Лилит

— Послушайте, — заговорил Феликс, — она сейчас с минуты на минуту вернется и я не хочу, чтобы она застала вас здесь. А тем более тебя. — Я думаю, он это сказал Вадику, который молчал, потому что Владиславу он говорил «вы».

То что Вадик молчит, меня тревожило, значит, он боится и ему хочется убежать отсюда. Видимо, придется применить то средство, которое не хотелось бы, потому что люди не всегда любят чудеса. А вдруг они сразу возьмут и уйдут? Что я тогда буду здесь делать с Феликсом? Мне так и придется сидеть в шкафу, пока ему не надоест меня ждать.

Я, стараясь не шуметь, вынула из кармана пульт управления телевизором, который сунула туда сразу, как только вошла.

Я нажала на кнопку, экран засветился. И вдруг такой дикий женский визг (а телевизор был включен достаточно громко), потом жуткое рычание, даже у меня холодок пробежал по спине — по телевизору на ночь решили показать фильм ужасов, и там какое-то чудовище проглатывало кого-то прямо на глазах у девушки. Кричала она хорошо, почти как я. Очень жалею, что не видела реакцию этих троих, наверняка было на что посмотреть.

Сначала пришел в себя Владислав, он первым заскочил в комнату с телевизором. В зеркало я видела, как тупо он осматривается по сторонам, ища, кто это включил телевизор. Но от шума у него, по-моему, плохо стало со зрением. И он решил сначала выключить телевизор. Он нажал на кнопку внизу на, панели телевизора, и сразу наступила тишина.

А в комнату уже осторожно заглядывал Феликс. Не обнаружив ничего опасного, он переступил через порог и прошел дальше. Комната была большая, и дверь в этой комнате была сбоку, поэтому, как только он ушел за дверь, я не стала его видеть. К телевизору он не подошел и в зеркале поэтому не отражался.

Но Вадик оставался в прихожей, а мне нужно было, чтобы они все вошли в комнату.

Но наконец и он осторожно, пугливо, как бездомная собака к брошенной ей колбасе, подошел к двери и заглянул в комнату. Как и двое других, он увидел, что там нет чего-либо страшного: чудовище на волю не вылезло через экран и никого не проглотило больше, — и он вошел вслед за ними.

Мне это и было нужно.

Я тут же быстро, но без шума выбралась из своего укрытия, и пока там у них обсуждалось, что бы такое могло значить «самопроизвольное включение телевизора» — так это назвал Феликс, Вадик сказал, что он мог быть запрограммирован, и добавил еще что-то о реле времени (хорошо еще, что не о машине времени), но Владислав сразу заявил, что никакого реле времени здесь нет и быть не может. Я, пока они обсуждали это непонятное их мужским мозгам событие, закрыла дверь на ключ, а ключ положила в карман.

Рядом с дверью, в двух шагах, стояла табуретка, я ее специально поставила туда, когда приезжала второй раз, уже без Леночки.. Я ей потом расскажу обо всем, ей очень понравится, что я придумала и с телевизором и с этой табуреткой. Вообще-то табуретка здесь особенно ни при чем, а дело в том, что в этом доме, как и во всех старых домах, и счетчик, и пробки были не на лестничной площадке, а в самой квартире. Я бы до такого не додумалась, если бы не мой отец, приемный мой отец. Он был скрипачом и, кроме скрипки, в руках мог держать еще только смычок, так говорила моя мама, и поэтому, когда нужно было вкрутить дома лампочку или тем более забить гвоздь, все это делала или мама, или я. Вот и сейчас я взяла, встала на табуретку и быстро выкрутила обе пробки — сначала не ту, из-за которой свет в комнате, где был телевизор, гаснет, а другую — от нее зависело освещение на кухне, в ванной и коридоре (я это проверила заранее, чтобы раньше времени не всполошились эти трое), а потом и вторую.

Сразу наступила темнота и тишина.

— Так, начинаются шутки, — услышала я после минуты молчания злой голос Владислава, послышались не очень уверенные в темноте шаги и сразу же грохот. Владислав и предмет, на который он наткнулся, полетели на пол. То, что это Владислав наткнулся на что-то, было понятно по его голосу.

Пока он падал вместе с чем-то и ругался один, я соскочила на пол и почти бесшумно, а здесь это было не сложно — на полу лежали ковры, — убежала в комнату, ту, которая была смежной с еще одной.

— Кто эта женщина, которая здесь с вами? — кричал Владислав, может, он ударился больно, а может, ему стало страшно в темноте, но голос у него был очень злой. — Где она?

— Во-первых, нечего кричать на меня, — послышался сердитый голос Феликса. — А во-вторых, ее сейчас здесь нет. Она вышла на некоторое время и скоро придет.

— А я думаю, она здесь, — не успокаивался Владислав.

— А может, свет погас во всем доме? — Это высказал свое предположение Вадик; голос у него был такой тихий,. что я едва расслышала его.

— Надо посмотреть, — сказал Владислав, и стало слышно, как он опять осторожно начал передвигаться, судя по всему, к входной двери. — Есть у кого-нибудь зажигалка? — спросил он, вероятно, заблудившись.

— Я не курю, — гордо ответил Феликс.

— Я тоже, — поддержал здоровый образ жизни Феликса Вадик.

У меня была зажигалка, но я не хотела им ее давать.

— Черт, и я свою не могу найти! — злился Владислав.

Но сразу послышались металлические щелчки — это он добрался до замка. Он крутил его с минуту, пока не догадался в чем дело.

— Дверь закрыта на нижний замок. Нас закрыли здесь!

— Как закрыли? Кому это нужно? — Голос Феликса был недоверчивым и недовольным.

— Спросите у своей подружки, с которой вы сюда приехали, кому это нужно, — отозвался Владислав.

— Она не взяла с собой ключ. Она вышла и сказала, что позвонит в дверь, когда вернется.

— И от второго замка она тоже не взяла ключ?

— Я не знаю, сколько там в двери замков, я не считал.

— Вы уверены, что эта ваша подруга выходила из квартиры?

— Я сам ее проводил до двери, — зачем-то соврал Фет лике, а может, ему теперь так казалось.

— Тогда, значит, она вернулась и закрыла нас снаружи.

— А зачем она нас закрыла? — спросил Вадик.

— Нет, здесь что-то не так, — не ответил на его вопрос Владислав. — Нужно осмотреть всю квартиру. Неужели так и нет у вас у обоих ни спичек, ни зажигалки?

— Неужели нет ни спичек, ни зажигалки у вас у одного? — ядовито передразнил Феликс.

В это время в прихожей загорелся слабенький свет.

— У меня все есть, — немного преувеличил Владислав, но зажигалка у него действительно была.

— Нашел? — спросил Вадик, но ему никто не ответил.

Сквозь дверной проем я увидела, как слабенький отблеск света замерцал, Владислав с зажигалкой в руках решил теперь обойти квартиру. И кажется, он направился в комнату, в которую забежала я.

Нужно было куда-то спрятаться. Но я не смогла сразу сориентироваться, куда именно, и поэтому сразу прошла в смежную комнату.

А что дальше? Выбежать на балкон? Только он наверняка заглянет и туда. Я не подумала, куда мне прятаться — с Леночкой мы решили, что я так и останусь в шкафу, потому что он был большой, как маленький чуланчик. Надо мне было там остаться, или надо было продумать, куда прятаться.

Рядом со мной стояла кровать, и ничего лучшего мне в голову не пришло.

Я подумала, что спрятаться надо под кроватью, но сама, не знаю почему, откинула покрывало вместе с одеялом и, быстро забравшись на кровать, замерла, как испуганная ящерица. Нет, не просто замерла, есть такие, которые зарываются в песок, вот я стала похожа на такую.

Кровать была мягкая, и я в ней словно утонула.

Но какая беззащитность чувствуется на этих мягких кроватях.., нет, понять это может только женщина, ну, может быть, еще Вадик. Только у меня сейчас была другая беззащитность, потому что я сейчас чувствовала еще и страх, а это уже совсем, совсем другое.

Я лежала и ничего не видела и ничего не слышала. Нет, кое-что я услышала. Чей-то голос как будто произнес:

— Ну что, на балконе никого нет? — кажется, это Вадик спрашивал.

А я подумала: правильно, что я не выбежала на балкон.

— А под кроватью? — задал второй вопрос тот же голос.

И правильно, что под кровать я не забралась. Но только все равно очередь дошла до кровати, значит, сейчас они найдут меня.

— Черт, — услышала я голос, — в зажигалке бензин кончается.

Но прошло минуты две, а может, десять, никто не сбрасывал с меня одеяла, не искал под ним.

Я осторожно убрала одеяло чуть в сторону и выглянула.

Голоса доносились уже из другой комнаты.

Я сбросила с себя одеяло полностью, опустила ноги на пол. Что-то слегка укололо меня, когда я села на край кровати; я невольно схватилась рукой за это место и наткнулась пальцами на какой-то маленький предмет, я сжала его в ладони, на ощупь он был похож на заколку для волос. Даже не задумавшись, я сунула ее в карман, соскочила с кровати, дернула за угол одеяло и покрывало, чтобы они легли, закрывая простынь, как было и до меня, и выскочила на балкон. В это же время я прислушивалась к голосам в смежной комнате.

— Я позвонил, — вернувшись откуда-то с зажигалкой в руке, сообщил Владислав, но тут же потушил зажигалку, он берег бензин. — Скоро нас освободят.

— Кто? — спросил Феликс.

— Не важно.

— А что важно?

— А то, что я посмотрел и увидел, что вывернуты пробки. Щиток со счетчиком прямо около двери. Кто-то вошел, выкрутил пробки тут же выбежал и закрыл дверь. Там даже табурет стоит, на который становились. Кто это мог быть, Феликс?

— Откуда мне это знать? — Феликс не сказал про меня, но наверняка был уверен, что это я, а мог и не быть уверен, потому что мало ли кто мог вывернуть пробки и убежать.

— Откуда знать? Вы что, не знаете с кем вы сюда пришли?

— Я знаю; с кем я пришел, но сделать это мог любой, потому что дверь, кажется, была открыта. А ключ от нижнего замка мог оставаться в двери.

Я не думаю, что Феликс считал именно так, ведь я ушла и не вернулась, но уверенным на сто процентов, что это сделала я, он тоже не мог быть, ведь он не видел, кто это сделал.

— А что это вы пьете? — спросил Феликс.

— Минеральную воду, она в холодильнике стояла.

— Я не понимаю, — говорил Феликс, — почему вы здесь хозяйничаете, как у себя дома?

— А вам и не нужно ничего понимать, — отозвался Владислав.

— Что значит, мне не нужно ничего понимать? Кто мне может запретить понимать мне что-то или не понимать?

— Ваши умственные возможности в данном случае.

— Владислав, не помню, как вас по отчеству, я очень не люблю, когда меня оскорбляют. Многие потом очень сожалели о подобных словах.

— Время разбрасывать камни и время собирать, когда придет время сожалеть, тогда и буду.

— Не оказалось бы слишком поздно.

— Перестаньте пугать меня, как малолетний хулиган.

Пока что у нас есть общий повод о сожалении, то, что мы оказались здесь.

— А чего вы, собственно, боитесь?

— Я не люблю, когда сами по себе включаются телевизоры, гаснет свет и закрываются двери.

— Не любите? Такое с вами часто случалось?

— Не надо умничать, Феликс.

— А как это могло получиться? — подал свой голос Владик и по дрожи в его голосе было понятно, спросил он это, потому что очень хотел, чтобы ему сейчас все объяснили и успокоили. А я пожалела, что не могу поучаствовать в их разговоре, я бы сейчас рассказала для Вадика какую-нибудь страшную историю про мертвецов и вампиров, и уверена, он вышел бы отсюда таким, будто его голову целый час держали в растворе гидропирита.

— Ты мне вот что скажи, что у тебя было с Марией? — спросил Феликс Вадика.

— С какой еще Марией? — — С Машей, с Климовой.

— Это с ней вы здесь были, и она нас закрыла? — спросил Владислав.

— Не важно, с кем я был, важно, что у тебя, Вадим, с ней было.

— Феликс, ну что вы о каких-то женщинах, кому они нужны, а тем более сейчас, — плаксиво возмутился Вадик.

— Ну а почему бы не поговорить о них, женщины — цветы нашей жизни.

— Вы не перепутали женщин с детьми? — спросил Владислав.

— Нет, дети — это не цветы, дети — это крапива.

— А женщины — цветы, только от репейника, — с неприязнью проговорил Вадик.

— Да, я и забыл, тебя же привлекает как раз обратный пол!

— Какое ваше дело? Вас никто не трогает, и не лезьте к Другим. — Теперь в голосе Вадика послышалась легкая истеричность.

— Между прочим, дельный совет, — с легкой угрозой проговорил Владислав. :

— Да, да. Прошу меня простить, это, конечно, не мое дело. Но все-таки мне интересно, за что тебе заплатили те деньги, которые я тебе передал?

— Когда вы мне что-то передавали?

— На премьере моего спектакля.

— Феликс, вы что, поставили спектакль? — спросил Владислав.

— Не важно, что я сделал, а важно, что без меня этого спектакля не было бы. Так за что я тебе передал те деньги?

— А вы спросите у того, кто их вам дал для меня.

— Я бы с удовольствием это сделал, только этого человека больше нет в живых.

— Вы имеете в виду Мишель? — спросил Владислав.

— Да, именно ее.

— А какая вам разница, за что она мне заплатила? А вообще мне скрывать нечего. Она мне позвонила и сказала, что передаст через вас деньги за то, чтобы я переспал с этой, Маша Климова которую зовут. Она сказала, что хочет ей сделать подарок на день рождения. А мне какое дело?

— Нечего было вмешивать меня и просить познакомить тебя с ней.

— А чего такого, попросил познакомить и все?

— А что она теперь обо мне думает?

— А что она может думать? Что вообще женщина может думать? Она может быть только благодарна за то, что получила, — это высказался Владислав.

У меня появилось сильное желание выйти и дать ему по голове еще пару раз, как я это сделала у него дома.

— А кстати, — продолжал Владислав, — вы уверены, что вам деньги для Вадика дала Мишель, а не сама эта Маша Климова?

— Как это я могу ошибиться в том, кто мне дал деньги?

Нет, деньги мне Мишель передала.

— Ну, значит, Мишель. Мне какая разница.

На минуту они замолчали.

— Вадик, ты не можешь оказать услугу? — спросил Феликс. — Не закроешь балкон, а то что-то сквозит?

— А вы что, сами не можете пойти и закрыть дверь? — недовольно проговорил Вадик.

— У Вадика только один вид услуг, — засмеялся, но без какой-либо издевки, а даже одобрительно, Владислав, — и никаких других он не только не признает, но даже не знает.

Я прав, Вадик?

— Конечно, — сразу согласился Вадик и тут же застенчиво сказал:

— Я в туалет схожу.

— Ну и иди. Или тебе посветить надо? — пошутил Владислав.

— От входной двери налево и, не доходя кухни, справа, — объяснил Феликс.

Я услышала, как что-то загремело, кажется, упал стул, надо полагать, это Вадик стал пробираться указанной ему дорогой по своим делам.

Феликсу мешала открытая дверь балкона, он сейчас тоже может подняться с насиженного места и приползти сюда, чтобы закрыть ее. А если он перед этим выйдет на балкон подышать свежим воздухом?

Я оглянулась. Только что толку оглядываться, когда ты сидишь на балконе восьмого этажа? Балкон был, правда, очень большой, своим основанием опирался на карниз, и с обеих сторон метрах в полутора спускались с крыши водосточные трубы. Не то что я, не каждый каскадер решится спуститься по этим трубам.

Значит, мне нужно снова пробраться в комнату, второй раз они едва ли станут заглядывать под кровать.

— Кому вы звонили? — спросил в это время Феликс Владислава.

— Я вам уже сказал, что это не имеет значения.

— Для меня это может иметь значение.

— Не вашей жене, — усмехнулся Владислав.

— При чем здесь моя жена? Ей можете хоть обзвониться, скажете, что меня закрыли на целый год, она будет только рада.

— Это я так, примите как шутку.

— А если без шуток? Кто нас должен выпустить отсюда?

— Я же сказал, что вас это не должно волновать.

— Я все равно ведь увижу.

— Может, и увидите. А вы пришли сюда все-таки с этой, с Машей?

— А это вас не касается.

— Касается. Мне очень бы хотелось снова с ней встретиться, — он сделал ударение на слове «очень».

— Красивые женщины разве вас волнуют?

— Вас не должно волновать, что меня волнует, — обозлился Владислав.

Я решила, что мне пора возвращаться в комнату. И только я переступила через порог балкона, как услышала стук в дверь.

Я, как испуганный мышонок в свою нору, прыгнула обратно на балкон.

— Кто там? — услышала я голос Феликса из передней, он спросил так, словно он был у себя дома и кто-то постучал в его дверь.

— Ну вот, сейчас нас выпустят, — проговорил Владислав.

Я осторожно заглянула в комнату. Нужно теперь забираться под кровать или нет? Но тут я увидела чей-то силуэт в темном проеме двери смежной комнаты и снова не решилась.

А потом открылась входная дверь, и свет с лестничной площадки проник в квартиру.

И вдруг там у них стало происходить что-то непонятное: сначала голоса — одни возмущенные, другие сосредоточенные и злые одновременно, потом возмущенные голоса стали испуганными, вскрикнул Вадик очень по-женски, и все это вместе с шумом падающих предметов.

А потом случилось такое, что я на время потеряла способность двигаться. Хорошо, что это было недолго и сразу вместо этого я стала способна на то, на что в нормальной обстановке никто бы ни за что меня не заставил сделать.

Из комнаты доносился приглушенный, но нехороший шум. То, что он нехороший, чувствовалось по испуганным и по злым вскрикам, по какой-то возне, по отдельным фразам, непонятным и бессмысленным, когда не видишь, что происходит: «Что вы делаете?! Молчи (и дальше нецензурный эпитет)… Прекратите!.. Заткни ему (снова такое выражение)… Сейчас же убери руки, ты не видишь, кого схватил?!» Удары, стоны. Снова появился свет — приоткрылась входная дверь, кто-то выскочил, и сразу захлопнулась.

Тут я увидела, как какая-то темная масса движется по комнате, приближается к балкону, ко мне. Я отскочила от его двери, села, сжавшись в комочек, прижалась к стене в углу балкона.

«Темной массой» оказались двое тяжело дышавших людей.

Они, прижимаясь друг к другу, вылезли на балкон, с трудом протиснувшись в дверь. Они вынесли какой-то мешок.

— Давай, — сказал один из них, и они положили мешок на перила и сразу столкнули его. Через несколько секунд я услышала, как внизу этот мешок глухо шлепнулся о землю. — Давай, следующего, — сказал тот же голос, и на балконе появились еще двое и тоже с мешком.

Первые отошли в сторону, хорошо, что не в мою. И эта вторая пара сделала тоже самое. И вот, когда второй мешок, мягко хлопнув, тоже упал, я вдруг поняла, что это были за мешки — это были люди!

— Все, уходим, — сказал один.

На балконе, кроме меня, было еще четыре человека. Они уже собрались выходить, один даже вышел, был в комнате, как вдруг кто-то из троих оставшихся спросил:

— А это что такое? — И он указал в мою сторону, на меня.

Я не «что-то такое», я — это я — одушевленный предмет, точнее, существо, еще точнее, человек, а правильнее всего — женщина. И мне не только как женщине, но и даже как человеку, да пусть бы и просто как существу, мне все равно хочется жить, а я представила, что сейчас будет, я поняла, что может случиться со свидетелем такой вот сцены.

Я не стала ждать, когда они догадаются, «что это такое» там в углу балкона. Точнее, не я, а кто-то другой, кто руководит мной в таких вот ситуациях, потому что сама бы я на такое никогда не решилась — я вскочила на ноги, схватившись руками за перила, перелезла, правильнее даже — перескочила через них, потому что это так быстро у меня получилось, что я сама не заметила, как оказалась на противоположной стороне балкона, на карнизе, и если принять во внимание, что каждый этаж в этом доме гораздо выше, чем в современных панельных домах, то по тем меркам это примерно этаж десятый, а то и двенадцатый. Хорошо, что внизу подо мной не светилось ни одного фонаря и земли не было видно, а была только черная густая пустота, как черный натянутый брезент, а то бы даже и от страха не решилась на такое.

— Жека, держи его, ты чего? — крикнул кто-то из них.

Кажется, они в темноте приняли меня за мужчину.

Я не стала ждать, чтобы меня держал какой-то Жека (знакомое имя), а прижимаясь всем телом к стене, осторожно пошла по карнизу, подальше от этих.

Первый раз в жизни я пожалела, что я женщина, потому что я шла лицом к стене и то, чего у мужчин нет, а есть только у женщин (у меня второй размер), сейчас мне очень мешало. И уверена, что, если бы мне нужны были лифчики хоть на один номер побольше, я бы на карнизе не удержалась.

— Ну ты чего стоишь? Догони этого козла! — с возмущением произнес тот, который посоветовал Жеке держать меня.

— Ага, я че тебе, альпинист?

Мне кажется я узнала этот голос, это тот самый Жека, с которым я встречалась уже два раза. Жалко, лица его не вижу, а то интересно, прошел у него синяк или нет. Хотя, если честно, мне это не было интересно, особенно в тот момент. Гораздо приятнее для меня было бы в жизни никогда его не видеть.

— Ну-ка, отвали-ка в сторону, — услышала я еще чей-то голос, и он мне тоже показался знакомым.

И я увидела, как кто-то, отстранив стоявшего ближе всех ко мне, начал вслед за мной перебираться через перила балкона. Я в это время была уже у водосточной трубы. Схватившись за нее руками, как за соломинку, тем более она и была ненамного лучше, чем соломинка для утопающего, потому что так шаталась, что, кажется, чувствовала себя на этой стене еще ненадежнее, чем я, я осторожно перебралась на другую ее сторону, заодно и развернулась спиной к стене.

Пока я переползала мимо трубы, тот, который решил меня догнать, подобрался ко мне почти вплотную, он стоял уже совсем рядом, с другой стороны этой водосточной трубы. Сейчас я уже могла разглядеть его лицо, а он мое.

— А, сука, это ты, — он даже заулыбался. Это был тот худенький, маленький, которого я видела в Сережкиной мастерской вместе с Жекой. — Ну, сейчас поговорим, — пообещал он.

Я не собиралась с ним говорить — я никогда не отвечаю оскорблением на оскорбление и считаю это унижением для женщины. А он меня сразу оскорбил, даже не сказав «здравствуйте». О чем можно говорить с таким человеком?

Разговаривать я с ним не собиралась, но предупредить должна была, дело даже не в нем, а просто я решила ему сказать, что труба едва держится, тогда, может, он не решится перелезать на другую сторону, ближе ко мне. А что будет, если он меня достанет, я могла представить, да там и представлять нечего, я уже видела, что они сделали с двоими из троих, кто был вместе со мной в квартире.

— Ползи обратно, ты, овца, — снова стал оскорблять он меня, — или я тебя сейчас сброшу отсюда.

Нет, принципы не всегда полезны, тем более я человек не принципиальный и со мной всегда можно договориться, правда, не обо всем, но все-таки, а если уж касается моей жизни, то я могу поговорить и с этим Пашей.

— Паша, — заговорила я, — лучше ты ползи сюда, потому что я боюсь, что эта водосточная труба, она может оторваться от стены.

— Ты идешь сюда или нет?

Мне кажется, он боялся и без моего предупреждения, а то бы не стал вести переговоры со мной, только не считает же он меня за идиотку! Я так ему и сказала.

— Паша, за кого ты меня принимаешь? Это против женских правил — первой идти к мужчине, это мужчина должен г ходить за женщиной и уговаривать, в крайнем случае хотя бы просто предложить ей денег, если не получается уговорить.

— Ты что, сука, издеваться будешь?

— Паша, я ведь тоже могу оскорблять, но это не решение вопроса. Иди ко мне, и мы здесь поговорим, на моей территории. Только смотри, я тебя предупредила, труба может не выдержать твоего веса, ты ведь килограмма на два-три больше меня весишь, хоть и ниже ростом на целую голову и такой же худенький, но мужчины почему-то всегда весят больше.

А сзади Паши толпа болельщиков нервничала и переживала за него не меньше, чем итальянцы на футболе.

Но кажется, я напрасно разговаривала с Пашей, потому что, по-моему, я его обидела, а я ведь не хотела, я болтала просто от страха, но он разозлился и полез ко мне.

— Паша, я сейчас ударю тебя ногой, — заговорила я испуганная. — Я ведь один раз тебя уже била ногой, ты помнишь, как ты летел с лестницы? Паша, отсюда лететь не так больно, но падать больнее, — болтала я от страха, а сама не то чтобы его ногой ударить, а наоборот, стала отходить осторожно, потому что все равно я не смогла бы его ударить, ведь одно дело столкнуть человека с лестницы, и совсем другое — с восьмого этажа.

Да и при всем желании я не смогла бы этого сделать, потому что и на двух ногах с трудом удерживалась здесь, а сделать что-то вроде даже легкого батмана, так об этом и думать нечего. Наверное, Паша это понимал и не очень боялся меня.

Но что же будет? Мы что, так и станем ходить по карнизу вокруг дома? Или он решил, что я обойду дом и с другой стороны он меня подгонит к балкону, на котором стоят и ждут его приятели? Сомневаюсь, что это у него получится, хотя бы потому, что у меня не хватит на это сил, да и у него тоже. Я знала, что сделаю: доберусь до первого попавшегося открытого окна и залезу через него в чужую квартиру — сейчас, в такую духоту, даже ночью почти у всех окна открыты.

Только я подумала об этом, как моя рука наткнулась на открытую раму окна. В этом доме, как во многих старых домах, внутренние рамы открывались внутрь, а наружные — наружу (непонятно, как они моют окна: так же вылезают на карниз?).

Я толкнула раму, закрывая ее, потому что, наклонившись пройти по карнизу, этого не смог бы никто, продвинулась еще на несколько шажков, взялась за подоконник и, опершись о него руками, запрыгнула в чью-то комнату, едва не опрокинув стеклянную вазу с цветами, стоявшую на подоконнике. И тут же я закрыла обе наружные рамы, чтобы Паша не смог забраться вслед за мной, потому что он, я видела, удачно пролез мимо водосточной трубы и был уже рядом. Я закрывала внутренние рамы, когда за стеклом показалось его лицо. Не думаю, что он решится бить стекла в чужой квартире, да и трудно это сделать, ведь тогда нужно одной рукой за что-то держаться, а держаться там не за что, а так, ударив по стеклу, он, скорее, улетит вниз, чем разобьет его.

Паша стал ругаться и угрожать мне, повторять его слов не буду, потому что нельзя, да и неинтересно, все их и так — знают.

Но терпеть такого я больше не могла. Я взяла вазу, в которой стояли цветы, вынула их, положила на подоконник, потом встала на него, просунула руку с вазой через форточку и перевернула ее. Со звонким, приятным для такого душного вечера плеском, вода вылилась на Пашину голову, сразу сделав прилизанными его жиденькие волосики. С открытым ртом, умолкнув на полуслове, он замер, как собака от удовольствия, когда ей почешут за ухом.

А я вдруг тоже замерла. Замерла, потому что только в это мгновение вспомнила: я видела сегодня эту вазу — я ее отодвигала в сторону, когда открывала окна, как только мы с Феликсом вошли в квартиру, я пошла открывать окна, потому что в квартире было душно. Я еще удивилась, зачем в вазу с искусственными цветами налили воды?

Я спустилась с подоконника, взяла цветы. Да, это были те самые три искусственных цветка — я снова забралась туда же, откуда и убежала, только через другое окно, в другую комнату. Я сразу не сообразила этого, потому что, понятно, не очень хорошо соображаешь, когда стоишь на карнизе восьмого этажа.

Пашино лицо исчезло, он пополз обратно, насладившись душем, а что мне делать теперь?

А мне, пока эти там, на балконе, не догадались, что я рядом с ними — стоит им только пройти три двери: две в смежных комнатах и еще одну в ту комнату, где сейчас я, — мне нужно уходить. Это может получиться, ведь они сейчас стоят и переживают за Пашу, а может, делают ставки, доползет он обратно или нет.

Осторожно, стараясь в темноте не наткнуться на что-либо и повалить это что-либо на пол, я добралась до двери комнаты, выглянула и прислушалась. Да, кажется, все трое на балконе.

Я, как дурочка, бросилась бегом в сторону входной двери. Ну нет, чтобы так же осторожно до нее добраться, а я со страху побежала к ней — в темноте. И конечно, я на что-то налетела, кажется, это была табуретка, на которую я становилась, когда выкручивала пробки. Она загрохотала, а я, ударившись ногой о нее, вскрикнула, с балкона через несколько секунд затишья (я в это время терла ушибленную ногу) раздался крик:

— Она здесь, в соседней комнате!

Я бросилась искать входную дверь. Наткнулась на нее, стала открывать замок. Он никак не открывался. Я полезла в карман за ключом от нижнего замка, ведь если его открыли, значит, потом, когда вошли, могли и закрыть. Вытаскивая его, я невольно от страха и нетерпения несильно толкала дверь плечом. И вдруг, когда я уже вынула из кармана ключ, она взяла и открылась сама. Они ее и не закрывали на замок.

Но было поздно. Сшибая все на своем пути, за мной как бык за Красной Шапочкой, несся Жека-носорог. То, что это именно он, я увидела, потому что прихожая осветилась через открывшуюся дверь с лестничной площадки, на которую я уже выскочила.

И тут вдруг из комнат, оттуда, со стороны балкона раздался такой страшный крик, что у меня мурашки побежали по телу, а Жека резко затормозил и, растерянный, замер на месте. Он остановился прямо на самом пороге, упершись одной рукой в стену у двери.

Но что бы там ни случилось, у меня не было времени страдать и плакать. Я с силой толкнула дверь, захлопывая ее. Она ударила Жеку по плечу, тот отскочил в сторону. А я быстро вставила ключ в замок — бывает, что от волнения что-то не получается, а тут ключ словно магнитом в замок втянули. Я повернула ключ один только раз, зачем-то вынула его и, положив в карман, побежала по лестнице вниз.

Что случилось там, на улице, мне было понятно — это так желавший сбросить меня с карниза Паша, сам не удержался на нем и полетел вниз — наверное, все-таки водосточная труба не выдержала даже его маленького веса.

Уже проехав почти полдороги до своего дома, я подумала о Феликсе и решила, что он смог убежать от этих.

Когда я приехала домой, то прежде всего, захлопнув дверь, так закрыла замок, чтобы его нельзя было открыть снаружи, но спокойной я, понятно, все равно не была.