Желтофиоли (№1) - Тайны летней ночи

— Джереми, беги в конюшню, что с обратной стороны отеля, и прикажи запрячь мой экипаж и оседлать коня. После этого возвращайся домой, собери ковер и окровавленную одежду и отвези на локомотивную фабрику — первое здание на участке. Назови мое имя, и сторож не станет задавать вопросов. Там горит печь…

— Понял! — немедленно сообразил Джереми. — Я все сожгу.

Саймон коротко кивнул, и юноша, не тратя слов, устремился к двери.

После его ухода Аннабел повернулась к мужу:

— Саймон. Я… я хочу поехать к маме…

— Садись в карету вместе с Джереми.

— Не знаю, что делать с лордом Ходжемом…

— Я его найду, — угрюмо пообещал Саймон. — Молись, чтобы его рана оказалась легкой. Если он умрет, будет чертовски трудно без лишнего шума уладить последствия.

Аннабел молча кусала губы.

— Я… я думала, что мы наконец избавились от Ходжема, — выдохнула она. — Мне в голову не приходило, что он посмеет еще раз побеспокоить маму, зная, что я вышла за тебя. Похоже, его ничто не остановит.

Он сжал ее плечи и с почти пугающей мягкостью заверил:

— Я его остановлю. В этом можешь быть уверена.

— Что ты собираешься делать?! — встрепенулась она.

— Поговорим позже. А сейчас иди за плащом.

— Да, Саймон, — прошептала она, метнувшись к гардеробу.

Приехав домой, Аннабел и Джереми нашли Филиппу сидевшей на лестнице со стаканом виски в руке. Она казалась совсем маленькой, словно вдруг превратилась в ребенка, и сердце Аннабел больно сжалось.

— Мама, — пробормотала она, глядя на склоненную голову матери.

Филиппа не ответила. Аннабел села рядом и обняла ее за плечи.

Тем временем Джереми с деловитым видом велел лакею помочь ему свернуть ковер в гостиной и отнести в экипаж. Аннабел, даже в своем нынешнем состоянии, не могла не убедиться, насколько уверенно держится Джереми для четырнадцатилетнего мальчика!

Филиппа медленно подняла голову и измученными глазами уставилась на Аннабел.

— Мне так жаль…

— Нет, мама, не надо!

— Как раз, когда я думала, что все мы свободны и счастливы, Ходжем явился сюда… и заявил, что желает продолжать наши отношения, а если я не соглашусь, он расскажет всему свету о том, что было между нами. Позор погубит нашу семью и сделает нас объектом всеобщего презрения. Я плакала и умоляла, а он смеялся… и когда облапил меня… внутри что-то словно лопнуло. Я вдруг увидела ножницы, схватила со стола… и… попыталась убить его. Надеюсь, что убила. Мне все равно, что со мной будет!

— Тише, мама, — уговаривала Аннабел, — никто тебя не осудит. Лорд Ходжем был чудовищем, и…

— Был? — тупо переспросила Филиппа. — Значит, его больше нет?

— Не знаю. Но обещаю, что все будет хорошо. Мы с Джереми здесь, а мистер Хант не позволит, чтобы с тобой что-то случилось.

— Мама, — окликнул Джереми, тащивший вместе с лакеем тяжелый ковер, — а где ножницы?

Вопрос был задан с самым небрежным видом, словно юноше понадобилось отрезать кусок тесьмы, чтобы перевязать ковер.

— По-моему, их взяла горничная, пытается отмыть, — пояснила Филипа.

— Вот и хорошо. Пойду заберу. И кстати, как следует осмотри свою одежду. Все, на что попала хоть капля крови, нужно унеси.

— Да, дорогой.

Со стороны можно было подумать, что родственники не совещаются, как избавиться от улик, а ведут мирную вечернюю беседу перед отходом ко сну.

Аннабел молча пожала плечами. Подумать только, что она с высокомерием относилась к семейству Саймона, уверенная в своем превосходстве! При мысли об этом она съежилась от стыда.

Два часа спустя, когда Филиппа, допившая свой стакан, уже лежала в постели, один за другим приехали Саймон и Джереми и стали тихо переговариваться в прихожей. Спускаясь по лестнице, Аннабел остановилась, когда увидела, как Саймон крепко обнял ее брата одной рукой и взъерошил и без того растрепанные волосы. Этот отцовский жест, похоже, безмерно ободрил Джереми, и на его губах появилась усталая улыбка. Аннабел, боясь пошевелиться, наблюдала за ними.

Удивительно, что Джереми так легко принял Саймона, хотя Аннабел ожидала, что брат восстанет против власти зятя. Как странно наблюдать дружбу, неожиданно возникшую между ними, тем более что доверие Джереми не так легко завоевать! До этого дня ей в голову не приходило, какое для Джереми счастье — опереться на сильную руку того, кто способен решить проблемы, которые в его возрасте представляются слишком сложными!

Словно почувствовав ее присутствие, Саймон вскинул голову. Аннабел пришлось перебороть смешение непонятных эмоций, прежде чем она обрела силы спросить;

— Ты нашел Ходжема? И что…

— Нашел.

Саймон потянулся к плащу, висевшему на перилах лестницы, и накинул его на плечи жены.

— Пойдем. Я все объясню по пути домой.

— Джереми, ничего, если мы тебя оставим? — пробормотала Аннабел, повернувшись к брату.

— О, я вполне владею ситуацией, — заверил тот с видом опытного мужчины.

Саймон смешливо блеснул глазами, но воздержался от замечаний и обнял жену за талию.

— Пойдем, — повторил он.

Едва оказавшись в экипаже, Аннабел продолжала засыпать Саймона вопросами, пока он не зажал ей рот рукой.

— Я все расскажу, если сможешь помолчать минуту-другую, — пообещал он.

Аннабел кивнула, и он, улыбаясь, подался вперед, чтобы заменить ладонь своими губами. Украв поцелуй, он, сразу став серьезным, откинулся на спинку сиденья.

— Я нашел Ходжема дома, под присмотром семейного врача. И хорошо, что я вовремя появился, поскольку он уже послал за констеблем.

— Но как ты убедил слуг пустить тебя в дом?

— Убеждения вряд ли помогли бы. Пришлось вломиться силой и потребовать, чтобы меня отвели к хозяину. В доме стояла такая суматоха, что никто не посмел мне отказать. И нашел я комнату просто потому, что шел на вой и вопли.

— Прекрасно! — с мстительным удовольствием воскликнула Аннабел. — Какие бы страдания ни испытывал Ходжем, по моему мнению, этого недостаточно! Но в каком он был состоянии и что сказал, когда ты появился на пороге?

Уголок губ Саймона брезгливо дернулся.

— Рана в плечо… совсем маленькая, почти царапина. И мне лучше не повторять всего, что он наговорил. Я позволил ему беситься сколько угодно, прежде чем попросить доктора подождать в соседней комнате, пока я поговорю с хозяином, после чего расписал, как сожалею о сильнейшем несварении, постигшем высокородного лорда. Он сначала не понял, но я взял на себя труд убедить его, что в его же интересах объяснить недомогание именно таким образом, поскольку истина вряд ли выгодна обеим сторонам.

— А если бы он не согласился? — с легкой улыбкой поинтересовалась Аннабел.

— Я дал понять, что разделаю его, как йоркширский окорок. И предупредил, что если до меня дойдет хотя бы тень слуха, порочащего репутацию твоей матери или нашей семьи, я посчитаю виновным именно его и после того, как покончу с ним, класть в гроб будет попросту нечего. Когда я уходил, Ходжем был запуган так, что боялся дышать. Поверь, больше он никогда на пушечный выстрел не подойдет к твоей матери. Что же до врача… я заплатил ему за визит и убедил выбросить из головы все случившееся. Можно бы и уходить, но пришлось дожидаться констебля.

— А что ты сказал констеблю?

— Объяснил, что произошла ошибка и он здесь не нужен. Но поскольку его побеспокоили зря, посоветовал после работы зайти в паб «Бурый медведь» и заказать за мой счет столько эля, сколько он сможет выпить.

— Слава Богу! — облегченно вздохнула Аннабел, прижимаясь к мужу. — Но Джереми! Что мы ему скажем?

— Ему не стоит знать правду. Она только ранит и смутит беднягу. Насколько я понял, Ходжем попытался поцеловать Филиппу, а та настолько растерялась и возмутилась, что, не помня себя, схватилась за ножницы. — Саймон нежно погладил жену по щеке. — Кстати, у меня есть предложение, которое ты должна хорошенько обдумать.

Боясь, что предложение окажется слегка замаскированной командой, Аннабел с подозрением уставилась на мужа:

— И что же?

— Думаю, для Филиппы будет лучше на время оказаться подальше от Лондона и Ходжема — пока не уляжется пыль.

— Подальше? Насколько подальше? И куда она поедет?

— Она может сопровождать мою мать и сестру в Европу. Они уезжают через несколько дней…

— Но это на редкость неудачная мысль! — воскликнула Аннабел. — Я хочу, чтобы она осталась здесь, где мы с Джереми можем за ней приглядеть. Кроме того, могу гарантировать, что твои родственники вряд ли будут довольны…

— Мы пошлем с ними и Джереми. У него достаточно времени до начала следующего семестра, и он будет прекрасным спутником для всех троих.

— Бедный Джереми! — охнула Аннабел, пытаясь представить брата, таскающегося по всей Европе за тремя женщинами. — Я такой судьбы и злейшему врагу не пожелала бы!

— Ну почему? — ухмыльнулся Саймон. — Он, возможно, сумеет много узнать о женщинах.

— Много, но ничего приятного, — парировала она. — А почему ты считаешь, что мать нужно как можно скорее увезти из Лондона? Неужели Ходжем все еще представляет для нас опасность?

— Нет, — нежно прошептал он, приподнимая ее подбородок. — Я же сказал, он никогда не посмеет приблизиться к Филиппе. Однако если все же неприятности начнутся, я предпочел бы улаживать их в ее отсутствие. Кроме того, Джереми сказал, что она не в себе, что, учитывая обстоятельства, вполне естественно. Несколько недель вдали от Англии пойдут ей на пользу.

Аннабел, поразмыслив, поняла, что в рассуждениях мужа есть определенный смысл. Филиппа давно не отдыхала. А если Джереми поедет с ней, даже общество Хантов скорее всего будет вполне приемлемым. Что же до желаний Филиппы… несчастная не вполне связно мыслит и скорее всего согласится на любой предложенный детьми план.

— Саймон, — медленно спросила она, — ты хочешь узнать мое мнение или объявляешь свое решение?

Саймон оценивающе оглядел жену.

— А что заставит тебя согласиться? — спросил он, в свою очередь, и тут же засмеялся, прочтя ответ в ее взгляде. — Хорошо… я хочу узнать твое мнение.

Аннабел сухо улыбнулась и положила голову ему на плечо.

— Если Джереми согласится… тогда и я тоже.

Глава 25

Аннабел не спрашивала мужа, как приняли Берта и Мередит известие о том, что компания увеличилась еще на два человека, тем более что вовсе не горела желанием услышать ответ. Главное, что Филиппа уедет из Лондона и постарается забыть о лорде Ходжеме. Аннабел надеялась, что мать вернется успокоенной и посвежевшей, готовой начать новую жизнь. А Джереми, возможно, найдет некоторое удовольствие в поездке и увидит новые места, о которых узнавал из уроков географии.

До отъезда осталось меньше недели, и Аннабел погрузилась в сборы, пытаясь предусмотреть все необходимое для шестинедельного путешествия. Саймон, забавляясь ее стараниями, утверждал, что, судя по количеству приобретенных вещей, ее родным предстоит путешествовать в джунглях, а не останавливаться в лучших гостиницах и пансионах.

— Но и в Европе могут встретиться трудности, — оправдывалась Аннабел, деловито складывая жестянки с чаем и печеньем в кожаный саквояж. У кровати громоздились груды коробок и пакетов. Среди других предметов были аптечка с лекарствами, пуховые подушки, белье, книги и корзинка с продуктами. Аннабел подняла стеклянную банку с соленьями и, критически оглядев, объяснила: — В Европе совершенно другая еда…

— Ну да, — серьезно кивнул Саймон. — Обладающая вкусом. В отличие от нашей.

— И климат может оказаться капризным.

— Голубое небо и солнце? О, этого необходимо избегать любой ценой.

Она ответила на издевки холодным взглядом.

— Думаю, тебе есть чем заняться вместо того, чтобы любоваться, как я открываю коробки.

— Я вполне свободен… пока ты делаешь это в нашей спальне.

Аннабел выпрямилась, сложила руки на груди и с кокетливым вызовом уставилась на мужа.

— Боюсь, вам придется сдержать свои низменные инстинкты, мистер Хант. Возможно, вы не заметили, что медовый месяц закончился?

— Медовый месяц не кончится, пока я не скажу, — сообщил Саймон, успев схватить ее, прежде чем она увернулась. Аннабел со смехом отбивалась, но он раздавил ее губы в сокрушительном по силе поцелуе и бросил на постель. — А это означает, что для тебя надежды нет.

Аннабел, хихикнув, попыталась сбежать, но он ловко придавил ее к матрацу.

— Мне нужно собирать вещи, — запротестовала она, когда он устроился между ее бедер. — Саймон…

— Я, случайно, никогда не упоминал, что умею расстегивать пуговицы зубами?

Аннабел сдавленно засмеялась, когда его голова склонилась к корсажу.

— Очень полезное умение, не находишь?

— Особенно в определенных ситуациях. Сейчас покажу…

Вещи в этот день так и остались несобранными…

И вот Аннабел стоит на крыльце фамильного дома, провожая взглядом мать и брата, сидящих в карете, которой предстоит добраться до Дувра. Там они встретятся с Хантами и поднимутся на борт судна, чтобы пересечь Ла-Манш и высадиться в Кале.

Саймон стоял рядом, обнимая жену за плечи. Экипаж завернул за угол и влился в поток уличного движения. Аннабел печально помахала рукой и всхлипнула, гадая, как они обойдутся без нее.

Саймон увлек ее в дом и закрыл дверь.

— Это к лучшему, — заверил он.

— Для них или для нас?

— Для всех заинтересованных сторон, — пояснил он, слегка улыбаясь. — Предсказываю, что следующие несколько недель пройдут быстро, тем более, миссис Хант, что вы будете очень заняты. Для начала утром мы собираемся встретиться с архитектором по поводу строительства дома. А потом вам придется решить, какой из двух участков на Мейфэр подходит больше. Как видишь, наш агент времени зря не терял.

Аннабел уронила голову на его грудь.

— Слава Богу! Я уже начала отчаиваться, боясь, что мы никогда не выберемся из «Ратледжа». Заметь, не то чтобы мне там не нравилось, но каждой женщине хочется иметь свой дом, и…

Она осеклась, почувствовав, что он играет с ее высоко заколотыми волосами.

— Саймон! Не вытаскивай шпильки! Потом придется возиться с прической, и…

Но было поздно. Шпильки уже со звоном сыпались на пол, а волосы разметались по плечам.

— Ничего не могу с собой поделать, — оправдывался Саймон, зарывшись жадными пальцами в распущенные пряди. — У тебя такие чудесные волосы! — Он поднес горсть скользкого шелка к лицу и потерся о него щекой. — Такие мягкие… и пахнут цветами. Чем ты душишься? Очень приятный аромат.

— Это не духи. Мыло, — сухо пояснила Аннабел, пряча улыбку у него на груди. — Кстати, мыло фирмы «Боумен». Дейзи подарила мне несколько кусочков. Их отец ящиками шлет мыло из Нью-Йорка.

— Мм… неудивительно, что он миллионер. Каждая женщина просто обязана так пахнуть. — Он намотал волосы на пальцы и прижался губами к ее шее. — А где еще ты его используешь?

— Я бы предпочла, чтобы ты обнаружил сам, но мы, кажется, собирались на встречу с архитектором?

— Он может подождать.

— И ты тоже, — отрезала Аннабел, хотя в горле уже клокотал смех. — Господи, Саймон, можно подумать, тебе бесконечно отказывают в супружеских утехах! И это после того, как я из кожи вон лезла, стараясь угодить…

Но он закрыл ей рот поцелуем, таким нежным и одновременно страстным, что она мгновенно забыла, что хотела сказать. Не успела она оглянуться, как он прижал ее к стене и проник в рот языком, неспешно лаская, пока у Аннабел голова не пошла кругом. Она судорожно вцепилась в рукава его сюртука. Он поднял голову, но тут же ласково стал покусывать ее нежную шею, шепча непристойности, которых она до сих пор не слышала, выражаясь не цветистыми фразами джентльмена, а недвусмысленными словами мужчины, чья похоть не знала границ.

— Там, где речь идет о тебе, я теряю самообладание, — неожиданно вырвалось у него. — А когда я вдали от тебя, каждую секунду только и думаю о том, как хочу тебя. Хочу войти в твое тело. Хочу, чтобы ты меня ласкала. Ненавижу все, что разлучает меня с тобой.

Он с силой дернул за корсаж, и Аннабел ахнула, почувствовав, как сползло с плеч платье. Пуговицы из резной слоновой кости разлетелись по всей прихожей. Снова закрыв ей рот поцелуем, Саймон стянул корсаж вниз и одновременно наступил на подол. Несчастный шелк, не выдержав такого издевательства, треснул, и платье свалилось на пол. Саймон рывком притянул Аннабел к себе и, схватив ее руку, потянул к своим чреслам. Аннабел, тяжело дыша, сжала отяжелевшую плоть, и глаза сами собой закрылись.

— Я хочу заставить тебя кричать и терять сознание в моих объятиях, — прошептал он, царапая ее щеки чуть отросшей щетиной. — Хочу повсюду касаться, как изнутри, так и снаружи, куда только смогу дотянуться…

Недоговорив, он впился в ее губы, неожиданно безрассудный в своем желании, словно вкус поцелуя был экзотическим афродизиаком, доводившим его до безумия.

Она смутно сознавала, что он роется в кармане сюртука… потом что-то холодное коснулось ребер, и корсет распался. Наверное, он просто перерезал шнуровку, и теперь на талию ничто не давило.

Сообразив, что ее вот-вот возьмут прямо на полу прихожей, Аннабел с улыбкой отпрянула от него. Даже в моменты наивысшего возбуждения Саймон, казалось, всегда владел собой, стараясь сдерживать страсть. Она никогда не боялась, что он способен забыться настолько, чтобы причинить ей боль… до этого момента. Он словно потерял рассудок, а лицо, искаженное гримасой сладострастия, потемнело, налившись густым румянцем.

Сердце Аннабел почти болезненно сжалось. Она облизнула внезапно пересохшие губы. Нервный жест заставил его встрепенуться и с пугающей сосредоточенностью уставиться на ее губы.

— Моя спальня, — выдавила она и, повернувшись к лестнице, стала с трудом подниматься на подгибающихся ногах, но едва одолела несколько ступенек, как за спиной послышались шаги Саймона. Она не успела ничего сказать: он подхватил ее и с почти пугающей легкостью взлетел наверх. Дверь спальни распахнулась. Мощная фигура Саймона резко выделялась на фоне светлых, истончившихся от частых стирок оборок покрывала и забранных в рамки вышитых ее детскими руками картин.

Саймон грубо сорвал с Аннабел остатки одежды, бросил ее на слегка пахнувшие плесенью от долгого неупотребления простыни и быстро разделся сам. Она отвечала на его порыв с беззаветной готовностью. Руки ласкали и гладили его спину, ноги сами разошлись при легчайшем его касании. Он вошел в нее, наполняя до отказа, а она выгнулась, стараясь вобрать его целиком.

Войдя в нее, он словно успокоился. Стал мягче, нежнее, словно всем своим существом старался доставить ей наслаждение. Твердая плоть в бархатной перчатке, густая поросль, тершаяся о соски, запах и вкус — все пьянило Аннабел.

Пораженная столь сокрушительной близостью, Аннабел ощутила, как выступили на глаза слезы, и Саймон бормотал что-то утешительное, вонзаясь все глубже, беря больше, чем, по ее убеждению, она была способна дать. Он вбирал губами каждый ее вздох, и мощные выпады заставляли ее мышцы напрягаться и растягиваться. Она всхлипывала в его губы, безмолвно умоляя дать ей облегчение. Сдавшись, он ускорил темп, доводя ее до пронзительного наслаждения, и сам последовал за ней.

Такое они испытали впервые. И это пугало.

Чуть погодя Аннабел бессильно лежала в его объятиях, уткнувшись головой в плечо и пытаясь разобраться в смятенных чувствах. Каждый нерв в ее теле пульсировал блаженством. И все же она ощущала, что в их отношениях что-то изменилось… так и не достигнутые высоты, маячившие совсем близко, нереализованные возможности, чуть превышавшие то, что они только что испытали… Ощущения… желание… искусительное нечто, чему не было названия…

Аннабел, сомкнув ресницы, наслаждалась близостью их тел, пока неуловимое, вечно ускользающее обещание витало в воздухе, как некий добрый дух.

Постепенно в ней пробудилось любопытство. Что это за предприятие, так сильно занимающее ее мужа?

Наконец, не выдержав, Аннабел спросила, нельзя ли ей посетить фабрику, но в ответ посыпались отказы, отговорки и всяческие уловки, призванные отвлечь ее от этой идеи. Сообразив, что муж по какой-то причине не желает брать ее на фабрику, она не отступила. Наоборот, решимость ее удвоилась.

— Совсем ненадолго, — настаивала она как-то вечером, — единственное, чего я добиваюсь, — взглянуть хотя бы одним глазком. Я ни к чему не прикоснусь. Ради Бога, после того как я часами слушала твои рассуждения о локомотивах, неужели не имею права все увидеть?!

— Это слишком опасно, — отрезал Саймон. — Женщинам нечего делать в месте, набитом станками, прессами и тысячефунтовыми изложницами с кипящим адским супом…

— Но ты постоянно твердишь, что все это совершенно безопасно и мне нет никаких причин беспокоиться, когда ты туда уезжаешь, а теперь вдруг оказывается, что все это неправда.

Слишком поздно поняв свою тактическую ошибку, Саймон угрюмо потупился.

— То, что безопасно для меня, не всегда может быть безопасно для тебя.

— Но почему?

— Потому что ты женщина.

Кипя, как вышеупомянутые изложницы, в которые только что разлили адский суп, Аннабел зловеще прищурилась.

— На это я отвечу через минуту, — пробормотала она, — если смогу подавить настоятельный порыв украсить твою голову первым же попавшимся тяжелым предметом.

Саймон принялся мерить шагами гостиную, всем своим видом выдавая раздражение. Остановившись перед диваном, на котором сидела жена, он навис над ней как грозовая туча.

— Аннабел, — проворчал он, — посещение литейной — все равно что попытка заглянуть в ворота ада. Разумеется, мы заботимся о безопасности, но, так или иначе, это шумное, грязное и неприветливое место… — Он осекся, запустил пальцы в волосы и нетерпеливо огляделся, словно вдруг побоялся встретиться с ней взглядом. И только потом с очевидным усилием добавил: — Ты слишком много значишь для меня, чтобы подвергать хоть малейшему риску. Мой долг — тебя защищать.

Глаза Аннабел широко раскрылись.

Она была тронута и немало удивлена его признанием. И пока они смотрели друг на друга, она ощущала определенное напряжение… не столько неприятное, сколько будоражившее.

Аннабел подперла голову рукой и тихо вздохнула.

— Я счастлива, что ты готов меня защищать, но я не собираюсь провести остаток жизни в башне из слоновой кости, — пояснила она и, хотя почувствовала его внутреннее сопротивление, все же рассудительно продолжала: — Мне хочется больше знать о том, чему ты посвящаешь долгие часы вдали от меня. Увидеть место, которое имеет для тебя такое значение. Пожалуйста.

Саймон долго размышлял, после чего с видимой неохотой кивнул:

— Ладно. Поскольку иначе мне все равно не видать покоя, завтра поедем в литейную. Но не вини меня, если тебе не понравится. Я обо всем предупреждал.

— Спасибо, — довольно поблагодарила Аннабел, одаривая его солнечной улыбкой, которая, правда, несколько померкла при следующих словах:

— К счастью, Уэстклиф тоже там будет. Прекрасная возможность для вас обоих лучше узнать друг друга.

— Как мило, — пробормотала Аннабел с фальшивой улыбкой, борясь с искушением сжать кулаки. Она все еще не простила графу собственной уничтожающей характеристики и предсказания, что жизнь Саймона будет навеки погублена этим браком. Однако если муж воображал, будто перспектива оказаться в обществе напыщенного осла вроде Уэстклифа отпугнет ее, он сильно ошибается. Гордо вскинув голову, она удалилась и весь остаток вечера думала о том, как жаль, что жена не может выбирать друзей мужа.

Наутро Саймон, верный слову, повез Аннабел в литейную. Уже издали были видны высокие дымовые трубы, извергающие черные клубы дыма, стелившегося над тротуарами. Литейная оказалась даже больше чем ожидала Аннабел, а масштабы столь огромны, что она лишилась дара речи. Сначала они посетили сборочный цех, где девять двигателей были в различной стадии готовности. Компания собиралась произвести пятнадцать двигателей в первый год и тридцать — на следующий. Узнав, что затраты на фабрику насчитывали в среднем миллион фунтов в неделю, а прибыли — вдвое больше, Аннабел уставилась на мужа с нескрываемым изумлением.

— Господи, — едва слышно выдохнула она, — как же ты богат?!

Столь неприличное замечание, очевидно, рассмешило Саймона, потому что его глаза весело заблестели.

— Достаточно богат, — прошептал он, — чтобы вы больше никогда не нуждались в прогулочных ботинках, мадам.

Далее они попали в модельную мастерскую, где по чертежам делались деревянные модели деталей. Позже их используют, чтобы делать формы, в которые заливается жидкий чугун. Аннабел живо заинтересовалась процессом и засыпала мужа вопросами, желая знать, как работают штампы, прессы и гидравлические клепальные машины и почему быстро охлажденный в металлической форме чугун прочнее залитого в земляную и потому охлаждающегося медленно.

Несмотря на все сомнения, Саймону, похоже, нравилось проводить экскурсию по зданиям, он не выпускал руку жены и улыбался, глядя на ее сосредоточенное лицо. Наконец он осторожно ввел ее в литейную, где она обнаружила, что его описание ада на земле вовсе не было преувеличением. И дело было не во внешности рабочих, с которыми, похоже, прекрасно обращались, а скорее в природе самой работы, напоминавшей хорошо организованный бедлам, в котором горячие испарения, громовой шум и красное сияние ревущих пламенем печей создавали драматический фон для одетых в толстые комбинезоны рабочих со щипцами и молотками. Аннабел посчитала, что приспешники дьявола действуют не так слаженно, как эти чумазые привидения. Ловко двигаясь по лабиринту из огня и стали, литейщики пробирались под массивными вращающимися кранами и ковшами с адским супом и то и дело останавливались, пропуская висящие на тросах в воздухе огромные металлические пластины. Аннабел заметила несколько любопытных взглядов, брошенных в ее направлении. Но в основном литейщики были слишком заняты, чтобы глазеть по сторонам.

По всей литейной были расставлены краны, переносившие вагонетки с чугунными чушками, металлоломом и коксом к шахтам вагранок высотой более двадцати футов. Все это загружалось в шахты, плавилось и разливалось в гигантские ковши, а потом в изложницы. Наблюдая процесс разливки чугуна, Аннабел инстинктивно прижалась к Саймону.

Со всех сторон осаждаемая шумом, шипением двигавшего механизмы пара, гулким грохотом гигантского молота, которым управляли сразу шестеро, Аннабел обнаружила, что съеживается при каждой новой атаке на уши, но рука Саймона немедленно скользнула по спине, хотя он, казалось, ничего не замечал, занятый дружеской громогласной беседой с начальником цеха, мистером Мауэром.

— Вы уже видели лорда Уэстклифа? — спрашивал Саймон. — Он собирался приехать в литейную в полдень.

Мауэр, солидный джентльмен средних лет, промокнул мокрое лицо платком.

— По-моему, он в сборочном цехе, мистер Хант. Граф сомневается, что размеры нового цилиндра выдержаны правильно, и хочет сам все проверить, прежде чем цилиндр поставят в двигатель.

Саймон с сомнением оглядел Аннабел.

— Выйдем наружу, — решил он. — Здесь слишком жарко и шумно, чтобы дожидаться Уэстклифа.

Обрадованная перспективой покинуть этот филиал ада, Аннабел немедленно согласилась. Теперь, когда она все осмотрела и удовлетворила любопытство, можно и уходить, даже если при этом придется провести некоторое время в обществе лорда Уэстклифа. Пока муж прощался с Мауэром, она наблюдала, как гигантская работающая на пару воздуходувка гонит воздух в большую центральную шахту вагранки. Струя воздуха заставляла горячий металл бежать к расположенным в определенном порядке ковшам, в каждом из которых содержались тысячи фунтов раскаленной жидкости.

В этот момент в шахту бросили особенно большой кусок металлолома… чересчур большой, поскольку бригадир сердито заорал на рабочего, грузившего вагонетку. Аннабел отчего-то стало тревожно. На верху галереи раздались крики мужчин, предупреждавшие о появлении очередной струи воздуха… и в этот момент разразилась беда. Чугун перелился через край ковша и полился через верх шахты, падая кипящими пузырями на пол и в краны. Саймон, почуяв неладное, прервал разговор, и мужчины дружно задрали головы.

— Иисусе! — выдохнул Саймон, и Аннабел еще успела увидеть его лицо, прежде чем он толкнул ее на пол и накрыл своим телом. В этот момент два сгустка адского супа размером в тыкву каждый упали в два охлаждающих желоба, вызвав серию немедленных взрывов.

У Аннабел не хватило дыхания, чтобы закричать. Саймон навис над ней, прикрывая ее голову плечами, как щитом. Молчание.

Сначала ей показалось, что земля прекратила вращение. На мгновение Аннабел словно ослепла. Пришлось несколько раз моргнуть, но по глазам ударил яркий блеск огня. Силуэты машин и механизмов казались древними чудовищами из книги сказок. Жара была такая, что казалось, кожа вот-вот облезет. В воздухе носились острые металлические осколки и опилки, словно выпущенные из пистолета пули. Ее окружили вихрь и хаос, окутанные ошеломляющей тишиной. Неожиданно что-то хлопнуло, и раздался металлический, тонкий скрежет.

Аннабел подняли с пола. Саймон дернул ее за руку, и она, потеряв равновесие, ткнулась ему в грудь. Он что-то говорил ей… она почти различала звук его голоса, но все перекрыли новые взрывы и рев огня, жадно пожиравшего здание. Глядя на Саймона, Аннабел пыталась разобрать слова, но в лицо полетели крошки раскаленного металла, жалившие стаей мерзких злобных комаров. Гонимая не столько разумом, сколько инстинктом, она принялась невольно отбиваться.

Но Саймон упорно толкал и тащил ее сквозь огненный кошмар, стараясь прикрыть собой. Перед ними медленно катился слоноподобный бойлер, сминая все на своем пути. Саймон выругался и оттащил Аннабел в сторону. Повсюду кишели мужчины с белыми от ужаса глазами, крича, толкаясь в своей жажде выжить, спеша достигнуть одного из двух выходов из здания. Новая серия взрывов сотрясла литейную, сопровождаемая хриплыми воплями и мольбами о спасении. Жар стоял такой, что дышать было невозможно, и Аннабел как сквозь сон спросила себя, уж не зажарятся ли они заживо, прежде чем окажутся у дверей литейной.