Рыцарь с железным клювом

      И действительно, чем дольше шли по лесу мальчики, тем больше следов далекой войны попадалось на их пути. То слева, то справа появлялась воронка, оставленная тяжелым фугасным снарядом, неглубокая уже, заросшая мхом и травой. Кое-где видны были тоже мелкие зигзагообразные траншеи, ямы, где раньше были устроены блиндажи. Но вот Володя даже вскрикнул, обратив внимание Кошмарика на проржавленную каску, лежавшую под кустом. Она лежала закругленной частью кверху, и на полусфере её зияла рваная пробоина, через которую тянулся из земли к свету желтоцветный лютик.
      - Ладно, дальше пойдем, - потащил Кошмарик Володю за рукав. - У дота этого добра навалом будет.
      - А мин и снарядов там случайно нет? - равнодушно спросил Володя, хотя этот вопрос его давно уж волновал. - Не подорвемся?
      - Ну я же не подорвался? - стукнул себя по груди Кошмарик. - Я сам этих игрушек не люблю. Что, я глупенький, что ли, в бомбах ковыряться? Мне жизнь дорога, я осторожный.
      - Это я заметил, - позволил себе Володя колкость, намекая на то, как вел себя Кошмарик на змеином пригорке. Но Ленька то ли не понял колкости, то ли решил не связываться, промолчал.
      Скоро лес поредел, и мальчики вышли на большую поляну. Никакого дота видно не было, хотя Кошмарик заявил:
      - Все, пришли.
      - Да где же дот-то? - крутил Володя головой.
      - А вон! Не видишь, что ли? - показал рукой Кошмарик в сторону кучи каких-то камней, принятых Володей за обыкновенные валуны. - Я же говорил, что здесь развалины. Пошли, пошли.
      Когда мальчики подошли к камням, то Володя разочарованно почесал затылок: на самом деле от долговременной огневой точки здесь мало что осталось. Правда, присмотревшись, Володя увидел, что обрушена лишь крыша, а мощные боковые стены только сдвинуты. Видно, артиллеристы заехали крупнокалиберным снарядом прямо в серединку дота.
      - Ну и где же здесь копать? - уныло спросил Володя, видя нагромождение бетонных обломков.
      - Как где? Под бетоном, конечно. Только осторожно подкапываться надо, а то ещё завалит... Ну, ты давай, начни копать вот в этом месте, а я покурю пока - устал маленько.
      И Кошмарик подал Володе лопату, которую прятал между плит, присел на покореженный обломок бетона и медленно стал раскуривать сигарету, не забыв перед этим предложить Володе "настоящие" "Мальборо".
      - Так, - размышлял Володя вслух, - там, я вижу, ты уже копал. Ну а если под эту плиту подлезть? Я так соображаю: если уж этот кусок упал - а здесь тонн пять весу будет, - то под него со времен войны никто не лазал.
      - Правильно соображаешь, - заметил Кошмарик, выпуская дым из ноздрей.
      А Володя продолжал рассуждать:
      - Значит, заложу-ка я вначале пробный шурф (от мамы своей узнал!) и посмотрю, что он мне даст...
      - Верно, заложи и посмотри, - кивнул Кошмарик.
      - Ну, так я начну.
      - Давно пора.
      Володя снял рубашку и, оставшись голым по пояс, поплевал на ладони перед тем, как взялся за лопату, и только после этого вонзил её лезвие в землю. Оказалось, что копать очень легко - почти один песок, но поначалу не принесший ничего интересного. Володя выбрасывал и выбрасывал его из-под плиты, тщательно разгребал каждый выброс руками, надеясь найти хотя бы осколок, стреляную гильзу, пуговицу от мундира, но ничего, кроме камешков и мелких обломков бетона, его лопата не приносила.
      - Ты копай, копай, - советовал Кошмарик, замечая разочарование Володи. - Устанешь - мне лопату дашь, я поработаю. Мне позарез что-нибудь ништяковое найти надо - баксы нужны.
      Но Володя хоть и чувствовал, что начинает уставать, лопату Кошмарику отдавать не хотел. И вовсе не потому, что Ленька мог бы стать в случае находки обладателем какой-нибудь замечательной вещи. Просто Володя хотел во что бы то ни стало откопать её своими руками, чтобы можно было потом сказать: я откопал то-то и то-то, там-то и там-то. О ценности вещи он даже не думал.
      - Ну что, устал? - спросил Кошмарик, и Володя по его тону понял, что если он скажет "нет", то Ленька не обидится.
      - Еще покопаю, - отвечал Володя, хотя пот щекочущими струйками уже сбегал по его спине за штаны.
      - Ну, покопай, покопай, так и быть, - охотно согласился Кошмарик. - Я тебе за работу накину, не бойся.
      Но Володя оставил без внимания великодушие Леньки и все выбрасывал и выбрасывал песок. Он выкопал под плитой небольшую пещеру, работать лопатой стало уже неудобно, нужно было убирать землю под ногами, чтобы удобнее было стоять. И вдруг лезвие лопаты ударилось во что-то твердое, что показалось Володе вначале куском бетона.
      Он встал на четвереньки, засунул голову в выкопанную пещерку, руками стал очищать от песка найденный предмет. Сразу было видно, что не камень это и не бетон: поверхность его оказалась гладкой, рыжеватого цвета, какой-то полукруглой. Вот Володя очистил его от песка настолько, что смог хорошо ухватиться пальцами обеих рук за выступающую часть. Потянул на себя - и вытащил человеческий череп, безобразный в своем мертвом оскале.
      Едва Володя поднял череп, как нижняя челюсть его, державшаяся, похоже, на одном лишь честном слове, отвалилась и упала на ногу мальчика. И Володю охватило чувство могильного страха вперемешку с гадливостью.
      - Что, что нашел? - подскочил к нему Кошмарик, выхвативший тотчас череп из Володиных рук и принявшийся разглядывать его, точно это был не череп, а драгоценный сосуд из скифского кургана. Потом Кошмарик поднял упавшую челюсть и тоже осмотрел её, и при этом был так хмур, точно держал в руках кости своего заклятого врага.
      - У-у, гад! - выругался он наконец. - Не мог себе хоть пару золотых фикс вставить! Жмот! - И далеко швырнул череп.
      Вдруг бешенство какой-то неистовой силы охватило Володю. Кошмарик внезапно представился ему огромным жадным упырем-пауком, спешащим заграбастать добычу своими жуткими лохматыми лапами.
      - Слушай, ты... - запинаясь, срывающимся тихим голосом заговорил Володя. - Жук навозный! Гробокопатель паршивый! Еще раз скажи при мне о фиксах золотых - самому зубы вставлять придется! Понял?!
      Володя даже не заметил, что, произнося эту фразу, взял в руки лопату и сделал угрожающее движение. Однако все это видел Кошмарик, на которого внезапное бешенство "лагерника" произвело сильнейшее впечатление.
      - Ты что?! Ты что?! - отскочил он в сторону. - Псих, что ли?! Я ж пошутил! А ты не понял? Да нужны мне их зубы! Я на грибах больше заработаю! Во чокнутый!
      Кошмарик, посмеиваясь над Володиной яростью, но сильно оробев, сел на прежнее место и снова принялся раскуривать сигарету. Володя же, не желая разговаривать с Ленькой, снова принялся ковырять лопатой землю и даже не откликнулся на предложение Кошмарика, посланное ему примирительным тоном:
      - Слушай, давай покопаю. Заморился же, я вижу.
      А Володя все копал, неистово и упрямо. Он почему-то предчувствовал, что впереди его ждет что-то интересное. И на самом деле все говорило о том, что он напал на "жилу". Лопата раз за разом выбрасывала вместе с песком все новые и новые трофеи: стреляные гильзы, несколько разнокалиберных боевых патронов, какие-то ржавые металлические обломки, обрывки то ли кожи, то ли материи.
      Все это Володя почти не сортировал - рассчитывал посмотреть на находки внимательнее потом, когда совсем уж устанет копать. Его сердце стучало станковым пулеметом, гулко и часто. Да, он знал, что нужно было копать и копать... И на самом деле, потянув за три сцепленных между собой патрона, он вытащил из-под плиты длинную пулеметную ленту.
      Кошмарик, давно уже вставший с камня, смотрел на результаты работы Володи не только с интересом, но и с завистью. Он уже жалел о том, что "засиделся" и не стал копать сам. Но отобрать у "лагерника" лопату он как-то не решался, догадываясь, что Володя не отдаст её. Но при виде пулеметной ленты он не смог сдержать восклицание.
      - О, ленточка ништяк! Мы её потом пристроим!
      Однако Володя не ответил Леньке, а все выбрасывал песок из-под плиты и выбрасывал. Вдруг лопата опять наткнулась на что-то, и предмет этот не был обломком бетона - острие лопаты ударило во что-то вязкое. Мальчик окопал это "нечто" со всех сторон, поддел снизу и вынес на лопате к своим ногам какой-то бесформенный ком, который был чуть меньше волейбольного мяча размером. Песок и глина спрессовались за много лет так плотно, что Володе стоило немалого труда, чтобы разбить комок.
      - Чего, чего это?! - заволновался Ленька. - Ну, кошмарики! Мину, кажись, нашел! Кончай лопатой молотить - сейчас шарахнет!
      Но Володя знал, что это не мина и не просто ком глины. Бросив лопату, он стал очищать найденный предмет от песка руками и скоро увидел, вернее, нащупал кожу, старую, истлевшую, которую и кожей-то никак нельзя было назвать. Лоскутья её, мелкие кусочки так и отскакивали, падая на землю, когда Володя освобождал от грязи свою находку.
      Скоро определились формы предмета: похоже, Володя держал в руках кобуру пистолета, тяжелую такую кобуру, клапан которой поднять было трудно, до того кожа слиплась, спрессовалась. Мальчик нетерпеливо рванул отставший кусок кожи - и кобура буквально расползлась на части, гнилые и трухлявые. Под кожей оказались какие-то тряпки, - тоже на землю! И вот уже Володя держал в руках то, что даже снилось ему не раз, то, что сразу делало его сильным и смелым, утверждало в собственном мнении, прибавляло лет и даже росту.
      Пистолет был тяжелым, большим и каким-то хищным. Перед тем, последним боем его, должно быть, хорошенько смазали и даже завернули в промасленную тряпицу, прежде чем положить в кобуру, точно хозяин пистолета знал, что оружию придется пролежать в земле не меньше пятидесяти лет. Ржавчина слегка покрывала черную вороненую сталь, а сверху, на стволе, время выщербило неглубокие вмятины. В основном же пистолет сохранился замечательно.
      Володя держал его в руках, широко раскрыв глаза, словно не веря своей удаче. Он был заворожен убийственной "всамделишностью" находки, и все сознание мальчика, все его чувства ещё не знали, как откликнуться на нее.
      - А-а, ржавье, наверно! - пренебрежительно сказал Кошмарик, страшно завидуя "лагернику" и нещадно ругая себя за лень.
      И этот возглас будто вывел Володю из гипнотического состояния - нужно было защищать находку, словно от этого зависела репутация того, кто нашел пистолет.
      - Нет, он не ржавый, - покачал Володя головой. - Вполне приличный пистолетик, проверить можно.
      Он говорил эти слова нарочито спокойно, хотя в душе Володи уже отплясывала какой-то бешеный танец дюжина веселых чертиков. Мальчик рассматривал пистолет уже деловито, без лишних восторгов, и оружие напоминало Володе браунинг, который всего лишь месяц назад мастерил он дома так самозабвенно. Тут почему-то вспомнился Володе и Иван Петрович, и Иринка (некстати как!), вспомнилось то, как сидели они со стариком на скамейке, а он рассказывал о несовершенстве пистолета браунинг.
      "Где-то здесь должен быть предохранитель, - подумал Володя. - Уж не этот ли рычажок?" И мальчик большим пальцем левой руки, приложив немалое усилие, надавил вниз шпенек предохранителя.
      - Чего, чего ты будешь делать?! - заволновался почему-то Ленька. Стрелять, что ль?
      Володя почувствовал какую-то удивительно сильную уверенность в своих силах. Сказал невозмутимо и спокойно:
      - А почему бы нет?
      Кошмарик напрочь потерял самообладание, чем рассмешил Володю.
      - Вовчик, Вовчик, ты что, съел чего несвежее?! Разве можно тут стрелять? Лагерь близко! Услышат! Заложат! Заметут!
      - Разочек стрельнем, - не слушая аргументов Леньки, спокойно заявил Володя, а сам уже соображал, что нужно сделать для того, чтобы выстрелить из пистолета. Он вспомнил, что в фильмах вначале тянули на себя затвор, и Володя, увидев какие-то насечки на вороненой стали, вцепившись в них с обеих сторон подушечками большого и указательного пальцев правой руки, со всей силы стал тянуть на себя затвор. Вначале дело шло плохо - затвор не поддавался. Володя, кряхтя, опустив руки к коленям, все тянул и тянул. Вдруг затвор с трудом двинулся, и в пистолете, услышал Володя, что-то щелкнуло, подсказав Володе, его чутью, что пистолет готов к стрельбе.
      - Ну ты даешь, кореш милый! - то ли с восхищением, то ли с издевкой сказал Кошмарик. - Только отведи ствол своей пушки подальше - мне моя жизнь молодая...
      - Куда стрелять-то? - с радостной тревогой в голосе спросил Володя.
      - Куда-куда... - был озадачен Кошмарик, которому совсем не хотелось стрелять. - Постой, тут я рядом одну мишеньку прячу...
      Ленька, посмеиваясь чему-то, сбегал к ближайшим кустам и притащил оттуда ржавую каску, которую поставил на край бетонной плиты.
      - Вот тебе цель, "лагерник"! Лучше не придумаешь! Можешь считать, что это голова пришельца из "Звездных войн". Стреляй, а я подальше отойду боюсь, разнесет твою пушку от выстрела, потому что барахло это ржавое!
      Кошмарик на самом деле предусмотрительно отошел в сторону, а Володя приготовился стрелять. О, знал бы кто-нибудь, как боялся он сейчас! Нет, не потому, что думал о разрыве ржавого ствола - его беспокоило то, что выстрела может совсем не получиться: или испорчен механизм, или стерся боек, или патронов в обойме нет. Он же не проверил даже, есть ли в магазине патроны!
      И все-таки Володя, отойдя метров на двадцать от каски, занял позицию, то есть притоптал немножко песок под ногами, которые расставил пошире, как делали обычно все детективы и даже гангстеры. Пистолет же обхватил он за рукоять обеими руками, и это он тоже видел в фильме, и потом Володе казалось, что держать оружие именно таким образом при стрельбе куда надежней и удобней: ствол качает меньше.
      Вот уж все предварительные маневры были им с достоинством проведены, Володя поднял пистолет, подвел ствол на уровень своих глаз, поймал мушку в прорезь целика, совместил с каской. Он видел, что руки тряслись и ствол пистолета мотался из стороны в сторону, как тростиночка на ветру, однако Володя, зажмурив левый глаз, стал давить двумя пальцами на спусковой крючок. Потом ему казалось (но мальчику не хотелось верить в это), что в последнее мгновение он закрыл даже оба глаза. Но выстрел все же грянул, и грянул неожиданно и для Кошмарика, и для Володи, и даже для ворон, сидевших на соседних деревьях, которые тяжело снялись с ветвей и с карканьем стали кружить над бывшим полем боя. Не один лишь раскатистый, сухой звук выстрела, но и сильный толчок, подбросивший Володину руку с пистолетом, сообщили стрелку, что оружие в исправности, заряжено и к тому же что стрелял он неплохо: одновременно с выстрелом слетела с бетонной стены и каска, с жестяным звуком упавшая на камни.
      Володя, опешивший, оглушенный, но счастливый, смотрел на то место, где ещё секунду назад лежала ржавая каска. Но внезапно Кошмарик бросился к ней, поднял этот воинский головной убор.
      - Ну, ты суперстрелок! - теперь уже откровенно с восхищением прокричал Ленька. - Ты не в Техасе случаем родился, а?!
      - В Техасе, в нем родимом, - улыбался польщенный Володя, а между тем Кошмарик принес ему каску, и мальчики принялись с жадным вниманием рассматривать отверстие, сделанное пулей.
      - Ну ништяк! - давился восторгом и завистью одновременно Ленька. - Ну кошмарики! Точно сверлом железо просверлило! Сила страшная! Троих таких, как мы, прошьет и не заметит!
      Кошмарик долго ещё восхищался и Володиным мастерством, и пистолетом, а потом сказал словно между прочим:
      - Ну так что, старик, как добычу делить будем?
      Володя молчал: поделить пистолет было трудно, хотя он сам не знал, что будет делать с ним. Правда, в голове уже сновал неясный план о том, что, поиграв с оружием в лагере, он непременно отнесет пистолет в милицию, хотя бы своему новому знакомому Григорию Семенычу. Но Кошмарик ещё настойчивей спросил:
      - Поровну договаривались или нет?
      Володя, признаться, не помнил такого договора, поэтому сказал:
      - Разве пистолет не я нашел?
      - Точно, ты нашел. Только к этому доту я сам тебя привел. Я - сталкер, и без меня ты бы только банку из-под килек в томате нашел, да и ту ржавую. Что, думаешь, не докопался бы я до пистолета? Обязательно бы докопался. Так что поровну давай...
      Володя разозлился:
      - Что ж нам, распилить его, что ли?
      Но у Кошмарика выход уже был готов:
      - Неа, пилить не будем. Давай я эту пушку задвину кому надо. За тыщу рубликов задвину, вот и поделим: по пятьсот рублей получим - тоже деньги. Только пистолетик этот вначале с керосином почистить надо, чтобы ржавчину отмыть.
      "А что? - подумал Володя. - Разве пятьсот рублей не деньги? У меня больше десятки никогда и не было, а тут полтыщи! Кроссовки смогу купить, а захочу - инструменты неплохие. Родителям скажу, что на тотализаторе выиграл. Что, разве мне деньги не нужны? Еще как нужны!"
      И Володя уже собирался было дать Кошмарику согласие, но тут одна мысль, похожая на удар током, поразила его: "А кому же он пистолет задвигать станет? Кто тысячу за него отдаст? Да ведь понятно, кто даст бандит какой-нибудь, кто на грабеж собрался! Убийца!" А тут и Дима-Олег очень кстати вспомнился Володе со своей лживой сладкой улыбкой голливудской кинозвезды, и мальчик заявил:
      - Если ты ворам пистолет продавать хочешь, то я на это не согласен. В милицию его отнесу!
      Неожиданно Кошмарик не на шутку вспылил. Лицо его покраснело так, что светлые волосы Леньки сделались почти что белыми.
      - Ты... ты... горнист пионерский! Павлик Морозов! Тебе не все ли равно, кто заплатит?! В милиции твоей, думаешь, хоть копейку дадут? Еще и в колонию посадят для малолеток, допрашивать станут, где взял! Думаешь, поверят тебе, что ты в земле боевой пистолет нашел, почти что новенький?! Давай сюда пистоль, а то я на роже твоей такой рок протанцую, что мама родная не узнает!
      Только напрасно Кошмарик решил попугать Володю - едва тот услышал угрозу, как все в нем ощетинилось, приготовилось отразить атаку и перейти в наступление. Володя быстро запихнул пистолет в карман брюк, отскочил на два шага, поднял оба кулака на уровень лица, собираясь драться.
      Кошмарик хоть и был трусоват, но теперь он так много наобещал, что нельзя было не выполнить хотя бы часть обещанного. К тому же ему страшно хотелось сделать пистолет своей собственностью, а успех в драке мог вознаградить его именно этой "ништяковой" вещью. И Ленька решился: он вдруг присел на корточки, словно собираясь завязать шнурок на кроссовке, но пальцы его правой руки взялись не за шнурок, а зачерпнули целую горсть песка. Выпрямился он так же быстро, как и присел, и, делая шаг вперед, Кошмарик швырнул песок в глаза своему противнику.
      Уберечь свои глаза от песка, брошенного коварным Кошмариком, Володе помогли ладони рук, которыми он вовремя успел прикрыть лицо. Но момент был выигран Ленькой, потому что за песком он послал по направлению к физиономии "лагерника" несколько быстрых ударов. Володя отшатнулся, отвел несколько выпадов Кошмарика руками, а потом и сам ударил с левой, с правой, не разбирая и не видя, куда бьет.
      Едва он нанес Леньке эти два удара, достигших цели, как Кошмарик тут же сник и уже не пытался наказать за дерзость того, кто должен был быть ему благодарен за переданную драгоценную науку делать деньги. Ленька схватился за ушибленное лицо, заойкал, заскулил, и Володе стало и жалко, и смешно, и противно одновременно.
      - Ну чего там? Сильно задел? - спросил он, подходя к Леньке и пытаясь убрать руку от его лица, но Кошмарик лишь отмахнулся:
      - А пошел ты! У-у, гад паршивый! Свинья неблагодарная! А я его ещё к доту такому привел, секрет открыл!
      Володя отчего-то испытывал чувство стыда: на самом деле, нужно было договориться с Ленькой другим способом. И тут великолепное решение проблемы явилось к нему мгновенно, как рождаются, наверно, все замечательные идеи в мире.
      - Ладно, не скули, - сказал Володя. - Давай-ка мы с тобой теперь на остров Ежовый сплаваем. С пистолетом-то не страшно будет. Транспорт немецкий попробуем найти. Найдем - так рассчитаюсь я с тобой, а нет пистолет тебе отдам. Идет?
      Кошмарик поднял на Володю насупленное лицо с кровянкой под острым своим стерляжьим носиком, недобро поглядел в глаза тому, кто оказался таким неблагодарным, и сказал:
      - Черт с тобой, поплывем. Только ты, "лагерник", опять меня прокатишь, знаю! Теперь ты со своим пистолетом шефом себя считать будешь...
      - Не бойся, не прокачу. Ну, так когда же поплывем на остров?
      Кошмарик, утерев кровь по причине отсутствия платка каким-то широким листиком, сказал без настроения:
      - Только через пару дней могу, - и прибавил: - Что, загорелось? Ты, я вижу, хваткий пацан, хоть и "лагерник". Да у вас там в Питере все такие подметки на ходу режут. Меня однажды трое ваших на шоссе поймали и так отделали по почкам, что два дня лежал. Фарцло вонючее!
      Володя сразу понял, почему Кошмарика избили:
      - А-а, так ты, наверно, тоже в это время "на работу" вышел? Так ведь?
      Ленька разозлился страшно:
      - Ну, ты догадливый! Да, вышел, томалаев стопорить хотел, потому что деньги до зарезу понадобились! Ты ведь не знаешь ни черта, а ведь я баксы не на "Жигули" коплю, как говорил тебе, а матери домой несу! Батька мой водку жрет, как слон, а жить-то надо! - И Кошмарик осекся, точно понял, что наговорил лишнего, и добавил с кривой ухмылкой: - Ладно, тебе, брат, этого не понять, раз не нюхал. Ну все, пошли. Больше сюда я не ходок - все ты выкопал сегодня.
      И мальчики снова шли по лесу, а потом по дороге в сторону лагеря. Кошмарик нес на плече лопату, был угрюм и то и дело с озабоченным видом трогал свой нос. Настроение же Володи было совсем другим: в его живот упиралась прохладная сталь пистолета, засунутого вниз стволом за брючный ремень. Выпущенная поверх штанов рубаха надежно прятала его от постороннего взгляда. Володя был счастлив и горд, решителен и смел. Он ощущал себя героем-победителем, нет, целой армией героев, возвращающихся домой с поля битвы. И то, что он опаздывал на обед, Володю ничуть не волновало.
      ГЛАВА 6
      ОТЧЕГО КОШМАРИКА НА ОСТРОВЕ ЧУТЬ НЕ ХВАТИЛ КОНДРАШКА
      С Ленькой Володя расстался, едва они зашли на лагерную территорию. Володя не спеша двинул к своему коттеджу и ещё издалека узрел шляпу своего воспитателя. Чайковский, уперев в бока свои кулаки, в позе мексиканца, злящегося на кроликов, уничтоживших его урожай, смотрел на подходившего Володю. Неподалеку Ольга Васильевна что-то громко внушала собравшимся ребятам и девочкам. Было понятно, что отряд собрался идти в столовую, и ждали одного лишь Володю.
      - Ты где ходишь... мразь ты этакая! - не сказал, а прошипел Петр Ильич. - Тебе что, на двадцать человек начхать? На товарищей своих начхать? Я же тебя из лагеря в два счета выкину, как паршивую собаку!
      Нет, Володя, конечно, не ожидал такого приема. Надо сказать, что к нему никогда в жизни не обращались с такими грубыми, отвратительными выражениями, и Володя вначале испугался. Но через мгновение его заполняло одно лишь чувство ненависти к этому человеку и обиды за себя. Сперва в голове его мелькнула шалая мысль: взять и вынуть пистолет и потрясти его стволом перед моржовыми усами Чайковского. То-то подскочил бы он, как ужаленный! А потом бы драпанул со всех ног! А Володя бы свистел ему вслед, а может быть, и пальнул бы в воздух. Володина рука даже было двинулась к животу и прикоснулась к тяжелой стали. Но пистолет Володя доставать не стал, а улыбнулся как можно презрительней и сказал очень тихо, так, чтобы не услышал никто:
      - А хотите, так случится, что из лагеря в два счета вылетите вы сами?
      Глаза Чайковского округлялись медленно и скоро стали величиной с металлический рубль и такого же цвета.
      - Ты... щенок... - только и сумел выдавить из себя Чайковский, а Володя продолжал:
      - Вы думаете, что я шучу? Нет, я не шучу. Я сам пойду к директору лагеря и сообщу ей, что гадкими словами вы называете не только пионеров. Ее, к примеру, вы называете... - И Володя негромко и стыдясь в душе произнес слово, услышанное им за кустами.
      Чайковский догадался, что смелость Володи основана на каких-то фактах и слушал, не прерывая, а мальчик, воодушевляясь, говорил:
      - Я ещё расскажу директору, что вы поите пионервожатых вином, а ещё целуетесь с ними в кустах. Думаете, директору это понравится? Нет, не понравится. А ещё ваше поведение не понравится работникам милиции. Вы же знаете, что ко мне из милиции следователь приезжал. Так я и ему о вас рассказать могу... В общем, ещё неизвестно, как видите, кто кого из лагеря выпрет, так что давайте мирно жить. Я вам не буду мешать, и вы мне не будете мешать - будем жить дружно. Идет?
      В продолжение Володиной речи Чайковский то бледнел, то краснел. Рот его то сжимался в ниточку, то раскрывался, как у вытащенной на берег рыбы. Когда Володя закончил, он сказал спустя минуту:
      - А ты, парень, далеко пойдешь...
      - Я это знаю, - кивнул Володя. - Значит, от вас я одного хочу: ни курить, ни пить я не собираюсь, лагерь поджигать тоже; я просто-напросто по своему распорядку здесь жить хочу. Так что, когда на обед или на ужин собираться будете, меня, если задержусь, не ждите. - А потом Володя сказал, приблизив свое лицо к лицу воспитателя и буквально дрожа от наслаждения, испытывая полноту власти над тем человеком, которому должен был подчиняться: - Я, Петр Ильич, не малолетний преступник. Я, может быть, выполняю здесь задание государственной важности, и страна вам не простит, если вы мне помешаете своими глупыми приставаниями. Ну, договорились?
      - Все понял, - по-армейски кивнул Чайковский. - Только ты все равно, не очень-то...
      - Ладно, постараюсь не подвести. Ну, ведите теперь отряд на обед ребята есть хотят, а мы их задерживаем. Я тоже иду - проголодался.
      - Пойдем, пойдем, - сказал Чайковский, немного придя в себя, - сегодня помидоры свежие, а на третье - песочное кольцо с вишневым соком.
      - Прекрасно. Я так люблю и помидоры, и вишневый сок.
      Как бы ни был доволен Володя результатами своего разговора с Чайковским, однако совесть все-таки ему шептала, что действовал он не слишком честно и даже как-то подловато. Какое ему дело до поцелуев воспитателя и пионервожатой? Ведь они нарочно ушли подальше в лес, чтобы не привлекать внимания. А если они любят друг друга? Ну а то, что выпили вина? Что же в этом удивительного - сейчас все пьют, а они даже стеснялись листом лавровым закусывали. А начальника ругали тоже, наверное, за дело им видней.
      Зато он, Володя, выглядел каким-то шпионом, ябедой, доносчиком и стукачом, то есть оказывался хуже тех, кого он хотел осудить. Конечно, дело он сделал чисто - одни лишь выгоды получил, но стоило ли добиваться этих выгод, если он прогадывал в чем-то большем, долгом, почти что вечном. Получалось, что преимущества его игры с Чайковским сводились на нет тревогой в сердце, почти мучениями, то есть не свободой, к которой он так стремился, а новой зависимостью.
      Тогда, за обедом, он сидел с гордым видом победителя, чувствуя себя сильнее всех в этом зале, а может быть, и во всем мире. Пистолет больно давил ему на живот, но мальчик терпел, так как могущество его крылось именно в нем, в этом оружии. Тогда же за столом он размышлял о том, куда же спрятать пистолет. Хранить его в палате, среди вещей, было безрассудно: Володя не мог забыть то, как опустошили его мешок со сластями. Нужно было найти место для тайника в лесу. И после обеда он зашагал в лес, к тому самому месту, где сидел вчера, подслушивая разговор своих начальников.
      Еще вчера он приметил неподалеку от поваленной сосны, на которой сидел, толстую березу с дуплом, казавшимся Володе вполне пригодным, чтобы стать его арсеналом. Березу нашел он быстро, подтянулся, ухватившись за нижний край дупла, и пошарил в нем левой рукой: дупло имело дно, довольно сухое, хоть устланное какой-то трухой. Володя огляделся по сторонам, боясь тех, кто может его увидеть, а потом взять пистолет, уже хотел было сунуть его в дупло, но удержался - захотелось ещё раз рассмотреть его.
      Володя крутил пистолет в руках, и оружие ещё больше нравилось мальчику, чем тогда, после выстрела. Покумекав, он хоть и с трудом, но вытащил обойму и насчитал шесть почерневших от времени патронов. "Седьмой должен быть в стволе, - сообразил Володя, - я выстрелил, и пистолет перезарядился автоматически. Нужно быть осторожным, а то выстрелит..."
      И вдруг в его памяти снова встал старик-оружейник, вспомнились его советы там, за столом, советы, так не понравившиеся Володе. "А что я буду делать с этим пистолетом? - неожиданно подумал Володя. - Зачем он мне вообще? Неужели я когда-нибудь смогу выстрелить в человека? Нет, никогда!" И, затолкнув обойму, проверив предохранитель, Володя снова оглянулся и, подтянувшись, положил пистолет в дупло.
      Кошмарик не обманул, и ровно через два дня встречал Володю у столовой после завтрака. Он по-прежнему прятался за стволами сосен, но Володя, увидев приятеля, закричал, подчеркивая свою независимость:
      - Да выходи ты! Чего за елками маячишь!
      Кошмарик несмело подошел, спросил, поглядывая в сторону Чайковского, который в это время тоже вышел из столовой и с интересом смотрел на "постороннего".
      - Чего ты? - тихо спросил Ленька. - Конспирацию нарушаешь, дурик.
      - Ничего, пойдем! - сказал Володя, и мальчики отошли подальше от толпы насытившихся питательным завтраком пионеров. - Ну, так плывем на остров? строго спросил Володя, боявшийся, что Кошмарик все же побоится и откажет ему. Самому же Володе Ежовый остров был нужен не потому, что где-то в его чащобе, зарывшись по фюзеляж в песок, лежал немецкий транспорт. Поездка на этот страшный остров обещала Володе ещё одну проверку его нервов, воли, духа. Конечно, он сделался смелее, заполучив пистолет, но что мог сделать пистолет против ловушек, о которых рассказывал Кошмарик, а тем более против неведомой сверхъестественной, гудящей силы, наполнявшей остров?
      - Пистоль-то где? - вместо ответа спросил Кошмарик.
      - Припрятан в надежном месте. Говори лучше, плывем?
      - Плывем, плывем. Я уж и весла в лодку отнес. Сгоняй за пушкой и к эллингу иди. Знаешь где? Вон там, на берегу.
      - Да, я знаю. Сейчас бегу. А ты лопату взял? Мы же самолет раскапывать собирались.
      - Ладно, не твоя забота, - снова приняв на себя начальство над "экспедицией", грубо отвечал Кошмарик.