Ариэль

– Телефон приехал, – сказал я.

– Подумай над моими словами.

Силланпяя уехал. Он на ходу выхватил из рук Симолина мобильник и уселся в свой автомобиль. Как только машина скрылась из виду, Симолин достал из кармана блокнот.

– Я переписал все исходящие и принятые звонки и сообщения. Сообщения, правда, на французском. Три последних звонка были на один и тот же номер, два сегодня утром и один вчера вечером. Я успел уже проверить номер – звонок был в автомастерскую некого Али в Вартиокюля[14], три раза звонили за границу, дважды во Францию, один раз в Израиль и последние звонки – на один и тот же неизвестный мобильный телефон. По дороге я позвонил в эту автомастерскую, но там не ответили. – Симолин заметил вопрос на моем лице и пояснил: —Я собирался спросить, сколько стоит отремонтировать тормоза. И это, кстати, было бы правдой: на «рено» надо поменять тормозные колодки и выхлопная труба «сечет».

Мне надоело стоять на месте, и я, недолго думая, предложил:

– Поехали съездим прямо туда и спросим, сколько стоит ремонт тормозов и выхлопной трубы на «рено».

Сервис находился на Итявяюля в паре километров от торгового комплекса «Итякескус» в сторону Порвоо. У заправки «Тебойл» поворот направо и сразу за ним налево.

Здесь расположились всевозможные мелкие мастерские, заселившие построенные в разное время здания. Часть из них составляли древние металлические ангары-развалюхи, но были и достаточно новые, вполне современные строения. Автомастерская находилась в боковом крыле старого желтого дома со входом с задней стороны. Во дворе обнаружились пара ржавых контейнеров, погнутые фрагменты автомобильных кузовов, покрытый ржавчиной старый «мерседес», «вольво» – несколько поновее и видавший виды «БМВ» трехсотой серии. В стороне, прямо под березой, стоял белый угловатый «дом на колесах» – автомобиль, оборудованный под проживание.

На обитой железом двери автомастерской значилось: «А. Хамид. Ремонт и покраска автомобилей». Дверь оказалась запертой, но скоба для навесного замка была откинута.

Симолин проверил, на месте ли пистолет. Я инстинктивно сделал то же самое – оружие было там, где ему и положено.

Я дослал патрон в патронник, поставил пистолет на предохранитель и вернул его в кобуру. Симолин оставил пистолет в руке, но спрятал руку под полой куртки.

Я постучал в дверь и прислушался. Ни звука. Тогда я подубасил основательно, но и это не дало результата.

– Сходи загляни в окошко, – приказал я Симолину.

Он исполнил распоряжение и вернулся через мгновение.

– Никого не видно, но свет горит.

Я стал колотить в дверь еще громче, но ее не открыли.

Симолин предложил:

– Может, я сгоняю в машину за инструментом?

– Сгоняй.

Симолин припустил бегом. Вернулся он с монтировкой и полукилограммовым молотком.

– Ладно, давай.

Симолин загнал монтировку в щель между дверью и коробкой у самого замка. Когда инструмент достаточно заглубился, он положил молоток на землю и рванул монтировку. Дверь отлетела с первой попытки.

Из ангара тяжело дохнуло моторным маслом. Сразу за дверью стоял автомобиль с открытым капотом. В моторном отсеке горела лампа-переноска. Крышка трамблера была снята, свечные провода сдернуты. Проблема с зажиганием, мелькнула мысль.

Ангар был примерно пять на десять метров. У длинной стены находилась еще одна машина. Она висела на подъемнике на высоте около двух метров. В торце ангара располагалась подсобка площадью два-три квадратных метра с большими окнами. Напротив нее – большой бокс с воротами для заезда автомобиля. На стене висела реклама фирмы, производящей автомобильную краску; банки с этой краской выстроились тут же на полке. По пестрым банкам и пятнам на полу было легко догадаться, что в боксе красили машины.

Я заглянул в подсобку. Не заметил ничего необычного, если не считать того, что на стене не было ни одного календаря с обнаженными девушками. В лежавшем на столе календаре отмечалось время, на которое записывались клиенты; у А. Хамида явно хватало работы.

– Ни души, – сказал Симолин.

Я остановился перед воротами в малярный бокс и почувствовал исходящий из него резкий запах краски. Потом открыл дверь.

У забрызганной краской стены, откинувшись, сидел парень в комбинезоне. Второй человек, пожилой мужчина в прямых брюках и клетчатом пиджаке, скорчился в кресле, установленном посреди бокса. Обе руки его были привязаны к подлокотникам.

На лице мужчины виднелись кровоподтеки, на правом виске – следы двух ударов. Рядом стоял компрессор красного, как пожарная машина, цвета. Шланг от него обвивал колени мужчины.

Симолин заглянул через мое плечо и увидел то же, что и я. Он произнес почти с восторгом:

– Уже четыре трупа. Кажется, это будет самое громкое дело за год.

Я смотрел на покойников, и мне вдруг вспомнились слова рабби: Ямим нораим.

Ямим нораим, Дни трепета.

Если рабби Либштейн прав и мир разваливался на части, то мне отведена печальная роль. Моим предназначением было собрать разлетающиеся шестеренки и снова завести часы.

Глава 5

Через полчаса на месте преступления кипела работа. Территорию оцепили, «скорая» приехала и уехала, заказали транспорт для вывоза тел. Те же техники-криминалисты, что и в Линнунлаулу, то есть Маннер и Сиймес, открывали свои алюминиевые кейсы. Я уже позвонил Хуовинену и доложил обстановку.

– Оставайся там и руководи следственными действиями, пошлю тебе столько людей, сколько смогу оторвать от других дел. Кто-то еще пожалеет, что вторгся на нашу территорию. Скажи всем, чтобы работали и не отвлекались ни на минуту, даже если увидят двух трахающихся слонов. Приеду к вам не позже чем через час.

Я вернулся в ангар. Рассказал Маннеру о наших перемещениях, он отметил их мелом на полу. Это позволило ему сократить экспертизу на несколько следов обуви. Сиймес фотографировал общие планы, прежде чем перейти к деталям. Маннер подошел ко мне:

– Незабываемый денек.

– И вправду. Что думаешь?

– Уже сейчас могу сказать, что все произошло тут вчера вечером, то есть сначала грохнули этих, а уже потом тех, в Линнунлаулу. Судя по почерку, здесь потрудились те же убийцы.

Я пришел к таким же выводам, это было несложно.

– Этого, скрючившегося в кресле, пытали, прежде чем убить. Ты заметил компрессор и пневмошланг? Второго парня просто застрелили, больше никаких внешних телесных повреждений не видно.

Маннер присел на корточки и обследовал карманы покойника, что был в кресле. Во внутреннем кармане пиджака оказался бумажник, а в боковом – две связки ключей. Маннер раскрыл бумажник и показал мне водительское удостоверение в пластиковом кармашке:

– Али Хамид. Похоже, владелец этой мастерской.

Кроме того, в бумажнике было немного денег, визитные карточки автосервиса, фотографии жены и детей – больше ничего.

Маннер отложил бумажник и осмотрел ключи:

– Два обычных ключа фирмы «Аблой», один от дверного замка с защелкой и один от дополнительного нижнего замка. Во второй связке только ключи от машины.

– Осмотри заодно и второе тело.

Маннер положил бумажник в полиэтиленовый пакет и засунул в свою сумку. Затем, тщательно просчитывая каждый шаг, чтобы не наследить, подошел к трупу. В заднем кармане комбинезона обнаружился черный бумажник.

– Вашин Махмед, семьдесят девятого года рождения, – сказал Маннер.

– Судя по одежде, он здесь работал.

В бумажнике Вашина Махмеда также нашлись визитные карточки автомастерской, а еще фотография, где он был запечатлен в компании мужчины лет на десять постарше с угреватым лицом. Они были похожи, возможно, братья. Еще в бумажнике оказалось шестьдесят пять евро, несколько монет и письмо на арабском, написанное, судя по потрепанности, не один месяц тому назад.

– Ари! – крикнул Симолин через дверь.

Я протянул бумажник Маннеру и пошел к Симолину.

– Похоже, рабочий жил прямо здесь. Мы нашли еще одну комнатушку.

Было некоторым преувеличением называть эту конуру комнатой. В крохотном помещении с трудом разместились кушетка, маленький стол и стул. На столе – хлеб для тостов в полиэтиленовом пакете, литровая бутылка воды и несколько банок консервов. В металлическом шкафу у стены – джинсы с ремнем, шерстяной свитер и пухлая нейлоновая куртка. В кармане джинсов завалялись кассовые чеки на продукты из ближайшего магазина и с автозаправки. Во внутреннем кармане куртки оказался мобильный телефон.

Я протянул его Симолину:

– Изучи, хотя, похоже, срочности в этом нет. В любом случае нужно найти родственников и сообщить им о случившемся.

Под кушеткой лежали два дешевых пластмассовых чемодана. Я открыл их. В обоих была только одежда.

Стенман проскользнула внутрь:

– В автодоме, который стоит во дворе, кто-то есть.

Дом на колесах находился всего метрах в двадцати от мастерской, на самом краю площадки для парковки. На приклеенной к двери скотчем ламинированной табличке заглавными буквами значилось: «ЯППИНЕН».

Дверь открыл пожилой мужчина с лицом одновременно заспанным и похмельным. Седые волосы всклокочены, в уголках глаз гной цвета сливочного масла. Хотя я находился в метре от него, в нос ударило перегаром. Измятая фланелевая рубаха выбивалась из старомодных териленовых брюк и с трудом держалась на покатых плечах.

– Яппинен? – предположил я.

– Чего надо? – спросил мужчина раздраженно и облизнул пересохшие губы. Во взгляде читался вызов.

Я показал полицейское удостоверение:

– Из криминальной полиции. Она тоже. – Я кивнул в сторону Стенман. – Вы тут живете?

– Должен же человек где-то жить. Это еще не преступление – не сообщить свой адрес. Кроме того, я тут работаю.

– Где «тут»? – спросила Стенман.

– То тут, то там… Чем разрешается заниматься на инвалидской пенсии – дворником и все такое. Если нужно, подсобляю там вон, в мастерской. Тридцать лет у меня была своя мастерская, да вот ударило по суставам… Оба колена прооперированы и спина…

– Вчера вечером вы были дома? – прервал я рассказ Яппинена о болезнях.

– Вечером дома? Наверное, был.

Взгляд старика прояснился.

– Был, теперь я точно вспомнил. Телевизор смотрел.

– Можно нам войти?

Мужчина отступил назад и уселся на видавший виды диван, на котором комом лежало постельное белье. Воняло застарелой грязью. На столе среди пустых пивных бутылок лежали остатки еды. Женская рука тут явно ничего не касалась.

– Вы не видели никого, кто вечером приезжал в мастерскую к Хамиду?

– Вечером? Да туда все время кто-нибудь приезжает. Клиенты, приятели Хамида и друзья парнишки, который у него работает. Сплошным потоком идут.

– Хамид часто задерживается по вечерам на работе?

– Да почти каждый день… Сегодня, правда, не показывался. Пара клиентов заходили спросить про него. Он не отвечал на мобильный. Вообще странно, Али – он аккуратный… А что, случилось что-нибудь, обокрали?

– Кого из посетителей автомастерской вы видели вечером? – продолжила гнуть свою линию Стенман.

– Покажите-ка еще разок ваше удостоверение. Глаза только начинают видеть.

Мужчина почти уткнулся носом в мою полицейскую карточку.

– Кафка… Как-то в шестидесятых в скупке у Кафки на Пурсимиехенкату я приобрел хорошие наручные часы. Порядочные старинные заводные часы, легендарный «Зенит» в стальном корпусе. Потом я по пьянке забыл их снять в сауне на Харьютори, они промокли и сломались, – пожаловался старик. – Не родственник?

После сотого вопроса о родственной принадлежности я уже знал, что жителям Хельсинки известны только два Кафки. Один – писатель, другой – владелец антикварного магазина.

– Нет, не родственник. Что произошло вечером?

– Почему вы не спросите прямо у Али? Он славный человек, хоть и мусульманин. Я бы не продал мастерскую какому-нибудь засранцу.

– Автомастерская раньше принадлежала вам?

– Мне, кому ж еще. Али родом из Багдада, это в Ираке. Приехал в Финляндию как беженец и много лет у меня работал. Честный человек, по-моему, отчего было не продать ему мастерскую, когда я уходил на инвалидность. Договорились, что мне можно будет держать тут этот свой дом на колесах.

Яппинен подхватил со стола бутылку, в которой оставалось еще несколько сантиметров пива, и опрокинул себе в рот.

– Вчера они поздно закончили работать… Я часов в восемь ходил на «Тебойл» прикупить сарделек, молока и немного пивка, у них еще свет горел.

– Вы заходили в мастерскую? – спросила Стенман.

– Нет.

– Вы видели Хамида или его работника?

– Вашина? Он тоже из Ирака. Не видел.

– А кого-то еще?

– Нет.

– Вы сказали, что там бывало много народу, клиенты и приятели Вашина, – напомнила Стенман.

– Я имел в виду днем, не вечером…

– Но вечером вы никого не видели?..

– Не видел.

Стенман пристально посмотрела на Яппинена. Тот взял со стола принадлежности и принялся сворачивать самокрутку.

– А машину видели?

– Там были «вольво» Али и «бэха» Вашина. Она у него всего пару недель. Каждый день покупает для нее новые висюльки. На зеркале в салоне у него навешано столько четок и игральных костей, что я удивляюсь, как он еще дорогу видит.

– Красная «БМВ»? – уточнил я.

– Да.

Оба автомобиля по-прежнему стояли во дворе. Их как раз осмотрели и теперь должны были транспортировать в полицейскую лабораторию для более подробного изучения.

– А что за человек Вашин Махмед? – спросил я.

– Трудолюбивый, нормальный парень. Вот что у мусульман хорошо, так это уважение к старшим. Меня всегда называет «отец», отец – то, отец – сё. За бухлом, правда, ходить отказывается, хотя я его просил.

– Вы видели какие-то другие машины?

Старик обвел взглядом помещение в поисках, чем бы промочить горло, но ничего не нашел.

– Вечером, что ли?

– Да?

– Нет, но я на какое-то время отходил на «Тебойл».

– Сколько времени вы там провели?

– Взял, кажется, одно пиво и пошел прямо домой. Полчаса.

– У вас сохранился чек?

– Чек? – удивился старик, но взял со стола очки с отвалившейся дужкой, встал и пошел к вешалке у двери. Он пошарил рукой в кармане старомодной кожаной куртки и высыпал добычу на стол. В кучке обнаружились сломанная сигарета, болт на шесть миллиметров, пара мелких монет и несколько бумажек. Я взял бумажки и нашел то, что искал.

Согласно чеку старик купил сардельки, молоко, хлеб и упаковку пива, шесть бутылок. Покупка была оплачена в 20.05. Яппинен посмотрел через сломанные очки на улицу и увидел полицейских, ходивших по двору.

– И там полицейских, как черники на кочке. Они что, засранцы, торговали наркотой или сбывали краденое?

Вместо ответа я спросил:

– Вы помните еще что-нибудь о вчерашнем вечере? Что вы делали, когда вернулись сюда?

– Ну, новости, может быть, посмотрел… и прикончил несколько бутылочек пива. Потом лег спать.

– Вы простатитом не страдаете? – спросила Стенман.

Я взглянул на нее с легким удивлением.

– В таком возрасте у какого мужчины его нет?

– Вы выпили пива на «Тебойле» и потом еще тут. В туалет вы куда ходите?

– За свой автодом.

– И тогда тоже ничего не заметили?

– Посмотрел на звезды, небо было чистым, и луна, красивая… Ну, и еще я был, может, немножко выпимши.

Дом оказался добротным, построенным в пятидесятых годах, четыре этажа оштукатуренного кирпича. На лестнице пахло едой и мастикой для пола, и я знал, что в подвале стоит меловой запах побелки. Эти дома всегда пробуждают во мне ощущение домашнего уюта и защищенности. Возможно, причина тут в том, что десять первых и самых счастливых лет своей жизни я провел именно в таком. Я был уверен, что в подвале тут кладовки, сооруженные из сетки для куриных клеток, как и в моем родном доме. В одной из таких кладовок я, разложив на полу поролоновый матрас, предпринял решительную попытку забраться в трусы к своей подружке Кармеле Мейер, жившей в том же доме. Хотя Кармела многообещающе сопела мне в ухо, я был вынужден еще год трудиться в том же направлении, прежде чем добился своего.

В холле на первом этаже я изучил табличку с именами жильцов – на такой же в детстве мы меняли местами съемные буквы, изобретая жильцам новые, забавные имена. Хамид жил на третьем этаже. В доме не было лифта.

Я попросил Стенман сопровождать меня. Мне не хотелось одному встречаться с женой и четырьмя детьми убитого. Кроме того, никогда не известно, что тебя ждет в квартире.

– Кто скажет? – спросила Стенман, когда мы поднялись на второй этаж.

– Ты, если можно.

– Хорошо. Не знаешь, они говорят по-фински?

– Почти наверняка. Живут здесь уже одиннадцать лет.

Я звонил из машины в Пасилу и получил информацию об Али Хамиде и его семье. Возраст сорок шесть лет, жена и четверо детей, девочка и три мальчика. Старшему четырнадцать, родился в Ираке, младшему пять. Хамид и его супруга получили гражданство Финляндии четыре года назад.

Мы остановились на третьем этаже. Прежде чем позвонить, я отдышался. Дверь открыл мальчик лет семи.

– Мама дома?

– А кто вы такие?

К двери подошла мать мальчика. Я показал свой служебный жетон:

– Из криминальной полиции. Здравствуйте.

В глазах у женщины промелькнул ужас, но она взяла себя в руки.

– Можно нам войти? – спросил я.

Женщина отступила в сторону и впустила нас.

– Вы замужем за Али Хамидом?

Женщина велела детям идти в свои комнаты.

Я осмотрелся. Гостиная обставлена на арабский манер: тяжелые кожаные стулья, темное дерево, десятки безвкусных стеклянных и фарфоровых предметов, фотографии в затейливых рамках и водопадом спускающиеся портьеры. При этом впечатление такое, что комната не обставлена, а каждая вещь просто положена на первое попавшееся место.

Лишь после того, как самый любознательный ребенок вышел, женщина спросила:

– Что с ним?

– К сожалению, он погиб, – сказала Стенман.

– Когда? – спросила женщина, как будто не понимая.

– Видимо, вчера вечером.

– Вечером он не вернулся домой, и я ему звонила… он не ответил.

Голос начал дрожать, и она отвернулась.

Стенман подошла к женщине, обняла ее за плечи:

– Примите наши соболезнования. Нам нужна ваша помощь, чтобы найти преступника. Работник вашего мужа, Вашин Махмед, тоже убит.

Женщина неловко вытерла слезы кистью руки и громко всхлипнула. Старший ребенок испуганно заглянул в дверь.

Мать резко крикнула:

– Уйди! Иди в свою комнату!

Голова мальчика исчезла, и дверь закрылась.

– Я все время боялась, что с ним что-нибудь случится…

– Почему?

– Я ему говорила, чтобы он ни во что не ввязывался.

– Во что он ввязался?

Стенман подвела женщину к дивану. Она почти рухнула на него.

– Нам нужна ваша помощь, понимаете?

– Али был хорошим человеком, хорошим отцом, почему они совершили это? Он не сделал никому ничего плохого.

Женщина заткнула себе рот кулаком.

– Они сделали моих детей сиротами… четверых моих детей.

Стенман взяла руку женщины, положила ее ладонь между своими.

– Кого он боялся?

– Я не знаю… Муж говорил, что они пришли к нему на работу. Кто-то им рассказал о нем. Они просили помочь, говорили, что он правоверный мусульманин и должен им помочь… что все они служат Аллаху.

– Помочь в чем?

– Машина, им была нужна машина… Я просила Али не связываться с ними.

– Вы их видели?

Женщина помотала головой.

– Зачем они сделали это? Они осиротили моих детей, – безнадежно повторила женщина.

– Вы знаете, сколько их было или как их звали?

Из комнаты старшего мальчика послышался приглушенный плач.

– Нам необходимо знать все, что ваш муж о них рассказывал.

– Один позвонил сюда вечером, злой, спросил, почему муж не отвечает на мобильный телефон.

– Как его звали? – надавила Стенман.

– Он не назвал своего имени, просто спросил, почему Али не отвечает, и сказал, чтобы Али сразу позвонил, как только придет домой… Он сначала говорил на английском, а потом на арабском.

– Ваш муж дал им машину?

– Я не знаю. Слышала только, что он куда-то звонил и справлялся об аренде машины.

– А после этого вы его ни о чем не спрашивали?

– Нет, Али не хотел об этом говорить.

В комнату прибежал плачущий мальчик и бросился прямо к матери. Женщина погладила сына по голове и приласкала у себя на коленях. Затем осторожно спустила его на пол и подтолкнула к двери:

– Иди, позаботься о своих младших братьях и сестренке.

Мальчик, всхлипывая, повиновался.

– Почему вы считали, что с вашим мужем может случиться что-то плохое? – спросила Стенман.

– Он боялся… Он этого не говорил, но я знаю его и чувствовала, что он боится этих мужчин. Что они сделают что-нибудь с нами…

Женщина заплакала.

– Мы думали, что сможем тут спокойно жить. Растить детей, не опасаясь… Что здесь они будут в безопасности и у них будет хорошее детство. Али не хотел ввязываться ни во что плохое… Он был хорошим мужем, хорошим отцом нашим детям.

Стенман дала женщине немного выплакаться, прежде чем продолжила:

– Мы не думаем, что вашего мужа убил звонивший. Это сделал кто-то другой, кто хотел получить информацию как раз о том человеке, который вам звонил. Мы полагаем, что и звонивший погиб. Есть ли у вас какие-то подозрения, кто мог убить мужчину, которому ваш супруг должен был устроить машину?

– Нет.

– Были у вашего мужа какие-то предположения о том, почему они обратились за помощью именно к нему?

– Потому что он мусульманин и они мусульмане.

– Но тут живет много других мусульман. Почему же именно он?

– Не знаю, возможно, потому, что у него автомастерская.

– У вашего мужа есть родственники или хорошие друзья в Финляндии?

– Только двоюродный брат.

– Нам нужны его имя и адрес.

– Таги, он изучает ресторанное дело в Хельсинки. Мне кажется, он живет в Каннелмяки. Во всяком случае, жил.

Я взглянул на Стенман:

– Фотографии.

Стенман достала из внутреннего кармана куртки фотографии убитых и показала их женщине:

– Вы знаете кого-нибудь из них?

Взгляд женщины замер на фотографии убитого, которому отрезали нос и уши. Фоторобот был сделан хорошо. Фотография выглядела почти обычной, глаза покойного были открыты, хотя и казались немного заспанными. Тем не менее ни у кого не могло возникнуть сомнений в том, что мужчина на фотографии находился уже в ином мире.

– Таги… Это двоюродный брат моего мужа. И его тоже?..

– Нам очень жаль.

– Ваш муж много общался со своим кузеном?

– Таги переехал в Финляндию в прошлом году. Сначала они встречались часто, поскольку Али давал ему советы буквально обо всем. Он даже какое-то время работал у мужа и жил здесь. Потом Таги пошел учиться, и они встречались уже не очень часто.

– А в последнее время? Когда вы видели Таги в последний раз? – спросила Стенман.

– Он был у нас три дня назад.

– По какому делу?

– По делу? Он поел у нас и потом отправился с мужем на молитву в мечеть. Али ходил туда три раза в неделю.

– В этот вечер с ним не происходило ничего необычного?

– Он, во всяком случае, ничего не говорил.

– В какое время он вернулся?

– В половине десятого, как обычно. Сразу лег спать.

Женщина рассеянно посмотрела на меня. Я понял, что она держится из последних сил. Стенман тоже это заметила. Она положила на стол свою визитную карточку.

– Позвоните, если что-то вспомните, – сказал я.

– Хотите, прежде чем уйти, мы пригласим кого-нибудь побыть с вами? – спросила Стенман.

– Пожалуйста, просто уйдите, – попросила женщина.

Четыре трупа за сутки – это было много, настолько много, что Отдел по борьбе с преступлениями против личности работал на пределе возможностей. Это означало, что к делу было подключено с десяток следователей, из которых на вечернее совещание смогла прийти только половина. Помимо Хуовинена присутствовали заместитель начальника управления Лейво, комиссар Тойвакка из Отдела по борьбе с наркотиками и инспектор Силланпяя из полиции государственной безопасности.

Хуовинен поправил свой стильный итальянский галстук и встал перед флипчартом[15].

– Что ж, кажется все на месте, начнем.

В течение нескольких секунд он приводил в порядок свои мысли.

– Исходная ситуация напоминает кровавую баню – четыре трупа, три человека хладнокровно убиты и один, по всей видимости, погиб сам, спасаясь бегством от убийц. Все погибшие, вероятно, арабского происхождения. Личность троих установлена. Один – получивший гражданство Финляндии иракец, другой – работавший у него соотечественник и третий – двоюродный брат первого, гражданин Великобритании, но около года проживал в Финляндии. Ни у кого из них ранее не было проблем с законом, по крайней мере в Финляндии, но кое-какая любопытная информация у нас все-таки имеется.

Хуовинен пригласил комиссара Тойвакку:

– Доложи, Сеппо.

– По двоюродному брату, то есть Таги Хамиду, есть пара зацепок. В число его товарищей входит марокканец, осужденный за преступления, связанные с оборотом наркотиков. Имя Хамида всплывало в ходе наблюдения за марокканцем. Кроме того, имеется агентурная информация, согласно которой Хамид закупил или доставил из Марокко три килограмма гашиша. Мы связались с Бирмингемом, где Хамид проживал более двадцати лет. По сведениям местной полиции, Хамид привлекался к ответственности только за мелкие правонарушения, но считается наркоторговцем среднего звена. Тем не менее на данный момент мы не располагаем информацией о наличии в стране наркогруппировки под руководством арабов. У меня все.

– Спасибо, – сказал Хуовинен. – Об убийцах известно, что их не менее двух. Они тоже смуглые, как арабы или жители южных европейских стран, возраст около сорока лет, спортивного телосложения. Более подробных сведений нет.

– А есть записи с камер видеонаблюдения? – спросил Лейво.

– Мы получили изображения с камер наблюдения за железной дорогой, на которых, по всей вероятности, запечатлены подозреваемые, но эти материалы никак не дополняют имеющуюся информацию. Записи с камер настолько нечеткие, что на них невозможно разобрать никаких деталей. Можно лишь констатировать, что мужчины пришли со стороны центра города по дорожке парка, которая ведет в Линнунлаулу, проходя мимо дворца «Финляндия»[16] и по берегу залива Тёёлёлахти.

– А что насчет машин?

– С камеры наблюдения, установленной на автозаправочной станции «Тебойл» в Вартиоюоля, получен хороший видеоматериал, зафиксировавший автомобили, которые следовали вечером в направлении ремонтной мастерской Али Хамида и в обратную сторону. Они не все еще идентифицированы, и не все водители установлены, но, похоже, мы нашли, что искали. Одна из машин – белый минивэн марки «ниссан» с похищенными номерами. Соответствующий описанию «ниссан» объявлен в розыск. Мы предполагаем, что убийцы Хамида использовали именно этот автомобиль.

– А откуда у нас уверенность, что убийства в Вартиокюла имеют отношение к событиям в Линнунлаулу? – задал вопрос заместитель начальника управления Лейво. Он явно был возмущен тем, что о состоянии дел на данный момент узнал главным образом из средств массовой информации.

Лейво следовало винить в этом себя самого. Он уезжал на семинар в Лахти, и в течение дня связаться с ним оказалось невозможным. Кроме того, он был известен тем, что интересовался делами лишь после того, как журналисты начинали приставать к нему с вопросами.

– По наличию родственных связей, как я сказал, – ответил Хуовинен. – Кроме того, упавший с поезда несколько раз звонил владельцу автомастерской, поэтому связь между рассматриваемыми событиями можно считать очевидной.

Я взглянул на Силланпяя. Глаза его сузились. Силланпяя ответил злым взглядом и произнес:

– Хотелось бы знать, как получена информация о звонках в автомастерскую. Насколько я себе представляю, единственная возможность – это исследование мобильного телефона звонившего. Аппарат находится у нас, и его еще только вскрывают, поскольку PIN-код неизвестен, по крайней мере нам.

Хуовинен не поддался на язвительный тон Силланпяя. Он был гораздо более толстокожим, чем казался.

– Думаю, нам сейчас не стоит цепляться к мелочам. Меня не интересует, откуда получена информация, главное, что мы ею обладаем и она нам полезна.

– Нас интересует, поскольку…

Лейво раздраженно прервал Силланпяя:

– Занимайтесь ловлей блох где-нибудь в другом месте. У нас есть хоть какие-то версии произошедшего?

Я видел его на работе только в костюме и галстуке. На этот раз он был одет в темно-зеленый шерстяной свитер и прямые брюки. По-видимому, успел заехать домой.

Хуовинен кивнул в мою сторону:

– Кафка может рассказать о следственных мероприятиях, проведенных на месте происшествия. У него самая полная информация обо всем.

Я посмотрел в добродушное лицо Лейво. Он был как раз таким, как о нем рассказывали его прежние подчиненные из Центральной Финляндии: добрый малый, приятный в общении, интересный рассказчик, но как полицейский – совершенно не на своем месте. К сожалению, его случай не был чем-то уникальным.

Такие, как он, искупают грехи человечества, но одновременно создают громадные проблемы, оказавшись на месте, не подходящем для их натуры. Они никогда первыми не бросят камень, а, напротив, найдут смягчающие обстоятельства там, где их нет. Благодаря таким людям зло в одно мгновение оказывается на свободе, чтобы вершить свои дела в компании с подлостью.

Я считаю, что мир еще недостаточно подготовлен для добрых людей. Добрый человек не вмешается в дела соседа, терроризирующего свою жену и детей, добрый руководитель государства не нападет на соседнюю страну, несмотря на то что властвующий в ней диктатор уже прикончил миллионы своих сограждан. Добрый человек по своему характеру уклоняется от проблем. Поэтому он предпочитает просто не замечать зло, а не бороться с ним.