Заколдуй меня

      — Покажи-ка. — Энни, похоже, не стала распаковывать вещи. В номере не было ни чемоданов, ни разбросанных по комнате вещей.
      — Я схожу в ванную, — сказал Эллвуд, — а ты посмотри, что там. В ванной он не обнаружил ни косметики, ни зубной пасты, ни кремов, ни шампуня.
      Энни вывалила из чемоданчика содержимое. И теперь убирала деньги обратно, ловко складывая маленькие пачки банкнот, сначала по длине, потом по ширине.
      Эллвуд вернулся из ванной.
      — Хорошо, что ты соблюдаешь осторожность, — сказал он. — Доверие — это для домашних животных.
      Энни уложила последние пачки и закрыла чемодан.
      — Значит, так, — начала она. — Я расскажу тебе про Тодда — и это твоя гарантия. А моя гарантия — те четверо, которых ты убил в спортивном зале, в Челси. Люди, которые знают об этом, их совсем мало, разозлились. В том числе Тодд. Однако не в их интересах подставить тебя. Департаменту от этого никакой пользы, а ты ведешь важное дело. Итак, есть нераскрытое преступление. Не нарушай условий нашей сделки, и оно останется нераскрытым. Но попробуй впутать меня во что-нибудь или использовать, как разменную монету, — твое дело пополнит список раскрытых полицией преступлений — ты и опомниться не успеешь. Я знаю трех-четырех журналистов, которые поместят этот материал на первую полосу — с этим проблем не будет.
      Эллвуд замахал руками:
      — Ради Бога...
      Энни несколько секунд разглядывала его, потом отвела взгляд в сторону.
      — Избавь меня от этой смущенной улыбки, — сказала она. — Ты как-то пригласил меня на ужин, помнишь?
       «...За то, чтобы ты лежала, задрав задницу, с лицом сплошь залитым моей спермой».
      — Ну хорошо, ты меня предупредила. — Эллвуд пожал плечами и развалился на кровати, прислонившись к одной спинке и закинув ноги на противоположную. — А теперь твоя очередь платить.
      — Он придерживает наркотики для полицейского, полицейский их продает, Хилари получает половину выручки.
      — А что за наркотики?
      — Героин и кокаин.
      — Значит, приторговывает героинчиком, — уточнил Эллвуд.
      — Да.
      В департаменте часто использовались наркотики для оплаты, или в качестве взятки, или как приманка. Происхождение наркотиков проследить было невозможно, они поступали без всяких сопроводительных документов. Нелегальные партии товара, конфискованные на таможне, пускались по кругу — как поцелуй на вечеринке — и попадали в полицию, САС, департаменты, вроде тех, что возглавлял Тодд... а потом уже к тем, кому предназначались с самого начала: в подпольные синдикаты, торговавшие ими на улице по розничным ценам.
      — Значит, Хилари кое-что оставляет себе...
      — В отделе борьбы с наркотиками есть полицейский по фамилии Тремейн. Он сбывает товар и переводит деньги на счет Джона Доу в «Лондон Уолл».
      — А кто еще знает?
      — Никто. Тодд, Тремейн и я. — Она задумалась. — Возможно, еще брокер Тодда. Мне кажется, кто-то ведь должен заниматься этим счетом. Я не замечала, чтобы Тодд интересовался процентами по депозитным вкладам.
      — А как ты об этом узнала?
      — Торговля героином — это лишь один из видов коммерции. Продать можно что угодно. И каждый должен добывать, что может. Я могу добыть информацию — как и любой хороший секретарь.
      — Ты поставила жучок у него в кабинете.
      Энни рассмеялась:
      — Намного проще — диктофон. Когда в кабинете предстоит уборка, мне сообщают об этом первой. Тогда я просто убираю его.
      — И что еще ты знаешь?
      — Много, — ответила она. — Но твои деньги кончились.
      — Потрясающе! — Он спустил ноги с кровати и, широко улыбаясь, направился к двери. Проходя мимо Энни, он схватил ее за волосы у самой шеи и с силой дернул. Она потеряла равновесие и невольно повернулась к нему, оказавшись совсем близко. И тогда он поцеловал ее, протиснув язык между ее губами и пробежавшись кончиком по зубам.
      Дверь уже закрылась за Эллвудом, но только сейчас Энни пришла в себя и обнаружила, что сидит на кровати, зажав руки между колен, глядя в пол. Она не помнила, как очутилась здесь — так бывает, когда отскакивают к противоположной стене после удара током.
      Минуту спустя Энни зашла в ванную и сплюнула в раковину.

* * *

      Эллвуд подошел к машине и забрался в нее с видом человека, который на что-то решился. Он сделал большой круг, выехав с автомобильной стоянки на ответвление дороги, ведущее к двустороннему шоссе. В каждом отсеке было два окна, прикрытых занавесками; на окнах пятнадцатого отсека занавески были наглухо закрыты. Оказавшись вне поля зрения находившихся в отсеках людей, Эллвуд притормозил. Потом проехал назад и поставил машину у отсека номер три (у начала одной из рук, составляющих букву "V"), напротив занимаемого Энни. Еще две-три машины припарковались там, а две покинули стоянку. Машина Эллвуда ничем не выделялась среди других автомобилей.
      Он перебрался на заднее сиденье и стал наблюдать за отсеком Энни, почти не прячась, даже не стараясь пригнуться. Те, кто имеет отношение к разведывательной работе, знают: обычно люди не видят дальше стола, дверцы машины, ближайшего участка мостовой.
      Он заметил, как вышла из зала ресторана и направилась к отсеку пятнадцать молодая женщина. Высокая, с длинными ногами, высокой талией, одетая во все черное. Платье выше колен плотно облегало ее стройную фигуру. Светлые волосы развевались на ходу.
      «Так-так...» — подумал Эллвуд, улыбнувшись.
      Вероятно, Энни позвонила ей из номера, и та подошла к телефону, который находился в вестибюле ресторана. В руке у нее был ключ от американского замка; она зашла в отсек.
      «...Кто бы мог подумать?»
      Сходство у них было поразительное. У обеих светлые волосы, только у Тиссы Лафам чуть подлиннее и более вьющиеся. Одинаковые носы, но у Энни — более курносый. Одинаково гибкие фигуры, только Тесса чуть повыше и чуть пополнее. Все принимали их за сестер. На самом же деле они познакомились года два назад и сразу стали любовницами.
      Когда они целовались, казалось, что Тисса обнимает свое отражение, слегка искаженное зеркалом. Обхватив ладонями лицо возлюбленной, Энни впилась в ее губы и работала языком до тех пор, пока Тесса не ответила ей поцелуем, смыв ощущение, оставленное Эллвудом.
      — Все нормально? — Чемоданчик так и лежал на кровати раскрытый, словно подарок. Тисса взяла несколько пачек.
      — Все замечательно, — ответила Энни.
      — Мог бы выложить больше.
      — Нет. Не согласился бы. Может быть, в следующий раз.
      — Кто он такой? — Добыть деньги на развлечения, поймав человека на крючок, — потрясающая идея. Тисса была в восторге.
      Она, не пересчитывая, пробежалась рукой по пачкам банкнот, смахнула их в чемодан и закрыла крышку. — Я видела, как он приехал и как уехал. Ничего особенного. Просто серый костюм.
      — Очень коварный! — заметила Энни. — Ее знобило, как перед болезнью. — Давай выбираться из этой забытой Богом дыры.
      Эллвуд проследил, как они сели в «вольво» и поехали к ответвлению дороги, и, как только скрылись из виду, завел двигатель и дал задний ход, выезжая со стоянки.
      — Я должен тебя проучить... — произнес это с удовольствием, словно давал ценный совет хорошему другу.
      Эллвуд ехал на «ауди» — быстро, но без рывков. Он выскочил на двустороннее шоссе, обогнав тягач и пару замешкавшихся автомобилей, при этом неизменно возвращаясь на крайнюю полосу. Он не терял из виду «вольво», оставаясь на полосе для обгонов, но не опережая их. Эллвуд постепенно приходил в норму. В этот день ему пришлось проехать восемь часов, но усталость как рукой сняло.
      — Проучить, чтобы не шантажировала меня. — Голос его по-прежнему звучал безмятежно. — Сучка ты лесбиянствующая!

* * *

      Зено перекатывал монетку по костяшкам пальцев, словно крошечного акробата, потом подбросил и поймал на лету, хлопнув себя по тыльной стороне ладони.
      — Орел, — сказал отец Том.
      — Почти все говорят «орел». Почти все называют цифру семь или девять. — Он приподнял ладонь — решка.
      — У тебя всегда получается?
      — Здесь никакого обмана.
      — Я верю тебе, — сказал Кэри. — А что Валлас попросил тебя сделать?
      — После представления я иду в кабинет и фотографирую записи, сделанные со слов старика. Со слов Пайпера. И отдаю их Валласу.
      — И только? — Кэри в тот раз уловил беспокойство в голосе Эллвуда, когда он упомянул о Пайпере и о крайнем сроке.
      — Я ходил к нему.
      — К Пайперу?
      — Да.
      — Когда?
      — Однажды ночью. — Зено снова подбросил монетку.
      — Орел, — сказал он. — Понимаешь, главное тут — везение. — Он снова подбросил монету, после чего на тыльной стороне ладони появилась еще одна. Подбросил в третий раз. — Повезло, — отметил Зено, — повезло, повезло, повезло...
      — Ты хочешь поговорить? Что-то тревожит тебя?
      Зено перекрестился и склонил голову.
      — Простите меня, Святой Отец, я согрешил. — Он рассмеялся, и монетка, завертевшись, взлетела в воздух, звякнув о его ноготь — серебристый диск, вращающийся вокруг серебристой оси. Он поймал ее и раскрыл ладонь — на ней лежало теперь четыре монетки. — Я лгал тебе: на самом деле я всегда обманываю. Что ты мне дашь? По одной Хэйл Мэри  за каждую монету?
      Они все утро провели вместе, но сказано было совсем немного. Зено улыбался и вел непринужденную беседу за коктейлем. Его представление показалось Кэри жутковатым. Через пару часов Зено разлегся на полу и заснул. К тому времени, когда вернулась Карла, он все еще спал.
      Она приготовила им поесть и снова ушла. Карла знала, что Зено старается оградить ее от всего. Поэтому придумала для себя какие-то дела и оставила их вдвоем.
      Зено попросил:
      — Не приходи сюда больше. Мы можем встречаться у тебя в отеле. Или спускаться к пляжу.
      — Да, конечно.
      — Скоро я уеду отсюда. И увезу Карлу. — Он был подавлен случившимся ночью. Такая хорошая идея — все было готово для отличного спектакля.
       "Я даю магическое представление...
      Сначала с Марианной — потребовалась лишь ловкость рук. Потом с Ником — маленький спектакль с магией и обманом.
       ...И кто-то умирает".
      Он становился все более изощренным: сочинял пьесу, расставлял декорации на сцене и управлял сюжетами. Заставил Паскью сесть за стол, выпить глоток вина. Это был настоящий триумф! Или когда Софи станцевала с ним вальс...
      Он должен был их убить, чтобы обезопасить будущее. Чтобы сохранить прошлое в тайне.
      Но иногда его занимал лишь сам предстоящий спектакль.
      — И что он сказал? Пайпер? Когда ты пришел к нему.
      — Он не пожелал разговаривать. Но я устроил оптический обман. И это ему понравилось.
      — Вообще ничего не сказал?
      — Я задал ему вопросы, которые заготовил Валлас. А он нес какую-то ахинею. Он сумасшедший.
      — Я знаю, — сказал Кэри. — А ты нет?
      Тишина нависла над ним, распространяясь по комнате. Кэри понимал, что зашел слишком далеко, но ему было все равно. Они сидели молча, минута за минутой, исповедник и исповедуемый, один — знающий слишком много, другой — слишком мало.
      Наконец Зено сказал:
      — Знаешь, порой я и сам не пойму, кто я такой. Я могу сходить в магазин за покупками. Вести разговоры с людьми. Задавать вопросы, интересующие Валласа. Могу вспоминать прошлое, бояться его. Могу представлять будущее, бояться, что оно не наступит. Но я — не сумасшедший, подобно этому старику, Пайперу, потому что безумие — это что-то другое. Безумие — это жить как в тумане и писать в штаны. Я ненавижу Валласа и тебя, пожалуй, тоже. Ненавижу прошлое. Я люблю Карлу. Но порой боюсь самого себя. Как, например, сейчас. Любовь и ненависть... и я между ними.
      — И ты сам не знаешь, кто ты, — предположил Кэри.
      — Я даю магическое представление — и кто-то умирает.
      — Что? — Кэри показалось, что он ослышался, и его обдало холодом.
      — Марианна и Ник... В этомя весь. Все видят меня таким. Этоя беседую с Пайпером, ворую записку Харриса. Этоя нужен Эллвуду...
      Он представил, как держит Софи, набрасывая ей на шею удавку. Уходя, он пометил ее, чтобы дрожала от страха. Его разозлило, что Паскью переписал пьесу по-своему.
      — Только на сцене, — продолжал он, — я знаю, кто я такой.
      — Кто же?
      Он прокатил по руке монетку, подбросил ее. Теперь монеток стало пять.
      — Великий Зено!

* * *

      Меньше чем за полчаса они добрались до главной магистрали; теперь все стало проще — они двигались на север. Тактика Эллвуда заключалась в том, чтобы держать их машин за пять впереди себя, но время от времени отставать, теряя их из виду. Выполняя эти маневры, он понимал, что подобная осторожность излишня. Можно проехать две тысячи миль и заметить некоторые машины, с которыми отправлялся в путь, но никто не узнает сидящих в них водителей. Он держался ближе к ним, когда они подъезжали к станции автосервиса, потому что знал: рано или поздно им придется остановиться и заправиться.
      Он решил зайти в ресторанчик на станции и выждать, пока их машина отъедет с заправочной площадки, а потом наполнить собственный бак и пуститься вдогонку. Но все произошло иначе. Энни и Тесса отправились выпить кофе с сандвичами. Эллвуд заправил машину и поставил ее на площадке перед какими-то кладовыми. «Вольво» подъехала к заправочным насосам минут через двадцать.
      У них уже установился определенный порядок, как и у большинства пар, — Энни заливала бензин, а Тесса подошла к окошечку и протянула кредитную карточку, тем временем Энни поставила наконечник шланга на место.
      «Вот это да! — подумал Эллвуд. — Ей-богу, они просто созданы друг для друга».
      Он выждал секунд тридцать после того, как они отъехали, а потом легко нагнал их на шоссе, на полосе северного направления. Появились первые, легкие признаки усталости: чуть закружилась голова и боль тонкой иглой пронзила скованные напряжением плечи.
      «Если она собирается провести отпуск в более чем трех-четырех часах езды отсюда, — подумал он, — придется действовать по-другому».

* * *

      — Что делает тебя несчастным? — спросил Кэри. — Что угнетает тебя? Все ли в порядке с Карлой?
      При упоминании Карлы Зено встрепенулся и вскинул голову, как животное, почуявшее опасность.
      — Где она? — спросил Зено. — Где Карла? Она уже должна была вернуться.
      — У нее остались кое-какие дела — так она объяснила.
      — Время уже позднее. — Зено водил головой, будто принюхиваясь. — Тебе лучше идти. Тогда она вернется.
      — Валлас больше ни о чем, что касается Пайпера, не просил тебя? Ему нужны только фотокопии бесед с Пайпером?
      — Тебе лучше уйти.
      — Догадываюсь, что тебя расстроило. Но я просто хочу помочь. Мне приходилось делать это и раньше. — Кэри ощутил себя старой, грязной, истасканной ветошью. — «Простите меня, Святой Отец», — напомнил он.
      Зено бросился на него в каком-то внезапном порыве, с непонятно откуда нахлынувшей яростью. Он выбросил вперед руку с зажатыми в кулаке пятью монетами и нанес удар, сокрушительный, словно дубинкой. Кэри отпрянул назад, голова его покачивалась, словно в нее вставили пружину. Зено стоял перед священником, с пожелтевшим, обескровленным от гнева лицом. Руки безвольно повисли вдоль тела. Бровь у Кэри была рассечена, и рана протянулась до второй брови. Пока они стояли вот так, не дальше чем на вытянутую руку друг от друга, пять красных струек потянулись по лицу Кэри, словно струйки дождя, бегущие наперегонки по оконному стеклу. Он приложил руку к подбородку, чтобы задержать кровь.
      — Ничего, — произнес он, сопровождая свои слова соответствующим жестом, будто отказываясь от предложенной ему услуги. — Ничего страшного.
      Гнев Зено стих. Он отступил назад — в голове шумело, дыхание сбилось, — а потом обнаружил, что сидит на полу, прислонившись спиной к стене. Услышав стук закрываемой двери, Зено подумал было, что это Кэри ушел, но на самом деле вернулась Карла. Было непонятно — то ли он заснул на какое-то время, то ли был погружен в свои мысли.
      Он вскочил, перехватил ее у двери на кухню и обнял, чувствуя, как тепло его тела передается ей, — так же, как это было в тот день, когда он нашел ее на пляже, потерянную, испуганную, страдающую от собственного прошлого, как и он сам.
      — Я думал о тебе, — сказал он. — Беспокоился. Никак не мог понять, куда ты пропала.
      Она даже не в силах была ответить — так крепко он сжимал ее в объятиях. И не хотела говорить. Только прильнула к нему, обвила его тело руками, уткнувшись лицом ему в плечо — как ребенок, испуганный грозой.
      Карла была для него воплощением всего: его стремлений, его любви, его желаний, его душевного покоя, его страсти. Сейчас она что-то мурлыкала, похоже, о том, как любит его, и он, кажется, ощущал вибрацию ее голоса. Она высвободилась из его рук, слегка отстранилась и поцеловала, потом пришла на кухню, слегка покачиваясь из-за хромоты. Там она выложила на стол все, что купила к ужину: вино, сыр, шпинат, лук, хлеб, бело-розовый кусок баранины с острыми краями обрубленных костей, словно эти будничные хлопоты были залогом незыблемости их будущего.
       После каждого магического представления кто-то умирает...И когда все это останется позади и они уедут далеко и заживут счастливо и спокойно, ничего не опасаясь, Зено перестанет существовать. Для него это будет все равно, что сбросить кожу, изменить лицо.
      Он прошел вслед за Карлой на кухню, извлек откуда-то монеты, показал ей, а потом стал их подбрасывать вверх одну за другой. Она улыбнулась и загадала:
      — Орел.
      Потом он ловил монетки на лету и складывал их в ряд — все до единой лежали орлом кверху.
      Карла улыбнулась и поцеловала его:
      — Повезло!
      Он улыбнулся в ответ:
      — Не по-настоящему. Это лишь фокус.

* * *

      Поездка заняла чуть больше двух часов — сначала они двигались в северном направлении, потом в северо-западном, огибая Озера с юга. Когда Энни посигналила, собираясь свернуть с шоссе чуть пониже Кендала, Эллвуд рванул вперед, сократив расстояние между ними до трех машин. Теперь все усложнилось. Энни хоть и устала — в этом не было сомнений, — но вела машину на большой скорости и очень искусно, при любой возможности идя на обгон на этой узкой дороге, отрываясь от Эллвуда. Дважды он терял их из виду и вынужден был прибавлять скорость — иначе рисковал упустить их, когда они свернут на ответвление от главной магистрали или на развороте.
      В первый раз он буквально повис у них на хвосте, когда они поворачивали. Предпринимая отчаянные усилия, чтобы не обогнать их, он резко затормозил и почувствовал, как машина угрожающе завибрировала. Во второй раз он проехал развилку в тот момент, когда они уже скрывались за поворотом одного из ответвлений дороги. Он проскочил лишние пятьсот ярдов, но, поскольку места для разворота не хватало, дал задний ход, быстро вернувшись по кривой к перекрестку, а через десять минут опять нагнал их, прибавляя скорость на прямых участках дороги и притормаживая на поворотах.
      Хотя движение было не интенсивным, поток машин не прерывался. Эллвуд рассудил, что заподозрить неладное Энни могла лишь в том случае, если то и дело поглядывала в зеркало. Очевидно, она этого не делала. «Вольво» шел с относительной одинаковой скоростью — без попыток оторваться или ложных маневров.
      Еще через милю Эллвуд увидел, как они въезжают в ворота, за которыми начиналась дорожка, ведущая к отелю. Сам он повел машину дальше и остановился, когда нашел место для отдыха: неподалеку между деревьями петляла тропинка и стояло несколько столов, видимо для пикника. Он запер дверцу, откинул назад сиденье и завел будильник на наручных часах.
      Стоило ему сомкнуть веки, как усталость тут же опутала его по рукам и ногам и в голове все завертелось, как у пьяного. Мгновение спустя он уже спал.

* * *

      Импровизация — вот в чем секрет успеха.
      Первоначальный план Эллвуда оставлял простор для маневра: он собирался выяснить, насколько опасна для него Энни Роланд, и действовать соответственно. Он успел убедиться в том, что Энни опасна. Она, конечно, его побаивалась, но тем не менее вполне могла решиться на шантаж, либо чтобы обезопасить себя, либо чтобы выкачать из него все деньги. И не надо было быть телепатом, чтобы догадаться: она уже подумывала об этом.
      Импровизация означает: обходиться тем, что имеешь под рукой.
      Ведя машину, Эллвуд прокрутил в голове множество вариантов, прикинул свои возможности. Вся штука состояла в том, чтобы убрать эту сучку из своей жизни, и как можно скорее. Эллвуд не хотел, чтобы она снова оказалась в кабинете Тодда Хилари, в непосредственной близости от тех, кто представлял для него угрозу. В Лондоне ее жизнь будет полна тайн и предосторожностей, будничных дел, укоренившихся привычек. И она перестанет быть беззащитной. Но то обстоятельство, что она лесбиянка, давало Эллвуду возможность пустить в ход всю свою гибкость и изобретательность.
      Импровизация означает: использовать свой шанс, покаможешь, там, гдеможешь, то есть положиться на удачу.
      Звонок будильника поднял его среди ночи. Он вылез из машины и сделал несколько приседаний, чтобы немного размяться, потом пошел к воротам отеля, примерно в миле от него. Прохладный ночной воздух был напоен ароматами; поглотившая сельские просторы темнота казалась безбрежной; он шел на ощупь, погруженный во мрак, если не считать четверти луны, пробивающейся сквозь облака. Эллвуд сейчас ненавидел луну. Свет ему сейчас был не нужен.
      Отель представлял собой бывшее родовое поместье. Между воротами и большими двойными дверями дома пролегла лужайка в пол-акра; асфальтированная дорожка была обсажена тополями. Эллвуд прошел мимо деревьев и завернул за дом, стараясь держаться подальше от освещенных окон. Столовая была пуста, не считая двоих из обслуги, сервирующих столы для завтрака. Стеклянные двери бара, выходящего на лужайку, были раздвинуты, какая-то парочка выпивала там на сон грядущий, держа в руках стаканы с бренди.
      Растительность здесь была более чахлой, несколько яблонек росли в садике перед кухней. Эллвуд стоял неподалеку от яблони и наблюдал за баром. Бармен, поправив галстук-бабочку, плеснул себе спиртного, выпил, подлил еще и вышел со стаканом в сад. В стороне от фруктовых деревьев зеленела поросшая травой лужайка. Туда и направился бармен. Эллвуд улыбнулся.
      Импровизация означает: если что-то выглядит как подарок, возможно, это и есть подарок.
      Он через бар прошел в коридор, ведущий в узенький вестибюль с диваном, накрытым ситцевым чехлом, со спортивными плакатами, развешанными по стене; реостат лампы был отрегулирован на самую малую яркость. Отгороженная регистрационной доской конторка была погружена в темноту. Эллвуд проскользнул в конторку и моментально отыскал в регистрационном журнале имена Энни и Тессы. Он снял с доски запасной ключ и поднялся по лестнице непринужденной, легкой походкой, как это сделал бы припозднившийся постоялец.
      Эллвуд отпер дверь, а когда закрыл ее за собой, в руке у него оказался пистолет тридцать восьмого калибра, с коротким дулом, кажущийся несколько громоздким от насаженного на него глушителя.
      В комнате было темно. Эллвуд стоял не шелохнувшись, держа пистолет на уровне груди. Через несколько секунд он услышал их дыхание: у одной — легкое и размеренное, у другой — прерывистое. Он представил, как они лежат, прижавшись друг к другу, обнявшись, нежно дыша друг другу в лицо, возможно, Энни закинула ногу на бедро подружке.
      Включив свет и стянув с них одеяло, он убедился, что воображение нарисовало ему совершенно точную картину. Он предполагал, что закричать может Тесса, и на всякий случай зажал ей ладонью рот. И помахал пистолетом.
      — Тьфу ты, черт!.. — выругалась Энни и добавила: — Ты ведь не убьешь нас здесь, Эллвуд.
      — Скорее всего, нет. — Эллвуд говорил почти шепотом. — Но я выстрелю, если вы поднимете шум. Это опасно для меня. Кто-нибудь услышит, поднимет тревогу, вызовет полицию. Но учтите — для вас также. Потому что в этом случае вы умрете, а я постараюсь смыться. А будете вести себя тихо — с вами не произойдет ничего страшного. Я не хочу вас убивать. Я хочу вернуть свои деньги — только и всего. — Он убрал ладонь со рта Тессы и улыбнулся ей. — Сиськи у тебя хороши, моя сладенькая!
      Энни смотрела на него с изумлением:
      — Ты очень рискуешь, ведь я тебя предупреждала!
      — Да, предупреждала. Но я не поверил. Хочешь знать, почему? Потому что это палка о двух концах. Таков паритет «холодной войны» — он основан на принципе взаимного уничтожения. Но если я заберу свои пять штук — что изменится? Ровным счетом ничего. Равновесие сил не нарушится.
      Тесса скрестила ноги так, что теперь у нее виден был лишь маленький треугольник рыжих волос, а грудь прикрыла подушкой. Энни же вела себя так, словно была одета.
      Она согласилась:
      — Да, взаимное. Да, уничтожение. И в любом случае я, быть может, выйду сухой из воды. Не забывай: если вздумаешь меня убрать, тебе придется обратиться к Хилари. Но если используешь информацию, то Хилари — крышка. А если не используешь, это могу сделать я. Тогда ему все равно крышка.
      Эллвуд покачал головой:
      — Помимо Хилари, есть и другие, и перед ними тебе придется держать ответ.
      Энни удивленно пожала плечами:
      — Я тебя просто не понимаю! Столько всего нагородить из-за каких-то пяти тысяч. Почему бы тебе просто не заплатить за информацию, как делают остальные? Кто знает — может быть, когда-нибудь нам и придется заняться этим бизнесом.
      — Вряд ли. Ты шантажировала меня. А я этого не люблю. Поэтому и решил преподать тебе урок и отобрать твою прибыль. Можешь назвать это гордостью или злопамятностью — мне плевать. Ты дала мне это понять. И я возмутился. Поэтому и решил забрать свои деньги.
      Эллвуд видел — она почти поверила ему. Чуть повернувшись, он ткнул дулом с насаженным на него толстым глушителем между бедер Тессы; и она могла отползти назад лишь разведя ноги в стороны. Тесса замерла на месте, затаив дыхание.
      Он сказал:
      — Теперь, уверен, ты понимаешь: если нас застанут тут вместе, ничего хорошего из этого не выйдет. Вряд ли тебе поверят, что я воришка или грабитель и ты видишь меня впервые. Но я не хочу, чтобы ты взбеленилась. — Он многозначительно улыбнулся Энни, будто давно изучил ее темперамент. — И совершила оплошность. Думаю, тебе не помешает посоветоваться с Мисс Прекрасные Сиськи, не выходя отсюда. Я догадаюсь, что ты собираешься делать, — в этом случае у меня появятся проблемы с местной полицией, а тебе удастся выйти сухой из воды. Поэтому, прежде чем уйти, я свяжу тебя, и у меня будет достаточно времени, чтобы уехать отсюда подальше, на расстояние одного-двух графств. — Теперь внимание его переключилось на Тессу, и он махнул пистолетом: — Ну-ка, убирай отсюда свою задницу и садись вон на тот стул.
      Она пошла, неуклюже, не зная, куда девать руки, стесняясь собственной наготы. На стуле с тростниковым сиденьем и деревянной спинкой из поперечных планок висела одежда.
      — Садись, Прекрасные Сиськи.
      Он выдвигал один за другим ящики туалетного столика, пока не наткнулся на полдюжины пакетов с колготками. Три пары ушло на Тессу: одной парой он привязал ее лодыжки к ножкам стула, второй — стянул заведенные за спину руки. Из третьей пары сделал подобие подпруги, ведущей от рук к планке стула, скрепляющей внизу ножки. Он поднял с пола носок и затолкал ей в рот, потом взял шелковую блузку за рукава и стал закручивать ее, пока не свил веревку, которая надежно держала кляп. Все это время он либо держал пистолет в руке, либо на полу, рядом с собой.
      Энни раз-другой бросила взгляд на дверь, и Эллвуд, заметив это, улыбнулся, словно хотел сказать: «У тебя нет ни малейшего шанса».
      Работал он деловито, словно связывая тюк, почти не глядя на Тессу, не касаясь ее без необходимости. Когда кляп оказался во рту, глаза ее широко раскрылись, и она повела плечами, втягивая воздух через нос.
      — Напрасно ты это делаешь, — сказала Энни.
      — Мне нравится.
      — Не надо. Бери деньги и уходи. — В ее голосе звучала тревога.
      Эллвуд покачал головой с таким видом, словно хотел вразумить девушку.
      — Не надо горячиться. Я уйду, а у тебя будет время все обдумать и прийти к правильному решению. — Он стоял рядом с ней. — Подними руки над головой и разведи их в стороны. — Он прикрутил ее руки к спинке кровати, распяв ее, а потом запихнул в рот затычку.
      Он уже направился было к двери, но вернулся и выдвинул кровать на середину комнаты, потом принес еще один стул, поставил в изголовье, сел рядом с Энни. Она силилась взглянуть на него через плечо, но мешали слишком туго прикрученные руки, и она вскидывала плечи, задирала вверх подбородок, будто хотела встать на голову. Она увидела его перевернутое лицо и заметила, что он улыбается.
      Последнюю пару колготок он обмотал вокруг ее шеи, а потом вокруг перекладины на спинке кровати. Эллвуд рванул Энни на себя — и затылок ее глухо стукнулся о спинку. Он закручивал колготки, пока они не свились в тугую удавку, сидя на стуле, наклонившись вперед, чтобы сохранить равновесие, целиком поглощенный своей работой, как и подобает профессионалу.
      Энни забарабанила ногами по кровати, билась и извивалась, напоминая большую рыбу, барахтающуюся в воде. Эллвуд снова дернул ее к себе. Он откинулся вместе со стулом назад, так что стул теперь балансировал на двух задних ножках, и уперся ботинком в перекладины кровати. Потом навалился на нейлоновую веревку и тянул ее до тех пор, пока не захрустело в бицепсах. Лицо Энни стало багрово-черным. Она уже агонизировала: барабанные перепонки лопались от давления, в глубине грудной клетки что-то трещало...
      Эллвуд переставил ботинок так, чтобы он располагался прямо за головой Энни, и согнул ногу в колене. Он напрягся, как матрос, поднимающий якорь за канат, отталкиваясь изо всех сил ногами от кровати, и при этом тянул на себя. Гримаса исказила его лицо, губы кривились, словно от боли. Через плечо Энни ему видна была Тес-си. Она наблюдала за этим беззвучным кошмаром, и ужас застыл в каждой черточке ее лица, в широко раскрытых глазах, в онемевших конечностях.