Тут он почувствовал, что его схватили за лодыжку.
– Я здесь, Мэтт. Давай уйдем отсюда.
– Хорошо, Текс.
Они сумели доплыть до люка и переместились на следующую палубу. Поскольку здесь не было иллюминаторов, она оказалась почти пустой. Мэтт с Тексом медленно проплыли до стены и схватились за поручни.
– Ну вот мы и в космосе, – заметил Мэтт. – Как ты себя здесь чувствуешь?
– Подобно рыбе в аквариуме. И у меня стремительно развивается косоглазие оттого, что я все время пытаюсь определить, где верх. Как у тебя с желудком? В порядке?
– Нет. – Мэтт осторожно проглотил слюну. – Давай не будем говорить об этом. Где ты был вчера? Я заходил к тебе пару раз, но твой сосед по комнате сказал, что не видел тебя после ужина.
– А, ты об этом… – На лице Текса появилось смущенное выражение. – Я был у мистера Динковски. Между прочим, Мэтт, ну и шутку ты со мной выкинул!
– Какую шутку?
– Помнишь, ты посоветовал мне обратиться к мистеру Динковски, чтобы он дал свое распоряжение относительно кофе в письменном виде, раз у меня возникли сомнения в его правоте. Ты даже не представляешь, в каком дурацком положении я оказался!
– Одну минуту, Текс, я ничего тебе не советовал; просто обратил твое внимание на то, что устав позволяет тебе потребовать это.
– Все равно, ты завел меня.
– Да ничего не заводил! Мой интерес был чисто теоретическим. Ты мог поступать, как считал нужным.
– Ну ладно, забудем про это.
– Так что же произошло?
– Вчера за ужином я заказал на десерт пирог. Взял его в руку, я делал так всегда, с того самого момента, как подрос и мама устала шлепать меня по рукам, и принялся есть его, откусывая большие куски и засовывая их в рот, счастливый, как щенок на клумбе. Динко приказал мне прекратить это безобразие и есть пирог вилкой.
– Вот как? И что было дальше?
– Я ответил, что мне нужно его письменное распоряжение.
– После этого он отстал от тебя?
– Ничуть! Он ответил: «Как вам угодно, мистер Джермэн» самым спокойным голосом, достал записную книжку, написал, что предложил мне есть пирог вилкой, поставил отпечаток большого пальца, вырвал страницу и вручил ее мне.
– И ты стал есть пирог вилкой. Верно?
– Разумеется. Но это всего лишь начало истории. Динко тут же написал второе распоряжение и передал мне, попросив прочитать его вслух. Я так и поступил.
– Что там говорилось?
– Одну минуту… Где-то оно у меня в кармане. – Текс достал листок бумаги из сумки. – Вот оно – читай.
– Курсанту Джермэну, – прочел Мэтт, – немедленно после ужина явиться к вахтенному офицеру, захватив с собой первое письменное распоряжение, которое я ему передал. Объяснить вахтенному офицеру обстоятельства, которые привели к появлению этого распоряжения, и узнать у офицера, насколько законны устные распоряжения такого рода. Подпись – С. Динковски, курсант Академии, завершивший курс обучения.
– Вот это да! – присвистнул Мэтт. – Как развивались события дальше?
– Я кончил есть пирог – вилкой, как и приказал Динко, хотя к этому времени у меня пропал аппетит. Нужно заметить, что Динко был крайне вежлив. Он даже улыбнулся и сказал: «Вы уж не обижайтесь на меня, мистер Джермэн. Я поступил так, как требует устав.» После этого поинтересовался, кто подал мне такую мысль – потребовать от него письменное распоряжение.
Мэтт покраснел.
– Ты сказал ему, что это был я?
– Ты что, за дурака меня принимаешь? Я просто ответил, что один из курсантов обратил мое внимание на параграф номер девятьсот семь.
– Спасибо, Текс, – облегченно вздохнул Мэтт. – Ты – настоящий друг.
– О чем ты говоришь? Но он попросил меня передать этому курсанту одну фразу.
– Какую же?
– «Больше не надо».
– Что – «не надо»?
– Не знаю. Просто передать «Больше не надо», вот и все. Добавил, что курсанты, увлекающиеся космической юриспруденцией, часто кончают тем, что их вышибают из Патрульной Службы.
– А-а… – Мэтт задумался. – Ну и как развивались события дальше? После того, как ты явился к вахтенному офицеру?
– Я прибыл на мостик, и дежурный курсант разрешил мне войти в рубку. Я отсалютовал вахтенному офицеру, назвал фамилию и показал оба письменных распоряжения. – Текс замолчал и уставился куда-то вдаль.
– Ну? Да продолжай ты, ради Бога, не томи.
– Вахтенный офицер самым вежливым образом сделал мне выволочку. Даже мой дядя Боди не справился бы с этой задачей лучше его. – Текс снова замолчал, как будто воспоминание о случившемся причиняет ему мучительную боль. – После этого вахтенный офицер успокоился и объяснил мне, стараясь выбирать самые простые, доступные даже кретину выражения, что параграф девятьсот семь касается исключительно нештатных ситуаций и что курсанты-новички обязаны подчиняться старшим курсантам при любых обстоятельствах и по всем вопросам, если только устав не запрещает это.
– Да неужели? Но послушай, это значит, что мы обязаны выполнить все их распоряжения практически по любому поводу. Ты хочешь сказать, будто старший курсант может диктовать мне, как делать пробор в моей прическе?
– Совершенно точно: ты произнес именно те слова, которые выбрал для иллюстрации лейтенант фон Риттер. Старший курсант не имеет права приказать тебе нарушить устав – он не может приказать ударить капитана и не может приказать тебе покорно стоять, чтобы ему было удобно дать тебе по физиономии. Но его права ограничиваются всего лишь этим. Лейтенант фон Риттер пояснил, что старший курсант обязан руководствоваться здравым смыслом и благоразумием и что правила поведения за столом относятся, несомненно, к этой категории. Затем приказал мне явиться к Динко и доложить ему.
– Динко торжествовал?
– Ничуть. – Текс наморщил лоб и посмотрел на Мэтта озадаченным взглядом. – И вот что странно. Динко отнесся к этому случаю, будто преподал мне урок в геометрии. Он сказал, что теперь, когда я убедился в законности его распоряжений, он хочет объяснить мне, почему счел необходимым научить меня правильно есть пирог. Динко даже сказал, что понимает, будто я могу рассматривать этот приказ как недозволенное вмешательство в мою личную жизнь. Я ответил, что у меня уже больше нет личной жизни. На это Динко возразил, сказав, что личная жизнь у меня есть, просто некоторое время она будет микроскопической.
– Затем он принялся объяснять причину, побудившую его заняться моим поведением за столом. Офицер Патрульной Службы, по его словам, может общаться с представителями самых разных слоев общества; если хозяйка дома, куда пригласили офицера, ест с ножа, тогда и офицер должен поступать так же.
– Ну что ж, это понятно.
– Далее он сказал, что кандидаты приезжают в Хэйуорт Холл отовсюду. Некоторые из них воспитаны в семьях и обществах, где хорошие манеры требуют, чтобы все ели из одного блюда, пальцами… как это принято у мусульман. Однако существуют общепринятые правила, которые считаются нормальными среди высших слоев общества.
– Глупости! – возразил Мэтт. – Я сам видел, как губернатор Айовы закусывал, держа в одной руке сосиску, в другой кусок пирога.
– Наверняка это был не официальный банкет, – отмахнулся Текс. – Нет, Мэтт, мне кажется, что Динко прав. Он говорил, что само по себе поведение за столом или то, как я ем пирог, – не так уж важно, однако это все складывается в общее воспитание, умение держать себя: например, нельзя говорить о смерти на Марсе или в разговоре с марсианином.
– Неужели? – удивился Мэтт.
– По крайней мере, так сказал Динко. Он добавил, что со временем я научусь, как он выразился, «есть пирог вилкой» при самых разных обстоятельствах и на любой планете. И на этом наш разговор закончился.
– Значит, он занимался нравоучениями весь вечер?
– Ну что ты, минут десять.
– Тогда почему я не мог тебя найти? Я зашел в твою комнату перед самым отбоем, и ты все еще не вернулся.
– Я все еще сидел в комнате у Динко.
– Чем же ты занимался?
– Видишь ли, – Текс выглядел смущенным, – я писал. Динко попросил меня написать фразу «я всегда буду есть пирог вилкой» две тысячи раз.
Текс и Мэтт решили осмотреть весь корабль и действительно побывали на всех палубах, открытых для посещения. Однако машинное отделение было заперто, и вооруженный часовой не пустил их в штурманскую рубку. Они попытались снова заглянуть в иллюминаторы комнаты отдыха, но обнаружили, что там был уже установлен порядок: сержант, стоящий у входа на эту палубу, спрашивал у каждого курсанта, является ли это посещение комнаты отдыха первым, и если тот отвечал, что уже смотрел через иллюминаторы, сержант не позволял ему задерживаться в отсеке.
Что касается пассажирских палуб, юноши быстро увидели, что одна ничем не отличается от другой. Бортовые освежители заинтересовали их своей необычной и хитроумной конструкцией, необходимой для нормального функционирования в космическом пространстве. Однако четыре часа – это слишком много, чтобы затратить на осмотр душей и сантехники; через некоторое время друзья отыскали спокойное место и в первый раз испытали наиболее характерную черту космических полетов – их монотонность.
Наконец из корабельных динамиков донеслось: «Приготовиться к ускорению, которое начнется через десять минут.»
Юноши, вытянувшиеся на поролоновых матах и пристегнутые ремнями к палубе, почувствовали продолжительные толчки включенных тяговых двигателей, затем последовало длительное ожидание и, наконец, едва заметный толчок.
– Это нас присоединили к причальному тросу, – заметил сержант, расположившийся недалеко от Мэтта. – Теперь они подтянут нас к себе. Ждать придется недолго.
Еще через десять минут последовала громкая команда: «Попалубно, одна за другой, высадить пассажиров.»
– Отстегнуться! скомандовал сержант и встал у люка. Переход пассажиров с одного корабля на другой – длительный процесс, потому что они были соединены всего одним шлюзом.
Группа курсантов, в которой находился Мэтт, ждала, пока перейдут на борт учебного корабля четыре палубы, расположенные перед ними, и лишь после этого поднялись по лестнице на седьмую палубу. Там был открыт люк, но за ним вместо пустоты космического пространства виднелась гофрированная труба шести футов в диаметре. По ее середине был протянут трос. Вдоль троса, быстро перебирая руками, двигались курсанты, в невесомости напоминающие обезьян.
Когда пришла его очередь, Мэтт схватился за трос и потянул себя вперед. В пятидесяти футах за воздушным шлюзом гофрированная труба внезапно открывалась в другой отсек, и Мэтт оказался внутри своего нового дома, ПРК «Рэндольф».
VI. ЧТЕНИЕ, ПИСЬМО И АРИФМЕТИКА
Патрульный ракетный корабль «Рэндольф» был в свое время мощным и современным космическим крейсером. Его длина составляла 900 футов, а диаметр – 200. Теперь, будучи учебным кораблем, его масса – шестьдесят тысяч тонн – была достаточно скромной.
«Рэндольф» висел в космическом пространстве на расстоянии десяти миль от станции Терры и двигался по одной орбите со станцией. Если бы «Рэндольф» оставался под влиянием их взаимного притяжения, он начал бы медленно двигаться по орбите вокруг космической станции, масса которой была в десять раз больше: однако в целях безопасности кораблей, то и дело подлетающих к станции и покидающих ее, учебный корабль удерживался на постоянном расстоянии от станции.
Осуществить это было несложно. Масса Земли составляет шесть биллионов триллионов тонн; масса космической станции Терры одна стомиллионбиллионная от массы Земли – всего шестьсот тысяч тонн. «Вес» учебного корабля «Рэндольф», расположенного в десяти милях от космической станции, по отношению к ней равняется приблизительно одной тридцатой унции, что соответствует на Земле весу масла на половине бутерброда.
Оказавшись внутри «Рэндольфа», Мэтт осмотрелся по сторонам.
Отсек, в котором он находился, был клиновидной формы и ярко освещенным. Группы молодых курсантов направлялись к выходу из отсека в сопровождении старших с черными повязками на рукавах. Один старший курсант двигался к Мэтту с непринужденной грацией человека, чувствующего себя в невесомости как рыба в воде.
– Девятнадцатый взвод! Кто из вас командир?
– Я, сэр, – поднял руку Мэтт. – Я командир взвода.
Старший курсант остановил его рукой, держась второй за трос, вдоль которого двигался Мэтт.
– Я освобождаю вас от исполнения обязанностей командира, сэр, -сказал он. – Но пока прошу оставаться рядом и помочь мне собрать курсантов взвода. Вы, наверно, знаете всех в лицо?
– Думаю, что да, – ответил Мэтт не очень уверенно.
– Не сомневаюсь в этом – у вас было достаточно времени.
Мэтт с чувством зависти увидел, что через несколько минут новый командир взвода курсант Лопес – запомнил все имена курсантов в списке взвода, тогда как Мэтту приходилось то и дело заглядывать в листок бумаги, который он держал в руке. Мэтт еще не осознал необходимость порядка и тщательной подготовки: его поразила легкость и непринужденность в поведении Лопеса. Пока Мэтт показывал на членов взвода, Лопес нырял в середину отсека и вылавливал, подобно коршуну, заблудившихся курсантов. Скоро девятнадцатый взвод был собран у одного из выходов, где они повисли, держась за поручни, как летучие мыши.
– Следуйте за мной, – скомандовал Лопес. – и не отставайте.
Додсон, вы будете замыкающим.
– Слушаюсь, сэр.
Они двигались по бесконечным коридорам, держась руками за натянутый трос, через один отсек за другим, через бесчисленные люки, опускаясь и поднимаясь. Мэтт чувствовал, что совсем заблудился.
Наконец курсант, двигавшийся перед ним, остановился. Мэтт увидел, что взвод собрался в каком-то отсеке.
– Это – ваша столовая. Обед через несколько минут, – объяснил Лопес.
За спиной Лопеса к стенке были прикреплены столы и скамейки.
– Я не голоден, – заметил один из курсантов, отворачиваясь в сторону.
– В это трудно поверить, – возразил Лопес. – Прошло больше пяти часов после вашего завтрака. Мы в той же временной зоне, как и Хэйуорт Холл на Терре. Тогда почему же вы не голодны?
– Не знаю, сэр. При одной мысли о пище у меня пропадает аппетит.
Лопес внезапно улыбнулся, и его лицо сразу стало таким же юным, как и у молодых курсантов.
– Я просто пошутил, парни. Как только мы отделимся от «Боливара», главный механик придаст кораблю вращение вокруг продольной оси. Тогда вы сможете сесть за столы на свои мягкие задницы и утихомирить свои стонущие желудки в мире и спокойствии. У вас сразу появится аппетит. А пока отдохните.
В отсеке появилось еще два взвода. Пока курсанты ждали, повиснув в воздухе. Мэтт спросил Лопеса:
– А какова скорость вращения, сэр?
– У наружной обшивки корабля сила тяжести будет равна земной. Для этого потребуется два часа, – может быть, чуть больше: однако мы примемся за обед, как только сила тяжести позволит вам, наземным космонавтам, разместиться за столами и приняться за суп, не рискуя облить им себя и остальных.
– И все-таки, с какой скоростью будет вращаться корабль?
– Вы в состоянии справиться с простой математикой?
– Да, сэр. Думаю, что в состоянии.
– Так вот. «Рэндольф» имеет диаметр в двести футов и будет вращаться вокруг главной продольной оси. Квадрат скорости на внешней обшивке корабля, деленный на его радиус, – сколько оборотов в минуту?
На лице Мэтта появилось отсутствующее выражение.
– Господи, да не напрягайтесь вы так! – улыбнулся Лопес. – Представьте себе, мистер Додсон, что вы на борту корабля, падающего на поверхность планеты. Если вы не успеете сделать необходимые расчеты, корабль разобьется. Итак, каков ответ?
– Боюсь, что мне трудно произвести эти вычисления в уме, сэр.
Лопес оглянулся вокруг.
– Ну, кто из вас может ответить на этот вопрос? – Молчание. Лопес скорбно покачал головой. – И вам, ребята, скоро придется делать астрогационные расчеты. Почему вы решили стать космонавтами, а не студентами сельскохозяйственных колледжей? Ну, ладно – скорость вращения корабля составит примерно пять и четыре десятых оборота в минуту. В результате создается сила тяжести, равная земной, – специально для женщин и маленьких детей. После этого скорость вращения будет постепенно уменьшаться – день за днем, – и через месяц мы будем снова в состоянии невесомости. Так что вы сможете привыкнуть к свободному падению постепенно или смириться с тем, что придется покинуть Патрульную Службу.
– Но для этого потребуется огромная мощность! воскликнул кто-то.
– Вы что, шутите? – удивился Лопес. – Вращение корабля начинается при электрическом торможении маховиков, расположенных на главной продольной оси. На валу установлены электрические обмотки: главный механик включает систему в режиме генератора, и взаимодействие между маховиком и массой корабля приводит «Рэпдольф» во вращение. При этом вырабатывается электричество, накапливаемое аккумуляторами. А когда нужно замедлить или прекратить вращение, в обмотки поступает электрический ток, и система начинает работать в режиме двигателя. Таким образом, никаких потерь: ну, может быть, очень незначительные. Усекли?
– Да, сэр.
– Зайдите в корабельную библиотеку, мистер Додсон, сделайте чертеж электрической схемы и покажите мне после ужина.
Мэтт молчал.
– В чем дело, мистер? – резко бросил Лопес. – Вы что, не слышали?
– Да, сэр. Так точно, сэр.
– Вот это другое дело.
Курсанты очень медленно подплыли к продольной переборке, оттолкнулись от нее и начали скользить к переборке, к которой были прикреплены столы и скамейки. К тому времени, когда они достигли переборки, скорость вращения корабля была уже достаточной, чтобы начала ощущаться сила тяжести. Курсанты встали на палубу, столы и скамейки оказались в привычном положении рядом с ними, а люк, через который они попали в отсек, стал всего лишь квадратным отверстием в потолке.
Мэтт заметил, что чувство головокружения отсутствует: он ощущал всего лишь возрастающую силу тяжести. Ему все еще казалось, что он легок как пушинка, но и этого веса было достаточно, чтобы он сел за стол и удержался на скамейке: шли минуты за минутами, и Мэтт чувствовал, что становится тяжелее.
Он посмотрел на поверхность стола, надеясь увидеть кнопки, с помощью которых можно выбрать блюда. На столе были углубления и зажимы, применявшиеся, как подумал Мэтт, в невесомости, но ничего больше.
Лопес резко постучал по столу.
– Вы не в санатории, джентльмены. Рассчитаться вокруг стола! – Он подождал, когда закончился расчет, и продолжил. – Запомните свои номера и порядок, как вы сидите. Номера один и два займутся сегодня подносом калорий. Завтра эта честь выпадет следующей паре, и так далее.
– А где получать пишу, сэр?
– Откройте глаза! Вон там.
«Вон там» находилась дверца, за которой проплывала лента конвейера. Курсанты с других столов уже собрались около нее. Двое из девятнадцатого взвода, которым было суждено сегодня играть роль официантов, отправились к дверце и скоро вернулись с большим подносом, на котором стояло двадцать порций, упакованных в пластик. К каждой порции были прикреплены ложка, нож и вилка, а также трубки для питья.
Мэтт развернул свою порцию и увидел, что внутри находятся тарелки с твердой пищей, накрытые крышками, которые закрывались сразу после того, как ложка с пищей подносилась ко рту. Жидкая пища содержалась в контейнерах, снабженных клапанами, через которые просовывались трубки для питья. Ему еще ни разу не приходилось видеть столовые приборы, приспособленные для принятия пищи в невесомости, и Мэтт с восхищением смотрел на тарелки и стаканы. Правда, пока «Рэндольф» вращается, искусственная сила тяжести позволит пользоваться обычными земными приборами.
На обед подали горячий ростбиф с картошкой, салат, лимонный шербет и чай. Во время обеда Лопес непрерывно расспрашивал курсантов, однако к Мэтту не обращался. Через двадцать минут металлический поднос перед Мэттом был отполирован до блеска. Сытый, он с удовлетворением откинулся на спинку стула, решив, что Патрульная Служба отлично кормит тех, кто в ней служит, а учебный корабль «Рэндольф» – настоящий дом для курсантов.
Перед тем как отпустить своих подчиненных, Лопес объяснил, что им предстоит сегодня. Мэтта разместили в каюте А-5197. Все жилые помещения находились на палубе "А", примыкающей вплотную к изолированной наружной оболочке корабля. Лопес даже снизошел до того, что рассказал курсантам про систему нумерации различных помещений на «Рэндольфе» и отпустил их. Судя по его поведению, было трудно предположить, что после прибытия сюда год назад он сам блуждал по кораблю целый день. Мэтт, разумеется, сразу заблудился. Выйдя из с головой, он попытался пройти через внутренние отсеки корабля, послушавшись совета космического пехотинца, который встретился ему по пути. Скоро он оказался рядом с продольной осью корабля, где господствовала невесомость. Выбравшись из внутренних отсеков «Рэндольфа», Мэтт направился к наружной обшивке корабля, руководствуясь возрастающей силой тяжести. Наконец он добрался до наружной обшивки, встретил курсанта с черной повязкой на рукаве и взмолился о помощи. Через несколько минут Мэтт оказался в третьем коридоре и отыскал свою комнату.
Текс был уже там. «Привет, Мэтт, – воскликнул он. – Как тебе нравится наша небесная каюта?»
Мэтт положил на палубу свой рюкзак. – Вроде неплохо, но в следующий раз, когда мне понадобится выйти куда-нибудь, я привяжу конец шнурка к койке и буду разматывать клубок по дороге, чтобы не заблудиться на обратном пути. А где иллюминатор?
– Может быть, тебе нужен и балкон?
– Нет, на балкон я не надеялся. Просто думал еще раз посмотреть на Землю. – Он принялся ходить по маленькой каюте, заглядывая в углы и открывая дверцы.
– Где тут освежитель?
– Принимайся разматывать свой шнур. Освежитель в конце коридора.
– Да, здесь примитивная сантехника. Ну что ж, справимся как-нибудь. – Мэтт продолжил осмотр. Каюта представляла собой общую комнату размером пятнадцать футов на пятнадцать футов. По обеим сторонам находились две дверцы, ведущие в еще более крохотные помещения.
– Послушай, Текс, – заметил Мэтт, заглянув во все четыре комнатушки, – наша каюта рассчитана на четырех человек.
– Обратись к старшине класса.
– Интересно, кто будет жить с нами?
– И мне тоже. – Текс показал на лист бумаги с напечатанными правилами. – Здесь сказано, что курсанты могут – по взаимному согласию – поменяться каютами до завтрашнего ужина. У тебя есть предложения, Мэтт?
– Нет, Текс. Я вообще ни с кем не знаком, кроме тебя. Неважно, кто поселится с нами, лишь бы не храпел. И, конечно, мне не хотелось бы жить с Берком.
Стук в дверь прервал их разговор. Текс крикнул: Входите! – и в каюту просунулась светлая голова Оскара Йенсена.
– Заняты чем-нибудь?
– Нет, заходи.
– Видите ли, ребята, у нас возникла проблема. Нас поселили – меня и Пита – в одной из таких же четырехместных кают, и наши соседи просят нас уступить место двум их товарищам. У вас уже есть товарищи по каюте?
Текс взглянул на Мэтта, который кивнул. – Можешь расцеловать меня, Оскар, – Текс повернулся к Йенсену, – считай, что вы поселились у нас.
Еще через час четверка юношей удобно разместилась в своей новой каюте. Пит был в отличном настроении.
– «Рэндольф»-это именно то, о чем я мечтал, – заявил он. – Мне здесь нравится. Всякий раз, когда у меня начинают болеть ноги, я перехожу на палубу "С", и мне начинает казаться, что я у себя дома. Еще бы, ведь на этой палубе мой вес составляет треть земного!
– Да, ты прав, – согласился Текс. – Вот если бы в Академии существовало смешанное обучение…
– Нет, это не для меня, – покачал головой Оскар. – Ненавижу женщин.
– Бедняжка! – грустно усмехнулся Текс. – Возьми, например, моего дядю Боди. Он тоже считал себя женоненавистником, но однажды…
Мэтт так и не узнал, как преодолел свой недостаток дядя Боди. Из динамика, установленного в центральном помещении каюты, донеслось, что его приглашают в каюту В-121. Он прибыл туда, сделав всего пару ошибочных поворотов, как раз в тот момент, когда из каюты выходил другой молодой курсант.
– Для чего нас вызывают? – спросил Мэтт курсанта.
– Заходи, сам узнаешь, – ответил тот. – Еще один вид подготовки.
Мэтт вошел в каюту и увидел офицера, сидящего за столом.
– Курсант Додсон, сэр, – доложил Мэтт. – Прибыл по вызову.
– Садитесь, – улыбнулся офицер. – Я – лейтенант Вонг. Назначен вашим наставником.
– Моим наставником, сэр?
– Наставником, воспитателем, называйте это как угодно. Мне поручено следить за тем, чтобы вы, Додсон, и еще десяток курсантов учились должным образом. Представьте себе, что я стою у вас за спиной с кнутом из бычьей кожи. – Он засмеялся.
Мэтт тоже улыбнулся. Лейтенант Вонг сразу понравился ему.
Вонг взял со стола папку. – Это ваше досье. Давайте разработаем курс обучения. Я уже знаю, что вы умеете печатать на машинке, логарифмической линейкой владеете, справляетесь с дифференциальным калькулятором, знаете стенографию. Это хорошо. Какие языки, кроме английского, вам знакомы? Между прочим, можете не говорить на «бейсике»; я владею английским языком. Сколько времени вы говорите на бейсике?
– Э-э, видите ли, сэр, я не знаю других языков. Бейсик преподавали нам в средней школе, но я не думаю на нем, хотя и говорю. Мне приходится выбирать слова.
– Я включу вас в число тех, кто будет изучать венерианский, марсианский языки и торговый диалект Венеры. Ваш словописец. Вы уже осмотрели оборудование в своей комнате?
– Всего лишь взглянул на него. Там стоял письменный стол и проектор на нем.
– В верхнем правом ящике стола находится кассета с инструкциями. Просмотрите ее, когда вернетесь к себе в каюту. Словописец, вмонтированный в ваш стол, – отличная модель. Он может записывать и транскрибировать не только на основе словарного запаса бейсик, но и специальный запас технических слов и терминов Патрульной Службы. Если вы овладеете этим словарным запасом, то увидите, что он настолько широк, что на нем можно писать даже любовные письма… Мэтт взглянул на лейтенанта Вонга – но нет, лицо офицера было совершенно бесстрастным: Мэтт решил воздержаться от смеха.
– …таким образом, время, которое вы затратите на совершенствование своих знаний языка бейсик, не пропадет даром и пригодится даже для светских бесед. Однако, если вы произнесете слово, которого нет в словарном запасе аппарата, он начнет жалобно «бип-бипать», пока вы не придете ему на помощь. Теперь относительно математики: вижу, у вас трудности с тензорным исчислением.
– Совершенно верно, сэр. В нашей средней школе его не проходили.
Вонг печально покачал головой. – Иногда мне кажется, что современное образование направлено на то, чтобы помешать развитию юноши. Если бы курсанты приходили к нам, уже овладев основами того, что следует знать молодому поколению, куда меньше парней отчислялось бы из Патрульной Службы. Ну, ладно, мы займемся тензорным исчислением немедленно. Нельзя изучать ядерную энергетику, не зная ее языка.
Скажите, Додсон, вы учились в обычной школе? Декламация, ежедневные домашние задания и так далее?
– Более или менее. Наш класс был разбит на три группы.
– Вы были в какой из них?
– В группе быстрого обучения, сэр, по большинству предметов.
– Это хорошо, но далеко не достаточно. Боюсь, сынок, вас это может потрясти. У нас нет классных комнат и учебных курсов. Если не считать занятий в лаборатории и совместных тренировок, вы будете работать один. Я понимаю, что приятно сидеть в классной комнате, мечтая о чем-то, пока учитель задает вопросы другому курсанту, но у нас это не принято. Слишком многому вам нужно научиться. Вот хотя бы обучение другим языкам: вам приходилось учиться под воздействием гипноза?
– Нет, сэр.
– Тогда примемся за это сейчас же. Выйдя от меня, вы пойдете в отдел психологического преподавания и пройдете первый урок венерианского языка. В чем дело, Додсон, вы чем-то недовольны?
– Извините меня, сэр, но… разве так уж необходимо обучаться под воздействием гипноза?
– Совершенно необходимо. Все, что можно изучить таким образом, вы будете учить в состоянии гипноза, чтобы у вас осталось время для более важных предметов.
– Понимаю, сэр. Для таких, как астрогация.
– Ну что вы. Додсон! Астрогация не относится к таким предметам. Десятилетний мальчик может научиться прокладывать курс космического корабля, если у него есть способности к математике. Это предмет для детского сада, Додсон. Управление космическим кораблем и ведение военных действий являются наименее важной частью обучения в Академии. Гораздо важнее познать окружающий вас мир, планеты и их обитателей – инопланетную биологию, историю, культуру, психологию, законодательство и органы управления разных планет, соглашения и конвенции, планетарную экологию, межпланетную экономику, законы экстерриториальности, сравнительные религиозные обычаи, космическую юриспруденцию – это я упомянул всего лишь часть предметов.
– Боже мой! – Мэтт уставился на лейтенанта широко раскрытыми глазами. – Сколько же времени потребуется для овладения всем этим?
– Вам придется продолжать обучение до ухода в отставку. Но даже эти предметы не являются целью вашего обучения в Академии. Это всего лишь основа. Настоящая ваша задача состоит в том, чтобы научиться думать – а это значит, что нужно познать основополагающие предметы: эпистемологию, или теорию познания, научную методологию, семантику, структуру языков, основы этики и морали, логику, мотивационную психологию и тому подобное. Наш метод образования основывается на том, что человек, способный правильно мыслить, неизбежно будет придерживаться морального поведения или того, что мы называем «моральным». Что такое моральное поведение для патрульного офицера, Мэтт? Друзья зовут вас Мэтт, правда?
– Так точно, сэр. Моральное поведение для патрульного офицера…
– Ну-ну, продолжайте.
– Мне кажется, что это значит исполнение своих обязанностей, присяги… ну и все такое.
