Лайам Девлин (№1) - Орел приземлился

– Ну-ка, посмотрим на тебя.

Опираясь одной ногой на очаг, Девлин полуобернулся. Он положил руку на полочку над камином.

– Не имел чести.

– Главный инспектор Роган, инспектор Грант, Спецуправление.

– То есть Ирландское управление?

– Верно, сынок, и не проси ордера на арест, а то я тебя выпорю. – Роган сидел на краю стола, держа у бедра браунинг. – Знаешь, я слышал, что ты очень плохо себя ведешь.

– Это вы мне говорите? – сказал Девлин, отклоняясь глубже в очаг, хотя знал, что, даже если он доберется до «вальтера», шансов у него почти нет.

Грант не стал рисковать и держал Девлина под дулом пистолета.

– Да, вы все, правда, огорчаете меня, – сказал Роган. – И почему вы не сидите в своих болотах, где родились?

– Это идея, – сказал Девлин.

Из кармана пальто Роган достал наручники.

– Подойди сюда.

В окно с грохотом влетел камень, и оба полицейских тревожно обернулись. В мгновение рука Девлина схватила «вальтер», висящий за балкой, поддерживающей трубу. Девлин выстрелил Рогану в голову, сбив его со стола. Грант молниеносно обернулся и, не целясь, выстрелил, попав ирландцу в правое плечо. Девлин опустился в кресло, не переставая стрелять, раздробил молодому инспектору левую руку и всадил еще одну пулю ему в левое плечо.

Грант упал на пол у стены. Казалось, он в глубоком шоке и непонимающе смотрел на лежащего по другую сторону стола Рогана. Девлин подобрал браунинг, засунул его за пояс, затем подошел к двери, снял мешок и высыпал картошку на пол. В маленьком парусиновом мешке на дне были радиотелефон и несколько других мелочей. Девлин перекинул мешок через плечо.

– Почему вы меня не убиваете? – слабым голосом спросил Фергус Грант.

– Вы лучше его. На вашем месте я бы нашел более подходящую работу, сынок, – сказал Девлин и быстро вышел.

Когда он открыл входную дверь, у стены стояла Молли.

– Слава богу! – воскликнула она, но он зажал ей рот и быстро потащил за собой. – Что случилось?

– Одного я убил, другого ранил, вот что случилось, – ответил Девлин. – Два детектива из Спецуправления.

– Я тебе помогла это сделать?

– Да, – сказал он. – Может, ты уйдешь, Молли, пока еще не поздно?

Она внезапно отвернулась от него и побежала прочь вдоль дамбы. Девлин помедлил, но не в состоянии сдержаться, побежал за ней. Через несколько ярдов он поймал ее и притянул к себе. Ее руки обняли его за шею, она поцеловала его с всепоглощающей страстью. Он оттолкнул ее:

– Теперь иди, девочка, и да будет с тобой Бог.

Ни слова не говоря, она побежала в ночь, а Девлин вернулся к Риттеру Нойманну.

– Необыкновенная молодая женщина, – сказал старший лейтенант.

– Да, можно сказать и так, – сказал Девлин. – И вы еще возраст не учли. – Он достал радиотелефон из мешка и настроил его на нужную волну: «Орел» – «Страннику», «Орел» – «Страннику». Подойдите, пожалуйста.

В рубке торпедного катера, где был приемник радиотелефона, голос его прозвучал так отчетливо, будто из-за двери. Кениг с бьющимся сердцем быстро взял микрофон:

– "Орел", это «Странник». Как дела?

– Два птенца еще в гнезде, – сказал Девлин. – Можете подойти немедленно?

– Мы подходим, – ответил Кениг. Он положил микрофон на рычаг и обернулся к Мюллеру: – Эрих, включи глушители и выбрось белый вымпел. Мы подходим.

Когда Девлин и Нойманн дошли до леса, ирландец обернулся и увидел, как с основной дороги на тропу вдоль дамбы свернул автомобиль с включенными фарами. Риттер спросил:

– Как вы думаете, кто это?

– Бог знает, – ответил Девлин.

* * *

Гарви, ожидавший спасательную машину, чтобы вызволить из болота «моррис», решил отослать второй «джип» обратно, чтобы проверить, как дела у сотрудников Спецуправления.

* * *

Девлин взял Риттера под руку:

– Пошли, сынок, нам лучше отсюда убраться.

Неожиданно Риттер выругался – шок начал проходить, и он ощутил пронизывающую боль в плече.

– У вас все в порядке? – спросил он.

– Истекаю кровью, как недорезанная свинья, – ответил Девлин. – Они всадили мне пулю в плечо, но сейчас это несущественно. Ничто так не лечит болезни, как морское путешествие.

Они миновали предупредительный щит, осторожно прошли между рядами колючей проволоки и пошли по берегу. Превозмогая боль, Риттер с трудом делал каждый шаг, ловя ртом воздух. Он тяжело опирался на кол, который дал ему Штайнер, но ни разу не замешкался. Песчаный берег расстилался перед ними широко и плоско, ветер нес туман. Они и не заметили, что шли уже по воде.

Когда они остановились, чтобы осмотреться, Девлин увидел, что в лесу мелькают огни фар.

– Господи боже мой, – сказал он. – Неужели они догонят нас?

Спотыкаясь, они направились по песку к эстуарии. Прилив усиливался, воды становилось все больше. Сначала по колено, потом по бедро. Они зашли далеко в эстуарию, когда Риттер неожиданно застонал и упал на колено, выронив кол.

– Ничего не выйдет, Девлин. У меня и раньше были ранения, но такой боли никогда не чувствовал.

Девлин, согнувшись, снова поднес ко рту радиотелефон.

– Странник", это «Орел». Мы ждем вас в эстуарии в четверти мили от берега. Даю сигнал.

Он вытащил из мешка светящийся сигнальный шарик, еще один подарок абвера, полученный от штаба спецопераций, и поднял его в ладони правой руки. Девлин оглянулся на берег, но туман уже закрыл его весь.

* * *

Двадцать минут спустя вода была Девлину по грудь. В жизни он никогда так не замерзал. Он стоял на песчаной банке, расставив ноги, поддерживая Риттера левой рукой, а в высоко поднятой правой зажал светящийся сигнальный шарик. Вокруг них крутился прибой.

– Ничего не выйдет, – шептал Риттер. – Я уже ничего не чувствую. Со мной кончено. Не могу больше терпеть.

– Как сказала епископу миссис О'Флинн, – проговорил Девлин: – «Давай, парень, не сдавайся». Что бы сказал Штайнер?

– Штайнер? – Риттер закашлялся, захлебнувшись соленой водой, которая попала ему в рот. – Он бы поплыл.

Девлин подавил смех.

– Правильно, сынок, улыбайся, – и начал петь во весь голос гимн ирландских республиканцев.

На них накатилась волна, и они оказались под водой. «О господи, – подумал Девлин, – вот и конец». Но когда волна перекатилась, он устоял на ногах, а правая рука высоко держала сигнальный шарик. Вода теперь была по подбородок.

Светящийся сигнал заметил Тойзен и помчался на мостик. Три минуты спустя торпедный катер вынырнул из темноты, и кто-то осветил обе фигуры. Выбросили сеть, четыре моряка спустились в воду, и добрые руки потянулись к Риттеру Нойманну.

– Следите за ним, – предупредил Девлин. – Он в плохом состоянии.

Несколько мгновений спустя он сам перелез через поручни и тут же потерял сознание. Когда Девлин пришел в себя, Кениг стоял возле него на коленях с одеялом.

– Мистер Девлин, выпейте вот это, – сказал Кениг и протянул бутылку.

Девлин пробормотал несколько слов по-ирландски.

Кениг нагнулся к нему пониже:

– Простите, я не понимаю.

– Откуда вам это понять? Это ирландский – язык королей. Я просто сказал, сто тысяч добро пожаловать.

Кениг улыбнулся в темноте:

– Рад вас видеть, мистер Девлин. Это чудо.

– Пожалуй, единственное, которое вам встретится сегодня.

– Вы уверены?

– Как в том, что крышка гроба закрывается.

Кениг встал:

– Тогда мы отправимся. Извините, пожалуйста.

В следующую минуту торпедный катер развернулся и помчался вперед. Девлин вытащил пробку из бутылки и понюхал. Ром. Не из его любимых, ну что ж. Он сделал большой глоток, поудобнее уселся у поручней, глядя назад, на берег.

Молли у себя в спальне вдруг села, поднятая какой-то силой, подошла к окну и отдернула занавеску. Она распахнула окно и высунулась под дождь. Всю ее охватил восторг, облегчение, и именно в этот момент торпедный катер вышел из-за мыса и повернул в открытое море.

* * *

В своем кабинете на Принц-Альбрехтштрассе Гиммлер работал над бесконечными бумагами при свете настольной лампы. Раздался стук в дверь, и вошел Россман.

– Ну? – спросил Гиммлер.

– Извините, что беспокою вас, господин рейхсфюрер, но мы получили сообщение из Ландсвоорта. «Орел» взорвался.

Лицо Гиммлера оставалось непроницаемым. Аккуратно положив ручку, Гиммлер протянул руку:

– Дайте-ка сюда.

Россман передал ему радиограмму, и Гиммлер прочел ее. Через несколько секунд он поднял голову:

– У меня для вас есть поручение.

– Да, господин рейхсфюрер.

– Возьмите с собой двух самых надежных людей. Немедленно вылетайте в Ландсвоорт и арестуйте полковника Радла. Я распоряжусь, чтобы у вас были все необходимые полномочия.

– Слушаюсь, господин рейхсфюрер. А обвинение?

– Государственная измена. Для начала достаточно. Как только вернетесь, доложите. – Гиммлер взял ручку и начал писать.

Россман тихо вышел.

* * *

Около девяти часов капрал военной полиции Джордж Уотсон съехал с дороги мили на две южнее Мелтам Хауза и остановился. Проехав из Норвича весь путь под проливным дождем, он промок до нитки, несмотря на свой длинный плащ, да еще страшно замерз и проголодался. Ко всему прочему он еще и заблудился.

При свете фары он открыл планшет и нагнулся, чтобы проверить на карте свое местонахождение. Шорох справа заставил его поднять голову. Рядом стоял мужчина в плаще.

– Привет, – сказал он. – Заблудились?

– Пытаюсь найти Мелтам Хауз, – ответил Уотсон. – Всю дорогу из Норвича под этим чертовым дождем. Все эти сельские районы выглядят одинаково, когда нет проклятых указателей.

– Давайте я вам покажу, – предложил Штайнер.

Уотсон снова нагнулся над картой, маузер поднялся и опустился ему на шею. Уотсон упал, Штайнер снял с него сумку и быстро осмотрел содержимое. В ней было только одно письмо, тщательно запечатанное и помеченное «Срочно». Оно было адресовано полковнику Конкорану в Мелтам Хауз.

Штайнер взял Уотсона под мышки и оттащил подальше от дороги. Когда он снова появился несколько мгновений спустя, на нем был плащ вестового, шлем, очки и кожаные перчатки с крагами. Он надел через плечо сумку, запустил мотор и помчался к цели.

* * *

После того как спасательная машина была установлена и запущена, легковушку вытащили из болота на берег. Гарви ждал на дороге.

Капрал, руководивший работой, открыл дверцу «морриса» и заглянул внутрь:

– Здесь никого нет.

– О чем вы говорите, черт вас побери? – закричал Гарви. Он быстро спустился к машине и осмотрел салон «морриса». Капрал был прав. Вонючая грязь, вода, но Штайнера не было. – О господи! – воскликнул Гарви, когда понял, что это означает. Повернулся, быстро вскарабкался по откосу к «джипу» и схватил радиомикрофон.

* * *

Штайнер подъехал к запертым воротам Мелтам Хауза и остановился. Рейнджер по другую сторону ворот осветил его фонарем и позвал:

– Сержант охраны!

Из сторожки вышел сержант Томас и подошел к воротам. Штайнер сидел неузнаваемый в шлеме и очках.

– В чем дело? – строго спросил Томас.

Штайнер открыл сумку, вытащил письмо и показал его:

– Депеша полковнику Конкорану из Норвича.

Томас кивнул, и рейнджер отпер ворота.

– Прямо, к парадному входу. Один из часовых вас проводит.

Штайнер поехал по аллее, но от парадного входа свернул на дорогу, которая привела его к стоянке машин за домом. Он остановился около грузовика, выключил мотор, поставил мотоцикл и пошел по дорожке, ведущей в сад. Пройдя несколько шагов, он очутился в кустах рододендрона. Там Штайнер снял каску, плащ и перчатки, вытащил пилотку из кармана летной блузы и надел ее. Поправил на шее «Рыцарский крест» и подошел к дому, держа маузер наготове.

Перед террасой он остановился, чтобы понять, где он находится. Затемнение было не очень плотным, и в нескольких окнах сквозь щели просачивался свет. Штайнер сделал шаг вперед я услышал, как кто-то спросил:

– Это вы, Бликер?

В ответ Штайнер что-то пробурчал. Расплывчатая тень двинулась вперед. Маузер в правой руке Штайнера кашлянул, раздался испуганный вскрик, и рейнджер упал. В это же мгновение кто-то отдернул штору, и на террасу упал свет.

Когда Штайнер поднял голову, он увидел премьер-министра, который стоял у балюстрады и курил сигару.

* * *

Из комнаты премьер-министра вышел Конкоран. Кейн ждал его.

– Как он? – спросил Кейн.

– Прекрасно. Только что вышел на террасу выкурить последнюю сигару перед сном.

Они вышли в холл.

– Он, возможно, не очень хорошо бы спал, если бы узнал новость, так что я придержу ее до утра, – сказал Кейн. – Машину из болота вытащили, но Штайнера в ней не оказалось.

Конкоран спросил:

– Вы предполагаете, что он ушел? Откуда вы знаете, что он не в болоте? Его ведь могло выбросить или что-то в этом роде!

– Возможно, – сказал Кейн, – но тем не менее я удваиваю охрану.

Открылась входная дверь, и вошел сержант Томас:

– Вы вызывали меня, майор?

– Да, – ответил Кейн. – Когда машину вытащили, Штайнера в ней не было. Не будем рисковать и удвоим караул. У ворот ничего не произошло?

– Ничего с тех пор, как ушла спасательная машина. Прибыл военный полицейский из Норвича с донесением вам, полковнику Конкорану.

Конкоран нахмурился и уставился на него:

– Впервые слышу. Когда это было?

– Минут десять назад, сэр.

– О господи! – воскликнул Кейн. – Он здесь! Ублюдок здесь!

Он повернулся, выхватил из кобуры кольт и побежал в библиотеку.

Штайнер медленно поднимался по ступеням террасы. В воздухе пахло хорошей гаванской сигарой. Когда Штайнер поставил ногу на последнюю ступеньку, заскрипел гравий. Премьер-министр резко обернулся и посмотрел на Штайнера.

Он вынул изо рта сигару, и на его бесстрастном лице не отразилось никаких чувств. Премьер-министр спросил:

– Полагаю, полковник воздушных охотников Курт Штайнер?

– Мистер Черчилль, – медленно произнес Штайнер. – Я сожалею, но обязан выполнить свой долг, сэр.

– Так чего же вы ждете? – спокойно спросил премьер-министр.

Штайнер поднял маузер, шторы на стеклянной двери дернулись, и на террасу выскочил Кейн, яростно стреляя на ходу. Первая пуля попала Штайнеру в правое плечо, развернув его, вторая попала в сердце, мгновенно убив, и перекинула через балюстраду.

В следующее мгновение на террасе появился Конкоран с револьвером в руке, а в темном саду спешно собирались рейнджеры и выстраивались полукругом. Штайнер лежал, освещенный светом, падавшим из открытого окна. На его шее виднелся «Рыцарский крест», в руке все еще был крепко зажат маузер.

– Странно, – сказал премьер-министр, – он колебался, держа палец на спусковом крючке. Интересно, почему?

– Возможно, сэр, в нем заговорила американская кровь, – ответил Гарри Кейн.

Последнее слово осталось за премьер-министром:

– Что ни говори, он был прекрасным солдатом и храбрым человеком. Позаботьтесь о нем, майор.

Он повернулся и вошел в дом.

Глава 20

Прошел почти год с того дня, как я сделал свое поразительное открытие на кладбище церкви Святой Марии и Всех Святых. И вот я вернулся в Стадли Констабл, на этот раз по приглашению отца Филиппа Верекера. Принял меня молодой священник, говоривший с ирландским акцентом.

Верекер сидел в кресле в своем кабинете перед ярким огнем. Колени его были обернуты пледом. По всему было видно умирающий человек. Кожа на лице натянулась так, что выступили кости, глаза были полны боли.

– Как хорошо, что вы приехали, – произнес он.

– Мне очень жаль, что я вижу вас больным, – сказал я.

– У меня рак желудка. Ничего не поделаешь. Епископ был так добр, что разрешил мне умереть здесь и прислал отца Доминиана помогать мне исполнять обязанности в церкви, но за вами я послал не поэтому. Я слышал, у вас был напряженный год.

– Не понимаю, – сказал я. – Когда я был здесь в прошлый раз, вы ничего мне не рассказали. Просто выгнали меня.

– На самом деле все очень просто. Многие годы я сам знал только часть этой истории. И вдруг обнаружил, что охвачен страстным любопытством узнать остальное, пока не слишком поздно.

И я рассказал ему все, потому что действительно не было причины не рассказывать. К тому моменту, когда я закончил рассказ, на траве за окнами лежали тени, а в комнате было полутемно.

– Поразительно, – произнес он, – как, скажите на милость, удалось вам все это узнать?

– Не из официальных источников, поверьте мне. Из разговоров с людьми, теми, кто еще жив и не хочет молчать. Самой большой удачей было разрешение прочитать очень подробный дневник, который вел человек, ответственный за организацию всей операции, – полковник Макс Радл. Его вдова еще жива, она в Баварии. Теперь мне бы хотелось узнать, что здесь произошло потом.

– Здесь из соображений безопасности полностью запретили упоминать это дело. С каждым жителем деревни беседовали представители разведки и госбезопасности. Был пущен в ход закон об охране государственных секретов. Хотя на самом деле необходимости в этом не было. Здесь своеобразный народ. Сплоченный в несчастье, враждебный к чужим, как вы видели. Они считают это дело своим и ничьим больше.

– И еще Сеймур.

– Точно. Вы знаете, что он погиб в феврале?

– Нет.

– Возвращался пьяным из Холта. Съехал на своем фургоне с прибрежной дороги в болото и утонул.

– А что с ним было после того дела?

– Его тихонько убрали. Провел восемнадцать лет в сумасшедшем доме, а когда ослабили законы о душевнобольных, вышел.

– Но как люди терпели его присутствие?

– Он был в родстве по крайней мере с половиной семейств в округе. Бетти, жена Джорджа Уайльда, была его сестрой.

– Господи боже мой, – сказал я, – а я и не подозревал.

– В каком-то смысле молчание все эти годы было своего рода защитой для Сеймура.

– Есть и другое объяснение, – сказал я. – Отсвет ужасной вещи, которую он сотворил в тот вечер, как бы падал на всех. Лучше было это скрывать, чем обнародовать.

– И это тоже.

– А могильная плита?

– Военные инженеры, которых прислали сюда расчистить деревню, восстановить разрушенное и так далее, положили все тела в общую могилу на кладбище. Конечно же без плиты, и нам велели ничего не менять.

– Но вы решили по-другому?

– Не только я. Все мы. Пропаганда военного времени была вредной, хотя и необходимой. Во всех фильмах о войне, которые мы видели, в каждой книге, которую читали, в каждой газете изображали среднего немецкого солдата беспощадным, зверским, варваром, но эти люди не все были такими. Грэм Уайльд жив и по сей день. Сюзан Тернер вышла замуж и имеет троих детей – вы помните, что один из людей Штайнера пожертвовал жизнью, спасая ее. И вспомните, ведь Штайнер выпустил людей из церкви.

– Значит, решили воздвигнуть тайный памятник?

– Правильно. Сделать это было достаточно просто. Старый Тед Тернер был каменотесом, мастером по могильным плитам. Я освятил плиту во время специального богослужения, а затем мы скрыли ее от посторонних глаз, как вы знаете. Этот Престон там тоже, но на плите не отмечен.

– И все были согласны?

Отец Верекер ухитрился улыбнуться своей редкой легкой улыбкой.

– Если хотите, это было вроде личного покаяния. Танец на могиле, как сказал Штайнер, и он был прав. Я его тогда ненавидел. Мог бы сам его убить.

– Почему? – спросил я. – Из-за того, что немецкая пуля искалечила вас?

– Я притворялся, что это так, пока однажды не встал на колени и не попросил Бога помочь мне признаться в истинной причине.

– Джоанна Грей? – осторожно спросил я.

Лицо Верекера находилось в тени, и мне не видно было его выражения.

– Мне более привычно выслушивать исповеди, – продолжал Верекер, – чем самому исповедоваться, но да, вы правы. Я боготворил Джоанну Грей. Нет, не в глупом поверхностном сексуальном смысле. Для меня она была самой замечательной женщиной, которую я когда-либо встречал. Не могу даже описать тот удар, который я испытал, когда узнал, кто же она на самом деле.

– И в какой-то мере вы обвиняли Штайнера?

– Я думаю, психологически так это и было. – Он вздохнул. – Сколько было вам лет в 1943 году? Двенадцать, тринадцать? Вы помните это время?

– Не очень-то, во всяком случае, не в том смысле, как вы это представляете.

– Люди устали, потому что войне, казалось, не будет конца. Можете ли вы представить себе тот страшный удар по самолюбию страны, если бы история о Штайнере и его людях и о том, что здесь произошло, стала достоянием гласности? Что немецкие парашютисты смогли приземлиться в Англии. И чуть ли не похитить самого премьер-министра?

– Могло бы кончиться нажатием курка, что снесло бы премьер-министру голову.

Отец Верекер кивнул.

– Вы все-таки хотите опубликовать?

– Не вижу причины не делать этого.

– Этого же ведь не случилось. Плиты больше нет, и кто может сказать, что она была? А вы нашли хоть один официальный документ, который подтверждал бы хоть часть этой истории?

– Нет, – радостно сказал я. – Но я говорил со множеством людей, и их рассказы составили весьма убедительную картину.

– Такой бы она и была, – он слабо улыбнулся, – если бы вы не упустили одного очень важного момента.

– И что же это такое?

– Посмотрите любую книгу по истории войны и проверьте, где был Уинстон Черчилль в указанный уик-энд.

– Ладно, – сказал я. – Скажите мне.

– Готовился отплыть на корабле «Ренаун» на Тегеранскую конференцию. Затем по дороге он посетил Алжир, где наградил генералов Эйзенхауэра и Александера особыми лентами за операции в Северной Африке, а семнадцатого ноября прибыл на Мальту, насколько я помню.

Мы помолчали в тишине, и я спросил:

– Кто он?

– Его звали Джордж Говард Фостер, известный среди своих коллег как «Великий Фостер».

– Профессия?

– Актер, мистер Хиггинс. Фостер был актером мюзик-холла, имитатором. Война была его спасением.

– То есть как?

– Он не только достаточно хорошо подражал премьер-министру. Он даже был на него похож. После Дюнкерка он начал создавать специальную сценку, своего рода апофеоз представления. Я не могу предложить вам ничего, кроме крови, пота и слез. Мы будем с ними сражаться на берегу.[11]Публика была в восторге.

– И разведка приглашала его?

– В особых случаях. Если премьер-министр в разгар подводной войны собирался посетить район военных действий, полезно было публично объявить, что он в другом месте. – Он улыбнулся. – В ту ночь он играл, как никогда в жизни. Все верили, конечно, что это он. Правду знал только Конкоран.

– Так, – сказал я, – а где Фостер сейчас?

– Убит вместе с другими ста восьмью жертвами, когда бомба попала в маленький театрик в Айлингтоне в феврале 1944 г. Так что видите, все было зря. Ничего не было. И это гораздо лучше для всех.

У него начался приступ кашля, который сотрясал все тело. Открылась дверь, и вошла монахиня. Она наклонилась над ним и что-то прошептала. Мне он сказал:

– Простите, сегодня был долгий день. Думаю, мне надо отдохнуть. Спасибо за приезд и за рассказ о тех моментах, которых я не знал.

Он снова начал кашлять, поэтому я вышел как можно быстрее. До дверей меня вежливо проводил отец Доминиан. На ступеньках я дал ему свою визитную карточку.

– Если ему станет хуже. – Я колебался. – Ну, вы понимаете? Буду очень признателен, если получу от вас весточку.

Я закурил и облокотился на каменный забор кладбища у калитки. Конечно, я проверю факты, но Верекер говорил правду. У меня не было ни тени сомнения. А что это меняет? Я посмотрел на паперть, где в тот вечер стоял Штайнер, ведя переговоры с Гарри Кейном, и подумал о нем, стоящем на террасе в Мелтам Хаузе. Я подумал о финальном, смертельном для него колебании. И даже если бы он нажал курок, это все равно ничего не изменило бы.

Вот вам ирония судьбы, как сказал бы Девлин. Мне почти слышался его смех. Ну ладно, в конце концов нет слов, которые я мог бы найти, чтобы сказать лучше, чем человек, так блестяще сыгравший в ту роковую ночь свою собственную роль.

Что ни говори, он был прекрасным солдатом и храбрым человеком. На этом и закончим. Я повернулся и ушел в дождь.

Примечания

1

Валера И. Де – глава правительства Ирландии с февраля 1932 по февраль 1948 г.

2

Англичан.

3

Британский свободный корпус.

4

Райт, братья: Уилбер (1871 – 1912) и Орвилл (1871 – 1948) – американские авиаконструкторы и летчики, пионеры авиации.

5

Девушка (ирл.)

6

Ирландцы.

7

Диверсионно-разведывательные войска.

8

РАФ – аббревиатура английского названия Королевских военно-воздушных сил.

9

Дословно в переводе с английского это выражение звучит так: «Поймать со спущенными штанами».

10

Военная хитрость (франц.)

11

Слова Черчилля.