Небесное Око

В палатку скользнул красный лучик рассветного солнца и вместе с ним внутрь просунулась голова, украшенная богатой шевелюрой:

— Сэр. Я оруженосец сэра Берхарда. Гутред послал меня за вашей накидкой. Он очень ругался и сказал, что скорее сдохнет, чем позволит вам выехать на ристалище в грязном и выставить Ламорика дураком. Ещё он сказал, что у вашей лошади нет попоны. Это так, сэр?

— Что?

Юноша, само воплощение святой невинности, моргая, глядел на Дьюранда.

— Да, точно. Попоны нет.

Молодой человек кивнул и скользнул в палатку, пропуская мимо ушей объяснения, в которые пустился Дьюранд. Они его не касались. Юноша наклонился, поднимая с пола перемазанную кровью и грязью накидку.

— Времени нет, — промолвил Дьюранд, понимая всю безнадёжность попыток переубедить оруженосца. Юноша поднял собранные в кучу грязные вещи и попятился из палатки, не обращая внимания на уговоры Дьюранда. На прощание он вежливо улыбнулся воину и произнёс:

— Завтрак готов.

Дьюранд снова оказался один. Глаза ел запах щёлока, появившийся в палатке вместе с оруженосцем. Труд юноши был не из лёгких. Дьюранд улыбнулся — в жизни рыцаря есть свои преимущества.

Выйдя из палатки, Дьюранд первым делом глянул на пятачок, где они схоронили павших рыцарей. Холмик земли возвышался над могилой Эйгрина, расположенной на самом краю восточного утёса. Вспомнив о привидевшемся ночью кошмаре, Дьюранд быстрым шагом направился к могилам.

Увидев силуэты двух человек, Дьюранд замер. Перед ним стояли Дорвен и Ламорик, и Дьюранд молча склонился в поклоне.

— Здравствуй, Дьюранд, — промолвил молодой лорд.

— Доброе утро, ваша светлость. Здравствуйте миледи.

Дорвен хорошо играла свою роль. Даже после всего, что случилось, она казалось спокойной и расслабленной.

— Видел ли ты вчера моего брата? — спросил Ламорик.

— Я не… — запнулся Дьюранд.

— Я о брате. Его послал отец. Представлять Гирет на Великом Совете. Он приехал. Я его видел на трибуне.

— Я не…

— И все же он здесь. Лендест, наследник герцога Гиретского. Он достаточно мудр, чтобы не участвовать в турнирах и заговорах, когда дома столько дел, — Ламорик виновато посмотрел на жену. — Так было всегда. Он дома, а я — в пути. Он весь в заботах, а я — все развлекаюсь да баклуши бью, — молодой лорд кивнул на доспехи Красного Рыцаря. — Впрочем, какая разница. Я прав?

Дьюранд вспомнил о том, сколько всего он скрывает от своего господина.

— Это могила? — раздался чей-то голос.

У могильной насыпи в сиянии рассвета стоял лорд Монервейский. Его вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа.

— Лорд Ламорик, после всего случившегося я должен…

— Морин, я далеко не всегда был тем, кого здравомыслящий человек желает видеть супругом своей сестры, — произнёс молодой лорд, взяв Дорвен под руку.

Повисло молчание. Лорд Морин, видимо, решив оставить при себе все то, что собирался сейчас произнести, спросил:

— Почему вы решили ко мне присоединиться? Зачем… — он показал рукой на могилы. — К чему эти жертвы?

— У нас есть на то причина.

— Радомор.

— Он думает, что станет королём.

— За ним пойдут многие, — Морин кивнул, не вступая в спор.

— Если Рагнал потеряет корону, кое-кто очень обрадуется, если её возложат на чело Радомора. Впрочем, если мы сегодня победим, нам нечего бояться.

— Почему?

— Если на турнире победит Радомор, он потребует, чтобы вы отдали ему свой голос на Совете.

Морин не стал возражать.

— Победив, он получит право потребовать от вас все что угодно, — продолжил Ламорик. — Если, конечно, Радомору под силу одолеть нас.

Морин надолго задумался.

— Он будет вправе требовать все, что угодно, — наконец задумчиво повторил он.

— Он возьмёт с вас клятву чести.

— Я принёс клятву, — прошептал Морин. — Будучи маршалом Северного войска, перед лицом государя и принца я торжественно пообещал соблюдать правила турнира. Свидетелем моей клятвы был главный герольд Эрреста Кандемар. Полтысячи рыцарей связаны узами клятв верности моему дому, равно как и я, — ибо дал слово заботиться о них. В своих землях я — верховный судья, вестник королевской справедливости. Мне приходится рассматривать тысячи дел, — лорд замолчал. — Я не могу отречься от клятвы.

— Этого не понадобится, — заверил Ламорик. — Мы не дадим Радомору победить. Ступайте к своим рыцарям. Расскажите обо всем тем, кто станет вас слушать. В этот день только от нас зависит: воссядет ли Радомор на престол или нет.

Морин опустил взгляд на могилу под ногами:

— Он был вашим другом, — молвил он.

— Эйгрин был себе на уме. И все же за всю свою жизнь я не встречал человека мудрее его.

Морин, кивнув, резко одёрнул плащ и, уходя, бросил:

— Что ж, будем биться так, чтобы его жизнь не стала бы платой всего лишь за один день отсрочки.

— Рыцари готовы сложить головы, но не допустить на трон узурпатора, — произнесла Дорвен.

Ламорик кивнул и дотронулся до плеча Дьюранда:

— Хорошо, что ты заставил нас вернуться, — сказал он и направился с женой в свой шатёр.

Дьюранд встал на колени, обратив лицо к восходу, точно так же, как за день до этого делал Эйгрин. Опустив руку на изрытую землю, Дьюранд коснулся узенького треугольника жёлтой материи, торчащего из могилы, словно полевой цветок. Вперив взгляд в землю, воин сжал материю двумя пальцами.

Через час снова полил дождь.

Дьюранд внимательно смотрел, как король в сопровождении одетых в чёрное чиновников поднимается на трибуну. Несмотря на усыпанную сапфирами корону, Рагнал выглядел бы уместнее на поле боя среди войск, а не в замке в окружении трусов, предателей и дураков.

Вода струилась по кольчугам. Рыцари, выстроившиеся в ряды под небом, затянутым низко висящими тучами, ждали сигнала к началу турнира. Воины поправляли воротники кольчуг руками, закованными в латные рукавицы, трепали лошадей по шее, надевали шлемы. Ни бравады, ни похвальбы. Гибель Эйгрина резко изменила настроение рыцарей. Лишь безумец мог ещё верить в то, что ему предстоит участвовать в игре, а не в смертельной битве. Некоторые рыцари даже переметнулись в Южное войско — крысы бежали с тонущего корабля.

Промокший насквозь Гермунд стоял среди оруженосцев, втянув голову в плечи:

— У Радомора столько же людей, сколько и вчера. Ни один не покалечился — разве что коленку разбил.

Несмотря на отвратительную морось, сочившуюся с небес, воины, одетые в цвета Ирлака, как и прежде сидели, возвышаясь, в сёдлах. От Радомора исходили воины столь жгучей злобы, что она, казалось, была способна обратить падающую с небес воду в пар. Перед Радомором стоял на коленях его телохранитель, согнувшийся в земном поклоне. Ни он, ни его господин, казалось, абсолютно не пострадали в столкновении, в котором накануне погибли три коня и один рыцарь. Между рядов сновали чернецы, распугивая лошадей.

— Мне это не нравится, — пробормотал Гермунд. — Радомор вышел на ристалище. Поверить не могу. Вчера его волоком утащили с поля, а сегодня он снова в седле, будто ему только плечо вывихнули. Так не бывает!

Гутред что-то пробурчал под нос. Дождь струился по его лицу, на котором застыло невозмутимое выражение.

— Да и войско наше поредело, — продолжил Гермунд. — Очень похоже на площадь после базарного дня.

— Люди есть люди, — отозвался Гутред. — Они склонны бежать в страхе, нежели, следуя голосу совести, присоединиться к слабому, на стороне которого правда.

— Позор, — кивнул скальд.

— Что ещё хуже — в нашем отряде потери, — вздохнул Гутред. — Вчера погибли Эйгрин и этот… молоденький… Кэйдан. А сегодня мы лишились ещё двоих — ублюдок Масгред вдруг обнаружил, что потянул плечо — разболелось оно, как ни странно, только утром, а Бейден слёг с лихорадкой.

Дьюранд вспомнил замогильный стон, который раздался, когда Бейден наступил на грудь покойного Эйгрина. Берхард говорил, что жуткий ритуал, который они проделали над трупами, накладывает на человека отпечаток. Впрочем, Бейден мог просто струсить.

— Плохо дело, — пробормотал Дьюранд, оглянувшись на Северное войско, тонкой линией растянувшееся поперёк ристалища.

Воинство Радомора было заметно больше. Окидывая взглядом воинов, Дьюранд лихорадочно пытался придумать тактику, которая позволит свести на нет численное превосходство противника. Радомору нельзя было отказать в уме. Весь вчерашний день он простоял со своим отрядом на месте, не тратя понапрасну сил, поэтому схватку на ристалище никто не воспринимал всерьёз. Только к вечеру он пошёл в отчаянную атаку, которая лучше всяких слов дала понять окружающим, что грядёт настоящая битва.

— Умно, — пробормотал Дьюранд. — Радомор весь день играл с нами как кошка с мышкой, а потом сделал один рывок — и что в результате? Двадцать человек дезертировало.

— Без них обойдёмся, — отозвался Гутред.

Дьюранд от всей души надеялся, что старый оруженосец окажется прав.

— Пока вы вчера сражались, я внимательно следил за трибунами, — сказал Гермунд. — Сейчас уже можно точно сказать, откуда ветер дует.

Дьюранд внимательно посмотрел на скальда:

— Ты хочешь сказать, когда Радомор понёсся на Морина, кто-то вскочил с места?

— Ага. Правда, они снова уселись, когда его перехватил Эйгрин. Видел бы ты их рожи. Благородные зады отрываются от скамеек. Глаза сверкают, как у бешенных собак. А в результате — ничего, — Гермунд улыбнулся. — Герцог Беоранский чуть не выругался.

Дьюранд, погруженный в мысли о предстоящем бое и правильной тактике, которую ещё предстояло выбрать, совсем забыл о Великом Совете.

— Как распределяются голоса? — спросил он.

— Как и прежде. Радомору все ещё нужна победа. Как и нам.

Дьюранд кивнул, глубоко вздохнув.

— Верно. За дело.

Пока Дьюранд поудобнее устраивался в седле, из рядов выехал Конзар, который, повернувшись к воинам из отряда Ламорика, произнёс:

— Сегодня Герцог Ирлакский будет искать встречи с лордом Морином, поэтому схватки ждать не придётся.

Оуэн громко рассмеялся. Остальные лишь улыбнулись.

— Держите ушки на макушке, а нос по ветру. Смотреть — в оба. Вы сами все знаете, и все же я повторю ещё раз — вместе мы — сила, значит, мы будем держаться вместе, а если кто думает иначе, пусть знает — я куда страшнее Радомора. Ясно?

Часть рыцарей, улыбаясь шутке Конзара, подняли в салюте мечи и копья. Капитан улыбнулся в ответ, став похож на атамана разбойников.

— Вот и славно, раз ясно. Будьте внимательны, и, быть может, нам удастся добыть голову Радомора.

Лошади по обеим сторонам ристалища храпели и фыркали, нервно переставляя копыта. Как и накануне, к рыцарям обратился с речью главный герольд Эрреста Кандемар, поднявший в воздух, словно скипетр, отделанный слоновой костью рог. Дьюранд затянул подпругу, проверил сбрую и взял в руки копьё, которое показалось ему лёгким как тростинка.

Конзар был прав, Радомор будет искать с ними встречи, и этим надо воспользоваться. Они будут сражаться и непременно победят. Принц Бидэн поднял чёрную перчатку. Дьюранд почувствовал, как пересохло во рту. Гнедой конь под ним мотал головой и прядал ушами. Наконец Бидэн опустил руку, и две сотни лошадей рванулись навстречу друг другу. Сверкая глазами, стиснув зубы, рыцари Северного войска вгоняли шпоры в бока своих скакунов. Навстречу им, раздувая ноздри, дико вытаращив глаза, неслись воины Радомора, ощерясь наконечниками копий. Некоторые из наёмников герцога Ирлакского даже подняли копья над головами, являя собой зрелище дикое и страшное.

Рыцари с грохотом столкнулись. Наконечник турнирного копья Дьюранда, вырезанный в форме сжатого кулака, врезался в ребра рыцаря, шлем которого был украшен плюмажем в виде пёсьей головы. В то же мгновение щит Дьюранда содрогнулся от страшного удара. Во все стороны брызнули обломки разлетевшихся в щепу копий.

Дьюранду удалось удержаться в седле — подпруга, к счастью, выдержала. Воин втянул сквозь зубы влажный морской воздух и развернул коня, отбрасывая обломок копья. Лошадь рыцаря, с которым Дьюранд сошёлся в схватке, неслась вперёд без седока. Сам противник кубарем катился по земле.

— Стройся!

Капитан бросил клич не только отряду Ламорика, он обращался ко всему Северному войску. Дьюранд, сощурившись, увидел, как воины Радомора, резко осаживая коней, повернули и, не сбавляя скорости, понеслись назад на свою сторону ристалища. С ужасом Дьюранд увидел, как Южное войско снова разворачивается.

Конзар, откинув забрало, надсаживая голос, закричал:

— Развернуться! Развернуться! На них!

Но земля уже грохотала от сотен копыт — лавина вражеской дружины летела на них. На северной стороне скакали одинокие всадники. Время выстроиться в ряд уже не было. Глаза Конзара сверкнули, и он закричал рыцарям Ламорика, поскольку они были единственными, кто оказался рядом:

— На них!

Ламорик с маленьким отрядом в одиночестве понёсся на громаду надвигающейся Южной армии.

Рыцари Ламорика неслись мимо союзников, пытающихся развернуть лошадей, и прежде чем поверженные в предыдущей схватке рыцари успели покинуть ристалище, маленький отряд вылетел на открытое пространство. То, что они задумали, было безумием. Дьюранд выхватил меч, высоко воздев его в воздух, и в следующий миг отряд Ламорика и армада Южного войска с грохотом столкнулись.

Страшно кричали люди, истошно ржали кони.

Отряд Ламорика глубоко врубился в ряды Южной дружины, обступившей его со всех сторон. На щит Дьюранда обрушился град ударов мечей, булав и топоров. Все, что Дьюранд мог сделать в тот момент, — гнать коня вперёд в надежде, что никому не удастся выбить его из седла. В тех местах, где падали лошади, образовывались небольшие участки свободного пространства. Именно в такой просвет и рванулся Дьюранд, почувствовав в короткий миг, как копыта его коня втоптали в грязь ристалища одного из поверженных воинов.

Взлетали и опускались клинки. На шлеме Дьюранда не было забрала, лицо оставалось уязвимым, но в этом было и неоспоримое преимущество — воин мог видеть то, что оставалось сокрытым для рыцарей, чей угол обзора ограничивался узкими прорезями в шлеме. Прежде чем Дьюранд это понял, волна сражавшихся выплюнула ему навстречу рыцаря, который, не медля ни секунды, бросился на него. Дьюранд пришпорил коня, и огромный гнедой жеребец всей грудью обрушился на лошадь атакующего. Дьюранд со всей силы рубанул мечом по ноге противника.

— Дьюранд! Сюда! — сине-белый плащ капитана мелькал среди людей, стеной обступивших Морина. Битва была отчаянной.

— Помоги Ламорику! — крикнул Конзар.

Воинам Радомора удалось вклиниться в ряды северного войска и отделить Ламорика от остальных членов отряда. Всего двадцать шагов отделяло Дьюранда от его лорда, но все это расстояние было заполнено сражающимися людьми. Казалось, что кто-то в Южной дружине вознамерился взять Ламорика в плен. Если лорд был сыном герцога, значит, взяв Ламорика в плен, за него можно получить немалый выкуп, ради которого стоило рискнуть. Молодой лорд в доспехах Красного Рыцаря отчаянно сражался с обступившими его врагами.

Сжав зубы, Дьюранд пришпорил коня, бросился на помощь. Казалось, он плывёт против течения бурной реки. Вскоре он понял, что единственный способ хотя бы немного продвинуться вперёд — вынуть ноги из стремени и упереть их в плечи коня. Со всех стороны сыпались удары. Особенно сильный пришёлся по спине, и Дьюранд наверняка бы погиб, если б не кольчуга и толстая кожаная куртка с подбоем.

Было очень тесно. Каждый шаг давался с большим трудом. Дьюранд, не глядя, рубил направо и налево. Место было так мало, что даже убитые, стиснутые со всех сторон, не могли упасть на землю. Дьюранд разглядел отчаянно размахивающего боевым молотом Берхарда, старавшегося защитить Ламорика от ударов. Дьюранд понял, что, судя по количеству вмятин на шлеме, одноглазый рыцарь вряд ли продержится долго.

В тот же миг Дьюранд, опершись ногами о загривок коня, поднялся над толпой. Перед ним раскинулось море колышущихся шлемов и плюмажей. Лицо Дьюранда расползлось в улыбке — Ламорик был всего лишь в нескольких шагах. Перескакивая с плеча на плечо, с макушки на макушку, Дьюранд понёсся на помощь молодому лорду. Рыцари Северной армии бранились, Южной — пытались столкнуть его, но спохватывались слишком поздно. Берхард, лишившийся к этому момента шлема, заметил Дьюранда в самый последний момент. Противник одноглазого рыцаря отвлёкся, задирая голову, и Берхарду этого вполне хватило, чтобы вогнать клинок в глазную прорезь шлема. Схватив мертвеца за воротник, Дьюранд повалился на землю.

Сражаясь плечом к плечу с Ламориком, отражая атаку за атакой, Дьюранд не забывал о представлении, которое только что устроил.

Дождь стих, а бой все ещё продолжался. Через некоторое время даже отряд Радомора устал сражаться. Взревели трубы герольдов, оповещая рыцарей об окончании схватки. Наступил полдень. Пора было обедать.

Не обращая внимания на покрывавшую доспехи кровь и грязь, Дьюранд с мрачным удовлетворением взирал, как Южное воинство уходит прочь, направляясь к краю истоптанного, покрытого телами ристалища. Несколько человек все ещё сражались. Оба войска были похожи на бойцовых собак, вцепившихся друг другу в глотки и теперь медленно разжимающих челюсти, оставляя длинные кровавые раны. Дьюранд едва обратил внимание на мёртвых.

Воины из отряда Ламорика, собравшись вместе, медленно двинулись с ристалища. Оруженосцы бежали к ним, сжимая в руках фляги с вином. Один из них принял поводья коня, которого вёл Дьюранд. Воин обратил внимание на сине-зеленую попону и понял, что конь в действительности не его. Значит, это трофей.

За пределами ристалища слуги поставили шатёр, где рыцари могли укрыться от непогоды. Оруженосцы вместе с Гутредом внимательно осматривали доспехи и раны каждого входившего. Один из пажей сунул в руку Дьюранда кубок вина.

— Самое мерзкое утро с того дня, как у меня померла жена, — вымученно пошутил Берхард, опускаясь в кресло.

— Нам пришлось туго, — согласился Конзар.

Повисла тишина, прерываемая лишь тяжёлым дыханием рыцарей. Сражение не прошло бесследно: у кого-то был сломан нос или палец, кто-то лишился зубов или вывихнул плечо. По крыше шатра шелестел дождь.

— Скольких мы потеряли? — спросил Ламорик.

— Сложно сказать. Одного точно — из Гарелина. Славный был боец — дюжину уложил, — Берхард поморщился.

— Троих, — поправил Конзар.

— Думаю, отступать уже поздно, — саркастически заметил Берхард.

Несколько человек фыркнули.

— Впрочем, — вздохнул Берхард, — если мы не выйдем на бой, нам все придётся сражаться с Радомором, только позже.

— Вряд ли он нас забудет, — пробормотал Конзар.

— Точно. Поэтому лучше одолеть его сейчас, — Берхард улыбнулся. — Так безопаснее всего.

Пока одноглазый рыцарь улыбался, Гутред склонился, осторожно ощупывая его колено сквозь кольчугу. Берхард дёрнулся.

— Надо осмотреть ногу. Снимай чулок.

— Черт, — вздохнул Берхард, поднимаясь, и Гутред потянулся к поясу рыцаря — к бечёвке, которая крепила кольчужные чулки к поясу.

— А ну убери руки! Ты куда их тянешь? Если ты чулки стащишь, с меня все посыплется. Я не собираюсь выходить на ристалище в чем мать родила.

— Послушай, Берхард, ты уже сегодня один раз надел доспехи… — улыбнулся Ламорик.

— Именно поэтому я и остался жив!

Рыцари прятали в бородах усмешки.

Гутред не собирался уступать, и вскоре Берхард сидел на бочке, оставшись в одних серых бриджах. Старый оруженосец стянул с него все — накидку, кожаную куртку, кольчугу, тунику и чулки — только для того, чтобы осмотреть рану, которая оказалась простым синяком. Гутред невозмутимо взял мазь и с равнодушным видом принялся втирать её рыцарю в колено. Берхард сыпал проклятьями, уверяя окружающих, что Гутред издевается над ним.

Наконец Берхард вскочил, скомандовав оруженосцу:

— Довольно! Одевай меня обратно.

Рыцари Ламорика плакали от смеха.

Берхард, не обращая на них внимания, дал знак оруженосцу, который, споро подхватив кожаную куртку, кинулся к рыцарю.

— Да нет же. Сначала кольчужные чулки. Не этот, сколько тебя учить! Сначала надевают левый чулок, — Берхард уселся на бочку, и юноша принялся натягивать чулки на толстые ноги рыцаря. — Вот так, я их сам завяжу. Теперь тащи куртку.

Юноша подхватил мокрую кутку и попытался надеть её через голову рыцаря. Берхард одёрнул её, чтобы разгладить сгибы.

— Что там у нас дальше? — на лице одноглазого рыцаря не было ни тени улыбки.

Юноша склонился над долгополой кольчугой и поднял её с земли, пытаясь отыскать рукава и воротник. С превеликим трудом Берхард натянул её на себя, вращая головой и дёргая руками в рукавах. Без помощи оруженосца он вряд ли справился бы.

— Ты славно помог мне, малыш, — улыбнулся Берхард, поглаживая руками красную накидку, обшитую изнутри металлическими пластинами. На ткани красовался герб — три певчие птицы. — Она не раз меня спасала, — сказал рыцарь, ударив кулаком в грудь.

Наконец Берхард натянул шапочку из белой парусины, завязав узелок под подбородком, и принял из рук оруженосца кольчужный капюшон.

— Молодец, правильно догадался, — похвалил рыцарь, натягивая капюшон поверх шапочки. — Рукавицы не трогай, я их надену перед самым выходом. Боже всемогущий, — неожиданно вздохнул он. — Отлить-то я забыл.

Шатёр чуть не рухнул от взрыва хохота. Когда все наконец отсмеялись, Берхард провёл рукой по доспехам и, глянув на оруженосца, произнёс:

— Черт, я же шлем потерял, — он повернулся к Конзару. — Я его снял, когда мы сражались… Кажется, порвалась кольчуга, — Берхард опустил взгляд на пластинчатый доспех. В нем зияло небольшое отверстие, из которого свешивалась цепочка. — Ничего удивительного, — рыцарь поднял взгляд на оруженосца. — Ну как, сможешь отыскать мой шлем? Там ещё на плюмаже — фигурки птиц. По крайней мере, они там были до сегодняшнего боя.

Дьюранд проследил взглядом за юношей, который, смущённый всеобщим вниманием, кинулся на поиски шлема. Потом ему вспомнилось, куда побежал оруженосец. Мальчику предстояло копаться в грязи залитого кровью ристалища, на котором лежали трупы, втоптанные в землю копытами сотен коней. Мальчик никогда такого не видел. Дьюранд подумал, что в этом отношении он и сам ничем не отличается от юного оруженосца. До сегодняшнего дня он никогда не видел столь жестокой и кровавой битвы. Дьюранд уставился в узоры на ковре, забыв о бокале вина в руке.

Не прошло и часа, как в палатку вбежал посыльный одного из герольдов, чтобы объявить о скором начале схватки.

Над ристалищем кружили птицы-падальщики. Их никто не осмеливался отогнать. Восседавшие на конях рыцари взирали, как птицы, опустившись на землю, важно расхаживали между трупами. Чёрные клювы впивались в мёртвую плоть распростёртых на ристалище тел.

— Никогда такого не видел, — признался Берхард.

— Разве что на поле боя, — отозвался Конзар.

К ним подбежал оруженосец Берхарда, прижимая к груди покрытый грязью и кровью шлем с погнутым плюмажем.

— Славный мальчик, — кивнул Берхард, забирая у юноши шлем.

Знатнейшие люди королевства медленно рассаживались на длинные скамейки, расставленные на трибунах. Среди них Дьюранд увидел и вздёрнувшую подбородок леди Мод, и энергично посматривающего по сторонам бородатого лорда в сопровождении толпы лизоблюдов — герцога Беоранского. Увидел он и Бидэна — принц поддерживал под локоть брата. Взгляд Дьюранда задержался на мрачном короле в одеждах, украшенных драгоценными камнями, — государь был похож на льва, угодившего в ловушку.

— Я повторю то, что вы уже слышали, — раздался голос Кошара. — Сражаемся вместе. Ни шагу друг от друга. Нельзя дать противнику разъединить нас. Будем стоять насмерть, покуда Радомору не станет дурно от одного только нашего вида. Мы должны держаться вместе, в противном случае произойдёт то же, что и сегодня утром, — капитан кинул взгляд на Дьюранда. — Вот что ещё я вам скажу. Им нужен Морин. Они будут пробиваться к нему, сметая всех, кто встанет у них на пути. Им уже не нужны пленные. Им будет плевать на выкуп. Сегодняшняя схватка — последний шанс Радомора взять над Морином верх. Помните об этом.

Рыцари сидели в сёдлах, ожидая сигнала к началу боя, допивая последние глотки оставшегося во флягах вина. Боевые кони переступали с ноги на ногу и мотали головами.

Взревели трубы, и в то же мгновение их звук потонул в грохоте сотен копыт. Наконечники копий стальными птицами понеслись навстречу друг другу. Войска столкнулись, по железным рядам прошла судорога. Дьюранд врезался в самую гущу врагов. Со всех сторон на него обрушивались удары. Среди хаоса сверкающих клинков он увидел, как небольшой отряд, отделившись от Южного войска, поскакал прочь. Встав в стременах, Дьюранд окинул взглядом сражающихся, но не увидел среди них ни Радомора, ни его воинов в зеленом. Герцог Ирлакский бросил своё войско, предоставив ему сражаться в одиночестве.

Противник наседал, и Дьюранду ничего не оставалось, кроме как вступить в бой, сосредоточив все внимание на врагах. Если бы он позволил себе отвлечься даже на мгновение, он мог бы пропустить нацеленный на него удар меча или булавы. Горячка отчаянной схватки заставила его забыть о рыцарях в зеленом и их предводителе.

Неожиданно Дьюранд услышал предупреждающий окрик капитана, и в ту же секунду отряд зелёных воинов на всем скаку врубился в ряды Северного войска. Страшный удар вырвал из седла воина, скакавшего позади Дьюранда, словно тряпичную куклу. Беснующиеся лошади рвали удила. Воины в зеленом бились с яростью леопардов, изображённых на украшавших их доспехи гербах, расшвыривая с дороги рыцарей Морина.

— Сомкнуть ряды! — закричал Конзар. — За Монервей!

Воины Ламорика, подхватив друг друга под локти или взяв под уздцы лошадь соседа, бросились в самую гущу свалки, туда, где мелькал узорчатый плащ Морина, надеясь перехватить воинов Радомора, двигавшихся в том же направлении.

Когда рыцарям Ламорика наконец удалось пробиться к лорду Монервейскому, Дьюранд, перед глазами которого уже плыли кровавые круги, увидел, как воины в зеленом разворачиваются, выходя из боя. Пришпорив коней, отряд Радомора скрылся из виду за пеленой ливня. Несмотря на усталость, Дьюранд и десяток рыцарей кинулись в погоню за отступающим врагом, но, услышав окрик не терпящего возражений Конзара, преследователем пришлось остановиться.

Воины Южного войска были озадачены бегством с ристалища отряда Радомора ничуть не меньше рыцарей Морина. Кто-то заулюлюкал, торжествуя победу. Конзар подняв руку, закованную в латную рукавицу, обратился к своим ратникам:

— Они вернутся. Ждите.

Капитан привстал в стременах, внимательно всматриваясь в завесу дождя.

Кое-где с новой силой вспыхнула схватка. Когда Дьюранд уже усомнился в том, что Радомор вернётся, он услышал невдалеке грохот приближающихся копыт. Глаза вперились в серую хмарь. Радомор был где-то рядом — но где? Звук скачущей на них конницы шёл отовсюду. Дьюранд раскрыл рот и в то же мгновение услышал, как тишина сзади него взорвалась криками боли и ярости.

Отряд Радомора обошёл их и ударил с тыла.

Вновь засверкали клиники. Всего в нескольких шагах от Дьюранда сквозь толпу рыцарей прорывался телохранитель Радомора, обрушивая налево и направо удары булавы. Казалось, что в бой вступил не человек, а дикий зверь. Гигант схватил последнего противника одной рукой, вырвал его из седла и со всей силы швырнул в сторону, и теперь перед телохранителем Радомора оставался лишь один воин, преграждавший ему путь к Морину — Дьюранд.

Дьюранд стиснул зубы.

— Черт!

Гигант занёс руку и опустил на голову Дьюранда утыканную шипами булаву. Удар, который пришёлся на поднятый Дьюрандом щит, был такой силы, что шипы пробили дерево и вышли с внутренней стороны щита. Исполин качнулся назад, рванув на себя застрявшую булаву, при этом чуть не выдернув щит из руки Дьюранда. От телохранителя Радомора исходили волны такой мощи, что, казалось, в доспехи был закован не человек, а медведь. Исполин снова обрушил булаву на противника. На этот раз Дьюранду удалось парировать удар, и лишь один шип скользнул по латной рукавице.

Дьюранд пришпорил коня, и булава в третий раз со свистом пронеслась мимо. Дьюранд подавил в себе страстное желание пустить коня вскачь. Стиснув зубы, Дьюранд боролся с одолевающим его ужасом, он знал, что не должен, не может бежать. Резко дёрнув удила, он развернул коня. Кем бы ни было закованное в броню чудовище, оно не прорвётся к Морину, покуда Дьюранд жив.

Исполин уже двинулся вперёд, когда Дьюранд, проскользнув мимо, снова встал у него на пути. Воину казалось, что он пёс, путающийся под ногами у быка. Гигант, мелко дрожа, загудел, словно мешок полный пчёл. Седая борода исполина выбивалась из под шлема, он источал страшную вонь.

Дьюранд провёл выпад, но за миг промедления ему пришлось дорого заплатить. Гигант опередил его. Дьюранд увидел мелькнувшую булаву и понял, что этот удар ему не отразить. Шипы пробили насквозь щит, который воин вздёрнул на плечо, пытаясь прикрыться, и впились в тело.

На мгновение мир исчез. Дьюранд накренился в седле. Ему казалось, что он тонет, погружаясь все глубже и глубже в океанскую пучину. Воин понимал, что сейчас он либо упадёт с лошади, либо получит последний, на этот раз смертельный удар.

Краем глаза Дьюранд заметил, как несколько всадников, сражавшихся во главе отряда Радомора, прорвались к Морину, на помощь которому со всех сторон кинулись рыцари, обступив его плотной стеной. Дьюранд видел, что силы равны. Телохранитель Радомора начал поворачиваться к лорду Монервейскому, и Дьюранд понял, что если гигант вступит в бой, равновесие сил нарушится и вскоре все будет кончено.

Дьюранд рванулся вперёд и, со всей силы замахнувшись, рубанул по плечу гиганта. Исполин попытался развернуться и пропустил ещё один удар, на этот раз пришедшийся по шлему. Гигант, взмахнув руками, закачался в седле. Дьюранд, размахивая клинком, вновь и вновь опускал его на противника словно молотобоец. Эта тварь никогда не прорвётся к Морину! Встав в стременах, Дьюранд взялся за рукоять меча обеими руками и, вложив весть свой вес в удар, обрушил его на грудь противника.

Клинок, взрезав доспех, глубоко вошёл в тело противника, словно вилы в сено.