Визит к императору

      – Ну это другое дело, – удовлетворенно кивнула та, словно именно рецепт и был необходим для проникновения в вагон поезда, и отдала следующее распоряжение: – Паспорт показывайте, девушка. Билеты действительны при предъявлении паспорта или иного документа, удостоверяющего личность.
      – У меня не паспорт, а военное удостоверение, – миролюбиво бросила пассажирка, разворачивая перед проводницей корочку документа.
      – Эх, девушка, военнослужащая, а безобразите! Никто порядка соблюдать не желает, – оставила за собой последнее слово проводница. – Проходите уж, раз билет нашли, но в другой раз будьте внимательнее. Вам ведь, чай, билет потом в военную часть сдавать надо для отчета, а вы его чуть не потеряли.
      Новая пассажирка сразу же проследовала в купе Маргариты и плюхнулась на свободную нижнюю полку.
      – Ну здравствуй, подруга! – улыбнулась она и провела ладонью по лицу. Под ее пальцами черты лица как-то вдруг поменялись, приобретая хорошо знакомое Маргоше выражение, и скандальная девица обратилась в валькирию Хлёкк, летающую деву-воительницу, более известную как прапорщик ВДВ Валька Хлёстова.
      – Валюшка, это ты? – Маргарита удивилась не столько тому, что ее подруга вдруг возникла в вагоне поезда, отъезжавшего от перрона станции Бологое, сколько ее виду. Поменявшиеся черты лица – это было сущей ерундой, с чарами личины Маргарита и сама давно научилась проделывать подобные штучки. Но вот в цветастом платье она видела Вальку впервые за все время их знакомства. Валькирия предпочитала либо военную форму, либо, в силу разнообразных обстоятельств магического толка, рыцарские латы. И надо сказать, на ее крепкой фигуре подобные мужественные наряды смотрелись неплохо. Маргоша всегда искренне говорила, что листовая сталь валькирии к лицу. Но Валька в девическом платьице с оборочками – это было нечто противоестественное.
      – Я не верю своим глазам, – призналась Маргарита. – Откуда ты взялась?
      – Догадайся с трех раз! – предложила Валька. – Естественно, с неба свалилась, откуда же еще. Стало уже доброй традицией, что ты исчезаешь, не предупредив. В нашем кругу начинается общее волнение и паника, и заинтересованные в твоей судьбе лица, определив примерное место твоего пребывания, возлагают на меня почетную обязанность догнать тебя влет и разобраться на месте, все ли в порядке. Типа, я у них самая молодая… А я, к слову сказать, уже давно вторую тысчонку лет разменяла, хотя и выгляжу моложаво. Вот что значит здоровый армейский образ жизни! Больше двадцати семи лет никто не дает. Но при этом, Ритуха, годы все равно сказываются, и не каждый полет, знаешь ли, легко дается. Нет, километров сто, даже сто пятьдесят на высокой скорости взять – это для меня раз плюнуть. А вот беспосадочный перелет от Москвы до Питера, да еще без предварительных тренировок, – это тебе не кот начихал. Тянет землица-то к себе, тянет… Сила тяжести – физический закон, с которым бывает трудновато справиться.
      Когда-то именно Валька научила Маргариту летать, поэтому Маргоша привыкла считать валькирию главным авторитетом в вопросах левитации. И тот факт, что для Вальки полеты тоже не игрушка, казался удивительным. Но, зная ранимую душу валькирии, от каких-либо комментариев Маргоша воздержалась, опасаясь сказать что-нибудь «не то» – трудно предугадать, что именно летающая дева может вдруг счесть для себя обидным. Валька ответа и не ждала, довольствуясь собственным монологом.
      – С другой стороны, для поддержания себя в форме полетать иногда не вредно, – поспешила реабилитироваться она в глазах Маргариты. – Два-три подобных перелета, глядь – мышцы уже в тонусе, и хоть до Владивостока шуруй. Но без подготовки, да еще под чарами личины, я с трудом только сюда, в Бологое, дотянула. Думаю – или я тут на вокзале в твой поезд сяду, или на крышу вагона в полете бесчувственно рухну. Билет покупать было некогда, пришлось наколдовать.
      – А для чего ты в платье вырядилась? – не выдержала мук любопытства Маргоша.
      – Да для камуфляжа. Типа, маскировка такая, под лохушку. Надо тебе сказать, решение это было ошибочным: платье – вещь жутко неудобная, особенно в полете. Юбка парусит, как черт знает что, все время с курса сбиваешься. Не знаю, подруга, как ты со своими платьями управляешься…
      – Ну у меня они не такого покроя, – не удержалась Маргарита. – Ты выбрала настолько бесформенную юбку, что не приходится удивляться неудобству во время полета.
      – Вот еще, ничего я не выбирала, взяла то, что в магазине висело с краю, чтобы долго не мудрить. Нынешняя мода, блин, – это не для разумного существа, выбирай не выбирай – один фиг. Мне вообще непонятно, с какой стати платьем теперь называют тесный мешочек из ткани с вырезом на пупке. И почему нынче пупкам уделяется такое внимание? Ведь, как ни крути, выглядит пупок не так уж элегантно, даже если украсить его серьгой с бриллиантом. То ли дело – прикрыть его ладно пригнанным по фигуре кителем! Хотя, откровенно говоря, мне безразлично мнение окружающих о моей внешности. Женщина, нашедшая себя в воинской службе, не нуждается в чьих-то комплиментах, чтобы чувствовать себя уверенной…
      Маргарита, бесцеремонно перебив разговорившуюся Вальку, все же решилась задать вопрос, который так и крутился у нее на языке:
      – Валька, а зачем ты вообще за мной полетела? Думаешь, каждый мой шаг нужно контролировать?
      – Ну каждый не каждый… Контроль не повредит! У тебя, знаешь ли, часто ветер в голове гуляет; молодая еще, необстрелянная.
      Бабушка незадолго до смерти поручила заботу о Маргарите своим друзьям – валькирии, старику цвергу, шумерской богине врачевания Нининсине, нынче служившей в районной поликлинике участковым терапевтом, и нимфе озер и болот лимнаде, прозванной на Руси кикиморой болотной. Старшее поколение всегда боится, что их наследники, оставшись с жестоким миром один на один, немедленно пропадут. Компания волшебных существ приняла судьбу начинающей чародейки близко к сердцу и теперь пыталась заполнить собой каждую минуту ее жизни.
      Маргарите разнообразные намеки на тему «молодая еще, необстрелянная» стали надоедать, хотя относилась она к опекунам с большой любовью.
      – Между прочим, по обычным человеческим меркам юной особу моих лет не считают, – напомнила она Вальке, – и нечего вечно водить меня за ручку, иначе я так и не стану настоящей ведуньей!
      Валька возмутилась:
      – И что ты несешь? Сама-то понимаешь? Ты очень молода – тебе, подруга, до тридцатника еще жить и жить, считай – от горшка два вершка, а туда же, спорить лезешь… Как знать, может, с годами твой мозг подрастет, разовьется, тогда и поговорим. Мне вообще помочь-то не в лом и только спокойнее будет, если я тебя до места провожу. Тем более поездочка эта, на мой взгляд, какая-то стремная… Пришлось у командира части попросить небольшой отпуск по семейным обстоятельствам.
      Что ж, обстоятельства можно считать и семейными, почему бы нет? За неимением других членов семьи, Валька признавала таковой Маргариту. Когда-то, в незапамятные времена, у нее был роман с доблестным рыцарем, бароном Готфридом фон Хорном, далеким пращуром Маргариты. Стоит ли удивляться, что к потомкам своего возлюбленного валькирия Хлёкк относилась как к собственным прапраправнукам?
 
      В Петербург поезд пришел ранним утром, настолько ранним, что пассажиры, желающие попасть с вокзальных перронов прямо в вестибюль метро, вынуждены были дожидаться, когда распахнутся двери метрополитена. И тем не менее в городе было уже не просто светло, но даже солнечно – белые ночи вступили в свои права, и утренний рассвет наступал практически одновременно с вечерним закатом.
      Маргоша и сопровождавшая ее Валька в метро спускаться не собирались. Место для командированной из Москвы Маргариты Викторовны Горынской было забронировано в ведомственной гостинице на Миллионной улице, а туда на метро не доедешь. Лететь же на такое небольшое расстояние – вдоль Невского до Дворцовой площади и потом направо до Миллионной – не захотелось даже валькирии: наверное, она слишком устала ночью, догоняя воздушным путем скорый поезд.
      Да и возни много – надо где-то на вокзале найти место, чтобы намазаться летучим кремом, дающим эффект невидимости, а кроме неуютного вокзального туалета с длинной очередью жаждущих попасть в кабинку, другой уголок для подобной цели подобрать затруднительно. И еще придется подумать о багаже – даже самый легонький чемодан или рюкзак в полете нарушает центровку и становится крайне обременительным. Если же оставить багаж в камере хранения и потом за ним вернуться – это, как ни крути, лишняя суета.
      Все можно было решить проще – выйти на безлюдный по утреннему времени Невский проспект и дождаться первого троллейбуса… От услуг частных водителей, шакаливших на вокзале, девушки, не сговариваясь, отмахнулись.
      В троллейбусе Маргоша все же решилась заговорить о мучившем ее деликатном вопросе:
      – Слушай, Валюшка, место в гостинице забронировано только для меня одной. Я не смогу контрабандой протаскивать тебя в свой номер, тем более наверняка я буду жить в нем не одна. Давай подумаем, как и где мы тебя устроим.
      – Не бери в голову, – отмахнулась валькирия. – Я сейчас попробую слегка колдануть, чтобы дежурная предоставила нам два места. А если не получится, устроюсь как-нибудь еще. В крайнем случае, птицей обернусь и буду ночевать на карнизе твоего окна. А ты чего такая кислая?
      – Какой же еще можно быть в шесть часов утра? И кто только придумал эти шесть утра? Почему утро не может начинаться сразу в девять?
      Валька, привыкшая к суровой спартанской жизни, горькие стенания подруги не разделила. – Склонность к сибаритству тебя когда-нибудь погубит. Шесть утра – хорошее время для подъема, если у тебя серьезные планы на начинающийся день. По крайней мере, больше дел провернуть успеешь.
      Маргоше подобные установки не понравились:
      – Но я обычно поздно ложусь.
      – В таком случае проще вообще не ложиться, – отрезала Валька. – Чтобы не проспать подъем.
      Маргарита решила свернуть дискуссию и не напоминать, что ночь, проведенная в поезде, как раз и соответствует тому, что называют «вообще не ложиться». Тот часочек, который Маргоша продремала перед прибытием в Северную столицу, в расчет можно не принимать – спать после столь ничтожного отдыха захотелось еще больше. Но валькирии некоторые проблемы простых смертных (даже после обретения магической силы ведьмы все равно оставались смертными, в отличие от валькирий, погубить которых теоретически возможно, но практически очень сложно) были непонятны. Валька прожила уже много веков, не утратив своей молодости и внешней привлекательности и даже не задумываясь о благотворном воздействии сна на кожу и о путях предотвращения ранних морщин.
      Есть темы, о которых лучше не спорить, если оппонент не в силах оценить твою позицию, руководствуясь собственным житейским опытом.
      Проходя по Миллионной мимо длинного ряда серых фасадов, наблюдательная Валька разглядела скромную вывеску гостиницы, прибитую рядом с уводящей в глубину двора подворотней. Что ж, умение ориентироваться на местности всегда было ее сильной стороной. Без помощи подруги Маргарита не обратила бы на этот невзрачный прямоугольник с мелкими буквами никакого внимания и еще долго гуляла бы по Миллионной, разыскивая свой питерский приют.
      Тесный извилистый двор, по-петербуржски окруженный мрачными стенами со всех четырех сторон, был проходным. Еще одна арка выводила на Дворцовую набережную, но ворота, за которыми был виден всем знакомый пейзаж с Невой, оказались не просто запертыми, а буквально замурованными – по каким-то загадочным, ведомым лишь местным начальникам причинам пользоваться второй подворотней было нельзя.
      Гостиница занимала несколько этажей в левом крыле здания, и войти в нее можно было через обычное парадное или (как подумала получившая московское воспитание Маргарита) через обычный подъезд – она никогда не понимала привычки петербуржцев именовать «парадным» любую грязную и разбитую дверь, выходившую во внутренний двор.
      Дверь гостиницы была заперта, но на ней имелся звонок, глазок видеокамеры и переговорное устройство. Невидимая дежурная откуда-то из глубин здания присмотрелась к прибывшим дамам, допросила их, разузнав, кто они такие, откуда и зачем прибыли, и щелкнула замком двери, попросив подняться на четвертый этаж.
      Допотопный лифт, поскрипывая, поднял новых постоялиц к столу администратора. К командировочному удостоверению Маргариты никаких претензий у дежурной не возникло, а вот поселить в ту же гостиницу Вальку оказалось сложнее. Валькирия Хлёкк была не так уж сильна в магии внушения (как, собственно, и в других видах магии), хотя за долгие века общения с разнообразными чародеями успела нахвататься кое-каких полезных знаний и иногда могла ими блеснуть, как в Бологом, к примеру. Но все же у девы-воительницы была другая специализация – уж либо колдовать, либо воевать, нельзя же делать все на свете одинаково хорошо.
      Маргарита хотела было поддержать Вальку собственным колдовством, но потом решила, что разумнее предложить дежурной деньги. Набираясь все больше опыта в применении тайных знаний, Маргарита поняла одну простую вещь – не стоит лишний раз прибегать к магии, если в этом нет экстренной необходимости.
      В конце концов все разрешилось самым благополучным образом – Маргарита и Валька поселились в номере с двумя кроватями, двумя тумбочками, двумя стульями, столом и шкафом. Чем не апартаменты? Туалет и раковина с холодной водой имелись в конце коридора, а душ этажом ниже. Правда, для «помывки» в душе следовало записаться у дежурной на определенное время и купить «душевой» талон.
      Девушки наскоро умылись, поплескав на лицо ледяной водички, и валькирия, всегда отличавшаяся некоторой прожорливостью, вспомнила о завтраке.
      – Что у нас, ребята, в сидорах? – воскликнула она, извлекая из сумки банку армейской пайковой тушенки, кусок сала, завернутый в холщовую тряпочку, полбуханки бородинского хлеба, прозрачный пакет с малосольными огурцами и еще один – с яйцами и картошкой в «мундире».
      Какой бы объемистой ни казалась сумка, прихваченная Валькой в поездку, разместить в ней такое количество продуктов было просто невозможно, а в закромах у валькирии, судя по всему, еще много чего оставалось. Впрочем, Маргарита и сама давно освоила фокусы с пространством и объемом, которыми в околомагических кругах баловались многие – это был так называемый эффект пятого измерения,когда предметы изнутри оказываются намного просторнее, чем снаружи.
      Маргоша не привыкла к ранним плотным завтракам, поскольку вставать ни свет ни заря не любила, и решила обойтись чашкой кофе. Она вытащила из своего чемодана кипятильник – лучшего друга всех командировочных, пол-литровую кружку и растворимый кофе в мягком пакетике. Кофе, расфасованный в пакеты, брать с собой в дорогу намного удобнее с точки зрения облегчения общего веса багажа; пакетик из фольги – это вам не тяжелая стеклянная банка, особенно если тащить чемодан приходится самостоятельно, и каждый лишний килограмм ощущаешь собственными мускулами. А заниматься трансматериализацией кофе из питерского магазина сразу по прибытии на место было не так-то легко после бессонной ночи и дорожной усталости… Маргоша предпочла позаботиться о необходимых предметах заранее и действовать по принципу «все свое ношу с собой».
      Пожалуй, к утренней трапезе можно было присовокупить еще и кусочек пресного докторского хлеба. Значит, без трансматериализации все же не обойтись… Что ж, тут уж можно и рискнуть – кофе по утрам предмет необходимый, с ним рисковать нельзя, а хлеб можно посчитать излишеством; если все получится с его материализацией – хорошо, а не получится – тоже не смертельно.
      Прикинув, сколько может стоить докторский хлебец в здешних булочных, Маргоша выложила на стол мятую десятку и несколько монет. Трансматериализация далась ей на этот раз непросто. То ли из-за незнания ассортимента питерских магазинов, то ли из-за того, что усталость и вправду давала себя знать, но Маргарите пришлось сделать четыре попытки, прежде чем она сумела заставить деньги отправиться в магазинную кассу, а на их место призвать диетический хлебец.
      Валька посмотрела на жалкий завтрак подруги со скептической ухмылкой.
      – И что за охота некоторым, отказавшись от всех радостей жизни, питаться отрубями, докторскими хлебцами и еще какой-нибудь гадостью? Опилки и те повкуснее будут! Съешь лучше сальца с картошечкой… Смотри какое оно классное на разрез – розовенькое, с прожилочками. А вообще… Если хочешь быть похожей на тощих «вешалок» из модельных агентств, выбирай одно из двух – либо ешь свои опилки, либо пей воду. Предпочтительнее пить…
      И Валька извлекла из своей торбы походную фляжку, в которой, судя по всему, плескалась отнюдь не вода, а нечто, обладающее градусом покрепче… Маргарита возмутилась:
      – Валька, у тебя нет никакого представления о здоровом образе жизни.
      – Это у меня-то? – Валька с хрустом откусила огурец. – У меня таких представлений хоть завались! В армии этому быстро учат. Кросс в три километра, а лучше в пять – и ешь все, что твоей душеньке угодно! Все калории заранее сгорели.
      – Но сегодня нас никакой кросс не ждет, – напомнила Маргарита.
      – Как знать, – загадочно усмехнулась Валька. – И вообще, доживешь до моих лет, тогда и поговорим о здоровом образе жизни.

ГЛАВА 5

      – Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить пренеприятное известие. – Человек, расположившийся во главе стола и произносивший нечто, напоминающее гоголевский текст, был совсем не похож на городничего, как и его аудитория мало походила на чиновников из уездного городка.
      За длинным столом, таким, какие в каждом приличном офисе и даже заурядной допотопной конторе традиционно используются для совещаний, сидели молодые и очень крепкие бритоголовые парни. В обиходе юношей, наделенных подобным обликом, называют «загривками». Как ни странно, на липах у данных характерных представителей этой породы было совсем не то выражение туповатой отрешенности, которое старательно изображают начинающие актеры, исполняя роли «загривков» в телесериалах. Это были напряженные лица людей, готовых получить и усвоить важную информацию.
      Можно было подумать, что руководители подразделений среднего звена из небольшой фирмы собрались у начальства для «разбора полетов» и выработки очередных бизнес-планов, если бы не своеобразное оформление помещения, в котором проходило данное заседание. Стены были украшены портретами Гитлера и Пиночета, плакатами с надписями, которые не считаются политкорректными, а также учебными пособиями, наглядно представляющими приемы кулачного боя и порядок сборки-разборки автомата АКМ. Стороннему наблюдателю сразу становилось ясно, что бизнес-планами тут даже не пахнет, а если и пахнет, то запах от них идет специфический.
      Совещание проводил лидер «загривков», совершенно непохожий на своих подчиненных, во всяком случае – внешне.
      Прежде всего никакого двухмиллиметрового «ежика», едва проклюнувшегося на бритой голове, и никаких вызывающе огромных бицепсов, играющих под темной рубашкой стиля «милитари». Волосы на голове у докладчика были, причем не просто волосы, а довольно длинные. Правда, их старательно уложили с помощью геля и затянули в тугой хвост, постаравшись сделать не слишком заметными, во всяком случае, когда их обладатель представал перед аудиторией анфас.
      Была ли зализанная прическа вождя делом рук его стилиста, или обладатель хвоста сам потрудился над собственным имиджем – понять было непросто. У таких молодых боссов в костюмах от Гуччи или Армани обычно проблем с поиском стилиста не бывает, хотя команда, собравшаяся за столом, вряд ли одобряла пристрастие своего начальника к внешней утонченности.
      – Итак, господа, я пригласил вас затем, чтобы сообщить пренеприятное известие, – повторил лидер команды бритоголовых, демонстрируя все богатство собственных голосовых модуляций. – В наш город прибывает ведьма. Сведения мною получены из надежного источника.
      – Как «ведьма»? – закричали участники совещания с интонацией, которой позавидовали бы актеры, исполнявшие роли судьи Ляпкина-Тяпкина и почтмейстера, хотя от классических интерпретаций гоголевского текста хвостатый босс отошел и о ревизоре не было сказано ни слова.
      – Спокойно, парни. Когда я говорю слово «ведьма», я имею в виду самую распространенную трактовку этого понятия. То есть в наш родной и любимый город, из которого мы старательно убираем всякую мерзость, должна приехать некая стерва, которая балуется чародейством и колдовством, напускает на людей порчу, загоняет их в гроб и вообще творит, что хочет, и все – во вред мирному населению.
      – Это чё, типа Гингема в натуре? – поинтересовался один из «загривков».
      Надо признать, взгляд этого юноши обещал более высокое интеллектуальное развитие, чем его речь. Что поделать, единство формы и содержания отмечается зачастую лишь в учебниках, излагающих основы диалектики. Во всяком случае, близкое знакомство с персонажами книги про Волшебника Изумрудного города доказывало, что парень небезнадежен.
      Босс был тактичен и терпелив.
      – Вот именно, Гингема в натуре, лучше и не скажешь, – подтвердил он. – Злая колдунья, иначе говоря. Мы еще не успели очистить улицы города от всяких черномазых, так сюда уже лезут мерзкие колдуньи, готовые превращать в жаб и собак каждого, кто не придется им по вкусу!
      – Штандартенфюрер, разрешите задать вопрос? – осведомился один из членов команды, уже знакомый с такими понятиями, как субординация и дисциплина. Форма обращения, органично дополнявшая текст плакатов на стенах, не оставляла сомнений – здесь культивируют наследие Третьего рейха.
      – Задавайте, – начальственно кивнул хвостатый.
      – А эта Гингема, часом, не понтярщица дешевая? Может, она из тех, кто в салонах магии разводит на бабки обманутых жен, обещая вечный любовный приворот на беглого мужа? Или заговаривает курильщиков, чтобы те под страхом кармической кары бросили сигареты?
      Штандартенфюрер вздохнул так, словно ему вечно приходилось иметь дело с несмышлеными детьми, которые уже утомили своими глупыми вопросами. Но приходилось быть терпеливым, и он снова пустился в объяснения:
      – Господа, я не стал бы обращать ваше внимание на какую-то мелкую сявку, промышляющую ловкостью рук, – это не наш уровень. И я пока не давал вам никаких оснований усомниться в моих словах. С товарищами по борьбе не шутят. Если я говорю, что к нам приезжает ведьма, значит, к нам приезжает ведьма. И если я говорю, что она опасна, значит, она опасна. Как бы дико это ни звучало. Полагаю, мы достаточно цивилизованные люди и не будем тупо отрицать наличие паранормальных явлений в этом мире. Колдунья, о которой я веду речь, достаточно сильна и уже показала свои когти. И кстати, может статься, она ужездесь и ужезанимается своими черными делами. Мы должны наметить план действий, чтобы защитить наш город от этой пакости. В старину ведьм сжигали на кострах. Но нам, скорее всего, придется избрать другую тактику. Следует ее выявить, выследить и принять меры к обезвреживанию. Поскольку ведьма, как я уже говорил, очень опасна, наш удар должен оказаться внезапным, молниеносным и очень сильным, чтобы она не успела пустить в ход свои вредоносные чары.
      – Это в том смысле, что она нас попревращает в жаб и собак? – спросил читатель «Волшебника Изумрудного города».
      Штандартенфюрер смерил его холодным взглядом.
      – Запомните, друзья мои, народную мудрость – кто чего сильней боится, то с тем точно и случится. А мы сильны тем, что не знаем страха! И нас не сокрушить никому! Первое, что следует сделать, – это выявить мерзкую тварь, не дать ей затеряться в нашем городе. На случай если она остановилась в гостинице, нам придется узнать, в какие гостиницы, включая ведомственные и частные, приехали или собираются приехать молодые бабы. Возраст объекта «Гингема» ограничим диапазоном двадцать пять – тридцать лет, с походом, для верности; проверяем не только тех, кто уже занял номера, но и тех, кто их забронировал.
      – Так в городе чертова прорва гостиниц, работы будет немерено, – бросил кто-то из «загривков».
      – Работы мы не боимся, – оборвал его босс. – Если нужно, мобилизуйте на поиски всех, даже тех, кто в резерве. Но результаты нам нужны быстро.
      – А если она не в гостинице, а где-нибудь у родных или знакомых остановилась? Или комнату у бабки какой сняла? Для Питера – дело обычное, где тут только приезжих не найдешь…
      – Это усложнит поиск. Но шансы найти ведьму в гостинице тоже есть. Оценим примерно пятьдесят на пятьдесят, что она сняла где-нибудь гостиничный номер. И второе – придется обойти салоны, где продаются всякие магические штучки. Приезжей ведьме может потребоваться какой-нибудь атрибут колдовства, ведь от собственного хозяйства она оторвалась. Может, травы какие или камни. Зайдет в лавку, с торговкой словом-другим перекинется, там все бабы на паранормальных затеях задвинуты, свояк свояка видит издалека. Глядишь, ее и запомнят, и ниточка протянется.
      – Да какая там ниточка, – снова возразил кто-то из скептиков. – Ну купит она где-нибудь на Лиговке какой-нибудь зверобой сушеный, и что с того? Да если ведьме даже и взбредет в голову отваривать сорняки, за городом их навалом, можно не покупать.
      – Отставить разговоры. Если у вас родится более разумный оперативный план, я его с удовольствием рассмотрю, а критику, лишенную конструктивного начала, прошу прекратить. Кстати, ниточка может найтись где угодно. Прислушивайтесь к разговорам в очередях, просматривайте городские газеты, анализируйте выпуски новостей – чародеи часто оставляют за собой след таких событий, которые обыватели не могут объяснить, и потому охотно о них судачат. Что ж, если вопросов больше нет и всем все ясно, за работу, геноссен.
      Для начала Маргарита решила отправиться на Васильевский остров, в библиотеку Академии наук, отметить командировочное удостоверение и переговорить с коллегами, обещавшими помощь в работе. Приключения приключениями, а о служебных обязанностях забывать не стоит. Валька из солидарности поплелась вместе с ней, совершая по дороге маленькие открытия. Оказалось, что в Петербурге она не бывала с 1914 года, но помнила его прекрасно и теперь на каждом шагу поражалась переменам.
      На Дворцовой площади, архитектурный облик которой практически не менялся десятилетиями, Маргарита решила успокоить страдающую ностальгией по прошлому подругу:
      – Смотри, Валюша, здесь все по-прежнему – Зимний дворец, Александрийский столп, арка Генерального штаба… Все в привычном для тебя виде.
      – Да что ты несешь? В каком привычном виде? Дворец перекрасили так, что и не узнаешь… Он был темно-красным, а не салатовым. А где скверик императрицы под окнами дворца? А где нормальная брусчатка? Что это за классики для Кинг-Конга выложили по Дворцовой?
      Маргарита полагала, что к мелочам можно и не придираться, и напомнила о главном:
      – Но столп-то ведь стоит?
      – Да, хоть на чем-то глаз отдыхает! В России дышит все военным ремеслом, и Ангел делает на караул крестом, – продекламировала Валька старинную петербургскую эпиграмму.
      Сарказм, присущий городскому фольклору, в Валькиных устах был почти незаметен, зато явно звучала гордость за отечественные армейские традиции.
      На Невском Валька вновь принялась крутить головой и удивляться тому, что было вокруг:
      – Это же дом Вавельберга! Бывший Торговый банк. Я и представить не могла, что обнаружу его в таком унылом состоянии! Он ведь совсем новенький, тысяча девятьсот двенадцатого или тысяча девятьсот тринадцатого года постройки!
      – Ничего себе – новенький! Да ему же без малого сто лет! Но для вековой постройки он недурно смотрится – все-таки стены гранитом облицованы, а граниту что сделается?
      – Это для вас, людей, сто лет – вечность, а для нас, бессмертных, – мгновение ока… А дом Торгового банка надо было видеть в прежние времена, когда все тут было ухоженным. Стекла в окнах сверкали, швейцар такой у дверей стоял – прямо генерал! Гранит с мылом мыли, чтобы пыль его не портила и копоть на разъедала. И дом смотрелся шикарно. Знаешь, как его называли? Денежное палаццо… А разве теперь он вызывает подобные ассоциации?
      На Васильевском острове Вальке понравилось еще меньше, чем на Невском проспекте. Но Маргарита перестала обращать внимание на ее ворчание. Люди, долго живущие на свете, имеют привычку утверждать, что в прежние времена все было лучше. А Валька живет очень долго и помнит не только те времена, когда Санкт-Петербург, стольный град Российской империи, поражал блеском роскоши, но и те времена, когда никакого Санкт-Петербурга тут не было, а по пустынным берегам Невы в яростной жажде победы бодрым маршем двигались на врага ратники князя Александра, позже прозванного Невским… Кстати, судя по словам Вальки, с Александром Невским она была хорошо знакома и, предаваясь воспоминаниям, именовала его по-свойски Санечкой.
      Маргарита никогда не спрашивала, сколько валькирии лет, а догадаться было не так-то просто, тем более Валька имела привычку морочить голову всем интересующимся данным деликатным вопросом и время от времени то уменьшала свой возраст на пару-тройку сотен лет, то прибавляла сразу полтысячи. По виду-то возраст валькирии никак не определишь: когда она смеется, выглядит совсем девчонкой, лет на двадцать – двадцать пять, не больше, но бывают дни, когда она устает, и тогда ей можно дать не меньше тридцати.
      В вестибюле научной библиотеки шел интеллигентный питерский скандал – один из посетителей сцепился с продавцом книг, разложившим свой товар на столе у входной двери. Среди прочих раритетов там было выложено современное издание «дневников» Пушкина, которое вызвало бурю негодования у читателя библиотеки. Истошно вопя, что это – наглая фальсификация, бесстыдно порочащая память поэта (а поэт, как известно, наше всё,и даже больше), любитель-пушкинист так и бросался на книгоношу, поступившегося принципами в жажде наживы.
      А тот в ответ активно огрызался, чувствуя в происходящем ущемление собственных коммерческих интересов. Дискуссия шла в жестком тоне, хотя, к чести петербуржцев, без использования выражений, которые принято называть «непарламентскими».