Миссия на Луне (Новые приключения Незнайки - 1)

Одной барышне залепили в глаз снежком так, что она едва не окосела, другой напихали снега за шиворот, и она заболела воспалением легких. А тете Груше пришлось лечить собственную ногу из-за того, что один такой хулиган толкнул ее на катке. За тамошних гномов вы не беспокойтесь, они сейчас устраивают на реке сражение. С утра всем городом строят снежные укрепления, а вечером одна половина их защищает, а другая -- штурмует. У них это называется "взятие снежной крепости".
      -- Здорово, -- сказал Взломщик. -- Я им даже немножко завидую.
      -- В таком случае можете позавидовать и тем, которые после столь диких развлечений поступают в нашу больницу с ушибами, переломами и сотрясениями. Пойдемте лучше покатаемся на карусели. Я залезу в космическую ракету, а вы садитесь на лошадку, идет?
      В это время Карлуша, порядком уставший для первого раза, присел на покрытую соломенными тюфяками лавочку. К нему подъехала Снежинка и, до того как остановиться, расставив ноги, закружилась на месте.
      -- К вам можно подсесть?
      Карлуша сделал приглашающий жест рукой.
      -- А вы уже делаете успехи, -- похвалила его Снежинка, болтая ногами.
      -- Да, знаете ли, за последнее время немножко разучился. А теперь вспомнил.
      -- Стало быть, вы раньше умели?
      Карлуша сделал движение, которое можно было истолковать как угодно, и сменил тему:
      -- Что-то я не вижу Взломщика и Шестеренки; не знаете, куда они запропастились?
      -- Конечно знаю. Господин Взломщик на карусели, а господин Шестеренка разгуливает на ходулях. На ходулях вы тоже раньше умели?
      Мимо них проскользнула Ясноглазка, и Карлуше показалось, что она чем-то расстроена и специально не смотрит в их сторону.
      -- Знаете, -- сказал он Снежинке, -- я пойду еще немножко покатаюсь.
      -- Что ж, покатайтесь немножко. А то я вижу, что некоторым очень завидно из-за того, что я с вами разговариваю.
      Карлуша догнал Ясноглазку и поехал рядом. Они постепенно разговорились, и обоим очень захотелось взяться за руки, но Ясноглазка ждала, когда первым это сделает Карлуша, а тот, понятное дело, трусил.
      Шестеренка действительно увлекся хождением на ходулях. Это оказалось вовсе не так трудно, как представляется со стороны. Не прошло и десяти минут, как он уже уверенно ходил, стоял и даже подпрыгивал на высоких деревянных рейках с приколоченными для ног брусками. Шестеренка сам по себе был низеньким гномом, поэтому хождение на ходулях доставляло ему особенное удовольствие.
      -- Посторонись, мелочь пузатая! -- кричал он, вышагивая за пределы специально отведенной площадки.
      В конце концов он увяз в снегу и решил, что для первого раза достаточно.
      * * *
      Незадолго до полуночи музыка стихла, катание прекратилось, все разошлись, сбились стайками и стали дожидаться боя часов и фейерверка. Карлуша, Ясноглазка, Снежинка, Стрелка, Взломщик и Шестеренка тоже уселись вместе, тесно прижавшись, на одной лавочке.
      Неожиданно сцена осветилась, и к микрофону вышли Дед Мороз и Снегурочка.
      По всей площади прокатился возглас удивления.
      -- Шел за тридевять земель, -- заговорил Дед Мороз низким, но подозрительно знакомым голосом, -- ехал по высоким горам, по глубоким долинам, через густые леса! Торопился к вам, дабы... -- он поправил отсутствующие очки на переносице. -- Дабы... чтобы...
      -- Поздравить всех с Новым годом!! -- оттолкнув Деда, прокричала в микрофон Снегурочка.
      Все радостно завизжали и зааплодировали.
      Именитые гости спрыгнули со сцены, их окружили и едва не затерли. Кое-как они отбились от шалуний и пошли прямо к лавочке, на которой сидел Карлуша. Борода у Деда Мороза съехала на бок, и стало понятно...
      -- Студент! -- крикнул Взломщик, вскочил и сорвал с друга прицепленную на резинке ватную бороду.
      -- Клюква! -- закричала Стрелка и вскочила с места.
      Клюковка-Огонек обняла подругу, и они расцеловались.
      -- Студент?.. -- не веря собственным глазам, выдохнули разом Карлуша и Шестеренка, но тут же подскочили и, скинув маски, радостно закричали и запрыгали вокруг него: -- Студент! Студент!
      Студент сбросил шапку и шубу, наспех обтянутые красным шелком, нацепил очки и смущенно сказал:
      -- Здорорво, братцы. Решил вот посмотреть, как вы тут... и вообще...
      В этот момент из динамиков раздался бой часов и со всех сторон ударил, вспыхнул, зашипел и закружился фейерверк -- рассыпающиеся вихри огненных искр на вертушках.
      -- Ура-а-а!!! -- закричали все разом, бросились обниматься и поздравлять друг дружку с наступившим Новым годом.
      Карлуша тоже сгоряча обнял Ясноглазку и, неожиданно для себя, поцеловал.
      -- Что вы делаете! -- испуганно прошептала та и отстранилась. -Никогда так больше не делайте, это нехорошо. Обещаете?
      Карлуша неопределенно пожал плечами.
      -- И перестаньте глупо улыбаться! -- рассердилась вдруг Ясноглазка. -Вы, наверное, делаете так со всеми, чтобы после рассказывать.
      -- Нет, честное слово, я никогда раньше... Вы мне правда очень нравитесь.
      -- Хорошо, так и быть, я вам поверю. Вы мне тоже нравитесь. Только не думайте задирать нос, я вовсе не собираюсь бегать за вами, как другие.
      -- А я и не думаю, -- искренне заверил ее Карлуша.
      * * *
      После того как отшумел фейерверк, снова заиграла музыка и все пришло в движение. Студент и Огонек тоже надели коньки и раздобыли себе маски. Но, прежде чем они успели обернуться черным вороном и рыжей лисичкой, некоторые смогли заметить на лице Студента следы от помады -- в точности такой, какой подкрасила себе губы Огонек...
      Студент хорошо катался; жители Песочного города часто могли видеть, как он, стремительно и в то же время плавно, уверенно взмахивая руками, несется на беговых коньках, погруженный в свои мысли...
      Но сегодня он был не один, под руку его держала рыжая лисичка, которой он минуту назад впервые сказал "Огонек", вместо обычно принятого у них в общении "дорогая коллега".
      Даже строгая докторша тетя Груша важно и не спеша скользила по кругу в сопровождении двух нянечек. И хотя она предупреждала всех о "неизбежном травматизме, к которому приводят подобные мероприятия", все же не смогла отказать себе в удовольствии покататься. Тем более что, по ее предварительным наблюдениям, гномов здесь было всего трое и вели они себя вполне прилично.
      Осмелев, Груша закатилась под арку дворца, остановилась и, задрав голову, стала разглядывать украшенную игрушками и обвитую электрической гирляндой елку. Тут ей показалось, что внизу, под елкой, в густых колючих лапах что-то шевелится. Она приблизилась, раздвинула ветки, нагнулась, вглядываясь через очки в полумрак, и сказала неуверенно:
      -- Кто здесь?..
      В ответ послышалось глухое ворчание, а в следующее мгновение у самого ее носа возникла плюшевая медвежья морда.
      -- Ррр-рр-рр-ррр!.. -- грозно сказала морда.
      Несколько секунд докторша смотрела на нее, широко раскрыв глаза, а затем, взмахнув руками, с пронзительным криком "Медведь! Медведь!.." упала навзничь и с необычайной быстротой на четвереньках выбежала из замка.
      Ее подняли на ноги и окружили.
      Чувствуя, что шутка не совсем удалась, Шестеренка вылез из-под елки и сел на лавочку в стороне, дожидаясь, что будет дальше.
      Докторша держалась за левую руку и беспрестанно охала. Запястье распухло и болело; необходимо было срочно отвезти ее в больницу и наложить тугую повязку.
      Взломщик подогнал "Метелицу" прямо на лед катка, тетю Грушу и нянечек усадили в кабину, и снегоход тотчас сорвался с места.
      В это время в больнице, как мы знаем, коротал время один-единственный пациент по имени Тормашкин. Его палата, стараниями нянечек и посетителей, была украшена пахучими еловыми ветками и бумажными гирляндами, перед кроватью стоял телевизор, а стол и тумбочка были заставлены угощениями.
      Заслышав гудение приближающегося снегохода, он вскочил с кровати и выбежал на порог, чтобы встретить Взломщика и похвастать перед ним усовершенствованиями, которые придумал и воплотил здесь за истекшие сутки.
      Однако поначалу вместо Взломщика он увидел вылезавшую из кабины докторшу, которую с двух сторон заботливо поддерживали нянечки и которая немедленно ему закричала:
      -- Больной, что вы себе позволяете! Сейчас же вернитесь в палату, вам противопоказан холод!
      Тормашкин вернулся в кровать, а тетю Грушу повели в процедурный кабинет, где нужно было срочно наложить на руку повязку, а может быть, даже и гипс.
      Взломщик подсел было к Тормашкину, но тут появились нянечки и пожаловались, что не могут открыть в больнице ни одну дверь.
      Тормашкин расплылся в самодовольной улыбке. Он поднялся с кровати и начал демонстрировать плоды своей технической мысли. Его решение было остроумным и эффектным, однако практическое его воплощение повергло докторшушу в ужас: все двери, окна, шкафчики с медикаментами, краны и даже крышка на унитазе открывались посредством хлопка в ладоши, на который реагировали настроенные специальным образом датчики.
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      Глава первая
      Карлуша понимает, что все сложилось не так уж плохо.
      Новая тактика поведения профессора Злючкина
      и прожект подземного мегаполиса
      Все праздники когда-нибудь заканчиваются, и уже через день после новогоднего бала Карлуша проснулся в своей комнате, в доме на улице Солнечных зайчиков. В первую минуту все случившееся -- и поездка, и Ясноглазка, и ледяной замок -- все показалось ему волшебным сном. Потом он вспомнил обратную дорогу и прощание, которое не обошлось без нескольких пролитых слезинок (со стороны девочек, конечно).
      А здесь все оставалось по-прежнему, будто и не было никакого праздника. Внизу гремели посудой, приготовляясь к завтраку, Ловкач и Хитрюга, из-за стенки доносилось шуршание бумаги. Карлуша вспомнил про письмо и вскочил с кровати.
      Пухляк работал над вторым кругом своей корреспонденции. На отправленные им ответы поклонницам ("О прекрасная невидимая Собеседница") пришли горы взволнованных писем, каждое из которых занимало добрый десяток, а то и два десятка страниц. Пухляк любил читать их во время послеобеденного отдыха. А с утра он занимался изготовлением второй очереди ответов по новому, сочиненному поэтом Светиком образцу.
      В эти ответы Пухляк вкладывал теперь еще и фото со своим изображением, подретушированное таким образом, что лицо героя приобрело слегка надменный и разочарованный вид -- как раз такой, какой особенно нравится дамочкам.
      Получив в ателье целую коробку фотографий, а также новый текст письма и новые стихи от Светика, Пухляк взялся за работу.
      Когда Карлуша вошел, Пухляк старательно, высунув язык, выводил новый текст письма, начинавшийся словами: "Кажется, у нас завязалась переписка. Но к чему приведет этот легкомысленный флирт? Моя одинокая душа изранена кознями врагов и высушена предательством близких..."
      Увидев, что Карлуша читает, заглядывая через его плечо, Пухляк быстро прикрыл написанное рукою.
      -- Чего тебе?
      -- Мне? Ничего. Просто так, зашел поздороваться.
      Карлуша с деланным беззаботным видом провел пальцами по корешкам лежавших на столе толстых папок с подшитыми в них письмами от поклонниц. Все папки были аккуратно размечены в алфавитном порядке -- от "А" до "Я".
      -- Говорят, вы там хорошо повеселились? -- сказал Пухляк.
      -- Где? -- рассеянно ответил Карлуша, незаметно выискивая папку на букву "Я".
      -- Ну там, у девчонок, на Зеленой горке.
      -- Так, ничего особенного.
      -- А Взломщику и Шестеренке понравилось.
      -- Меня здесь не искали?
      -- А чего тебя искать? Все так и знали, что ты с ними уехал.
      -- Так уж и знали?
      Свою записку Карлуша в комнате не нашел и теперь опасался, что она всплывет в самый неподходящий момент. И, между прочим, зря, потому что Студент ее давно выбросил и забыл о ней.
      -- Будто в Парк аттракционов позвонить трудно.
      -- Понятно...
      -- Слушай, а чего это ты у меня роешься?
      -- Так, уточнить кое-что.
      Пухляк поднялся со стула и рукой отстранил Карлушу от своих папок.
      -- Вот иди к себе, там и уточняй.
      Карлуша толкнул Пухляка, и тот плюхнулся обратно на стул.
      -- Сиди, израненная душа. Заморочили всем головы вместе со Светиком. Я вот еще пойду с ним поговорю...
      Пухляк молчал, в удивлении раскрыв рот.
      Наконец в папке нашлось письмо от Ясноглазки, на конверте которого значилось: "Песочный город, ул. Солнечных зайчиков, Карлуше".
      -- Здесь что написано? Читай!
      Пухляк пролепетал адрес.
      -- Это тебе письмо? Тебе? Тебе? Тебе? Тебе?..
      С каждым словом Карлуша наотмашь щелкал героя по носу сложенным пополам конвертом.
      -- Так ведь они пачками приходят!.. Я конверты даже не читаю, только обратный адрес...
      -- Так вот впредь читай, а не то узнаешь по-настоящему, что такое "козни врагов и предательство близких". Будешь ты у меня и израненный, и высушенный, понял?
      -- По-онял, -- всхлипнул Пухляк, утирая нос.
      Карлуша вернулся к себе и стал читать запоздало дошедшее до него письмо от Ясноглазки. Оно было простое и милое, в нем не было упреков в зазнайстве и забывчивости. "Вы можете мне не отвечать, просто у меня сейчас такое настроение, -- писала она. -- А если хотите, приезжайте к нам на елку. Будьте уверены, что не пожалеете".
      Сложив письмо, Карлуша вздохнул и подумал, что в общем, отчасти благодаря Пухляку, все сложилось не так уж плохо.
      * * *
      После обеда по радио транслировали очередную дискуссию между профессором Злючкиным и академиком Ярило. Встречи этих двух непримиримых противников всегда вызывали интерес у публики, даже у той, которая совсем не понимала смысла их наукообразных разговоров.
      Потерпев позорное поражение в споре о существовании невидимого острова, Злючкин решил взять реванш, заявив столь грандиозную идею, что одно обсуждение ее уже бы восстановило авторитет ученого в глазах широкой общественности.
      И такая идея вскоре родилась в его небогатом воображении.
      Побывав однажды в Земляном городе и обнаружив там совершенно идеальные условия для проживания гномов, профессор выдвинул идею, или, как он сам говорил, "прожект", строительства огромного подземного мегаполиса, в который постепенно могли бы все переселиться.
      Этот прожект, при всей своей дикой бредовости, как ни странно, приобрел немало сторонников. Успешно забросив пробный шар и ощутив кое-где поддержку, Злючкин резво бросился в атаку.
      Следует заметить, что, погорев однажды на собственной глупости, профессор кое-чему научился. В первую очередь он усвоил для себя главное: никогда, ни при каких обстоятельствах не ссориться со средствами массовой информации -- газетами, радио, телевидением и интернетом. Со своими личными противниками -- пожалуйста, это только лишний раз подогреет внимание к нему публики и прибавит популярности. Но такие выходки, как плевок в объектив камеры или безобразная ругань во время выступления в прямом эфире, могут заставить отвернуться от него даже самых верных сторонников.
      И Злючкин переменил тактику дракона на тактику лисы.
      При встречах с журналистами или редакторами он больше не строил презрительную мину, а, наоборот, расплывался до ушей в приветливой улыбке, а также извинялся за былые промахи. Главным редакторам медиа-компаний он рассылал по праздникам пышные букеты, в каждом из которых была вложена его визитка с собственноручной припиской типа "Ваш преданный читатель" (зритель, слушатель...)
      Голос у него стал вкрадчивым и приторным, но, поскольку на душе у него по-прежнему злобно скребли кошки, он часто по привычке сбивался на грубый приказной тон. Правда, спохватившись, он тут же говорил "извините" и продолжал как ни в чем не бывало.
      Все это, конечно, не могло не повлиять на его отношения с окружающими. У Злючкина появилось много "полезных" знакомых, его имя замелькало на обложках газет и журналов, по радио зазвучал его голос, а его фальшивая улыбка не сходила с экранов телевизоров.
      Именно в это благоприятное для него время Злючкин огласил грандиозный прожект о массовом переселении гномов в подземный мегаполис.
      Поначалу идея вызвала смятение, затем растерянность, а потом активная часть населения разделилась на два непримиримых лагеря -- сторонников переселения и противников такового.
      Сторонниками объявили себя безрассудные натуры, не нашедшие применения своей энергии в полезных сферах деятельности, а также обыкновенные хулиганы, которые вообще держали Злючкина за своего.
      Однако благоразумные гномы, которых было все-таки большинство, понимали опасность затеи, поэтому дальше разговоров и споров дело пока не шло.
      Главным противником подземного строительства и переселения был академик Ярило. Споры на эту тему двух непримиримых противников были в последнее время излюбленным развлечением публики.
      Намучившийся со своими больными зубами профессор вставил себе совершенно новые, искусственные. У него появилась ослепительная лошадиная улыбка, он перестал цыкать зубом, однако в его речи появился новый дефект: вместо буквы "т" он начал временами выговаривать нечто не поддающееся письменному воспроизведению, похожее на "прфф". И это, конечно, очень мешало его собеседникам. Кроме того, внутренняя борьба с собственными грубостями привела к развитию у него непроизвольных телодвижений -- внезапных взмахов рукой, ногой, головой, плечами. Из-за этого он стал походить на подвешенную на ниточках марионетку.
      В описываемое утро по радио звучала очередная дискуссия. Ярило говорил о физической невозможности проведения столь трудоемких работ; Злючкин -- о достижениях науки и техники.
      -- Недавняя перепись показала, что нашу страну населяет около семи тысяч гномов, -- спокойным бархатным баритоном говорил академик Ярило. -Даже если все они вдруг сойдут с ума и начнут рыть гигантский подземный бункер, то закончат работу никак не раньше, чем через сто лет.
      -- Вы забываетПРФФе о том, что наша наука и техника не стоятПРФФ на месте, мой очароватПРФФельный всезнайка, --возражал Злючкин. -- Построив сверхмощную лазерную пушку и работая под землей в условиях невесомостПРФФи, мы закончим строительстПРФФво за два с половиной года!
      -- Это очень сомнительное заявление, профессор. Вы можете подтвердить его хотя бы приблизительными расчетами?
      -- Пора бы знатПРФФь, что я никогда не делаю голословных заявлений, академик. (Послышалось шуршание бумаги.) При ежемесячной круглосуточной выработПРФФке одна целая ноль восемь десятых единицы грунта, помноженных на ноль целых две десятых гномо-часов...
      И Злючкин торопливой и невнятной скороговоркой, продолжавшейся не менее двух минут, вытряхнул на собеседника и радиослушателей несколько страниц дробных цифр, щедро приправленных понятными только специалистам техническими терминами, а также совсем уж пугающими "гномо-часами".
      -- Вы позволите мне взять эти бумаги и проверить расчеты? -- спросил Ярило.
      Бумаги моментально ушуршали во внутренний карман профессорского пиджака.
      -- Зачем же проверять? Вы намерены оскорбитПРФФь меня недоверием? Но в таком случае, академик, вы намерены оскорбитПРФФь не только меня, но и науку, и всех добропорядочных гномов в моем лице... Господин Ярило, вы подлец! Я сейчас же, сию секунду плюну вам в морду!!
      Тут Злючкин опомнился и осекся.
      -- Извините, -- сказал он и продолжил как ни в чем не бывало: -- Итак, расчеты показываютПРФФ высочайшую и несомненную ценность моего прожектПРФФа, призванного служить одной-единстПРФФвенной благородной цели -- построению счастПРФФья для всех разом гномов. Не благороднейшая ли это цель? Скажите, скажите нам без промедления!
      Свыкшийся с манерой спора своего оппонента, Ярило реагировал совершенно спокойно и снова заговорил по теме:
      -- Допустим на мгновение, что вы каким-то образом добились невозможного и подземный город существует. Как в этом случае будет организовано питание переселенцев? Ведь если они будут производить сельскохозяйственные работы на поверхности земли, как и прежде, то весь ваш проект не стоит и выеденного яйца...
      -- Вы сами не стоите выеденного яйца, академик. Простите. Да будет вам известПРФФно, дорогой коллега, что в земле живет бесчисленное множество всевозможных червячков и личинок, чрезвычайно питательных и богатых белками. Скажу прямо: вот уже месяц я питаюсь исключительно, поверьте, исключитПРФФельно червячками и личинками. Их можно варить, жарить, солить, сушить, мариновать и даже делать из них сладкие конфеты. Я специально принес вам на пробу пакетик с засахаренными личинками. Вот, берите, угощайтПРФФесь!
      Хрустнул бумажный пакет, и послышался звук резко отодвинувшегося стула.
      -- Нет, нет, спасибо, профессор, я уже завтракал, -- взволнованно проговорил Ярило где-то вдалеке от микрофона. -- Уфф... С вами не соскучишься. Кстати, не вы ли заказывали вчера большой комплексный обед в ресторане Дома ученых? Я как раз сидел неподалеку.
      -- Что?! -- сорвался на крик Злючкин. -- Какой еще обед! Вы подвергаете сомнению чистоту моего экспериментПРФФа? Смотрите же... -- Злючкин стал громко чавкать, набивая рот засахаренными личинками. -- Смотрите! Нет, нет, смотрите, не отворачивайтесь!..
      Но тут передачу прервали, и в эфире зазвучал концерт по заявкам.
      Глава вторая
      Карлуша узнает о том, что Ослик в беде.
      Чек испытывает тягу к науке,
      но еще большую -- к зимней спячке
      Вечером Студент, неожиданно заговорив серьезным и озабоченным тоном, пригласил Карлушу к себе. Тот, немало удивленный, проследовал в заставленную стопками книг, все еще пыльную и не прибранную хозяином со времени приезда комнату.
      -- Послушай... -- начал Студент с некоторой нерешительностью. -- Тогда, на Луне... Ты, кажется, был знаком с Осликом?
      -- С Осликом? -- повторил Карлуша, и ему сразу припомнился ужасный и нелепый сон, в котором Ослик звал его на помощь, а Луна в облаке белого порошка разваливалась на куски. -- Ослик! Да ведь это мой самый что ни на есть лучший в мире друг! А что такое случилось?
      -- Ты погоди, сядь. Ничего особенного не случилось. То есть я хочу сказать, что ничего пока еще не известно.
      -- Ты давай не выкручивайся, говори все как есть.
      -- Я и не выкручиваюсь. Пока еще действительно ничего не известно. Просто с Луны были какие-то странные сигналы от этого твоего Ослика.
      -- "Просто, просто"... Какие сигналы?
      -- Ну вот, послушай.
      Студент сунул кассету в магнитофон, и Карлуша услышал надрывный голос Ослика, отчетливо пробивавшийся сквозь радиопомехи: "Не давайте им ничего! Если прилетят -- не давайте ничего!.."
      -- Ну, что ты раскис? Есть какие-нибудь соображения?
      Карлуша шмыгнул носом и молча отрицательно покачал головой.
      -- Слушай, ты так не расстраивайся. С ним-то, наверное, все в порядке, это он нас о чем-то предупреждает. Понять бы только, кому и чего не давать. Может, семян не давать? А, как ты думаешь?
      -- Из-за семян он бы так не стал...
      Карлуша опять шмыгнул и утер нос рукавом.
      -- Все?
      -- Что "все"? -- не понял Студент.
      -- Больше ничего не передавали?
      -- Нет, ничего. И на наши позывные никто не отвечает.
      -- Это плохо.
      Студент молча опустил голову, как будто он сам был в чем-то виноват.
      -- Если никто не отвечает, надо лететь, -- сказал Карлуша таким голосом, что Студент испугался.
      -- Что значит "лететь"! Ты это погоди, "лететь". Вот чудак, разволновался. Они сами к нам скорее всего летят. Вот когда прилетят...
      Но Карлуша, не дослушав его, вышел из комнаты.
      -- Ну и ну... -- пробормотал Студент. -- Смотрите, какой он впечатлительный. Надо будет за ним следить получше.
      Карлуша отправился к себе, лег и напряженно уставился в потолок. В голове у него еще звучал голос Ослика, который, словно барабанным боем, сопровождался собственными словами: "Надо лететь, надо лететь, надо лететь..." Но, даже находясь в столь взвинченном состоянии, он понимал, что лететь в космос без специальной программы в компьютере ракеты, без запасов воздуха, воды и провизии -- невозможно. Для подготовки нужно было время и, самое главное, желание со стороны Студента. А Студент очень не любил неточностей и недоговоренностей. И в самом деле: глупо лететь куда-то сломя голову, если оттуда предупреждают, что сами летят сюда... С этим Карлуша и заснул.
      А утром он пошел к Чеку, поделиться своими переживаниями и заполучить хотя бы одного союзника в этом деле.
      Чек жил неподалеку, всего в нескольких кварталах, и Карлуша быстро добрался до его дома подснежными ходами. Прохожие с удивлением смотрели, как он, ни с кем не здороваясь и сосредоточенно глядя себе под ноги, торопливо шагает мимо.
      -- Дома? -- спросил он у громыхающего посудой в тазу с мыльной водой портного Заплаткина.
      -- Дома, ясное дело, -- проворчал тот. -- А где ему еще быть, по-твоему?
      Действительно, Чек очень не любил холод и зимой не вставал с кровати без особой необходимости. Соседи и знакомые поражались его способности спать почти круглые сутки с перерывами для еды и прочих неотложных надобностей.
      С началом весны он оживал, летом был бодрым и деятельным, а с первым снегом начинал зевать и впадал в спячку.
      На этот раз Карлуша застал друга, к своему удивлению, не спящим, а почитывающим какой-то старый пожелтевший журнал. Под кроватью виднелся еще ворох таких журналов, извлеченных скорее всего из подвала или с чердака.
      -- А, это ты, -- сказал Чек рассеянно. -- Как там внизу, обед готовят?
      -- С чего это тебе обед? Недавно завтракали.
      Чек протяжно зевнул:
      -- Я, видишь ли... завтрак проспал, оказывается.
      -- Что же тебя не разбудили?
      -- У них против меня сговор.
      -- Чего-чего?
      -- Они, видишь ли, против меня сговорились. Боятся, что я из-за спячки де-гра-дирую. Это вроде болезнь какая-то, надо еще у Глюка спросить. Вот, журналы принесли... Сказали, что будить не будут больше, что, если сам не проснусь, останусь голодным.
      -- Ну и как оно?
      -- Да пока, знаешь ли, не очень. Завтрак они, видишь ли, устраивают ни свет ни заря: в десять часов -- это же самый сон... А ты, говорят, куда-то ездил?
      -- Ездил, ездил. А ты небось даже из дому не выходил?
      -- Хотел я в праздник на реку пойти. Оделся даже, прилег, да так и уснул до утра.
      -- Понятно. А что читаешь?
      -- Вот это, что ли? "Занимательная химия". Удивительно легко дается, все понимаю. Мне химия всегда нравилась, опыты разные делать... Глюк говорит, что у меня способности; я вместе с ним ракеты для фейерверка делал, жаль только, что сам фейерверк проспал...
      -- Что же ты свои способности скрываешь? Если что-нибудь хорошо получается, надо идти вперед, развиваться.
      Чек поднял голову и посмотрел на Карлушу внимательно:
      -- Ты сам-то как? У тебя, вообще-то, все в порядке? Ничего не случилось?
      -- Помнишь, я тебе рассказывал про Ослика?
      -- Какого еще ослика?
      -- Ну, мы с ним на Луне подружились.
      -- А, в этом смысле...
      -- Теперь там передатчик сломался, а он что-то хотел сказать. Понимаешь, что-то очень важное, потому что я его знаю, он о пустяках так не будет говорить.
      -- Чего?
      -- Лететь надо на Луну, вот чего.
      -- Чего, прямо сейчас?
      -- Прямо сейчас не получится, надо Студента уговорить.
      -- Ну и уговаривай. Меня-то он совсем не послушает. Только я, знаешь ли, не полечу. Чего я там не видел, на Луне? Я ее и без того каждый день вижу. И вообще, у меня планы другие. Глюк обещал...
      -- "Обещал, обещал"!.. Сам ты Глюк! Я думал, что ты... а ты...
      Не найдя союзника в лучшем друге, Карлуша расстроился еще больше. До вечера он сидел у Звездочкина, вслушиваясь в бессмысленное завывание и треск космического радиоэфира.
      Больше в этот день ничего не случилось.
      Глава третья
      Новые сигналы с Луны.
      Профессор Злючкин ощущает свой звездный час,
      но вынужден бежать в ванную.
      Глубокомысленные версии и скоропалительные выводы
      Несколько дней Карлуша ходил мрачнее тучи, а потом разразилась сенсация. Радиостанция Космического городка, а также некоторые другие станции и даже отдельные радиолюбители начали принимать слабые, но постоянно повторяющиеся сигналы с Луны. Эти сигналы крутились, по всей видимости, на закольцованной магнитной ленте и состояли из нескольких фраз, смысл которых не удавалось разобрать из-за помех.
      На позывные с Земли никто не отвечал; непонятно было, откуда идет передача -- с поверхности Луны или с внутреннего ядра посредством местной связи.
      Поначалу в тексте новой радиограммы невозможно было разобрать вообще ни единого слова, но постепенно из безнадежных "бу-бу-бу", "хрр-фрр-прр" и "з-з-зззз" при помощи новейших технологий удалось выявить несколько обрывков фраз, поставивших в тупик как научные умы, так и широкую общественность. Только самые первые слова не вызывали сомнений, да и то потому, что были стандартными позывными. Дальнейшее же выглядело абсолютной абракадаброй:
      "Я ЛУНА! Я ЛУНА! ВЫЗЫВАЮ ЗВЁЗДНЫЙ ГОРОДОК! (...) ПРОСЯТ У ЗЕМЛЯН (...) ДЕНЕЖНЫХ МЕШКОВ (...) В СОСТОЯНИИ ГИПНОЗА (...) ОТКУДА ИСХОДИТ ВРЕДОНОСНАЯ СИЛА (...) ТОРОПИТЕСЬ, ИЛИ ВСЕ ПОГИБНУТ (...)"
      Последняя расшифрованная фраза была достаточно понятной, для того чтобы сначала вызвать переполох в СМИ.
      В это утро ощутил свое величие профессор Злючкин.
      Узнав о послании из космоса из утренних новостей, он понял вдруг, что наконец-то пробил его звездный час. Для него было совершенно очевидно, что с Луны на Землю движется некая враждебная сила, от которой необходимо срочно спасаться. А где же спасаться гномам от таинственной космической силы, как не под землей?
      Озаренный внезапной мыслью о собственном гениальном предвидении, Злючкин растворил окно, втянул в себя морозный воздух и горделиво возвел глаза к небу. Никогда еще до этого он не казался себе столь мудрым и прекрасным.
      К несчастью, в этот торжественный момент кто-то с улицы залепил ему в глаз снежком, и ошеломленный профессор поспешил в ванную.