Дж. В. Уэлс и Ко (№1) - Переносная дверь

— Честное слово, — отозвался Пол. — Я не знаю. Скажите мне, и...

— Это, знаете ли, совсем не смешно, — негромко проговорил кудрявый. — Веселье весельем и все такое, но ничего смешного тут нет, если вы понимаете, о чем я.

— Пожалуй, нет. Если бы вы просто мне сказали...

— Господи помилуй! — Кудрявый начал выходить из себя. — У нас положение довольно серьезное, знаете ли. Сейчас не время и не место для ваших шуточек!

Полу пришло в голову, что лучше бы их не сердить.

— Обещаю, — сказал он. — Только скажите, чего вы от меня хотите, и я позабочусь, чтобы это было исполнено. Даю вам честное слово.

Молодой человек по имени Пип встал.

— Довольно, — отрезал он. — Вы, по всей очевидности, знаете, иначе, как вы тут могли оказаться? Двери здесь нет, — кисло добавил он. — Или вы не заметили?

Пол знал, что, если их не задобрить, они сделают с ним что-нибудь ужасное. Ясно одно: они ждут, что он поможет им отсюда выбраться. А вот можно ли это допустить, совсем другой вопрос.

— Простите меня, — сказал он как можно дружелюбнее. — Вы правы, это было совсем не смешно. Завтра я с самого утра этим займусь.

Бросив на него сердитый взгляд, Пип сел.

— Тогда дело улажено, — сказал он. — Завтра с самого утра?

— С самого утра, — заверил его Пол. — Предоставьте все мне.

Кудрявый улыбнулся:

— Ну и розыгрыши у вас, дружище. В какой-то момент вы совершенно меня одурачили. А теперь давайте еще выпьем и больше не будем об этом говорить.

Встав, он взял Пола за запястье, и внезапно Пол проснулся — сидя на собственной кровати, в собственной пижаме. На мгновение ему показалось, что он еще видит склонившегося над ним кудрявого молодого человека, но это была только тень от меча в камне, темным силуэтом проглядывавшего на фоне окна.

— Дверь! — громко воскликнул Пол и вскочил с постели.

Дверь была там, где полагалось. Более того, когда он повернул ключ, она открылась, а когда повернул его в другую сторону, закрылась со щелчком. Он проделал это несколько раз — для собственного успокоения. Никогда еще работа простого механического устройства не доставляла ему большего удовольствия.

— Черт бы меня побрал, — сказал он вслух и посмотрел на свое запястье.

Часы были на месте и сказали ему, что времени четверть четвертого утра, потому что за окном темно, а с улицы сочился слабый янтарный свет фонарей. Щелкнув выключателем, Пол огляделся. Это была его комната, неряшливый символ его жизни, в точности такая, какой он ее оставил, уходя на работу вчера утром. Вот на кресле у кровати лежит его костюм, вот его рубашка на полу, а поверх нее — галстук. Грязная тарелка на столе свидетельствовала, что на завтрак он съел тост с сыром (старый засохший канадский чеддер из «Теско», оставшийся с уик-энда), а на ужин — консервированную фасоль, что, возможно, многое объясняло.

Во рту у Пола пересохло, да еще как будто отдавало плесенью, поэтому он заварил себе чая. Сидя на кровати с чашкой в руках, он почти уговорил себя не ходить на работу завтра, а возможно, и во все последующие дни, забыть про Софи и раз навсегда выбросить из головы всякие странности. Но это были всего лишь предрассветные бредни. Он вспомнил, как читал что-то про три часа утра, про то, что это время, когда совершается больше всего самоубийств, когда с людьми творятся прочие чудные вещи, а связано это как-то с химическим дисбалансом мозга, вызванным циклом сна или чем-то столь же научным и убедительным. Как бы то ни было, он знал, что если только сумеет заснуть, то, когда проснется наутро, все покажется далеко не столь безнадежным. Допив чай, Пол погасил свет и лежал на спине, глядя в темноту, где полагалось быть потолку. Он был уверен, что больше не заснет, и оказался прав.

Снова включив свет, Пол порылся в карманах пиджака и нашел письма. Он чувствовал, что крайне важно, чтобы они по-прежнему были адресованы лейтенанту Филипу Кэтервуду — и так оно и вышло. Пол начал читать. Невзирая на пошловатое содержание, письма нагнали на него сон быстрее и надежнее, чем общий наркоз или собрание сочинений Мартина Эмиса. И все бы оно ничего, вот только, заснув, он вновь оказался в викторианской комнате. Он все еще читал письма, но теперь они были адресованы уже не Филипу Кэтервуду. Напротив, все как одно были написаны ему, и в конце каждого стояло «С пламенной любовью, Софи». Однако кое-чего он раньше не замечал: на конвертах она писала «Полу Карпентеру», но письма теперь начинались «Мой дорогой Пип». Тем не менее на сей раз Пол знал, что это всего лишь дурной сон, а виноват какой-нибудь небрежный или злонамеренный сыродел, и потому все в порядке.

* * *

На следующий день они закончили разбирать хранилище. Ему пришлось ждать одиннадцати, когда Софи ушла выпить чашку кофе, чтобы вернуть на место письма и проверить остальные бумаги: чековые книжки, акты на владение собственностью, свидетельство о смерти. Как он и надеялся, на всех значилось имя Филипа Кэтервуда. «Алле-черт-бы-ее-побрал-луйя!» — пропел он про себя.

И — словно фирма «Дж. В. Уэлс» решила, что шутку, как колышки для палатки, следует загонять глубоко, но не слишком — уровень странности в еще не каталогизированных предметах резко снизился. Верно, все они были старыми и по большей части являлись собственностью людей, давно уже покойных, но бестактно эксцентричного больше ничего не было: только юридические документы, закладные, несколько связок писем, не страннее, чем случайная связка ключей или коробка с чучелами попугаев. Софи в это утро казалась необычно веселой, хотя как будто болтать не желала. С ней словно произошло нечто приятное, но ей не хотелось этим делиться. Во время ленча она улыбнулась, сказала «До скорого» и, не успел он и рта открыть, побежала за пальто. Оставшись в хранилище один, Пол вперился в стену. Что-то пошло наперекосяк и с каждой минутой становилось все хуже, только он понятия не имел, что бы это могло быть.

С последним предметом они покончили ровно без четверти пять. Любопытно, но намеренно или случайно, им выдали ровно столько желтых бумажек, сколько требовалось, и ни одной не осталось.

— Ну вот, — сказала Софи, — слава богу, все. Хватит с меня этого дурацкого подвала.

— И с меня тоже, — согласился Пол. — Такое ощущение, что я в этих подземельях уже сто лет.

— Наверное нужно сделать перекрестные ссылки между красной книжицей и нашей описью, — без малейшего энтузиазма предложила Софи. — Но ведь это может подождать до завтра, правда?

— Наверное, — согласился Пол.

«Что-то тут не так», — снова подумал он. К данному моменту между ними должна была установиться связь, общее чувство достигнутого, которое бы их сблизило. Это должно было стать еще одним Мгновением. Но почему-то не стало. Он стоял, прислонясь к стеллажу, она сидела на сундуке (номер 445, содержащий, согласно красной книжице, мундир, который носил генерал Реглан в битве при Балаклаве), смотрела на дверь и тихонько напевала себе под нос. У Пола был случай заметить, что мелодию она способна держать не лучше, чем кальмар управлять трансатлантическим авиалайнером. Нет, он был не против, он даже принял сознательное решение считать это милым и трогательным. Тем не менее мысли Софи витали где-то далеко. Найдя выпавший листок чистой бумаги, Пол стал складывать из него самолетик.

— Пол.

Ага, уже кое-что: она никогда раньше не называла его по имени. Он замер, не загладив складки. — Да?

— Ну...

Пол понял, что она никак не может решиться, пытается собраться с духом. Он запустил самолетик, не позаботившись посмотреть, куда он приземлится. Лучше поздно, чем никогда. Мгновение — или же он серьезно ошибается.

— Ну... — повторила она, — ты не против, если я тебе кое-что расскажу? Мы ведь друзья, правда? Мы столько всего вместе сделали и вообще. А мне просто нужно кому-то рассказать.

— Конечно, — с замиранием сердца отозвался Пол. — Валяй.

— Ладно.

Она сидела к нему спиной, худенькие плечики и длинная изящная шея четко очерчены на фоне сероватой стены.

— Дело в том, — начала она и снова помедлила. — Дело в том что вчера я была на вечеринке. В конце концов, — добавила она с едва заметной ноткой крайней, черной и яростной горечи ("Откуда это? — спросил себя он, а потом: "О черт... " — вспомнил), — больше мне, как оказалось, делать нечего, поэтому я пошла на одну вечеринку. Ну, не совсем вечеринку, я вечеринок не люблю, но моя подруга Люси недавно уволилась из армии, она там танковым механиком была... ну, так она только что переехала на новую квартиру и пригласила кое-кого из знакомых отпраздновать новоселье, и меня тоже, ну я и пошла. И там встретила одного парня.

— Вот как?

— Да. — Софи вдруг резко повернулась и посмотрела на него. Лицо у нее было бесстрастным, но глаза сияли. — Его зовут Шаз, и он занимается анархо-социалистической керамикой как искусством перфоманса и живет в старом автобусе посреди поля за Эксером, и мы часами говорили о самом разном и... ну... Кажется, он мне очень нравится. — Она осеклась, но все же продолжала: — Знаю, очень глупо и по-девчоночьи, что мне обязательно надо поделиться... Честное слово, я понятия не имею, будет между нами что-нибудь или нет, ни о чем таком мы не говорили. Но вполне возможно, что у нас что-то получится... Во всяком случае, — добавила она, — ты ведь не в обиде, что я тебе это рассказываю? Ведь, честно говоря, ты, вероятно, самый близкий друг, какой у меня есть, если не считать Лизы, а она все еще на Украине, и Рейчел, но она сразу нос задерет, потому что вообще мужчин не жалует, ну, и есть еще, наверное, Хармони, но та последнее время ни о чем другом, кроме уничтожения мест обитания сов в Нортумбрии, и слышать не хочет. Ты ведь не обижаешься, что я тебе все рассказала?

— Нет, — ответил голос Пола, — вовсе нет. М-м-м, замечательно, — добавил голос Пола. — Поздравляю. Наверное.

Она пожала плечами, но с большим пылом.

— О, для этого еще слишком рано. Я хочу сказать, да, мы говорили часами, целую вечность, но потом он и компания его друзей решили ехать на его автобусе смотреть восход в Стоунхендже, и он спросил, хочу ли я поехать с ними, но я сказала: «Нет, мне на работу утром вставать», а он сказал «ладно», будто действительно не обиделся, что было очень приятно, подумала я, мол, он никаких требований не выставляет. И опять же упомянул, что у него сегодня выступление в клубе на Денмарк-хилл-уэй, и сказал, что если я захочу, то могу прийти, а я согласилась. Ну, собственно говоря, и все.

— Замечательно, — сказал голос Пола, прозвучавший так, будто доносился из запредельной дали. — Ну, надеюсь... э-э-э, надеюсь, все получится. Я хочу сказать, желаю хорошо провести время. К тому же завтра суббота и тебе не придется рано вставать... — Он пообещал при первом же удобном случае дать себе кирпичом по физиономии за такие слова. — Ну, замечательно, надеюсь, у тебя все будет хорошо.

— Спасибо, — кивнула Софи. — А ты что на уик-энд делаешь? Есть какие-нибудь планы?

— Я? А, нет, ничего особенного. Думал, может, завтра поваляюсь с книжкой, поглажу, послоняюсь по квартире. — «В конце концов, — добавил он про себя, — что, черт побери, мне еще делать теперь, когда вся моя жизнь пошла псу под хвост? Ну и Мгновение, — подумал он. — Ну и, мать его растак, Мгновение!»

Софи смотрела прямо на него: если она действительно могла читать его мысли, увиденное ее, возможно, немного встревожило. В ее лице он уловил тень того выражения, которое видел на лицах Дункана и Дженни, — безбрежного и благородного сострадания благополучных к извечному холостяку поневоле. В другое время, в другом контексте, он сейчас сказал бы: «Да ладно, в морях полно другой рыбы».

— Значит, — услышал он собственный голос, — он горшечник? Как интересно.

— Керамист, — резко поправила она. — То, что он делает, скорее концептуально, чем... ну... полезно. Он мне все про это рассказал. Судя по всему, он многому научился в племени кочевников-туарегов в Северной Африке, а теперь подал на Лотерейный грант, чтобы развивать интерактивную часть своего искусства — хорошо бы при помощи мультимедиа и интернета. А потом он надеется поехать в Новую Гвинею. По всей видимости, у них там по-настоящему замечательная традиция концептуальной керамики на основе одной смеси из жженой соломы, вулканической лавы и навоза от местных свиней. Он хочет попытаться на фундаментальном уровне включить это в собственное творчество. Но, конечно, все зависит, получит ли он грант, поэтому ничего еще не решено.

«А жаль, — подумал Пол. — Может, и мне купить лотерейный билет? Уйму лотерейных билетов? Да и вообще, во что обойдется услать в Новую Гвинею похотливого засранца?»

— Чудесно, — сказал он. — И давно он этим занимается?

— Лет пять. Во всяком случае — как перфомансом. Керамикой он занялся целую вечность назад, еще когда сидел в тюрьме. После этого на два года уехал в Северную Африку, а потом еще на полгода в Финляндию, где учился шаманить. Так что, в общем и целом, очень давно.

— Понимаю, — сказал Пол. — Значит, у него уже очень хорошо получается.

— О да! — отозвалась Софи. — Ну, самих изделий я не видела, но он показал мне несколько альбомов с фотографиями, выглядит действительно потрясающе.

— Ага, — пробормотал он, — и это еще, надо думать, без перформанса.

Софи кивнула.

— Как бы там ни было, — она встала, — нам лучше выбираться отсюда. Кстати, а который час?

Он посмотрел на часы:

— Почти без десяти шесть.

Понадобилось с полсекунды, чтобы до них дошел смысл этих слов.

— Вот черт, — бодро сказала она. — Будем надеяться, дурацкую дверь еще не заперли.

Они припустили вверх по лестнице, потом побежали по коридору и через пожарный выход вылетели в вестибюль. Никого. Софи метнулась к двери, щелчком сдвинула верхний и нижний болты, подняла собачку «йельского» замка и дернула дверь. Та не шелохнулась.

— Вот черт, — повторила она.

— Тут два врезных замка, — подсказал Пол. — Ключи от них, наверное, на стойке рецепции или еще где-нибудь поблизости.

Вполне возможно, но ящики стойки тоже были заперты, поэтому им не представилось шанса это проверить.

— И что нам теперь делать? — беспомощно спросил Пол. Софи еще раз дернула дверь, потом с силой ее пнула.

— Глупость какая! — воскликнула она. — Ладно, должен же быть в здании кто-нибудь. Я хочу сказать, разве партнерам в такой фирме не полагается засиживаться допоздна и работать уик-энды напролет? И уборщицы, — добавила она. — Нужно только подождать, когда они появятся...

— А что, если они до утра не придут? — сказал Пол. — Или только утром в понедельник. Я хочу сказать, откуда нам знать, что они придут сегодня?

— Дерьмо! — Софи еще раз пнула дверь. — Должен же быть какой-то черный ход. Пожарный выход, — победно добавила она. — Должны быть пожарные выходы. Предписано законом.

Пол с энтузиазмом кивнул:

— Ты права. Где?

— Что где?

— Где пожарные выходы? Только... я, кажется, ни одного не видел.

— Ну, конечно, тут есть пожарные выходы... — Она помедлила, хмурясь. — Если уж на то пошло, и я тоже не видела. Впрочем, не знаю, как ты, а я еще в уйме закоулков этого здания не была. Придется поискать. То есть если мы не сможем найти никого, кто бы нас выпустил. — Пол видел, как она заставляет себя расслабиться — все равно что смотреть, как маленький ребенок пытается удержать огромного лохматого пса на длинном поводке. — А если не получится, то придется разбить окно.

— Но мы не можем! — ужаснулся Пол. — Они нас уволят!

— Ну и что?

— Ну и что... — Он осекся. Ну как ему объяснить, почему он не может рисковать потерять эту работу, хотя теперь, надо думать, ситуация изменилась. — Они нас уволят, — повторил он.

— Отлично. — Она нахмурилась так яростно, что он почувствовал, что вот-вот загорится. — Ладно. Я разобью окно и пойду домой, а ты можешь оставаться тут на ночь и объяснять, что это была не твоя идея и что ты тут ни при чем.

— Извини, — автоматически ответил Пол. — Я хочу сказать, прежде чем ты сделаешь нечто подобное, давай посмотрим, не удастся ли отыскать мистера Тэннера или еще кого-нибудь.

— Почему мистера Тэннера?

— Не знаю, — честно сказал Пол. — Просто в тот день, когда я пришел слишком рано, он уже был здесь, еще до того, как отперли дверь. Возможно, он задерживается допоздна.

Немного подумав, она кивнула:

— Ладно, попробуем сначала в его кабинете. Пошли. Софи вылетела из вестибюля, как уменьшенная модель «Бисмарка», вырывающегося из датского пролива, и Пол потрусил следом. Ситуация ему совсем не нравилась, но скорее всего по иным причинам. Например, она не видела красного глаза, выглядывающего в прорезь почтового ящика.

Мистер Тэннер в своем кабинете отсутствовал — это было первое, что они заметили. Второе — беспорядок. Бумаги разбросаны повсюду, навалены кучами на стуле и на полу, точно их подбрасывали в воздух, а потом по ним прыгали. Второй стул опрокинут. Еще Пол заметил (но умолчал), что в коллекции томагавков на стене зияло несколько пустот.

— Может, он в комнате с ксероксом, — сказала Софи. — Посмотрим там.

Беспорядка она или не заметила, или (что, с точки зрения Пола, было много вероятнее) решила, что нет времени отвлекаться на побочные проблемы. Сделав несколько десятков шагов к двери, Софи остановилась. Из коридора послышался топот — кто-то бежал. Или точнее... Пол порылся в памяти в поисках подходящего слова. Галопировал.

— Ну вот и он, — сказала Софи. — Эй? Эй...

Шаги остановились, когда она дошла до двери и коснулась ручки. Какой-то звук до нее, наверное, донесся, потому что она помедлила. Пол и Софи слушали, как шаги возвращаются. Причем возвращающихся было несколько.

— Я не... — начала Софи.

Тут дверь распахнулась и с силой ударила ее по виску, так что Софи повалилась на бок. Пол рванулся было вперед, но, беспомощно разинув рот, застыл как громом пораженный. В дверях стояло существо, решительно не похожее ни на что, что он когда-либо видел раньше, ну, может быть, в книге, когда был очень маленьким. До некоторой степени оно напоминало высокую худую мартышку, вот только на нем была одежда: кожаная жилетка, а поверх нее — кольчужная рубаха из каленого железа покрасневшего от ржавчины. Венчал все круглый стальной шлем — слишком маленький и вообще неправильной формы. В левой руке существо сжимало топор на короткой рукояти — экспонат коллекции мистера Тэннера, догадался Пол, хотя не слишком утруждал себя деталями. Поросячье рыло и круглые красные глазки показались Полу смутно знакомыми.

— Черт бы меня побрал, — прошептал Пол.

Существо... «А пошло оно все!» — решил Пол. Давайте называть вещи своими именами... Гоблин поглядел на него и застыл как вкопанный, ни дать ни взять испуганная кошка. За спиной у него возник второй гоблин, более или менее похожий на первого, но более обезьяноподобный и с более поросячьей мордой. Оба стояли неподвижно, изучая Пола. А он изучал их. Он, разумеется, до чертиков перепугался (к стыду своему чувствовал, как по его ноге стекает что-то теплое, но умирать от стыда не было времени), но почему-то знал, что из четырех живых существ в кабинете мистера Тэннера ему далеко не так страшно, как остальным. И пока эта мысль бильярдным шаром рикошетила у него в голове, Пол заметил, что второй, черный, гоблин держит в руках короткое копье с широким наконечником, и что у обоих гоблинов вместо ногтей когти. «Борозды от когтей, — услужливо напомнила изолированная часть подсознания, — это объясняет борозды от когтей».

У Пола возникло стойкое ощущение, что шевелиться сейчас, во всяком случае — первым, не самая удачная мысль. И отводить взгляд тоже. Он понятия не имел почему, просто откуда-то знал — точно так же мог он абсолютно четко, с закрытыми глазами указать, где угол комнаты. Ему очень хотелось проверить, все ли в порядке с Софи, но для этого требовалось хотя бы на долю градуса отвести взгляд вправо, а о таком нельзя было даже помыслить. Вот влип!

Как, судя по всему, и гоблины. Во всяком случае, они тоже не двигались и не отводили взгляда. Собственно говоря, не было ни единой причины, почему бы всем троим не остаться стоять в этом положении до девяти часов утра в понедельник, то есть если, конечно, не вмешается какая-нибудь четвертая сторона, чтобы разрушить чары.

Как ни грустно, но жизнь распорядилась иначе. Из какого-то закоулка здания (снизу, если судить по звуку) послышался грохот, за которым последовал взрыв всполошенных криков, будто миллион мартышек пытались надиктовать на магнитофон собрание сочинений Шекспира. Пол едва из кожи вон не выпрыгнул, и гоблины тоже, но, по всей видимости, это было лишь реакцией на внезапное движение самого Пола. Или они знали, что это за шум, или же шум их нисколько не волновал. Скорее даже успокоил. Во всяком случае, пока Пол еще приходил в себя, они прыгнули вперед, быстрые, как пауки, но тем не менее крайне настороженные — точь-в-точь мелкие вышибалы, кружащие вокруг огромного пьянчуги. Первый с копьем засеменил прямо на него, а второй тем временем нырнул вправо, чтобы обойти его с фланга. Отпрыгнув, Пол наступил на ножку опрокинутого стула и отчаянно замахал руками в надежде восстановить равновесие. Это последнее произвело на гоблинов самое неожиданное действие: они застыли как вкопанные. Полу это напомнило, как, гуляя за городом, он забрел на поле, где паслись молодые бычки. Тогда была та же обескураживающая нерешительность, та же смесь агрессии и явного ужаса, хотя чего они перепугались, Пол так и не понял. Да, верно: больший из двух, тот, что держал боевой топор, был где-то четырех футов девяти дюймов ростом и, невзирая на щетину, определенно щуплым. С другой стороны, их было двое, и острие копья того, что поменьше, застыло в шести дюймах от пупка Пола.

Ни с того ни с сего Полу пришло в голову попытаться на них прикрикнуть. Может, потому, что такая тактика сработала со стадом бычков, а может, это был дремавший в недрах подсознания инстинкт. Как бы то ни было, он попробовал — и гоблины отпрыгнули фута на четыре, потом, осмелев, сделали шаг вперед, но тут же снова застыли. Оба буравили его взглядом. И он их тоже. Опять шах и мат.

(Да, подумал он, зато теперь они освободили дверь, а значит, если Софи не совсем потеряла голову, она сумеет незаметно выскользнуть и... И что? Побежать за помощью? Она не сможет выбраться из здания. «А кроме того, — размышлял он, вспомнив про грохот и крики, — вполне вероятно, что на данной территории эта парочка не единственные представители своего племени».)

Он набрал в грудь побольше воздуха — чтобы закричать, — но обнаружил, что не в силах заставить себя издать вообще ни звука. Или ужас понемногу парализовывал его, или он неосознанно вспомнил про остальных монстров, которые могут сбежаться на его вопли. Медленно выпустив воздух, он сосредоточился на том, чтобы дышать ровнее.

Вот и говори после этого про Мгновения. Да уж, Мгновение определенно настало и, казалось, будет тянуться вечно. С течением времени ситуация не улучшалась. Во-первых, к своему глубочайшему смятению и отвращению, Пол осознал, что его правая нога, на которую он перенес почти весь Свой вес после того, как удержал едва не утраченное из-за ножки стула равновесие, затекла, поэтому, если ему представится шанс бежать, придется ковылять на непослушной конечности или в лучшем случае мучиться из-за проклятого покалывания. Он поиграл было с мыслью выхватить у низенького гоблина копье, но слишком живое воображение тут же нарисовало ему исход. Он почти увидел кровь и почувствовал боль, когда его руки сомкнутся не на древке, а на исключительно остром с виду наконечнике. Пол велел этим мыслям отвалить и сдохнуть. Даже думать про такое было слишком уж опасно.

«А так хотя бы Софи не удастся попасть на свидание со своим анархо-социалистом-горшечником. Считай, что тебе повезло. Что ни делается, все к лучшему». Впрочем, если он собирается быть с самим собой беспощадно честным, толку от этого было немного.

Третий гоблин испоганил все. После Пол как будто вспомнил, что существо вприпрыжку влетело в кабинет, даже не подозревая, что там творится неладное. Размером он был приблизительно с копьеносца, имел мордочку хорька и вооружен был широким изогнутым мечом; ворвавшись в комнату, увидел Пола, резко застыл на месте и заорал.

И тут Пол услышал собственные крики. Самое странное, что орал он: «Пожалуйста, уходите!» — но, по всей видимости, воздействие возымели не слова, а то, как они прозвучали. Три гоблина отпрянули, точно это он был вооружен, и столь удивительное проявление трусости пробудило в нем все инстинкты. Сделав большой шаг вперед, он с силой топнул левой ногой и что есть мочи выпалил: «Бу-у-у!!!»

До некоторой степени это сработало, как заклинание: вся троица повернулась и дала стрекача, один даже уронил копье. Это должно было считаться победой, но нет. Два гоблина достигли дверного проема, а третий, обнаружив, что безоружен и защищаться ему нечем, панически взвизгнул и, съежившись, метнулся в угол комнаты подальше от двери. «Вот черт», — подумал Пол и сделал еще шаг вперед, размахивая в воздухе руками, чтобы прогнать монстров, как фермер гонит овец.

Он переборщил. Гоблин с жутким воплем побежал назад и наткнулся на Софи, которая как раз поднималась с пола. Резко повернувшись, он увидел свой шанс и, схватив ее за волосы, потянул на себя, чтобы укрыться за ее телом, а свободной рукой выхватил откуда-то нож и приставил его ей к горлу.

В последнюю долю секунды Пол сумел удержаться от крика. Это и лучше: ведь он был совершенно уверен (не спрашивайте почему), что в данный момент крик поверг бы гоблина в дикую панику, и Софи уже погибла бы. Поэтому Пол застыл на месте, опираясь на онемевшую правую ногу, затаив дыхание, и позволил гоблину, пятясь и таща за собой Софи, отступить к двери. Это было еще одно Мгновение — в данном случае худшее в жизни Пола.

Для надежности он остался стоять неподвижно и досчитал до пяти после того, как звук неуклюжих шагов стих в коридоре. Лишь тогда Пол рискнул вернуться жизни.

— Дерьмо собачье! — возопил он и, бросившись вперед, подобрал выроненное гоблином копье. Тут дала знать о себе онемевшая нога: он покачнулся, едва не ткнул себя копьем в левую подмышку, но все же, ударив древком в пол, перенес на него тяжесть.

Так не пойдет. Опираясь на копье как на костыль, Пол повернулся к двери и проковылял в коридор. Огляделся — никаких признаков жизни, ничего, что указывало бы, в каком направлении исчезли монстры.

Пол помедлил. Самое разумное — вернуться в кабинет мистера Тэннера, разбить креслом окно и завопить: «На помощь!!!» Но этого он не сделал. Он не знал почему, но был уверен: назад идти нельзя — ведь тогда он бросит Софи, а не последует за ней.

Злобно пробормотав: «Проклятие!» — он снова посмотрел в обе стороны. Куда? В голову ничего не шло; и «эни-бени-жаба» тут тоже не сработает, нужно принимать решение.

— Вот черт, — объяснил он самому себе и повернул направо.

Направо, разумеется, означало в машинный, то есть компьютерный отсек, через пожарный выход и вниз по лестнице, у подножия которой он остановился и прислушался. Откуда-то издалека доносились глухие удары и грохот, точно расшалившиеся дети двигали мебель. Надо полагать, гоблины. И никуда не деться от сознания, какой он трус и насколько не ориентируется в ситуации. Он заперт в здании, где, помимо него, находится неизвестное, но, по всей вероятности, значительное число монстров, кошмарных и (пока не будет доказано обратное) враждебных существ. Однако для принятия решения это было так же важно, как цена на арахисовое масло на Нью-йоркской товарной бирже. Единственная проблема в том, те ли это гоблины, которые ему нужны, или нет.

И никак не узнать. Сейчас Пол мог думать только о том, чтобы схватить какого-нибудь монстрика и бить его до тех пор, пока он не заставит утащившего Софи врага отдать девушку. План был на редкость глупый, и Пол это знал, но ничего другого в голову не шло. Левую ногу кололо иголками и булавками, и он ковылял, как спешащий за автобусом старый Джон Сильвер, пока наконец не протиснулся через пожарную дверь в приемную.

Он искал гоблинов — он их нашел. Не утруждая себя тщательным подсчетом поголовья, можно было сказать, что их тут по меньшей мере штук двадцать: гоблины играли во что-то вроде регби большой металлической корзинкой для бумаг, которая обычно жила под столом секретарши. Как только в вестибюль вломился Пол, они бросили свое занятие и замерли. Гоблины смотрели на него так... ну, словно это они были младшими клерками в офисном здании лондонского Сити, а он гоблином.

«Господи милосердый, ну вот опять!» — сказал себе Пол и вместо того, чтобы уставиться на них в ответ, заорал что есть мочи: «Гады!» — и взмахнул копьем настолько театрально, насколько это вообще возможно при подгибающейся ноге и мокрой штанине.

Гоблины обратились в бегство. Все, за исключением одного.

Но и одного было достаточно. Он был больше всех, кого до сих пор видел Пол: красномордый, широкоплечий, вооруженный длинным тонким ножом и увесистой железной дубинкой, из которой торчали шипы. На долю секунды гоблин повернулся, чтобы припустить за остальными, но потом ужасно завопил, запрыгнул на стойку и швырнул дубинкой в голову Пола. Уронив копье, Пол пригнулся, когда дубинка просвистела у него над головой на расстоянии всего лишь бумажки для самокруток. Спрыгнув, гоблин замахнулся на него когтистой лапой. Размахивая руками, чтобы удержать равновесие, Пол отпрянул на пятках, точно танцевал казачок. И пока он отступал вдоль стойки, его пальцы сомкнулись на чем-то холодном и гладком. Каково бы ни было истинное назначение этого предмета, внезапно он был возведен в статус оружия. Схватив его, Пол махнул в сторону лапы, ударив по костяшкам пальцев. В этот момент он обнаружил, чем, собственно, был загадочный предмет — длинным степлером.

Настольная лампа пригодилась бы больше, а еще больше — кусок стальной трубы или автомат «узи». Но у него был только степлер, а это все же лучше, чем ничего. Гоблин мгновение помедлил, взвешивая различные тактические ходы, и внезапно прыгнул вперед, метя когтями Полу в лицо. Пол блокировал удар левой рукой, схватив гоблина за кисть чуть выше запястья. Потом, занеся в правой степлер, сомкнул его челюсти на мягкой кожистой ладони гоблина и резко сжал. Степлер издал щелчок, гоблин взвизгнул, выронил нож и попытался вырваться. Это ему удалось, но прежде Пол сумел еще раз его щелкнуть. Вот это, невольно подумал он, поистине хорошее Мгновение.