Повесть о дружных

      Что такое детская эта подмога, когда здесь нужны десятки здоровых рук?
      Власьевна подошла к нему, заглянула в глаза.
      - Ну, как?
      - Неважно, Афанасьюшка. Не хотел я помощи просить, да придется. Пойду позвоню в райком, там посоветуют.
      - Иди, иди, в райкоме уж что-нибудь придумают. А ты самому Сергею Ивановичу звони.
      - Конечно, ему...
      - Я вечерком забегу к тебе, Иван Евдокимович.
      - Ну... ну...
      И Иван Евдокимович идет звонить в район.
      Через два дня из райкома сообщили, что организуют помощь из города.
      В субботу всё было готово к приему городских.
      В сельсовете, в правлении колхоза расстелили на полу свежую солому. Женщины принесли подушки, истопили печи. На поле притащили большой котел, приготовили щепу. Стали варить работникам картошку и щи. Щи хоть и пустые, без мяса и масла, да горячие и пахнут свежими овощами и зеленой петрушкой.
      Колхозники тащили кто что мог для дорогих гостей. Тетя Дуня принесла ведро квасу, с фермы прислали творога, для школьников накопили молока. Иван Евдокимович заглядывал повсюду, обо всем заботился.
      - Люди к нам с помощью, мы к ним с приветом. Смотрите, бабоньки, чтобы всё по-хорошему. Лопаты наточены? Мешки приготовлены? Лошади кормлены?
      И вот загрохотали по проселку машины.
      Колхозники сгрудились на крыльце правления. Иван Евдокимович почистил рукавом медали на груди и приосанился.
      Звено дружных, конечно, вертелось впереди всех. Манька всё пыталась влезть на ограду. А Нюра дергала ее за юбку.
      - Слезь! Ты не воробей на ограде сидеть. Люди приедут городские, а ты словно из лесу выскочила.
      Но Манька ее не слушала.
      Вот машины загудели у околицы. Ребята бросились навстречу. Саша распахнул воротца и сдернул шапку:
      - Здравствуйте!
      - Здравствуйте! Здравствуйте!
      Два грузовика были полны людей. Кого тут только не было! И солидные, седоусые рабочие с въевшейся в кожу металлической пылью, и девушки-комсомолки, и военные, и пожилой инженер в больших роговых очках. Шутка ли, пятьдесят человек помощников!
      Люди соскакивали с машин, разминали затекшие ноги и сразу же хватались за лопаты.
      - Куда брести, папаша? - спросил бойкий паренек у председателя.
      - Одну минуточку, молодой человек,- остановил его Иван Евдокимович с достоинством и поднял руку.- Товарищи,- сказал он негромко, но внятно,колхозники наши благодарят вас за помощь. Спасибо вам, други. Не для себя мы вас встревожили, а для родной нашей армии. А теперь пойдем.
      Люди рассыпались по полю. Работали по двое. Таня с Нюрой, рядом Лена с Галиной Владимировной, потом Власьевна с Марией Петровной. Марья Дмитриевна у весов с карандашом в руке, и дальше, сколько видит глаз, всё клонятся и клонятся люди над черной промокшей землей.
      Таня крепко хватает жухлую ботву и тянет ее на себя. А Нюра вонзает лопату и выворачивает землю. И лежат в яме розовые картофелины, словно маленькие поросята.
      Таня и Нюра сразу переходят к другому кусту, а малыши выбирают картошку из ямы, складывают в ведра, в мешки. Даже круглая Тонька роется в земле. Даже кашинские невесты стайкой работают вместе. А мальчики таскают ведра и, взвесив, высыпают картошку в телеги.
      Ничего, что земля сырая, что на лопату налипают комья, что стынут руки и сверху сеет мелкий холодный дождик. Всё-таки весело работать, когда поле гомонит звонкими голосами.
      Оказывается, не все умеют копать картошку.
      Власьевна подходит к пожилому инженеру. Тот растерянно смотрит на ботву в своих руках. Он как ухватится за нее, так и оборвет у самой земли. А его напарница, молоденькая девушка в пестром платочке, сердится:
      - Ну, что это вы, Георгий Георгиевич, опять?
      - Опять,- беспомощно разводит руками инженер.- Она как-то, простите, обрывается.
      - Что ты на человека нападаешь? - говорит Власьевна.- Может, им впервой приходится. Дайте-ка я вам покажу!
      Инженер и Власьевна склоняются над кустом.
      - Вот так.
      - Благодарю вас,- говорит инженер.- Теперь я понял: способом первого рычага.
      Девушка смеется.
      - А ты не смейся,- останавливает ее Власьевна,- гражданин, наверно, в своем деле на заводе - орел!
      - Ну, на заводе, конечно,- уважительно говорит девушка.
      - То-то,- и Власьевна спешит дальше еще кому-то помочь, еще чему-то научить.
      А народ всё прибывает.
      Пришли из района, из дальней МТС, из лесничества. И тут оказалась проруха: многие женщины-одиночки привели с собой ребят: не на кого было оставить. И вот толкутся они около матерей, мокнут под осенним дождиком, падают в липкую грязь. Хнычут тоскливо и мешают работать. А на них раздраженно шикают занятые люди.
      - Вот что,- говорит Лена Галине Владимировне,- так нельзя. Надо где-то ребят пристроить. Чижик, а Чижик! Иди сюда! Вы с Нюрой соберите всех этих крикунов, а я побегу к Марье Дмитриевне, попрошу пустить их в школу.
      - Да что ты,- говорит Галина Владимировна,- и не ходи! В школе сейчас чистота. Пустят тебе туда этих пачкунов!
      - Да что и ходить,- вступает в разговор тетя Дуня.- Что им там за радость! Ни прилечь, ни присесть, ни чайку попить! Забирай их, Таня, в мою квартиру, и пачкунов, и чистеньких. Там и печку затопите, и щей наварите.
      - Ну, Чижик,- говорит Лена,- зови Нюру и Маню и принимайтесь за дело. Да смотри, чтоб всё было в порядке. А я Ивану Евдокимовичу доложу.
      Так Таня неожиданно делается "заведующей" детским садом.
      Суматошливый народ
      Восемь ребятишек, мокрой взъерошенной стайкой, жались друг к другу посреди просторной избы тети Дуни.
      От дверей до дорогих гостей по свежевымытому полу шли липкие, грязные следы.
      Таня, Нюра и Манька стояли в сторонке и любовались своими подопечными.
      - Ай и хороши! - притворно-строго качала головой Нюра.
      - Словно воробьи в непогоду! - смеялась Таня.
      - Грязищи-то натаскали, грязищи! - лицемерила Манька, будто не замечая собственных грязных ног.- Вот кого надо на буксир!
      - Что же мы с ними делать будем? - спросила Таня.
      - Сейчас я с ними игру заведу,- заявила Манька.
      - Какую?
      - А какую знают.
      Но Нюра без дальних слов сняла пальтишко, подвязала передник тети Дуни и прикрикнула на подружек:
      - Какую еще игру! Их сначала раздеть и разуть нужно. Сажайте их всех на лавку: мы с тобой. Чижик, будем раздевать, а ты, Манька, пол подотри.
      - Не хочу я пол! Сама подтирай!
      - А не хочешь, так мы тебя вовсе из избы выгоним, сами справимся.
      Манька притихла и пошла за тряпкой.
      Таня и Нюра стащили с ребят сырые пальтишки и платки, сняли с них обувь, растерли холодные ноги. Ребятишки повеселели.
      - Ну, нате теперь, играйте,- сказала Нюра, дала им несколько чурочек, насыпала на столе горсть гороха, груду сосновых шишек, что всегда хранились у тети Дуни для самовара.
      - Дай им. Чижик, еще вон ложки; они ими звенеть будут. А мы пока с тобой печку растопим и щи им поставим. Ты, Манька, чисти картошку.
      Манька хотела было снова поканючить, но потом раздумала, взяла из ведра большую картошину и стала ее чистить так ловко, что тонкая, длинная кожура свивалась спиралью и пружинила, раскачиваясь в воздухе.
      Малыши слезли с лавки, окружили Маньку кольцом, с восхищением глядя на вьющуюся шкурку. А та все вилась и вилась из-под ножа непрерывной ленточкой, а Манька гордо блестела глазами и уже напевала песенку:
      Как у нашего двора
      Растянулась кожура.
      Погоди немножко,
      Будешь есть картошку...
      С этого момента Манька стала безраздельной владычицей малышей.
      Кто-то застучал в окно. Таня выглянула. Под окном стоял Петя.
      - Сашка велел узнать - может, что нужно: дров или воды; так я сейчас сделаю.
      - Принеси, Петя, дров посуше, да поколи помельче, а то у меня печь не разжигается,- сказала Нюра.
      Работа закипела по-настоящему.
      "Бух! бух! бух!" - бухал топор на дворе. Петька колол щепу; Нюра чистила морковку; Таня резала капусту; Манька занимала ребят.
      Скоро загудела печь, и в избе стало уютно.
      Ребята играли шишками, стреляли друг в друга горохом. Толстый мальчонка прыгал на одном месте и кричал: "Пиф-паф! пиф-паф!" Белобрысая девчонка завернула полено в тряпочку и баюкала.
      Всё было в порядке; только Таня находила, что а избе слишком шумно.
      Петя уже давно убежал обратно на картофельное поле.
      Таня разжигала самовар, а Нюра перетирала тарелки, когда мальчишка, изображавший пулемет, отчаянно завизжал. Он стоял посреди избы, выпучив голубые глаза, и крупные слезы катились по его щекам.
      - Что такое? Что случилось? - бросились к нему девочки.- Что ты кричишь?
      Но он только бессмысленно топал ногами и кричал: "Там, там, там!"
      Малыши смотрели на него с изумлением, но круглая Тонька разъяснила всё дело:
      - У него горошина в носе сунутая...
      Попробовали вытащить горошину пальцем - не получалось. Заставили мальчишку сморкаться,- горошина сидела прочно.
      Манька предложила воспользоваться крючком для вязанья,- Нюра не позволила. Она взяла соломинку и пощекотала ею в свободной ноздре. Мальчишка оглушительно чихнул, и злополучная горошина вылетела на пол. Все облегченно вздохнули.
      - Собери-ка ты, Маня, весь горох да выброси, а то они его еще в уши засунут.
      К этому времени поспели щи; девочки разлили их по тарелкам, мискам, чашкам и начали кормить ребят.
      Ребята проголодались, ели за обе щеки, просили прибавки.
      Манька отдыхала, а Таня и Нюра сбились с ног. Одного покорми, другому подлей, третьего вытри.
      Саша приоткрыл дверь, заглянул в избу.
      - Ну, как, справляетесь с мелочью?
      - Справляемся, справляемся! - степенно ответила Нюра.- Всё по-хорошему!
      - То-то! - сказал Саша и скрылся.
      Девочки устали. "Что же теперь с ними делать?"
      - А теперь спать положить, как в очаге... тихий час.
      - "Не пищать и не кричать, а ложиться быстро спать!.." - запела Манька.
      Она коршуном налетела на малышей, хватала их и укладывала на кровать тети Дуни. Четверо поместилось На кровати, для остальных расстелили на полу тулуп.
      Уставшие за день малыши не сопротивлялись, и скоро теплое сонное дыхание наполнило избу.
      Таня бессильно опустилась на скамью.
      - Вот бы они, Нюрочка, подольше спали!
      - Да, как же! Поспят они!
      - А проснутся,- надавать им тумаков, так опять заснут! - предложила Манька.
      - Ну уж, ты скажешь!
      Девочки сами принялись за щи. Беседовали полушепотом, степенно, чтобы не разбудить малышей.
      Так мирно и тихо прошли час, другой, а на третий с кровати послышалось пыхтение. Кто-то пыхтел всё громче и громче. В пыхтении появились плаксивые ноты, взвизгивания. Нюра и Таня бросились к кровати и замерли от ужаса: беловолосая Катя просунула голову между прутьев кровати! Туловище ее лежало на матрасе, а голова торчала наружу. Сдерживая слезы, Катюша ерзала и извивалась, стараясь освободить голову, но уши ей мешали. Перепуганные Таня и Нюра пытались ей помочь, но ничего не выходило: уши мешали голове пролезть обратно.
      - Что делать, что делать, Нюрочка? Она же так задохнется!
      Услышав страшное слово, Катюша испугалась и завопила так ужасно, что Манька вскочила с лавки, проснулись ребята. Они с удивлением смотрели на туловище девочки, видное с кровати, затем слезали на пол, обходили спинку кровати и с любопытством всматривались в Катину голову.
      - Чижик,- сказала Нюра,- беги скорее, кого-нибудь позови!
      Таня бросилась в поле. Пока она бежала, ей мерещились всякие ужасы: Катина голова оторвалась и лежит уже на полу или девочка задохлась среди железных прутьев. И Таня разыскала Власьевну, уже захлебываясь от слез.
      - Что случилось, Чижик? - испугалась Власьевна.
      - Там... Катюша... в кровати запуталась, сейчас умрет...- залепетала Таня.
      Власьевна не стала расспрашивать, вонзила лопату в землю и бросилась к избе. Заплаканная Нюра метнулась ей навстречу.
      - Тетенька, помогите!
      Власьевна подошла к Катюшке, попробовала ее повернуть так и этак. Уши мешали.
      - Воды и мыла,- приказала Власьевна.
      Нюра и Таня бросились к тазу, разом схватились за него, стукнулись лбами, выронили таз. Потирая ушибленные места и не глядя друг на друга, налили воды, понесли таз к Власьевне. Манька уже тащила мыло.
      Власьевна густо намылила голову Кати, легко нажала на темечко, и скользкий мыльный шар проскользнул сквозь решетку!
      - Ну, вот и всё! - облегченно вздохнула Власьевна.
      Не обращая внимания на рев, она вымыла девочку, вытерла полотенцем и взяла ее на руки.
      - Ну, тихо, тихо, всё прошло! Вот придешь ко мне, я тебе конфетку дам!
      При мысли о конфете Катюша сразу успокоилась, а Таня смертельно испугалась,- что, если другие малыши услышат про конфету и все начнут совать голову между прутьев?!
      Но, к счастью, никто ничего не слыхал.
      - Вот что, девочки,- сказала Власьевна,- в избе вы с ними замучитесь. Дождик перестал, солнышко проглянуло, ведите-ка их во двор, там они сами побегают и поиграют, только приглядывайте.
      До самого вечера всё было благополучно. Но когда солнце стало садиться за темные леса, ласточки низко летать над землей, зашумел предвечерний ветерок, и девочки забрали ребят в избу, начался настоящий концерт! Ребята визжали, ревели, орали: "Мама! К маме! К маме хочу!"
      И тут на помощь пришла Манька.
      - Тихо! - крикнула она, покрывая разноголосый рев.- Сейчас представление показывать буду!
      И показала!
      Она скакала, прыгала, вертелась колесом. Она мяукала, кукарекала, прыгала, как лягушка, пела песни.
      Таня смотрела на нее с невольным восхищением. Вот так Манька!
      А ребята забыли о своих горестях и весело смеялись.
      Вот и ночь пала на землю. За окном темно и сумрачно. Глухо гудят деревья; снова сеет мелкий серый дождь.
      Ребята спят, почмокивая во сне. Нюра с круглой Тонькой ушли домой.
      Тетя Дуня вернулась с поля, не раздеваясь, рухнула на лавку и заснула крепким сном. Манька устроилась на полу около ребят.
      - Маня,- шепчет Таня,- ты не поспи еще немножечко, я пойду Лену проведаю.
      - Иди,- говорит Манька и уже засыпает.
      - Манька, ты не спи, надо, чтоб был дежурный,- тормошит ее Таня.
      - Я не сплю,- и Манька громко всхрапывает.
      Таня взглядывает на мирно спящих ребят, на тетю Дуню, машет рукой и бежит в правление колхоза. Там на полу, на лавках, на столах спят люди. Сторожиха на корточках раздувает круглую печурку. То и дело задремывает, вздрагивает, просыпается, снова дует, снова дремлет... Люди спят крепким сном. Тяжелый выдался сегодня денек!
      При свете коптилки Лена и Иван Евдокимович, Марушка, инженер и Марья Дмитриевна щелкают на счетах, подсчитывая, что сделано за день, что надо сделать завтра.
      Таня подходит к сестре, но Лена так занята и так устала, что не замечает Таню. Девочка тихонько целует сестру в щеку и идет на свой пост.
      * * *
      Прошло и воскресенье.
      Половина картофельных полей была убрана.
      Вечером уезжали городские. Уже зашумели машины, уже забросили в них мешки с картошкой - подарок колхоза, уже погрузили лопаты, а люди не хотели расставаться.
      - Так вы, Георгий Георгиевич, летом к нам непременно приезжайте,говорит Власьевна.- У нас летом куда как хорошо!
      - Обязательно, обязательно, Афанасия Власьевна. Если будет отпуск, приеду.
      Иван Евдокимович благодарит уезжающих, жалеет, что мало побыли.
      - Ну, конечно, сам понимаю, на заводе тоже дело ждать не может.
      Девочки стоят на крыльце тети Дуниной избы, окруженные своими питомцами. И каждая мать, подходя за своим, говорит сердечно:
      - Спасибо вам, девочки!
      И вот уж затарахтели машины, зашуршали колеса, и скрылись вдали друзья из города.
      В деревне вдруг стало тихо-тихо, женщины вздохнули неслышно и снова взялись за лопаты.
      Долгожданные вести
      Петр Тихонович настоящий волшебник! Вчера он сказал пригорюнившейся Леночке: "Не грустите, Лена Павловна, завтра обязательно письмо вам привезу". И вот оно лежит на столе, долгожданное, родное письмо от папы. Таня не хочет вскрывать его без Леночки - она должна сейчас прийти.
      Таня вертит треугольничек в руках и жадно рассматривает его. Много дорог прошло письмецо, во многих побывало руках, вот и кончики погнулись, и пятнышки появились на белой бумаге. Может быть, военный почтальон пробирался с ним под пулями через луга и леса, полз по минным полям, переплывал бурные реки...
      А папа писал его, верно, в танке - вон масляное пятнышко село на оборотную сторону... И думал о своих девочках...
      Леночка, не раздеваясь, села на кровать и вскрыла письмо. Конечно, папа не мог писать, а теперь он будет писать чаще.
      "...Но не бойтесь, если будет опять перерыв в письмах. Сейчас мы так стремительно идем вперед, что и почте порой трудно за нами угнаться. Мы идем с боями по чужой земле, освобождаем от фашистов города и села, и трудовой народ встречает нас, как родных, как защитников, как надежду.
      Вчера враги, отступая, взорвали мост, и местные крестьяне сами вышли из ближайших сел и стали наводить переправу. Три часа работали они в ледяной воде и все сделали к приходу наших войск.
      Девочки мои дорогие, вы должны гордиться, что наша армия, наш народ встал на защиту всех порабощенных, неся им счастье и свободу. Мне никогда не забыть, как засыпали наши танки цветами, как поднимали детей на руках. Расскажите об этом всем друзьям, дочурки, пусть все радуются и гордятся..."
      Многое еще писал папа, и Лена вечером понесла его письмо в школу и в правление колхоза, и читала выдержки из него и Власьевне, и тете Дуне, и дяде Егору. Долго говорили о нем на деревне. И все как будто выросли на голову. А Таня поняла, что Советская Армия не только защищает свою Родину, но и весь мир.
      На другой день пришло письмо и от Андрея.
      Но тут вышла неприятность.
      Таня так хотела обрадовать Лену, что помчалась с письмом в учительскую. Она даже не постучалась, с маху распахнула дверь и остановилась на пороге, потная и взъерошенная.
      - Лена! - крикнула она.- Леночка!
      А в учительской шло заседание.
      Марья Дмитриевна, Лена, Галина Владимировна обернулись к ней.
      - Богданова,- сказала Марья Дмитриевна строго,- что за крик? Почему ты врываешься в учительскую? Почему ты не постучала?
      Таня сразу потухла.
      - Вот... письмо...- пробормотала она, бросила письмо на стол и выскочила за дверь. Слезы текли у нее по щекам, и она машинально размазывала их рукой, на которой висела школьная сумка.
      И, как всегда в тяжелую минуту, около нее очутилась Нюра. Откуда-то появилась и Манька.
      Захлебываясь и запинаясь, Таня рассказала им, в чем дело.
      - Оборвать цветы! - сказала Манька.
      - Что?
      - Оборву директорше все цветы! Залезу в комнату и оборву, раз она такая!
      - Да брось ты, Манька, чепушить! - строго сказала Нюра.- Чижик сама виновата: ну кто так в учительскую врывается?! Ведь даже не постучала?
      - Не постучала,- виновато всхлипнула Таня.
      - Ну вот, видишь! Перестань плакать, Чижик, сейчас Лена Павловна выйдет... Занята, верно, очень.
      - А я погляжу, что она там делает,- и Манька прильнула глазом к замочной скважине.
      - Сидят,- сказала она громким шепотом,- заседают.
      - А письмо?
      - Письмо на столе лежит, нераспечатанное...
      - Да-а,- протянула Нюра,- верно, Елена Павловне уйти никак...
      Таня вытерла слезы.
      - А всё-таки она меня не любит, а, Нюра?
      - Чепуху ты говоришь, Чижик, она просто строгая и порядок любит.
      - А почему она меня по имени никогда не зовет? Никогда "Таня" не скажет?
      Нюра задумчиво кивает головой:
      - Это, знаете, девочки, неспроста. Тут какая-нибудь тайна.
      - Ну какая тут тайна! Тайны бывают только у красавиц! - говорит Манька, сомнительно покачивая головой.
      В это время из учительской, наконец, вышла Лена.
      - Чижик,- сказала она взволнованно,- идем к Власьевне.
      У Власьевны тикают ходики, курица дремлет под печкой, герани цветут на окне.
      А Леночка врывается к ней, как вихрь, и, потрясая письмом, кричит:
      - Власьевна! Дорогая! Милая! Они там вместе, оба вместе!
      Власьевна бледнеет, поднимается со стула и роняет вязанье.
      - Кто?
      - Андрей и ваш Митенька! Вот, вот, читайте!
      "Как сходятся судьбы людей! Твое письмо принес мне старшина Лагутин, чудесный, между прочим, парень. Он посмотрел на обратный адрес и сказал: "А письмо-то вам из моей деревни". А потом и выяснилось, что он родной сын суровой твоей Власьевны..."
      При слове "суровой" Таня испуганно косится на Власьевну,- обиделась? Но Власьевне не до того.
      - Милая ты моя, красавица,- говорит она, обнимая Лену,- как хорошо! Хорошо-то как! Друг за другом они присмотрят, друг другу помогут,- глядишь, и вернутся живые, здоровые, нам на радость!
      Крепко обнявшись, Власьевна и Леночка смотрят в окно, туда, на запад, где сын, и Андрей, и папа.
      Миша появился
      Когда Таня на другой день подошла к школе, она увидела, что младшие ребята толпились у крыльца. Ни один из них почему-то не поднимался по ступенькам. Они переминались с ноги на ногу, смотрели в сторону.
      Учителей еще не было. На крыльце, небрежно прислонившись плечом к входной двери, стоял высокий, широкоплечий мальчик, широко расставив ноги в больших сапогах. Через плечо у него висела сумка от противогаза, набитая книгами. Руки засунуты в карманы, волосы, откинутые назад, открывали высокий чистый лоб. Лицо его не было ни угрюмо, ни сердито, наоборот, он смотрел в пространство с добродушно-презрительной улыбкой, как будто не замечая толпившихся ребят.
      Но по тому, как плотно прижался он к двери, как широко расставил ноги, было видно, что он не собирается сдвинуться с места и пропустить кого-нибудь в школу.
      - Кто это? - спросила Таня шепотом.
      - Миша Теплых. В школу не пускает.
      - Как это не пускает! - Таня сразу вскипела. Она взбежала по ступеням, подошла к Мише.- Ну-ка, пропусти!
      Миша скользнул по ней небрежным взглядом и отвернулся.
      - Пропусти, тебе говорят! - Таня двинулась на него, взъерошенная и злая. Миша отмахнулся рукой, как будто отгоняя назойливого комара, и плотнее прижался плечом к двери.
      Тогда Таня, полная справедливого гнева, ухватила мальчика за пояс обеими руками. Миша удивленно поднял брови, лениво толкнул Таню. Он только слегка повел рукой, но Таня отлетела от мальчика и чуть не упала на землю. А Миша даже не повернулся.
      Таня беспомощно оглянулась,- никого из звена дружных еще не было. Ну что ж, значит, придется одной принимать бой!
      Но в это время показалась Лена. В одной руке она несла большой глобус, а в другой - высокую пачку ученических тетрадок, прижимая ее к груди и слегка придерживая подбородком. Таня видела, как Лена чуть задержала шаг, подходя к ребятам, и, видимо, сразу всё поняла.
      "Что-то сейчас будет?" - подумала Таня со страхом.
      Лена подошла к ребятам. Те расступились перед ней, с любопытством и интересом следя за ней глазами.
      Лена быстро поднялась по ступенькам и спокойно, будто ничего не замечая, сказала:
      - А-а, Миша! Ну-ка, открой мне двери!
      На мгновение удивление мелькнуло в Мишиных глазах. Потом он отступил и распахнул дверь.
      - Возьми-ка глобус,- сказала Лена,- мне тяжело.
      Миша взял у нее глобус и вразвалку, не спеша, пошел в класс.
      Лена повернула в учительскую, ребята хлынули в школу.
      Когда Таня вошла в класс, Миша сидел за ее партой. Он сидел развалясь, разложив руки по спинке скамейки, колени его подпирали крышку парты. Для Тани он оставил совсем мало места. Таня кое-как протиснулась и сложила книги. В это время прозвенел звонок.
      Писали грамматические упражнения, и, пока ребята дружно скрипели перьями, а Лена ходила между рядами, Миша медленно, но настойчиво оттеснял Таню к краю парты. Вот уже одна половинка тетради свесилась у Тани, вот уже левая нога ее в проходе.
      Таня сначала пыталась сопротивляться, потом она с трудом сдерживала слезы, но молчала, не желая мешать Лене вести урок. Еще минута,- и она упадет. Но в это время Елена Павловна, проходя мимо Миши, заглянула к нему в тетрадку.
      - Ты хорошо пишешь, Миша, только не делай такой нажим. Вот тут и тут,она показала пальцем,- у тебя получилось грязно. Да и подвинься, пожалуйста, немного. Если ты сядешь правильнее, у тебя почерк будет совсем красивый.- И твердым движением Елена Павловна подвинула Мишу на его место.
      В перемену Нюра Валова подошла к Мише.
      - Миша, ты опять начинаешь? Опять хочешь мешать всему классу? Нам интересно, и мы не дадим тебе мешать.
      - А ну, отойди,- сказал Миша лениво, но глаза его сузились.
      На арифметике попалась очень трудная задача. Ребята работали сосредоточенно: кто вздыхал, кто чесал за ухом, кто шепотом считал что-то. У Вали Веселовой на тетрадку капали слезы. А язык Тани так и двигался из одного уголка рта в другой.
      Когда Таня оторвалась на минутку от тетрадки, она увидела, что Миша сидит, сложив руки. Закрытая тетрадка лежала перед ним, он лениво поглядывал по сторонам.
      "Ну и ну",- подумала Таня и снова погрузилась в задачу. Елена Павловна поглядела на Мишу.
      - Почему ты не работаешь, Теплых?
      - Так,- буркнул Миша не вставая.
      - Тебе что-нибудь непонятно?
      - Нет,- небрежно бросил Миша; и нельзя было понять, что означает это "нет".
      Елена Павловна подошла к нему.
      - Ну, давай я тебе объясню.
      - Не надо,- снисходительно сказал Миша.
      Лена, чуть сдвинув брови, открыла его тетрадь.
      - Да ты уже всё давно решил! И так чисто, аккуратно! Вот молодец! Что же ты сразу не сказал? Ты другой раз не стесняйся и не бойся, говори прямо.
      Миша весь вдруг покраснел, как рак.
      "Наверно, обиделся, что Лена сказала "не бойся",- подумала Таня,- ишь, даже сжал кулаки!"
      Но Елена Павловна сказала весело и дружелюбно:
      - Вот я тебе сейчас поставлю в журнал пятерку. Хорошее начало! Приятно ведь в первый же день заработать пятерку по арифметике.
      Миша буркнул что-то вроде "всё равно", но гордая улыбка тронула его губы.
      На большой переменке, когда ребята шумно обсуждали все события, Миша безучастно слонялся по школьному двору, потом подошел к малышам.
      - Ну, горох, чего приуныли? Давайте в гуси-лебеди играть, вот я буду волк,- и он, рыча, двинулся на мелкоту. Ребята с веселым визгом бросились врассыпную, а Миша вдруг заметил, что Таня наблюдает за ним, и зашагал в класс.
      Лена принесла в класс карту, повесила ее на доску и стала объяснять ребятам, как на карте обозначаются горы, реки, моря, долины. Ребята слушали с интересом, всматривались, вытягивали шеи, задние вставали на ноги.
      Лена называла ребятам моря, омывающие нашу Родину. Миша, скрестив руки на груди, небрежно смотрел на ребят.
      - Ты меня не слушаешь, Теплых! - строго заметила Лена.
      - А я это всё знаю,- буркнул Миша.
      - Знаешь? Откуда?
      - Он знает! - крикнул Алеша.- Он моряком хочет быть!
      - У него уже бескозырка есть!
      - Он в морское училище пойдет!
      - Ну, заболтали! - заворчал Миша.
      - Тише, ребята! Вы мне всё расскажете после урока. А ты, Миша, тем более должен быть внимательным.
      - А я и так знаю...
      - Сейчас я вам расскажу о великих мореплавателях.
      И Лена стала рассказывать о великих русских землепроходцах: о Дежневе, о Беринге, о Лаптеве и о трагической судьбе Седова.
      Ребята слушали, не спуская глаз с указки, которая двигалась по морям-океанам.
      Таня покосилась на Мишу.
      Теперь и он вытянулся на парте, следил за Еленой Павловной, и глаза у него горели, и уши пылали.
      "Хорошо рассказывает Лена,- подумала Таня,- вот молодец!"
      После урока Миша подошел к Лене и спросил, глядя в сторону:
      - Вам отнести глобус?
      Корабль Магеллана
      На другой день Тане сразу пришлось горько. Не успела она, по примеру других ребят, разложить на парте газету, как Миша взял газету и перетащил на свою сторону.
      - Это ты что?
      - А то,- Миша навалился на газету обоими локтями.
      - Это моя газета, отдай сейчас же!
      - Ну-ну,- тянул Миша лениво,- не подвертывайся,- могу нечаянно задеть.
      Таня дернула газету в свою сторону. Миша нажал на нее плотнее, и клочки бумаги остались у Тани в руках.
      В это время вошла Лена, начался урок.
      Когда, после объяснения, Лена сказала: "Выньте тетради", Миша покосился на Таню и насмешливо улыбнулся.
      Елена Павловна прошла по рядам.
      - Таня, ты что, забыла сегодня газету? Я тебе дам другую, но постарайся не забывать. А у тебя, Миша, что это за рвань на парте? Надо быть аккуратнее. Таня, дай ему половину своей.
      И Таня, негодующе глядя на Мишу, аккуратно оторвала половину газеты и отдала ее мальчику.
      Но Миша не выглядел торжествующим.
      На втором уроке, пока Елена Павловна объясняла грамматику и писала на доске примеры, Миша вытащил чурочку и острый ножичек и принялся что-то строгать. В тишине класса настойчиво раздавался скрип ножа.
      - Перестань,- несколько раз сказала ему Таня. Но он только досадливо повел плечом и продолжал свое. Ребята стали оглядываться на него, но Лена строго постучала по столу карандашом, и все снова обернулись к доске. Визг ножа и шуршание стружки возобновились с новой силой.
      - Теплых,- сказала Елена Павловна строго,- перестань шуметь и слушай урок.
      Миша замер на минутку, а потом снова принялся за свое.
      Учительница перестала объяснять.
      - Выйди из класса, Миша Теплых, ты мешаешь всем ребятам.
      Миша не шевельнулся.
      Таня с ужасом смотрела на него.
      "Что же это,- думала она с тоской,- что же это он делает? Бедная Леночка, ну как она с ним справится? Он такой большой и сильный, Леночка растеряется".
      Но Елена Павловна подошла к Мише.