Убийственное меню

      - Нет, готовить.
      * * *
      И Марина покорилась. Позволила вытащить себя из дому, позволила сесть Юстинке за руль и отвезти себя в супермаркет. Испытывая при этом адские муки голода, ощущая внутри прямо-таки космическую пустоту. Потом пришлось пробежаться с полкилометра до нужных прилавков, и там Юстина разрешила ей покупать какие угодно продукты, но при условии, что для проклятого супчика они все закупят первым делом. С мечтой устроить себе тайную вечерю в укромном уголке возвращалась Марина домой, и мечта эта даже усмирила голод.
      При въезде на их улицу образовался затор. Столкнулись две машины, обошлось без человеческих жертв, но пришлось ждать, пока прибудет полиция и провернет свою работу, а потом ждали прибытия крана, чтобы убрать с дороги самосвал и сплюснутый фургончик прачечной.
      У Марины маковой росинки во рту не было, не считая минеральной воды, которой Юстинка ее регулярно поила. Поэтому Марина разработала дьявольски хитрый план: идти домой пешком. Расчет строился на том, что Юстинка останется ждать в машине, а она тем временем успеет подкрепиться вдали от бдительного ока племянницы.
      Но племянница тоже оказалась не промах, нашла выход из положения: позвонила домой. Пропадать, так с музыкой. Два года жизни в шалаше ей уже гарантированы, что терять нечего. В волнении набрала номер телефона дяди.
      - Прошу меня извинить, но мне надо переговорить с Хеленой, даже если она спит.
      - Судя по звукам, еще не спит. Минутку.
      И после недолгой паузы:
      - Это Юстинка, да?
      - Да, я. Пожалуйста, Хелена, ничего не говорите, чтобы дядя не догадался, а только слушайте.
      - А как же мне тогда отвечать?
      - Никак, только слушайте.
      - Так я и слушаю.
      - Тетка идет домой пешком, я осталась в машине...
      - Езус-Мария! Откуда идет?
      - От поворота, тут недалеко.
      - А чего это она... Ох, слушаю!
      - Потом все вам объясню. Это неважно.
      - А раз неважно, так зачем звонить, да еще в кабинет пана?
      - Потому что важно... по важному делу звоню. Так вот, подождите, пока тетя дойдет до дома, и уже в дверях перехватите ее...
      - Что? Сама в дверь не попадет?
      - Прекрасно попадет и сразу бросится в кухню. Так я заклинаю вас, Хелена, не дайте ей ни кусочка съесть! Из рук вырывайте, изо рта вынимайте, только бы ничего не проглотила.
      - Боже ж ты мой... Да как я могу? И почему?
      - Тихо! С сегодняшнего дня она худеет. На диету села, понятно? И мы с вами должны не дать ей объедаться, как она привыкла. Я не могу бросить машину, вот и прошу вас - не пускайте ее домой или хотя бы в кухню до моего возвращения. Чтобы ни кусочка не съела! Разве что перышко лука или листик салата. Нет, от лука аппетит еще больше разыграется, она не выдержит. Не найдется ли в доме чего вонючего?
      - Ну, знаете...
      - Тогда напустите на нее дядю, пусть с ней поговорит. О чем угодно, лишь бы она не ела.
      Кухарка покосилась на хозяина, который терпеливо ждал, когда освободится телефон, явно собираясь звонить. До умной женщины дошло. Хозяйка немного поголодает, а хозяину не обязательно обо всем знать.
      - Не беспокойтесь, Юстинка, что-нибудь придумаю. Без лука.
      Из услышанных обрывков разговора Кароль понял лишь одно: жена опять что-то отмочила и по неведомой причине бродит в окрестностях дома. Наверняка заблудилась с непривычки. При чем здесь лук - не понял. Хеленку расспросить не успел: положив трубку, та стремительно засеменила к двери.
      Получив от Юстины необычное поручение, обескураженная и растерянная, домработница вышла к калитке. Стояла там, всматриваясь в пустую улицу, освещенную редкими фонарями, и гадала, скоро ли появится хозяйка. И тут на нее наткнулась Муминкова.
      - Пани Вольская дома? - поинтересовалась она.
      - Нет. Должна скоро подойти. Вот, поджидаю.
      - Тогда и я подожду. Пани случайно не знает, хозяйка в последнее время лечит зубы?
      О хозяйкиных зубах домработница ничего не знала, о чем и сообщила соседке. И в свою очередь поинтересовалась, почему соседка об этом спрашивает?
      Та увильнула от прямого ответа, заявив, что из любопытства. Ожидание затягивалось, и соседка, не выдержав, проговорилась: возможно, если бы пани Вольская лечила зубы у пани Ларчиковой, то могла там встретить ее мужа, который у этой врачихи уже давно лечится. Но ведь сами знаете, какие они, мужчины, глупые, да и правды никогда не скажут. Вдруг у него там какие проблемы, а докторша могла и пани Вольской сказать. С зубами ведь по-всякому бывает, особенно верхними, вдруг осложнение или еще что, муж жуткие деньги каждый раз платит пани Ларчиковой. Не иначе как осложнение. А если в верхнем зубе, то и в мозг может перекинуться, потому что близко, ох, надо постучать по дереву. А женщина с женщиной всегда договорится.
      Этот аспект рассуждений соседки был как раз понятен Хелене. Она кивнула:
      - Кабы пани Марина что знала, всенепременно бы сказала. Только вот...
      И хитрая домработница сделала вид, что не решается сообщить о чем-то важном.
      Естественно, соседка пиявкой впилась в Хелену, и та, вроде бы неохотно, докончила:
      - О таких вещах лучше говорить у нас дома. Боже вас упаси к себе пригласить для разговора в эту пору! Мое дело маленькое, я не собираюсь сплетничать, но... лучше у нас. Пани посидят в гостиной, поговорят как люди, чтобы никаких осложнений не было, пусть пани войдет, проше, проше...
      И так задурила соседке голову, что та послушно, как корова, которую загоняют в хлев, вошла в гостиную Вольских, хотя вовсе и не собиралась в гости. Хотела всего лишь перекинуться с Мариной парой слов, главное, чтобы никто не слышал. И не успела представить себе жуткую картину - Муминок в объятиях гарпии Ларчиковой, как послышался задыхающийся голос подоспевшей Марины.
      Наверняка Марина пробилась бы в кухню, невзирая на живое препятствие в лице кухарки, если бы последняя не поспешила сообщить, что хозяйку ожидает гостья. В эту пору гостья? Что ж, кстати, гостей принято угощать...
      Сразу же проявился конфликт интересов. Марина хотела есть, соседка услышать пусть горькую, но правду о муже. Не откладывая! Нет-нет, никаких угощений, ей не до еды, когда рушится семья, и что думает Марина, разве можно столько времени проводить у этой стоматологической мегеры?
      Поняв, что хозяйка попала в хорошие руки, Хеленка сочла себя вправе не торопиться с сервировкой трапезы. Впрочем, тема Марину чрезвычайно заинтересовала. А поскольку еда не появлялась, разозленная Марина решила рубить правду-матку в глаза: только что видела мужа соседки в "Ошоломе", где он делал покупки. Какие? Небось драгоценности покупал этой выдре? Нет, самые обыкновенные, покупал картошку, помидоры и туалетную бумагу... Вряд ли он с туалетной бумагой помчится очаровывать дантистку, тогда где же торчит до сих пор? Да наверняка в той же пробке, у поворота на их улицу.
      Даже не поблагодарив, соседка выскочила от Вольских и у калитки столкнулась с Юстиной.
      Марина живо бросилась в кухню, но путь ей преградила Хелена. Неизвестно, во что бы вылилась для кухарки стычка с хозяйкой, не подоспей племянница.
      - Тетя! - предостерегающе крикнула она.
      Марина не хотела признаваться, что жутко голодна.
      - Что "тетя"? - огрызнулась она. - Сама же сказала - сразу будем варить супчик. А мне что же, даже чайку нельзя выпить?
      - Можно, только без сахара.
      - Что тут такое Юстинка принесла? - заинтересовалась кухарка, разбирая покупки. - И это на ночь глядя готовить? А капуста зачем? Ведь у нас же еще много ее наготовлено, полгоршка осталось.
      - Ничего страшного, ту мы доедим, а для тети сварим суп. Особый! Если вы, Хелена, еще не ложитесь, приступайте. Шесть помидоров, две крупные луковицы...
      Хелена тут же взялась за дело. Ей явно понравилась новая задумка. У Марины с непривычки ныли ноги после марш-броска. Она уселась на табуретку и залпом проглотила несладкий чай. Никакого облегчения! Желудок словно прирос к позвоночнику, так хотелось есть. Ох, не выдержит! Ну хоть бы что-то совсем маленькое, иначе просто помрет с голоду - прямо вот на этой табуретке.
      Мегера-племянница сунула ей очищенную морковку:
      - Морковь, тетечка, можете есть без ограничений, хоть всю в доме. От сырой морковки как раз худеют. И вспоминайте почаще о велюре-шифоне с голубой норкой.
      - Я еще называла ее "Мои сапфиры", - оживилась Марина.
      - Прелестно! Вспоминайте свои сапфиры, таких, уверена, ни у одной бабы нет. Сразу легче станет.
      Умный совет, ничего не скажешь. Действительно, при мысли о сапфирах сразу сделалось легче, голод словно отступил. Грызя морковку, Марина печально наблюдала за кухаркой, перед которой росла гора очищенных овощей. Есть надежда, что это быстро сварится и еще сегодня можно будет отведать пресловутого супчика. Но варево точно получится преотвратное, ведь без мяса, без масла, без приправ и даже без соли...
      Юстина уже решала очередную задачу. Вот сейчас дядя выйдет из кабинета и сядет ужинать. Что на это время делать с теткой? Куда ее девать? Лучше всего выставить на улицу, не вынесет ведь запаха жареной печеночки.
      Нет, долой запахи, нельзя так искушать человека, ничего с дядей не сделается, если ужин будет холодным. Бутерброды, пара салатиков, остаток желе со взбитыми сливками. А тетку на это время... затолкать в ванную! Правильно! Пусть моется. В ванной ничего съедобного нет.
      Лишь в полночь закончился для Юстины этот кошмарный вечер, один из самых тяжелых в ее жизни. Марине не удалось ничего украдкой слопать, поскольку Юстина с Хеленой попрятали в своих комнатах все съедобное, включая шоколадки и горшок с оставшейся капустой. На кухне осталась лишь большая кастрюля с диетическим супчиком. Юстина хорошо помнила широко известный случай с Элизабет Тэйлор и сказала о нем Хелене. Знаменитая кинозвезда, сидя на очередной диете и жутко голодая, не выдержала мук голода и в ночной тьме тайком отправилась к холодильнику на кухне. Это закончилось плачевно: звезда поскользнулась на кафельном полу кухни и сломала ногу. Вот так!
      А дядя и не протестовал против холодного ужина.
      * * *
      В последующие три дня все сложилось на редкость удачно. Кароль Вольский был занят с раннего утра до позднего вечера, возвращался только к ночи, так что даже не заметил специфической атмосферы, создавшейся в доме. Юстинка же первый экзамен сдала просто чудом, все ее силы и помыслы были отданы диетическому контролю за теткой, для учебы оставались лишь ночи.
      И с Конрадом виделась всего раз. Узнав от сестры, что подопечный прочно засел на конференции и проторчит там не менее двух часов, парень смог отвезти девушку из университета домой. По дороге та и поведала о своей печальной участи.
      - Тебе-то зачем все это? - удивился Конрад.
      - Не могу я оставаться в стороне, - мрачно пояснила Юстина. - Знаешь, сил уже нет глядеть на них. Ведь скоро поубивают друг друга! А так тетка займется собой, отвлечется от... от всяких глупых планов, дядя же перестанет твердить об автомобильных покрышках.
      - Да пусть себе твердит. Обычное дело.
      - Если речь идет об автомобиле - обычное, а если о теткиной фигуре...
      - Дошло.
      - Такие вот отпускает комплименты.
      Очень точное сравнение, подумал Конрад, но благоразумно промолчал. Вместо этого спросил:
      - И сколько же ты собираешься держать ее на поводке?
      - Минимум неделю, до банкета, а потом хорошо бы еще с недельку. Больше мне не выдержать. Очень надеюсь, что за это время ее желудок съежится. К тому же платья дисциплинируют, и дальше она сама станет стараться.
      - И отвяжется от нашего агентства?
      - Не уверена. Тетка боится развода, а дядя... кто его знает... Возможно, и не отвяжется, чтобы быть в курсе его дел. На всякий случай.
      - Но ты же не можешь присматривать за ними всю свою жизнь!
      - Разумеется, не могу. На перемены только и надеюсь.
      * * *
      Марина третий день питалась супчиком. Сваренный по всем правилам, протертый и более похожий на пюре, он сначала даже нравился ей, особенно в первый день, после того как накануне вообще ничего не ела. На второй день суп уже не казался таким вкусным, а на третий сделался просто омерзительным. И если бы Кароль не пропадал с утра до ночи на работе и не строгий присмотр двух домашних церберов, Марина и трех дней бы не выдержала. Но, как бы там ни было, три дня диеты Марина могла смело записать в актив. Себе. До нее не доходило, сколько сил потребовалось на это несчастной племяннице. Два ужина она смогла удержать в скромных рамках. Рыба фаршированная, рыба в желе, нежирная ветчина и тому подобные холодные закуски дядя безропотно выносил два вечера. На третий возроптал. Пришлось ему пожарить оладушки из сырого натертого картофеля и подать со сметаной, Марина с трудом удержалась от того, чтобы не проглотить в один присест всю миску сырья.
      В отличие от других страдалиц во имя фигуры, хотя бы той же Лиз Тейлор, Марине и в голову не пришло вырваться в город и поесть в какой-нибудь забегаловке. Она выносила адские муки, но режим выдерживала. Может, потому, что никогда в жизни не осмеливалась в одиночку посетить кафе. А возможно, ее отпугивала пешая пробежка до ближайшего заведения, как-никак два километра.
      На четвертый день Юстина затащила тетку на весы, которые Марина возненавидела добрых десять лет назад и с той поры видеть не могла.
      Марина решилась открыть глаза, глянула - и себе не поверила.
      - Четыре с половиной, - сухо подтвердила племянница.
      За три с половиной дня мучений сброшено четыре с половиной кило избыточного веса. Теперь в ней меньше девяноста! Это же просто чудо!
      По застарелой привычке Марина не удержалась от претензии:
      - Почему же ты меня раньше не взвесила?
      - Чтобы тетечка не расхолодилась, - честно призналась племянница. - В первый день еще ничего не произошло, вы бы сразу потеряли интерес к диете. А на четвертый день - проше бардзо! Сами видите. Еще килограмма три скинуть, и тетю удастся затолкать в шифон-велюр.
      - Так, может, уже сегодня хоть кусочек...
      - Тетя хочет влезть в платье или нет?
      Влезть в любимое платье, которое довелось надеть всего лишь раз, Марина хотела страстно. Когда по прошествии положенного времени она решила снова в нем покрасоваться, платье уже не налезало. Пришлось покупать другое, с серебряной искоркой. Впрочем, в вечер памятного бриджа и это чуть не лопнуло по швам.
      Марина слезла с весов и больше не канючила.
      Юстина с Хеленой вылили остатки диетического супчика и безжалостно сварили свежий. Обе даже сами его поели и нашли весьма вкусным. Им хорошо, захотят - могут есть и еще что угодно. Впрочем, кухарка из сострадания к хозяйке тоже весь день питалась одним супом. Марине же варево так осточертело, что она предпочла голодать, только бы не глотать его больше. К сожалению, Юстинка настаивала на микроэлементах и не разрешила заменить суп на сухой хлеб и воду.
      К вечеру пятого дня Марина тайком пробралась в гардеробную. Она дошла до такого состояния, что ей срочно требовалась моральная поддержка, иначе просто помрет. Достала вожделенное платье. А вдруг уже дохудела до него? Может, молния и застегнется? Примерить, убедиться и наплевать на опостылевший супчик. Съесть наконец что-то вкусненькое...
      Платье застряло на бедрах, силой удалось его все же натянуть, но о том, чтобы застегнуть молнию, и мечтать нечего. А хуже всего - его невозможно было снять!
      С огромным трудом Марина содрала все-таки платье, швырнула на пол, тяжело дыша, опустилась на пуфик и залилась горючими слезами. Столько мучений, и все напрасно!
      И такая она была голодная, такая несчастная, что даже не нашла в себе сил подняться и поесть. Впрочем, пусть бы только попробовала, Хелена с Юстиной, две гарпии, выдрали бы еду прямо изо рта. А Кароль, этот... этот... ничего ему не делается, только жрет, жрет, жрет!
      И тут в гардеробную заглянул Кароль собственной персоной. Позабыл в кармане пиджака записную книжку. Увидел плачущую жену, попиравшую ногами драгоценное платье, и все понял. Он уже несколько дней ощущал происшедшую в доме перемену, не мог не обратить внимания на то, что жена не садилась с ним за стол ужинать, компанию ему теперь составляла одна Юстина. Один раз даже в присущей ему манере поинтересовался, уж не смертельная ли болезнь постигла его супругу, что-то ее не видать за столом, на что девушка коротко информировала - тетя проводит курс лечения, которым мужчинам интересоваться не следует. Ответ Кароля вполне удовлетворил. Ему же лучше, спокойнее, и денег никто не просит.
      И вот теперь, увидев рыдающую жену, он понял, о каком лечении говорила племянница.
      Поглядев с минуту на всклокоченную супругу, Кароль все же нашел нужным поинтересоваться:
      - Не скажешь ли, в чем дело?
      - Я такая... такая голодная! - прорыдала супруга из самых глубин своего отчаяния.
      Кароль еще помолчал.
      - Что ж, признаюсь, не ожидал от тебя такого. Если выдержишь до конца недели, поверю, что у тебя есть характер, что можешь совладать со своей натурой. Не стану разводиться. А сейчас дай пройти.
      Осторожно, стараясь не наступить на велюр, он пробрался к шкафу.
      Юстинка, в поисках Марины обыскавшая весь дом - несносная тетка наверняка где-то забилась в угол и объедается пончиками, - заглянула в гардеробную и случайно услышала слова дяди. Дождавшись его ухода, она подошла к тетке.
      Смысл сказанного до Марины дошел не сразу. Подняв голову и увидев вместо мужа племянницу, она недоуменно заморгала.
      - Тете потребуется не только фигура, но и лицо, - сурово сказала та. Вы что же себе позволяете? От рыданий человек худеет только тогда, когда они лишают его аппетита. А вот лицо портится во всех случаях.
      - Не влезает, - пнула Марина платье на полу.
      - Послезавтра влезет, если выдержите до послезавтра. Не дам больше чаю, только минеральную воду, вот и еще три сантиметра долой, потому что на полтора литра меньше. А если не это, то другое черное, в крапинку, уже свободно наденется.
      - Оно к сапфирам не подходит.
      - Тогда возьмете серебряный шарф. Да неужели вы не слышали, что сказал дядя?
      - Слышала. А что он сказал?
      - Что не будет с вами разводиться. Ведь это больше всего заставляет вас нервничать, правда? А вы проявили характер, голодаете, да и денег не просите.
      Марина подняла велюровое платье и стала разыскивать вешалку. Сумбур в голове почти улегся. По привычке возразила:
      - Нет, о деньгах он ничего не говорил.
      - Но это же ясно! - воскликнула Юстина. - Он оценил ваши усилия. Надо только больше думать о нем.
      - Ну вот еще! - возмутилась тетка. - Я и без того...
      И вдруг сообразила: раз он не собирается с ней разводиться, нет необходимости его убивать. Во всяком случае, можно с этим не спешить. Боже, какое облегчение! Не нужно теперь всем твердить, как она любит мужа, как заботится о нем. Наконец-то останется время для себя.
      Она почти успокоилась, и вроде бы даже голод уже не так терзает. Можно больше не платить детективам, колоссальная экономия, и в конце концов, почему бы не надеть серебряный шарф?
      - Хотите, тетечка, я вам еще раз подробно объясню, что именно имел в виду дядя? - умильно спросила племянница.
      Марина отмахнулась от нее:
      - Когда-нибудь позже. Сейчас мне некогда. Надо сделать косметическую масочку, привести в порядок лицо... и хорошенько все обдумать. Самой!
      У Юстины опустились руки. Она-то надеялась, что при столь драматичных обстоятельствах удастся хоть что-то вбить тетке в голову. Где там! Тетка опять ускользнула, опять для нее не существует никого, кроме собственной персоны.
      И все же бросить тетку Юстина не могла. Та нуждалась в постоянном присмотре. Поверила, правда, что держится собственной железной волей и сама контролирует диетический процесс, но стоило Хелене или Юстине ослабить бдительность, как она тут же бросала осточертевший супчик и норовила запихнуть в себя что-нибудь посущественнее.
      Как бы то ни было, несколько дней совместными усилиями продержались, и произошло то, на что рассчитывала Юстина, - желудок Марины и в самом деле съежился. Марина еще не знала, что теперь не сумеет съесть такой обильный обед, как неделю назад.
      Теперь уже и Кароль с интересом ожидал результатов "лечения" жены. Его оставили в покое, обессилевшей жене было не до ссор и претензий, она, странное дело, ни разу не попросила денег. И, кроме того, он уже и сам начинал кое о чем подумывать...
      Вольский, разумеется, понимал, что без Юстины тут не обошлось и жена выдерживает мучительную диету лишь благодаря ее неустанным заботам. И блаженное спокойствие в доме - тоже ее рук дело. И все же, все же... чего-то ему недоставало. Сообразил не сразу, потом дошло - не та еда. Вроде бы и вкусно, и блюда привычные, а не было уже в них прежнего полета фантазии и вдохновения. Божественные амброзии стали обычными земными кушаньями. Тому, кто привык к Марининым шедеврам, этого явно недостаточно.
      Что ж, он хозяин в своем доме. И свое слово сказать должен.
      На шестой день за ужином, как всегда, они сидели с Юстиной вдвоем.
      - Что же, моя жена совсем отказалась иметь дело с готовкой? - жестко спросил он, и в голосе явно послышалось уже почти забытое опасное шипенье.
      Юстинка подобралась, готовясь к отпору.
      - Не совсем, только до завтрашнего дня включительно, - ответила она.
      - Не припоминаю, чтобы я согласился с такой постановкой вопроса. Даже если только до завтрашнего дня. Может, следовало поинтересоваться и моим мнением?
      - Нет! - отчаянно заявила Юстина.
      - Что "нет"?
      - Не следовало. Вы бы не согласились.
      - А разве это ни о чем не говорит? Я не намерен в собственном доме терпеть саботаж.
      - Дядя, вы прекрасно знаете, что это никакой не саботаж. Тетя проходит курс лечебного голодания. Это для любого нелегкое испытание, а уж для нее особенно. Нельзя пихать человеку под нос любимые яства, к которым он не имеет права прикоснуться.
      - А МНЕ какое до этого дело?
      "Шалаш обеспечен", - пронеслось у Юстины в голове, и девушка бесстрашно кинулась в пропасть:
      - Не верю я, что вам нет до этого никакого дела! Нельзя быть таким бесчувственным по отношению к близкому человеку! И вы тоже заинтересованы в том, чтобы тетя похудела. Ей надо помочь. А мы с Хеленой обе дико стараемся, чтобы кормить вас повкуснее, но куда нам до талантов тети, таким кулинарным гением надо родиться, уж недельку дядя мог бы потерпеть, и вообще...
      - И вообще - самый главный аргумент, - в ярости зашипел хозяин, но Юстину уже несло:
      - Все знаю, живу в вашем доме, вы меня поите-кормите, я пользуюсь водой и электроэнергией, за которые платите тоже вы, мне бы очень не хотелось выглядеть неблагодарной дрянью, но вам, дядя, тоже не помешало бы немного похудеть. Не обязательно так страшно голодать, как тете. Можно провести более длительный и не такой драконовский курс лечебной диеты. Чудо еще, что у вас нет давления!
      - Ты и в самом деле полагаешь, что у меня нет никакого давления?
      - О господи, заговорилась... повышенного, разумеется.
      - Не теряй надежды.
      - Хорошо, что тетя не слышит. Сейчас плачет, бедняжка, в ванной.
      - Лучше бы плакала на кухне, большая экономия в соли. А я не позволю всяким глупым сироткам забываться до такой степени, чтобы диктовать мне, как себя вести!
      Заставив себя остаться на месте, а не мчаться наверх складывать вещи, девушка тихо произнесла:
      - Дяде непременно нужно так бессмысленно меня обижать? Не моя вина в том, что я сирота. И до конца жизни не забуду, что в детстве нашла здесь дом. Что же касается прирожденной глупости, то на все воля божия, тут уж ничего не поделаешь.
      Каролю стало стыдно. Даже самая бешеная ярость никогда не лишала его способности соображать. Он понял, что зарапортовался, однако извиниться... нет, это выше его сил, свою натуру не переломишь. После долгого молчания он с трудом выговорил:
      - Надеюсь, результат оправдает затраченные усилия. Завтра я поем в городе. Приду вечером, пусть она будет готова.
      И это было своеобразным извинением. Его так и подмывало промолчать о своих планах. Пусть помучаются. Пусть Марина изведется от неведения - берет он ее на банкет или нет. Будь здесь жена, Кароль бы так и поступил - ни слова бы не сказал. Но Юстина... Юстина другое дело. Вольский уже понял эта девушка заслуживает лучшего отношения.
      Юстина молча восприняла милостивое сообщение. Последние куски глотала уже через силу. Она не сомневалась - теперь дядя отыграется на тетке. А во всем виновата она. И зачем вмешалась? Ей вдруг захотелось увидеть Конрада. Сейчас он был единственным во всем мире, с кем можно обо всем говорить.
      Марина же, оказывается, вовсе не сидела в ванной, вовсе не плакала. Вспомнив какой-то давнишний фильм, повествующий о том, как одна баба худела, она закрылась в комнате для гостей и занялась гимнастикой. Наклоны вправо-влево, махи руками-ногами. Глядишь, и сожжется еще немного проклятых калорий. Главное - выдержать до завтра!
      Она бы и вокруг дома потрусила, да не хватило малости - стимула в лице Иолы. Знай Марина наверняка, что соперница завтра тоже будет на банкете, не поленилась бы, побегала...
      * * *
      С Конрадом Юстина пообщалась по телефону, и то всего пару минут.
      - И вот теперь я считаю - сотовый тоже верну дяде, хотя заплатила свои деньги. Книг тоже с собой не возьму, когда буду уходить, хотя они мои. Вот так!
      - Минутку, милая, - попросил Конрад. - Можешь сказать, о чем ты?
      - Нет, слишком много всего. Завтра расскажу. Знал бы ты, как мне страшно хотелось поговорить с тобой вчера!
      - О чем?!
      - Обо всем. А сейчас некогда. Кончается перерыв, бегу! Нельзя ли сделать так... они поедут на банкет, а ты вернешься?
      - Сразу после восьми приеду хоть с конца света!
      Если бы Иола слышала этот разговор, то сразу бы поняла - ее братик влюблен по уши, поскольку в ответ на просьбу девушки и не подумал задать свое проклятое "А что такое?"...
      * * *
      Последние три часа перед банкетом стали апогеем мук и страданий.
      Шифон-велюр на Марину влез. И даже застегнулся. Правда, главным образом благодаря корсету, из-за которого Марина дышала с трудом, но сразу решила - если нужно, так и вовсе не будет дышать. Продержится на одном счастье, переполнившем все ее похудевшее естество.
      Юстина же до конца последовательно держалась прежней линии, хотя накануне вдрызг испортила отношения с хозяином дома. О последствиях пока лучше не думать, в конце концов, холера, она взрослая девушка, не пропадет!
      - Вот видите, тетечка, - деликатно начала она. - Если бы у нас было две недели, а еще лучше - три...
      - Три недели на этом паскудстве? - обрушилась на племянницу тетка. - И одной хватило, вон как отлично сидит.
      - Именно "сидит", - холодно подтвердила девушка.
      - Что значит "именно"? - забеспокоилась тетка. - Ведь я могу даже со... со... согнуться... нет, не могу, да и зачем мне сгибаться?
      - Посмотрите на себя сбоку. И сзади, - потребовала мучительница.
      - Зачем? Я же чувствую - сидит отлично.
      - Тем больше оснований полюбоваться. Гости на банкете будут разглядывать тетю со всех сторон.
      Были у Марины нехорошие предчувствия, были, недаром она не хотела смотреть на себя сбоку, да разве Юстинка отстанет? Решила - что бы ни увидела, станет восторгаться.
      И не смогла. Горло перехватило. Вид сбоку. Вид сзади оставим на потом. Будь Марина повыше ростом - вылитый кит в роскошной упаковке. А так откормленная бегемотиха на сносях.
      Марина попыталась втянуть живот. Поскольку корсет уже сделал все, что в его силах, эффект оказался мизерным.
      - Ну и что... - начала было Марина, овладев собой, но девушка силой развернула тетку, и зеркало послушно отразило зад на удивление дородного першерона. Нет, не ожидала Марина такого, зеркало врет! Не может она выглядеть так ужасно в своем прекрасном платье.
      Еще секунда - и слезы хлынули бы потоком, но племянница бдила.
      - Не реветь! Помнить о лице! Столько трудов косметички и тетиных денег псу под хвост? Хотите страдать - страдайте, только внутренне, не внешне!
      Остался единственный способ проявить страдание. И Марина с руганью обрушилась на племянницу, стараясь не очень сильно кривить рот:
      - А все ты! Какого черта кормила меня дерьмом целую неделю? К чему все мои мучения? Наобещала с три короба, а я не могу пойти в велюре! И в сапфирах! И теперь еще мне демонстрируешь этот ужас и велишь любоваться! Садистка! Змею вырастила я на собственной груди! Чудовище! Сгинь с глаз моих! О, какая я несчастная...
      - Не сгину! И не змея я, сказала - одену тетю, и одену так, что все лопнут. Какая же вы несчастная? Еще неделю назад это платье и вовсе на вас не влезало, теперь же только излишне обтягивает. Еще немножко поголодать... Спокойно! Не сей момент голодать. Сей момент мы примерим серебристую искорку. Ну, что стоите? Времени у нас в обрез. Примеряйте, дискуссия потом.
      Марина была в отчаянном положении. Сейчас бы впасть в истерику, а приходится себя ограничивать. Племянницу, конечно, обругала, но это слабое утешение. Руки трясутся, где там новые примерки. Да и в пользе голодания разуверилась.
      Юстине пришлось все взять на себя. Преодолевая сопротивление ошалевшей тетки, не обращая внимания на град оскорблений, девушка переодела ее в другое платье.
      Жалобы и стенания как ножом отрезало. В комнате повисла напряженная тишина.
      Черное платье, переливающееся серебряными искрами, сидело на Марине почти свободно. Еще недавно оно буквально лопалось, согнуться не позволяло, а теперь... Немного обтягивает, но в меру. А спереди она выглядит и вовсе стройной!
      Ни слова не говоря, Юстина протянула тетке ручное зеркало.
      Нет, не станет она больше разглядывать себя со всех сторон! Больше не выдержать разочарования. Лучше будет ко всем оборачиваться передом, уж как-нибудь...
      Юстина ткнула тетку в бок, и та раскрыла глаза. Бегемотихи больше не было, во всяком случае беременной. А сзади... сзади платье не обтягивало, не подхватывало зад, а спадало, как и положено.