Крысы - Волшебный дом

— Я только иллюстрирую книги.

— Да, но картинки — это же и есть сказки, не так ли? На самом деле слова — это только комментарии к вашим рисункам, мисс Гаджен. Можно я буду звать вас Маргарет? А вы Майк, правильно? Фамилии так официальны, а мы все тут друзья.

Я подумал, не должен ли называть его «Пит».

— И тебе лимонаду, Майк? — Мидж улыбнулась мне, а заодно послала тайный взгляд, спрашивая: «Кто этот тип?».

— Прекрасно, — улыбнулся я в ответ.

Мы успели купить в деревне маленький садовый столик и пару дешевых стульев и устроили все это вокруг старой скамейки; я сделал жест в их сторону, и викарий сел на стул, сняв шляпу и положив на стол. Я сел на скамейку напротив. С этого места мне был виден лес у него за спиной, и уже не в первый раз за это утро я всматривался в опушку, выискивая сами знаете что.

— Я должен извиниться за вчерашнее происшествие в деревне, — проговорил Сиксмит, вытирая лоб красным носовым платком. — Наверное, в любом обществе должны быть строптивые элементы, и, к сожалению, вы столкнулись с худшими из наших. На самом деле они не такие плохие парни, просто не в ладах с собой и не востребованы остальным миром.

— Я уже почти забыл об этом, — солгал я (забавно как стараешься побольше врать людям церкви, изображающим ложное благочестие). — Все равно ведь ничего страшного не произошло.

— Хорошо, что вы так к этому относитесь. Вообще-то, у нас мирное общество, Майк, и, возможно, иногда мы слишком добродушны к современной молодежи. Однако большинство здесь довольны нынешней жизнью, и я не могу себе представить, что в ближайшие десятилетия произойдут разительные перемены. То есть если кто-нибудь не решит проложить автостраду через эту часть леса, но мне это кажется маловероятным.

Он всхохотнул, но у меня возникло неприятное чувство, что викарий рассматривает меня. Я всей душой надеялся, что с ним не случится такого же припадка, как с Кинселлой накануне.

Мы обсудили погоду, сельскую жизнь, коротко коснулись состояния нации, и у меня осталось впечатление, что для перехода к более личным темам Сиксмит ждет возвращения Мидж.

Она вернулась, неся поднос со стаканами и кувшином охлажденного лимонада, и не скажу, что она пришла раньше времени, поскольку я не мастер вести беседы ни о чем. Меня отвлекли ее стройные ноги, теперь слегка загоревшие и, как всегда, бархатно-гладкие сверху донизу. Я заметил, что и Сиксмит бросил на них вороватый взгляд; впрочем, викарий тоже состоял из плоти и крови, несмотря на свой промокший от пота белый воротничок.

Мидж села рядом со мной на скамейку и разлила из кувшина лимонад. Опять стоял славный денек — то лето держало рекорд по ясным дням, — и сама окружающая обстановка успокоила во мне нервозность прошедшей ночи. Почти. В глубине моего сознания по-прежнему что-то копошилось, какое-то беспокойство, неясное для ума. Я пригубил лимонад и постарался сосредоточить внимание на священнике, а не на лесе у него за спиной.

— Так вы, Маргарет, в данное время работаете над новой книжкой? — спросил Сиксмит, одним глотком осушив свой стакан наполовину.

— О нет. Мы с Майком решили по крайней мере месяц не браться за работу, пока не устроимся как следует в Грэмери. Можете назвать это также периодом адаптации.

— Вполне разумно. А вы чем занимаетесь, Майк? Вы тоже человек искусства? — искренне заинтересовался он, его мальчишеские глаза загорелись.

— Я гитарист, и еще сочиняю песни, когда получается.

Это как будто разочаровало его.

— Понятно. Значит, вы не работаете регулярно? Мы с Мидж рассмеялись.

— Он работает, — сказала она, все еще смеясь, но и с долей негодования. — Майк по большей части играет на сеансах звукозаписи, хотя иногда выезжает на гастроли.

— На гастроли?

— Я сопровождаю других исполнителей, — пояснил я. — Знаете, в составе группы.

— А!

— А когда не занят этим, он очень усердно сочиняет песни. По сути дела, Майк заложил основу для музыкальной...

— Мидж... — предупредил я добродушно.

— Извини. — Она сжала мое колено и улыбнулась Сиксмиту. — Мы договорились, что при других не будем говорить о своих идеях. Нам кажется, что это отнимает энергию собственно у работы.

— Да, пожалуй, я могу это понять. Наверное, преждевременные объяснения в какой-то степени убивают творчество.

— Вот именно, — сказал я. — Слишком часто хорошие идеи, особенно в моем деле, не успев реализоваться, забалтываются досмерти.

— Честное слово, вы, должно быть, весьма увлекательно проводите время!

Мы снова рассмеялись.

— Когда издается новая книга или задуманное действительно получается — вот это действительно увлекательно, — сказала Мидж. — А в остальном это утомительная работа, требующая самодисциплины.

— Тем не менее вы, наверное, встречаетесь с очень интересными людьми, — настаивал он. — Но надеюсь, вам не придется скучать с простыми обывателями вроде нас.

— Поверьте, одна из главных причин, почему мы переехали сюда, — убраться подальше от некоторых так называемых «интересных» людей. Деревенская жизнь нам кажется очень занятной.

— Да, я был несколько суров к себе и моим прихожанам. Вы увидите, что многие из нас не так скучны и унылы, как вам могло показаться сначала. — Он кивнул своим мыслям и задумчиво посмотрел на стены коттеджа. — Да, в самом деле, — пробормотал он, — в этих краях хватает интересных характеров. Например, Флора Калдиан — думаю, вам бы она показалась чарующей женщиной. Весьма необычная личность.

Мидж положила локти на стол и сцепила руки.

— Вы хорошо ее знали? — спросила она.

— Флору? Нет, боюсь, никто не знал ее хорошо. Видите ли, она была большой затворницей, но местные жители приходили сюда к ней со своими бедами. — Он улыбнулся, почти что с завистью. — Да, многие, кому я не смог помочь, приходили к ней, и, возможно, она давала им утешение лучше, чем я. О, они никогда не говорили мне об этих визитах, держали их в большой тайне. Но я знал. Я знал их старые деревенские обычаи.

Я заерзал на скамейке, и Мидж тоже вроде бы заинтриговали его слова.

— И чем же помогала им Флора Калдиан? — спросил я. — Она была из тех, кому люди доверяют свои беды?

— Больше того. Да, полагаю, много больше. — Он вдруг нахмурился. — Она была великой целительницей. По-видимому, целительницей и духа, и плоти. Печально, что в последнем я беспомощен и лишь иногда способен к первому. А Флора, похоже, имела многовековой дар.

Хлопая крылышками, прилетели птицы и сели у наших ног. Не будь здесь Сиксмита, они устроились бы прямо на столе и начали бы чирикать, требуя пищи.

— Ее душеприказчик упоминал, что она была вроде целительницы, — сказала Мидж. — А вы говорите, что она была знахаркой?

— Не совсем. О, я уверен, что во многом эффективность лечения была вызвана верой людей в ее целительную силу, но не все можно этим объяснить. Она готовила снадобья, рецепты которых передавались из поколения в поколение, вы можете отыскать их в древних книгах, но она также обладала способностью исцелять без этих лекарств — заговорами, наложением рук. И она оказывала помощь не всякому! Нет! Были и такие, кого она даже не пускала за калитку! — Он покачал головой, улыбаясь, как кукла чревовещателя. — И еще, конечно, у нее были чудесные отношения с животными. Я слышал, она умела излечивать их от всяких хворей буквально за одну ночь.

Мидж украдкой бросила на меня взгляд.

— Часто здесь можно было увидеть больную корову или лошадь, привязанных к забору. Когда хозяева приходили за ними через день-два, то неизменно находили скотину здоровой. Собаки, кошки — бродячий зверинец, да и только! Ведь нельзя же сказать, что животные верили в ее силу, так что трудно объяснить, отчего они выздоравливали. Да-да, Флора обладала чудесным даром. Жаль, что я узнал ее лишь концу ее дней. Можно мне еще стаканчик лимонаду, Маргарет? Он хорошо охлаждает в такой денек.

Мидж налила, очевидно поглощенная рассказом священника о прежней владелице Грэмери.

— Удивительно тогда, что ее слава не разошлась по миру.

— Господи, ничего удивительного! Знаете ли, в здешних краях все держат в тайне. Да, все между собой. Прежде чем начинать лечение, Флора брала с приходивших слово, что все останется в секрете. Однако, как обычно бывает с чудесами, слухи расходились — там шепнут, тут намекнут. Думаю, здешние жители чувствовали, что открытое признание может каким-то образом разрушить чары старой женщины.

— Чары — странно слышать это слово от викария, — заметил я.

Он явно смутился.

— Да, должен признать, это слово имеет языческий оттенок, но я просто пересказываю, что приходило на ум местным жителям. Мне кажется, это именно чары, а вам?

— М-м-м... да, пожалуй. Я просто удивился, услышав такое от викария.

Он громко рассмеялся.

— Именно! Я понимаю ваше удивление. Но чары, заклинания — и да, само Волшебство — имеют много общего с моей профессией, вы согласны? Когда священник молится всемогущей силе Божественной милости Господа, мы в конечном итоге говорим о Волшебстве.

— Я... никогда не думал об этом таким образом, — признался я.

— Конечно. Я вас немного дразню. Как ни замечательна была Флора Калдиан, боюсь, подобное колдовство вышло из моды сотни лет назад Новым Волшебством явилась электронная микросхема, не так ли? — Он жадно глотнул еще лимонаду, испытывая очевидную жажду. (После я узнал от Мидж, что Сиксмит прикатил из деревни на велосипеде в надежде, что физическая нагрузка в такой чудесный день принесет ему массу пользы. Великоватая фетровая шляпа хоть и сохраняла в порядке его аккуратно зачесанные волосы, но не снижала температуру тела.)

— Майк, — сказал Сиксмит, поставив стакан на стол и глядя на меня глазами сыщика, — эти синерджисты — вы вчера говорили, что они много раз навещали вас здесь.

Удивляясь про себя, я кивнул.

— И они также приезжали к Флоре Калдиан.

Мне было нечего ответить, это казалось вполне разумным.

— Дело в том, что они здесь не встречали гостеприимства. Флора терпеть не могла эту псевдорелигиозную группу. По сути дела, до того, что даже жаловалась деревенскому констеблю. Но как он мог запретить им ездить сюда? — Викарий махнул рукой в сторону леса за спиной. — Лес общий, и тропинки вокруг коттеджа тоже: эти люди имеют полное право проходить мимо или останавливаться, когда им вздумается.

— Минутку. Вы говорите, что они досаждали старой женщине?

— Судя по всему, да, определенно досаждали.

— Но почему? — вмешалась Мидж. — Судя по тем троим, с которыми мы познакомились, трудно представить более приветливых и безобидных людей. Ради Бога, зачем бы им пытаться досадить Флоре?

Он приподнял руки и уронил их на стол.

— Что тут можно сказать? Несмотря на свою тайную помощь тем, кто в ней нуждался, — а может быть, правильнее сказать: как раз из-за этой помощи — Флора была очень замкнутым человеком. Она определенно имела странности, если не сказать причуды, так что могла, в частности, не выносить соседей по каким-то своим причинам.

— Вчера у меня сложилось впечатление, что многие из местных жителей их недолюбливают, так что в этом отношении она была не одинока, — сказал я. — Но я все же не могу понять, почему они так непопулярны. Что они такого сделали, что все готовы их... что все ими возмущаются?

— Это странные люди, и они странно живут.

Я вздохнул:

— Вряд ли это основание...

— Это подозрительная организация, Майк, не похожая на другие, которых нынче немало развелось вокруг. Эти люди появились здесь пять лет назад, их привел некто по имени Майкрофт. Сначала их было всего несколько человек, они поселились в Крафтон-холле и держались замкнуто. Но потом появились другие, люди приезжали с разных концов света, собирались в поместье Крафтона, словно здесь фокусировалась их религия. И вскоре после этого они начали привлекать новых последователей, и многих завербовали из здешних мест, в основном подростков. Их увлекали из семьи и промывали мозги, чтобы они приняли их образ жизни, учение Майкрофта, так что те уже сами не хотели уходить, как ни уговаривали их родные и близкие снова вернуться в реальный мир.

— Но если все обстоит именно так, как вы говорите, несомненно, власти могли бы вмешаться. — От озабоченности глаза у Мидж: стали колкими.

— Поскольку туда не вовлекались несовершеннолетние, никакие законы не нарушались, и власти сочли, что нет никакого повода для возбуждения дела. В конце концов, странные культы и религии не редкость в наши дни. Синерджисты даже не зарегистрированы как благотворительное общество, так что и их финансовое положение нельзя подвергнуть сомнению, пока они тщательно ведут и представляют для проверок свои записи.

— А разве нет какого-нибудь закона, запрещающего тайные общества? — спросил я.

— Синерджистскую организацию едва ли можно отнести к тайным обществам, хотя они и держатся особняком.

— А вы когда-нибудь встречались с этим Майкрофтом? — Мидж отпила лимонаду и поверх стакана взглянула на викария.

— Нет, хотя я не раз заходил к ним в дом. Наверное, это здание следовало бы называть храмом, но мне ужасно трудно считать его таковым. Нет, при моих визитах мистер Майкрофт всегда оказывается. Или не совсем здоров, или где-то в отъезде. Признаться, я не верю, что здесь кто-либо хоть раз видел его.

— Вы не объяснили, с чего бы им интересоваться Флорой Калдиан, — сказал я. — Она была старовата, чтобы стать их питомцем, не правда ли?

Сиксмит приподнял брови:

— Вам известно, как они называют своих последователей?

— Один из тех троих, что регулярно нас навещают, заезжал вчера вечером, чтобы поблагодарить меня за мою помощь девушкам в деревне. И рассказал кое-что о синерджистах.

— Понятно.

Я улыбнулся.

— Не беспокойтесь, он не пытался обратить нас в свою веру. Нам было интересно, и мы сами спросили. А он ответил.

Сиксмит помолчал. Потом сказал:

— Я твердо верю, что вы должны соблюдать крайнюю осторожность во всем, что касается этих людей. Да, я прекрасно знаю, что они кажутся очень приветливыми и довольно невинными, и все же не могу удержаться от чувства, что в них кроется нечто большее, чем они хотят признать.

— Звучит очень зловеще.

— Возможно.

— О, продолжайте, вы должны сказать нам что-нибудь еще, — чуть насмешливо попросила Мидж.

— Боюсь, что не смогу. Можете считать, что я чувствую нутром, но это чувство разделяет большинство моих прихожан. Если бы у нас было нечто большее, какие-нибудь очевидные нарушения со стороны синерджистов, наш местный совет смог бы применить власть и что-то сделать с их присутствием в этом районе. А так они держатся сами по себе и пока не нарушали общественного порядка.

— Так что же суетиться? — Теперь уже Мидж не скрывала раздражения. — То, что они не придерживаются принятого здесь образа жизни, еще не причина, чтобы чураться их.

— Милая девушка, если бы все было так просто! Как я уже сказал, назовите это внутренним голосом, интуицией — как хотите, но местные жители относятся к ним подозрительно, и я, как служитель Бога, — тоже. Вокруг них царит какая-то атмосфера секретности, и это нас крайне беспокоит.

Мидж хихикнула, и Сиксмит нахмурился.

— Я не сказал ничего смешного, — проговорил он, мне показалось, раздраженно. — Возможно, мы здесь живем в глуши, но уверяю вас, мы не все тут суеверная деревенщина. Я предупредил вас, и вряд ли могу сделать что-то еще. — Он протянул руку к шляпе, собравшись уходить. — По-моему, секта синерджистов не заслуживает доверия, однако лучше вам самим составить свое мнение об этом.

Я не ожидал от него такой обидчивости.

— Эй, послушайте, мы не смеемся над вами, и мы действительно ценим, что вы приехали сюда, чтобы рассказать о них. Мы едва знаем этих людей, но они кажутся вполне дружелюбными, так что нам трудно слепо принять ваши утверждения. Согласитесь, что все это голословно, у вас нет надежных свидетельств.

Его обиженное лицо смягчилось, но он остался на ногах.

— Да, я понимаю, как это должно для вас выглядеть, — сказал викарий. — Наверное, мои слова звучали крайне глупо, и все же прошу вас — просто отнеситесь к ним со вниманием. А если у вас возникнут какие-либо тревоги — любые, — прошу вас, позвоните мне. Хотя бы на это вы согласны?

— Разумеется, — ответил я, тоже вставая.

Мидж не стала ничего обещать, и я понял почему: в ее земной рай выпустили первую стрелу, она не хотела ничего слышать о нехороших соседях, особенно когда те уже успели вызвать ее симпатию. Тем не менее, она тоже вежливо встала, и мы проводили викария к его велосипеду. Сиксмит прекрасно видел настроение Мидж и, вероятно, чувствовал за собой некоторую вину, поскольку постарался перевести разговор на другие, более приятные, темы — о прекрасном расположении Грэмери, о чудесном саде, о милом лесе (который, по его словам, еще милее в осенние месяцы, когда пышные кроны деревьев окрашиваются темным золотом); викарий спрашивал, сможет ли он поприветствовать нас в церкви в ближайшее воскресенье (я так и знал, что до этого дойдет). О синерджистах он больше не упоминал.

Я открыл перед ним калитку, и Сиксмит вышел, укрепил прищепки на штанинах брюк и взял свой велосипед, который после утомительной поездки прислонил к забору.

— Мистер Сиксмит! — позвала Мидж, когда он перекинул ногу через седло.

Он обернулся и вопросительно посмотрел на нее.

— Можно вас спросить кое о чем?

— Конечно, если только я знаю ответ.

— Ну, мы... Я... Я хотела узнать, как умерла Флора Калдиан.

Он разволновался.

— О, милая девушка, надеюсь, своими преувеличениями я не дал вам никакого повода для беспокойства. Пожалуйста, простите меня, если я встревожил вас до такой степени.

— Нет, честно сказать, не встревожили. Но меня уже давно это интересовало.

— Видите ли, Маргарет, Флора была очень стара. Никто точно не знал, сколько ей лет, но разумно предположить, что она перевалила на девятый десяток — а может быть, уже подбиралась и к десятому. — Он ласково улыбнулся Мидж. — Наверное, можно сказать, что Флора умерла просто от старости. Ее сердце износилось, и она отдала Богу душу в своем любимом Грэмери. К сожалению, из-за ее затворничества никто не знал о ее смерти несколько недель, хотя некоторые, по их собственным словам, проезжали мимо коттеджа и видели ее в саду всего за несколько дней до того, как было обнаружено ее тело. Впрочем, люди часто путаются в таких случаях, особенно когда дело касается дат; в подобных вещах трудно быть абсолютно уверенным.

— Непонятно, почему такая путаница, — сказала Мидж.

— Дело в том, — ответил викарий, словно ожидал этого вопроса, — что мне случилось оказаться среди тех, кто обнаружил тело. Я время от времени заезжал к Флоре справиться о здоровье, считая это одной из своих обязанностей, хотя и не помню, чтобы Флора когда-либо посещала церковь. Я положил себе за правило обязательно навещать пожилых прихожан, когда есть время, особенно в зимние месяцы.

Он поправил свою шляпу — поплотнее натянул ее, чтобы не сдуло ветром, когда поедет, так что поля примяли ему уши.

— Я увидел ее через окно в кухне. Она сидела за столом, перед ней стояла чашка на блюдце, словно Флора только что заварила себе чай. День стоял облачный, и в кухне было темно, так что я видел неотчетливо. Помню, мне подумалось, какие закопченные стекла, потому что они тоже затрудняли видимость. Я постучал в окно, но ответа не дождался и тогда встревожился. Я уже попробовал открыть дверь, но она оказалась запертой, что мне показалось странным, так как я знал, что раньше Флора не запирала ни двери, ни окна. Очень странно, подумал я и тут же поехал к ближайшему телефону и вызвал из деревни констебля Фарнса.

Сиксмит грустно покачал головой, словно воспоминания все еще ясно стояли перед ним.

— Я дождался его у коттеджа, к тому времени убедившись, что задняя дверь заперта, так же как и окна. Когда приехал Фарнс, он разбил стекло кухни, открыл шпингалет и забрался внутрь.

Мидж придвинулась ближе ко мне. Мимо проехал автомобиль, за задним стеклом нам покачала головой деревянная собака, словно уже зная, что сейчас последует.

— Когда он отворил дверь и впустил меня, то был совершенно белый. Выражение его лица и страшный запах из кухни вызвали у меня трепет. Я прошел в кухню.

Викарий смотрел назад, на коттедж, не на нас.

— Как я уже говорил вам, Флора Калдиан сидела за столом, будто только что села пить чай. Но жидкость в чашке покрылась зеленой плесенью. А тело Флоры все так разложилось, его так разъели личинки, что было ясно: с ее смерти прошло уже несколько недель.

У меня в желудке что-то сжалось, как в центрифуге, и мне показалось, что загар Мидж несколько поблек. Она прижалась ко мне, и я обнял ее.

Сиксмит словно ничего не заметил, его внимание сосредоточилось на загадке, которую он сам себе задавал.

— Так что проезжавшие мимо не могли видеть ее в саду за несколько дней до того. Позже коронер[4] подтвердил то, что мы и так знали: состояние тела указывало, что Флора умерла по крайней мере затри недели до того, одна, и ее никто не видел до моего приезда. Довольно печально, не правда ли? Да, довольно печально.

С этими словами Сиксмит оттолкнул свой велосипед от обочины и, нажав на педали, покатил по дороге. Не оборачиваясь, викарий махнул нам с Мидж рукой.

И хорошо, что он не обернулся, поскольку, увидев злобное выражение у меня на лице, мог потерять равновесие и серьезно покалечиться.

Сами понимаете, день был испорчен. В наших головах четко запечатлелась картина: разлагающийся труп бедной старой Флоры сидит за столом с заплесневевшим чаем, — и от этой мысли кухня в Грэмери потеряла изрядную часть своего патриархального очарования. Мидж мрачно молчала весь день до вечера, сидя в одиночестве в круглой комнате, и я ее не трогал.

Мне было нехорошо, если не сказать тошно, я был готов задушить викария за его бесчувственность. (Не раз я задумывался, не была ли его грубость преднамеренной — возможно, мелкой пакостью в ответ на наше пренебрежение к его предупреждению. Впрочем, служители церкви не мстительны, а? Или мстительны?)

И все же день оказался не совсем пропащим. После обеда позвонил Боб с потрясающей вестью. Филу Коллинзу понравилась одна из песен, что мы сочинили вместе с Бобом, и на следующей неделе он хотел записать ее для альбома. Не прослежу ли я за записью? Идет? Боб принял мое искаженное телефоном мычание за твердое согласие.

Мидж, естественно, была в восторге, когда я сообщил ей это — срок нашего добровольно возложенного на себя обета не принимать профессиональных предложений на следующей неделе подходил к концу, и запись альбома вместе с суперзвездой могла оказаться неплохим подспорьем для организации новых гастролей, особенно если будут исполняться мои собственные песни. Мидж постаралась стряхнуть свое уныние, хотя и оставалась немного подавленной, и провела остаток дня, восторгаясь вместе со мной. Мы рано поднялись в спальню, и наш восторг не закончился и там. Скажем так: он прекрасно дошел до логического завершения.

Наконец мы заснули, но сон был испорчен образом изъеденной червями Флоры Калдиан: что-то извивающееся, белое падало с ее разлагающейся руки в чай, когда она размешивала его, прежде чем протянуть мне чашку.

Слава Богу, я проснулся, не успев выпить, потому что в кошмарном сне на зеленой пушистой поверхности чая плавал разложившийся, почти лишенный плоти палец.

Майкрофт

В следующее воскресенье мы поехали в «Лесной трактир» пообедать и выпить, что вполне заслужили. Что касается грядущего сеанса записи, он был назначен на среду, а большинство работ вокруг коттеджа мы закончили, и хотелось это отпраздновать. Я выпил за обедом две пинты темного пива, а Мидж ограничилась своим обычным апельсиновым соком. Может быть, из-за долгого отсутствия практики, прикончив вторую пинту, я ощутил легкое головокружение и жгучее желание добавить, но Мидж сказала, что ей надоело сидеть в пабе, и я не мог ее упрекнуть за это: после спокойствия Грэмери шумная толпа слегка утомляла — а «Лесной трактир» был явно популярным местом для утоления жажды как среди туристов, так и среди аборигенов. Шум и табачный дым резко контрастировали с экологической чистотой, к которой мы так быстро привыкли (хотя, должен признать, я не без удовольствия ощутил этот контраст). Без особых возражений с моей стороны мы, взявшись за руки, направились к нашему «пассату».

Это было предложение Мидж — прокатиться и осмотреть окрестности. Раньше нам как-то не выдавалось случая, если не считать прогулок по лесу вокруг Грэмери и поездок за покупками в Кентрип и Бэнбери, так что это показалось неплохой идеей, и мы условились держаться подальше от оживленных магистралей. Я развернул машину, отъехал от трактира и, вырулив на шоссе, громко запел.

Вскоре мы свернули на тихую дорогу в густом лесу, она изгибалась и поворачивала, требуя от меня полной сосредоточенности. Верхние ветви деревьев образовали из листвы туннель, создав приятную прохладу после палящего солнца. Честно сказать, мы оба догадывались, куда приведет эта дорога, хотя вслух никто не высказал своего мнения: у нас обоих синерджисты вызывали любопытство, и предостережения Сиксмита скорее разожгли, чем охладили наш интерес. Не то чтобы мы хотели иметь с ними какие-то дела — в общем-то, для нас было скорее облегчением, что Кинселла и другие больше не появлялись с тех пор, как белокурый молодец сбежал от нас на предыдущей неделе. Нам просто хотелось поближе взглянуть на серый дом, на сам Храм. Ничего серьезного, никаких глубинных побуждений — просто повод для воскресной прогулки. Конечно, мы раньше говорили между собой о синерджистах и легко пришли к заключению, что они не представляют угрозы для таких взрослых здравомыслящих людей, как мы. А возможно, дурацкий рассказ Сиксмита о жуткой смерти Флоры Калдиан вызвал у нас неприязнь к викарию, и мы не хотели слишком всерьез принимать его советы. Мидж после того еще несколько дней оставалась задумчивой, но в конце концов прогнала мрачные мысли и снова расслабилась в теплой атмосфере Грэмери. Несомненно, этому помогло постоянное внимание птиц и разных зверюшек — буйная жизнь прогнала темных призраков. Коттеджу уже не суждено было снова стать в точности таким же, как раньше, но наш душевный покой оказался лишь слегка задет, а не навеки погребен.

Как вы уже могли заметить, лето выдалось исключительное, и за это пришлось немного заплатить. «Налоговый инспектор» объявился вскоре после того, как мы устремились по лесной дороге.

Наш «пассат» неделями находился на палящем солнце, на нем регулярно ездили, и, к моему стыду, он редко подвергался осмотру. Когда я увидел, что из-под капота валит пар, то попытался вспомнить, когда же в последний раз заливал радиатор. Стрелка указателя температуры находилась в опасной зоне, и на меня отвратительно светила красная лампочка.

— Дерьмо! — проворчал я, увидев клубы пара Мидж, которая никогда не интересовалась техникой, проговорила:

— Что-то не так с автомобилем, Майк?

Я посмотрел на нее так же, как до того смотрел на красную лампочку, и Мидж отвернулась и снова уставилась перед собой.

— Извини, что спросила, — сказала она.

Я остановил машину и сидел, давая остыть двигателю и себе самому.

— Ты сможешь сам починить? — через какое-то время рискнула снова спросить Мидж, глядя на вздымающееся из-под капота облако как на часть послеобеденного развлечения.

Заставив себя успокоиться, я ответил:

— Могу лишь поплевать в радиатор.

— А ты не думаешь, что нужно что-то сделать?

Я вздохнул.

— Да, ты права. Может быть, просто порвался ремень вентилятора. На тебе сегодня есть колготки?

Одарив меня краткой улыбкой, Мидж развеяла мои надежды. Я застонал и открыл дверь.

— Потяни на себя эту штуку, ладно? — Я указал на рукоятку со стороны пассажирского сиденья. Мидж потянула, и капот на дюйм приоткрылся.

Я вылез из машины, обошел ее спереди, бурча себе под нос, засунул пальцы в щель и освободил защелку капота. Подняв крышку и отвернувшись от клубов пара, я поставил под нее подпорку и заглянул в пасть дракона. Ремень вентилятора был в полном порядке.

Может быть, этого чертова пива оказалось достаточно, чтобы помутить мой рассудок, а может быть, на мгновение я впал в отупение, но я сделал ту самую глупость, от которой автолюбителей предостерегают все, кто хоть что-нибудь понимает: я взял свой носовой платок и выкрутил им крышку радиатора.

Идея заключалась в том, чтобы выпустить пар, но конечно же, когда крышка освободилась, кипящая вода гейзером ринулась вверх. Инстинктивно прикрыв левой рукой глаза, я отшатнулся и взвыл — нет завизжал,— ошпаренный горячей струей.

Я упал на дорогу, схватившись за руку и корчась от боли, и даже не замечал Мидж, которая опустилась рядом со мной на колени, пытаясь успокоить, чтобы осмотреть мои ожоги. Мне ошпарило шею и часть лица, но всепоглощающая боль собралась в левой кисти и предплечье. Рубашка с короткими рукавами промокла, но хотя бы создала тонкий барьер между кипятком и моей грудью.

Я сумел сесть, Мидж поддерживала меня, обняв рукой за шею. Мое зрение помутилось от слез боли, и я не мог рассмотреть свою ошпаренную руку, но такой страшной боли я еще никогда не испытывал.

Вдруг Мидж вскочила на ноги и неистово замахала рукой. Я заметил подъехавшую красную машину и две фигуры, вылезшие оттуда и спешащие ко мне. Одна из них показалась смутно знакомой. Они опустились рядом со мной на колени, и мужчина — с ним была молодая девушка — осторожно взял меня за поврежденную руку.

— Ох, бедняга, — услышал я его бормотание.

Потом он прошел мне за спину и поставил меня на ноги.

— Вам лучше пойти к нам, и мы быстро примем меры.

Я взглянул на свою поврежденную конечность и, проморгавшись, увидел, что кожа на ней уже начала пузыриться. Сжав зубы, я позволил увести себя в красную машину.

Как бы то ни было, Мидж встревожилась больше меня, и, преодолев первоначальный шок, я постарался успокаивающе улыбнуться ей. Наверное, улыбка больше походила на судорожную гримасу, потому что уголки губ у Мидж опустились, как у ребенка, и она чуть не расплакалась.