Дж. В. Уэлс и Ко (№1) - Переносная дверь

Неплохо было бы, невольно подумал он, если бы кто-нибудь ему про это сказал, но, возможно, именно это имел в виду Дарвин, говоря про естественный отбор. В конце концов, логично рассудил Пол, нельзя же, чтобы подобные ему идиоты на надувных плотиках бултыхались на мелководье генофонда.

Иными словами, он понятия не имел, что полагается делать дальше. По-видимому, в какой-то момент ему придется сказать что-нибудь жутко неловкое, и если все сойдет гладко, будут поцелуи... ну... что-нибудь такое. Совершенно очевидно, что он руками и ногами «за» — в точности как всегда мечтал иметь большую яхту, чтобы в одиночку поплыть под парусом в Новую Зеландию. А теперь, когда он хотя бы стал на этот путь, у него возникло неприятное чувство, что его яхта — беспалубное корыто, а он дрейфует на этом корыте посреди Тихого океана. С другой стороны, утешил он себя: в конце-то концов, не может же это быть так уж трудно, правда? Он перебрал своих родственников: дядю Тревора, кузена Даррена и мужа кузины Лорны Эрика. Мужчины с обаянием мусорных ящиков, и ума на троих ровно столько, чтобы управлять светофором, а они тем не менее умудрились привлечь, очаровать, уложить в постель и жениться — не обязательно именно в этом порядке. Если сумели они, то сможет газонокосилка или автоответчик, консервный нож или даже небольшой валун, а значит, это под силу и ему. Теоретически.

— Ты что-то очень притих, — заметила Софи. Пол испуганно поднял взгляд.

— Извини, — сказал он. — Задумался.

Между бровей у нее залегла складочка, и Пол вспомнил все те разы, когда она как будто читала его мысли. Слава богу, на сей раз этого не случилось, поскольку булочкой с ветчиной она в него не швырнула.

— Просто думал про все эти развороты.

— А. — Неужели в ее голосе проскользнула крошечная нотка разочарования? — А в чем дело?

— М-м-м. — «Совершенно верно: а в чем дело?» — Помнишь, у тебя была теория, что они пытаются от нас избавиться. То, чем мы занимались все утро, как будто подтверждает твои слова: ну, нам дали противную бессмысленную работу, чтобы не увольнять нас, а заставить самих уйти.

Она пожала плечами:

— Я уже не так в этом уверена. Если подумать, то же самое делали у меня на глазах в офисе моего папы. Кто-то ведь должен заниматься такой работой, не партнерам же возиться с ножницами и скотчем.

Пол унюхал возможную перемену темы и с радостью на нее набросился.

— А чем занимается твой отец?

— Бухгалтер, — вздохнула она. — Это семейное дело: он, дядя Джо и дядя Стив. Он очень хотел, чтобы и я к ним пошла, но я ему сказала: дудки. — По словам Софи выходило, что отец годами пилил ее, чтобы она сплавала с ним в бочке по Ниагарскому водопаду. Почему именно сортировать и копировать таблицы для «Дж. В. Уэлс» намного лучше, чем делать то же самое у отца и дядьев, он так и не понял, но, без сомнения, на то есть причина. — А у тебя? — с некоторым усилием продолжила она. — Чем занимается твой отец?

— Раньше занимался двойным остеклением, — ответил Пол, — но рано вышел на пенсию, и они с мамой переехали во Флориду.

Она кивнула.

— И тебе не слишком захотелось ехать с ними?

— Меня не взяли.

— О! — Софи нахмурилась. — Моя сестра Флер... она на пять лет старше меня... она работает в банке и ее отправили на год в Нью-Йорк. Ей там по-настоящему понравилось.

— Мама с папой говорят, там отлично, — сказал Пол. — Хорошая жаркая погода, люди очень дружелюбные. Мне бы хотелось к ним съездить — когда-нибудь, когда накоплю достаточно денег.

— А Флер сейчас на Борнео, — сказала Софи. — Потом ее, наверное, пошлют в Токио или Чили. Путешествия ей в работе нравятся больше всего.

Пол решил, что ему плевать на Флер.

— Звучит заманчиво, — сказал он.

— Ну, по большей части она сидит за столом и разговаривает по телефону, — ответила Софи. — И сомневаюсь, что у нее есть время погулять, посмотреть город. Тем не менее, наверное, приятно знать, что ты в той самой стране, где потрясающие пейзажи и обычаи, пусть тебе и не удается выкроить минутку их посмотреть, а потом уже пора ехать домой. И со мной тоже так, — добавила она с легкой ироничной улыбкой. — К нам приехала погостить моя кузина из провинции, она ходила смотреть Тауэр, собор Святого Павла, Планетарий, Колесо обозрения и еще много чего, а через неделю вернулась к себе в Норвич. А я живу тут с трех лет и ничего этого не видела. Наверное, рано или поздно схожу посмотрю. Даже забавно: со всех сторон тебя окружает множество удивительных вещей, а ты и не подозреваешь об их существовании.

У Пола возникло ощущение, что она говорит нечто важное, но он никак не мог сообразить, что именно.

— Я был как-то в Планетарии, — сказал он, — со школьной экскурсией. Не могу сказать, что мне там понравилось. Все время приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть, что происходит, и я вывернул шею.

На это никто не нашелся бы что сказать, а поэтому Софи должным образом ничего и не сказала. Полу показалось, что дела принимают дурной оборот. Но ведь это же та стадия, когда им полагается говорить обо всем: о семье, воспоминаниях детства и все такое — и потерять счет времени, и, наконец, придут официанты и их вышвырнут, потому что хотят прибраться и пойти домой. Он не сомневался, что именно так бывает у других, и, надо думать, дядя Тревор и муж кузины Эрик вели себя именно так и получили хотя бы проходной балл, то есть остались на следующий раунд. Он попытался придумать многозначительную реплику по поводу Жизни, но в голову ничего не шло.

— Ешь булочку, — сказала она. — Что?

— Булочку. Ты к ней даже не притронулся.

— А, верно.

Он был совсем не голоден и не питал иллюзий относительно того, какое это зрелище, когда он поглощает пищу. Если уж на то пошло, он всегда недоумевал, почему столько свиданий, условленных и случайных встреч так или иначе связаны с едой. Ведь сколько ни напрягай воображение, потребление блюд никак не может считаться привлекательным, и даже золотые девочки и мальчики, когда пьют суп, издают звуки, как канализация в гостинице. Он застенчиво откусил от твердой как камень булочки, болезненно сознавая, что по переду его рубашки камнепадом сыплются крошки.

— Ты старый свитер принес? — спросила Софи. Пол с благодарностью кивнул.

— Не знаю, действительно ли он всерьез говорил или у него просто такие шутки, но я решил, что лучше не рисковать. А ты?

Ее брови сдвинулись к переносице.

— А почему бы еще на мне был этот неряшливый старый костюм, который я купила за шесть фунтов в магазинчике армии спасения? — ответила она вопросом на вопрос. — Впрочем, мне-то плевать, терпеть не могу эти идиотские деловые тряпки. Маме пришлось самой идти все покупать, я ведь понятия не имею, как они должны выглядеть. Такое впечатление, что опять попала в школу и хожу в форме.

Пол кивнул. На воле он носил взаимозаменяемые джинсы и то, что попалось под руку в коробке для футболок и прошло проверку обнюхиванием. Облачаться в костюм он считал дурацким пережитком прошлого века, а необходимость стирать и гладить рубашки обернулась гадким потрясением, точно он пошел с насморком к врачу, а тот прописал ему курс пиявок.

— Я так до конца и не понял, что нам полагается там делать, — сказал он. — И вообще, зачем им нужно подземное хранилище? Я думал, такое бывает только в банках.

Она покачала головой.

— А еще в юридических и бухгалтерских конторах. В конторе моего отца есть подземное хранилище. Ну, оно только так называется, на самом деле это переоборудованный туалет с сейфовым замком. Там держат паевые сертификаты, закладные и тому подобное.

Он на минуту задумался.

— А что, если «Дж. В. Уэлс и Ко» как раз этим и заняты? — выдвинул он гипотезу. — Может быть, они просто бухгалтерская контора?

— Сомневаюсь, — возразила она. — Я, конечно, не специалист, но на папину контору это не слишком похоже. На мой взгляд, они скорее биржевые брокеры или занимаются импортом-экспортом. Или товарами широкого потребления, что бы это ни подразумевало. Думаю, они много чего скупают у одних компаний и перепродают другим за сумму большую, чем заплатили сами.

— Ты говоришь про бокситы?

— Ага, хотя вот бокситы-то сюда как раз не вписываются. Может, они занимаются не только минералами, но и правами.

Пол нахмурился. Он сомневался, что у минералов есть права, хотя и не мог бы вот так сразу сказать, почему бы и нет. Он как будто не помнил, чтобы видел по телевизору как активисты в защиту прав минералов пикетировали сталелитейные заводы, или чтобы останавливали его на улице подписать петицию, но, возможно, движение только зарождается.

Без пяти два они вернулись в контору. Длинный степлер, разумеется, исчез.

— Моя очередь, — сказала Софи. — Я пойду его поищу, а ты начинай подбирать. Ладно?

Пол упорно трудился почти с четверть часа, а его мысли были заняты в основном сторонними предметами, когда дверь открылась, и вошел некто, смутно знакомый: высокий, худой лысый человек с кустиками седых волос над ушами, напомнившими Полу снег на горных вершинах летом.

— Мистер Карпентер, — сказал пришедший нервозно и раздраженно. — Боюсь, со дня вашего собеседования мы не встречались. Я Теодор Ваншпее.

Он протянул руку в старческих пятнах с длинными палъцами и обкусанными ногтями. На среднем пальце блестело тонкое серебряное кольцо.

— Здравствуйте, — смущенно проговорил Пол. Возможно, мистер Ваншпее (вот только он любит, чтобы к нему обращались «профессор», вспомнил вдруг Пол) и казался по-стариковски хрупким, но хватка у него была, как машинодавилка на свалке. — Мм-м, чем могу помочь?

Профессор смотрел как будто за плечо Пола.

— Э-э-э, в настоящий момент ничем, — произнес он с акцентом, который Пол принял за голландский. — Просто проходил мимо и решил зайти представиться. Вашей коллеги, мисс Петтингел тут нет...

— Она кое-что ищет, — объяснил Пол. — Степлер. Он нам нужен, чтобы скрепить... — Он одернул себя и перестал лепетать. — Она через минуту вернется. Вы хотели...

Тонкие губы профессора искривились в подобии улыбки.

— Нет, ничего важного, я просто хотел ей представиться, поскольку не имел случая встретиться с ней после собеседования. Итак, — продолжил он, глядя Полу в глаза и почему-то сделавшись вдруг похожим на директора школы. — Вживаетесь понемногу? Надеюсь, все гладко?

Полу почему-то захотелось выложить странному старику правду, всю правду, включая историю с мечами в камне, замороженной пиццей, бороздами от когтей и Гилбертом с Салливаном. Если уж на то пошло, остановил его только инстинктивный ужас перед высокими худыми властными мужчинами.

— Все хорошо, — ответил он.

— Замечательно. — Профессор Ваншпее слегка нахмурился. — Не сомневаюсь, поначалу все кажется немного странным, но уверен, это быстро пройдет. — И вновь уставился в гладкую стену над плечом Пола, как будто что-то там выискивал. — И, несомненно, вам все проще, поскольку вы начали вдвоем в одно время. Узнавать что к чему, когда ты не один, всегда легче. Так было и со мной, когда я сюда поступил. Понимаете, я начинал как клерк, в точности как вы сейчас, но это было много лет назад.

Полу захотелось повернуться и посмотреть, что там на стене такого замечательного, но он подавил этот порыв.

— Да, — согласился он, — это большое подспорье. Профессор рассеянно кивнул.

— И мисс Петтингел очаровательная молодая леди, — сказал он. — У нее родимое пятно над пупком, а ее домашнего кролика звали Лаки, впрочем, девять лет назад он умер. Не следует дарить ей цветы, это было бы крайне неуместно, но у нее есть слабость к шоколадным яйцам с кремовой начинкой, хотя она весьма неохотно это признает. Музыкой она не слишком интересуется, но вам было бы неплохо ознакомиться с произведениями Диккенса, Тургенева и Дика Фрэнсиса. Всех этих писателей, — добавил он, слегка хмурясь, — она читает ради удовольствия. Некоторые познания в современном искусстве сослужат вам хорошую службу, но остерегайтесь искушения выставлять их напоказ, лучше вообще избегать этой темы. Машины ей скучны, она разыгрывает пылкий интерес к мотоциклам, но лишь для того, чтобы позлить родителей, в действительности они ей безразличны. «Кока-колу» и газированный лимонад презирает, но если голодна, будет есть гамбургеры и пиццу. Регулярность пищи для нее важнее количества или даже качества, и зачастую она раздражительна и неприветлива только потому, что ей нужно поесть. Она пьет пиво, лишь бы казаться неженственной, но его вкус ей не нравится. Вам лучше избегать каких-либо упоминаний Бирмингема, иначе это может пробудить у нее неприятные воспоминания. Крыс она не боится, чего нельзя сказать про змей и пауков. Она глубоко убеждена, что некрасива, любая попытка убедить ее в обратном только вызовет негативную реакцию. Соответственно комплименты должны относиться к ее интеллекту, находчивости и душевной щедрости — и если вы решите сказать несколько похвальных слов в этой области, ваши замечания будут далеко не пустой лестью. — Мимо левого уха профессора пролетала какая-то мошка, которую он, даже не глядя, выхватил из воздуха большим и указательным пальцами. — В вопросах денег она осмотрительна и щепетильна, даже чрезмерно. Позаботьтесь всегда возвращать одолженное, но избегайте чрезмерной спешки и никогда не предлагайте заплатить за нее в ресторанах или в увеселительных заведениях. Если вы обедаете вместе в городе, постарайтесь помнить, что и на сколько вы заказывали, чтобы сумму можно было разложить быстро и без пререканий. До двенадцати лет она ходила на уроки танцев и утверждает, что их презирает, хотя втайне получает от них большое удовольствие. Возможно, вам следует самому взять несколько базовых уроков, так как, если представится возможность потанцевать, она не взглянет сквозь пальцы на ваши недостатки. Как вы сами уже догадались, она способна до некоторой степени определить по вашему лицу, что вы думаете; однако не пытайтесь замаскировать свои мысли, а, напротив, воздайте должное ее похвальным пониманию и сочувствию. Когда будете покупать ей подарок, я бы предложил выбрать или короткий шерстяной шарф, или хорошего качества карманный калькулятор. И самое главное — не стремитесь произвести на нее впечатление или разыгрывать из себя того, кем вы не являетесь. И ни при каких обстоятельствах не следует целовать ее вскоре после того, как употребили что-либо с мятой. — Профессор кашлянул и, достав из кармана пиджака носовой платок, тщательно вытер кончик носа. — Прошу прощения, — сказал он, — меня ждут на совещании партнеров. Пятая страница снизу вон в той стопке лежит не по порядку, пожалуйста, исправьте ошибку перед тем, как скрепить папку. — Его взор затуманился, будто он что-то забыл, потом вновь прояснился. — Приятного вам дня. — С этими словами Ваншпее удалился.

Прошло несколько секунд прежде, чем Пол вышел из оцепенения, в которое впал с первой же минуты речи профессора. А как только очнулся, проверил пятую страницу снизу. Некоторое время он просто на нее смотрел, потом убрал на положенное место — третьей сверху.

— Закончил? — Он не заметил, как вернулась Софи, и едва из шкуры не выпрыгнул от неожиданности.

— Почти.

— Я его нашла, — сказала Софи, победно размахивая степлером. — Одному Богу известно, как он оказался в шкафу со щетками. — Остановившись, она поглядела на стопы отксеренных листов. — Это все, что ты успел? Ты и половины не сделал!

— Извини, — неловко пробормотал он. — Приходил старый худой тип с бородкой, профессор... — Он помешкал, делая вид, что забыл имя.

— Профессор Ваншпее? Он кивнул:

— Ага. Заглянул сюда. Правду сказать, только что ушел. — Сделав глубокий вдох, он отвел взгляд. — Ты с ним уже встречалась?

— Я? — Она покачала головой. — До собеседования в жизни его не видела. А что?

— Так, ничего. Он, случайно, не друг семьи или еще что-нибудь?

— Господи, нет. Почему ты спрашиваешь? Пол тряхнул головой.

— Так, пустяки. Просто он такого тут наговорил, что я решил, он, наверное, тебя знает. Но скорее всего это я все напутал.

— А... — Она пожала плечами. — И о чем же вы говорили?

— О разном, — проскрипел Пол. — «Как вы вживаетесь», как поначалу в голове все путается и все такое. Обычные пустые слова.

Если она и заметила в его тоне что-то странное, то никак не среагировала. Они вместе закончили резать и склеивать, рассортировали получившееся по стопкам и скрепили степлером.

— Ну вот, — сказала Софи, — я отнесу их в кабинет Джулии, встретимся в хранилище. Степлер я тоже с собой прихвачу, — добавила она. — Полагаю, рано или поздно он понадобится, а так хотя бы кто-то будет знать, где он.

Пол вернулся в их кабинетах за свитером. Надевать его он не стал на случай, если мистер Тэннер все же пошутил и кому-нибудь не понравится, что он ходит на работе в поношенной одежде. По дороге в хранилище он изо всех сил старался не думать о словах профессора Ваншпее, но потерпел прискорбное поражение. Разумеется, он сознавал, как все это странно, но в основном его мысли сходились к: "Это значит, что она?.. " — и с визгом закладывали вираж подальше. Проходя мимо мусорной корзинки у стойки рецепции, он достал из кармана упаковку экстракрепких мятных таблеток и выбросил.

Вероятно, даже и к лучшему, что голова у него была занята, иначе представшее зрелище полностью выбило бы его из колеи. Хранилище показалось Полу гибридом старомодной библиотеки и тюрьмы строгого режима, приправленным толикой шахт Мории. Мистер Тэннер их не обманул. На полках толстым слоем лежала пыль, и Пол горячо надеялся, что не придется встретиться с пауками, которые сплели гигантскую паутину, обвисшую по углам комнаты, словно паруса заштиленных галеонов. Пыль в воздухе витала такая, что хоть топор вешай. Лет пятьдесят назад потолок начали красить в голубовато-серый цвет, но на полдороге бросили. Пол вполне понимал почему.

У Софи это зрелище тоже не вызвало ликования. Она пришла, вооруженная двумя блокнотами и двумя карандашами, огляделась и сказала:

— Господи, ну и свалка!

— Довольно гадко, — согласился Пол. — Тебе удалось выяснить, что, собственно, нам полагается тут делать? На мой взгляд, мистер Тэннер выразился несколько невнятно.

— Провести инвентаризацию, — ответила София, с отвращением оглядываясь по сторонам. — Ему нужен полный перечень всего, что у них тут есть и где оно есть, плюс нам нужно навести тут порядок, чтобы, когда понадобится, они все могли найти.

— Черт бы их побрал!

Комната была большая, раза в полтора больше его квартирки. Протянувшиеся по всем четырем стенам полки были заставлены черными жестяными ящиками, деревянными картотечными ящиками, папками, гроссбухами и увесистыми бежевыми конвертами.

— На это уйдет целая вечность! Она пожала плечами:

— А что нам остается? Большинством голосов постановляю: будем работать по очереди. Один заглядывает в ящики и папки и говорит, что там лежит, другой записывает. — Она нахмурилась. — И нам нужно придумать способ, как все помечать. А значит, нам понадобится уйма самоклеющихся бумажек, на которых можно писать номера.

Пол тупо кивнул, все еще не придя в себя от величия предстоящего подвига. ;

— Самоклеющихся бумажек, — повторил он. — А где мы! их возьмем?

— Полагаю, у Джулии, — отозвалась Софи, — как и все в этом месте, если не считать воздух для дыхания. Я за ними схожу. А то у тебя такой вид, будто тебе уже надо отдохнуть.

Пока ее не было, Пол бродил по хранилищу, брал наугад предметы с полок и в отчаянии возвращал их на место. Тут его внимание привлекла узкая книжица, переплетенная в красную кожу. На корешке не было названия, но, открыв ее, Пол сообразил, что это перечень — опись — того, что здесь хранится. К несчастью, опись была очень древней и, надо думать, устарела: записи были сделаны кружевным и неразборчивым каллиграфическим почерком, чернила побурели от времени. Насколько он мог судить, книжице было лет семьдесят, если не больше. Тем не менее, решил он, опись обязательно им поможет (хотя чем именно?).

— Самоклеющиеся бумажки, — победно сказала Софи, входя с картонкой размером с коробку из-под обуви. — Миллионы и миллиарды, и мне даже не пришлось за них расписываться. Я просто попросила, и она дала их без единого слова.

— Вот посмотри, — прервал ее Пол, показывая книгу. На Софи она как будто не произвела особого впечатления.

— Не понимаю, какой от нее прок. Ведь с того момента, как она была составлена, сюда массу всего положили и целую гору вынесли. — Она медленно перелистнула страницы. — И все же она хотя бы дает представление, что делать. Смотри, вот колонки с датами, когда и что здесь хранилось, куда это положили, всякий раз, когда и кто выносил, и когда вернули на место. Пожалуй, довольно логичный подход, — великодушно согласилась она. — Но ты только взгляни на даты. Какая древность!

Пол посмотрел. На двух раскрытых страницах самой ранней датой был 1857 год, самой поздней — 1941. Одна или две записи были аккуратно вычеркнуты, чтобы показать, что данный предмет вернули владельцу или тем или иным способом уничтожили. Но таких встречалось немного.

— И это еще не все, — сказал он. — Вон в том углу штабель кофров, совсем как старомодный багаж, и какие-то футляры, точь-в-точь от музыкальных инструментов, и чайные коробки, и еще много всего.

— М-да, — отозвалась Софи, листая красную книжицу, — это хотя бы позволяет понять, чем они тут занимаются.

— Наверное, — кивнул Пол.

Он только что заметил стеклянный поставец с чучелами птиц на верхней полке, а рядом с ним — выкрашенный синей краской ящик с инструментами механика.

— На мой взгляд, их хранилище больше похоже на кладовку, куда сваливают всякий ненужный хлам, — сказал он и задумчиво добавил: — Хотя и не в последнее время. Такое впечатление, что сюда лет двадцать никто не заглядывал. Ты только посмотри на эти конверты с документами.

Софи подняла глаза.

— Это старые конверты. Пол улыбнулся:

— Ты когда-нибудь марки собирала? Нет, и я тоже. Но эти наверняка антикварные, на них ведь король Георг, король Эдуард и королева Виктория. Готов поспорить, стоят немало. Интересно, их пропажу кто-нибудь заметит?

Брови Софи сошлись к переносице.

— Не смей.

Он пожал плечами:

— Ну, во всяком случае, с нашей нынешней Елизаветой тут не так много, да и те довольно старые. Когда она взошла на трон? В пятьдесят каком-то? Честно говоря, — добавил он вполголоса, — если тут и есть что-то моложе полувека, то я пока его не заметил. Возможно, от этой старой книги пользы будет больше, чем мы думали.

— Сомневаюсь, — покачала головой Софи. — Нам все равно придется начинать с нуля, тут ничего не поделаешь. — Захлопнув книжицу, она положила ее на полку. — Ладно. Начнем от двери и пойдем по кругу. Пока что ты будешь записывать, а я говорить. Идет?

Кивнув, Пол вооружился блокнотом и карандашом, а Софи сняла обертку с куба бумажек.

— Начинаем с единицы, — сказала она. — Ладно, поехали. — Взяв конверт с ближайшей к двери нижней полки, Софи открыла его. — Пункт первый, конверт с документами... нет, не трудись записывать. Паевые сертификаты, — объявила она. — Давайте посмотрим: семьсот, восемьсот, девятьсот паев в «Банке Уитлоу» на имя Дж. Л. Мейера, кто бы он ни был. Именно что был. Сертификат датирован тысяча девятьсот первым годом, так что, надо думать, он уже мертв. — Она помолчала. — Забавно. Ведь положено письменно сообщать компании о смерти держателя пая, тогда на имя наследника выписывают новый сертификат. Я это знаю, потому что помогала у папы в офисе. Если такого не сделать, будет масса проблем с налогами и со всем остальным. Пол наморщил нос.

— Может, это и есть те старые, которые так и не выкинули? — предположил он.

— Ну, тогда кому-нибудь следует написать и выяснить, — сказала она. — В конце концов, «Банк Уитлоу» еще существует, а эти сертификаты, возможно, стоят уйму денег. Впрочем, не наша забота. — Она положила конверт на место. — Номер два...

— Подожди, — попросил Пол. — Грифель сломался.

— Вот и хорошо, что я принесла два карандаша, — вздохнула Софи. — Ты, наверное, слишком сильно надавливаешь. Готов?

Пол кивнул.

— Номер два, — повторил он.

— Ладно. Номер два. — Открыв конверт, Софи достала лист бурой бумаги с разлохмаченными краями. — Похоже на карту.

Пол усмехнулся:

— Только не говори мне, я сам знаю. Это карта острова сокровищ пиратов, а нужное место помечено крестиком.

— Никаких пиратских сокровищ, — негромко возразила Софи, — но ты не слишком промахнулся. Копи царя Соломона.

Пол поднял глаза.

— Что ты сказала?

— Здесь так написано. «Карта копей царя Соломона», смешным таким волнистым почерком. Такое впечатление, что рисовали старой палкой или чем-то вроде того. И запах премерзский, — добавила она. — Как бы то ни было, фамилии нет. Подожди-ка, — вдруг сообразила она, — может, эта карта найдется в этой твоей книжице.

— Может, и найдется. А какой в этом прок?

Софи поглядела на него раздраженно.

— Там может быть сказано, кому она принадлежала или что собой представляет. Если мы напишем просто «Карта копей царя Соломона», мистер Тэннер решит, что мы шутки шутим. А мне вовсе не хочется, чтобы, как только я тут закончу, меня снова сюда послали с наказом не валять дурака и сделать все как следует.

Пол поморщился:

— Ты права. — Он вдруг вспомнил речь профессора. — Отлично придумала. Хорошо, что тебе пришло это в голову, иначе у нас могли бы быть серьезные неприятности.

Софи поглядела на него как-то странно.

— М-да, — пробормотала она. — Куда же она запропастилась? А, вот. На конверте что-нибудь написано? Согласно вот этому, тут должен быть номер или еще какая-то пометка.

Пол проверил.

— Да, есть. Пять — семь — два — косая черта — А. Помогло?

— Минутку. — Софи перелистнула страницы. — Ага, нашла. А572, карта сокровищ...

— Черт побери!

— Карта сокровищ, — повторила она, — собственность сэра Генри Кертиса, принята на хранение в тысяча восемьсот семьдесят восьмом году. Взята... не могу разобрать дату... тысяча восемьсот, а дальше не понять. Потом идет еще дата, когда ее вернули на место, так же неразборчиво. Как бы то ни было, можно записать «Карта, собственность сэра Генри Кертиса». Как, по-твоему, это выглядит?

— Отлично, — отозвался Пол с чуть большим энтузиазмом, чем требовал вопрос. Тут он вспомнил другой фрагмент лекции профессора и добавил: — Ага, наверное, сойдет.

— Как мило, что ты одобряешь, — сказала Софи. — Номер три... Готов, или я слишком гоню?

— Нет, все в порядке. Номер три.

«Номер три» оказался толстой стопкой писем, перевязанных голубой ленточкой и прессованных достопочт. А. Пойнтдекстеру, эскв., Пловерли, Хэнтс. Софи их не тронула. Под номером четыре была записана картонная коробочка, содержащая стеклянный пузырек с каким-то зеленым порошком. К счастью, на пузырьке имелась наклейка, и, воспользовавшись книгой, они смогли зарегистрировать его как «Химический образец», доктор А. Джекил, Харли-стрит, Лондон. Номера пять в красной книжице не оказалось, поэтому пришлось обходиться своим умом: в блокнот Пола он попал как «обрывок бумаги с надписью на неопознаваемом языке».

— Ну и какой с этого хоть кому-нибудь прок? — пробормотала Софи. — А это что? Ладно, номер шесть. Еще один без всяких пометок. Черт!

— В чем дело? — поднял глаза Пол.

— Ну, — сдавленным голосом ответила Софи, — если это то, что я думаю... вот, сам посмотри.

Пол заглянул ей через плечо.

— Манускрипт, — сказал он. — Рукописный, не могу прочесть на... Послушай-ка, он же даже не на английском.

— Да, — сказала Софи, — это французский. «Le jardin du diable», роман Марселя Пруста". Название переводится как «Сад дьявола». — Она нахмурилась. — Пруст не писал романа с таким названием, во всяком случае, я о таком не слышала.

— Кто такой Марсель Пруст? Софи только цокнула языком.

— Просто запиши, — велела она. — Черт, ну и странный у них тут хлам! Неудивительно, что они держат его под замком. Интересно, чье это?

Номер семь — в противоположность всему предыдущему — был контрактом на продажу и поставку шести тонн чернослива, датированным 1907 годом, хотя номера на конверте не было, и в красной книжице он тоже не упоминался. Под номером восемь пошла древняя театральная программка «Вторая миссис Тэнкери», датируемая тысяча восемьсот девяносто каким-то годом, на обложке карандашом значилось «Биллингс». В красной книжице программка была упомянута как собственность в 1927 году Генриэтты Биллингс, но больше сведений старая запись не давала. Номер девять пришлось присвоить колонке цифр с шестью неразборчивыми подписями внизу и маленьким ржавым ключиком. На ключике стояла пометка 998/В, которая отсылала к записи в красной книжице: «Расписание ожидаемых возвращений и ключ, „С. Маг и К°“, 1899». Номером десять стал простой белый конверт с пятью засохшими вишневыми косточками, отсылки к красной книжице на нем не было. Номер одиннадцать присвоили счетам за десять лет от портного времен короля Эдуарда, выписанным на имя некоего Джереми Кастла из Икли, Йокр. Под номером двенадцать пошел одинокий зуб, ни имени, ни номера к нему не прилагалось.

— Ладно, — сказала Софи, закрывая конверт с номером двенадцать и с легким содроганием возвращая его на полку, — теперь твоя очередь, я буду писать. С меня хватит. Кое-какие предметы у них просто тошнотворные!

В этом она была недалека от истины. Номером девятнадцать оказалась высушенная лапа какого-то зверя, кожа напоминала пергамент, когти — огромные, а за тыльную часть еще держались несколько прядей плесневелой шерсти. По всей видимости, некая Селия Гарвин ценила эту лапу достаточно, чтобы сохранить в далеком 1919 году, но Пол не смог заставить себя разделить ее пыл. Впрочем, не все предметы были столь мерзкими: номер двадцать два они присвоили рисунку с какими-то деревьями, нацарапанному карандашом на обороте конверта, адресованного французу по имени Р. Матисс. Софи он очень воодушевил. Номер двадцать пять оказался суммой чуть менее миллиона долларов в банкнотах Конфедерации, а двадцать шесть — вырезкой из газеты тридцатых годов с рекламой патентованных велосипедных седел из лаковой кожи.