– Я спускаюсь вниз! – закричал он в микрофон и соскочил со стула.
– Гарольд спускается на площадку, – провозгласила ассистентка.
– А, черт, – произнес кто-то по линии обратной связи, но без какого-либо раздражения.
Актрисе, которая исполняла роль жены, перевязали тесемки верхней части бикини и добавили косметики на тело, чтобы на нем не были тан заметны мурашки от холода. «Муж» ходил взад и вперед по павильону, пытаясь сохранить воинственное настроение и не забыть те ужасные фразы, которые ему предстояло произнести. Разносчик газет, двадцатилетний парень с золотой сережкой и тем пылом, который остался у него от только что сыгранной сцены, шарил руками под блестящим синим комбинезоном одной из девушек-гримерш.
– Неприятности, Гарольд? – появился на площадке Маккензи, как если бы он обладал всеми естественными инстинктами акулы, почуявшей запах крови.
– Ничего такого, что нельзя было бы исправить. Маккензи не так-то просто было убедить в чем-либо.
Гарольд обнял за плечи главного героя и отвел его подальше в сторону.
– Послушай, дорогой, то, что ты делаешь, меня устраивает, только есть одна малюсенькая вещь… как бы это лучше сказать… ты немножко скован, зажат…
Актер отчужденно смотрел на него.
– Ты приходишь домой, у тебя неприятности на работе, ты чувствуешь потрясение, тебе нужно утешение, а что ты находишь вместо этого? Я знаю, что ты испытываешь гнев, шок, горе. Я все это чувствую, но я думаю также, что ты должен дать нам еще немножко, выплеснуть свои эмоции наружу. Покажи нам все это.
– Что вы хотите, Гарольд? Вы жаждете крови?
– Энергии – вот чего я хочу. – Гарольд ободряюще сжал плечо актера. – Подумай о том, что происходит здесь. Ты видишь, как она плещется в бассейне, который ты купил ей, бассейне, в котором она изменяет тебе, и ты хочешь убить ее. Я должен не только это видеть, я должен чувствовать это, вдыхать это. Понятно?
– Ну, в общем понятно.
– Великолепно! Замечательно! – Гарольд отошел в сторону и хлопнул в ладоши. – Все в порядке, – крикнул он ассистентке на площадке. – Начнем, когда я поднимусь наверх.
– Начинаем заново. Всем быть готовыми, – предупредила ассистентка. Сегодня на ней были ярко-зеленые бейсбольные ботинки с синими номерами на лодыжках, на водолазке выцветшие буквы призывали поддержать команду «Вашингтон редскинз». – Спокойно, пожалуйста! Тишина!
– Хорошо, – сказал Гарольд, забравшись на стул, и перевернул странички сценария обратно к самому началу. – Начали!
– Я говорю лишь, – заявил Роберт Делевал, скрывая возбуждение, – если эта сцена не получится, вся картина развалится на куски.
Сидя рядом со сценаристом в застекленной кабине, проходящая практику помощница художника по дизайну переложила жевательную резинку во рту с одной стороны на другую и проявила притворный интерес к словам Роберта.
– Без этого, – прошипел тот, – все остальное не имеет смысла.
– Никакого?
– Абсолютно. Эта сцена ключевая для понимания того, о чем этот сериал.
– Я полагаю, я увижу…
– Нет, это сценарий. Лишь основа. – Одной коленкой Роберт Делевал стоял на обшитой материей скамье, а обе его руки летали перед лицом практикантки. – Именно здесь сходится вместе все, написанное в этом сценарии. – Он вскочил на ноги и продолжал размахивать руками. – Главные движущие силы в этом сериале – это темы денег и обмана, они, а также все остальное, что пульсирует в подтексте, именно здесь всплывает на поверхность. Прямо там, в столкновении в бассейне. Вы понимаете это?
Она таращилась на него и медленно качала головой. Примерно через полчаса будет перерыв на обед.
– Тут важен не сам бассейн, важно показать зрителю подводное течение. – Делевал ударил кулаками по ляжкам. – Если этот чертов Гарольд не сможет сделать эту работу…
– Да?..
– Мы утонем.
– Готовы? – спросил Гарольд.
Дайана Вулф, сидевшая рядом, провела языком по нижней губе, положила руки на кнопки управления. Каким-то образом она ухитрялась одновременно смотреть на замечания, которые сделала цветными карандашами на своем экземпляре сценария, и на три монитора, находившиеся перед ней.
– Сейчас или никогда! – драматично провозгласила она. – Внимание всем, – заявила она в микрофон. – Тишина на площадке, пожалуйста. Я все еще слышу разговоры. Тише, пожалуйста! Хорошо. Начали.
Главный герой вошел в ужасно обставленную жилую комнату как раз в то время, когда раздался вскрик, затем громкий всплеск воды. В распахнутых створках двери, выходившей на веранду, появилась актриса в мини-бикини, играющая его жену, ее волосы и тело были заново обрызганы гримершами.
– О! Боже мой! – вскричала она.
Еще один всплеск воды, и ее красивый мальчишка-любовник вбежал следом за ней. Он испуганно уставился в камеру.
– Тан вот на что я потратил деньги, а? – возмутился обманутый муж. – Чтобы ты превратила наш дом в Содом и Гоморру!
– Ты все не так понял, – умоляющие проговорила жена. Она не сомневалась, что все его мыслительные способности сосредоточены сейчас на том, чтобы придумать какой-то ответ. Ведь в этом проклятом сценарии ничего не говорилось ни о каких Содоме и Гоморре, ни, тем более, о том, что должно последовать дальше.
Наверху Гарольд Рой издал вопль отчаяния. Роберт Делевал колотил обеими руками по стеклу.
– Теперь наконец я вижу, какой маленькой мелкобуржуазной вавилонской блудницей ты была все это время! – гремел рогоносец, декламируя в стиле, который мог бы звучать по радио по крайней мере лет десять тому назад.
– О Боже! – стонал Гарольд, – что за дурацкий вариант Отелло!
– Проститутка! – вопил актер, выкидывая вперед руку и срывая верхнюю часть бикини с пораженной артистки.
– Сволочь!
– Дерьмо!
– Ублюдок!
– Сука!
Гарольд резко подался вперед и сильно ударился головой о торчавший перед ним микрофон – раз, два. Дайана Вулф закрыла глаза. Ассистентка затаила дыхание.
Внезапно в комнате появился Маккензи, его лицо сияло от удовольствия.
– Прекрасно, Гарольд! Удивительная работа. Вы действительно создали на этот раз настоящий шедевр.
Гарольд повернулся на стуле, вскочил и нанес удар прямо в лицо Маккензи.
– Ты знаешь, – сказала Мария, – Гарольд и я никогда не делали этого.
– Никогда?
– Не-ет.
– Никогда сейчас или вообще никогда?
– Один раз, может быть. Давным-давно. И даже тогда это было по ошибке.
– Как так?
– Он был рассеян и споткнулся. Упал.
Грабянский расхохотался. «У него, – подумала Мария уже не в первый раз, – прекрасный смех. Громкий и открытый, как у человека, который не боится показаться невоспитанным. Так же не похож на Гарольда, как и во всех других делах. За что бы ни брался Гарольд, у него ничего не получалось. В шкафу с лекарствами целая полка, а может быть, и больше, забита слабительным, и все равно его мучают запоры».
– Бедный глупец не знает, чего ему не хватает, – заявил Грабянский, набирая пахнущую орехом пену в свои ладони и охватывая ее груди.
– Я знаю. – Мария прижалась спиной к нему, развернув свою шею таким образом, что она могла поцеловать его. Ноги Грабянского обхватили ее, его язык оказался во рту Марии. Она почувствовала, как напряглись его ноги.
– Мария, – прошептал он нежно.
– Да…
– Гарольд… Собирается ли он сказать то, что мы хотим от него услышать?
Она освободила голову, так что они снова могли смотреть друг на друга.
– Я не знаю.
– Что тогда он собирается делать? Ты знаешь, иногда, когда людей загоняют в угол, они делают странные вещи.
– Гарольд? – Мария презрительно засмеялась.
Грабянскому нравилось, как ее волосы спускались темной волной с затылка к шее, ему нравилось прижимать к себе эту женщину.
– Когда он встречается с этим человеком?
– Я говорила тебе, что не знаю точно. Сегодня вечером. Должно быть, после студии. – Она наклонилась вперед настолько, чтобы ее рука проскользнула между ними. – Не беспокойся. Тебя ведь не волнует это, правда?
– Нет. – Грабянский покачал головой. Честно говоря, у него не было оснований для беспокойства, может быть, только совсем немного.
– Ты не думаешь, что вода становится прохладной? – спросила Мария.
– Немного.
– Может, нам лучше перебраться обратно на кровать?
– Через несколько минут. А пока полежи.
Маккензи все еще пытался остановить кровотечение из разбитой губы, когда Гарольд Рой выехал с парковочной площадки на своем «ситроене» с такой скоростью, что задымили шины. Ассистентка осторожно прилаживала пластырь к рассеченной губе, а в это время Гарольд обогнал грузовик с пивом, подрезал ему нос и почти тут же вывернул налево на подъездную дорогу к дому.
– Послушайте, – сказал Маккензи по телефону, – этот поверенный, ну, наш адвокат… дайте мне его имя и номер телефона.
«Ситроен» остановился наполовину на гравийной дорожке, наполовину на траве.
– Что это? – спросил Грабянский.
Мария сидела на Джерри верхом, лицом к нему, откинув назад голову. Она оставила его вопрос без ответа.
Только когда хлопнула входная дверь, Грабянский понял, в чем дело.
– Мария! Встань!
– Да! – вскрикнула она. – О, да!
Голос снизу раздался, как приглушенное эхо. Затем послышались торопливые шаги на лестнице.
– Мария?
Грабянский схватил ее за руки и, держась за них, встал, затем, оставив ее плескаться в тепловатой воде, ухитрился подняться на ноги и, перекинув одну ногу через ее удивленное лицо, выпрыгнул из ванны.
– Кто?.. – задохнулся Гарольд, ухватившись за ручку двери ванной комнаты. – Кто вы такой, дьявол вас побери?
Он уставился на голого мужчину, с полового члена которого свисали клочья мыльной пены. Сзади его жена пыталась держаться ниже уровня воды.
Гарольду совсем не улыбалась мысль оказаться в положении, напоминающем недавнюю сцену с Содомом и Гоморрой, не говоря уже о Вавилоне. Как там было у Лоренса: «Ступай туда, ты, сука! – подталкивал тот свою неверную жену. – Топи свою сволочную натуру!»
– Вы Гарольд Рой, – произнес Грабянский, протягивая свою мыльную руку. – Меня зовут Джерри Грабянский. Выйдем отсюда, – предложил он, захватив полотенце. – Нам надо о многом поговорить.
– 20 —
Резник разложил на столе листы бумаги: посещения Грабянским гостиницы «Кингз Корт», грабежи по одному и тому же методу. Не было никакого сомнения, что по времени они совершались, когда здесь находился Грабянский. Телефонный звонок в Милтон Кейнес установил, что, хотя индустриальный район, который Грабянский назвал как место своей работы, действительно существует, но на его территории нет никакой текстильной фабрики, никто там и не слышал ни о каком Грабянском.
Резник рассмеялся. Даже теперь он не смог бы сказать с полной уверенностью, что же насторожило его. Человек вступает в драку, когда он мог легко избежать ее, не бродяга, не молокосос, ищущий, где бы можно было выпить. Это человек приблизительно того же возраста, что и Резник, который решился на то, чтобы выступить против агрессивной банды, против этого жуткого топора, и по какой причине? Потому что ему понравилось, как официантка приняла от него заказ, принесла ему чай? Верил ли Резник этому? «А, я всегда был слишком большим романтиком». А не означает ли это, что всякий раз, когда какой-либо гражданин делает то, к чему постоянно призывает полиция – выполняет свой долг, – он немедленно попадает под подозрение? Нет, это было что-то, связанное с умением Грабянского внушать доверие, что затронуло какую-то струну в душе Резника. Это был поступок человека, который привык ходить по тонкому льду и давно перестал смотреть под ноги, чтобы не увидеть, насколько темная и холодная вода подо льдом и как близка опасность рухнуть в нее.
– Нейлор!
Молодой детектив сидел за клавиатурой компьютера и терзал зубами губу. Он знал, что существует возможность перехода с одной картотеки на другую с тем, чтобы перемешать информацию между ними, но, будь он проклят, если сможет вспомнить нужную команду. Накануне он брал с собой домой инструкцию, намереваясь изучить ее, но вчерашний вечер был не лучше предыдущих.
– Нейлор, вы женились на этой штуке или что?
– Простите, сэр. – Он выдал команду на перерыв и заспешил в кабинет инспектора.
– Как дела? – Резник сидел за своим столом, закинув ногу на ногу.
– Все в порядке, сэр.
– Предполагаете сэкономить нам время этими штуками?
– О да, они предназначены для этого, сэр. В этом нет никакого сомнения. Просто вопрос в том, чтобы раскусить их.
– Сержант Миллингтон считает так же.
– Да, сэр.
– Запишитесь на курсы.
Нейлор кивнул. Он слышал об этих курсах в столовой: выпивки, лектор из университета Стирлинга, сальные шуточки про детектива, который стучался в дверь женщины-сержанта в два часа ночи и нарвался на суперинтенданта.
– Вот, пожалуйста. – Резник передвинул первую из лежащих на столе бумаг в направлении Нейлора. – Этот человек – Грабянский. Он жил в гостинице «Кингз Корт» в дни, когда были произведены эти грабежи.
Нейлор смотрел, ожидая дальнейшего.
– Когда я разговаривал с ним по совершенно другому делу, он говорил о партнере, деловом партнере. Из его слов вытекало, что они ездят вместе, но не похоже, что они останавливались в одной гостинице. Миллингтон считает, что другого человека зовут Грайс.
Нейлор проворчал про себя, догадываясь, к чему клонится дело.
– Хорошо, сэр. Проверить все гостиницы, найти человека, который останавливался бы в одной из них в эти дни.
Это было не так плохо, много лучше, чем он опасался. Нейлор не знал, стоит ли ему позвонить Дебби и какова вероятность того, что его звонок не застанет ее в неподходящий момент, когда, например, она меняет пеленки у малышки, готовит ей еду или даже спит. Он снова сел за пульт управления и поместил диск на место. Шансы, что он найдет нужную иголку в стоге сена, были в его пользу.
Резник сидел за стойкой, дожидаясь, когда ему приготовят заказанную еду. Он думал о том, как странно в памяти без какой-либо видимой причины возникают, сменяя друг друга, различные картины и отрывки из прошлого. Вот и сейчас он ясно вспоминал один день в конце пятидесятых, который он провел с приятелем за городом. У них были друзья с домиком на природе, что было довольно редким явлением в те времена. Его нельзя было назвать домом в полном смысле этого слова. Это была ферма, примерно в часе езды на машине от Лондона в северо-западном направлении. На воротах еще сохранилось название «Ферма Нижнего ручья», белые буквы нечетко проступали на посеревшей деревянной доске, заросшей мхом. Боже! Каким неловким и застенчивым он был тогда. Группа деревенских девчат проводила время, рисуя мелом какие-то картинки на стене около местного магазина или раскачиваясь на створках открытых ворот. «Чарли, иди сюда! Чарли!» – кричали они. В тот раз он шел один по обсаженной деревьями дороге, его товарищ занимался где-то своими делами. Одна девчушка догнала его и пошла рядом. Ее звали Пат – Патриция. Она была выше него ростом и выглядела старше, но это совсем не обязательно означало, что тан было на самом деле. «Может, ты знаешь, как делать это?» Он до сих пор помнил, как горели его уши, как хотелось ему убежать прочь. Усевшись на отесанные перила мостина, она наклонила свое лицо к нему и поцеловала, подождала немного, затем осторожно, так что он до сих пор не уверен, что это было на самом деле, просунула свою руку между его ног «Пойдем, Чарли», – засмеялась она.
– Извините, что заставил вас ждать, – сказал молодой человек за стойкой.
– Это ничего.
Резник дал ему пятифунтовую купюру и подождал сдачу. С коричневым пакетом в руке он покинул магазинчик и пошел налево, укорачивая путь. Дожидаясь смены светофора на основной дороге, он увидел Скелтона в шикарном тренировочном костюме, белых с голубым кроссовках «Рибок», который проскакал по ступенькам лестницы у участка и трусцой побежал на лоно природы, постепенно удлиняя шаг.
В дежурке он сразу узнал Маккензи, но потребовалось несколько секунд, прежде чем он вспомнил, где его встречал. «Что здесь делает продюсер Гарольда Роя? И кто это расквасил ему губу?»
– Вам лучше обратиться в центральный участок, – объяснял Маккензи дежурный офицер в форме.
– У меня нет на это времени. Ваш участок – ближайший от студии. Вот почему я здесь.
– Все в порядке? – спросил Резник.
– Этот джентльмен хочет подать жалобу, сэр. Нападение.
– Вас ограбили? – спросил Резник у Маккензи. Тот нахмурился.
– Больше похоже на ссору на работе, сэр, – уточнил офицер.
– Это не Гарольд Рой? – поинтересовался Резник. На лице Маккензи появилось выражение человека, которого ударили во второй раз, но теперь уже сзади.
– Вы знаете этого ублюдка?
– Я с ним беседовал однажды.
– Он свихнулся. Полностью. Ударил меня в лицо во время совершенно нормального разговора, без какого-либо повода… и затем ушел из студии, бросив работу в разгар съемок. Я вам говорю, что этот человек нуждается в помощи психиатра, его следует поместить в психушку, его необходимо посадить под замок, изолировать от общества.
– Займитесь им, – приказал Резник офицеру. – И дайте мне копию протокола, когда закончите.
Он не успел достать первый бутерброд, как в дверь постучал Миллингтон.
– Разрешите, сэр.
Резник решил не стесняться. Миллингтон смотрел, как инспектор положил длинные ломтики маринованных огурцов между салатом и ливерной колбасой, а потом уже откусил первый кусок.
– Да, Грэхем?
– Та женщина, сэр, Олдс. Никогда не думал, что буду благодарен ей. Не знаю, как она сделала это, но каким-то образом получилось, что Чао и его парень пожимают друг другу руки, бесконечное число поклонов и улыбок. Хэппи-энд, совсем как в фильмах о Чарли Чане, сэр.
Довольно часто, когда Миллингтон дежурил в ночную смену, он садился с кем-либо из своих детей и смотрел поздний дневной фильм по телевизору, грызя палочки со специями и запивая их чаем. «Чарли Чан в городе тьмы», «Убийство Чарли Чана во время круиза» (этот фильм они смотрели по крайней мере два раза), «Чарли Чан в музее восковых фигур». Всего таких фильмов было двадцать семь. Его сын проверил это в библиотеке на Анджел-роуд.
– Никаких обвинений, Грэхем?
– Только эта группа стервецов. Нарушение общественного спокойствия, усугубленное нападением, ношение опасного оружия с намерением его использования. Он заплатил им много. Это очевидно, так как они твердо держатся своей версии событий.
– Разочарованы? – заметил Резник.
– Нет, сэр. – Миллингтон покачал головой. – Буду рад познакомиться с их прошлым.
Резник опять принялся за свой бутерброд, из него выпал на стол кусок куриной печенки. «Если бы я тан ел, – подумал Миллингтон, – моя жена запирала бы меня в гараже».
– Что Грайс? – поинтересовался Резник.
– Тот из ресторана? Напарник Грабянского?
– Он не был замешан в драке, не тан ли?
– Даже не трогал своего пальто.
– Осторожный, значит?
– Более того, сэр, раз вы коснулись этого. Я бы сказал, хитрый и ловкий.
Резник пожалел, что не купил кусок торта.
– Вы не забыли про Фоссея, Грэхем?
– Завтра, сэр. Теперь, когда китайское дело закончено…
Резник кивком головы показал, что у него вопросов больше нет. Миллингтон повернулся, чтобы уйти.
– Проследите за тем, чтобы вытащить Линн из торгового центра, хорошо? Помимо того, что это сказывается на ее моральном состоянии, если она будет продолжать околачиваться там дальше, легко опознают, кто она на самом деле.
– Хорошо, сэр.
Едва за ним закрылась дверь, зазвонил телефон. Поднимая трубку, Резник подумал, что это может быть Джефф Харрисон. Но ветер дул совсем с другой стороны.
– Боюсь, что у меня не совсем хорошие новости, – прозвучал голос Клер Миллиндер.
Резник скорчил гримасу.
– Сегодня утром я почти, ну совсем почти продала ваш дом. Это та семья, о которой я говорила вам. Им понравились комнаты, сад, все остальное.
– И что им не подошло?
– То, что дом не в том районе города.
– Боже! А для чего существуют автобусы? Что, у них нет автомашины?
– Школа. Вот в чем дело. Один ребенок в средней школе, другой – в последнем классе начальной, а маленькая девочка вот-вот закончит класс для малышей. Мать заявила, что она не настроена против этнических меньшинств, но если на ее дорогую малышку будет приходиться восемь азиатов, то какой старт она получит на всю ее последующую жизнь?
– Я надеюсь, что вы дали ей соответствующий ответ? – заявил Резник, потихоньку закипая.
– Я улыбнулась ей своей самой приятной профессиональной улыбкой и сказала, что, если они передумают, пусть обязательно позвонят мне.
– Да не будет она звонить.
– Разумеется, – послышалось в трубке после непродолжительного молчания.
Резник взглянул на часы.
– Хорошо, спасибо за эту информацию.
– Не стоит благодарности. Послушайте… вероятно, все это чепуха, я думаю… может быть, вам это совсем не понравится… у меня возникла одна идея.
– Относительно дома?
– Естественно.
– Продолжайте.
– Видите ли, я предпочла бы побеседовать с вами об этом, как говорится, с глазу на глаз.
Резник не проронил ни слова.
– Вы будете дома сегодня вечером, надеюсь?
– Да, буду.
– Около девяти?
– Прекрасно.
– Здорово. Красного или белого? Я принесу бутылку.
– Я думал, это…
– Некоторые предложения… их лучше делать, когда вы немного под хмельком.
– Послушайте…
– Шутка. Эй, я пошутила!
– Понятно.
– Но я все же принесу вино. Ведь хорошо расслабиться после долгого рабочего дня, вы не находите?
Когда Линн Келлог наконец вернулась в участок и написала отчет о еще одном потерянном дне, ее желудок начал подавать сигналы о необходимости принятия пищи, которые можно было услышать на расстоянии двадцати метров.
Она была в середине очереди в столовой, когда заметила Кевина Нейлора, устроившегося за угловым столиком у самой отдаленной стены. Он склонился над тарелкой, одна рука свисала к полу. Лицом он уткнулся в хлеб с маслом, причем клок волос плавал в супе.
– 21 —
Квартира Линн Келлог находилась в старом районе Кружевного Рынка. Здесь располагались фабрики, построенные в викторианском стиле предпринимателями-филантропами, одной из главных забот которых было обеспечить производственные помещения молитвенными комнатами. Это помогало создать дополнительный подъем духа перед шестнадцатичасовым рабочим днем. Большинство этих высоких кирпичных зданий неплохо сохранились и время от времени подновлялись. Тут же располагались стоянки для машин. В окружении трех таких фабрик стоял дом Ассоциации по развитию жилищного строительства, где и жила Линн.
Она провела Нейлора через внутренний дворик, потом по лестнице на второй этаж. Почта, дожидавшаяся ее за дверью, как обычно состояла из никому не нужных рекламных проспектов, заманчивых предложений о кредитовании, очередного письма от матери со штемпелем Тетфорда – мать посылала их по вторникам и четвергам, дням, когда ходила за покупками.
– Снимай пальто, Кевин. Я поставлю чайник.
Жилая комната была маленькой, но не убогой. Было место для домашних растений в горшках, лежали раскрытые книги в мягких переплетах. На батарею были наброшены форменная рубашка и полотенце.
– Чай или кофе?
– Что проще.
– И все же?
– Чай.
– Кофе взбодрит лучше.
– Хорошо, тогда кофе.
Когда она принесла кружки с кофе из кухни, он спал, откинувшись в кресле с высокой спинной, которое она купила на аукционе в «Снейнтон Маркет».
Оставался еще почти целый час, который надо было как-то убить, и Гарольд Рой забрел в один из баров в Хокли. Все, что он знал, это то, что ему нужно спокойно посидеть, может быть, выпить пару стаканчиков, может быть, съесть что-нибудь, а главное – как следует подумать, что говорить.
Это место было неподходящим для раздумий.
Освещение было нормальным, неярким, не выглядели лишними и свечи на столиках. Не было здесь и много народу. Но усиленная динамиками музыка была такой громкой, что и разговаривать-то было трудно, а обдумывать что-либо вообще невозможно. Он притворился, что ищет кого-то, кого здесь не было, и быстро вышел. Сколько времени еще оставалось? Он посмотрел на часы. Через пятьдесят минут он будет лицом к лицу с Аланом Стаффордом.
«Послушай, Алан! Дело обстоит тан, Алан…»
Он зашел в трактир на углу, заказал большую порцию водки с тоником.
– Да, спасибо, еще лед и лимон.
Затем он уселся на длинную скамью поближе к огню. В трактире гуляла какая-то компания, сидели несколько пареньков, которые изображали из себя студентов, мужчина в коричневом костюме-тройке, разговаривавший в серьезном тоне с чьей-то женой, собака переходила от стола к столу, клянча палочки со специями. Ротвейлер, Лабрадор? – Он никогда не умел различать их.
Его первоначальная реакция на измену Марии была естественной и спонтанной – гнев, разочарование, шок, злоба. Несколько часов спустя он начал видеть все это в другом свете. «В конце концов, если кто-то еще хочет получить удовольствие, взвалив себе на шею это усталое старое тело, то что ему остается, кроме как сбросить с себя этот груз? И что хорошего они имели, гоняясь за удовольствиями, из-за чего стоило бы цепляться за нее или даже сожалеть? Это повод, чтобы уйти, свет в конце, казалось, бесконечно длинного туннеля. Пусть он забирает ее, посмотрит, наново просыпаться каждое утро с прижимающейся к тебе спиной. Пусть посмотрит. Этот парень. Этот Грабянский».
Удивительно.
Удивительный парень!
Как и это его предложение. Как ни странно, оно каким-то образом придавало силы Гарольду, он ощущал своеобразное чувство солидарности. Предстоящая встреча со Стаффордом вызывала у него беспокойство. Он боялся, что ситуация может обернуться против него, станет неуправляемой. Как бы там ни было, Гарольд не мог забыть нож в руке Стаффорда. Но, как отметил Грабянский, когда говорили об этом, Алан Стаффорд прежде всего бизнесмен. А это и был бизнес. Ничего личного. Бизнес.
Он посмотрел на свой стакан и удивился, что тот уже пуст.
По дороге к стойке он нагнулся и погладил собаку. Он даже не помнил, когда гладил кошку, не говоря уже о собаке. Гарольд чувствовал себя великолепно – он свободен. Он взял еще одну большую порцию водки и хрустящие палочки с сыром и луком, чтобы поделиться ими со своим новым другом.
Линн не могла откладывать это дальше. Кевин все еще спал, а она уже погладила рубашку, разобрала вещи для стирки на следующий день, вычистила газовую плиту, вытерла (что она делает?) пыль с полок на кухне.
С тех пор как ее тетка переехала в Дисс, не было никого поблизости, с кем бы она могла поговорить. «Дорогая Линни, я не собираюсь жаловаться, тан как знаю, что и без этого достаточно всего на твоих плечах. Я это понимаю…»
Линн черенком ложки вскрыла конверт. Неровный почерк матери, синие чернила шариковой ручки на бумаге из дешевого магазина Вулворта.
«Дорогая Линни…»
Она бросила взгляд на Кевина Нейлора, который, по всей вероятности, за несколько недель впервые спал так долго и безмятежно. Она подумала, что это первый мужчина в ее квартире с тех пор, как тот, с которым она жила, собрался, сел на велосипед и укатил. Где-то в глубине ящика комода лежал набор для заклеивания шин, который он оставил в спешке и который она все собиралась выбросить в мусорный бак, но тан и не собралась.
«Линни, это твой отец. С тех пор как он был вынужден убить всех тех птиц, всю тысячу двести голов…»
Она могла ясно представить себе его, хрупкого мужчину в пластиковом плаще, в высоких сапогах, шагающего между доминами с курами и стучащего по земле своей палкой.
«Боже, Кевин! – думала она. – Проснись!»
Гарольд Рой чувствовал себя очень хорошо и был доволен, что опоздал на встречу. Все время, пока он шел на «рандеву», как назвал это Алан, в его голове носились мысли об освобождении. К черту бизнес! К черту Марию! Пусть занимается с ней этим Грабянский, раз уж ему это нравится. Он поместит свои деньги в солидное дело, купит домин в Форест-Дин, может быть, напишет книгу, заведет собаку.
– Где вы были, черт возьми?
– Привет! – Гарольд помахал над головой рунами, демонстрируя хорошее настроение. – Что значит небольшое опоздание для друзей?
– Вы пьяны? – нахмурился Стаффорд.
– Навеселе. – Гарольд придвинул стул ближе. Они находились в баре, достаточно старомодном для того, чтобы использовать его как рекламу. Здесь тоже была музыка, но она не гремела так громко. Гарольду показалось, что он узнал это местечко, которое называлось «Нейл Седана». Радио было настроено на музыкальную программу на средних волнах.
– Навеселе, вот я какой.
– Вы чертовски пьяны.
– Нет-нет! Совершенно трезв. – Он ткнул пальцем в сторону стакана Стаффорда. – Что будете пить?
Тот отодвинулся от стола. Они были единственными посетителями в заведении. Алан с трудом сдерживал себя, чтобы не ударить в это нелепое ухмыляющееся лицо.
– Пива? – спросил Гарольд, поднимая стакан Стаффорда.
– Поставь на место. Гарольд начал подниматься.
– Я закажу водки.
– Черта тебе лысого, а не водки! – Стаффорд потянул его вниз, их лица столкнулись, и Гарольд почувствовал горький запах тоненьких сигарет, которые скручивал для себя Стаффорд. «Трубочный табак», – подумал он.
– У вас, кажется, есть что сказать мне. Нам нужно прояснить одно дельце.
– Совершенно верно, – расплылся в улыбке Гарольд. – Только позвольте мне…
– Если вы сделаете хотя бы еще одно движение в сторону стойки…. – Стаффорд снова усадил его на место.
