Дж. В. Уэлс и Ко (№1) - Переносная дверь

И Пол посмотрел. И чем больше он всматривался, тем больше и яснее становилась картинка. Он видел шоссе, а рядом — стиснутый двумя подъездными дорожками лужок клочковатой травы, а на нем — старый автобус, раскрашенный полосами розового, канареечно-желтого и ржаво-красного. Внутри автобуса — обычные убожество и запустение (а он-то всегда считал, что только он способен создать такое в замкнутом пространстве), в самом центре убожества — древний поблекший синий матрас, на матрасе — два розовых человека без одежды, одного из которых он узнал. Он закрыл глаза.

— Насмотрелся? — спросила гоблинша.

— Да, — ответил Пол.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Некоторое время после ухода гоблинши Пол сидел неподвижно, глядя на фотографию оставшегося безымянным участка австралийской пустыни (вид сверху). Он не чувствовал ни печали, ни гнева, не ощущал потребности покончить жизнь самоубийством. Если он что-то и испытывал, так это как будто кто-то взял его, как чайник, и все, что было Полом Карпентером, вылил через ухо, оставив его совершенно опустошенным. Когда ощущение наконец удалось облечь в слова, он сказал самому себе: «А и ладно».

Что до него, он весь день так может просидеть. Какая разница? Если не здесь, так дома, в своей треклятой комнатенке, сидеть и смотреть в стену. А в таком случае — какая разница, где смотреть в стену? Это так же важно, как цвет носков, которые наденешь в день своей казни. Какая разница, смотреть ли на фотографии песка или на четыре бетонные стены, оклеенные бежевым ковролином? Где ты, когда ты, что ты делаешь — не имеет ровным счетом никакого значения, если в тебе не осталось ничего, кроме дыры в том месте, где когда-то была твоя жизнь.

Впрочем, и это не имеет значения: он с самого начала знал, что рано или поздно случится неизбежное. Даже сэру Клайву Синклеру[21] в расцвете сил ни за что бы не придумать чего-то с меньшими шансами на успех, чем крохотная надежда, на которой Пол построил свою жизнь с того самого момента, когда сидел в коридоре за дверью конференц-зала перед интервью и смотрел на худую девушку. Отсюда, надо полагать, отсутствие каких-либо реальных чувств. Гром не ударил с ясного синего неба. Это как если бы тебе сказали, что Санта Клауса не существует, когда тебе уже пятьдесят пять и ты возглавляешь исследовательскую лабораторию физики элементарных частиц в МТИ[22] — да печально, да вызывает депрессию, но в сущности, ничего неожиданного.

«А и ладно», — подумал он и к этому сводился весь его вклад.

Так его и застал, придя через неопределенное время, мистер Тэннер.

— Как успехи? — спросил мистер Тэннер. Пол поднял взгляд.

— Извините, — сказал он. Мистер Тэннер нахмурился:

— Вы закончили с папкой, которую я вам дал?

— Нет.

— Проблемы?

Пол покачал головой.

— Это моя вина, — сказал он. — Я отвлекся.

Он ожидал гнева или хотя бы еще одну дозу фирменной неприязни мистера Тэннера, но вместо этого услышал:

— Маменька приходила вас донимать, так ведь?

— Она действительно заглянула, — ответил Пол.

— Ну, просто постарайтесь не обращать на нее внимания, я сам так поступаю. Когда возьмет себе в голову, она может быть настоящим шилом в заднем месте.

— Нет, меня она не донимала, — отозвался Пол. Мистер Тэннер усмехнулся — предположительно потому, что учуял ложь. Кровяная драконовая колбаса на завтрак или что-то подобное.

— Глядя на маменьку, не скажешь, что она, пожалуй, лучший на всю Европу металлург. Не говоря уже о том, что вторая самая богатая женщина в Объединенном королевстве. Что она сделала? Показала вам что-то, чего вы бы предпочли не видеть?

— Вроде того, — кивнул Пол. Мистер Тэннер присел на край стола.

— Кое-что в нашей профессии вам следует знать, — сказал он. — Никто не достает из шляп кроликов, и поцелуем принцесс в лягушек тоже не превращает, и нет зачарованных талисманов, которые дают вам власть над миром. Истина в том, что даже лучшие среди нас, такие, как Тео Ваншпее или Джуди ди Кастельбьянко, не более чем аборигены Южных морей со шмайсерами: не знаем, как это работает, не можем починить если сломается, не сумеем построить с нуля, но можем указать в нужную сторону и спустить курок, а когда мы так поступаем, кое-что происходит. Но автомат остается автоматом, с его помощью нельзя покрасить стену, нельзя пожарить курицу или пришить пуговицу к рубашке. Его можно использовать для X, V или Z, но не более того. Все остальное в жизни случается само по себе, и если оно желает случиться, то ни вы, ни я, ни даже Хамфри Уэлс ничего тут поделать не можем. — Потянувшись, он взял уже помеченную Полом фотографию и посмотрел на нее. — Все, что мы можем, это делать нашу работу. А она, как правило, приносит огромную пользу, но то же можно сказать про строителей и зубных врачей и тех, кто стоит за кассой на бензозаправке. Все мы просто делаем свое дело, вот и все. — Я знаю, — сказал Пол. — И я все доделаю, честное слово.

Мистер Тэннер встал.

— Уж, пожалуйста, будьте любезны. От вас зависят многие, пусть даже это просто кучка горняков, добывающих бокситы в Австралии, и никто не думает, будто вам на них не начхать. — Тут на лице у мистера Тэннера появилась совсем несвойственная для него теплая улыбка. — И знаете почему? — спросил он. — Потому что где-то на свете какой-нибудь бедняга вроде вас, с уймой личных проблем, ну никак не способен взять в толк, какого черта ему трудиться, но все-таки встает и делает то, что положено, и для него это все — гора бессмысленного мусора, но для вас — ответ на все ваши проблемы, свет в конце туннеля, чудо, в которое вы никак не верили, но оно вдруг случается и внезапно все снова становится хорошо, когда вы меньше всего этого ожидали. Не спрашивайте меня, почему так происходит, но это так. Поэтому продолжайте улаживать бокситы в пустыне, и предоставьте улаживать вашу проблему тому, в чьем ведении она предположительно находится. Таким образом мы все делаем свое дело, и все получают по пятницам зарплату.

Посмотрев на него, Пол пришел к выводу, что действие драконьей погадки, наверное, уже выветрилось.

— Ладно, — сказал он. — Просто оставьте тут пока папку. — А потом добавил: — Но только интереса ради...

— Да?

— Ну, — протянул Пол, слегка нахмурясь. — Если вы правы, и все мы в поте лица помогаем другим, а они в поте лица помогают нам — вы ведь это говорили, да?

— В общем, да.

— Ладно, — сказал Пол, — что в точности делает в таком случае ваша матушка?

Мистер Тэннер на мгновение задумался.

— В основном донимает людей, — ответил он. — Когда закончите с этой папкой, принесите ко мне в кабинет, и я выдам вам следующую порцию. Идет?

Уик-энд выдался очень и очень длинный. Мистер Тэннер задержал Пола за прочесыванием участков Австралии до пяти, а потом выпустил на волю, прорычав «спасибо» и повернувшись к нему спиной. Пол направился прямо домой, до десяти вечера сидел в кресле, а потом лег спать. Воскресенье, казалось, тянулось вечно.

Утром в понедельник он пришел на работу ровно в восемь, шаркая, протащился через холл — ботинки точно свинцом набили, плечи сгорблены, голова опущена. Секретарша на рецепции сегодня была еще более поразительно красивой, чем обычно (и, разумеется, совершенно незнакомой, но к этому он привык), однако он отвел глаза и уже почти дошел до пожарной двери, когда секретарша громко и весело окликнула:

— Доброе утро, Пол!

Он пробормотал что-то в ответ.

— Приободрись, — велела секретарша. — Быть может, этого никогда не произойдет.

«А пошла ты», — подумал Пол.

— Как остроумно, — откликнулась секретарша. — Выходит, ты все еще считаешь меня противной.

Пол застыл как вкопанный и медленно повернулся. Девушка за стойкой была изящной золотоволосой блондинкой с длинной шеей, высокими скулами, полными губами и сверкающими голубыми глазами.

— Прошу прощения? — сказал Пол.

— Извинения приняты, — отозвалась девушка. — Так как прошел уик-энд?

— Скука смертная, — ответил Пол, а потом: — Извините, если покажусь вам грубым, но мы знакомы?

Она рассмеялась и подняла руку, показывая ему ладонь. Пол не совсем понял, что бы это значило, и потому вернулся к столу. Ему, по всей видимости, полагалось посмотреть на ее ладонь, но чего там...

А потом он разглядел четыре крохотных красных точки посередине ладони. Точки находились на расстоянии приблизительно сантиметра друг от друга, и если соединить их ручкой, получился бы квадратик. С мгновение Пол смотрел на них, потом поднял глаза на девушку.

— Миссис Тэннер? — спросил он. Она хихикнула.

— Только никому не говорите, но мы с папой Денниса так на самом деле и не поженились. Мое имя тебе все равно не произнести, если хочешь, можешь звать меня Рози.

— Рози, — повторил Пол. — Послушайте, вы?..

Она усмехнулась, и в ее лице снова промелькнуло семейное сходство.

— Ты считаешь меня противной и не хочешь есть мой пирог. Ты смотрел в мой провидческий камень. Ты видел, как эта худая корова возится с...

— Да, — поспешил сказать Пол, — ладно. — Больше ничего в голову ему не пришло.

— Мне нравится помогать в офисе, — сказала «Рози». — Хоть какое-то занятие, даже если приходится носить этот мартышкин костюм. Честно говоря, никак не возьму в толк, как вы, люди, их терпите. Чертова кожа натянута, словно на барабане, и вот эти штуки... — Она похлопала себя по груди. — Я бы назвала это варварством чистой воды. И это я еще не сказала про туалет. Тем не менее все, наверное, упирается в то, к чему ты привык.

— А мне нравится, — неловко проговорил Пол. — Я хотел сказать, вам идет.

Она рассмеялась:

— Деннис так не считает. Послушал бы ты его. «Черт побери, мама, неужели ты собралась в этом в офис?» Ему легко говорить. Я хочу сказать, ему не нужно писать домой, рассказывая о себе, как на это ни посмотри.

— Я... — Пол быстро перебрал все возможные ответы, какие пришли в голову, и сообразил, что ни один нельзя счесть удовлетворительным. Впрочем, особого значения это не имело, ведь девушка — гоблинша — уже доказала, что умеет читать его мысли. — Э... вы это обычно носите, или вы?..

— Мне нравится Джоан Коллинз, — ответила миссис Тэннер. — Но я лучше умру, чем дважды покажусь на люди в одном костюме. Разве ты не заметил?

Глаза у Пола едва не вылезли из орбит.

— Вы хотите сказать, что каждый день это на самом деле вы? Она покачала головой:

— По понедельникам, средам и пятницам. По вторникам и четвергам ходит моя сестра. Мы с ней меняемся. Если хочешь, можешь звать ее тетя Пэм.

Пол попытался вспомнить какой-нибудь вторник, и в его мысли скользнул образ знойной малайзийской красавицы с водопадом блестящих черных волос.

— Тетя Пэм, — повторил он. — Хорошо. А почему вы мне это рассказываете? Я хотел спросить, почему сегодня?

Она пожала плечами:

— Мне просто стало интересно, вот и все. Например, если бы ты весь уик-энд лопал драконьи погадки, то увидел бы меня такой, какая я на самом деле. Но, судя по всему, ты этого не делал. А кроме того, ты мне нравишься, — добавила она. — Ты — тощий, хилый и жалкий, и у тебя чертовски странные представления о женщинах, но ты напоминаешь мне брата. Дядюшку Альфа, мир его праху. Если избавить тебя от этого обезьяньего костюма — вылитый Альф, когда он был в твоем возрасте.

— Понимаю, — сказал Пол. — А что же с ним случилось?

— Так, убили. — Она щелкнула языком. — Большинство нас рано или поздно убивают. Мы любим играть в жестокие игры, когда весь дом остается нам.

— Ох! — вырвалось у Пола. — Извините. Мои соболезнования.

— Да пошел ты. Ты считаешь нас отвратительными и гадкими. Но это ничего, мы про вас то же самое думаем. Кроме тебя. Ты милый.

«Отлично», — подумал Пол и к чести своей сумел не передернуться, пусть даже его сдержанность не имела особого смысла.

— Спасибо, — сказал он вслух. — Наверное, мне лучше пойти поработать.

— Спешить некуда, — ответила она. — Да ладно, брось, меня ты не обманешь. Тебе больше всего на свете не хочется до конца дня сидеть у себя в кабинете. В одном помещении с ней. Вот и говори после этого про неловкие ситуации.

— Вы правы, — сказал Пол. — Но что мне остается?

— Пожалуй, ничего. — Гоблинша снова усмехнулась. — Стояла тут на пороге, свеженькая, как солнышко. Она мне не слишком нравится: расхаживает с видом изголодавшегося котенка, но точно знает, с какой стороны бутерброд маслом намазан, помяни мое слово. Ах да, и вот тебе совет. Что бы ты ни делал, не смотри на ее шею. С правой стороны, приблизительно в двух дюймах от уха. — Она нахмурилась. — И вы еще нас животными считаете. Там, откуда я родом, только попробуй такое отколоть, тебе живо горло вырвут. На сей раз Пола действительно передернуло.

— Лучше бы вы мне этого не говорили.

— Ну да, ну да, Деннис вечно твердит, что если бы только я в юности устроилась на дипломатическую службу, у нас было бы полно всяких интересных войн. Но у нас в те времена карьеры для женщин были не в чести, да и сейчас старики рожи корчат. Ну и пошли они, если хочешь знать мое мнение.

— Верно, — согласился Пол. — Но мне лучше идти. Приятно было, м-м-м... поболтать.

— Лжец. — Рассмеявшись, она перебросила через изящное плечо волну золотых волос. Пол принял твердое решение не есть оставшихся драже по понедельникам, средам и пятницам.

— Тогда беги, — кивнула она, — но если тебя начнет тошнить от скуки, или атмосфера в кабинете станет совсем уж невыносимой, вот тебе совет. Ты ведь не только горошины нашел в ящике стола, правда?

Пол нахмурился:

— Прошу прощения?

— Если забыл, пойди и посмотри. Инструкции довольно простые, но если понадобится помощь, просто спроси. Вот только на твоем месте я не упоминала бы про это нашему Деннису. И если уж на то пошло, вообще кому-либо из партнеров. Они иногда слишком нос задирают, когда доходит до таких вот штуковин.

Пол вспомнил одну из вещей, обнаруженных в его ящике рядом с горошинами.

— Вы говорите про длинный степлер?

Она покачала головой и ткнула пальцем: степлер лежал рядом с ней на столе.

— Приятного тебе дня.

Идя по лестницам и коридору, Пол размышлял: «Тетя Пэм и дядя Альф, и матушка мистера Тэннера Рози. Господи, мать его, Иисусе!» Тут он добрался до двери своего кабинета. Их кабинета. Проклятие!

Когда он вошел, Софи подняла глаза, потом тут же повернула голову. Даже к лучшему, что он видит ее только в профиль, слева. Сев за свою сторону стола, он уставился себе на руки.

— С минуту назад приходила Джулия, — тихо и неловко сообщила Софи. — Оставила нам еще несколько вот этих.

Распечатки. Пол даже представить себе не мог, что будет рад увидеть высокую стопу этих ужасных бумажек, но в то мгновение они показались ему столь же желанными, как охотничья хижина в буран. Схватив свою часть, он взялся за работу с таким пылом, будто от этого зависела сама его жизнь.

— Хорошо провел уик-энд? — спросила Софи.

— Нормально, — буркнул Пол. — А ты?

Он не собирался этого говорить, как-то само собой выскользнуло, точно кошка, извернувшаяся в щелку приоткрытой двери.

— Отлично, — пробормотала она. — На самом деле мы...

— Вот и хорошо, — оборвал Пол. — Послушай, если ты не против, мне бы хотелось побыстрее их обработать. Чем скорее с этим покончим, тем скорее нам дадут что-нибудь еще.

— Хорошо, ладно, — прошептала она. — Я просто... Он поднял глаза:

— Что?

— Не важно. — Ее левая рука зажала правую сторону шеи, будто ее только что укусила оса. — Потом расскажу.

— Ладно.

Работа, расчудесная тупая работа, сложная ровно настолько, чтобы не давать воли мыслям, но чисто абстрактная, ни к чему не привязанная. Пока время мучительно тянулось до ленча, бывали секунды, когда Пол напрочь забывал про человека всего в нескольких футах от него по другую сторону стола: поразительно, но, по-видимому, возможно — так дураки строят свои селения на склонах вулканов. Стрелки на часах показали час, и у нее хотя бы хватило сочувствия уйти на ленч.

— Ты идешь? — спросила она, вставая. Проклятие, ее слова прозвучали так, словно она почти хотела, чтобы он с ней пошел.

— Нет, — ответил он. — У меня есть сандвичи. А кроме того, я смогу еще немного этого хлама разгрести.

— Ладно, — кивнула она. — Тогда до встречи.

Он не ответил, и дверь за ней закрылась. Тут Полу показалось, что теперь уже безопасно поднять голову и отъехать со стулом от стола. Работа хороша в свое время, но таблиц он насмотрелся столько, что на целую жизнь хватит плюс на несколько десятков реинкарнаций в придачу.

«В ящике стола ты ведь не только драже нашел, помнишь?» Да, теперь он вспомнил. Забавный картонный тубус, а в нем резиновая или пластиковая штуковина. Вынув тубус, он положил его на стол и, осторожно касаясь кончиками пальцев, несколько раз перевернул.

По справедливости штуковину следовало бы вернуть в хранилище, — если, конечно, предположить, что это та самая, которую он нашел, когда составлял опись. Пол нахмурился. В дурацкой штуковине было что-то почти знакомое, словно он когда-то знал, что это такое. «Инструкция», — вспомнилось ему. Гоблинша («Называй меня просто Рози») говорила что-то про инструкцию. А ведь он как будто ничего такого не видел. Но когда Пол выудил свернутый пластик, следом за ним выпорхнул и приземлился на стол крохотный клочок очень тонкой бумаги. Там было что-то написано крошечными буквами, которые он ни за что не сможет прочесть...

Нет, сможет. Пришлось поднести листочек к самому кончику носа, но чем больше Пол на него щурился, тем проще становилось читать.

ПЕРЕНОСНАЯ ДВЕРЬ ДЖ. В. УЭЛСА

Патент № 44674 от 15 авг. 1872 г., № 94239

от 23 февр. 1875 г.

ПО НАЗНАЧЕНИЮ

Не слишком много толку. Пол посмотрел снова, и буквы как будто выросли.

Чтобы использовать переносную дверь, извлеките ее из картонного тубуса. Для безупречного функционирования расстелите дверь на плоской поверхности, аккуратно разгладив все морщинки, поскольку они могут препятствовать прилипанию или исказить сведения. Тщательно представьте себе все аспекты желаемого места назначения. Поднимите дверь за верхние углы, следя за тем, чтобы дверь все время оставалась плоской и ровной. Плотно прижмите дверь к стене, пока она не прилипнет и отпадет необходимость ее придерживать. Отпустите уголки, разгладьте морщинки, как было указано выше. Крепко возьмите за ручку правой рукой и поверните ее на пол-оборота влево. Чтобы открыть дверь, оказывайте мягкое равномерное давление. Наисерьезнейшим образом советуем позаботиться об удобном предмете подходящего размера и веса, чтобы во время пользования держать дверь приоткрытой. Если возможно, ограничьте воздействие двери одним часом (время засечь) за визит. Для закрытия и снятия двери повторите описанную процедуру в обратном порядке. Хранить только в предоставляемом тубусе, держать подальше от источников тепла и холода, вне досягаемости детей, увечных и лиц с нервическим или прозаическим душевным складом.

* * *

«Чушь, как чан с пираньями-геями». Он перевернул листочек, но там не было ничего, кроме тени проступающих с лицевой стороны букв. Ну, слышал ли кто-нибудь про переносную дверь? И какой в ней, черт побери, смысл?

Тут он кое-что вспомнил: комнату без дверей, место, где он жил, хотя и не в свое собственное время. Разумеется, это был лишь сон, а сейчас все происходит наяву. Переносная ДВЕРЬ! Господи помилуй!

С другой стороны, со слов просто-называй-меня-Рози выходило, что после галлюциногенного шоколада это самая лучшая вещь на свете. Верно, у него нет решительно никаких причин доверять рекомендациям злобной гоблинши, которой случилось быть мамочкой мистера Тэннера. И все же... Если предположить, что дверь работает, что это действительно сворачивающаяся или складная дверь, то почему бы не попробовать? Или это липа, и тогда ровным счетом ничего не произойдет — или это не липа, а в таком случае, налепив ее на стену офиса, Пол сможет коротким путем добраться в компьютерную и не придется плутать по коридорам и взад-вперед по двум пролетам лестниц. Каков выигрыш!

Рассматривая пластиковую штуковину, плотно свернутую наподобие отличной гаванской сигары, Пол задумался. По зрелом размышлении можно найти для нее самые различные применения, начиная с безобидного («Забыл ключи в другой куртке и захлопнул дверь? Не волнуйся, переносная дверь Дж.В. Уэлса...») до откровенного воровства или еще чего похуже. Обнаружив на Рождество такую штуковину в своей рождественской маске из лыжной шапочки, любой грабитель банков будет на седьмом небе от счастья, а еще это был бы идеальный подарок для мастера-ниндзя двенадцатого уровня.

(Да, но она же не сработает, тут и говорить не о чем. Это, наверное, обманка вроде «неподдельно аутентичных» акустических пистолетов или лазерных сабель, которые то и дело рекламируют на последних страницах журналов для тех, кого можно только пожалеть. Что, если это как раз такое надувательство: принудительный ассортимент, покупка при маркетинге для телешоу, а завод-изготовитель обязательно взрывают как раз перед выбросом в продажу. В таком случае не будет никакого вреда, если он разгладит ее по какой-нибудь подвернувшейся оштукатуренной поверхности, правда?)

Пол поймал себя на очень странном, хотя едва уловимом ощущении: самое ближайшее сравнение, какое он смог найти, это отчаянная потребность в никотине, если ее испытывает тот, кто никогда в жизни не курил. И снова у него мелькнула престранная мысль, что этот нелепый предмет ему знаком, более того, с этим воспоминанием ассоциировалась тяга его использовать. Воспоминание было как симптом абстиненции, подавленная жажда перед лицом запретного наслаждения. Все бы ничего, вот только рядом с этим предметом Полу все более явно становилось не по себе. Разгулялись нервы, было беспокойно, он одновременно чувствовал пресыщение и голод. Даже руки немного задрожали, а во рту появился солоноватый привкус, и десны будто бы поросли шерстью. К тому же Пол точно знал: все неприятные ощущения исчезнут, стоит ему развернуть пластиковый лист и прижать к стене. Он понял, что в его жизнь вторглась еще какая-то сверхъестественная чертовщина, и на задворках сознания завыли предупреждающие сирены, но он против воли их игнорировал.

Пол встал.

Положив инструкцию на стул Софи, он внимательно перечел указания и начал действовать. Для начала расправил лист на столе. За прошедшие несколько минут лист нисколько не изменился, вот только теперь появились две крохотные замочные скважины над и под дверной ручкой, каждая помещенная в тщательно прорисованный орнаментальный щиток. Затем, как предписано, он поднял дверь за уголки и прижал к стене, словно приклеивал тонкие обои. И тут же почувствовал, как материал прилипает, будто на нем есть магниты. Пол осторожно разгладил несколько мелких морщинок и пузырьков, водя наискось по листу тыльной стороной ладони. Потом отступил на шаг и оглядел полученный результат.

Или у него разыгралось воображение, или странная штуковина выросла: высотой и шириной она была теперь с большую входную дверь, а ручка приобрела массивность, — если совсем честно, стала латунной, полированной и блестящей. Протянув руку, Пол коснулся ее кончиком пальцев: на ощупь она оказалась холодной и гладкой.

«Ну, надо же!» — подумал он и сунулся в инструкцию узнать, какой следующий шаг.

«Наисерьезнейшим образом советуем позаботиться об удобном предмете подходящего размера и веса, чтобы во время пользования держать дверь приоткрытой».

Приоткрытой. Когда дверь не является дверью? Почему-то старая шутка сейчас показалась ему не столь смешной, как раньше. Он огляделся по сторонам: на столе прикорнул, как худой черный кролик, длинный степлер. Полу было уже совсем не до того, чтобы удивляться, как он тут оказался — ведь все утро степлер пролежал на рецепции и как будто никто его в эту комнату не приносил. Пол сдвинул брови. Определенно «предмет подходящего веса», и вообще, кроме него, тут не было ничего, что могло бы послужить импровизированной заглушкой. Он взял со стола степлер. Потом, чувствуя себя распоследним дураком, повернул дверную ручку.

Дверь открылась.

Стоило ей открыться, как она изменилась. Приобрела вес. Косяки, притолока и лепнина между филенок выступили объемным рельефом. Никаких сомнений не оставалось: сама Природа могла встать и с честью засвидетельствовать во всеуслышание: «Это дверь».

«Вот черт!» — подумал он и заглянул в щелку. Смотреть там было не на что — сплошь тени и темнота. Если за дверью и была компьютерная, то кто-то погасил все лампы и задернул шторы. Жутковато, но Пол болезненно сознавал, что теперь уже не может остановиться, иначе вернутся симптомы абстиненции, причем во сто крат более сильные. Хочет он этого или нет, он переступит порог. Но для начала... Он посмотрел на часы (01:09:56), открыл дверь чуть шире, наклонился и заклинил ее степлером плотно-плотно, как когда кошка о ноги трется. А затем...

«Тщательно представьте себе все аспекты желаемого места назначения».

Или, как сказал бы Билл Гейтс: «Куда хотите пойти сегодня?» Но это же глупость чистой воды. Дверь ведет или в компьютерную, или вообще никуда. Да, но будь у него выбор, куда бы она открылась? Если бы он мог выбирать по всему миру?

Это все равно как если бы кто-то сказал: «О чем поговорим?» или «Просто скажите что-нибудь в микрофон». Пол никак не мог придумать, куда, собственно, хотел бы пойти. (В конце концов все места одинаковы. Какая разница, где ты, если твоя жизнь превратилась в «орбит без сахара», а единственная девушка, которую ты по-настоящему любил, — в дыру, когда пузырь из жвачки лопнет.) Но раз уже все едино — ему всегда хотелось побывать в Венеции.

Пол прошел через дверь, зацепился ногой за моток веревки и едва не свалился в канал.

Первым делом он огляделся. Посреди осыпающейся красной кирпичной стены имелась слегка приоткрытая, заклиненная степлером дверь. Рядом с дверью висело что-то вроде театральной афиши, но на итальянском языке. Пол медленно повернулся. Вот — канал, вот — моток веревки. Внизу покачивался на зеленой воде маленький катер. Мимо прошли три японочки, что-то щебеча на своем непонятном языке, за ними — бизнесмен в дорогущем с виду костюме. Поглядев направо, он увидел прибитый к фасаду высокого старинного здания желтый указатель — «Рiazza S. Магсо»[23], стрелка указывала куда-то вдаль.

Пол чувствовал себя намного лучше: никакой дрожи в руках, никакого солоноватого привкуса во рту, никакого зуда. Что-то заставило его посмотреть на часы. 01:09:56.

«Ой, — подумал он, — часы остановились!» Оглядевшись по сторонам, он заметил высоко на колокольне какой-то церкви, или похожего на нее здания, большие часы. Десять минут второго.

(Но это же неправильно — должна же быть разница во времени; в Италии на час больше, или на два часа, или еще на сколько-то. Он снова поглядел на свои наручные. 01:09:56.) Потом потер носком ботинка брусчатку. Брусчатка показалась вполне материальной. А еще он ощущал легкий ветерок на лице, и этот ветерок принес с собой запахи. Соль, свежие водоросли, тухлая рыба. Это уже не воображение.

Чуть дальше впереди, слева он увидел кафе. Минуту подумал и, оглянувшись, чтобы убедиться, что дверь и степлер остались на месте, неспешно двинулся в ту сторону. На тротуаре перед кафе стояли столики; за одним сидели двое мужчин и громко говорили что-то в мобильные телефоны. Разумеется, итальянских денег у Пола не было, поэтому купить чашку кофе и кусок пирога он не мог. (А в витрине-то у них девятьсот различных пирогов и пирожных. Ням!) Один из говоривших по телефону сунул в рот сигарету, нашарил на столе коробок и чиркнул спичкой. Пол проверил ближайший к нему стол: ну конечно, там тоже лежал точно такой же коробок, на блестящем черном боку золотыми буквами красовалось название кафе, номер телефона и (Господи помилуй!) интернет-адрес. Пол оглянулся, не наблюдает ли за ним кто, и потихоньку сунул коробок в карман.

Никто его не схватил за руку и полицию тоже не вызвал, так что Пол решил, что пронесло. Он чувствовал себя виноватым, что крадет у безобидных иностранцев, и порылся в кармане брюк в поисках английской мелочи. Найдя двадцать пенсов, Пол положил их на стол: важно же намерение, заверил он себя. «Вот уж нет», — ответила его лучшая половина.

Было приятно тепло. Мимо прощелкали на чудовищных каблуках две девушки: солнечные очки, громкие мелодичные голоса, одежда, которая выглядела так, будто стоила больше, чем он сможет заработать за год, если проживет до Рождества. Из кафе вышел официант и стал собирать грязные тарелки и чашки. Двадцать пенсов его явно озадачили. В конце концов, он покачал их на кончике большого пальца, подбросил на два фута в воздух, поймал и опустил в жилетный карман. Проходя мимо, он улыбнулся Полу: рефлекторно, конечно, зато не гоблинская ухмылка. «Чашку кофе, — подумал он, — и вон ту сверкающую шоколадную штучку, похожую на уменьшенную модель Кремля, вот это я бы с большим удовольствием съел».

Тут налетел ветерок, прибив что-то к щеке Пола. Поначалу он решил, что это лист, но поблизости не было ни одного дерева. Отлепив навеянное ветром от щеки, Пол обнаружил у себя в руке банкноту.

«Это еще что такое?»

Банкнота была синяя, а ряд бубликов после цифры пять напоминал череду пузырьков, оставленную нырнувшим бобром. Впрочем, насколько ему помнится, в Италии смешные деньги: купи на четыре с половиной фунта арахисовых орешков и дай продавцу пятерку, сдачи получишь достаточно, чтобы стать миллионером в лирах. Непонятно с чего Пол расхрабрился и сел за ближайший стол. Когда появился официант, он поднял повыше банкноту:

— Прошу прощения!

По легкому подрагиванию верхней губы официанта стало очевидно, что он распознал в Поле англичанина, но сохранил при этом вежливую улыбку и чувство собственного достоинства, как свойственно всем уроженцам Венеции. Короче, под ноги клиенту не плюнул.

— Прошу прощения, — медленно повторил Пол. — Я смогу купить на это чашку кофе?

На сей раз официант действительно улыбнулся, причем без малейшего «семейного сходства».