Любовь под прицелом

Любаша побледнела и, не задавая вопросов, бросилась укладываться. Два чемодана, вещмешок, саквояж — ну и прибарахлились же мы за короткое время. Ничего, как говорят, своя ноша не тянет… Где нам укрыться до автобуса?

— Как станем расплачиваться с хозяевами? — Любаша выжидательно смотрит мне в глаза. — Знаешь, Коленька, не хочется платить им этими… ну, сам понимаешь… Ведь относились они к нам, словно к родным.

— Фальшивками? Ни за что! Оставим в виде платы хрусталь, который я привез из командировки…

— Хрусталь?

Я достал из мешка ярко раскрашенную коробку с сервизом. Расставил на столе рюмки, вазочки, фужеры…

— Какая прелесть!

— Отдавать не жалко? Любаша не ответила — бросила мне на плечи тонкие руки, прижалась всем телом и потерлась лбом о мой подбородок.

— Спасибо, мой хороший, самый лучший… Может быть, добавим к хрусталю несколько шкурок… Я увидела их в твоём мешке… Куда нам столько?

Сейчас мне вообще ничего не нужно… кроме автобуса. Но до его отправления — три с половиной часа… Господи, как же медленно движется время!

Дарья Павловна от предложенной платы категорически отказалась.

Даже не думайте! Что, на мне креста нет, чтобы обдирать хороших людей? Продукты таскали, поили-кормили, да еще — хрусталь с мехами? Не будет этого, не будет… Порешили уезжать — пусть дорога гладкая, пусть болезни и злые люди обойдут стороной… А мы вам на дорожку — грибков маринованных, сметанки свеженькой, вареньица голубичного. Кушайте на здоровье, не забывайте…

— Скажите, Дарья Павловна, в пять от вас уходит единственный автобус?

— Почему единственный? Через полчаса пойдет наш, леспромхозовский… Правда, только до Настасьевки, но та тож на железке стоит…

— Полчаса? Успеем! Должны успеть!

Дашенька тут же полезла в погреб. Дарья Павловна принялась хлопотать на кухне. Минут через пятнадцать нам вручили добрых полмешка продуктов.

— Куда столько? Рук не хватит тащить…

— Почему не хватит? — удивилась Дашенька. — Мы с маманькой, когда едем на рынок в город, больше несем… Рюкзак — за спину, мешок — под мышкой, чемоданы — в руки… А ваша жена еще кое-что прихватит…

Девочка так живо показывала свой метод переноски вещей, что, несмотря на спешку, мы с Любашей дружно расхохотались.

Меха и хрусталь пришлось оставить тайком — спрятали в хозяйский шкаф, прикрыли одежонкой. Когда найдут — мы будем далеко.

Нагрузился я по Дашенькиному методу. Люба подхватила саквояж и мешок с продуктами, и мы двинулись в дорогу. На прощанье попросил я хозяйку заглянуть к Ижице и передать ему: заболели, мол, родители у Никанорова, вынужден он вместе с женой срочно уехать, предупредить вас не смог… Как узнал о болезни? Телеграмма пришла… Не станет же Ижица проверять на почте…

Древний автобус — наверно, еще довоенного выпуска, чиненный-перечиненый, поскальзывая на наледях, медленно полз по зимней дороге. Небо, перегруженное хмурыми тучами, посыпало тайгу мелким колючим снежком. Ветер, подхватывая снежинки, растаскивал их по сугробам, крышам домов, по ухабистой дороге.

До чего же жалко покидать насиженное место, полюбившийся маленький поселок лесорубов и деревообработчиков! Снова бездомными зайцами мчаться неизвестно куда, ожидая на каждом шагу либо бандитскую месть, либо омоновские наручники. Пассажиров в салоне немного. Впереди сидит старик, придерживает ногами корзину. С другой стороны — молодайка со спящим на руках ребенком. Задние места оккупировала тройка молодых ребят с банками заграничного пива… Похоже, они употребляют не только этот напиток. Пьяные песни, выкрики, слезливые объятия…

Мне сейчас больше по нраву пришелся бы переполненный салон, где легко укрыться от возможных соглядатаев… Впрочем, кого я могу заподозрить? Старика? Молодую женщину? Или перепившуюся компанию?

Нет, в автобусе бояться нам некого… И все-таки щемит сердце, предсказывая новые беды.

На крутом повороте из седой мглы выскочила легковушка. Едва не врезалась в автобус, с трудом отвернула. Фары высветили салон «жигулей»…

— Гляди, Коленька!… Пельмень… И Владька на заднем сиденье! Господи, как же быстро они сориентировались!… Не дай Бог, | остановят автобус… Тогда мы пропали…

Лишь бы не остановили!

Я обнял девушку за плечи, привлек к себе. Она не успокоилась, но и не плакала. Сидела, словно неживая, не сводя испуганного взгляда со снежной пелены за окном.

Ну, ладно, Пельмень — это понятно и объяснимо! Но откуда взяться Владьке? Ведь тогда, когда мы с ним встретились в Иркутске возле камер хранения, он говорил: через полтора часа отбываю. Упомянул еще, что поедет обратным маршрутом, собирая по дороге дань с получателей наших пакетов… И вот встреча на таежной дороге…

Объяснение напрашивалось одно: помощник Тихона узнал от Пельменя, что пачки с фальшивками не хватает! И Владька не уехал. Созвонился с Тихоном, доложил тому обстановку и получил приказание: найти беглецов и представить на бандитски суд в Москву…

И вот приказание шефа исполняется. Пельмень случайно узнал о том, что «извозчик» проживает в леспромхозовском поселке, немедленно сообщил об этой радостной находке Владику, они оседлали машину и помчались в поселок…

Права Люба: от этих волков можно ожидать всего самого страшного… Сейчас они проскочат в поселок, у первого встречного алкаша узнают, в каком доме мы квартируем. Постучат в игрушечный теремок, выпытают у простодушной Дарьи Павловны, когда уехали ее постояльцы… Бросятся в погоню… Значит, ожидать их можно как минимум через час…

Выход один.

— Аэропорт поблизости есть? — спросил я у водителя.

— Большого нетути, а местные линии — рядышком, сейчас будем проезжать, — словоохотливо проинформировал шофёр, | дружелюбно косясь в мою сторону. Дорога — адская, глаз да глаз нужен. — Что же ты, мастер, сбегаешь от нас? Не понравилось, да?

Сообщил апробированную на Дарье Павловне причину неожиданного отъезда: родители заболели, вызывают…

— Родители — святое дело, — согласился водитель. — В аэропорте выходить станете или как?

— Обязательно… Жене дурно — не выносит автобусов. Уж лучше — самолетом.

— Бывает… Автобус у меня — времен царя Гороха. Дымит, плюется, чавкает — тута и здорового мужика затошнит. А бабы, дело известное, слабые, больнючие… Не знаю, как твоя жинка полет перенесет. Здеся не самолеты летают — самолетики, — пренебрежительно хмыкнул водитель. — Болтаются они в воздухе, будто дерьмо в проруби… А вам куда ехать-то требуется?

Хотелось крикнуть: куда угодно, лишь бы подальше да побыстрей! Ограничился пояснением: в Читу либо на любую станцию ближе к железке.

Водитель глянул на часы, увеличил скорость. Чудо довоенной техники недовольно чихнуло, но поехало быстрее.

— Через часик — рейс на Дубровку. Оттуда пересядете до Читы. А там — дорога широкая, далекая, мигом до родителев доскачете… Или — куда хотите…

Не так-то прост этот мужик в рыжем свитере и лисьем малахае. Кажется, он заподозрил неладное, не шибко поверил в «болезни» отца и матери. Но ведь не копнул глубже, не принялся выпытывать — зачем, куда… Во мне шевельнулось теплое чувство к таежникам — к хозяйкам затейливого теремка, к водителям ЗИЛов», даже к Ижице, немало перепортившему мне крови. И к хитрому и одновременно простодушному водителю леспромхозовского автобуса.

Если удастся спастись, затеряться, выжду годика два, и обязательно поселюсь в полюбившемся поселке. Не нужны хвалённые удобства, не прельстить меня театрами да концертами, не заманить асфальтом тротуаров и дорог.

До самого аэродрома мы смотрели не вперед — назад. Вот мигнули фары — какая-то машина догоняла медленно ползущий автобус… Любаша спрятала лицо на моей груди, тихо ойкнула… Нет, не легковушка — самосвал… Где же этот чертов аэродром?

Сколько можно мучиться?

Остальные пассажиры крепко спали. Старик, переставив тяжёлую корзину с пола на колени, обнял ее руками и заливисто храпел. Молодайка пристроила младенца на пустующее место рядом с собой, защитила поставленным набок чемоданом и тоже спала. Пьяная троица дремала, то и дело просыпаясь и прикладываясь к своим жестянкам. Судя по их состоянию — с минуты минуту должны отрубиться.

Мы пересели на передние места, вплотную к водителю. Будто подталкивали его — быстрей, быстрей!

— Я озябла, — пожаловалась Любаша, спрятав руки под полу моего ватника. — согрей, пожалуйста.

Будь мы одни, она грелась бы в другом месте, там, где дремлет её любимая игрушка. Салон автобуса, наполовину заполненный пассажирами, таит опасность. Вдруг проснётся старик, или примется качать своего ребёнка молодая мать. Увидят женщину, бесстыдно запустившую руку в мужскую ширинку…

Впрочем, сейчас беглецам не до сексуальных игр, и Люба отлично это понимает…

Наконец, автобус остановился возле неброской избушки антенной на крыше… Слава Богу!

На прощание я сунул в ладонь водителя две фальшивки — что я мог еще дать, если «чистые» купюры необходимы для билетов на поезд, самолет… Подделки там — оставленные следы, по которым даже сыщик первого месяца службы вычислит беглецов.

— Станут о нас спрашивать — скажи, друг, не видел и не слышал. Может, дескать, на попутке ускакали — мало ли сейчас их шастает на трассе. Самосвалы, грузовики, служебки…

— Не учи папу детей делать, — рассмеялся водитель. — Я такого наплету — уши торчком встанут… Понял? Сделаю. А вы с бабой из аэроизбушки носа не кажите… Ежели я тебя, паря, правильно понял, эти твои нелюди станут обшаривать кажный дом. А уж аэропорт — в первую очередь… Не сумлевайся — все сделаю чин по чину!

Может быть, сдержит водитель данное слово? Правда, надежды на это маловато. Подсунут нож под рыжую бороду — мигом расколется. Кому помирать охота… А может быть, и не расколется — мужик вроде тертый, не из пугливых…

Едва мы вбежали в аэроизбушку, и приникли к заледенелому окошку, мимо проскочила легковушка. Ее болтало по дороге, бросало из стороны в сторону… Господи, сделай так, чтобы «жигуль» врезался в кедр, рассыпался и вознесся на тот свет вместе с нелюдями, сидящими в его салоне!

Сейчас Пельмень с Владькой догонят автобус, добродушный шофер охотно расскажет, где и зачем высадил мужчину с женщиной… Нет, не скажет, но Владька догадливый парень, сообразит, что к чему…

Ровно через полчаса мы с Любашей вылетели на Дубровку. В иллюминатор увидели — к избушке аэродрома на бешеной скорости примчалась машина, из нее выскочили двое… С высоты трудно разобрать, кто именно, но я был уверен — Владька и Пельмень,

4

Любаша нервно смеялась. Постепенно смех перешел в истерику. Задыхаясь, твердила: спаслись… убежали… Слава Богу!

В салоне — пятеро пассажиров. Самолет крохотный, не самолет — пчелка, большее количество пассажиров для него непосильная нагрузка.

Рядом с нами без умолку трещат две женщины. Перебирают косточки соседкам, их мужьям и детям. Мужчина с лопатообразной бородой уткнулся в толстую книгу, шевелит губами, и его усы потешно вздрагивают.

— Перестать, Любонька, успокойся… Все прошло, все позади. Сядем в Дубровке на поезд, домчит он нас до Читы, а там сообразим, куда податься.

— Ку… да мы по… едем? — Девушка подняла мокрое от слез лицо. — Мы с тобой… на крючке… Не сорваться с него, не уплыть… Во всем виновна… одна я… Прости…

Сколько я ни утешал подругу, сколько ни доказывал ей, что мы спасены, что никому нас не догнать — ни бандитам, ни милиции, ничего не помогало. Правда, истерические всхлипы становились тише и реже, но слезы лились непрерывным потоком, и моя рубашка насквозь промокла.

К тому же я не был уверен в нашем спасении. Не найдя беглецов в аэропорту и выспросив кассиршу, Пельмень и Владька узнают, куда мы исчезли. Немедля бросятся к телефону… Но для этого им придется совершить обратный бросок — междугородней связи в избушке, кажется, нет. Впрочем, она есть, но не для

пассажиров… Хотя такие, как посланцы Тихона, под угрозой оружия заставят соединить их с Москвой…

Неужели у Тихона столько подручных, чтобы блокировать каждый вокзал и аэродром? А для того чтобы «стянуть силы» к определенному месту, нужно время.

Сколько продлится полет? Максимум полтора часа… Я переходил от отчаянья к надежде и снова окунался в отчаянье. Но сдаваться не собирался. В Дубровке схвачу первую попавшуюся машину, кину водителю оставшиеся купюры, осыплю его фальшивками, и он домчит нас на железнодорожный вокзал… Никаких автобусов, никаких такси. Билеты на пассажирский поезд покупать не стану — останется след! Товарняк, цистерны, платформы — вот наш транспорт до Читы!

Погоди, Николай, не спеши. Соблазненный невероятной платой водитель — тоже след, да еще какой! Заметят нас на вокзале — новый след…

Значит, нужно схитрить. К примеру, купить билеты до Улан-Удэ, а поехать в Читу. Спросят бандиты кассиршу, а она — в ответ: были такие, мужчина и женщина, купили билеты до Улан-Удэ. Все, след потерян…

Господи, до чего же противно! Повсюду — фальшь, вранье, подлог… И снова твержу про себя: паспорт фальшивый, жена фальшивая… Что за время пришло — насквозь прогнившее, в паутине лжи, в дерьме взаимного обмана!

Любаша умолкла, прижавшись к моей груди, сладко засопела. Спит? Отлично! Успокоится, придет в себя, легче будет перенести следующий этап нелегкого путешествия…

Самолетик пошел на посадку. Он делал широкие круги над полем, будто присматриваясь к местности, выбирая место поровней.

Я осторожно разбудил Любашу — прикоснулся к ее лбу губами. Она вздрогнула, потерла — соиные глаза, удивленно оглядела салон.

Женщины перестали судачить, взялись за узлы и чемоданы. Бородач закрыл книгу, огорченно вздохнул — дескать, на самом интересном месте прервали, — приник к иллюминатору.

Самолет коснулся колесами грунта, подпрыгнул, снова покатился по траве и, наконец, замер невдалеке от избушки, похожей на ту, от которой мы улетели.

Снега уже не было, тучи разошлись, и в разрыв глянуло неяркое зимнее солнце. Сразу стало веселей. Мы с Любашей вытащили вещи из самолета, сложили их грудкой и принялись ждать какого-нибудь транспорта. Не тащить же чемоданы и мешки через. все летное поле!

К самолёту подкатили два «жигуленка». Из них вышли четверо парней.

— Здорово, — доброжелательно обратился один из них ко мне. — С прилетом… А мы заждались…

Сердце вздрогнуло и покатилось вниз, в желудок. Вот то, чего я боялся, — Владька позвонил не Тихону — дубровским своим| дружкам…

— По-моему, вы ошиблись адресом, — изобразил я крайне недоумение. — Может быть, вам нужен тот бородач? — показал на мужчину, читавшего в полете книгу.

— Нет, ты нужен… И не поднимай шухера, сявка, никто тебе не поможет… Побазарим в другом месте.

Парни помогли мне избавиться от багажа, затолкали его в багажник одной из машин. Чемоданчик и саквояж Любаши небрежно бросили в другую. Предупредительно открыли двери.

Ожидать помощи действительно не приходилось. Бородач и женщины, пугливо оглядываясь на встречающих меня парней, быстрым шагом шли по направлению к избушке.

— Тебе особое приглашение требуется? — с неприкрытой злостью бросил здоровяк в куртке с капюшоном. — Можешь дождаться — пинка в задницу.

Мы с Любашей двинулись к машине, но второй парень грубо оттолкнул девушку.

— Баба поедет в другой машине…

Пришлось подчиниться. Тем более что парни перешли от слов к делу — один из них с такой силой толкнул меня, что я не влез — влетел в салон. Парень в куртке подсадил Любашу.

«Жигуленки» двинулись рядом, будто на параде.

Я не сводил глаз с девушки, сидящей на заднем сиденье другой машины, видел ее лицо, затуманенное слезами, руки, обхватившие голову.

— Не боись, сявка, ничего с твоей бабой мы не сделаем… Полапаем, не без того, но цела останется… Ежели, конечно, ты будешь паинькой-мальчиком…

Рядом с аэроизбушкой дорогу перекрывали ворота. Они был открыты и, по-моему, не закрывались со времени своего возведения.

Когда машины приблизились к воротам, из-за поворота вынырнул милицейский «газик», развернулся и перекрыл проезд.

— Засада, Васек! Круги в другую сторону! — диким голосом заорал сидящий рядом со мной похититель, выхватывая из кармана пистолет.

Но и позади дорога была уже перекрыта — откуда-то появились еще два «газика». Из них выскочили милиционеры и солдаты внутренних войск.

Неожиданно второй «жигуленок» вильнул в сторону и, подпрыгивая на кочках, рванул прямо по полю. За ним погнался один из «газиков».

Последнее, что я услышал — отчаянный крик Любаши:

— Прощай, Коленька! Прощай, родной!

Эти прощальные слова донеслись до меня, заглушая рев моторов, треск выстрелов, ругань бандитов…

5

— Вы уверяете, что ваша фамилия Никаноров? — вежливо спросил мужчина в штатском, перелистывая мой паспорт.

— Странный вопрос… Вы держите в руках мой паспорт, там всё указано… К чему этот допрос?

В дежурке дубровского отделения милиции мы с капитаном — так он представился — одни. Парней в наручниках допрашивает другой следователь в соседней комнате. Когда меня вели дежурку, я увидел в приоткрытую дверь водителя «нашей» машины. Теперь он, наверное, изображал невинного человека, случайно попавшего в бандитскую компанию… Кажется, его именовали Васек…

На меня наручников не надели. Это обнадеживает.

— Давайте договоримся: я задаю вопросы, вы отвечаете…

— Согласен… Я ведь только не хочу тянуть время… Разрешите, товарищ капитан, задать единственный вопрос. После вашего ответа готов дать исчерпывающие показания… Все выложу!

— Ну что ж, договорились. Слушаю.

— Девушку освободили?

Капитан ответил не сразу — сделал вид, что его заинтересовала какая-то запись в моем паспорте… Кажется, прописка. Пусть копает! Сейчас самое главное — судьба Любаши. Остальное меня не

интересует.

— К сожалению, второй машине удалось скрыться. Чистая случайность — наш «газик» проколол шину… Остальное понятно… В конце концов, машину мы отыскали, но… без водителя и пассажиров.

Капитан отложил в сторону мой паспорт. Разминаясь, заходил по комнате.

— Давайте прекратим темнить. Ваша фамилия не Никаноров, Чернов. Имя — Николай Иванович. Инженер-строитель, бывший прораб на одной из московских строек. Объявлен во всероссийский розыск.

Я склонил голову. Любаша была права — светлого будущего нам с ней не видать. Она — в руках бандитов, я — за решеткой.

— Особо разбираться с вами здесь — нет необходимости. Вами займутся московские коллеги… Но кое в чёмвы обязаны нам помочь.

Следователь наклонился к нижнему ящику письменного стола, достал серую пачку, развернул ее и принялся аккуратно раскладывать передо мной фальшивые купюры. Аккуратно выровнял края стопки.

— Нас интересует, где вы их получили! К изготовлению вы, понятно, отношения не имеете. Обычный агент по распространению. И еще — немаловажный вопрос: кому в нашем районе передавали, с кем связаны? Вы обещали полную откровенность — выполняйте обещание. Вам это зачтется…

Обычная присказка! Настучи — на год меньше просидишь. Но я не собираюсь ни стучать, ни сидеть! Мне необходимо разыскать Любашу… жену.

Запираться, врать не собирался. Но и открываться полностью нельзя. Во всяком случае, до тех пор, пока не освободят Любашу.

— Пакет с фальшивыми деньгами я случайно нашел в поезде, в туалете… Наверно, кто-то выронил… Решил истратить их на свои нужды. О подделке не знал, даже не подумал, что такое возможно…

Этакий примерный мальчик, наивный и честный. Неужели капитан поверит в мою правдивость? Однако мне не важно, поверит он или не поверит.

— Сколько денег было в пакете?

Если с Тихоном, получателях в Екатеринбургом и Красноярском я осторожничал, то покрывать преследующего нас Пельменя не было желания. Пусть он сам расскажет о Тихоне, я буду в стороне, меня не сочтут стукачом и, соответственно, не замочат.

— Восемь пачек… Подсчитал — всего чуть меньше десяти миллионов…

— Почему не взяли себе все пачки? Кому отдали оставшиеся… деньги, и почему?

Вопросы каверзные — не сразу сообразишь, что ответить. Впрочем, ложь станет правдоподобной, если в нее плеснуть немного правды. Смешать, взбить и полученный коктейль предложить капитану…

— Честно признаться, причина — обычная: боязнь. Все же целое состояние… Взял одну пачку. Куда девать остальные? Не выбрасывать же в урну… Когда вместе с женой…

— Я просил вас не лгать! Любовь Серегина — — вовсе не ваша жена!

И это известно!

— Вы ошибаетесь — жена! Не записанная, не венчанная, но — жена!

— Успокойтесь, я не хотел вас обидеть… Пусть будет жена…

В первый раз вижу смущающихся ментов!

— Когда мы с женой обедали в ресторане, — я подчеркнул слово «жена», — нас обслуживал официант по имени Костя… Хороший парень, услужливый… Уходя, я «забыл» пакет с семью пачками на стуле… Наверное, Костя подобрал.

Капитан долго изучал мою невинную физиономию. Я затаил дыхание. Неужели поверил? Тогда Пельмень останется на свободе… Что они вместе с Владькой сделают с Любашей?

Наконец, следователь огорченно вздохнул, вытащил из ящика стола несколько фотокарточек, разложил их передо мной веером.

— Знакомые есть?

Я пригляделся… Собственно, приглядываться, изучать необходимости не было. На второй фотокарточке слева — масленая, круглая физиономия официанта.

— Вот официант, за столиком которого я оставил деньги… А этот парень в куртке встретил нас на аэродроме… Остальные незнакомы.

Я закончил свою исповедь. Отдышался и снова — в лоб — высказал свою просьбу. В который уже раз. Освободить Любашу. Принять все меры к ее освобождению. Пообещал, после свидания с ней, дать дополнительные показания. По наивности думал, что капитан немедленно ухватится за данное обещание и пошлет всех своих сыщиков в разные концы области…

— Учтем, — равнодушно пообещал следователь. — Постараемся принять меры, — добавил он дежурной фразой, после которой мне стало ясно: Любаша для уголовки ценности не представляет. — Думаю, что ваша помощь следствию будет должным образом оценена в Москве… Спасибо.

— Я могу быть свободным?

— К сожалению, нет. Вы задержаны вместе с преступниками, уличены в распространении фальшивых денег. В Москву отправитесь по этапу.

Глава 7

1

В московском следственном изоляторе меня поместили в «блатную» камеру. В других — до тридцати человек, спят по очереди, в этой — всего пять. Мельком слышал, так содержатся либо стукачи, либо подследственные, родители или друзья которых дали администрации «на лапу».

В стукачи я вроде бы не записывался, родители, уверен, никому взятки не дадут, да и откуда у отца с матерью такие деньги? Кроме того, в памяти застряла занозой одна встреча на пересылке.

Ко мне подошел хмурый дядька с желваками на скулах и со шрамом на лбу. Проскрипел простуженным голосом:

— Отойдем в сторону, базар есть. Пока вертухаи баланду травят, никто не заметит…

Надсмотрщики весело беседовали в стороне, изредка поглядывая на подследственных. Видимо, обсуждали вчерашнее застолье…

Мы отошли в сторону, встали у стены прогулочного дворика. Закурили.

— С воли передали: вякнешь — замочат. Потому — помалкивай. Ежели станет невмоготу, прижмут менты, признайся: нашел деньги. Вина моя — решил не сдавать, пустить в оборот!…

Открыл Америку! Я давно признался о находке в поездном туалете. Будто предвидел сегодняшнюю беседу.

— На понт не беру, не думай. Стукнешь — твоя Любка в наших руках, вволю побалуемся с девкой, пустим на коллективку… После — и тебя, и ее…

Мужик ребром ладони полоснул себя по шее, улыбнулся и отошел в сторону…

Так почему же меня поместили в «блатную» камеру? Уж не свояк ли помог через милицейское начальство?… Позже узнал — точно, он. Услышал о моем прибытии и под давлением Фимкп быстро отыскал пути-лазейки в следственный изолятор…

Камера небольшая, стены оклеены старыми газетами, стекло, перечеркнутое решеткой, запылено — лучи солнца едва пробиваются сквозь толстый слой грязи. Нары — двухэтажные, рассчитанные минимум на десяток «жильцов». Еды полно. Передают то одному, то другому. По-видимому, родственники кооперируются, снабжают с таким расчетом, чтобы мы протянули весь месяц. Законная жратва скудная — если ноги не протянешь, то превратишься в дистрофика.

Единственная радость — книги. Библиотекарша разносит их целыми пачками. Выбирай и наслаждайся вволю, стараясь забыться, выбросить из головы все свои неприятности. И настоящие, и будущие.

Первую неделю мне пришлось превратиться в иждивенца сокамерников. Родителям сообщить не успели, Ольга, если бы даже узнала — не поторопилась бы подкормить попавшего в неволю муженька. И продовольственные, и вещевые передачи — впереди.

— Не дрейфь, браток, — смеялся сосед по нарам, цыган, попавший под следствие за угон частной машины. — Прокормим. Хата у нас дружная, живем табором, друг друга не обижаем… Заявится моя жинка — прикажу притащить коньячку, отметим твое новоселье…

— Как это коньячку? — удивился я. — По правилам передачи| спиртного, наркотиков и других «деликатесов» строго запрещены.

— Правильно, запрещены. Ну и что? Жинка моя баба хитрая, знает тюремные обычаи. Бутылку мне, три — вертухаям… Да что коньяк — она иногда нюхалку приносит. Когда выпросит за башли личное свидание. Я ей — под подол, она нюхалку — в карман… Бедовая у меня жинка, горячая — настоящая цыганка!

Действительно, в один из пасмурных предвесенних дней дежурный надсмотрщик приволок цыгану передачу и хитро ухмыльнулся:

— Зинка тут тебе подарочек передала… Гляди, поосторожней, Тару после мне отдашь… Дошло?

В передаче — две бутылки армянского коньяка, палка копченой колбасы, бананы, апельсины. Целое богатство!

Мы отметили мое новоселье. Дружно, весело. Коньяк заедали бананами и апельсинами. На ужин цыган выложил на стол ветчину, сервелат, тушенку. Продолжили праздник.

Не жизнь — малина. Этак я настолько привыкну к тюремному изобилию, что не захочу выйти на волю! На третий или четвертый день меня отвели к следователю. Опытные соседи камере научили нехитрой науке поведения. Прежде всего, старайся больше молчать. Прикажут: к стенке — выполни, не медли, иначе можешь заработать удар палкой. Откроет конвоир очередную дверь, прикажет: вперед. Руки за спину, не оглядывайся, не торопись. Шагай спокойно. Я в точности следовал этим добрым советам.

В комнате, куда меня привели, за столом — следователь. В штатском костюме, при галстуке. Лицо… Господи, что же это делается!

— Здравствуйте, Николай Иванович… Узнали?

Еще бы не узнать! Вошкин! Вот это встреча! После освобождения Фимки, и ликвидации ее подписки я был уверен, что больше не увижу его.

— Кажется, я превратился в семейного следователя, Сначала — Серафима Ивановна, теперь — вы… Ну что ж, как говорится, от судьбы не уйдешь… Как же такой человек, как вы, ухитрился попасть в неприятную историю? Никогда бы не подумал. Этакий коктейль: фальшивые деньги, поддельный паспорт, дружба с

преступниками… Тут одной статьей УК не ограничиться…

— Никуда я не попадал, Сергей Сергеевич! Обычное стечение обстоятельств. О фальшивках ничего не знал, был уверен — деньги настоящие, Бог мне их дал за все мои муки… Поддельный паспорт? Зацепка, конечно, имеется, но… Силы воли не хватило отказаться, обратиться в милицию… А уж о дружбе с преступниками я и говорить не хочу — элементарная выдумка…

— Разберемся…

— Я уверен, что с вашей помощью удастся доказать мою невиновность. Ведь мы с вами не один день знакомы… Кстати, как поживает ваша легковушка? Достроили ли дачу?

Вошкин покривился. Сочетание завуалированной просьбы о помощи с напоминанием о машине и даче, по-видимому, пришлось ему не по вкусу. Вдруг подследственный разоткровенничается с кем-нибудь другим, дойдет это до начальства — неприятности обеспечены!

По своему обыкновению, Сергей Сергеевич сделал вид, что ничего не слышал. Шалишь, дорогой, теперь я не отстану, ибо моя свобода и дальнейшая жизнь — в твоих руках. Тебе поверят, мне — никогда.

— Как же дела с машиной? Бегает?

— Бегает, — нехотя вымолвил Вошкин и тут же принял сугубо деловой вид. — Приступим к официальностям!

Он придвинул к себе бланк допроса, принялся заполнять шапку… Фамилия, имя, отчество… год рождения… национальность…

Неожиданно отодвинул бланк в сторону.

— Заполню позже… Рассказывайте.

— Что вы хотите узнать?

— Николай Иванович, прекратите этот цирк. Я знаю вас как благоразумного человека. Не заставляйте меня менять это мнение Вы задержаны с фальшивыми деньгами, признались в том, что распространяли их — покупали вещи и продукты. Около миллиона «подарили» официанту…

— Да, в этом виновен… Но относительно… Понимаете, Сер гей Сергеевич, случайно нашел на полу в поездном туалете пакет с деньгами: упакованные в пачки новенькие купюры. Сначала думал сдать в милицию, но потом решил: зачем лишать себя богатства? Ведь я не знал, что деньги фальшивые…

Короче, повторил — слово в слово — все, что поведал дубросвскому капитану. Пусть сверяют, пытаются поймать меня на деталях. Не получится. Я так затвердил свою версию, что меня не собьет и более опытный следователь, чем Вошкин.

— Находка — из серии детских сказок про Иванушку-дурачка. То, что вы не знали о происхождении банкнот, вообще недоказуемо…

— Но недоказуемо и обратное — что знал! Поставьте себя и мое место. Совершенно случайно в руки попадают миллионы, а у вас не хватает денег для достройки дачи. — Снова дача! Я колю ею в наболевшее место Вошкина, стараясь добраться до самого нутра, внушить — следователь обязан встать на мою защиту. — Может быть, какой-нибудь бизнесмен выронил пакет в необычном месте, все может быть, Господь Бог вознаградил своего верного слугу за честность — кто знает? Так почему я должен отдать полученное богатство? Чтобы в милиции прикарманили его и использовали для собственных нужд? Скажем, поменять старенький «жигуль» на новый «мерседес»… Ведь не секрет, что в органах служат разные люди: совестливые и подлые, честные и взяточники. И вам, поверьте мне, избавиться от них — бесчестных сволочей — никогда не удастся…