Дочери Альбиона (№12) - Случайная встреча

— Да, хотя она выглядит грустной. Я думаю, она считает себя виноватой из-за этой истории с Джейком.

— В этом нет ее вины. Она не должна считать себя виноватой!

— Не должна, но иногда люди чувствуют себя виноватыми даже тогда, когда на самом деле ни в чем не провинились. Я имею в виду… ну, если все-таки что-то происходит из-за тебя!

— Возможно, и так, но выглядит она просто чудесно!

Мы подъехали к Грассленду. Миссис Баррингтон, услышав стук копыт наших лошадей, вышла навстречу, и мы спешились, поручив лошадей конюху.

— Эдвард дома, — сказала она. — Он будет очень доволен тем, что вы приехали!

— У вас все в порядке?

— Все в превосходном настроении! Нам, конечно, очень не хватает Айрин, хотелось бы видеться с ней почаще. Сейчас она вновь беременна. Любопытно, правда? Если бы она жила немножко ближе!

Вышел Эдвард.

— Как я рад видеть вас! — воскликнул он. Эдвард стал гораздо взрослее. Ведь прошло шесть лет с тех пор, как я впервые увидела его во время памятного путешествия в Ноттингем. Он выглядел очень уверенным в себе. Его отец заявил, что Эдвард станет одним из наиболее влиятельных промышленников страны. «У него потрясающие способности, — пояснил он. — Он гораздо способнее меня! Эдвард напоминает дедушку, который и основал наше дело».

В этом нетрудно было убедиться: Эдвард постоянно старался перевести разговор на деловые темы. Я решила, что он находит светскую болтовню утомительной и бесполезной.

Он мне нравился, главным образом, видимо, потому, что, когда рядом со мной была Амарилис, он был исключительно вежлив с нами обеими, но не отрывал глаз от меня, и это было приятно. Думаю, я слегка ревновала его к Амарилис. Она была такой хорошенькой, с прекрасным характером, словом, из «хороших женщин» Эверсли. Я была из других — не то чтобы я была плохой, но непокорной, самовольной и, пожалуй, эгоистичной, тщеславной. Да… все это во мне было, и я, действительно, не могла понять, отчего многие молодые люди и не очень молодые — всегда проявляли ко мне больше интереса, чем к красавице Амарилис? Это было странно: из Амарилис наверняка должна была получиться идеальная жена. Она была хозяйственной, добродушной и очень красивой. А у меня этих качеств не было. И все-таки мужчины смотрели на меня так, что было ясно: я для них желанна.

Одна из служанок как-то сказала:

— В вас что-то такое есть, мисс Джессика! Мисс Амарилис, конечно, хорошенькая. Она просто красива, как ангел, но в вас есть что-то такое, что мужчинам очень нравится! Этого не выразишь словами: оно просто есть или его просто нет! Мисс Амарилис — она слишком хорошенькая, слишком благовоспитанная, слишком добрая, слишком милая! Таких, как мисс Амарилис, мужчины уважают, а за такими, как вы, бегают!

Следующее подслушанное замечание было менее приятным.

— Мужчины такие дураки!.. Понятия не имеют, с какой стороны хлеб маслом намазан. Всегда их тянет к тем, с кем не уживешься, а на хороших и смотреть не хотят!

Амарилис, несомненно, относилась к тем, «хорошим».

— Давайте пройдем в дом, — пригласила миссис Баррингтон. —, вот и Клер!

Появилась Клер Карсон. Она улыбнулась, делая вид, что рада нашему появлению, но я знала, что она всегда скрывает свои истинные чувства.

— Давайте попробуем, что там у нас получилось из бузины? — предложила миссис Баррингтон. — Распорядись-ка, Клер, пусть принесут! Конечно, юные дамы достойны лучшего напитка, но-попробовать все-таки стоит!

— Мы ведь приехали не престо так, правда, Амарилис?

— Ну конечно, — поддержала она. — Мы хотим пригласить вас на наш день рождения!

— Неужели уже подошло время? Надо же, как дни бегут! Кажется, что ваше семнадцатилетие мы праздновали только вчера!

В комнату вошел мистер Баррингтон, услышавший последнее замечание.

— Чем старше становишься, тем быстрее летит время! — вздохнул он. — Доброе утро, дорогие мои девочки!

— Значит, вы будете праздновать в августе? — спросила Клер.

— Да, — ответила я, — в промежутке между двумя днями рождения. Так сложилось уже давно!

— Можете быть уверены, мы обязательно приедем! — заявила миссис Баррингтон. — И всей компанией, за исключением Айрин. Конечно, если бы она могла, она бы тоже приехала, но она живет так далеко, а кроме того, у нее маленькие дети!

— Я уж позабочусь о том, чтобы быть в это время здесь! — сказал Эдвард, улыбаясь мне.

— Да, немножко отвлечься от работы тебе будет полезно, — добавил отец. — Я знаю, он ни за что не упустит эту возможность! — улыбнулась миссис Баррингтон.

Слуги принесли вино, разливать которое взялась миссис Баррингтон. Попробовав его, мы заявили, что оно исключительно вкусное.

Ко мне подошел Эдвард.

— Очень приятно видеть вас. Вы просто цветете!

— Пышу здоровьем и энергией! — ответила я. — А вы… вы производите впечатление человека озабоченного!

Он придвинул свое кресло поближе. Амарилис была занята разговором с остальными.

— Неприятности на фабрике! Все дело в новых машинах: они не нравятся рабочим!

— А вы думали, они будут их приветствовать?

— Рабочие боятся, что машины постепенно вытеснят ручной труд, и они останутся безработными.

— А это так?

Он пожал плечами.

— Возможно, сначала так и будет, но если мы не обзаведемся машинами, то не сможем конкурировать с теми, кто установит их у себя. Мы просто-напросто вылетим в трубу, так что рабочие в любом случае потеряют работу!

— Все это неприятно!

— Все бы ничего, но рабочие выступают с угрозами. Кое-где они просто начали разбивать машины!

— Я уже слышала об этих людях: их, кажется, называют луддитами?

— Да, поскольку в самом деле существовал некий Нэд Лудд. Он жил в Лейчестершире. Однажды на фабрике, где он работал, кто-то сильно обидел его. Весь свой гнев он обрушил на чулочные машины и начал ломать их. Лудд просто обезумел: решил, что все зло в машинах, и разбил их!

— Но современные луддиты не безумны: просто это напуганные безработицей люди!

— Да они просто близоруки и не могут понять, что если мы хотим процветать, обязаны идти в ногу со временем! А если мы откажемся от этого, рабочие места в любом случае исчезнут!

Вмешалась миссис Баррингтон.

— Не утомил ли Эдвард вас разговорами о своих проблемах?

Амарилис захотела узнать подробности и получила соответствующие разъяснения.

— Бедняжки, — вздохнула она, — как ужасно жить в страхе остаться без куска хлеба!

— Мы обязаны идти в ногу со временем! — настаивал на своем Эдвард.

— И что же будет? — спросила Амарилис.

— Поживем — увидим! Ясно одно — мы обязаны совершенствовать машины! Если волнения рабочих продолжатся, придется вызвать войска или принять другие серьезные меры.

Миссис Баррингтон сменила тему разговора. Она относилась к тем женщинам, которые не любят думать о неприятностях, полагая, что, если выкинуть .их из головы, они исчезнут сами собой. Но я всерьез расстроилась, думая о людях, которые боялись, что машины лишат их средств к существованию.

— Говорят, что по соседству появились цыгане! —воскликнула миссис Баррингтон.

— Да, я видела, как утром они подъезжали, — подтвердила Клер. — Их кибитки тащились по дороге.

— Они не собираются здесь надолго задерживаться, — добавила Амарилис. — Мы видели их по пути сюда и даже кое с кем поговорили.

— С Ли, — уточнила я. — Вы помните Ли? Баррингтоны выглядели озадаченными.

— Шесть лет назад, — сказала я. — мы впервые познакомились с вами! Ли, видимо, было тогда лет четырнадцать, но я сразу же узнала ее. Мы тогда поехали в Ноттингем, чтобы выручить того цыгана, а Ли была той самой девушкой, из-за которой все началось!

— Теперь я вспомнил! — воскликнул Эдвард.

— Они сейчас спрашивают разрешения у моего отца разбить свой табор в лесу.

— Он разрешит им, — сказала Амарилис, — конечно, с обычным предупреждением о кострах.

Похоже, Баррингтонов не слишком заинтересовал разговор о цыганах, и миссис Баррингтон начала вспоминать прошлогодний день рождения, когда шел дождь и нам не удалось посидеть в саду.

Наконец, мы распрощались. Когда мы проезжали мимо Эндерби, я сказала:

— Давай заедем, у нас есть время.

Амарилис согласилась. Подъехав к дому, мы заметили Тамариск, сидящую верхом на пони, которого она получила в подарок на последнее Рождество.

Я не могла видеть Тамариск, не вспомнив о цыгане Джейке: она была очень красива, хотя и не обычной красотой. У нее были огромные выразительные черные глаза, темные ресницы и брови, а черты лица можно было назвать совершенными. Ее волосы не вились, но были такими густыми, что с ними ничего нельзя было поделать. Жанна была просто в отчаянии от этого: она, конечно, предпочла бы мягкие локоны. Жанна сама стригла ее в соответствии с единственным, по ее словам, возможным фасоном: это была короткая стрижка с челкой на лбу, так что Тамариск напоминала очень хорошенького мальчика. Для своих лет она была довольно высокой, длинноногой и грациозной, но характер у нее был непокорный. Моя мать и Клодина объясняли это тем, что ее испортила тетушка Софи, не чаявшая души в своей приемной дочери. Мать заявила, что никогда в жизни не видела Софи столь счастливою, благодаря этому капризному ребенку.

Тамариск была очень живой, умной и уже научилась читать. Но характер! Если ей было что-то не по душе, она могла впасть в гнев. Если кто-нибудь раздражал ее, она смотрела на этого человека своими огромными глазищами и говорила низким голосом: «Ты еще пожалеешь». Жанна то радовалась, то отчаивалась из-за этой девочки.

— Ума не приложу, что из нее получится, когда вырастет? — говорила она. — Уже сейчас она никого не слушается! Гувернантка сказала, что этот ребенок — сущее наказание! Бедняжка пробыла в доме всего лишь месяц, а ее предшественнице удалось выдержать только шесть недель!

Кто-то из служанок заметил:

— С цыганским ребенком ничего не поделаешь! Вы же знаете, чья кровь в ее жилах? Из нее может получиться и ведьма!

К несчастью, Тамариск услышала эти разговоры, и вместо того, чтобы огорчиться, обрадовалась.

— Я — ведьма! — постоянно напоминала она всем. — Ведьмы умеют напускать порчу!

Она совершила в Эндерби настоящую революцию: дом перестал быть приютом отшельницы и ее служанки, а Тамариск была в этом доме центром всеобщего внимания.

— Я не хочу, чтобы меня придерживали! — между тем кричала она. — Я хочу ездить сама!

— Привет, Тамариск! — сказала я. Сверкающие глаза остановились на мне.

— У тебя настоящая лошадь, — выпалила она, — а почему я не могу ездить на ней?

— Когда станешь постарше, ты будешь ездить также, — мягко объяснила ей Амарилис.

— Мне не нужно быть старше, я хочу сейчас!

— Ну, может быть, когда тебе исполнится семь лет…

— А я хочу сейчас!..

— Да уж, достается вам! — сказала я, сочувствуя, бедняге-конюху.

Тамариск опять взглянула на меня.

— Мы хотим повидаться с тетушкой Софи, — продолжила я. — С ней все в порядке?

— Я не хочу ездить на маленькой детской лошадке! Я не младенец!

— Младенцы вообще не ездят верхом, — заметила Амарилис.

— Некоторые ездят, я ездила!

— Пойдем, Амарилис! — сказала я, спешиваясь. — Этот ребенок просто невыносим!

— Бедняжка, ей нелегко живется!

— Нелегко? Тетушка Софи души в ней не чает, а Жанна постоянно потакает ей!

— И все-таки…

— Ну, ты найдешь смягчающие обстоятельства и для дьявола. — И я направилась в дом.

Тетушка Софи была в гостиной, хотя до рождения Тамариск она лишь изредка выходила из своей комнаты. Она выглядела почти хорошо, точнее, выглядела бы, если бы не ее необычные капюшоны, прикрывавшие изуродованную часть лица. Сегодня у нее был бледно-голубой капюшон в цвет платья. Рядом с ней сидела Жанна.

— Мы, наконец, решили, когда устроить день рождения, — объяснила я, — и ездили в Грассленд, чтобы пригласить хозяев в гости.

Тетушку Софи мы не приглашали. Мы знали, что она не захочет приехать, а если вдруг каким-то чудом изменит свое решение, то приедет без приглашения.

Она расспросила нас о здоровье моей матери и Клодины, что было чистой формальностью, поскольку накануне они навещали ее.

Я сказала:

— Эдвард Барригатон озабочен волнениями на фабрике: рабочие угрожают разбить машины.

Жанна бросила на меня укоряющий взгляд. В присутствии тетушки Софи не полагалось вести такие разговоры. Они напоминали ей о переживаниях и испытаниях, через которые пришлось пройти во время революционных беспорядков во Франции.

Чтобы отвлечь тетушку Софи от неприятных размышлений, Амарилис быстро проговорила:

— По пути мы видели Тамариск.

— Она хорошо держится в седле! — добавила я.

— Поразительный ребенок! — довольно сказала тетушка Софи.

— Слишком своевольный! — вставила Жанна.

— У нее есть характер, — продолжала тетушка Софи, — и я рада зтому… Я не хотела бы, чтобы она была размазней!

— Тамариск злилась на то, что ее пони водят на страховочном поводе, — заметила я.

— Она из тех, кто хочет бегать еще до того, как научится ходить! — заключила Жанна.

— Она.полна жизни! — воскликнула тетушка Софи.

Некоторое время мы болтали о погоде и предстоящем дне рождения, а потом около дверей послышалась какая-то возня.

— Нет, я войду! Я хочу поговорить с Амарилис и Джессикой! Они там с тетушкой Софи. Пусти меня, я тебя ненавижу! Я на тебя напущу порчу, я — ведьма!

После этих слов послышался грохот.

— Пусть она войдет, мисс Аллен! — крикнула тетушка Софи. — Все будет в порядке!

Дверь с грохотом отворилась, и на пороге появилась Тамариск — красавица в платье для верховой езды, со сверкающими глазами и волосами, похожими на шапочку из черного дерева.

— Здравствуй, mon petit chou! — вскричала тетушка Софи.

Тамариск повернулась к нам.

— Petit chou — кочанчик капусты, а по-французски это значит, что я — милая и драгоценная! А вы, наверное, думали, что меня сейчас будут ругать, да?

— Я ничего подобного не думала! — улыбнулась я.

— Думала, думала!

— А откуда ты знаешь, что я думала?

— Я знаю, потому что я — ведьма!

— Тамариск, — укоризненно пробормотала Жанна, но тетушка Софи улыбалась, явно довольная тем, как не по годам развита ее подопечная.

— Чем ты сейчас занимаешься? — спросила она, обращаясь к Тамариск.

— Я езжу верхом! Я умею ездить верхом и не хочу, чтобы Дженнингс держал моего пони! Я хочу ездить верхом сама!

— Когда ты станешь большой…

— Я хочу сейчас!

— Маленькая моя, это только потому, что мы боимся, что ты можешь упасть!

— Я не упаду!

— Ну, милая моя, ты же не хочешь, чтобы бедная тетушка Софи боялась того, что ты можешь упасть, верно?

— Мне все равно! — искренне ответила Тамариск. Тетушка Софи рассмеялась. Я посмотрела на Жанну, которая лишь пожала плечами.

Тетушка Софи, казалось, совсем забыла о нашем присутствии, поэтому я сказала, что нам пора идти, и Жанна проводила нас до двери. Тамариск продолжала объяснять тетушке Софи, как хорошо она держится в седле и что ей следует ездить верхом самостоятельно.

Я сказала Жанне:

— Этот ребенок становится просто неуправляем!

— Она с самого рождения была такой! — отозвалась Жанна.

— Ее портит тетя Софи!

— Она так любит ее! Ребенок перевернул всю ее жизнь.

— Это вредно для ребенка!

— Я уверена, что тетушка Софи очень жалеет ее, — сказала Амарилис Бедняжка Тамариск… Это просто ужасно — не иметь ни отца, ни матери!

— Ни с одним ребенком так не носятся! — напомнила ей я.

— Да, но все-таки — иметь родителей… Я хорошо понимаю чувства тетушки Софи!

— Хорошо, что мы перебрались сюда! — задумчиво сказала Жанна. — Нам пришлось оставить дом, родину… все! Вначале появился этот дом, и это пошло Софи на пользу, а теперь еще этот ребенок! Я даже и не надеялась на то, что она настолько изменится, и все из-за этой девочки!

— Насколько я понимаю, это милое дитя еще доставит массу трудностей и себе, и тетушке Софи! — заметила я.

— Дорогая Джессика! — вмешалась Амарилис Ты сама в детстве была, мягко говоря, не совсем послушной! Я хорошо помню, как ты лежишь на полу и стучишь ногами, потому что тебе не дали того, что ты требовала! А смотри, какой ты выросла?

— Значит, я исправилась?

— Немножко!

— Мы делаем все, что можем, — продолжала Жанна, — и мисс Аллен, и я. Нам приходится нелегко: это, и в самом деле трудный ребенок. Временами мне хотелось, чтобы она была менее сообразительной: она все впитывает в себя, не упуская ничего! Мисс Аллен говорит, что Тамариск очень умна, а я хотела бы, чтобы она была немножко спокойней!

Мы вернулись домой.

— Ну, так приедут к нам Баррингтоны? — спросила мать.

— Всем семейством… за исключением Айрин, которая в очередной раз ждет ребенка, — сказала я.

— Я так и думала, — ответила мать, улыбнувшись.

Проезжая мимо леса, я столкнулась лицом к лицу с Пенфолдом Смитом. Я сразу же узнала его, как до того узнала его дочь. Я поздоровалась с ним, а он, немного поколебавшись, снял шляпу и поклонился.

— Вы — мисс Френшоу? — спросил он.

— Да, вы правы. В последний раз мы встречались в Ноттингеме.

— Шесть лет назад!

Я заметила, что он постарел. В его черных волосах появились седые пряди, лицо было испещрено морщинами и стало более обветренным, чем раньше.

— Мы никогда не забудем того, что вы сделали для нас! — добавил он.

— Это мой отец!

— Да, но вы тоже приложили к этому руку. Я думаю, что именно вы уговорили его сделать это!

— Вы довольно много знаете о нас!

— Цыгане лучше разбираются в жизни: эти странствия, встречи с разными людьми…

— А мне казалось, что вы нигде не задерживаетесь так долго, чтобы успеть завести какие-то знакомства! Несколько дней назад я встретилась с вашей дочерью.

— Да, она хорошая девушка.

— Она замужем, я полагаю? — Он покачал головой.

— Нет, Ли не вышла замуж… Она вообще не желает встречаться с мужчинами!

— Она очень красива… Просто поразительно красива!

— Мне тоже так кажется, и временами из-за этого я просто боюсь за нее. Но она сумеет позаботиться о себе… теперь! — его глаза блеснули.

— А вы ничего не слышали о…

— Вы имеете в виду Джейка? — он покачал головой. — Нет, но с ним все в порядке!

— Откуда вы знаете?

— Ли знает! У нее есть способности, что-то вроде второго зрения! Она и тогда знала, что нам угрожает беда. Бедняжка только не знала, откуда она грянет! Но теперь она развила свои способности, хотя с самого рождения была необычным ребенком. Она была моим седьмым ребенком, и ее мать тоже. А по цыганским поверьям, седьмой ребенок седьмого ребенка рождается со способностями предвидеть будущее!

— Я думала, что у многих цыган есть такие способности! Ведь они, говорят, умеют предсказывать судьбу?

— У Ли это особый дар! Она сказала, что ей хотелось бы взглянуть на вашу ладонь.

— Ли сказала это вам?

— Да, после того, как увиделась с вами. Она сказала, что вас окружают могучие силы!

Я невольно оглянулась, а он улыбнулся.

— Простым глазом вы их не увидите! Ли сказала, что вы ее очень заинтересовали. Вторая юная леди тоже, но вы в особенности!

— Я уверена, что Амарилис с радостью согласится, чтобы ей погадали, да и я тоже. Скажите Ли, пусть она приходит к нам домой завтра во второй половине дня. Если будет хорошая погода, мы будем в саду. Но если только слуги услышат, что она предсказывает судьбу, они ее в покое не оставят!

— Я передам ей.

— Вы говорите, что и тогда она предсказала… эту ужасную трагедию?

— Ну, некоторым образом… Ли чувствовала, что Джейку угрожает опасность, но не знала, что это произойдет из-за нее. А теперь она чувствует, что с Джейком все в порядке. «Он вернется», — говорит она.

— Ли его ждет, — заметила я. — Поэтому и не выходит замуж?

— Возможно, она умеет хранить свои секреты. Но… она ждет и знает, что в один прекрасный день он вернется!

— Я надеюсь, Джейк понял, что я не собиралась предавать его?

— Я уверен, он все понял. Джейк знал, что вы там были и изо всех сил старались спасти его. Он знал, что для него сделал ваш отец и понимал, что обязан ему жизнью.

— Но попасть на каторгу, в такое место, не зная, что произойдет потом, по прибытии…

— Имейте в виду, что он был готов умереть на виселице! Все остальное было уже пустяками по сравнению с этим. Жизнь прекрасна, и он ее сохранил. Он везде сумеет выжить и должен благодарить вас за это!

— Как жестоко обошлась с ним жизнь… только из-за того, что он оказался там…

— Он спас Ли! Я думаю, если бы не Джейк, этого мерзавца пришлось бы убить мне!

— Если он вернется сюда, то обязательно разыщет вас, — сказала я. — Когда вы встретитесь, передайте ему, пожалуйста, что я не виновата в его аресте! Я ехала туда предупредить, что его разыскивают и собиралась помочь ему! Я не представляла, что за мной ехали…

— Я скажу, но, думаю, он и сам об этом знает.

— Я молюсь о том, чтобы жизнь его не была невыносимой!

— Он выживет, что бы ни произошло!

— Вы так уверены в этом?

— Моя дочь уверена, а она умеет видеть то, чего не видят обыкновенные люди!

— В таборе у вас все в порядке?

— Спасибо, мы хорошо устроились. Ваш отец был очень добр к нам. Он разрешил нам остановиться здесь на несколько недель, но мы задержимся ненадолго.

— Вы направляетесь в западные графства? Ваша дочь говорила мне об этом. Вы напомните, что мы ждем ее завтра?

Я тронула лошадь.

Когда я сообщила Амарилис, что Ли придет к нам погадать по руке, она была заинтригована. А кому бы не хотелось узнать собственную судьбу? Даже мужчины хотели бы этого, подумалось мне, хотя они, само собой разумеется, любят это отрицать.

На следующий день к нам пришла Жанна и принесла с собой вышивку, изготовленную ею по просьбе моей матери. К моему удивлению, вместе с ней пришла и Тамариск. Она желала видеть новорожденных щенков Лабрадора, и, пока мы с Амарилис были заняты с Ли, одна из служанок повела ее на псарню.

Когда появилась Ли, мы с Амарилис были в саду. На Ли были красная юбка и простая белая блуза. Волосы были уложены в высокую, напоминающую корону, прическу, а в ушах сверкали золотые кольца. Она была подпоясана толстым кожаным ремнем, но выглядела просто по-королевски. «Цыганская королева», — сказала я Амарилис, когда увидела приближающуюся Ли.

— Надо найти какое-нибудь уединенное место в саду. Если слуги узнают о том, что вы предсказываете судьбу, они от вас не отвяжутся, — объяснила я Ли.

— Я люблю гадать, когда мне есть, что сказать человеку, — ответила она.

— Давайте зайдем туда! — предложила Амарилис.

— Скорее всего, о нас нечего будет сказать, — предположила я.

— Будет, я в этом уверена! — ответила Ли..

— И про меня? — спросила Амарилис.

— Будет видно! Вокруг вас — сплошная чистота, а это, несомненно, к лучшему, это обещает счастье. Но часто счастье и означает, что рассказывать, собственно, не о чем!

Мы уселись в кресла в летнем домике. Между нами был небольшой стол с белой крышкой. Когда Ли садилась, я заметила, что к ее кожаному ремню Прикреплены ножны. Она носила с собой кинжал. Я вспомнила, как ее отец говорил о том, что она теперь умеет постоять за себя. Этот кинжал составлял поразительный контраст с ее воздушным обликом. «Все это понятно, — подумала я. — Если бы со мной произошло подобное, то я, наверное, носила бы на поясе кинжал».

Сначала Ли повернулась к Амарилис и взяла ее руку. Это была очаровательная картина — две юные женские головки, одна светлая, а другая черная рядом! Двое самых красивых женщин, каких я когда-либо видела в жизни, — и такие разные. Амарилис — совершенно открытая и даже, пожалуй, наивная; Ли — задумчивая, в ее глазах — бездна, и к тому же — кинжал у пояса!

— Я вижу счастье! — воскликнула она. — Да, я сразу же это почувствовала! Ты пойдешь по жизни спокойно, как ходят по ней молодые: в душе ты молода, и это прекрасно. Есть опасности вокруг тебя, под тобой, над тобой, но ты пойдешь прямо и не будешь смотреть ни вверх, ни вниз. А поскольку ты не будешь видеть зла, то и оно тебя не сумеет коснуться.

— Как-то неопределенно, — проговорила Амарилис — Мне все-таки хотелось бы узнать эти опасности!

Ли покачала головой:

— Лучше оставить все как есть. Ты — счастливая девушка! Это все, что я могу тебе сказать.

Амарилис выглядела разочарованной, но Ли отказалась добавить что-либо еще. Потом она повернулась ко мне. Я протянула руку, и она взяла ее.

— О да…

Ли слегка прошлась по кисти моей руки и взглянула мне прямо в лицо. Ее темные глаза, казалось, пронизывали меня насквозь, и я чувствовала, как все мои тайные мысли открываются ей: моя мелочная ревность, зависть, гордыня — моя, прямо скажем, не блестящая натура.

Она сказала:

— Скоро будут просить твоей руки, и нужно сделать выбор. От этого выбора будет очень многое зависеть!

— А нельзя сказать, что мне следует делать?

— Тебе самой придется решать. Здесь линии разветвляются. Выбрав одну из них, ты окажешься в опасности!

— А как мне узнать, какая из этих линий опасна? Ли помолчала, прикусив губу.

— У тебя очень сильная воля! Что бы ни произошло с тобой, ты сама сделаешь выбор. Все может благополучно кончиться, однако тебе надо быть предельно осторожной. Ты вся окружена силами… силами зла.

— Что это за зло? Она покачала головой:

— Я с самого начала видела это… и хотела предупредить тебя. Тебе нужно быть осторожной. Не действуй поспешно, будь осмотрительна!

— Да как я могу вести себя осторожно, если не знаю, чего мне опасаться?

— Будь осторожна во всех своих действиях. Можешь быть уверена в одном — настанет время выбора! Можешь выбрать один путь — тот, на котором не встретишь зла. Можешь выбрать другой, и тогда… тогда встретишься с ним!

— Что за зло? Смерть? — Ли не ответила.

— Значит, это смерть? — настаивала я.

— Это не вполне ясно. Смерть может быть… не твоя, чья-то смерть! Это все, что я могу сказать.

— И ты поняла все это, встретив меня? Ты хотела прийти и предупредить меня?

— Я не знала, что именно я выясню. Я никогда не знаю заранее, но у меня было очень сильное желание прийти и предупредить тебя!

Ли отпустила мою руку и посмотрела на меня. В этот момент открылась дверь летнего домика. Я недовольно посмотрела в ту сторону. Меня заинтриговало гадание, и я хотела услышать еще кое-что.

В дверях стояла Тамариск. Она была одета в красное платье и легкий плащ цвета морской волны. Цвета очень красиво сочетались. В основном одежду для нее шила Жанна, и цвета она умела подбирать замечательно.

— Чего ты хочешь, Тамариск? — спросила я.

— Видеть тебя! Что вы здесь делаете? — она уставилась на Ли. — Ты цыганка?

— Да, цыганка.

— Я про тебя знаю, мне рассказали Дженни и Мэб!

— Что они рассказали тебе? — резко спросила я.

— Ну, не мне, но я слышала. Ты живешь в лесу и предсказываешь судьбу!

Тамариск подошла поближе и остановилась, внимательно разглядывая Ли. Та, в свою очередь, не могла оторвать глаз от ребенка. Я решила, что она поражена исключительной красотой девочки.

— Предскажи мне судьбу тоже, — попросила Тамариск.

— Предсказание судьбы не для детей, — заметила я.

— Для детей тоже, для всех!

Ли осторожно взяла в свои ладони маленькую ручку и мягко сказала:

— Когда ты так молода, на ладошке еще ничего не написано. Все будет, когда ты станешь постарше.

— Ничего не написано? — Тамариск схватила мою ладонь и стала ее рассматривать. — У Джессики тоже ничего не написано!

— Это пишется не пером, — объяснила Ли, — а жизнью.

— А что такое жизнь?

— Жизнь — это то, что мы есть, то, чем мы становимся.

— Я хочу, чтобы жизнь тоже написала что-нибудь у меня на руках!

— Она напишет, — с улыбкой сказала Ли. — Мне кажется, ей придется написать очень многое!

Это удовлетворило Тамариск.

— Там четыре щенка. Мне понравился самый большой: он громко визжит и очень жадный!

— А кто тебя водил смотреть щенков?

— Дженни.

— А где она сейчас?

Тамариск пожала плечами.

— А у цыган есть щенки? — спросила она.

— О, да, — ответила Ли. — У нас тоже есть собаки, и иногда у них бывают щенки.

— А где пишет для них жизнь? У них же нет никаких ладошек?

— Жизнь найдет, где написать, — сказала Амарилис. Тамариск очень заинтересовалась Ли. Она положила руку ей на колени и разглядывала лицо.

— А у тебя в ушах золотые кольца. Я тоже хочу золотые кольца в уши!

— Тамариск всегда хочет что-нибудь, что есть у других! — сказала я.

— Я хочу золотые кольца в уши! — канючила она.

— Возможно, когда-нибудь…— начала Амарилис.

— Я хочу сейчас! Они все время говорят «когда-нибудь», — пожаловалась она Ли. — А ты живешь в кибитке?

— Да.

— И ты там спишь?

— Да. Иногда, когда бывает очень жарко, мы спим на улице, под открытым небом, и, проснувшись ночью, можем видеть, как над головой мерцают звезды. А иногда бывает луна.

— И я хочу спать под звездами!

— Возможно, и поспишь… Когда-нибудь.

— Ну вот, теперь и ты будешь говорить «когда-нибудь»! Я не хочу когда-нибудь! Я хочу сейчас!

Я услышала взволнованные крики Дженни:

— Мисс Тамариск! Мисс Тамариск! Куда вы делись? — Тамариск ткнулась головой в колени Ли. Я увидела, как длинные загорелые пальцы Ли осторожно перебирают темные прямые волосы ребенка. Подойдя к двери домика, я крикнула:

— Она здесь! А вы уже решили, что потеряли ее?

— Она куда-то побежала и, не успела я оглянуться, как она исчезла, мисс Френшоу!

— Она здесь. Наверное, ее придется сажать на цепь, как непослушную собачку.

Тамариск подняла голову и показала мне язык.

— Да, придется, ничего не поделаешь! — продолжала я. — И придется научить ее вести себя, как следует!

— Я знаю, как себя вести!

— А если знаешь, почему поступаешь наоборот?