выдавила:

— Если пообещаете молчать, я позволю вам поцеловать меня.

Продолжительное молчание, последовавшее за ее заявлением, было хуже казни. Вынудив себя поднять глаза, Аннабел поняла, насколько поражен Хант. Он таращился на нее, словно слышал незнакомую речь, перевести которую было некому.

— Один поцелуй, — уточнила Аннабел, дрожа от нервного напряжения. — И не воображайте, что, если я пошла на это один раз, соглашусь и во второй.

— Я полагал, что вы предложите танец. Вальс или кадриль, — ответил Хант с необычайной сдержанностью, тщательно подбирая слова.

— Я думала об этом. Но поцелуй более целесообразен, не говоря уже о том, что кончается гораздо быстрее, чем вальс.

— Только не мой.

От этих тихих слов у нее подогнулись колени.

— Не городите чушь, — отрезала она. — Обычный вальс длится не менее трех минут. Не можете.же вы тянуть поцелуй так долго!

— Конечно, вам лучше знать, — с легкой запинкой ответил Хант. — Прекрасно, я принимаю ваше предложение. Один поцелуй за полное сохранение тайны. И учтите, только я решаю, где и когда это случится.

— «Когда» и «где» будут определяться взаимным соглашением, — возразила Аннабел. — Главное, чтобы моя репутация не была запятнана: вряд ли я позволю вам скомпрометировать меня, выбрав неподходящее время и место.

Хант издевательски ухмыльнулся:

— Да, ничего не скажешь, торговаться вы умеете, мисс Пейтон! Помоги нам всем Боже, если вы когда-нибудь возымеете желание войти в мир бизнеса.

— Нет, моя единственная мечта стать леди Кендалл, — с ядовитой учтивостью сообщила Аннабел, злорадно наблюдая, как меркнет его улыбка.

— Это было бы несчастьем. Для вас и для Кендалла.

— Идите к дьяволу, мистер Хант, — выдохнула она и отошла, игнорируя горячечную пульсацию в щиколотке.

Пробираясь к задней террасе, она поняла, что с ногой стало хуже и теперь стрелы боли ударяли в колено.

— Дьявол, — пробормотала она.

Вряд ли в этом состоянии она далеко продвинется с лордом Кендаллом. Не так-то легко быть соблазнительной, когда хочется визжать и кататься по полу.

Внезапно ощутив, как устала и измучена, Аннабел решила подняться к себе. Теперь, когда она выполнила просьбу подруг, можно лечь и надеяться, что к утру ей станет лучше.

Но с каждым шагом боль усиливалась, и холодные струйки пота поползли по спине. Ей еще никогда не было так плохо. И дело было не только в ноге. Голова кружилась, а все тело надсадно ныло. В довершение всего содержимое желудка просилось наружу. Ей нужен воздух… следует как можно быстрее оказаться в прохладном полумраке и посидеть, пока тошнота не уймется. Дверь на заднюю террасу казалась ужасно далекой, и сквозь окутавшую ее мутную пелену пробивалась смутная мысль: она никогда до нее не доберется.

К счастью, сестры Боумен, заметив, что Хант отошел, поспешили к подруге. Выжидательная улыбка на лице Лилиан мигом исчезла при виде ее искаженного лица.

— Выглядишь ужасно! — воскликнула Лилиан. — Господи, что сказал тебе мистер Хант?

— Согласился на поцелуй, — коротко ответила Аннабел, продолжая ковылять по направлению к террасе. Звон в ушах почти заглушал оркестр.

— Если мысль об этом так тебя пугает… — начала Лилиан.

— Дело не в поцелуе, — терпеливо объяснила Аннабел. — Моя щиколотка. Я подвернула ее днем и теперь едва хожу.

— Почему ты ничего не сказала раньше? — немедленно взволновалась Лилиан, тонкой, но необычайно сильной рукой обхватив ее плечи. — Дейзи, беги к ближайшей двери и придержи ее, пока мы не выскользнем наружу.

Сестры помогли ей выбраться на террасу, и Аннабел облегченно вытерла рукой вспотевший лоб.

— Мне сейчас станет плохо, — простонала она, борясь с подступившей к горлу желчью. Нога болела так, словно попала под колесо кареты.

— О Господи, не могу. Мне нельзя.

— Все в порядке, — отмахнулась Лилиан, неумолимо таща ее к клумбе, украшавшей боковую лестницу террасы. — Никто тебя не увидит, дорогая. Мы с Дейзи тебе поможем.

— Верно, — поддакнула Дейзи. — Истинные друзья никогда не погнушаются поддержать тебе голову, пока выблевываешь свои внутренности.

Аннабел рассмеялась бы, не одолей ее рвотный спазм. К счастью, за ужином она почти не ела, так что все быстро закончилось. Желудок взорвался, и у нее не осталось выбора, кроме как сдаться. Отплевываясь и охая, она тихо простонала:

— Прости. Мне так стыдно, Лилиан.

— Не мели чушь, — спокойно ответила американка. — Ты бы сделала для меня то же самое, верно?

— Ну конечно… но ты никогда не сотворишь такой глупости…