Король долины

— Спасибо, Сайлас — Вдруг Гэвин посуровел. На кой черт ему это подхалимство? Да разве такого он хотел?..

— Сайлас, миссис Рой устала с дороги, и нечего ей тут томиться, выслушивая кучу речей. Лучше скажи, где Эд? И где мой сын? Он подал кабриолет?

Сайлас откашлялся:

— Высунься в окно — и увидишь Эда. Он, как всегда, сидит на веранде «Великолепной». А Клейтон здесь, с кабриолетом.

— Хорошо, — Гэвин помахал толпе рукой, и приветствия усилились. — Передай людям, что через недельку-другую я приглашаю всех к себе. Зажарим пару бычков. Выпьем, потанцуем на воздухе. Все как полагается. И они смогут тогда поглазеть на миссис Рой. Рад буду всем. Приглашаются все, белые, конечно.

— Отлично, Гэвин, а…

Но Гэвин уже отвернулся и отдавал приказания кучеру:

— Перегружай эти чемоданы в кабриолет! Да поосторожнее!

Он шепнул пару слов Лорел и выбрался из дилижанса. Тем временем несколько человек из встречавших протиснулись пожать ему руку, но он отмахнулся, повернувшись к ним спиной, направился к «Великолепной» и поднялся по ступенькам.

— Эд, — сказал он, охваченный жалостью. — Ах ты ж, старый греховодник…

Риттенхауз попытался улыбнуться:

— Привет, Гэвин! С возвращением!

Какое-то время Гэвин молча сжимал руку Риттенхауза, пристально глядя на него. И постепенно жалость уходила, а слезы на глазах высохли. Да, Эд совсем старик. Беспомощный калека! А вот он, Гэвин, вернулся победителем, с королевой! И в глубине души он неожиданно воздал хвалу Господу за ниспосланное ему счастье жить и быть здоровым.

— Эд, малышка устала с дороги, мне надо о ней позаботиться. Я к тебе попозже загляну.

— Когда, Гэвин? — спросил Риттенхауз.

— Потом, Эд. Когда я приведу в порядок дела на ранчо. И девочку надо устроить… — Он внезапно отвернулся. — Где, черт побери, Клейтон?

И сбежал вниз, перепрыгивая через ступеньки.

— Сынок!

Клейтон вышел из-за кабриолета — он там привязывал ремнями чемоданы.

Он был тощий, смуглый — и какой-то натянутый. Широко шагая навстречу ему, Гэвин почувствовал дрожь в руках. Не подведи меня, сынок… Он подошел поближе, положил Клейтону руки на плечи, а потом заглянул в глаза. Как будто в зеркало: тот же ровный, изучающий взгляд, та же закаленная солнцем ясная синева глаз, на дне которых затаилась едва уловимая угроза.

Гэвин неловко обнял его. Клейтон не отстранился. На губах его появилась улыбка. Чего же я в нем побаиваюсь? — спросил себя Гэвин.

— С приездом, Гэвин!

— Чертовски рад вернуться! Я по тебе соскучился, мальчик. И по этой проклятой долине тоже… — а потом, помолчав, сказал с усилием: — Ты уже ее видел?

— Твою жену?

— Да. Ее зовут Лорел. И я хочу, чтобы ты с самого начала называл ее Лорел. Ты к ней сразу так и обратись, слышишь? Пусть она почувствует себя дома.

Гэвин кинулся к дилижансу и, открыв дверцу, протянул руку. Лорел коснулась пальцами его запястья и шагнула вниз, опираясь другой рукой ему на плечо. Он подхватил ее, повернул в воздухе и легонько поставил на землю, а потом предложил ей руку, которую она приняла, устало улыбнувшись в ответ. Толпа подалась на шаг назад и замерла в молчании. Она кивнула, скромно потупила глаза и пошла с Гэвином через улицу к кабриолету, где, сдвинув шляпу на затылок и засунув большой палец за ремень джинсов, их ждал Клейтон.

— Это мой сын. Клейтон.

— Как поживаете? — улыбнулась Лорел.

— Очень хорошо, мэм. А вы? Как доехали?

— Спасибо, очень хорошо. Немного устала в дилижансе. Но мы уже добрались, передохнем и… О, Гэвин. — Она развернулась на месте. — Он такой милый юноша! Я буду любить его как брата! — снова повернувшись к Клейтону, она коснулась губами его щеки, так что Гэвин вспыхнул от удовольствия. А потом протянула руку, чтобы ей помогли подняться в кабриолет.

Толпа приглушенно зашумела, а Клейтон, красный как рак, вскочил на козлы и, едва Гэвин и его жена уселись на кожаные сиденья, резко щелкнул языком. Лошади взяли с места рысью.

Глава двадцатъ вторая

Гэвин не поскупился, готовясь к торжеству. Это был настоящий королевский пир, пир в честь его королевы. Он послал нарочного в Санта-Фе и заказал струнный квартет, игравший в «Палас-Отеле». Когда управляющий отеля заартачился, посланец Гэвина вручил ему конверт с пятью десятидолларовыми банкнотами, управляющий смягчился и уже не возражал против отсутствия музыкантов в течение нескольких дней. На следующий вечер квартет прибыл в Дьябло и разместился в двух номерах «Великолепной». Гэвин навестил их утром и сообщил, что ему требуется «музыка первый сорт» — на этой вечеринке будет леди, которая знает в этом деле толк, и если толпа напьется и захочет этой своей простецкой музыки, так пусть не обращают внимания.

— Мне нужны вальсы, понятно? А когда не будут танцевать — хорошо бы сыграть парочку-другую классических вещиц. Вы знаете Моцарта?

— Да, сэр, — руководитель квартета не спускал глаз с револьвера, торчащего из кобуры. — Он мой личный друг, познакомились, когда в последний раз играли в Канзас-Сити.

— Хорошо. Вот и играйте его, — велел Гэвин. — И играйте как следует. Эта леди из Нью-Йорка, она знает что почем, так что не вздумайте халтурить.

Вечером перед началом праздника он одевался в своей комнате, когда постучал Клейтон — пришел попросить черный галстук-шнурок.

— Рад тебя видеть, сынок. Так замотался в эти дни, столько дел перед праздником… не было даже возможности поговорить с тобой по-настоящему. И не то, чтоб много было чего сказать — я побывал в городе и наслышался, какие ты тут дела делал, пока меня здесь не было, — и он подмигнул. — Ты, похоже, времени даром не терял, а?

— Вроде того, — и Клейтон залился краской.

— Ну, ладно. Послушай, дай-ка я завяжу тебе этот галстук. — Он привычным движением завязал двойной узел на галстуке, затянул покрепче и отступил на шаг. — Немного на Востоке натренировался. — Он хмыкнул. — Клей, видел бы ты меня! Я там таким пижоном ходил! Клянусь, ты не узнал бы своего старого папашу, если бы видел, как он вышагивает по этой ихней Пятой авеню! Я писал тебе, сынок, что хотел бы с тобой вместе как-нибудь съездить в Нью-Йорк, когда твоя мать — я имею в виду Лорел — даст мне маленький отпуск. Не сказать, чтоб мне сильно нужен был отпуск. Ей-богу, нет! — тут он заговорил потише. — Сынок, она сделала меня счастливым…

Клейтон улыбнулся и шагнул было к выходу, но Гэвин остановил его:

— Постой, не удирай. Я тебя кое о чем хочу спросить. Хватит обо мне, давай о тебе поговорим. Для начала скажи-ка: много ты просадил в покер у Сайласа?

Клейтон насупился.

— Думаю, слишком много.

— А сколько это — слишком много?

Прежде чем Клейтон сумел согнать хмурое выражение с лица и ответить, Гэвин захихикал и игриво хлопнул его по плечу.

— Ладно, сынок, это мелочи! Не слишком прямой ответ, но и так понятно. Мне наплевать, выиграл ты или проиграл, в конце концов, деньги для этого и существуют, чтобы немного развлечься. Хотя, честно, мне не нравится, что ты проигрываешь — думаю, уж мой-то сын мог бы перенять у своего отца малость смекалки насчет карт, — но, ты, наверное, чего не добрал в карты, наверстываешь в любви, здесь-то ты перенял кое-что, а? А, сынок?

Клейтон хотел отшутиться, но не нашел, что ответить.

— А с кем ты придешь сегодня на танцы? Со своей официанточкой, да?

— Да, с Телмой.

— А теперь шутки в сторону, — и лицо Гэвина стало серьезным. — Хочу тебя сегодня попросить о двух одолжениях. Первое ты сделаешь потому, что так надо и ты должен это сделать для меня. Я хочу, чтобы ты потанцевал немного с Лорел, — парочку-тройку этих модных танцев, ладно? Ты ведь за эту неделю ее и не видел ни разу — все торчал на пастбищах с этими коровами, как будто втрескался в каждую из них. Я ведь занят был, ну, и вроде как надеялся, что ты ею займешься, покажешь тут все… Ладно, не стоит оно разговора. Ты, наверно, собирался это сделать потом, когда будешь посвободнее. Но слушай, сынок, она чувствительная, и ей кажется, что ты ее недолюбливаешь. Ты просто не имеешь права давать ей повод для таких мыслей. Так что ты сегодня потанцуй с ней немного. И брось говорить ей мэм. Я с самого начала просил тебя называть ее Лорел. Ну, как, договорились?

Клейтон кивнул.

— А вторая просьба ради тебя самого. Я не хочу, чтоб ты торчал весь вечер с этой твоей бабенкой. Это будет нехорошо выглядеть. И не в том дело, что я на это смотрю неодобрительно только потому, что она официантка и никто в городе не знает, откуда она взялась — я просто думаю о Лорел. Ей было бы приятнее, если б ты обращал хоть какое-то внимание на этих хорошеньких девчонок, вроде Нелли Первис или дочки Хэккета… Эй, а чем тебе не хороша дочка Хэккета, — спросил он, видя как Клейтон скривил губы, — или она тебе не по вкусу?

— Да не знаю, может она и хороша. Просто я с ней никогда и двух слов не сказал. И смотрит она как-то свысока.

— Пойми, Клей, это ты можешь смотреть на людей свысока, а не дочки этих фермеров-голодранцев из Индианы. Ладно, а как насчет Нелли Первис?

— Да я в жизни не разговаривал с Нелли Первис, — сказал он раздраженно.

— Слушай, по-моему, ты просто не хочешь иметь дела с порядочными девушками, а?

— Да, что-то не очень…

Гэвин помолчал.

— Ладно, сынок. Я тебя понимаю. Я не вчера родился и прекрасно понимаю, почему ты предпочитаешь такую женщину, как Телма. Только вот что я тебе скажу, сынок: погладь любую кошку, и у нее шерстка поднимется. Ты понял, что я имею в виду?

— Думаю, понял.

— Постарайся понять. А иначе будешь неприятно удивлен. Послушай, сынок, — он доверительно наклонился, и глаза его заблестели: — Ты знаешь, что такое баба внутри, на самом донышке?

Клейтон покачал головой:

— Нет…

— Тварь. Чистое животное. Вот что она такое. Под всеми этими тряпками, за всей этой болтовней. Ты только копни поглубже, и сразу увидишь. Любая, без исключения. Дай им только скинуть эти модные юбки…

Он остановился, потом хрипло рассмеялся.

— Да-а, ничего себе разговорчик отца с сыном! Тебе стыдно за меня?

Клейтон даже не улыбнувшись, сказал:

— Я сделаю то, что ты просишь. То есть потанцую с Лорел. Охотно. Насчет других не знаю. Посмотрим.

— Я спросил, тебе стыдно за меня?

— Как мне может быть стыдно за тебя, — ответил Клейтон и слегка улыбнулся, — когда я сам такой же?

Лицо Гэвина расплылось в добродушной улыбке.

— А ты, сынок, молодец. Мы друг друга понимаем. Ладно, иди. Выглядишь ты отлично — чистенький весь, как коровье вымя. Поди-ка глянь, как там жарится-парится. И присмотри, чтоб наши неотесанные ребята не добрались до запасов выпивки.

Часов в восемь, как только появились первые гости, Клейтон уехал в город, чтобы разыскать Телму. После возвращения Гэвина он не мог приводить ее к себе на ранчо; это бесило его, он скучал по ней и желал ее еще сильнее. Она ждала его возле кафе, которое на этот вечер решили закрыть, потому что весь город отправлялся гулять на ранчо. Он привязал мустанга, подошел к ней и взял за руку.

— Тел, мы могли бы куда-нибудь пойти ненадолго?

— А что случилось, Клей?

— Я хочу тебя, — простонал он. — Это что, плохо?

— Клей, но я нарядилась. Целый час корсет затягивала. Не будь дурачком — у нас будет еще вся ночь после танцев, будет завтрашний день, если хочешь.

— Нам негде.

— Я знаю, я думала об этом.

— И что ты собираешься предпринять?

— Снять комнату. Миссис Оуэн я сказала, что нашла жилье подешевле. На самом деле новая комната не дешевле, но лучше — более уединенная. Это в том новом доме, где у доктора Воля кабинет, как раз напротив, дверь в дверь. Всего одна комната, но он сказал, что я могу пользоваться его уборной.

Клейтон улыбнулся:

— Это ты здорово придумала, Тел!

— А хочу я тебя не меньше, чем ты меня. Ты что, не знаешь?

— Да, конечно. Ну поехали, а то опоздаем.

И сам засмеялся от своей непоследовательности; а потом отступил в сторону, чтобы полюбоваться ею. На ней было бордовое платье и туфли в тон; жесткие соломенные волосы она собрала на макушке и покрыла их лаком.

— Отлично выглядишь, — прошептал он.

— А ты как, ладишь с новой женой Гэвина? — спросила она у него по дороге на ранчо.

— Вполне, — сказал он сдержанно. — Она почти все время сидит у себя в комнате и читает книжки. Она их целый чемодан с собой привезла.

— Она красивая.

— Пожалуй.

— Только слишком молодая для твоего отца. Тебе не кажется?

— А ему нравятся молодые, — ответил Клейтон.

— Все равно, толку из этого не будет. Так всегда получается. Ну, может пару лет проживут, а потом он ей надоест.

Клейтон посмотрел на нее в упор, но она не отвела глаз. Телма никогда не боялась говорить прямо все, что думает, он это знал и уважал.

— Если так, — заметил он, — то меня рядом не будет, и я этого, слава Богу, не увижу.

— Почему? Ты куда-то уезжаешь?

Вечер стоял тихий; над прерией сгущались сумерки. Он вздохнул и придержал лошадей.

— Я хочу убраться отсюда. Думал поехать на Запад, поселиться где-то в другом месте. Денег я поднакопил, играть так много в карты уже не собираюсь — теперь могу купить небольшой собственный участок. Нет у меня желания всю жизнь пасти скот Гэвина.

— Но когда-нибудь он станет твоим.

— Нет, по настоящему моим не станет никогда.

— А что ты имеешь против Гэвина?

— Ничего, — быстро сказал он. — Совсем ничего. Только он подавляет меня. Понимаешь? Он любит меня, я для него — все, но он меня подавляет. Может, когда-нибудь я смогу сюда вернуться, но сейчас, думаю, мне надо убираться. Я хотел было поехать на Восток, на войну, но он меня не пустил. Не хочу я сидеть всю жизнь на привязи!..

— Ты не на привязи, — заметила она.

— Нет, внешне — нет, но внутри… — и он вытянул руки в поисках нужного жеста, потом вновь уронил их и подхватил поводья.

— У меня душа вся узлами повязана, Телма. Может, тебе этого не понять. Но я должен освободиться от пут, вот и все, а здесь, в этой долине, ничего не выйдет. Можно бы поехать в Калифорнию… — Он повернулся в седле и заглянул ей в глаза. — Если уеду, поедешь со мной?

— Ты имеешь в виду — жить с тобой вместе? — спросила она, немного помолчав.

— Да, именно так. Жить со мной, куда бы я ни поехал.

— Не знаю, — она колебалась. — Помнишь, мы как-то говорили о будущем, и я сказала, что мне все равно? Это и сейчас так — но если мы уедем и будем жить вместе…

— Тел, — сказал он горячо, — я всегда буду с тобой. Что бы ни случилось. Я тебя одну не оставлю.

Она широко открыла глаза от изумления — его наивность восхищала ее.

— Да ты просто дурачок или ребенок, по крайней мере. Неужели ты не знаешь, что так не бывает?

— Я не знаю как бывает. Где я бывал? Чем занимался? Да разве я жил вообще? Неужели ты не видишь, что я хочу быть свободным?

— Да, я вижу. Все хотят быть свободными, только покажи мне такого, кто на самом деле свободен. Клей, никто не свободен! Искать свободу — это глупая затея. Все равно, что копать золото в пустыне.

— Но некоторые находят золото.

— Да, и становятся его рабами. Ты найдешь свою драгоценную свободу, что бы она собой ни представляла, и станешь ее рабом, — точно так, как сейчас ты раб того, что тебе не дает покоя. Я знаю, Клей, — сказала она проникновенно. — Мне довелось видеть, как люди становились мертвецами при жизни просто потому, что добились, чего хотели.

Эта мысль смутила его, но он не стал в нее углубляться.

— Значит, ты со мной не поедешь?

Телма вскинула голову:

— Дай мне подумать. Когда ты решишь окончательно, тогда и поговорим. — Она сжала его локоть. — Это вовсе не потому, что мне все равно, что с тобой будет, Клей, ты ведь сам знаешь. С тобой я могла бы быть счастливой.

— Да, я знаю.

— Только ты сперва подумай: не бежишь ли ты от чего-то такого, что тебе не по зубам?

Он нахмурился:

— От чего мне убегать?

— Но именно это я и хотела от тебя услышать.

— Да не от чего. — Он вдруг ощутил какое-то нетерпение, слегка пришпорил свою лошадь и потянул за собой ее мерина.

Сейчас, как всегда, когда он заговаривал о своих желаниях, его охватила неуверенность. Внешне все было вроде понятно, но глубже скрывалось нечто, чего он не мог ни объяснить, ни даже назвать. Он страшился собственного незнания — и, тем не менее, черпал в нем силы. Я должен освободиться от Гэвина, — повторял он сам себе, цепляясь за эту мысль, как утопающий хватается за соломинку.

Но тут звуки музыки и мягкие огни китайских фонариков, превратившие двор в сказочный сад, отвлекли его от этих дум и вернули к действительности. Он тряхнул головой и направил лошадей к коралю.

Танцы уже начались; повара отрезали от зажаренных туш куски мяса для первых гостей. Работники под руководством Лорел протянули от тополей к крыльцу, а оттуда — к столбам короля шесть ниток проволоки. На них-то и были развешаны разноцветные фонарики: вишневые, оранжевые, темно-синие, золотистые. Внутри кораля построили подмостки для струнного квартета. Музыканты нарядились в бежевые костюмы и бордовые галстуки. Музыка гремела вовсю, и мелодии вальсов улетали далеко в прерию. Запахи жареного мяса и шкварок возносились в вечерний воздух. Клейтон двинулся через двор, здороваясь за руку с мужчинами и кланяясь дамам, а Телма пошла в дом подгладить юбки и припудрить нос. Вокруг сияли разрумянившиеся лица, общее веселье вдруг захватило его — он почувствовал, как от души отлегло, и зашагал бодрее.

Гэвин, стоявший на веранде, окликнул его:

— Ну, где ты пропадаешь, негодник? Я что, черт побери, сам должен встречать весь город? Постой тут за меня, я хоть выпью пойду!

Клейтон улыбнулся и, поднявшись по ступенькам, пожал Гэвину руку.

— А где Лорел?

— Танцует с Сайласом! — Гэвин веселился вовсю. — Клей, это видеть надо! Не поверишь, пока сам не увидишь. Ступай, парень, посмотри малость. Я уж, так и быть, с выпивкой подожду, а ты иди, погляди, получишь удовольствие!

Клейтон рассмеялся. Мимо проходил официант с подносом в руках — нес выпивку жаждущим гостям, которые сгрудились вокруг ямы с зажаренными тушами. Клейтон перегнулся через перила, схватил стаканчик с виски и сунул отцу в руку, а сам пошел вокруг веранды к танцевальной площадке. Ее устроили с южной стороны хозяйского дома — уложили на траву сбитый из досок настил. Из конюшни выгнали животных, чисто подмели и окурили как велела Лорел, а затем украсили стены широкими красными и синими лентами.

Квартет играл вальс, и Сайлас Петтигрю, крепко схватив Лорел, кружил ее на самодельной танцевальной площадке. Она держалась от потного Сайласа на расстоянии в добрых два фута, и вовсе не из скромности, а просто чтобы спастись от его топочущих сапог и огромного пуза: задень он ее, она грохнулась бы, как заарканенный телок. А Сайлас самозабвенно мычал мелодию в такт музыке.

Впервые вижу, чтоб Сайлас так надрался, — подумал Клейтон. Похоже, чертовски славная вечеринка. Он залпом выпил свой виски, поставил стакан на перила и спустился по ступенькам. Из дома вышла Телма, и он направился к ней:

— Я в танцах не силен, когда трезвый, но если ты рискнешь, могу попробовать.

Она улыбнулась, и они закружились в вальсе. Тут из-за края веранды появился Гэвин в сопровождении эскорта усердных доброжелателей.

— Давай, давай, сынок, живее! Закружи эту красотку!

Телма покраснела, а Клейтон непроизвольно замедлил вращение. Тут они оказались совсем рядом с Лорел и Сайласом. Она хмурилась и, похоже, совсем запыхалась.

— Эй, Сайлас, — сказал он резко. — Ну-ка, давай полегче! Это леди, а не табуретка в баре!

Лорел быстро глянула на него, а Сайлас тем временем прекратил бешеное кружение. На ней было платье из Нью-Йорка, и ни одна женщина здесь не могла с ней потягаться. Это было искрящееся платье цвета морской волны, перехваченное по талии золотистым кушаком, расшитым каменьями. Наряд этот подчеркивал ее осиную талию и миниатюрную, почти птичью фигурку. Платье было глубоко вырезано; во время танца грудь ее высоко вздымалась и, казалось, вот-вот вырвется наружу… Волосы цвета меда венчала черная диадема, почти корона, в центре которой сверкал изумруд в тон платью. Клейтон вспомнил, как Телма говорила, что она красивая. Да, действительно, красавица… Сайлас развернулся и спросил с вызовом:

— Ну что, слабо тебе, Клей? Что-то не припомню, чтобы ты танцевал когда-нибудь. Может, покажешь нам, как это делается?

— Как ты я не сумею, куда мне до тебя, — сказал Клейтон весело, — темперамент у меня не тот… но в неуклюжести потягаться смогу.

Лорел залилась смехом. Забрала руку у Сайласа и протянула Клейтону:

— Если ваша партнерша не возражает… Клейтон убрал руку с талии Телмы и повернулся к ней лицом:

— Она не станет возражать, если, конечно, ей не придется вместо вас танцевать с вашим партнером, да, Тел?

— Нет, не стану, — Телма отступила назад. — Давай, Клей, покажи нам.

— Да ну, — покраснел он, — я вовсе не собирался никому ничего показывать…

— Собирался, собирался! — завопил Сайлас. — Дайте место! Сейчас Клейтон Рой покажет высокое искусство вальса! Все, черт вас подери, с площадки, что, непонятно? — он пригнулся и отпихнул в сторону Джорджа Майерса с женой.

Квартет по-прежнему гремел, Клейтон осторожно опустил руку на талию Лорел и двинулся, поймав такт. У него было врожденное чувство ритма. Он почувствовал, что ведет ее все увереннее, а она следует за ним чутко и послушно. Она откинула голову назад, и он увидел белый изгиб ее шеи. Она танцевала самозабвенно, с удовольствием… Он постарался отключиться, погрузившись в музыку.

— Ты хорошо танцуешь, Клей, — сказала она негромко, когда танец закончился. Все зрители бурно захлопали; захлопал даже Сайлас, который почти все время держался обеими руками за ограду кораля, чтобы не упасть.

— Да, мэм.

— Клей… — строго сказала она. — Если ты будешь называть меня мэм, я буду называть тебя сэром. Тебе это понравится?

— Нет… Лорел, — улыбнулся он. — Это я по привычке. Чертовски трудно отвыкать.

Она взяла его под руку и увела в прохладный уголок веранды. Он подозвал официанта.

— Я рада, что ты потанцевал со мной, Клей. Давно хотела спросить…

— Не мог же я допустить, чтобы Сайлас вот так таскал тебя по площадке, — перебил он, неодобрительно качая головой. — До конца этого вальса он бы успел сломать тебе пару ребер.

— Я хотела сказать, что давно собираюсь спросить, отчего ты избегаешь меня. В конце концов, я жена твоего отца: мы должны узнать друг друга и подружиться. А я почти не вижу тебя.

Он покраснел:

— Я был очень занят. Мы натягиваем проволоку, ставим новые изгороди — пора отлучать телят. Вы… ты ведь слышала, как ревут коровы?

— Да, меня это удивило. Почему они так беспокоятся?

— Не нравится, что у них телят забирают, вот и все. Если б у тебя был ребенок, тебе вряд ли бы понравилось, что какой-то парень его уводит и ставит между вами забор, верно?

— Да, вряд ли. — Она слегка порозовела. — А что, кроме тебя этим заняться некому?

— Гэвин меня так учил: если хочешь, чтоб работа была сделана как надо, сделай сам. Лучшего совета я в жизни не слышал.

Опять начались танцы, и он посмотрел на площадку. Телма была там, с Марвом Джонсом, а Гэвин танцевал с Нелли Первис. Там кружились еще пар пять или шесть, пытались, кто как мог, попасть в такт музыки. Остальные же гости толпились возле столов с жареным мясом, подхватывали ломти говядины и свинины прямо из-под ножа и заталкивали их сальными руками в сальные рты.

— Не похоже на то, что ты ожидала? — спросил у нее Клейтон.

— Да нет. Я знала, что меня ждет жизнь без особых удобств. Здесь все не так, как в Нью-Йорке, но я знала, что так и будет; и все-таки, хоть я и много потеряла, думаю, что приобрела намного больше.

— Хорошо, что ты так думаешь. Надеюсь, здесь ты будешь счастлива.

— Спасибо, Клей. Я в этом уверена. — И улыбнулась любезно. — Я буду очень счастлива, если смогу считать тебя другом.

— Я тебе друг. Можешь на меня рассчитывать.

— Я знаю, что могу рассчитывать. Знаешь, у меня был брат, но он был… не такой. Ты совсем другой, и я хочу, чтобы ты стал мне братом, таким, какого у меня не было.

— Постараюсь, — неопределенно пообещал он.

— Гэвин подарил мне пони, а я привезла из Нью-Йорка свое дамское седло. Послезавтра мы собираемся проехаться по долине верхом, он хочет показать мне все вокруг. Почему бы и тебе не поехать вместе с нами? Устроим пикник, сможем побыть вместе, втроем, без посторонних. Ты не против?

— Я не смогу, — отрезал он. — Это же воскресенье.

— Ну и что, что воскресенье?

— Я должен кое с кем увидеться.

— Должен с кем-то увидеться? — Она удивленно подняла брови. — С кем?

— Какая разница…

— И это настолько важная встреча, что ее нельзя отложить ради прогулки с нами?

— Да. — Он вдруг помрачнел, отошел от нее на шаг и окинул глазами двор.

— Извини, Клей, но это не очень хорошее начало дружбы.

— Лорел, только не надо на меня давить…

Она замерла и сцепила перед собой руки:

— Я не давлю, Клей. Я просто из кожи вон лезу, чтобы с тобой подружиться.

— Ну, а мне этого вовсе не надо. Пусть все идет как идет, само собой…

Она холодно и высокомерно посмотрела на него:

— Что ж, если вам так угодно.

Он понимал, что ведет себя глупо, но ему уже было наплевать.

— Да, мне так угодно.

— Я не буду рассказывать Гэвину. Просто скажу ему, что ты очень занят на ранчо. Видишь ли, он хотел, чтобы это я пригласила тебя поехать с нами. Он думал, что мне ты не откажешь.

— Можете, черт возьми, говорить Гэвину что хотите. Скажите, что у меня свидание с официанткой в городе. Он поймёт!

Она отступила на шаг, широко раскрыв глаза.

— Почему ты так груб со мной? — воскликнула она.

Он повернулся, в испуге озираясь по сторонам, не стоит ли Гэвин за спиной. Но тот был возле ямы с зажаренными тушами. Одной рукой он запихивал здоровенный кусок свинины в широко разинутый рот, а другой сжимал стакан. Он ослабил галстук, а шляпу набросил на столб кораля.

— Пошли, — резко сказал Клейтон, — я отведу вас к нему.

— О нет, я больше не хочу быть вам обузой. Идите к вашей девушке, она, очевидно, вас ждет.

— Может быть, но я не хочу оставлять вас здесь одну.

Она отвесила поклон:

— Какая галантность! Какое воспитание! Какие манеры! Поистине, дорогой мой, я в восхищении!

Она развернулась на каблуках и, высоко подняв голову, зашагала в дом. Клейтон подавленно смотрел ей вслед.

Зачем он ведет себя так? Он обругал себя на чем свет стоит и обеими руками стиснул перила. Господи, и я считаю себя взрослым человеком!

И все-таки он знал, что от чего-то уберегся, хотя не понимал пока от чего. Тяжело ступая, он спустился по ступенькам во двор и, когда танец закончился, прошел по дощатому настилу к Телме и Марву Джонсону.

— Привет, Клейтон, — сказал Марвин. — Хороший вечерок, а? Славный праздник закатал нам твой отец, верно?

— Да, — буркнул он.

— Ты ел, Клей? — спросила Телма.

— Нет, не ел. Я голоден… А ты?

— Я ждала тебя.

— Извини нас, Марв. — Он взял ее под руку и повел к яме с мясом, чувствуя сквозь плотный шелк платья ее упругое тело. А вот у Лорел рука мягкая, узкая, даже слишком хрупкая…

— Ты была права, — сказал он, когда они сделали себе бутерброды и прошли к одному из столиков возле ворот конюшни. — Она здесь не приживется.

— Кто?

— Жена Гэвина.

— Но я никогда этого не говорила. Я только сказала, что когда старик женится на молоденькой девушке, это не надолго.

— Я в этом не разбираюсь. Я только знаю, что уж очень она настырная. У нас так не заведено.

— Ну и что, тебе-то какая разница?

— Я вынужден жить с ними под одной крышей, по крайней мере — пока.

— Клей, что с тобой? Я тебя таким никогда не видела.

Он скользнул взглядом по сторонам. Многие гости были уже пьяны, остальные — на подходе. Женщины стояли кучками вокруг веранды и перемывали косточки окружающим, разбирая их прически и наряды. На другом конце площадки он увидел Нелли Первис и Джейн Хэккет — они оживленно о чем-то болтали, согласно кивая головами, юные груди под корсажами трепетали от возбуждения. Такого праздника долина еще не видела.

— Ты только посмотри на них, — пробормотал он.

— Им хорошо, — сказала Телма.

— А тебе?

— Ну, и мне. Я люблю праздники.

Он насупился, но тут же оттаял и взял ее за руку.

— Послушай, ты пойдешь со мной?..

— С тобой? А куда?..

Он оглянулся.

— В прерию.

— Ох, Клей, но… — она начала было возражать.

Ему было стыдно. Он хотел обладать ею в темноте, но не так как раньше, ему хотелось лишь ощущать податливость невидимого тела.

— Мы сможем вернуться, — умолял он, — потом.

Она вздохнула:

— Какой ты жадный…

Но не смогла устоять перед его настойчивостью и пошла с ним. Незаметно ускользнув из освещенного фонариками круга, они растворились в черноте ночи. Стояла теплая звездная ночь. Луны не было. Когда они ушли подальше в прерию, музыка стала какой-то призрачной, она плыла над прерией, как шевеление ветерка, чуть слышно оплакивающего кого-то, а огоньки ранчо казались низкими звездами, которые каким-то чудом опустились к подножию гор. Потом их поглотила тишина.

— Хорошо здесь, — сказал он умиротворенно. — Давай посидим немного. Наверное, мне надо было просто уйти подальше от этого шума и посидеть в тишине, на чистом воздухе.

Он нашел возле мескитового дерева место, поросшее мягкой травой, и вытянулся на ней, положив голову на колени Телмы. Теперь ему дышалось легче. А над головой расцветала ночь, темная и полная истомы.

Через какое-то время он сел и прикурил сигарету, прикрывая огонек спички от ветра ладонями. А когда он снова повернулся к Телме, она уже сняла туфли и расшнуровывала платье.

— Что ты делаешь?

— Я же знаю, что ты хочешь меня.