Среди Йоркширских холмов

      - Что же, отлично, - сказал я, перелезая в загон. - Пока все идет хорошо. Я повторю инъекцию, а вы продолжайте давать им порошки еще пять дней, и, думаю, все будет в порядке. Только не забывайте каждый раз как следует мыть руки.
      Джош снял кепку и утер мокрое лицо.
      - Приятно слышать, мистер Хэрриот. Не зря мы вас сразу вызвали. Не то пришлось бы уже выносить отсюда сдохших.
      Когда я кончил делать инъекции, Себ позвал меня в дом.
      - Умыться нам всем требуется, а в десять мы всегда перекусываем.
      Потом я сидел на кухне, запивал домашнюю булочку чаем и поддерживал разговор с двумя привлекательными молодыми хозяйками - брюнеткой и огненно-рыжей. От очага веяло теплом, у моих ног копошился малыш, двое других, чуть постарше, весело боролись на каменных плитах пола, и я наслаждался жизнью. Я мог бы просидеть так весь день, но ждали другие вызовы, а Себ с Джошем, составившие мне компанию, нетерпеливо ерзали, несомненно вспоминая эту гору турнепса снаружи. Что поделаешь! Пора было отправляться восвояси.
      Во дворе мы попрощались, братья взялись за вилы, а я нажал на ручку дверцы... Но безрезультатно. Я обошел машину, дергая другие дверцы - они тоже оказались запертыми. Влезть в машину я не мог.
      Виновата была моя маленькая Дина. Пока я занимался телятами, до меня доносился ее лай. Она обожала облаивать хозяйских собак и, прыгая на стекла дверей, очевидно, опустила кнопки, запиравшие их. Я окликнул братьев:
      - Извините! Я очень сожалею, но я не могу сесть в машину.
      - А? Что случилось?
      Они подошли и заглянули внутрь, откуда, вывалив язык и упоенно виляя хвостом, на них смотрела Дина. У нее за спиной из замка зажигания свешивались ключи - такие близкие и такие недоступные!
      Я объяснил, и Джош посмотрел на меня с удивлением.
      - Вы ведь всегда ездите с этой собакой, верно?
      - Да.
      - А ключи так в машине и оставляете?
      - Да... боюсь, что да...
      - Тогда странно, почему такого раньше не случалось.
      - Да, пожалуй... если взглянуть на дело так. И очень жаль, что случилось это именно здесь, так далеко от города.
      - А почему?
      - Боюсь, я должен буду попросить, чтобы вы свезли меня домой за запасными ключами.
      У Себа отвалилась нижняя челюсть.
      - В Дарроуби?
      - К сожалению. Больше ничего придумать не могу.
      Братья Хардуики переглянулись, посмотрели на гору турнепса, потом на меня. Я понимал, о чем они думают. Кроме турнепса их ждали десятки других дел, как всегда на ферме, а из-за меня часть утра пропадет зазря.
      Но по доброте душевной они не сказали мне, какой я дурак и растяпа. Себ надул щеки.
      - Тогда поехали. - Он обернулся к брату. - Ты уж один управляйся, Джош. Кончишь с турнепсом, почисть хлев, а овец на нижнее пастбище мы днем перегоним.
      Джош кивнул и молча взялся за вилы, а его брат вывел из сарая семейный автомобиль - очень большой и очень старый, как обычно в холмах. Мы загромыхали вниз по проселку, и всякий раз, закрывая ворота, я погружался в облако выхлопных газов.
      Путь до Дарроуби казался очень долгим, а обратный - и того дольше. Я пытался скоротать его разговорами о спорте, погоде, скотине, но последние полчаса прошли в молчании. Во дворе фермы Себ торопливо вылез, помахал мне и побежал искать брата.
      Дина в несказанном восторге из-за моего возвращения прыгала на меня, облизывала мне физиономию, но, выехав за ворота фермы, я подумал, что там сейчас не питают ко мне особенно теплых чувств.
      Однако, когда я неделю спустя в последний раз посмотрел телят, все было прощено. Бесспорно, я причинил много лишних хлопот, но братья Хардуики встретили меня широкими улыбками. Впрочем, был один неприятный момент: когда я вылезал из машины, они хором закричали:
      - Э-эй! Ключи-то, ключи заберите!
      Я смущенно забрал ключи, чувствуя себя тем более глупо, что после того случая больше их в замке зажигания не оставлял.
      Но мне сразу полегчало, едва я убедился, что телята совсем здоровы, а когда, вымыв руки, я принялся на кухне за ритуальный чай, стало ясно, что про злополучный эпизод можно забыть.
      Несколько дней спустя не успел я войти в дом после вызова, как Хелен сказала с некоторым недоумением:
      - Тебе звонила какая-то миссис Хардуик. Я толком не поняла.
      - Но что она просила передать?
      - Что ты прихватил очки ее мужа.
      - Как... как? О чем ты говоришь?
      - Ну они весь дом обыскали, но очки не нашлись, а к ним никто, кроме тебя, не заезжал. Она убеждена, что они у тебя.
      - В жизни не слышал подобной нелепости! На какого черта мне сдались его очки?
      Хелен развела руками.
      - Понятия не имею. Но мистеру Хардуику они очень нужны. Без них он не может читать сельскохозяйственную газету. И очень расстраивается. Ты все-таки погляди.
      - Безумие какое-то! - буркнул я, но начал опорожнять карманы рабочего пиджака. И нате вам! Среди пузырьков, ножниц и других полезных вещей оказался очешник, очень похожий на футляр с термометрами, рядом с которым я его и обнаружил.
      Я уставился на очешник, не веря глазам.
      - Господи! И правда! Наверное, взял его по ошибке, когда вымыл на кухне термометр.
      Я позвонил Себу и извинился.
      - Еще одна моя глупость, - сказал я со смехом.
      Возражать он не стал, но говорил по-прежнему вежливо и отклонил предложение завезти очки к ним.
      - Да нет, ничего. Я сейчас приеду.
      Видимо, ему не терпелось погрузиться в сельскохозяйственную газету.
      Я чувствовал себя крайне неловко при мысли, что из-за меня ему снова пришлось тратить время на долгую бесполезную поездку, и чувство это нахлынуло с новой силой, когда три дня спустя я заглянул в книгу вызовов и увидел фамилию Хардуиков.
      Братьев я нашел в коровнике, где они накладывали сено в кормушки. Они не улыбнулись привычно, а посмотрели на меня с каким-то изумлением.
      - Я приехал осмотреть вашу захромавшую корову! - объявил я весело. Они обменялись ничего не выражавшими взглядами.
      - У нас хромых коров нет, - сказал Джош.
      - Но... но вы же утром звонили! Вновь они недоуменно переглянулись.
      - Что же... Наверное, вышла ошибка... - Я изобразил веселый смешок, который не вызвал ответных улыбок, и невольно посмотрел на ряды коров.
      Себ махнул рукой в их сторону.
      - Ей же Богу, мистер Хэрриот, ни одна не хромает. Осмотрите их, если желаете.
      - Да нет же, нет! Я... кто-то ошибся, записывая вызов. Разрешите позвонить от вас?
      Себ проводил меня на кухню, и мне не стало легче, когда, набирая номер приемной, я увидел, как он тихим движением забрал со стола очешник и опустил в карман. Дозвонившись, я установил, что ехать мне надо было на ферму Бортуиков всего в полумиле от хардуиковской. Но что же это такое? Почему я все время ставлю себя в дурацкое положение?
      Я взял шариковую ручку, лежавшую возле телефона, и записал вызов правильно, а потом повернулся к молодым хозяйкам.
      - Я крайне сожалею, что причиняю столько беспокойства, - сказал я и повернулся, чтобы уйти. Но тут брюнетка протянула ко мне руку.
      - А наша ручка, мистер Хэрриот?
      Уши мои запылали, я вытащил чертову ручку из кармана и сбежал.
 
      Я все еще ежился от смущения, когда через несколько дней снова приехал к ним.
      Себ угрюмо указал на телку, лежащую на полу коровника.
      - Встать не может, - сказал он. - И задняя нога у нее торчит в сторону.
      Я нагнулся к телке и подергал ее за ухо.
      - Ну-ка, девочка, поднатужься.
      Она сделала попытку подняться, но почти сразу же опустилась на булыжники - с первого взгляда стало ясно, что правая задняя нога отказывается ей служить.
      Я ощупал косматую тушу и, когда добрался до таза, без колебаниий поставил диагноз.
      - У нее вывих бедра, Себ,- сказал я. - Переломов нет, но головка бедра совсем вышла из впадины.
      - А вы уверены? - Фермер посмотрел на меня с сомнением.
      - Стопроцентно. Вот, пощупайте эту шишку. Да ее и так видно. Себ не потрудился вынуть руку из карманов.
      - Уж и не знаю. Я-то думал, может, сухожилие себе растянула. А то дайте мази для втирания, глядишь, и пройдет все.
      - Нет, уверяю вас. Это, бесспорно, вывих.
      - Ну ладно. А делать-то что?
      - Попробуем его вправить. Это нелегко, но времени прошло мало, и, думаю, все обойдется.
      Фермер наморщил нос.
      - Ладно. Так давайте!
      - К сожалению, - сказал я, улыбнувшись, - один я тут не справлюсь. И вдвоем мы с вами не справимся. Нам требуется помощь.
      - Помощь? Откуда же я ее возьму? Джош на дальний луг ушел.
      - Жаль, конечно, но вам придется позвать его. И вынужден сказать, вам придется позвать еще и кого-нибудь из соседей. Обязательно кого-нибудь крепкого, сильного.
      - Черт-те что! - Себ уставился на меня. - Это еще зачем?
      - Я понимаю, вам это кажется лишним. Но она, хоть и молодая, а крупная и сильная, и, чтобы вправить вывих, нам придется преодолеть мышечное сопротивление. Тянуть надо будет как следует, можете мне поверить. Я столько вывихов вправил, что уж знаю!
      Он кивнул.
      - Ну ладно. Схожу к Чарли Лосону, может, он согласится. А вы тут подождете?
      - Нет, мне нужно съездить за намордником, чтобы дать хлороформ.
      - Хлоро... Еще чего!
      - Я ведь объяснил про мышечное сопротивление. Чтобы его преодолеть, ее необходимо усыпить.
      - Послушайте, мистер Хэрриот! - Фермер назидательно поднял палец. - А вы уверены, что надо все это затевать? Может, втереть мази, и дело с концом? Или там припарку приложить?
      - Мне очень жаль, Себ, но все это совершенно необходимо.
      Он повернулся и вышел из коровника, что-то бормоча себе под нос, а я побежал к своей машине.
      По дороге в Дарроуби и назад я думал только о том, что предстоит одна из наиболее сложных задач в ветеринарной практике, зато в случае успеха эффект бывает поразительный. Животное, еще секунду назад беспомощно распростертое на земле, вдруг встает и подходит к кормушке как ни в чем не бывало. А мне во что бы то ни стало надо поднять свою репутацию на этой ферме.
      Когда я вернулся с намордником, во дворе рядом с Себом меня ждали Джош и Чарли Лосон.
      - А, мистер Хэрриот! - поздоровались они со мной, но вид у обоих был весьма скептический - Себ, разумеется, поделился с ними своими сомнениями.
      - Рад вас видеть, джентльмены, - сказал я бодро. - Надеюсь, вы все в хорошей форме. Работа предстоит тяжелая.
      Чарли Лосон ухмыльнулся и потер руки.
      - Уж постараемся!
      - Ну так за дело! - Я посмотрел на телку. - Лучше перетащить ее ближе к двери. Вам будет просторнее тянуть. Перетащим, наденем намордник с хлороформом и обвяжем ногу. Вы будете тянуть, а я направлять головку бедра во впадину. Но сначала передвинем ее.
      Фермеры нажали на бок телки, а я старался вдвинуть вывихнутую ногу под нее. Телка перекатилась на другой бок, раздался громкий щелчок, и она, быстро поглядев по сторонам, поднялась с пола и вышла вон.
      Мы следили, как пациентка прошествовала через двор к воротам и дальше на луг. Ступала она спокойно и ни чуточки не прихрамывала.
      - В первый раз вижу такое! - ахнул я. - При перекатывании давление на сустав, видимо, вогнало головку на место. Даже не верится!
      Три фермера молча посмотрели на меня. Им явно не верилось. Отступая к своей машине, я успел услышать, как Себ пожаловался остальным двоим:
      - Нет чтобы сразу мази втереть!
      Когда я проехал мимо телки, безмятежно щипавшей траву на зеленом склоне, мне вспомнились слова, которые я услышал от Зигфрида в первые дни нашего знакомства: "Наша профессия предлагает огромный выбор возможностей попасть в дурацкое положение".
      Как справедливо! И от этого никуда не денешься. Но почему, почему должен был я попасть в него именно у Хардуиков?!
 
      Я глазам своим не поверил, когда еще до конца недели узрел в книге вызов к Хардуикам.
      - Зигфрид, - сказал я, - вы туда не съездите, а? На меня там словно заклятие какое-то падает.
      Он ответил удивленным взглядом.
      - Но это же ваши любимые клиенты. И они всегда обращаются именно к вам.
      - Да, конечно, но мне что-то не по себе! - И я рассказал о недавних злоключениях.
      - Вздор, Джеймс! - Он сделал небрежный жест. - Вы дали волю воображению. Сущие пустяки. - Он засмеялся. - Забавные, не спорю, но ровно ничего не значащие. Хардуики - отличные люди и, конечно, тут же забыли про эту чепуху.
      - Ну не знаю. Люди они, безусловно, хорошие, но, по-моему, убеждены, что у меня не все с головой в порядке. Легкая клептомания для начала.
      Он снова засмеялся.
      - Какая ерунда! Поезжайте, поезжайте! Просто заболевшая свинья. Ну что тут может произойти?
      Возможно, мне почудилось, но, когда я вылез из машины во дворе фермы, братья как будто посмотрели на меня с некоторой опаской. Свинья, к которой меня вызвали, оказалась мамашей дюжины поросят, которые с визгом тыкались в нее, а она неподвижно лежала в дальнем углу хлева, где было так темно, что я с трудом ее различал. Впрочем, меня это не очень смущало: я привык работать на ощупь.
      Я забрался в закут и подошел к своей еле различимой пациентке, достал термометр и провел рукой в поисках ее тыла.
      - Ничего сегодня не ела, вы сказали?
      - Совсем ничего, - ответил Джош. - И с места не вставала. А поросята вроде изголодались. Им, видно, молока не хватает.
      - Так... так... так... понимаю... - Я лихорадочно искал анус, чтобы смерить температуру, но не находил. Темно, хоть глаз выколи - но я же ставил термометр свиньям в полном мраке! Ничего не понимаю! Вот хвост, надо чуть продвинуть руку вниз, и термометр скользнет в задний проход... Только где он?! Чуть ниже отверстие отыскалось - но оказалось влагалищем. И тут меня как озарило.
      - У этой свиньи нет заднего прохода! - воскликнул я. Замечательное научное открытие, каким я поспешил поделиться с миром, и только потом сообразил, что выбрал не слишком подходящее место для своих восторгов.
      Братья смотрели на меня сверху вниз в суровом молчании. Потом Себ произнес усталым голосом.
      - Чего нет?
      Я обернул к нему голову, не вставая с корточек.
      - Нет ануса. Заднего прохода. Редчайший случай. Замечательно. У поросят встречается не так уж редко, но у взрослого животного я сталкиваюсь с этим впервые.
      - А-а! - сказал Себ. - А если у нее его нету, так навоз откуда? Я его отсюда по утрам выгребаю - о-го-го!
      - Кал, - оживленно объяснил я, - проходит через влагалище. Так всегда бывает в подобных случаях.
      - И все эти годы проходил?
      - Ну да. Принесите фонарик, и я вам покажу. Братья посмотрели друг на друга.
      - Чего там! Мы вам верим.
      Было совершенно ясно, что они. ни на секунду мне не поверили.
      Я пустился в дальнейшие объяснения, но поймал себя на том, что начинаю бессвязно бормотать, и умолк. Да и вообще, ощупав брюхо свиньи, я обнаружил, что ее вымя просто обжигает руку и кажется бугристым.
      - В любом случае температуру ей мерить не нужно, у нее мастит. Вымя очень горячее и опухшее. Я сделаю инъекцию антибиотика, и, думаю, все будет хорошо. - Я пытался говорить деловито и уверенно, однако это не помогало.
      - Так, значит, температуру ей мерить вы не будете? - снова подал голос Джош.
      - Совершенно верно. Все ясно и так.
      - Ага, все ясно и так, - повторил он, и оба кивнули. - Вы не беспокойтесь, мистер Хэрриот. Не нужно, так не нужно.
      У меня мороз прошел по коже. Они стараются не перечить мне! Бр-р!
      Я привычно сделал свинье инъекцию, торопливо вымыл руки и отказался от чая.
      Когда я выезжал со двора, Себ и Джош, стоя рядом на булыжнике, подняли руки в торжественном прощании, а в окне кухни я увидел их жен. Прочесть их мысли не составляло труда.
      Бедняга Хэрриот! И ведь неплохой человек. Больно смотреть, как он потихонечку свихивается.

28

      Водя стетоскопом по ребрам старого пса, я взвешивал, долго ли еще он протянет.
      - С сердцем у Дона не лучше, - сказал я старенькому мистеру Чандлеру, который сидел сгорбившись в кресле у очага.
      Я старался говорить бодрее. Сердце работало заметно хуже. Собственно говоря, казалось, что я никогда еще не выслушивал такого скверного сердца. Какие там шумы! Мешанина всплесков и хлюпанья: я только диву давался, каким образом животворная кровь еще циркулирует по телу дряхлой собаки.
      Дону, косматому нечистопородному колли, было четырнадцать лет, и к сердечной слабости добавлялся неизбежный хронический бронхит, внося свою лепту бульканья и хрипов в симфонию, оглашавшую его грудь.
      - Может, и так. - Мистер Чандлер наклонился вперед. - А в остальном-то он еще ничего. Ест даже очень хорошо.
      Я кивнул.
      - Да, удовольствие он от жизни получает, это несомненно. - Я потрепал старого пса по голове, и его хвост энергично застучал по коврику у очага, служившему ему подстилкой. - Боли он не испытывает и радуется, чему может.
      - Если бы не чертов кашель,- проворчал его хозяин. - Покоя ему не дает. А сегодня совсем разыгрался, вот я вас и вызвал.
      - Ну совсем кашель не пройдет, но помочь, когда очень скверно становится, все-таки можно. Сейчас сделаю укол и оставлю таблетки.
      После инъекции я отсчитал запас моих верных окцитетрациклиновых таблеток.
      - Спасибо, мистер Хэрриот. - Старик взял пакетик и положил его на полку. - А вообще-то он как?
      - Трудно сказать, мистер Чандлер. - Я замялся. - Я видел много собак с больным сердцем, которые жили годы и годы, а с другой стороны... Ждать можно всего. В любую минуту.
      - Ну да... понимаю, понимаю. Будем надеяться на лучшее. Только старому-то вдовцу вроде меня немножко тоскливо становится. - Он поскреб в затылке и виновато улыбнулся. - Ночь сегодня скверная выдалась. С телевизором повеселей было, да он не работает. - Старик кивнул на темный экран в углу. - За чаем совсем разладился. Я чертовы ручки крутил и так и эдак, и все без толку. Вы в этих штуках понимаете?
      - Боюсь, что нет, мистер Чандлер. Я телевизор купил совсем недавно. В начале пятидесятых телевизор был еще новым чудом, а для тупиц в технике вроде меня - непостижимым чудом. Тем не менее я подошел к нему и включил, а затем принялся вертеть ручки, нажимать на кнопки, подтягивать проволочки, щелкать выключателями. Внезапно старик у меня за спиной вскрикнул:
      - Э-эй! Есть оно! Есть изображение.
      Я растерянно уставился на экран, где по техасской равнине несся галопом отряд шерифа. Чем-то я пронял таинственный ящик.
      - Колдун вы, мистер Хэрриот! - Лицо старичка просияло. - Сразу мне веселее стало.
      Я испытал непривычное горделивое торжество.
      - Ну очень рад, что сумел помочь! - Однако, взглянув на собаку, прильнувшую к коврику, я перестал радоваться.
      - Если ему станет хуже, позвоните, - сказал я и вышел из домика со скверным предчувствием, что скоро услышу от мистера Чандлера печальное известие. И что-то для меня кончится. Я ведь успел привязаться к старому Дону, одному из самых покладистых пациентов, усердному хвостовилялыцику, которого лечил много лет.
      Ждать пришлось недолго. В семь часов вечера три дня спустя зазвонил телефон.
      - Чандлер говорит, мистер Хэрриот.
      Голос был расстроенный, и я приготовился к худшему.
      - Не хочется мне вас беспокоить, мистер Хэрриот, но, может, вы ко мне заглянули бы?
      - Ну конечно, мистер Чандлер. Сию же минуту. Я понимаю, как вам тяжело.
      - Да уж, худо, дальше некуда. Но я знаю, вы его подправите.
      Мне вспомнилась какофония, звучавшая в стетоскопе, и я почувствовал, что обязан сказать правду.
      - Мистер Чандлер, четырнадцать лет - срок долгий. Все изнашивается.
      - Четырнадцать? Так ему, чертову сыну, и двух нет!
      - ДВУХ?! - Неужели у старика в голове помутилось? - Дону еще и двух нет?
      - Дону? Да причем тут Дон? Ему от таблеток очень даже полегчало. А вот телевизор этот треклятый опять не работает, хоть ты что! Может, заглянете починить его, а?

29

      Фермер Уайтхед с сомнением потер подбородок.
      - Что-то я в нем не разберусь, - сказал он. - Вроде бы на работника с фермы не очень похож, да и сам говорит, что был школьным учителем, но видно, что в уходе за скотиной разбирается. Ну я его пока на пробу беру. Привередничать-то мне особо не приходится: найти, кто согласится жить в таком глухом месте, не очень-то легко. Так вы мне скажите, как он вам покажется.
      - Обязательно. - Я кивнул. - А он женат?
      - Что есть, то есть! - Фермер ухмыльнулся. - И жена, и детей семеро!
      - Семеро? Да, семья не маленькая.
      - Верно. Я и взял-то его отчасти из-за этого. Ему негде жить, а у нас тут есть хороший дом. Просторный. Он совсем вроде в отчаяние пришел, ну и мне его жалко стало. - Мистер Уайтхед помолчал и задумчиво посмотрел через двор. - Какой-то он из ряда вон выходящий...
      Я направился к двери, а фермер сказал мне вслед:
      - И зовут его Бэзил Куртенс. Имечко тоже не из обычных, верно? В коровнике я с интересом оглядел Бэзила. Лет тридцать пять, решил я. Очень худощавый, смуглый - ну просто испанец. Меня ой приветствовал широкой улыбкой.
      - Здрасьте! Ох, ну и холодрыга же нынче! На лугу того и гляди легкие отморозишь.
      - Вы правы, - ответил я. - Подморозило сильно. - И снова всмотрелся в него. Говорил он совсем не как школьный учитель. Но в нем чувствовалась бодрая лихость, темные глаза дружески поблескивали - он мне понравился.
      Корова, к которой меня вызвали, прихрамывала на левую заднюю ногу, и, когда я нагнулся и сунул палец в межкопытную щель, она предостерегающе меня лягнула.
      - Пожалуйста, подержите ее за голову, - сказал я.
      Бэзил изящно наклонил собственную голову в легком поклоне и вошел в стойло. Но он не ухватил корову за рог и не сунул пальцы ей в ноздри, как делается обычно, а обнял ее за шею и прижал голову к груди. Ничего подобного я еще ни разу не видел, но цель, казалось, была достигнута: корова спокойно позволила мне поднять ее ногу. Постукивая по подошве ручкой копытного ножа, я скоро нашел болезненный участок.
      - Небольшой абсцесс, - сказал я. - Придется его вскрыть. Удобнее всего будет задрать ей ногу, перекинув веревку вон через ту балку. Вы не принесете веревку?
      Вновь легкий наклон головы, изящный поклон, и он пошел по проходу широкими грациозными шагами. Вернувшись, он красиво протянул мне веревку, наклоняясь от бедра, точно портной, демонстрирующий свое изделие.
      Я затянул веревку вокруг копыта, перебросил другой конец через балку, Бэзил бодро потянул за нее, и я начал строгать рог.
      - Я слышал, вы преподавали в школе? - спросил я, скобля копыто.
      - Ага, было такое. И не один год, можете поверить.
      - Вот как. А какие предметы вы преподавали?
      - То и это, это и то. Я за что ни возьмусь, сделаю, знаете ли.
      - Так-так. А где вы преподавали, в какой школе?
      - Там и тут, тут и там. На одном месте не засиживаюсь. - Бэзил покачал головой и улыбнулся, словно слова эти вызвали приятные воспоминания.
      Он продолжал болтать, пока я работал, и, ничего конкретного не сказав, дал понять, что преподавал и в университетах.
      - Читали лекции?
      - Во-во! Читал.
      Меня обволакивало странное ощущение нереальности, но я все-таки спросил:
      - А в каких университетах?
      - Ну-у... там и тут, тут и там.
      Разговор оборвался, когда из-под ножа брызнул гной - счастливое завершение моих трудов.
      - Ну вот, - сказал я. - Теперь все в порядке. Я сделаю ей укол, и дня через два она будет совсем здорова. Но мне нужна вода, чтобы вымыть руки.
      Бэзил сделал широкий жест.
      - Так идемте в дом. Вымоетесь как следует.
      Я пошел за ним к коттеджу, примыкавшему к службам, он распахнул дверь и церемонно проводил меня внутрь.
      У стены большой кухни стоял длинный стол, за которым все семейство вкушало субботний обед. Миссис Куртенс, толстая улыбчивая блондинка, приглядывала за оравой пышущих здоровьем детей, которые усердно трудились над полными тарелками. В центре пола восседал на горшке крепкий малыш и тужился под взрывчатые звуки, сопровождавшие его усилия.
      Бэзил обвел рукой эту домашнюю сцену.
      - Моя жена и детки, мистер Хэрриот, и все мы очень рады с вами познакомиться.
      Он не преувеличивал. Дети расплылись в улыбках и принялись весело кивать под горделивым взглядом отца. Поистине счастливый семейный очаг!
      Бэзил подвел меня к раковине, загроможденной до края немытой посудой, которая явно накопилась со вчерашнего дня. Подсунуть руки под кран удалось только после того, как Бэзил освободил для меня небольшое пространство, сдвинув в сторону грязные сковородки и изящными движениями выбрав из мыльницы кусочки застывшего сала и колбасные шкурки.
      Пока я мыл руки, малыш решил покинуть свой трон. Бэзил подошел, поднял горшок и с удовлетворением изучил его содержимое. Затем направился к угольной печке у стены, приподнял крышку и опрокинул горшок внутрь. Каждое движение было верхом грациозности.
      Миссис Куртенс приподнялась на стуле.
      - Выпьете чашечку чая, мистер Хэрриот?
      - Нет... э... благодарю вас, но меня ждут еще в двух местах, и я тороплюсь. Благодарю вас еще раз и был очень рад с вами познакомиться.
      В следующие месяцы мне пришлось побывать на этой ферме несколько раз; Бэзил, казалось, неплохо справлялся со своей работой. Но я не мог не обратить внимание на то, что он все делал не так, как остальные знакомые мне скотники. С животными он обращался крайне своеобразно, да и все его поведение было более чем странным. Например, однажды он, чтобы надеть намордник на телку, повис на балке, зацепившись за нее ногами. Казалось, он кое-что знает об уходе за животными, но опыта не имеет никакого.
      Пока я работал, Бэзил болтал без умолку, все время туманно упоминая эпизоды своего удивительно разнообразного прошлого. Обрывочные намеки на его причастность к театру, архитектуре и другим творческим профессиям следовали один за другим. Так, он как будто одно время преподавал бальные танцы. Но все попытки установить что-нибудь поточнее наталкивались на неизменные "там и тут, тут и там".
      Несколько раз я видел Бэзила в Дарроуби. Любителем спиртного он не был, но ему нравилось провести субботний вечер в трактирчике. И когда я впервые столкнулся с ним в этой обстановке, меня вновь поразило его своеобразие. Он сидел за большим столом в окружении ухмыляющихся работников, утоляющих жажду из пинтовых кружек, но пива не пил. Откинувшись на спинку стула, вытянув ноги, он сжимал в руке рюмку с красным вином. Ножка ее виднелась ниже его пальцев. Мне доводилось видеть в кино, как иностранные аристократы и тому подобные персоны держали рюмки таким манером - но не в йоркширских питейных заведениях.
      Как всегда, Бэзил являл собой картину элегантности и изящества. Непринужденно развалившись на стуле, он держал речь перед завороженными слушателями, иногда небрежно помахивал рукой для пущей убедительности, иногда отхлебывал глоточек вина. И работники с окрестных ферм слушали его с явным восторгом. Взрывы смеха, радостные кивки, изумленные возгласы неопровержимо свидетельствовали, как их увлекает красноречие Бэзила.
      Вскоре он стал местной знаменитостью, и, насколько я понял, особенно простодушную аудиторию интриговали смутные намеки на его университетскую деятельность, хотя тайна окутывала и все остальное с ним связанное. Он получил прозвище "профессор Бэз", и во всех окрестностях Дарроуби его знали только как "профессора". Неизменные "тут и там" исчерпывали все сведения, которых удалось от него добиться, и каких только теорий о нем не сочиняли! Однако одно было несомненно: он пользовался всеобщей симпатией.
      В марте мне пришлось часто видеться с Бэзилом. В эту пору животные особенно склонны к разным заболеваниям. Долгое зимнее заключение в четырех стенах снижает сопротивляемость организма. Особенно уязвимы в это время телята, и питомцы Бэзила стали жертвой диареи - извечной страшной угрозы животноводческих хозяйств, дающей очень высокий процент смертности. А причиной может послужить любой просчет с кормами или неблагоприятные изменения в окружающей обстановке.
      К счастью, современные достижения науки снабдили ветеринаров очень действенными средствами против диареи, а в то время я получал отличные результаты, применяя гранулированную смесь антибиотиков и сульфамидных препаратов. Однако с этими телятами дело шло плохо.
      В длинном ряду стойл маялись шестнадцать моих пациентов, и я глядел на них со все возрастающим отчаянием. Они стояли несчастные, поникшие, по хвостам у многих стекала беловатая жижа экскрементов, а двое-трое неподвижно лежали на соломе.
      - Бэзил, - сказал я, - а вы уверены, что не напутали с дозировкой?
      - Да нет, мистер Хэрриот, даю точно, как вы велели.
      - Напоследок вечером и сразу утром? Это очень важно.
      - Так и даю. Об этом можете не беспокоиться. Я засунул руки поглубже в карманы.
      - Ничего не понимаю. Они не поддаются. А дальше - пневмония. Очень они мне не нравятся.
      Я сделал витаминные инъекции, чтобы лекарства лучше подействовали, и уехал полный дурных предчувствий, что вот-вот случится что-то очень скверное.
      День выдался на редкость холодный, и задувал пронзительный ветер, обычно предвещающий снег. А потому я не удивился, когда часов в восемь вечера в воздухе закружили белые хлопья и вскоре землю одел снежный покров. Но длился снегопад недолго, и я обрадовался - добираться через сугробы до ферм высоко в холмах бывало трудной, а иногда и неразрешимой задачей. Самым нужным инструментом тогда становилась лопата.
      В семь утра мне позвонили - тяжелый отел на маленькой ферме у самой вершины холма. И я с облегчением убедился, что за ночь снега не прибавилось. В девять я уже возвращался, полный радости, которую испытываю всегда, когда удается спасти теленка, и безмятежно любовался окружающей красотой. Вершины всегда красивы, но снег приносит особое волшебство - белый покой и тишину.