Желтофиоли (№1) - Тайны летней ночи

Его тело было обжигающе горячим, плоть — твердой, а мышцы напряжены. При всем своем опыте он никогда не знал такого лихорадочного желания. Все связи с окружающим миром полностью прервались, и осталась одна Аннабел… ее восторг подогревал его чувства… а нерешительные ласки воспламеняли страсть. Ее дрожащие губы приветственно приоткрылись под его губами, из горла вырывались громкие стоны. Он коснулся расщелины между ее ногами, погрузил палец в шелковистую влагу ее плоти. Она приподняла бедра навстречу его руке, безмолвно требуя обладания. Почти первобытный голод охватил его, но он продолжал ласкать ее, пока розовые складки не набухли. За первым пальцем последовал второй, и она не выдержала, бессвязно умоляя:

— Саймон… пожалуйста… пожалуйста… ты мне нужен…

Он отнял руку, заметив, как сильно она дрожит.

— Нет, Саймон…

— Шшш… Все хорошо… позволь любить тебя именно так…

Он повернул ее так, что она легла поперек кровати, а сам встал на пол, между ее ног. Напряженная головка его плоти легко скользнула в гостеприимный грот. Одним длинным толчком Саймон вошел в Аннабел, не остановившись, пока не заполнил до конца. Он весь горел, словно стоял перед открытой печью, а чресла напряглись болезненной похотью, слишком острой, почти невыносимой.

Теперь уже Саймон тяжело дышал, стараясь сдержаться, боясь, что не устоит и изольется в нее раньше, чем она получит наслаждение. Аннабел лежала неподвижно. Только пальцы нервно сжимались. Испугавшись, что причиняет ей боль, Саймон каким-то образом умудрился укротить безумную страсть и, нагнувшись, хрипло прошептал:

— Милая… я делаю тебе больно?

Движение позволило проникнуть в нее еще глубже, и она вскрикнула.

— Скажи, и я остановлюсь.

Она будто не услышала. Несколько секунд ушло на то, чтобы понять вопрос.

— Нет… только не это, — выдохнула она, окончательно теряя голову.

Он продолжал входить в нее, так резко, что ее внутренние мышцы сжимались вокруг его плоти. Его ладони накрыли ее кулачки, чуть сжали, но он не навязывал ей ритм, скорее отвечал на требования ее тела, вонзаясь в такт пульсирующей хватке ее мышц. Каждый раз, когда они беспомощно сжимались, он проникал дальше, гладя и лаская ее своим телом. Она балансировала на краю ошеломляющей разрядки и все же, не в силах ее достичь, с силой вжималась попкой в его чресла.

— Саймон…

Он просунул руку под нее, легко нашел то местечко, где они соединялись, и принялся терзать набухший бутон, обводя, лаская, меняя ритм, пока она, охваченная экстазом, не выгнула спину. Только тогда он дал себе волю и с гортанным криком упал на нее, взорвавшись фонтаном семени.

Самый неприятный момент медового месяца настал на следующее утро, когда Аннабел жизнерадостно объявила, что, по ее мнению, старое изречение насчет того, что брак — наивысшая степень дружбы, абсолютно правдиво. Саймон отреагировал на ее слова с непонятной неприязнью. Узнав хорошо известную цитату из Сэмюела Ричардсона, он сухо заметил, что впредь надеется на улучшение ее литературных вкусов: может, в этом случае его избавят от необходимости выслушивать дешевую философию, почерпнутую из романов. Уязвленная, Аннабел ответила холодным молчанием, не понимая, почему ее реплика так его задела.

Все утро и часть дня Саймон отсутствовал, а вернувшись, застал Аннабел за картами в обществе нескольких женщин в одном из салонов отеля. Встав за ее спиной, он дотронулся кончиками пальцев до худенького плечика. Она ощутила его прикосновение сквозь плотный шелк платья и едва слышно вздохнула. Искушение разыграть обиду и стряхнуть его руку было велико, но она сказала себе, что проявить немного терпения ничего не стоит, и, мило улыбнувшись, оглянулась.

— Добрый день, мистер Хант, — пробормотала она, обращаясь к нему по фамилии, как большинство замужних женщин на людях. — Прогулка была приятной? — Лукаво улыбаясь, она показала ему карты: — Взгляните на то, что мне сдали. Надеюсь, у вас найдется достойный совет?

Скользнув руками по спинке ее стула, Саймон тихо шепнул ей на ухо:

— Да. Немедленно заканчивай игру.

Съежившись под любопытными взглядами соседок, Аннабел старалась не выказать своих чувств, хотя предательский румянец уже полз от шеи к щекам.

— Но почему? — удивилась она.

— Потому что я собираюсь взять тебя ровно через пять минут. Где бы мы в этот момент ни были… здесь… в нашем номере… или на лестнице. Так что, если предпочитаешь уединение, предлагаю немедленно встать из-за стола.

«Он не решится», — подумала Аннабел, хотя сердце тревожно забилось. С другой стороны, зная Саймона, все возможно.

И только поэтому она дрожащими пальцами положила карты на стол. Сидевшая рядом особа долго думала, прежде чем сделать ход, а следующая обменялась шутливыми репликами с подошедшим мужем. На лбу и груди Аннабел выступил пот. Как же исчезнуть, не теряя лица?

Голос разума пытался успокоить ее, твердя, что как бы Саймон ни презирал условности, все же вряд ли способен овладеть женой на лестнице!

Однако голос разума внезапно замолчал, когда Саймон лениво сверился с часами.

— У тебя три минуты, — мягко предупредил он. И Аннабел, несмотря на все волнение, ощутила постыдную пульсацию между бедрами. Ей вдруг захотелось, чтобы он исполнил обещание…

Крепко сжав ноги, она с вынужденным спокойствием ждала своей очереди, хотя сердце рвалось из груди. Играющие неспешно перебрасывались репликами, посылали официанта за кувшином охлажденного лимонада…

Наконец настала очередь Аннабел. Она выкинула карту самого высокого достоинства, взяла другую, с облегчением увидела, что новая карта абсолютно бесполезна, и положила остальные на стол.

— Боюсь, я пас, — объяснила она, стараясь четко выговаривать слова. — Огромным удовольствием было играть с вами, спасибо, но я должна идти…

— Оставайтесь на следующую партию, — попросила одна из дам. Остальные поддержали ее.

— О да!

— Выпейте хотя бы вина, пока мы доигрываем…

— Благодарю, но…

Аннабел встала и тихо ахнула, ощутив легкое давление руки Саймона. Соски мгновенно затвердели.

— Я просто очень устала после вчерашних танцев, — сымпровизировала она. — Нужно немного отдохнуть перед началом спектакля.

Сопровождаемая хором прощаний и несколькими понимающими взглядами, Аннабел постаралась с достоинством удалиться из салона. Едва они добрались до широкой лестницы, ведущей на верхние этажи, Аннабел облегченно вздохнула и укоризненно посмотрела на мужа.

— Если пытаешься смутить меня… считай, это тебе удалось… что ты делаешь?!

Ее платье вдруг показалось слишком свободным, и Аннабел с потрясенным изумлением поняла, что он успел расстегнуть большинство пуговиц.

— Саймон, — прошипела она, — только посмей! Немедленно прекрати!

Она рванулась прочь, но он легко догнал ее.

— У тебя одна минута.

— Не глупи, — коротко посоветовала она. — За минуту мы не добежим до номера, и ты не…

Раздался пронзительный визг, и еще пара пуговиц выскочила из петель. Аннабел попыталась отмахнуться от назойливых рук, но, поймав его взгляд, поняла, что он исполнит свою угрозу.

— Саймон, нет!

— Да.

Сейчас он напоминал тигра, задумавшего поиграть с добычей, а выражение его лица было слишком ей знакомо.

Аннабел подобрала юбки, готовясь взлететь по ступенькам. Из груди рвался истерический смех.

— Ты невозможен! Оставь меня в покое! Ты… о, если кто-то увидит нас, я никогда тебе не прощу!

Саймон последовал за ней без всякой спешки. Впрочем, его не обременяли масса юбок и сковывавший корсет! Она добралась до верхней площадки и завернула за угол. Колени ныли, ноги не слушались, но она продолжала бежать. Юбки, казалось, весили миллион фунтов, а легкие были готовы взорваться. О, будь он проклят за то, что творит с ней… и будь проклята она за дурацкий смех, который никак не унять!

— Тридцать секунд, — раздалось за спиной, и Аннабел задохнулась. Три длинных коридора, прежде чем она окажется в номере… а времени почти нет.

Судорожно стягивая оттопырившийся корсаж платья, она огляделась в поисках подходящего укрытия и ринулась к первой же двери, открывавшейся в маленький темный чулан. Ее встретил густой запах крахмала. На полках лежали стопки аккуратно сложенного белья и полотенец.

— Быстрее, — пробормотал Саймон, вталкивая ее в чулан и закрывая дверь. Аннабел немедленно оказалась в темноте и, продолжая смеяться, безуспешно отбивалась от мужа. Но у того, похоже, внезапно выросло больше рук, чем щупальцев у осьминога. Непонятно, как он умудрялся расстегивать ее одежду и одновременно стаскивать быстрее, чем она успевала обороняться.

— Что, если ты нас запер здесь? — забеспокоилась она.

— Сломаю дверь, — пообещал он, дергая за тесемки ее панталон. — Потом.

— Если сюда вломится горничная, нас немедленно выкинут из отеля.

— Поверь, здешние горничные видели сцены похуже. Ее платье уже валялось под ногами Саймона, а панталоны сползли к щиколоткам.

Она снова попыталась протестовать, но Саймон, сунув руку между ее ног, обнаружил убедительное доказательство готовности к любовным играм, после чего дальнейшее сопротивление показалось бесполезным. Оставалось с готовностью отвечать на поцелуи…

Бархатный грот ее тела легко принял его, и она вскрикнула, когда его пальцы растянули ее, так что при каждом выпаде его плоть легко касалась чувствительного бугорка.

Они старались прижаться друг к другу ближе, слиться в единое целое. Ее корсет был слишком тесен, но и в этом она находила неожиданное наслаждение, словно все новые ощущения наводняли нижнюю половину тела и оставались в набухших наслаждением тканях. Ее пальцы безуспешно рвали на нем одежду, когда желание превратилось едва ли не в безумие. Саймон наполнял ее мощными толчками, не сбавляя ритма, пока экстаз не завладел обоими, а в легкие не проник аромат чистого, выглаженного белья. Ноги напряглись, словно пытаясь удержать наслаждение.

— Черт, — пробормотал Саймон несколько минут спустя, когда сумел отдышаться.

— Что? — прошептала Аннабел, припав головой к лацкану его фрака.

— Теперь до конца жизни запах крахмала будет возбуждать во мне желание.

— Это твоя проблема, — хмыкнула она и вздрогнула, когда его плоть, все еще находившаяся в ней, дернулась.

— И твоя тоже, — объявил он за секунду до того, как нашел в темноте ее губы.

Глава 23

Вскоре после возвращения новобрачных из Франции встал неизбежный вопрос о встрече обеих семей, откладывать которую больше было нельзя. Берта, мать Саймона, потребовала, чтобы все пришли на ужин, за которым можно лучше узнать друг друга, поскольку до свадьбы на это не было времени. Хотя Саймон предупредил Аннабел, чего стоит ожидать, а та, в свою очередь, постаралась подготовить мать и брата, все же предвидела, что результаты вряд ли будут блестящими.

К счастью, Джереми был рад иметь такого зятя, как Саймон. За последние месяцы он сильно вытянулся и теперь был на голову выше Аннабел. Каштаново-золотистые волосы выгорели на солнце, а голубые глаза весело улыбались.

— Я глазам не верил, когда читал мамино письмо, в котором она сообщала, что ты выходишь за Саймона, — тараторил он. — И это после всего, что ты наговорила о нем за последние два года…

— Джереми! — пожурила Аннабел. — Посмей только повторить хотя бы слово!

Джереми, смеясь, обнял сестру и протянул руку Саймону:

— Поздравляю, сэр. — И, обмениваясь рукопожатием с зятем, лукаво заметил: — Собственно говоря, я ничуть не удивился. Моя сестрица так часто и так долго жаловалась на вас, что я сразу понял: без глубоких чувств тут не обошлось.

Саймон нежно посмотрел на свирепо хмурившуюся жену.

— Понять не могу, что она нашла достойным жалоб, — хмыкнул он.

— Кажется, она сказала… — начал Джереми, усиленно подмигивая сестре, которая не замедлила ткнуть локтем ему под ребра. — Ладно-ладно, молчу, — быстренько выпалил он, поднимая руки и отскакивая. — Я всего лишь вел учтивую салонную беседу с новоиспеченным зятем.

— Учтивая салонная беседа обычно включает такие темы, как погода и здоровье, — уведомила Аннабел, — а не передачу замечаний, сделанных сестрой строго по секрету.

Саймон обнял жену за талию и, притянув к груди, прошептал:

— Я примерно представляю, как все было. В конце концов, ты не стеснялась высказать мне это в лицо.

Услышав веселые нотки в его голосе, Аннабел немного расслабилась.

Джереми, никогда раньше не видевший, чтобы сестра так свободно обращалась с мужчиной, и мгновенно заметивший в ней перемены, улыбнулся:

— Похоже, замужество пошло тебе на пользу, сестричка.

В этот момент в комнату вошла Филиппа и с радостным криком поспешила к дочери:

— Дорогая, я так скучала по тебе! — И, обняв Аннабел, с сияющей улыбкой обернулась к Саймону: — Дорогой мистер Хант, добро пожаловать домой! Как вам понравился Париж?

— Нет слов, — вежливо заверил Хант, наклонился, чтобы поцеловать подставленную щеку, и добавил, не глядя на жену: — А особенно я наслаждался шампанским.

— Ну разумеется, — кивнула Филиппа, — и я уверена, что каждый, кто… Аннабел, дорогая, что ты делаешь?

— Всего лишь открываю окно, — сдавленным голосом пояснила Аннабел, покраснев, как свекла, едва вспомнила тот вечер, когда Саймон придумал совершенно новый, можно сказать, творческий способ использования этого напитка. — Здесь ужасно жарко… Ну почему, спрашивается, все окна закрыты в это время года?

Продолжая прятать лицо, она сражалась с задвижкой, пока Джереми не пришел на помощь.

Саймон и Филиппа беседовали, а Джереми тем временем успел распахнуть окно и ухмыльнулся, глядя на Аннабел, подставлявшую щеки прохладному ветерку.

— Должно быть, медовый месяц выдался весьма занимательным, — пробормотал он с ухмылкой.

— А тебе не полагается знать о подобных вещах, — прошептала Аннабел.

Джереми весело фыркнул.

— Мне четырнадцать, Аннабел, не забывай, — напомнил он и, подавшись ближе к сестре, продолжал: — Итак… почему ты вышла за мистера Ханта? Мама говорит, это потому, что он скомпрометировал тебя, но мне-то ясно, что тут есть кое-что еще. Уж я-то знаю: ты не позволишь себя скомпрометировать, если не захочешь.

Веселый взгляд вдруг стал серьезным.

— Ты из-за денег? Я видел домашние счета: очевидно, у нас за душой и двух шиллингов нет.

— Нет, дело не только в деньгах.

Аннабел всегда была абсолютно откровенна с братом, но очень трудно признать правду.

— В Стоуни-Кросс я заболела, и мистер Хант был неожиданно добр ко мне. Поэтому я увидела его в ином свете и обнаружила… что между нами возникло нечто вроде… симпатии.

— Духовной или физической? — Джереми снова улыбнулся, прочтя ответ в ее глазах. — И то и другое. Хорошо. Скажи, ты влю…

— О чем это вы шепчетесь? — со смехом спросила Филиппа, жестом приказывая им отойти от окна.

— Я умолял сестру не запугивать своего несчастного мужа, — объяснил Джереми.

Аннабел закатила глаза к небу.

— Спасибо, шурин, — торжественно заявил Саймон. — Можешь представить, сколько отваги требуется, чтобы выстоять против подобной жены. Но пока мне это удавалось…

Он с деланным ужасом осекся при виде угрожающего взгляда Аннабел.

— Зато теперь понятно, что нам с твоим братом лучше делиться мужскими секретами исключительно на улице, пока ты рассказываешь матушке о Париже. Джереми, не хочешь прокатиться в моем фаэтоне.

Юноша не заставил просить себя дважды:

— Сейчас найду шляпу и куртку…

— Шляпа ни к чему. Все равно через минуту слетит, — лаконично посоветовал Саймон.

— Мистер Хант! — крикнула вслед Аннабел. — Если искалечите или убьете моего брата, ужина не ждите.

Саймой ответил что-то неразборчивое, и оба исчезли в прихожей.

— Фаэтоны слишком легкие и быстрые и часто переворачиваются, — встревожилась Филиппа. — Надеюсь, мистер Хант умеет править.

— И превосходно, — заверила Аннабел с ободряющей улыбкой. — Он вез нас сюда из отеля так медленно, что можно было подумать, мы тащимся в тяжелом фамильном экипаже. Думаю, Джереми не мог оказаться в более надежных руках.

Весь следующий час женщины сидели в гостиной за чаем и обсуждали все, что случилось за последние две недели. Как и ожидала Аннабел, Филиппа не задавала вопросов об интимных подробностях медового месяца, явно не собираясь вторгаться в жизнь молодой пары. Зато живо интересовалась рассказами Аннабел о новых знакомых, балах и вечерах, которые они посещали. Имена богатых промышленников были ей неизвестны, и она внимательно слушала истории Аннабел.

— Теперь все больше и больше таких людей приезжает в Англию, — заметила она. — Чтобы прибавить к богатству еще и титулы.

— Как Боумены, — кивнула Аннабел.

— Да. С каждым новым сезоном нас осаждают орды американцев, а ведь Господу известно, как и без того трудно поймать аристократа. Нам конкуренция ни к чему. Я буду рада, когда поток фабрикантов иссякнет и все вернется в свое русло.

Аннабел грустно улыбнулась, не зная, как объяснить матери, что, судя по тому, что она видела и слышала, это только начало и что к прошлому возврата нет. Она и сама только начинала немного понимать, к каким переменам ведет развитие железных дорог, судоходства и техники, причем не только в Англии, но и во всем мире. Именно эти темы Саймон и его приятели обсуждали за обедом, вместо того чтобы подобно представителям высшего класса распространяться об охоте и сельских развлечениях.

— Скажи, ты хорошо ладишь с мистером Хантом? — спросила Филиппа. — Мне по крайней мере так показалось.

— О да. Хотя могу признаться, что он не похож ни на одного из наших знакомых мужчин. Джентльмены, к которым мы привыкли… видишь ли, у него совершенно иное направление ума. Он… он прогрессивен…

— О Господи, — с легкой брезгливостью бросила Филиппа. — Хочешь сказать, в смысле политики?

— Нет.

Аннабел помедлила и скорчила смешную гримаску, сообразив, что даже не знает, к какой партии принадлежит муж.

— Но, слыша кое-какие его высказывания, я бы не усомнилась, что он виг[3] или даже либерал…

— О небо! Может, ты сумеешь убедить его переменить политические взгляды…

Аннабел весело рассмеялась:

— Сомневаюсь. Но это совершенно не важно, потому что… видишь ли, мама, я действительно начинаю верить, что в один прекрасный день мнение этих фабрикантов и торговцев будет иметь больше веса, чем все высказывания аристократов. Я уже не говорю о финансовом влиянии…

— Аннабел, — мягко перебила мать, — прекрасно, что ты так горячо защищаешь мужа. Но поверь, простолюдин, пусть и богатый, никогда не будет столь же влиятельным, как аристократ. Во всяком случае, в Англии.

Разговор прервал растрепанный, взбудораженный Джереми, вихрем ворвавшийся в гостиную.

— Джереми! — ахнула Аннабел, вскакивая. — Что стряслось?! И где мистер Хант?!

— Прогуливает лошадей по площади, чтобы остыли, — задыхаясь, тараторил он. — Этот парень — просто псих. Раза три мы едва не перевернулись, чуть не задавили с полдюжины человек, и меня трясло и подкидывало так, что вся нижняя часть покрыта синяками. Будь я способен хотя бы дышать, наверняка помолился бы, поскольку мы точно мчались прямо в могилу. В жизни не видел таких злющих лошадей, как у Ханта, а сам он сыпал такими гнусными проклятиями, что только за одно меня бы вышибли из школы навсегда…

— Джереми, — извиняющимся тоном начала Аннабел, до глубины души возмущенная тем, что Саймон подверг такой опасности жизнь брата, — мне так…

— Да это был лучший день во всей моей жизни! — торжествующе продолжал Джереми. — Я едва не на коленях просил Ханта повезти меня и завтра, и он сказал, что попробует, если будет время… О, что он за молодец, Аннабел! Чудесный парень! Пойду добуду водички: у меня в горле скопилось с полдюйма пыли!

Он с юношеской живостью умчался на поиски воды, пока мать с сестрой раскрыв рты таращились ему вслед.

Вечером Саймон повез Аннабел, Джереми и Филиппу в квартиру над лавкой мясника, где по-прежнему жили его родители. Жилище состояло из трех комнат и мансарды, куда вела узкая лестница, и было хоть и довольно темным, но уютным. Филиппа почти не давала себе труда скрыть неодобрительное недоумение, ибо не могла взять в толк, почему Ханты не соглашаются переехать в дорогой особняк. И чем старательнее пыталась Аннабел объяснить, что Ханты не стыдятся своей профессии и не желают скрывать «позор» принадлежности к рабочему классу, тем больше удивлялась мать. Наконец раздраженная Аннабел, заподозрив, что Филиппа намеренно отказывается ее понимать, оставила все попытки обсудить с ней родных Саймона и потихоньку попросила, чтобы Джереми удерживал мать от чересчур откровенных высказываний.

— Постараюсь, — с сомнением протянул Джереми. — Но ты же знаешь: мама никогда не ладила с людьми, которых считает не такими, как мы.

Аннабел раздраженно вздохнула:

— Ну да, не дай Бог, чтобы мы провели вечер с теми, кто на нас не похож! А вдруг научимся чему-то новому или, хуже того, нам понравится… какой позор!

Странная улыбка коснулась губ брата.

— Не будь слишком строга к ней, Аннабел. Вспомни, совсем недавно ты относилась к низшим классам с точно таким же пренебрежением.

— Вовсе нет! Я… — запальчиво начала Аннабел, но тут же осеклась и вздохнула. — Ты прав. Так и было. Хотя сейчас в толк не возьму, почему именно. В честной работе нет позора. Верно? И уж конечно, она более почетна, чем безделье.

Джереми продолжал улыбаться.

— Ты изменилась, — коротко обронил он, и Аннабел с сожалением кивнула:

— Может, это не так уж плохо.

Теперь, поднимаясь по узкой лестнице, которая вела из лавки в квартиру Хантов, Аннабел чувствовала едва заметную сдержанность мужа: единственный признак испытываемой им неуверенности. Он, конечно, тревожился насчет того, как, по выражению Джереми, «поладит» жена с его родными. Аннабел, исполненная решимости сделать все возможное, чтобы вечер прошел мирно, даже не поморщилась, услышав доносившийся из-за двери шум… какофонию голосов, детский визг и глухие удары, словно в комнате переворачивали мебель.

— Господи милостивый, — ахнула Филиппа, — похоже… похоже…

— На драку? — услужливо подсказал Саймон. — Все может быть. В моей семье не всегда легко отличить салонную беседу от боксерского матча.

Они вошли в гостиную, и Аннабел попыталась различить знакомые лица… вот старшая сестра Саймона Салли, замужняя женщина, мать полудюжины ребятишек, подобно памплонским быкам, с топотом носившихся по комнатам… муж Салли… родители Саймона, два младших брата и младшая сестра Мередит, чье безмятежное спокойствие странно контрастировало с общим переполохом. Судя по словам Саймона, он особенно любил скромную, застенчивую, знающую жизнь только по книгам Мередит.

Дети столпились вокруг Саймона, который на удивление по-свойски с ними обращался: подбрасывал в воздух, щекотал и умудрялся одновременно исследовать только что выпавший зуб и высморкать чей-то сопливый нос. Первые несколько минут царило всеобщее смятение. Присутствующие громогласно обменивались приветствиями, дети скакали взад-вперед, а кот, не стесняясь, выражал свое возмущение бесцеремонными приставаниями любознательного щенка. Аннабел втайне надеялась, что скоро атмосфера станет поспокойнее, но, увы, подобная суматоха продолжалась весь вечер. Изредка она замечала застывшую улыбку матери, неподдельно веселую физиономию Джереми и терпеливые, хотя и безуспешные попытки Саймона навести порядок в бедламе.

Томас, отец Саймона, огромный, величественный мужчина, однако, не собирался брать бразды правления в свои руки. Иногда его глаза и лицо смягчались улыбкой, не столь обаятельной, как у Саймона, но все же обладающей своеобразной привлекательностью.

Аннабел успела обменяться с ним приветливыми словами, пока сидела за столом. К сожалению, обе матери никак не могли подружиться. И причиной была не столько взаимная неприязнь, сколько полная неспособность общаться друг с-другом. Само их существование, жизненный опыт, сформировавший воззрения и принципы, были абсолютно противоположны.

Ужин состоял из толстых ломтей хорошо прожаренного бифштекса с пудингом и крошечных порций овощей в виде гарнира. Подавив тяжелый вздох при мысли об изысканной французской кухне, Аннабел принялась старательно жевать говядину.

Вскоре к ней робко обратилась Мередит:

— Аннабел, вы должны побольше рассказать нам о Париже. Мы с мамой скоро впервые отправляемся в Европу.

— Замечательно! — воскликнула Аннабел. — Когда вы уезжаете?

— Через неделю. Пробудем там не меньше полутора месяцев. Высадимся в Кале и закончим путешествие в Риме…

Разговор о поездке продолжался до конца ужина. Потом кухарка, она же и горничная, пришла, чтобы убрать посуду, а семья удалилась в гостиную, где были поданы чай и сладости. К восторгу детей, Джереми уселся вместе с ними на пол у камина поиграть и помочь приструнить щенка. Аннабел устроилась неподалеку, наблюдая за их проделками и беседуя со старшей сестрой, Салли. Неожиданно она заметила, что Саймон куда-то исчез вместе с матерью, которая, по-видимому, хотела расспросить сына о его супружеской жизни.

— Проклятие! — вдруг воскликнул Джереми, — Щенок сделал лужу прямо на коврике!

— Пожалуйста, кто-нибудь, найдите горничную и попросите вытереть, — велела Салли под громовой хохот детей, дразнивших плохо воспитанного щенка. И поскольку Аннабел сидела ближе всех к двери, то сразу вскочила и вышла в соседнюю комнату, где девушка все еще убирала остатки ужина. Едва Аннабел сообщила о небольшом происшествии, та поспешно схватила тряпку и метнулась к двери. Аннабел уже хотела пойти за ней, но из кухни донеслись негромкие голоса… Она невольно замерла, услышав тихий неодобрительный вопрос Берты:

— …и она тебя любит, Саймон?

Аннабел прижала руку к сердцу. Что ответит Саймон? Как вынести все это напряжение?

— Люди женятся и выходят замуж не только по любви. Есть и другие причины.

— Значит, нет, — сухо прокомментировала Берта. — Не могу сказать, что меня это удивляет. Женщины, подобные ей, никогда…

— Осторожнее, — перебил Саймон. — Ты говоришь о моей жене.

— Да, красивое украшение гостиной, — не унималась Берта, — и прекрасно выглядит, когда ты под руку с ней появляешься в доме очередной важной шишки. Но согласилась бы она выйти за тебя без твоих денег? Останется с тобой в беде или нужде? Ах, если бы ты только присмотрелся к одной из тех девушек, которых я пыталась за тебя выдать. Взять хотя бы Молли Хейвлок или Пег Ларчер… хорошие, крепкие девочки, которые могли бы в любую минуту стать опорой…

Больше Аннабел не выдержала. Стараясь не расплакаться, она бесшумно скользнула в гостиную.

«Вот что бывает, когда подслушиваешь!» — наставительно сказала она себе, гадая, прислушается ли Саймон к матери. Ее осуждение больно ранило… но нужно признать, что ни у Берты, ни у остальных родственников мужа нет причин особенно ее любить. Мало того, до Аннабел только сейчас дошло, что, перебирая все преимущества брака с Саймоном, она не удосужилась спросить себя, что может дать ему взамен.

Вконец расстроившись, бедняжка долго гадала, стоит ли рассказывать Саймону о том, что она подслушивала, и наконец решила, что не стоит. Он будет утешать ее или извиняться за мать, хотя ни в том, ни в другом нет необходимости. Все равно требуется время, чтобы она доказала, чего стоит… как Саймону… так и себе.

Гораздо позже, когда супруги вернулись в отель, Саймон сжал ее плечи и, слегка улыбнувшись, прошептал:

— Спасибо.

— За что?

— За то, что честно пыталась примириться с моей семейкой, — пояснил он, чмокнув ее в макушку. — И за то, что сумела не придать значения тому факту, что они так отличаются от тебя.

Похвала заставила Аннабел покраснеть от удовольствия. На душе вдруг стало куда легче.

— Вечер прошел очень приятно, — солгала она, но Саймон ухмыльнулся:

— Так далеко заходить не обязательно.

— О, может, был момент-другой, когда твой отец обсуждал внутренности животных или когда твоя сестра рассказала, что наделал малыш в ванне… но в целом они были очень, очень, очень…

— Шумными? — продолжил Саймон, смешливо блестя глазами.

— Я собиралась сказать «милыми».

Саймон провел руками по ее спине, массируя напряженные мышцы под лопатками.

— Ты прекрасно воспринимаешь положение жены простолюдина, особенно учитывая все обстоятельства.

— Все не так плохо, — заверила Аннабел, легко проводя рукой по его груди и посылая лукавый взгляд. — Я могу на многое закрыть глава в обмен на этот… впечатляющий… внушительный…

— Банковский счет?

Аннабел улыбнулась и сунула пальцы за пояс его брюк.

— О нет, не банковский счет, — прошептала она за мгновение до того, как их губы слились.

На следующий день Аннабел, к своему восторгу, встретилась с Лилиан и Дейзи, чей номер оказался в том же крыле отеля, что и ее собственный. Визжа и смеясь, они обнялись и наделали столько шума, что миссис Боумен послала горничную с наказом немедленно успокоиться.

— Хочу видеть Эви, — сказала Аннабел, следуя за Дейзи в гостиную. — Как она поживает?

— Две недели назад попала в ужасную беду, когда попыталась увидеться с отцом, — вздохнула Дейзи. — Его состояние ухудшилось, и теперь он не встает с постели. Она как раз выскользнула из дома, когда ее поймали и заперли в комнате. Тетя Флоренс и остальная семейка поклялись ее не выпускать.

— Надолго?

— Навсегда, — последовала обескураживающая реплика.

— Ах эти мерзкие людишки, — пробормотала Аннабел. — Как я хочу ее спасти!

— Правда? И я тоже! — оживилась Дейзи. — Мы могли бы ее похитить. Притащим лестницу, поставим под ее окном и…

— И тетя Флоренс спустит на нас собак, — мрачно предрекла Лилиан. — По ночам дом охраняют два огромных мастиффа.

— Мы дадим им мяса со снотворным, — возразила Дейзи. — И пока они будут храпеть…

— О, чума на твои дурацкие планы! — перебила Лилиан. — Я хочу поскорее узнать о медовом месяце!

Две пары темно-карих глаз уставились на Аннабел с отнюдь не девическим интересом.