Драконья справедливость (Лайам Ренфорд - 4)

      Он с минуту перебирал в уме способы грядущей расправы, затем волевым усилием заставил себя успокоиться. Ненависть ослепляла, мутила разум, не давая взглянуть на ситуацию беспристрастно. Лайам прислонился к стене и закрыл глаза.
      "Думаешь, Проун подставил тебя просто для того, чтобы подставить?" Глупый вопрос. А для чего же еще? Но он не стал отмахиваться от вывода, который маячил за другим вариантом ответа, он заставил себя повертеть это в мозгу. Проун знал о "Демонологии" давно - с самого Уоринсфорда - и уже не раз имел возможность подвести Лайама под арест. Зачем ему было ждать вызовет кто-нибудь демона или не вызовет, да еще держать при себе какой-то мелок? Стукнул Куспиниану, например, или Тарпее, что выскочка-новичок держит у себя запретную книгу, и дело с концом.
      "Значит, главной его целью было что-то другое. Избавиться от меня он мог бы гораздо проще".
      Лайам припомнил двух оборванцев на боевых, хорошо выезженных лошадках, но тут же выбросил это воспоминание из головы. Основной целью Проуна было устранение Грациана. Выдавая Лайама за убийцу, он отводил подозрение от кого-то еще.
      Его смятенные мысли неслись вскачь, опережая одна другую. У кого в этом замке имеется абсолютное алиби? Похоже, лишь у Аспатрии - граф Райс, когда демон вершил свое черное дело, сидел у нее. "Я иногда засиживаюсь у нее до утра",- вспомнил Лайам и подумал о Проуне. Тот тоже бродил позднее обычного но коридорам казарм Кроссрод-Фэ. Что он там делал? Получал указания? Мысли его снова ушли в сторону, их было очень уж много. Он открыл глаза и окликнул жреца.
      - Иерарх, кто-нибудь навещал вас вчера ближе к ночи?
      Котенар поднял пустой взгляд. Он все еще бормотал молитву. Лайам коротко повторил свой вопрос.
      - Нет, - отрешенно ответил жрец. - Мать Милосердная от меня отвернулась. - Свесив голову на грудь, он умолк.
      - От меня тоже, - пробормотал Лайам и вернулся к своим размышлениям.
      Раз уж они решились его обвинить, то и все хвосты за собой наверняка подчистили тоже. А что это за "они", собственно говоря? Они... это они. Лайам вдруг понял, что имеет в виду Проуна и Аспатрию. Хотя у него не было против них прямых доказательств, он был склонен считать, что мыслит в правильном направлении. Граф Райс пока что больших подозрений не вызывал.
      Но какова же степень весомости каждой фигуры? Лайам стал думать, но смысл от него ускользал. Он принялся складывать конкретные фактики по кирпичику, пока не желая смотреть на то, что получается в целом.
      Проуна подкупили, причем довольно давно. Еще до начала сессии, это же очевидно. "Сколько народу судачило, что он стал наряжаться богаче? Стражники, клерки, Энге, Казотта - а ты это даже и на заметку не взял!" После безвременной смерти Акрасия Саффиана жирный квестор наверняка ожидал, что к нему перейдут особо тяжкие случаи, и, когда председательница ареопага передоверила их Лайаму, он забеспокоился. Он тянул волынку с отчетами, а по дипенмурскому делу выдал и вовсе не годящийся ни на что документ. Он умело разжег в госпоже Саффиан недовольство поведением нового квестора, и пресловутое дело вернулось к нему. И наконец, Проун добил своего недруга, предъявив его высочеству "Демонологию",- выбрав подходящее место и подходящий момент.
      Это было ясно. Но тянутся ли от толстяка ниточки к ведьме - Лайам не мог столь же определенно сказать. Впрочем, чем дольше стенал Котенар, тем более он утверждался в своей догадке. За что убили эдила? В общем-то понятно, за что. Похоже, вислоусый охотник встал-таки на горячий след. Тот, который прямехонько вел к искательнице теней. Похоже, он обнаружил недвусмысленные улики. Какие именно - Лайам понятия не имел, но это его и не очень-то волновало. Главное - он уже вычислил, кто есть кто.
      "Ладно,- подумал он.- И распрекрасно. Вот - ты это знаешь. И что ты будешь с этим знанием делать?"
      Он окинул взглядом камеру, посмотрел на прочную кладку каменных стен, на толстую дубовую дверь, на решетку оконца и подавил вздох.
      Он ничего не может поделать. Даже сыскав способ доказать свою невиновность, он все равно не сможет никому ничего втолковать. Никто не станет его слушать. Он чужой в ареопаге, чужой в Дипенмуре, он даже не уроженец Южного Тира, он странствует с драконом на шее и запрещенной книгой в дорожной суме. А Проун уже лет с десяток служит в суде, он старый, проверенный и надежный работник. "Дураки возвышаются, князья падают в грязь, - подумал Лайам, припомнив молитву вдовы в уоринсфордском пантеоне. Ты, конечно, не князь, но Проун-то явный дурак".
      "Можно попытаться сбежать". Он снова осмотрел потолок, покачал койку, испытывая ее прочность. Та зашаталась. Она была слабо сколочена, но ее ножки и перекладины были крепкими - из цельных брусков.
      "Фануил!"
      Ответ последовал тут же.
      "Да, мастер?"
      Лайам в свое время умудрился сбежать из двух тюрем - альекирской и фрипортской. А ведь тогда у него не было такого помощника, как Фануил.
      "Ты где?"
      "На крыше башни, под флагом. Демона нигде не видать. Как ты собираешься выбираться?"
      "Вот об этом я и хотел бы поговорить, - отозвался он, уже составляя в уме план. - Сумеешь найти конюшню?"
      "Да, мастер".
      "Молодец. А потом..."
      Он замолчал, соображая, что делать потом. Он хорошо представлял себе, как уносится на Даймонде в ночь, но то, что должно произойти с ним до этого, оставалось загадкой. Воображение отказывалось работать. Оно не желало подсказывать своему обладателю, как можно из этой вот камеры исчезнуть, сбежать, улететь. И вдруг до него дошло, что бежать ему вовсе не хочется.
      Первый побег был огромной удачей, ставящей точку на отношениях Лайама с Альекиром. Век бы этой дыры не видеть - и горя не знать. И если в одном из вольных портов он тоже не мог теперь появиться, то к его услугам оставались еще четыре порта. Впрочем, он не горел особым желанием их посетить. Иное дело - бегство из Дипенмура. Тогда ему придется покинуть и Южный Тир. А тут у него и связи, и перспективы. Тут у него друзья, дело, дом. Он отнюдь не хотел со всем этим расстаться.
      "Мастер?"
      Куда бежать, если Проун останется здесь? Правда, можно с ним разобраться потом. Вернуться тайком и разобраться. Так он однажды нанес визит убийце отца.
      "И что получил взамен? То, что по твоему следу пошли охотники за головами?"
      Нет, надо найти способ повергнуть Проуна в прах не ударом исподтишка, а открыто и доказательно. Способ, могущий открыть всем глаза, что тот продажная сволочь. Надо вернуть себе доброе имя или хотя бы за него постоять, а бегство... О бегстве ты начнешь думать потом, когда станет ясно, что проигрыш неминуем.
      "Фануил, - послал он дракончику мысль, - забудь о конюшне. Возвращайся к комнате Грациана, к окну. Потом полетай вдоль стены и проверь остальные окна. Найди комнаты Проуна, если сумеешь".
      "Хорошо, мастер".
      Он будет вести дознание, сидя в тюрьме.
      * * *
      Под самым потолком камеры болтался фонарь. Высоко, не дотянуться. Он вовсе не освещал помещение, а едва разгонял царившую в нем темноту. Лайам рассеянно смотрел на него, ожидая весточек от Фануила.
      После долгой молитвы иерарх Котенар встал с колен и сделал пару неловких шагов, чтобы размяться. Остановившись у койки, он кашлянул, привлекая внимание Лайама. Вид у жреца был совсем изможденный - молитва, похоже, отняла у него много сил.
      - Квестор Ренфорд, вы не знаете, сказал ли эдил Грациан что-нибудь перед смертью?
      - Нет, не знаю. - Лайам сел на край койки, его поразил не вопрос, а уныние, с каким он был задан. - А что? Он, по-вашему, должен был что-то сказать?
      - Ну... - Котенар осекся, запоздало оценив ситуацию. - Нет, ничего. Вас ведь подозревают в убийстве? Не отвечайте, я вижу, что прав! - Жрец воздел над головой кулаки. Лайам чуть подобрался, готовясь к отпору.- О, негодяи! Проклятые негодяи!
      - Кто? - Он все еще опасался, что Котенар набросится на него. - Кто эти негодяи?
      - Ведьма, - воскликнул священнослужитель. - Ведьма и ее пес! О, Мать Милосердная, воззри же на нас и восплачь, узрев, как терзают нас эти злодеи! - Кадык иерарха снова задергался, по щекам потекли крупные слезы.
      Лайам встал и тряхнул его за плечо.
      - О чем вы? Что вам известно?
      - О, это она, прислужница тьмы, это она его околдовала? И теперь он покорен воле ее, и не зрит добра, и клевещет на невиновных!
      - Вы говорите о Проуне?
      - Проун? - опешив, спросил иерарх.- Кто такой Проун? Еще один приспешник этой злодейки?
      - Неважно. Поясните, о ком вы сейчас говорили?
      Котенар понизил голос, опасливо глянул на зарешеченное оконце.
      - Будто вы сами не знаете? О графе Райсе, о ком же еще! Разве вы арестованы не по его навету?
      Лайаму не хотелось запутывать жреца объяснениями, а потому он просто кивнул.
      - Да, но я хочу понять - почему? Что послужило первопричиной ужасных событий? Почему эти люди объединились? Что вы можете доказать?
      На последнем вопросе священнослужитель поник и, как ребенок, стал тереть кулаками глаза.
      - Ничего. Ничего я не могу доказать. Все - лишь догадки. Я не так хитер, как они, и не могу вытаскивать кроликов из пустого мешка.
      - Ладно, - сказал Лайам. - Давайте так. Вы расскажете мне все, что знаете, а кроликов таскать буду я.
      Ему пришлось запастись терпением. Жрец перешел от ярости к меланхолии и порывался удариться в плач. Похоже, дни, проведенные в заточении, сломили его - впрочем, как Лайам догадывался, он и по природе своей не относился к стойким натурам. И все же спокойные слова ободрения сделали свое дело. Иерарх сел на койку, нахохлился и начал рассказ.
      - Я вырос в этих краях, но рано покинул их, отправившись в Торквей, чтобы служить Матери Милосердной. Столичный храм принял меня, я гордился своими успехами в постижении храмовых таинств, и, когда здесь понадобился иерарх, наша братия удостоила меня этой чести. Герцог ласково обошелся со мной, и, укрепившись душой, я стал помогать местным жителям обращать свои помыслы к небу...
      Как понял Лайам, забот у Котенара хватало. Он не только усердно служил своей генеральной богине, но, освоившись, стал восстанавливать заброшенные святилища иных таралонских богов, ухаживал за алтарями, возносил соответственные молитвы. Предшественник Котенара, жрец бога войны, был, по-видимому, не очень радив, и, упомянув о нем, иерарх покраснел от негодования.
      - Ленивый, вздорный, ограниченный человек! Вы и представить не можете, в каком состоянии я нашел эти храмовые постройки! Запустение, мерзость, позорище, оскорбление всех светлых чувств... Нет-нет, такое увидеть я никому не желаю!..
      Лайам, уверенный, что все это не так уж и важно, попросил Котенара не отвлекаться.
      - Я отвлекаюсь? Простите! Но... оскверненные алтари! Ладно, друг мой, последуем дальше. Я поселился в Хоунесе, в своей родной деревушке, и принялся понемногу возвращать людей под крыло почитаемых в Таралоне богов. Они закоснели в неверии, мне приходилось подолгу беседовать с ними. Вера вливалась в их души помалу, встречая сопротивление, меня недолюбливали, пытались вредить. Но голос мой постепенно сделался слышен, и многие возвращались на праведный путь. Платили положенную десятину, приносили дары, посещали службы. И помогал мне во всем этом граф Райс. Будучи не только владетелем восточного побережья, но и человеком благонравным и добрым, он многое сделал для укрепления веры...
      Почуяв, что иерарх подбирается к главному, Лайам горячо закивал и спросил:
      - Что же произошло?
      Котенар вздохнул.
      - Полгода назад граф заболел. Его стали мучить колики. Его внутренности терзала жестокая боль, он жаловался, что их словно бы пронзают раскаленным железом, его била дрожь, он весь горел. Сейчас в это трудно поверить, но наш граф находился на грани жизни и смерти - и уже месяц как не вставал. К нему призывали лекарей, знахарей с травками, ему пускали кровь, для него ловили самых отборных пиявок. Посылали даже за колдунами - не помогало ничто. Я был все время при нем, я неустанно молился о его исцелении и побуждал самого графа обращаться к богам. До некоторого времени он охотно прислушивался ко мне. - Котенар судорожно вздохнул. Воспоминания были слишком болезненны. - И тут появилась она. Аспатрия, ведьма, искательница теней. Я никогда не встречался с ней до этого часа. Мы были напуганы, граф умирал, она вошла к нему и провела с ним всю ночь. Мы ожидали, глядя на закрытую дверь. Когда ведьма ушла, граф заперся изнутри и не впускал ни меня, ни слуг целые сутки. Мы боялись за него, мы стучались и даже хотели выломать дверь, но граф прикрикнул на нас, и голос его был удивительно бодрым. Наутро граф вышел к нам - здоровый, веселый. Мы и не надеялись на такое. Он послал ведьме дары и в тот же день отправился объезжать свои земли. Он снова стал прежним, наш господин, - он смеялся, шутил, он ласково обращался со всеми, но от меня отвернулся. Он объявил, что не желает больше видеть меня, и запретил мне появляться в его доме. Я... я вернулся в Хоунес и продолжил свой труд в одиночку.
      Иерарх закрыл руками лицо и сидел так какое-то время.
      - Я должен был... О, боги, что за слова?! За них, пытаясь себя оправдать, цепляются слабые люди. Что делать, таков я, видно, и есть, но это не утешает. Я должен был все понять, я должен был догадаться, - но я словно ослеп. Я думал, что граф всего лишь ожесточился. Что он повернул свое сердце против богов, перенесши столько страданий. Такое бывает, я надеялся, что со временем это пройдет, я молился, продолжая свой труд, и ждал удобного часа. - Жрец понурился, уронив руки между колен. - И все же я должен был это заметить!
      "Мастер, похоже, я отыскал комнату квестора Проуна".
      "Отлично, - откликнулся Лайам. - Следи за ним, подслушивай, если удастся. Сообщай мне обо всех его действиях".
      - Заметить что?
      Котенар поднял голову.
      - Разве не ясно? Что он выговорил у тьмы свою жалкую жизнь и что сделку эту устроила ведьма! Теперь он идет за нею как раб, и душа его день ото дня становится все чернее.
      - Понятно, - медленно проговорил Лайам, присовокупляя к накопленным фактам и этот кирпичик, но все еще не решаясь прикинуть, как выглядит целое сооружение. - Однако при чем здесь пещера? И пропавшие дети?
      Жрец со стоном возвел глаза к потолку, кадык его заплясал. А ну как он вновь впадет в молитвенный транс? Лайам кашлянул, жрец передернул плечами и взял себя в руки.
      - Невинные жертвы! Бедняжки! Не сомневаюсь, их гибель также лежит на совести заключивших сделку сторон. Тьма жаждет крови невинных!
      Пещера в скалах близ Хоунеса служила одновременно и усыпальницей для рыбаков, и местом поклонения богу смерти Лаомедону. Котенар, по своему положению, имел ключ от этой гробницы. У Аспатрии, как у искательницы теней, такой ключ тоже имелся, ибо тела периодически выбрасываемых на берег утопленников нужно было где-то хранить.
      - Море - вечно голодный зверь, мастер квестор. И потому в пропаже детишек обвинили его. Рыбаки попросили меня совершить погребальный обряд так делается, когда кто-нибудь гибнет в пучине. Мы пошли в пещеру и обнаружили там окровавленный нож, тела детей и этот круг, начертанный нечестивой рукой. Я тут же послал нарочного к эдилу. Я слышал о нем много хорошего, хотя и не был с ним лично знаком. Мне и в голову не приходило кого-либо подозревать, граф сам натолкнул меня на мысль об Аспатрии. Узнав о моем поступке, он впал в ярость и прокричал, что я вечно лезу куда не надо, что он не позволит мне возводить напраслину на достойных людей. Тут-то я и смекнул, что дело нечисто, но у меня не было фактов, чтобы что-нибудь доказать.
      Грациан приехал в Хоунес и провел короткое расследование. Котенар не стал говорить ему о своих подозрениях, но эдил и сам очень быстро разобрался во всем. Ведьму арестовали. В тот же день солдаты Райса ворвались в дом Котенара и нашли там пергамент с чертежом пентаграммы и голубой мелок.
      - Граф потребовал освободить ведьму, ибо найденное впрямую указывало на меня. Эдил Грациан - Мать Милосердная, упокой его душу! - думал иначе. Он ведь приехал в Хоунес по моему вызову, а разве добыча выводит охотника на собственный след? Разве не я обнаружил мертвых детишек? Убив бедняжек, повел ли бы я на место их гибели рыбаков? Эдил все это понимал, но не хотел оскорбить графа, и потому сказал, что увезет нас обоих. Граф взбеленился, но эдил ему не поддался, заявив, что решать, кто прав, кто виновен, будет ареопаг. Стражники привезли нас сюда и на долгие месяцы заточили вдали от света и жизни. Я молился, уповая на то, что справедливость восторжествует, и порукой тому был эдил Грациан. Но теперь он мертв, и надежда погибла. Рассчитывать уже не на что! Как мне, так и вам!
      - Нет, - сказал Лайам. - Дела наши не очень-то хороши, но в отчаяние впадать рановато. Что сказал Райс, когда Грациан упомянул об ареопаге? Он ведь что-нибудь да сказал?
      Котенар, повергнутый собственным монологом в бездну уныния, безразлично пожал плечами.
      - Меня там не было. Я ничего об этом не знаю.
      Лайам отвернулся от иерарха и заходил по камере. Вдова Саффиан, кажется, говорила, что граф имел длительные беседы с ее покойным супругом. Он несомненно хотел склонить судью на сторону ведьмы. А когда Райсу дали от ворот поворот, он обратился к Проуну.
      "Фануил! Что он делает?"
      "Одевается, хозяин. Мне кажется, тебя собираются навестить. Только что приходил слуга с известием, что председательница ареопага будет ждать его возле спуска в темницу".
      Лайам непроизвольно глянул на дверь, словно нежданные визитеры были уже на подходе.
      "Они что - собираются прийти прямо сейчас? Посреди ночи?"
      "Солнце уже взошло, мастер. Ночь позади".
      Лайам приник лицом к зарешеченному оконцу. В глубине черного коридора царила мертвая тишина.
      18
      Сначала пришли два солдата с бадьей холодной воды, швырнув к ногам Лайама его сапоги и тунику. Они сменили почти сгоревшую свечу в фонаре и приказали готовиться к визиту председательницы ареопага.
      Лайам, насколько смог, смыл кровь с лица и пригладил волосы. Вытирался он драной укороченной простыней, поглядывая на Котенара. Жрец, с безразличным видом сидевший на койке, не стал возражать.
      Когда Лайам натягивал тунику, вернулись солдаты и вытолкали иерарха за дверь. Мгновением позже в камере появился Тассо, за ним следовали вдова Саффиан и Проун. Молодой квестор окинул узника ненавидящим взглядом, но Лайам в его сторону даже не покосился. Не проявил он интереса и к председательнице ареопага. Проун был рядом, и Лайам смотрел на него.
      "Фануил, попытайся найти комнаты графа Райса. Они должны быть в том же крыле".
      "Да, мастер".
      - Господин Ренфорд, - голос госпожи председательницы в малом объеме камеры прозвучал слишком громко. Она стояла за спиной дипенмурского квестора, чуть левее его.
      - Доброе утро, сударыня,- ответил он, не отводя взгляда от Проуна. Толстый квестор забеспокоился, затем надулся и выпятил челюсть.
      - Вы совершаете большую ошибку. - Лайам решил держаться спокойно. - Вас обманули, направив по ложному следу.
      - Господин Ренфорд, вы обвиняетесь в двух преступлениях. Во-первых, в обладании запрещенной книгой, во-вторых, в использовании вышеуказанной книги для вызова демона, в результате чего эдил Грациан был убит. Вы понимаете, в чем вас обвиняют? - Вдова говорила официальным тоном, словно находилась в суде, подчеркивая тем самым, что любые слова узника, кроме конкретных ответов на задаваемые вопросы, к сведению приниматься не будут.
      - Тот, кто вам нужен, стоит рядом с вами. Книга моя, но мел в комнату подбросил мне он. Я догадываюсь, кому этот пес служит и могу ознакомить со своими догадками вас.
      Проун глумливо хмыкнул. Лайам еле сдержал желание вколотить это хмыканье в его жирную глотку.
      - Вы признаетесь в том, что держали при себе эту книгу?
      - Книга моя. Проун видел ее у меня еще в Уоринсфорде, но почему-то не удосужился вам об этом сказать. Мне он тоже не сообщил, что такая литература запретна. Вывод один: Проун ждал удобного случая, чтобы нанести мне коварный удар. Надо сказать, у него это получилось.
      - Вы знали, что наказание за обладание такими вещами сурово, продолжала вдова. Она держалась неестественно прямо. - Я вам говорила об этом сама. И все же вы хранили ее. Вы можете что-нибудь на это сказать?
      - Я унаследовал эту книгу от чародея, состоявшего в гильдии магов. Поскольку Проун не сделал мне никаких замечаний, я счел возможным оставить ее у себя. Я полагал, что могу так поступить, как законный владелец всего имущества покойного мага. Пособие помогло мне разобраться с убийством Элдина Хандуита, и я решил, что оно может еще пригодиться. Спросите Проуна, видел ли он у меня эту книгу и что он на это сказал? - Лайам указал пальцем на квестора, который печально качал головой, словно усматривал в попытках его обвинить нечто донельзя жалкое.
      - Вы не член гильдии магов?
      - Нет. Спросите его.
      - Вы знали, что это запрещено?
      - Да. С ваших слов. Спросите его.
      - Здесь допрашивают вас, господин Ренфорд, а не квестора Проуна! Вдова к концу фразы возвысила голос, желая, видимо, подчеркнуть, кто тут есть кто. Проун презрительно усмехнулся. - Вы вызвали демона, чтобы тот уничтожил эдила?
      Лайам покачал головой. Терпение его иссякало.
      - Нет. Клянусь душой, нет. Разве не я кинулся эдилу на помощь? Разве не я попытался сразиться с чудовищем?
      Проун коротко рассмеялся:
      - Вы сражались с подвластной вам тварью! Вы знали, что она вас не тронет!
      Лайам задохнулся от ярости. Краешком глаза он заметил, как подобрался Тассо, и взял себя в руки.
      - Это ложь. Госпожа Саффиан, выслушайте меня. Проун подкуплен графом Райсом и вместе с ним пытается выгородить известную вам Аспатрию, подозреваемую в убийствах детей. - Вдова вздрогнула, возмущенная наглостью узника, но вновь обрела бесстрастие камня. - Прошу вас, сопоставьте все факты! Вспомните, он ведь раньше одевался достаточно скромно. И вдруг заделался отчаянным модником! Откуда у него деньги на роскошные тряпки? Где он их взял? Он видел у меня запретную книгу - но никому о ней не сказал. Почему? Спросите его, прошу вас! И отчет... дипенмурский отчет! Помните, как он был встревожен? Как отчаянно не хотел, чтобы вы увидели копию, находящуюся у меня на руках? Это потому, что он в ней намеренно все переврал и понимал, что вы в том разберетесь. Подумайте, зачем он старался отстранить меня от расследования последнего дела? Все факты сходятся! Вы только выслушайте меня!
      Однако было понятно, что слушать она не станет. Он видел ее каменное лицо. Вдова все плотней придвигалась к Проуну, словно мать, не дающая своего ребенка в обиду. Толстый квестор в продолжение всей обличающей речи только фыркал и таращил глаза, а когда Лайам умолк, чтобы перевести дыхание, он презрительно хрюкнул.
      - Это чудовищно, госпожа председательница! Нагромоздить столько лжи! Воистину души злодеев чернее ночи. Но он напрасно пытается извернуться. У нас достаточно доказательств его вины.
      Стараясь сдержать гнев, Лайам вздохнул и процедил сквозь плотно сжатые зубы:
      - Нет у вас никаких доказательств, Проун. Да и откуда им быть? Да, у вас имеется книга, вы можете высечь меня за нее. Но и этой книги, и даже какого-то там мелка недостаточно, чтобы меня обвинить. Вы утверждаете, что я убил Грациана. Но у меня нет на это причин. Мы с ним никогда не встречались. Наши интересы никогда не пересекались. Мы друг друга не знали. Зачем мне было его убивать?
      - Мы скоро в том разберемся, будьте покойны, - парировал Проун. - Вам не уйти от петли.
      Лайам побагровел от такого нахальства. Вдова Саффиан, увидев это, решила, что ей тоже пора что-то сказать.
      - В вашей комнате скверно пахло. Запах вряд ли можно подбросить. Как вы можете это нам объяснить?
      - Никак. Спросите Аспатрию. Это ее проделки. Очень, надо сказать, глупые. Демона в собственной комнате не станет вызывать даже дурак.
      - Вы заносчивый тип, - заявил, подбоченившись, Проун. - Вас обуяла гордыня. Все высоко залетающие рискуют упасть!
      - Я упаду лишь затем, чтобы вас раздавить, - пообещал Лайам, медленно свирепея. Он понимал, что теряет контроль над собой. - Я раздавлю вас, Проун. Я докажу вашу причастность к содеянному, а затем уничтожу.
      Вдова Саффиан скривилась.
      - Довольно! Держите себя в рамках приличия, господа.
      - Для покойника вы слишком самонадеянно выражаетесь,- подлил Проун масла в огонь.
      - Для покойника? Ты, жирный ублюдок, - рявкнул Лайам, стискивая кулаки. Для покойника? - Он резко отвернулся от ухмыляющегося толстяка, не уверенный, что сумеет сдержаться. - Уведите его отсюда, - проскрежетал он вдове.- Уведите. Иначе все кончится плохо.
      - Не надо угроз! - сказала вдова. - Вы обвиняемый, господин Ренфорд, не забывайтесь!
      Он опять повернулся к ней, справившись с приступом гнева, и встретился взглядом с Тассо. Молодой квестор смотрел на него с мучительным недоверием. И все же ненависть из его глаз как будто ушла. Боги, благословите людей, умеющих слушать!
      - Заберите отсюда Проуна, - хмуро сказал Лайам, обращаясь к вдове.- Он мешает, он не дает вам ни в чем разобраться. Возвращайтесь без него и выслушайте меня. Или не слушайте, если того не хотите. Но подумайте вот о чем. Проун надеялся, что уголовные дела поручат ему. Все так считали, и он в том не сомневался. Но освободить место в суде можно только одним путем. Только одним. Поразмышляйте над этим!
      Проун насторожился и замер. Плечи вдовы Саффиан беспомощно дрогнули.
      - Поразмышляйте, - повторил Лайам, чувствуя, что молчание затянулось.
      И тут все разом заговорили, но негромко, словно боясь разбудить что-то страшное, дремлющее неподалеку. Тассо велел Лайаму оставаться там, где стоит, Проун мямлил, что в жизни не слышал такой чудовищной клеветы, вдова Саффиан уговаривала его не принимать этот вздор близко к сердцу. Молчал лишь Лайам, пораженный своей догадкой, сам не решаясь взглянуть на то, что за ней приоткрылось.
      - Тихо! - воскликнула женщина наконец и подняла руку.- Тихо! Обвиняемый не в себе, ему следует успокоиться. Мы оставим его сейчас и вернемся, когда он будет готов отвечать на наши вопросы. Идемте. - Она повернулась и двинулась к выходу, Проун засеменил следом. Тассо отступал к двери, пятясь, глядя на Лайама, как на опасного зверя.
      - Тассо,- зашептал Лайам, когда вдова с толстым квестором скрылись за дверью. - Тассо, вы же знаете, что Грациан не доверял графу! Помните, у них после ужина вышла размолвка? Он не хотел допускать Райса к обсуждению дела! Не хотел! Вы должны это помнить!
      Тассо уже протискивался спиной в коридор, все еще не сводя с Лайама взгляда. На лице его читались растерянность и испуг.
      - Скажите герцогу! - крикнул Лайам. - Скажите об этом герцогу!
      Дверь закрылась, и он без сил рухнул на койку.
      "Могло быть и хуже, да некуда".
      Котенара в камеру не вернули, видимо, опасаясь сговора между узниками. Впрочем, солдаты могли просто забыть привести иерарха обратно. Фануил сообщил, что нашел комнаты Райса. Граф крепко спит, Проун и вдова завтракают в ее покоях.
      Вместо того чтобы заняться собственными болячками, Лайам сосредоточился на Фануиле. Теперь с внешним миром его связывал только дракончик, и если все обернется худо... "Уже обернулось!" Он отмел эту мысль и позвал:
      "Фануил!"
      "Да, мастер?"
      "Ты где?"
      Оказалось - чуть ли не на виду у всего дворового люда! Уродец висел, прицепившись к карнизу окна.
      "Ты далеко от комнаты Проуна?"
      "Прямо под ней".
      "Если никого вокруг нет, залезь внутрь и осмотрись".
      "Хорошо, мастер".
      Лайам закрыл глаза и, чтобы заглушить беспокойство, принялся насвистывать какой-то бодрый мотивчик. Оставалось надеяться, что дракончик будет достаточно осторожен. Осторожен и быстр, ибо нет занятия хуже, чем ждать.
      "Я в спальне квестора Проуна, - сообщил наконец фамильяр.- Ничего примечательного не вижу. В гостиной стоит сундук, но он заперт. Дверца платяного шкафа открыта, но не думаю, что мне стоит туда забираться. Одежда аккуратно уложена, будет заметно, если я там потопчусь".
      Лайам удивленно сморгнул.
      "Из тебя выйдет отличный лазутчик. А теперь я хотел бы взглянуть на все сам".
      "Как мастеру будет угодно".
      Быстро, гораздо скорей, чем всегда, Лайам вошел в транс и отыскал серебряный узел. Легкость, с которой он это проделал, так его изумила, что нить ушла в пустоту. Лайам нагнал ее и стал разбираться с узлом. Тот мгновенно исчез, повинуясь мысленному приказу. "Надо же, как это просто!" Лайам вышел из транса, довольный собой.
      Он очень не любил смотреть на мир глазами уродца, да и вряд ли Фануил что-либо упустил, но ему было необходимо хоть чем-то заняться, чтобы не томиться в бездействии, созерцая голые стены темницы. Лайам крепко зажмурился, представил, что на голове его рыцарский шлем с узким забралом в виде морды дракона, и, секунду помедлив, открыл глаза.
      Избежать приступа тошноты все же не удалось. Желудок его подвело от нестыковки зрительных ощущений с телесными. Тело давало мозгу сигналы, что Лайам сидит на низенькой койке, глаза говорили, что он лежит на полу. Теперь все предметы казались ему удлиненными - сказывалась иная фокусировка драконьих зрачков. Шкаф, постель - ничего интересного. Умывальный столик, камин, стул. Сквозь переплет полураспахнутого окна в комнату щедро вливались солнечные лучи. Они падали на дорожный сундук, забросанный ворохами одежды. Груду венчал красный камзол с разрезами ярко-зеленого цвета.
      "Ты заглядывал в гардероб?"
      "Там ничего подозрительного".
      Естественно, ничего. Проун, конечно же, идиот, но вряд ли он хранит у себя мешок с голубыми мелками.
      "Ладно, я отключаюсь".
      Лайам закрыл глаза, снял воображаемый шлем и вновь увидел тюремные стены. Нахмурившись, он потер виски и стал размышлять, как с наибольшей выгодой использовать Фануила.
      "Ты говоришь, граф еще спит?"