Ложь и секреты - Добродетельная женщина

— Кто вы такой, черт возьми? — прорычал Делакорт.

— Меня зовут Кембл, — объявил тот, протягивая руку. Делакорт был страшно удивлен и почему-то немного напуган.

— Вот как? — выдавил он.

Кембл отложил в сторону галстуки Делакорта и принялся наводить порядок на полках шкафа.

— Мне нужен свободный вечер в четверг и выходной в воскресенье, — коротко заявил Кембл. — Объяснить зачем?

— Не стоит. — Сдержав улыбку, Делакорт окинул мужчину понимающим взглядом. — Бурная светская жизнь, не так ли?

— Совершенно верно. — Кембл, внезапно перестав рыться в вещах, хмуро ощупал ткань любимой жокейской куртки Делакорта.

— Вам не нравится моя куртка? — небрежно спросил Делакорт, подступая чуть ближе к двери. Кембл перешел к вешалкам с жилетами.

— Ничего, сойдет. Главное — подобрать к ней нейтральный жилет, — рассеянно бросил он. — У вас есть такой?

— Есть, — мягко отозвался Делакорт. — Но я не совсем понимаю, почему вы роетесь в моих вещах.

Кембл метнул на него весьма презрительный взгляд, — За этим меня сюда и прислали, милорд. Стрэт… сэр Рэнно получил записку, в которой сообщалось, что мне надо срочно явиться в этот дом. Делакорт округлил глаза.

— Срочно? Интересно, с чего это леди Килдермор решила, что мне срочно нужна помощь…

Но тут Кембл охнул от ужаса, не дав ему договорить.

— Боже мой! — вскричал он, отдернув руку, точно его ужалила змея.

— В чем дело?

Кембл, схватив один из новых жилетов Делакорта, бесцеремонно сорвал его с вешалки.

— Мне кажется, сэр, причина ее спешки кроется именно в таких manque de gout [4]! — изрек осуждающе он, выразительно тряхнув жилетом.

Но Делакорт, который спал почти на всех уроках французского, понял лишь одно: его оскорбили.

— На что вы намекаете, сэр? — с вызовом спросил он. — Этот жилет — последний крик моды!

— Вполне допускаю. Моды для умалишенных, — буркнул Кембл, брезгливо держа темно-малиновый шелковый жилет двумя пальцами, точно по нему ползали вши.

— Но этот цвет называется «воронья кровь»! — продолжал возмущаться Делакорт. — И мне он нравится! Я ни за что не откажусь от него.

Кембл вернул спорный предмет туалета к остальным и обернулся к своему новому господину.

— Давайте договоримся сразу, милорд, — решительно начал он, надменно взмахнув рукой. — У меня есть определенная репутация, и я намерен ее беречь. Я согласен у вас служить, но вы, в свою очередь, не должны бегать по городу расфуфыренным в пух и прах, точно какой-нибудь мелкий курьер с Боу-стрит. Я не допущу этого!

— Не допустите? — Делакорт шагнул в гардеробную и с вызовом подбоченился. — Послушайте, дражайший…

Кембл метнул на него уничтожающий взгляд.

— Поймите же, наконец, — язвительно продолжил он, — в жизни любого мужчины наступает момент, когда он должен прекратить безудержную гонку за модой.

С определенного возраста следует одеваться в более приглушенных тонах…

— С определенного возраста? К вашему сведению, сэр, я еще не старик!

Неожиданно Кембл подошел ближе и дотронулся кончиком холодного пальца до уголка глаза Дэвида, оттянул кожу к виску и резко отпустил.

— Гусиная лапка, — констатировал он со знанием дела. — Вам тридцать три года, и ни днем меньше.

Дэвид был поражен, если не сказать больше. В словах лакея не было и тени злорадства. Боже правый, ведь ему нет еще и тридцати двух! Его день рождения только через два месяца. А он-то полагал, что выглядит на свой возраст, если не моложе…

Сомнения закрались в его душу. В последнее время он чувствовал себя жутко усталым, потерял вкус к жизни, а временами на него наваливалась непонятная тоска. Неужели такое безрадостное существование наложило отпечаток на его внешность? О Господи, неужели он уже не так красив, как раньше? Еще немного — и он превратится в стареющего, крикливо одетого павлина! И что тогда? Подагра? Розовый фрак?

— Табак? — перебил его мысли Кембл. Делакорт плюхнулся в кресло перед туалетным столиком.

— Нет, спасибо, — пробормотал он. — Впрочем, рюмочка бренди не помеша…

Кембл, неучтиво перебив его, процедил сквозь зубы:

— Вы курите, милорд?

— А… — Делакорт пристыжено поднял глаза. — Да, люблю хорошие сигары.

— Необходимо немедленно бросить, — заявил лакей, презрительно взмахнув рукой. — Курение не для вашего типа кожи. Появятся морщины, зубы испортятся, кожа станет желтого оттенка. Но вы не волнуйтесь! Я приготовлю свою фирменную маску для лица из коньяка и огуречного сока, будете наносить ее на лицо дважды в день в течение двух недель и станете совершенно другим человеком!

— Но я не хочу становиться другим человеком! — взбеленился Делакорт, пытаясь обрести былую уверенность в себе.

Кембл молча пожал плечами.

— Тогда я задам вам тот же вопрос, милорд, который вы задали мне в самом начале: зачем я сюда пришел?

Делакорт удивленно поднял брови. Интересно, сколько понадобится усилий, чтобы сломать Кемблу руку?

— Я понятия не имею, зачем вы сюда пришли!

— Если дело не в кризисе вкуса, значит, здесь что-то похуже. — Лакей прищурился. — Вас шантажируют, милорд?

— О Господи, нет! — ответил Делакорт. Этот субъект начал его забавлять.

Кембл, скрестив руки на груди, постучал мыском ботинка по полу.

— Вам изменяет любовница? Или хотите отомстить человеку, который вас оскорбил? Делакорт резко поднялся с кресла.

— Клянусь Богом, сэр, вы очень странный тип!

— Возможно, — легко согласился Кембл, — но мне кажется, что у вас неприятности. Вероятно, вы и сами пока не знаете, какие, но мы это скоро выясним, будьте уверены!

Глава 5

Опаленная огнем озарения

В понедельник утром Делакорт, как и обещал Амхерсту, встал на рассвете, позволил одеть себя как приличного джентльмена не слишком молодых лет и неслыханно рано — в половине девятого — явился на Пеннингтон-стрит, где его тут же передали в натруженные руки миссис Милдред Куинс.

Эта матрона с суровым взглядом показалась ему чересчур дорогой ценой за карточный проигрыш. Но долг есть долг, и Делакорт, стиснув зубы, покорился судьбе. Во всяком случае, ему совсем не хотелось показать миссис Куинс — широкоплечей, видавшей виды даме, — что он не очень-то рад взвалить на себя обязанности руководителя. Она слишком напоминала ему его дядю Найджела. Но это уже совсем другая история…

Впрочем, миссис Куинс была беззаветно предана своему делу. Она устроила ему подробную экскурсию по всему зданию миссии, начиная с подвалов и заканчивая чердаками, в течение которой Делакорт без особого интереса обозрел просторную, полную неаппетитных запахов кухню, огромную прачечную, заставленную дымящимися деревянными лоханями и жутко грохочущими отжимными машинами, а также швейные мастерские. Для самых способных обитательниц миссии имелся даже кожевенный цех.

До сего момента Делакорт ни разу не задумывался над тем, из чего сделаны его перчатки, как сшиты брюки и каким образом стирается его белье, но теперь он взглянул на своих слуг другими глазами. Виконт осматривал цеха с чувством, близким к благодарности по отношению к людям, занятым черным ручным трудом.

В каждой комнате сидели девушки, прилежно склонив головы над работой. Вид у них был вполне дружелюбный, но, когда они косились на Делакорта, он остро сознавал себя здесь чужим, испытывая при этом нечто похожее на вину. Разумеется, подопечные мистера Амхерста должны были к этому привыкнуть: благонамеренная верхушка общества нередко посещала миссию, чтобы поглазеть на бедных девушек, как на подопытных кроликов. Впрочем, положа руку на сердце, Делакорт именно таковыми их и считал.

Удивительно, но ему было неловко признаваться в этом даже самому себе. Дэвид никак не мог разобраться в охватившем его смешанном ощущении неловкости и жалости. Миссис Куинс сообщила, что в миссии пропала еще одна девушка, Маргарет Макнамара, которую он смутно помнил по ритуальной службе.

— Да, вот так, — мрачно добавила экономка. — Кому-то мы помогаем, а кто-то бежит от нашей помощи, стремясь заработать деньги более легким путем. И вы это очень скоро поймете, милорд.

Дэвида так и подмывало сказать, что он не желает ее слушать, что попал в этот адский кроличий садок, с избытком наполненный христианским милосердием, потому что продулся в карты. А еще потому, что больше никто не возьмется за эту проклятую работу, от которой все шарахаются, как одинокий ночной прохожий от грязной бродячей собаки, увязавшейся за ним.

К черту! Он не желает переживать за этих незнакомых людей, но, понимая, что такими речами миссис Куинс не проймешь, прикусил язык. Тут зазвонил колокольчик, возвестив о начале утреннего чтения Библии. Экономка неторопливо вышла из комнаты, величаво приосанившись. Делакорт остался один.

Он вошел в большой кабинет. На самом дальнем от двери столе уже высилась огромная кипа папок и бумаг, обещанных Коулом. Здесь было тихо, в закопченные окна заглядывали тусклые лучи утреннего солнца.

В кабинете неприятно пахло вареной капустой, щелочным мылом и запустением. Делакорт вспомнил свой последний визит сюда. Неужели всего три дня назад он сидел за этим самым столом, любуясь женщиной с лицом ангела и телом богини?

А потом она вдруг упала. Ее голова, увенчанная копной огненно-рыжих локонов, с громким стуком ударилась о дверной косяк… В тот момент он отчетливо понял: если с ней случится что-то более серьезное, он этого не переживет.

Делакорт, опустившись в кресло, устало закрыл лицо руками. Слава Богу, череп Сесилии Маркем-Сэндс оказался таким же непробиваемым, как и ее сердце.

* * *

Украшенная гербом карета леди Уолрафен остановилась перед миссией ровно в одиннадцать. Лакей опустил лесенку, и Сесилия, как всегда в сопровождении Этты, вошла в здание. Странно, но сегодня ей все казалось каким-то другим: улицы Ист-Энда, которые она проезжала, — грязнее, а магазин — меньше и теснее, чем на прошлой неделе. Она знала, что на втором этаже впечатление будет таким же.

Вообще-то Сесилия думала, что он не придет. Или если придет, то часам к шести вечера, надменно усмехаясь, усталый и не выспавшийся после ночного кутежа, но, только еще переступив порог миссии, инстинктивно поняла, что Делакорт уже у нее в кабинете.

Представив мысленно эту картину, Сесилия возвела глаза к потолку. Этот негодяй наверняка развалился в ее любимом кресле, закинув щегольские сапоги на письменный стол.

Взлетев по лестнице, она ворвалась в кабинет, расправив плечи, со стопкой бухгалтерских книг в руках.

Но к ее удивлению, Делакорт мирно сидел за столом у стены — самым маленьким из трех. Он что-то писал, сосредоточившись, и когда она вошла, то даже не поднял головы.

Какая неслыханная наглость! Сесилия нарочно громко уронила гроссбухи на стол.

Делакорт медленно оторвал глаза от бумаг, и Сесилия с удивлением поймала его недоумевающий взгляд. Видимо, он и в самом деле не слышал, как она вошла. Ее охватила растерянность. Теперь он наверняка будет выжидать момент, чтобы над ней поиздеваться.

— Ага! — объявила она, решив начать атаку первой. — Я вижу, вы опять здесь.

— А где же мне быть? — спросил он, неторопливо поднимаясь из кресла. — Если мне не изменяет память, сейчас утро понедельника.

Сесилия с громким скрипом отодвинула свое кресло.

— Уже одиннадцать, милорд, — холодно сказала она. — К вашему сведению, утро давно кончилось.

— Я прекрасно знаю, который час, мэм. Большую часть утра я провел здесь, вместо того чтобы нежиться в ванне у себя дома. — Делакорт сухо улыбнулся. — Мы продолжим эту ребяческую перебранку? Или займемся делами? Как мне кажется, их у нас хватает. — Дэвид, взяв со стола письмо, раздраженно помахал им в воздухе. На листке был отчетливо виден герб министерства внутренних дел.

Сесилия растерялась. Похоже, он говорил совершенно серьезно.

— Послушайте, — пробормотала она, — неужели вы, в самом деле, намерены… здесь остаться?

Он вновь поднял на нее свои зеленые глаза.

— Разумеется, мэм. Если это вас так сильно тревожит, то, может, уйдете вы? — Он произнес эти слова ласково, почти вкрадчиво, однако взгляд его был все таким же насмешливым.

Ну, это уже чересчур!

— Но мне нравится работать в миссии, — тихо сказала она. — Интересно, с чего вдруг вы решили меня изводить — ведь раньше вы старательно меня избегали?

Лицо Делакорта оставалось по-прежнему непроницаемым.

— Избегал вас?

Сесилия попыталась сделать суровое лицо, но у нее ничего не вышло.

— Не далее как два месяца назад вы, наговорив мне резкостей, ушли с вечеринки в Огдене.

— Я? — Делакорт, изобразив удивление, медленно вышел из-за стола. — Сесилия, милая, вы льстите самой себе. Мне надо было в город по срочному делу. «Так, значит, вы тоже были тогда в Огдене?

Щеки Сесилии запылали.

— Да, была… то есть вы были. Это видели все. Он подошел к ней. Стук его тяжелых сапог отозвался эхом в большом кабинете.

— Ты все так же легко краснеешь, Сесилия. И становишься в этот момент еще красивее!

Теперь он стоял совсем близко. Слишком близко. Сердце Сесилии, на мгновение, остановившись, бешено застучало.

— Я вам не верю, — выдавила она. Тщательно наблюдая за каждым движением Сесилии, Делакорт крепко сцепил руки за спиной.

— Дорогая моя, а во что же тогда ты веришь? Что я уехал из Огдена из-за тебя? — Дэвид немного понизил голос, и его следующие слова прозвучали чересчур интимно. — Или что ты некрасива, когда краснеешь?

— Вы нарочно оскорбляете меня. — Сесилия обиженно вздернула подбородок, но это получилось у нее как-то неубедительно. — И уже не в первый раз.

Взгляд ее смягчился, что немного насторожило Делакорта. Было бы лучше, если бы она шипела и царапалась. Но огромные голубые глаза Сесилии вызывали в нем целую бурю пугающих ощущений: досаду, гнев, растерянность… даже искушение, черт побери! Но он ни за что ей этого не покажет. Не хватало еще уронить свое достоинство в ее присутствии.

Дэвид так сильно сжал сцепленные руки, что у него онемели пальцы, и очень спокойно произнес:

— Ты можешь себе представить, Сесилия, что последние шесть лет я страдаю от неразделенной любви? — Запрокинув голову, он через силу рассмеялся. — А может, от неутоленного желания. Но мужчина обычно не стремится подавлять столь ничтожные чувства, тем более, когда их так легко удовлетворить с кем-либо другим.

Взгляд Сесилии заметался по комнате. Она подняла руку, потом неуверенно опустила ее на пояс, словно готовясь его оттолкнуть. Так ли это? Дэвид пытался поймать ее взгляд, но она старательно его отводила.

Тогда он шагнул ближе и, пристально смотря в ее глаза, различил в них тщательно подавляемое негодование. Но было там и нечто другое.

Желание — вернее, слабая его тень. Но Делакорт понимал, что оно мучает ее, ибо был весьма опытным соблазнителем.

Нежно дотронувшись до подбородка, он приподнял ее лицо. Огненно-рыжий локон скользнул по его запястью, точно шелковистый язычок пламени.

Делакорт, с трудом загасив наплыв неожиданных чувств, заставил себя опомниться. Только расчетливый флирт и беспощадный сарказм!

— Да, я хочу тебя, Сесилия, и хотел всегда, — признался он наигранно-безразличным тоном. — А какой нормальный мужчина тебя не захочет?

— Не смейте разговаривать со мной в таком тоне, сэр! — Сесилия так резко отпрянула от него, будто боялась, что он овладеет ею прямо здесь, посреди кабинета.

— Ты не веришь мне? Ах, Сесилия, какая же ты наивная! — Он замолчал, насмешливо прищурившись. — Я легко могу предоставить тебе довольно… ощутимое доказательство.

Сесилия отскочила, округлив глаза. Делакорт еще немного приблизился, и она, отступая, наткнулась на письменный стол.

— Нет! — вскричала она. — Вы же говорили… Уже не внимая голосу разума, Делакорт всем телом притиснул ее к столу.

— Что именно я говорил, милая? — пробормотал он, любуясь ее длинными черными ресницами. Темные брови Сесилии сошлись на переносице.

— Насколько я помню, милорд, вы говорили, что скорее откажетесь от плотских утех до конца жизни!

— А может, я лгал, Сесилия? — прошептал он, поднося ее руку к губам. — Я очень часто лгу. — Повернув ее руку ладонью вверх, он легко коснулся языком пульса. — И у меня неплохо получается.

Произнеся это, Дэвид взглянул на нее из-под опущенных ресниц. Дыхание Сесилии сделалось частым и прерывистым, испуг в ее душе сменился чувственным волнением. Он нежно прикусил ее ладонь и мысленно засмеялся, очарованный немедленной реакцией: раздув тонкие ноздри, она прикрыла глаза.

О Боже, как же он ее хочет!

А она — его.

И он не знал, что пугало его больше.

Лучше бы сразу положить конец и тому и другому. Дэвид опять прижал пылающие губы к ее ладони.

— Знаешь, милая, мне кажется, что если кому-то из нас надо уйти, так это тебе. Как видишь, я с трудом сдерживаю свои животные инстинкты и, пожалуй, могу в любой момент потерять над собой контроль.

Сесилия, тут же очнувшись, отдернула руку.

— Наглец! Ты флиртуешь с каждой встречной женщиной! Скажи, ради Бога, зачем тебе еще я? Он поднял на нее глаза.

— Потому что ты жаждешь принадлежать мне. Согласись, Сесилия, что я прав! Ты хочешь, чтобы я с тобой флиртовал, вел себя как распутник. Оправдал твои ложные представления обо мне. Ведь настоящий джентльмен не может вызвать желания в сердце добродетельной женщины, верно?

Сесилия на мгновение потеряла дар речи.

— Ты не вызываешь во мне никаких чувств, кроме презрения, — выдавила она наконец.

Внезапно его сарказм улетучился — его вытеснило более опасное чувство. Делакорт подступил ближе, заставив ее отпрянуть.

— Послушай, Сесилия, — прошептал он, всколыхнув своим дыханием, мягкий локон у нее на виске, — мне почему-то кажется, что ты лжешь — так же, как и я.

Неожиданно для самого себя он поцеловал ее, а она, как ни странно, не оказала сопротивления.

Сесилия была растеряна, слегка возбуждена и очень напугана. В прошлый раз Делакорт был пьян, потому и решился на такое безумство, но сейчас… он обнял ее нежнее, упиваясь страстным поцелуем.

Сесилия, словно по мановению волшебной палочки, перестала негодовать. Ее пальцы, вначале жестко упиравшиеся в грудь Дэвида, машинально сомкнулись на лацкане его сюртука.

Делакорт пытался внушить себе, что по-прежнему играет с ней, оставаясь при этом бесстрастным, но тут она тихо застонала, и он вконец потерял голову. Его ладонь скользнула к изящному изгибу ее спины. Пышная грудь Сесилии прижалась к его торсу. Делакорт перестал гадать, почему она ему нравится, — он был способен думать только о том, как долго ее хотел.

Вдруг Сесилия приглушенно вздохнула, и восторг момента неожиданно испарился. Ощутив ее смятение, Делакорт прервал поцелуй и выпустил ее из объятий.

Она смотрела мимо него на что-то за его плечом.

— Оставь меня в покое, Дэвид, — тихо попросила она, — и пожалуйста, убери руки.

— Мои руки при мне, Сесилия, — отозвался он, чувствуя, что порыв непрошеного чувства пропал окончательно. — А вот где твои?

Опустив глаза, она с ужасом увидела, что рука ее все еще сжимает лацкан сюртука.

Дэвид осторожно кашлянул.

— Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что другую руку ты найдешь где-нибудь под сюртуком. Скорее всего, на талии.

Сесилия отшатнулась от него как от огня и, округлив глаза, зашла за стол, будто эта материальная преграда могла помочь ей сохранить благоразумие.

— Убирайся! — прошипела она. — Не… не заставляй меня…

— Ты не должна бояться, Сесилия, — мягко перебил он, — я не из тех мужчин, которые принуждают женщин к любви.

— Нет? — с вызовом спросила она. — Значит, женщины сами падают к твоим ногам? Делакорт лениво улыбнулся:

— Бывает и так.

— Можешь на это не рассчитывать! К своему удивлению, он уловил в ее тоне неуверенные нотки.

— Сесилия, — ласково сказал он, оставив насмешки, — желанием нельзя управлять, как бы тебе этого ни хотелось. И заставлять другого человека подчиняться нехорошо. Надеюсь, ты понимаешь, о чем именно я веду речь?

— Скажи мне, Делакорт, — бросила Сесилия с вызовом, — какая женщина захочет быть соблазненной мужчиной, оскорбившим ее?

Внезапно он понял, что тяготило ее — презрение к самой себе, а хуже этого ощущения и быть не может.

— Милая, — ласково произнес он, — не пора ли тебе простить меня за то, что я когда-то заставил тебя испытать плотское желание? И самое себя — за то, что ты возжелала мужчину, которого не слишком уважаешь?

Кровь отхлынула от ее лица.

— Пойми, Сесилия, — продолжал Делакорт, — взаимное притяжение, которое вдруг возникает между двумя людьми, — это ее величество Судьба. Удача или злой рок — назови как угодно, но суть от этого не изменится. Помоги нам Господь! Только не нужно меня обвинять. Это несправедливо.

Сесилия то ли усмехнулась, то ли всхлипнула — она, и сама не смогла бы разобраться.

— Это похоже на сумасшествие, Сесилия, — тихо продолжал он. — Человек просто сходит с ума от желания, но достаточно это сделать — и все пройдет.

«А может, и не пройдет», — подумал он, но вслух не сказал.

— Ты в этом большой дока, не так ли? — прошептала она еле слышно.

— В чем именно?

— В искусстве соблазнять.

Дэвид молча покачал головой. Похоже, разговаривать с ней бесполезно.

Сесилия провела ладонью по столу.

— Может, все-таки уйдешь? — попросила она. — Иначе придется уйти мне.

— Ладно, Сесилия, иди, — сказал он с горькой усмешкой. — Пусть у меня будет еще одна причина для угрызений совести.

— Да никогда в жизни ты не испытывал угрызений совести!

Она была не права, но Делакорт оставил этот выпад без ответа.

— Ты назвала меня бездельником, Сесилия, — тихо сказал он. — Такое оскорбление трудно проглотить.

— Значит, схватив меня в охапку, ты, таким образом, отомстил за оскорбление?

Делакорт нехотя признал ее правоту — и, помимо всего прочего, этот сегодняшний поцелуй был величайшей глупостью с его стороны.

— Ладно, Сесилия, ты победила, — ответил он, вздохнув. — Я клянусь, что больше тебя не трону! Я буду твоим пленником, и ты, наконец, сможешь сделать то, что должна была сделать много лет назад.

— И что же именно? — мрачно спросила она. — Застрелить тебя?

— Да нет, — Делакорт усмехнулся, — наставить меня на путь истинный.

Сесилия словно приросла к полу, и в этот момент раздался громкий стук в дверь. Оба они резко повернули головы.

В комнату вплыла миссис Куинс, само воплощение христианского негодования.

— Пойдемте со мной, миледи, — начала она, ткнув пальцем в потолок. — Опять Нан таскает Молли за волосы и ругается, как боцман. А все из-за парня, который утром принес уголь!

Сесилия отправилась отчитывать заблудшую Нан и провела весь день в цехах, оказывая обитательницам «Дочерей Назарета» моральную поддержку. Оставшись один в кабинете, Дэвид заскучал, но постарался убедить себя в том, что без нее ему все-таки лучше: когда у человека вырывают больной зуб, во рту, конечно, остается дырка, однако заканчиваются страдания.

Ничего серьезного не произошло, просто он, как всегда, от нечего делать пококетничал с красивой женщиной. Но, черт возьми, Сесилия слишком не уверена в себе! А ведь она уже вдова — ей надо бы, расслабившись, насладиться свободой.

Впрочем, мужская интуиция настойчиво подсказывала Делакорту, что сегодня днем она уже не вернется в кабинет, а значит, о наслаждении свободой не могло быть и речи. Поэтому он направил все свое внимание на стопку бумаг и писем, которую оставил ему Коул. Первым было письмо из министерства внутренних дел. Как видно, шум, который Дэвид поднял там, не остался без последствий. Дело об убийстве Мэри ОТэвин было тут же передано начальству береговой полиции — необычный, но впечатляющий факт. Отлично!

Делакорт вскрыл второе письмо, доставленное в миссию нарочным. К его удивлению, на исцарапанный стол выпал банковский чек с подписью Эдмунда Роуленда. Подняв его, он взглянул на аккуратно пропечатанные нули и тихо присвистнул. Боже правый! Выходит, в «Бруксе» недаром смеялись над стариной Роулендом! Эта рыжая бестия, в самом деле, обобрала его до нитки. Интересно, как ей это удалось?

Черт возьми, опять его мысли вернулись к Сесилии! И когда только это кончится? Он яростно взрезал ножом очередное письмо.

Одеяла! Дэвид вздохнул. Северный церковный приход жертвует миссии дюжину одеял. Что ж, тоже неплохо. Потом шли письма от двух самых крупных благотворителей — видимо, так же, как и Роуленд, они жертвовали миссии деньги для очистки собственной совести.

По наблюдениям Дэвида, Коул и леди Киртон в отличие от Сесилии умели лишь с высокомерным видом раздавать советы. Но чтобы навести порядок в нищем и преступном Ист-Энде, надо, засучив рукава, постараться, как следует осушить это болото человеческих пороков.

Делакорт вдруг спохватился. Да что это с ним, ей-богу? Неужели он тоже становится праведником?

А как же его репутация? Проведя здесь всего два дня, он уже приобрел образ мыслей эдакого моралиста-лицемера. Если так пойдет и дальше, то он, пожалуй, скоро начнет бороться за профсоюзы и, как человек чести, вынужден будет уйти из «Брукса».

Сесилия оставила с Нан и Молли миссис Куинс, но никак не могла собраться с духом, чтобы вернуться в кабинет. Все еще чувствуя дрожь в коленях, она еле-еле плелась по темному коридору, словно приговоренная к смерти по пути на эшафот. Подойдя к двери, она взялась было за ручку, но, струсив в самый последний момент, убежала в гостиную.

Боже правый, неужели она совсем потеряла благоразумие? Сесилия подошла было к бюро орехового дерева, уперлась в него руками, нагнула голову и, глубоко дыша, постаралась успокоиться. Опять она позволила Делакорту себя разозлить! И не только разозлить… При всем своем богатстве и влиянии он просто-напросто наглец и распутник, но она по-прежнему теряла голову от одного взгляда его зеленых глаз…

Черт бы его побрал! Сесилия резко села и хватила кулаком по крышке бюро. Стоявшая на нем свеча, выпрыгнув из подсвечника, скатилась на пол. Не обратив на это внимания, Сесилия поднялась и начала мерить шагами комнату. Господи помоги, он будет работать вместе с ней в миссии целых три дня в неделю! При мысли об этом у нее противно заныло под ложечкой.

Она подошла к окну. Внизу, на улице, как всегда, было оживленно. Проехала тележка с углем, прошел торговец, затем элегантная карета, запряженная четверкой лошадей, повезла корабельного магната в южный док, встречать торговое судно. Обычный день на Пеннингтон-стрит.

Сесилия медленно отвернулась. Надо пойти домой, принять ванну, прокатиться верхом. Выпить, в конце концов. Все, что угодно, только не эта пытка!

Внезапно дверь распахнулась, и, к удивлению Сесилии, в комнату вошла Китти ОТэвин, неся стопку свежевыстиранного постельного белья. Сесилия двинулась ей навстречу, и девушка от неожиданности испуганно вскрикнула.

Тут же забыв про свои тревоги, Сесилия взяла у Китти простыни и положила их на кресло.

— Я напугала тебя, Китти? — тихо спросила она. — Прости.

Китти покачала головой.

— Нет, миледи. Просто я… просто… — Она продолжала дрожать.

Взяв ее за руку, Сесилия подвела девушку к дивану.

— Сядь, Китти. Мне надо с тобой поговорить. Китти нехотя опустилась на диван.

— Со мной все в порядке, миледи.

Улыбнувшись через силу, Сесилия села на другом конце. Китти казалась очень усталой: под глазами темные круги, да и вообще вид такой, будто она всю ночь напролет таскала камни.

— Как ты себя чувствуешь, Китти? Ты что-то плохо выглядишь.

Китти, отведя взгляд, механически повторила:

— Со мной все в порядке, миледи. Осторожно протянув руку, Сесилия заправила девушке за ухо выбившуюся прядку русых волос.

— Китти, твоя жизнь только начинается, а ты уже потеряла сестру. У тебя есть еще родные? Есть куда пойти? Я могу устроить тебе переезд — в Ирландию, даже в Америку, если нужно.

Китти, уставившись на свои колени, покачала головой.

— Нет, миледи, у меня никого больше нет.

— А ты думала, что тебе делать дальше? Скажи, чем мне помочь тебе? Хочешь, я найду тебе работу? На хорошую прачку всегда спрос.

Китти встревожено посмотрела на Сесилию.

— Нет! Мне нравится здесь. Я бы хотела остаться. Я буду много работать, миледи, клянусь!

Сесилия погладила ее по руке.

— Китти, дело не в работе…

Она замолчала. Ей хотелось сказать, что женщины, приходящие в миссию, должны научиться какому-то ремеслу и вернуться домой, но Китти была слишком подавлена, чтобы безболезненно воспринять это.

— Конечно, ты можешь остаться здесь и жить, сколько пожелаешь, — заверила она девушку. — Послушай, Китти, а ты больше не вспомнила ничего важного для полиции? Какие-нибудь сведения, которые помогли бы найти убийцу?

Китти отрицательно покачала головой, но Сесилия продолжала настаивать:

— Ты можешь сказать, Китти, почему вы все трое вдруг пришли в миссию? Мне это кажется очень странным.

Китти, наконец, подняла глаза.

— Это Мэг придумала, — тихо заговорила она, — и Мэри. Как-то поздно вечером они поднялись в нашу комнату, разбудили меня и сказали, что уходят. Мне ничего не оставалось, как только пойти с ними. Вот и все, что я знаю, — закончила девушка срывающимся голосом, и при этом взгляд у нее был такой, будто она хотела убежать из комнаты.

— Понятно. Ты можешь продолжать работу, если хочешь, я больше не буду тебя беспокоить.

Когда Китти ушла, Сесилия немного успокоилась, но на душе у нее было как-то печально. Собственные неприятности по сравнению с чужими горестями показались ей сущим пустяком. Часы на каминной полке пробили три. О Боже, пора домой! Решив не возвращаться в кабинет, она сразу же спустилась на первый этаж.

Посетителей в магазине не было. Расторопная Этта уже пошла за каретой. Продавщица старательно подметала пол. Сесилия повернулась к двери, чтобы снять с вешалки свой плащ, как вдруг услышала, что та обращается к ней.