де Монфоры (№1) - Дикарь

Готовеньких жену и дочь.

О чем ты только думал, старина?!

И он не имел понятия, что делать дальше. Он попал в переделку, и ему не на кого надеяться, кроме самого себя.

Пропади все пропадом.

Гарет взглянул на жену. Она стояла в нескольких шагах от него, повернувшись к нему спиной, возможно, смущенная тем, что потеряла контроль над собой, а может быть, просто давая ему возможность остыть. Она склонилась над девочкой, которая — слава Богу — кажется, начала успокаиваться. Гарет взъерошил пальцами волосы, пытаясь успокоиться. Потом, ведя за собой Крестоносца, он подошел к ней сзади.

— Джульет?

Она не оглянулась, и Гарету вдруг стало стыдно. Стыдно за свое поведение. Стыдно за то, что был не готов справиться с ситуацией. И особенно стыдно за то, что он на мгновение пожалел, что женился на Джульет и теперь нес полную ответственность за нее и Шарлотту.

Ответственность.

Черт побери, это было наихудшее слово во всем словаре!

— Джульет! — Она не оглянулась. Гарет судорожно глотнул воздух, потом, понурив голову, неуклюже сказал:

— Прости меня. Знаешь, Перри, пожалуй, прав. У меня вспыльчивый характер, и иногда я не могу с собой совладать.

Она обернулась и с укором посмотрела ему в глаза.

— Твой вспыльчивый характер меня не волнует, Гарет, а волнует меня то, что нам сегодня, кажется, негде будет ночевать. Подозреваю также, что нам будет негде жить завтра, послезавтра, не говоря уж о следующей неделе, следующем месяце или следующем годе.

Он пожал плечами:

— Мы можем снять комнату в отеле или придумать еще что-нибудь.

— Да, но надолго ли нам хватит денег при таком образе жизни?

Он покраснел и отвел взгляд.

— Неужели ты ни о чем не подумал, прежде чем предлагать мне выйти за тебя замуж?

— Джульет, прошу тебя…

— Нет, конечно, не подумал, — с отвращением сказала она усталым голосом. Она снова отошла от него, будто ей было невыносимо находиться рядом с ним, тем более глядеть на него.

— Джульет!

— Мне нужно несколько минут побыть одной. Я должна подумать.

— Все будет хорошо, вот увидишь.

— Рада, что хоть один из нас в это верит.

— Послушай, я знаю, что ты на меня сердишься, но я еще не научился быть мужем. Я постепенно научусь. Просто нужно немного практики. Наверное, даже Чарльз не обошелся бы без ошибок…

— Сомневаюсь, — сказала она, продолжая идти.

Он неожиданно остановился, и морда Крестоносца, которого он вел за собой, ткнулась ему под лопатки. Ее слова глубоко ранили его, и ему было нечего сказать в свое оправдание. Правда заключалась в том, что несравненный Чарльз, возможно, действительно не допустил бы никаких ошибок.

Она сделала еще несколько шагов и тоже остановилась. Тяжело вздохнула, стоя с устало опущенными плечами, как будто вела битву с собой, потом повернулась и взглянула на него печальными глазами.

— Извини, я была несправедлива.

Он, стиснув зубы, смотрел в сторону.

— Нет необходимости извиняться.

— Есть. Вы с Чарльзом были совершенно разными людьми, и мне не следовало сравнивать тебя с ним.

— Почему это? — Он хотел было обратить все в шутку, но из-за обиды не успел вовремя остановиться и сказал то, чего говорить не стоило:

— Все остальные всегда нас сравнивали.

Глаза у нее потемнели, в них отразились сочувствие, понимание и жалость. Она сделала шаг в его сторону.

Гарет предостерегающе поднял руку.

— Я говорил тебе, когда мы только встретились, что я большой мастер впутываться во всякие неприятности. И сейчас я здорово все испортил, не так ли?

Она подошла к нему еще на шаг и положила руку на его плечо.

— Не ты создал эту неприятную ситуацию, Гарет.

— Не я. Чарльз, не так ли? Мой брат был святым, который никогда не делал не правильного шага, никогда не давал повода краснеть за него, никогда не совершал ошибок.

Боже мой! Кто бы мог подумать, что все так обернется?

Джульет молча стояла рядом. Он ожидал, что она отреагирует на его слова, может быть, даже грубо оборвет его, наговорит дерзостей, тогда они смогли бы, выложив все начистоту, начать супружескую жизнь с чистой страницы.

Но она молчала.

— Ты не собираешься защищать его? — запальчиво спросил он. — Не собираешься перечислять его добродетели, его достоинства, превозносить чистоту его безгрешного образа?

— Нет, — тихо сказала она, печально глядя на него. — К тому же он не был безупречным.

— Неужели?

— Конечно, не был. Как говаривал мой дедушка, на земле был всего один безупречный человек, но Господь поспешил забрать его назад.

Они оба замолчали.

Прошла минута, потом другая.

— Ну что ж… — сказала Джульет наконец.

Он невесело рассмеялся:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Думаю, нам надо поискать место для ночлега.

— Пожалуй.

Они снова замолчали. Каждый из них хотел заделать трещину, образовавшуюся в их отношениях, но ни он, ни она не знали, что предпринять. Джульет закусила губу, ругая себя за необдуманные слова и за неспособность загладить обиду, которую нанесла мужу. Она взглянула на Шарлотту — малышка, накричавшись до изнеможения, теперь с несчастным видом лишь попискивала у нее на руках.

Она передала ребенка — словно трубку мира — новоиспеченному супругу.

Шарлотта тут же замолчала, сквозь слезы уставившись на Гарета голубыми глазенками, и потянулась к его подбородку.

Внимательно наблюдавшая за Гаретом Джульет без труда уловила тот момент, когда его доброе, израненное сердце растаяло, как снег под лучами солнца.

— Ну-ну, малышка, — пробормотал он и, когда девочка улыбнулась ему, пальцем стер с ее щечек следы слез. На его губах тоже появилась робкая улыбка. Глядя на эту нежную сцену, Джульет и сама растаяла. Какой большой и мощной казалась его рука по сравнению с крошечным личиком Шарлотты. И какой маленькой казалась девочка, уютно пристроившаяся на сгибе его сильной руки.

Каким превосходным отцом он уже стал, несмотря на все недостатки.

Взгляд Джульет потеплел. В этот момент муж посмотрел на нее и уловил на ее лице странное выражение. Он замер, и несмотря на то что они не сказали друг другу ни слова, между ними протянулась ниточка взаимопонимания.

— Ну что ж, наверное, нам пора идти, — сказал Гарет, поправляя одеяльце Шарлотты. — Скоро время вечернего чая.

— Значит, я прощена?

— Прощена? — переспросил он, и на губах его засияла улыбка, словно солнце пробилось сквозь грозовые облака. На щеках появились ямочки, а голубые глаза заискрились. Когда он улыбался такой улыбкой, сердиться на него было невозможно, что бы он ни натворил. Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. — Только при том условии, дорогая, если ты простишь меня за то, что я не Чарльз.

— Ox, Гарет, Гарет, — сказала она, покачав головой, — давай-ка лучше постараемся, чтобы у нас все получилось как надо.

И они пошли вдоль улицы, не обратив внимания на высокую фигуру человека, который, стараясь держаться в тени, следовал за ними по пятам.

В книгу регистрации пари, заключенных между членами клуба «Уайте», была должным образом внесена запись следующего содержания: граф Брукгемптонский держит пари с мистером Томом Одлетом на пятьдесят гиней, что лорд Гарет де Монфор вернется в замок Блэкхит не позднее чем через две недели.

— Что теперь будет с нами, ведь он бросил нас ради женщины?

— Нам придется сделать ее почетным членом компании шалопаев.

— Правильно. Я уже представляю себе, как она вместе с нами напивается и оскверняет статуи. Могу с уверенностью сказать, что этот брак продлится недолго.

— Надеюсь, что так и будет, иначе что мы будем делать без Гарета?

— Даю ему неделю, — сказал Кокем, приближаясь к столу под зеленым сукном, вокруг которого уже рассаживались его приятели, чтобы сыграть партию в «фараона».

Откинув фалды фрака, он уселся рядом с Перри. Глаза его поблескивали. — Я хочу повысить свою ставку до семидесяти гиней!

— Принято.

— Неделю? — воскликнул Одлет, с шумом отодвигая стул и вставая. — А я ставлю сто гиней, что он прибежит в Блэкхит через три дня!

— Сто двадцать!

— Сто пятьдесят!

Подошел слуга с новой бутылкой вина и наполнил их бокалы. Выражение его лица, несмотря на азарт, охвативший присутствующих, было абсолютно непроницаемым.

Как только он перешел к другому столу, Хью, наклонившись через стол, возмущенно сказал:

— Тебе должно быть стыдно, Перри.

— Это почему?

— Ты в трудную минуту бросил Гарета одного, к тому же с женщиной и ребенком!

— Ах, какая заботливость!

— Ты просто бессердечный мерзавец!

— Ну спасибо, Хью, принимаю это как комплимент. — Перри открыл табакерку и взял табаку. — Я что-то не заметил вас рядом с ним.

— Правильно. Мы уехали, чтобы дать ему возможность как следует провести брачную ночь.

— Черта с два! — воскликнул Кокем. — С ней у него не получится настоящей брачной ночи. Я глазам своим не поверил, когда увидел, что она устроила ему там, в церкви. Надо же — оставила на пальце то кольцо! Какая наглость с ее стороны!

— Уймись, Джонатан, едва ли она сделала это преднамеренно, — протяжно произнес Перри. — Более того, должен вам сказать, что молодая жена Гарета — женщина с огоньком, хотя по ее внешнему виду этого не скажешь. Когда она сердится, то выглядит совершенно потрясающе.

— Откуда ты это знаешь?

— Не забудьте, что я остался с ними, когда вы все удрали. — В серых глазах Перри плясали веселые искорки. — Поверьте, миловидная женушка Гарета отнюдь не скучна.

— И на том спасибо!

— Да уж, за последние двадцать четыре часа я так и не смог понять, что такое разглядел Гарет в ней, чего не заметили мы все.

— Возможно, счастье, — язвительно заметил Перри.

— Счастье?! Будем надеяться, она не нагонит на Гарета тоску!

— Хотите знать, что я думаю? — спросил Кокем, наклоняясь через стол.

— Откровенно говоря, не очень.

— Я думаю, что Гарет совершил большую ошибку.

Ему следовало жениться на деньгах. На больших деньгах.

Иначе как он сможет существовать в этом мире?

Одлет кивнул с умным видом:

— Да… и у него был большой выбор богатых невест: леди Истлей, мисс Беатрис Смит-Морган, даже Луиза Беллингтон, которая скоро станет самой богатой наследницей в Англии, и та бегала за ним без всякого стеснения.

Да она в мгновение ока выскочила бы за него замуж, если бы он предложил ей…

— Забавно, не правда ли? — пробормотал Перри с театральным вздохом. — К чертям деньги и титулы. Для того чтобы двери лучших домов Англии открылись перед тобой, нужны лишь обаяние да красивое лицо.

— Не говоря уж о красивых бедрах, — с некоторой завистью добавил Кокем.

— Похоже, тебе в последнее время такое не перепадало, старина? — заметил Перри, искоса взглянув на него.

— Чума на твою голову, Перри! — возмущенно прошипел Кокем.

Перри ухмыльнулся и отхлебнул вина.

— Скажите, кто-нибудь видел Чилкота?

— Мы не встречались с тех пор, как расстались перед входом в церковь, — сказал Одлет. И, передразнивая высокий гнусавый голос Чилкота, добавил:

— Он слишком устал и поехал выспаться для поддержания формы.

Все присутствующие расхохотались.

— Устал? Как будто все остальные не устали!

— Черт с ним, с Чилкотом, — задумчиво проговорил Хью. — Меня больше беспокоит другое: что предпримет Гарет, имея на руках молодую жену и ребенка, когда у него нет ни денег, ни крыши над головой…

Лица приятелей сразу же посерьезнели: их друг попал в трудное положение, и они это понимали.

— У герцога столько денег, что он может купить пол-Англии, — заявил Одлет. — Гарету не о чем беспокоиться.

— Не забывай, Гарет слишком горд, чтобы прибежать за помощью к старшему брату, особенно после ссоры, которая произошла между ними вчера, — возразил Хью. — Ему придется добывать деньги из какого-то другого источника.

— Из какого? — спросил Кокем.

— У него есть кредит.

— И мы.

Перри, уставившись в свой бокал, покачал головой:

— Кредит Гарета почти на нуле. Вы же знаете, что герцог отказался оплачивать его долги.

— Черт возьми! Где же выход?

— Ну что ж, ему поможем мы. Мы ведь его друзья!

— Правильно, — саркастически заметил Перри. — Не забудьте только, что финансовое положение у большинства из нас не лучше, чем у него.

— Где же выход, Перри? Как ты думаешь, что ему делать в такой ситуации?

Губы Перри дрогнули в улыбке.

— Возможно, ему придется самому зарабатывать на жизнь.

— Гарету? Работать? Что за абсурдная мысль!

— А как еще они смогут прокормиться? Или надо работать — или придется попрошайничать, занимать, красть, — задумчиво сказал Перри. — Но, откровенно говоря, я думаю, что наш друг слишком честен, чтобы прибегать к последнему способу. А теперь… не продолжить ли нам нашу игру? Чувствую, что мне сегодня должно повезти.

Глава 16

К счастью, вопрос о том, где молодой семье пристроиться на ночлег, решился вскоре после раннего обеда.

Они перекусили в кондитерской пирожными с малиновым вареньем и сахарной глазурью и пустились в обратный путь через весь Лондон. Их заметила проезжавшая мимо в изящном экипаже Лавиния Ботгомли. Она, естественно, остановилась, поскольку лорд Гарет был одним из ее клиентов, которого она была бы не прочь обслужить лично. Узнав, что Дикарь только что женился и что ему и его семье требуется место для ночлега, она предложила ему комнату в своем заведении.

— Для вас, разумеется, бесплатно, — любезно сказала она, окинув Джульет и малышку сочувственным взглядом. — Я могу вам предоставить Красную комнату на втором этаже. Это, как вам известно, одна из лучших комнат, и там вам никто не помешает.

— Боже упаси. Вин, разве я могу привести туда свою семью?! — в ужасе воскликнул Гарет.

— Не будь ханжой, Гарет. Если хочешь, можешь считать это моим свадебным подарком.

— Абсолютно исключено. Это немыслимо…

— Нет, Гарет, подожди… — Джульет, которая либо не знала, либо не желала знать, что означает чувственный запах духов, исходивший от Лавинии, и слишком глубокий вырез лифа ее платья, жестом остановила протесты своего супруга. Обернувшись к Лавинии, она сказала:

— Вы очень добры. Нам негде ночевать сегодня, и мы с радостью примем ваше предложение.

Гарет поперхнулся от неожиданности.

— Но, Джульет, мы не можем… я хочу сказать…

— Не будем ходить вокруг да около, — улыбнулась Лавиния. — Его светлость пытается сказать вам, что я содержательница борделя.

— Вот как? — пробормотала Джульет, мучительно покраснев от смущения.

— Но это очень хороший бордель, — продолжала Лавиния. — Я допускаю туда только избранных клиентов: богатых, остроумных, воспитанных. — Она подмигнула Джульет. — Знаете, это позволяет держать на расстоянии всякий сброд.

— Да, понимаю… — тихо сказала Джульет, умудрившись даже улыбнуться. — Простите мою растерянность, мадам Ботгомли, но я никогда не жила в борделе и, естественно, была немного смущена. Однако нам нужно где-то переночевать, а вы так любезны…

— Не надо извиняться, дорогая, я все прекрасно понимаю, — сказала Лавиния, погладив Джульет по руке. — Но комната есть комната, не так ли? Я сама позабочусь о том, чтобы вам было там удобно и чтобы никто вас не потревожил. Мало того, я думаю, что даже найду колыбельку для ребенка. Ну, каково? А теперь, если мы отправимся туда прямо сейчас, пока еще рано, никто даже не будет знать, что вы там находитесь.

Джульет, решившись, кивнула:

— Хорошо. Мы согласны.

— Позвольте, — вмешался Гарет, начиная сердиться. — Я не допущу, чтобы моя жена и дочь провели ночь в доме терпимости!

Джульет отвела его в сторону и прошептала на ухо:

— Гарет, мне этот вариант тоже не нравится, но ведь это всего на одну ночь, к тому же так мы сэкономим немного денег.

— У нас достаточно денег, и нам незачем экономить!

— Более абсурдного заявления я еще от тебя не слышала.

Он стиснул зубы.

— Ты отдал большую часть своих денег викарию, а то, что дали нам герцог и Перри, хотя это и весьма значительная сумма, нельзя растянуть на всю жизнь. Мы не можем себе позволить быть слишком разборчивыми, Гарет. А теперь прошу тебя спрятать подальше свою гордость и проявить практичность.

— К моей гордости это не имеет никакого отношения. Я хочу снять комнату в отеле. В хорошем отеле. Это наша брачная ночь, Джульет, а ты заслуживаешь самого лучшего.

— Брачная ночь ничем не отличается от всех других ночей, — сказала Джульет, не подумав о том, что ее слова глубоко ранили его. Заметив обиду в его глазах, она взяла его за руку и добавила:

— Мы не можем бросать деньги на ветер, Гарет.

Он пристально посмотрел на нее, потрясенный тем, что она придает так мало значения ритуалам и символам, знаменующим брак. Сам он относился к ним весьма трепетно, и, наверное, если бы она его любила, то разделила бы его отношение. Может, и к их браку она относится так же? Как к чему-то несущественному? Не заслуживающему особых усилий? Интересно, если бы она вышла замуж за Чарльза, то их брак тоже значил бы для нее так мало, что она, так же как сейчас, не задумываясь осквернила его, проведя брачную ночь в борделе?

Почему-то он в этом сомневался.

— Хорошо, мадам, — сказал он, стараясь скрыть обиду. — Будь по-вашему.

Гарету не хотелось, чтобы его жену видели в обществе самой известной в Лондоне проститутки, поэтому он попросил Лавинию ехать вперед, сказав, что они прибудут чуть позже. Он не спешил. Не торопясь нашел конюшню для Крестоносца. Аккуратно вычистил своего скакуна, накормил его, напоил и вообще всячески тянул время. Наконец, когда оттягивать неизбежное дольше было уже невозможно, они пустились в путь, пробираясь боковыми улицами, чтобы никто не увидел, что они направляются в бордель.

Джульет, очень спокойная, шла рядом с ним. Он чувствовал, что она расстроена. По-видимому, она понимала, что допустила какую-то ошибку, но не знала, какую именно. Она, наверное, думала, что он расстроился, потому что задета его гордость; все же ни один уважающий себя вельможа никогда не повел бы свою супругу в бордель, тем более для того, чтобы провести там брачную ночь. Но дело было не только в этом. Ведь если бы она вышла замуж за Чарльза, то никогда не опозорила бы их брак брачной ночью в борделе. Нет, она захотела бы, чтобы все было организовано так же безукоризненно, как хотел бы того Чарльз.

— Гарет, — наконец заговорила она.

— Да?

— Я не понимаю, что я такого сделала, но хотела бы, чтобы ты объяснил мне. Ты рассердился на меня из-за того, что я не пожелала зря тратить деньги?

Он поморщился. Зря.

— Нет.

— Или, может, тебе не понравилось, что я сама приняла решение, а ты считаешь это унизительным для мужчины?

— Нет.

— Тогда скажи, что я сделала не так.

Он покачал головой. Ему не хотелось говорить на эту тему. Не может же он сказать ей правду: его рассердило то, что его снова сравнивали с Чарльзом — хотя и косвенным образом — и что он снова оказался второсортным.

Нет, он не может сказать ей этого. Слишком уж это смахивало на жалость к себе.

— Ничего, Джульет. Переживу.

Она пристально посмотрела на него, пожала плечами и снова замолчала.

Впереди уже показался бордель, расположенный в неприметном угловом здании. Гарет, чтобы не показываться возле главного входа, незаметно обогнул дом и подвел свою семью к черному входу в ужасе оттого, что кто-нибудь может увидеть их. Если это произойдет, репутация его супруги будет безвозвратно загублена еще до того, как он сможет должным образом представить ее в обществе.

Господи, что за невообразимую кашу он опять заварил!

Он поднялся по ступеням и резко постучал в дверь висячим молотком. Дверь почти сразу же открылась, и на них с высоты своего почти двухметрового роста вопросительно уставился Марио, вышибала. Сверкающая золотом ливрея и напудренный парик Марио не могли скрыть грубой силы, за которую он и был нанят мадам. Ему полагалось спускать с лестницы клиентов, не соответствующих ее стандартам происхождения, воспитания и внешнего вида.

— Милорд?! — прохрипел он и, откашлявшись, повторил более четко:

— Милорд!

— Лавиния сказала, что мы можем остановиться здесь на ночь, Марио, — с невозмутимым видом произнес Гарет.

— Да, да, конечно. Входите, пожалуйста.

— В Красной комнате, — добавил Гарет, чувствуя себя крайне униженным. — И чтобы нас не беспокоили.

— Понимаю, милорд.

Марио почтительно пропустил их внутрь и закрыл за ними дверь. Откуда-то доносился женский смех. Гарет взглянул на жену. Она была очень бледна, но испуга или растерянности он не заметил.

А вот Гарет, наоборот, попав в знакомую обстановку, пришел в замешательство, ощутил неловкость и смущение. Над их головами простирался во всей красе знаменитый потолок — гордость Лавинии, — на котором весьма живописно, во всех мельчайших подробностях была изображена оргия, в которой участвовали восемь или девять полногрудых, абсолютно голых женщин. Они лакомились вишнями и виноградом, пили вино из золотых кубков.

Одна из женщин лила вино из кубка на соски другой, а мужчина, присевший с открытым ртом на корточки, ловил языком скатывавшиеся с пышной груди винные капли. У мужчины была сильнейшая эрекция. Под ним распласталась на спине еще одна женщина, непристойно ласкавшая его руками и языком.

Джульет ошеломленно посмотрела на потолок, но не сказала ни слова. Она лишь мучительно покраснела. Потом побледнела как полотно.

Гарету хотелось умереть на месте. Он окинул взглядом обшитые деревянными панелями стены под расписным потолком, зеркало в резной позолоченной раме, картины на стенах с изображением эротических сцен. Почувствовал под ногами ковер с длинным ворсом цвета бургундского вина, достаточно мягкий, чтобы ходить по нему босыми ногами, садиться на него голым задом, ложиться без одежды. Услышал долетавший откуда-то приглушенный женский смех, взрывы мужского хохота и визги. От смешанного запаха дорогих духов, благовоний и секса его слегка замутило, на ум пришли воспоминания, заставившие его покраснеть от стыда. Ох, пропади все пропадом! А рядом с ним стояла его милая добродетельная жена, прижимая к груди Шарлотту.

Откуда-то появились несколько самых отборных девушек Лавинии, которые смотрели на них с нескрываемым любопытством. Лицо Джульет словно окаменело, она будто ничего не видела.

Потом появилась и сама мадам — в бриллиантах и сиреневом атласном платье с таким глубоким декольте, что подкрашенные соски ее грудей грозили в любую минуту выскользнуть наружу. От нее исходил аромат терпких духов. Следом за ней вошли ее две знаменитые рыжеволосые проститутки Мелисса и Мелита.

Гарет хорошо знал обеих.

Слишком хорошо.

Под их похотливыми взглядами горячая волна прокатилась по его телу, и ему вспомнились уникальные чувственные наслаждения, которые каждая из них умела доставить. Одна губами, другая — с помощью пальцев ног.

Господи, помоги ему!

— А вот и вы, — промурлыкала мадам, излучая улыбки, как гостеприимная хозяйка. — Следуйте за мной. Мелита принесет вам ужин, а также мыло, бритву и несколько чистых простыней, которые можно разорвать на пеленки для ребенка. Уверяю вас, там вам будет вполне уютно.

— А как насчет колыбели? — спросила Джульет.

— Думаю, ее уже поставили туда.

Джульет кивнула:

— Наверное, это все, что нам требуется. — Она неуверенно взглянула на Гарета:

— Правильно, Гарет?

— Правильно, — пробормотал он и, не говоря больше ни слова, взял ее за руку и повел вверх по лестнице.

На Лондон опустились сумерки.

На улицах и возле парадных зажглись фонари, спешили по домам прохожие и экипажи. Находиться на улице после наступления темноты было небезопасно, потому что под покровом тьмы вылезали, словно крысы из нор, воры, взломщики, грабители, проститутки, нищие и всякий прочий сброд.

В боковых улочках и переулках, не освещенных фонарями, стало совсем темно. Именно в это время в узком пассаже между заведением мадам Боттомли и ломбардом появилась зловещая фигура человека, двигавшегося бесшумно, как призрак.

Он нащупал в кармане деньги, с помощью которых предстояло подкупить Марио. А если не сработают деньги, то сослужит свою службу шпага. Марио его не страшил. Не страшил его и Лондон после наступления темноты. Он не боялся ничего и никого, кроме человека, который заплатил ему за то, чтобы он следил за лордом Гаретом, а навлекать на себя гнев этого дьявола он не имел ни малейшего желания.

Человек трижды стукнул в дверь костяшками пальцев. Он сунул Марио деньги, задал кое-какие вопросы и получил желаемые ответы.

Да, они находятся здесь. Все трое.

Удовлетворенный полученной информацией, человек отступил в темноту, не позволив масляному фонарю, висевшему на кронштейне из кованого железа над входом в бордель, высветить свое лицо и фигуру. Весьма довольный собой, он на мгновение задержался перед борделем, ощущая сквозь тонкие подошвы дорогих туфель грубый булыжник мостовой. Задрав голову, он посмотрел на окно второго этажа, из которого сквозь щель между тяжелыми шторами пробивался свет.

Сегодня лорд Гарет и его маленькая семейка никуда больше не повдут.

Едва заметная улыбка тронула его губы, он повернулся и растаял в темноте.

Глава 17

Джульет, стоявшая возле умывальника и смывавшая пыль с лица, настолько устала, что едва держалась на ногах. Насухо вытирая полотенцем щеки, она наблюдала, как ее муж отстегивает шпагу и осторожно кладет ее поверх плаща. Темно-красный бархат, которым были обтянуты стены, служил идеальным фоном, подчеркивавшим изящество движений этого аристократа.

Он был не похож на себя: плечи напряжены, а выражение лица такое суровое, какое ей доводилось видеть только у герцога. Гарет был не просто недоволен, он был вне себя от ярости, хотя она, как ни старалась, не могла понять почему. Очевидно, будучи аристократом, он не понимал и не желал понимать, что означает разумная экономия. Может быть, ему не нравится, что его заставляют экономить деньги? Может, он с сожалением думает о том, что если бы ему не приходилось заботиться о ней и Шарлотте, то он мог бы по-прежнему вести тот роскошный образ жизни, к которому привык? А может, все-таки он рассердился из-за того, что она сама проявила инициативу и приняла предложение мадам?

Но у нее не было выбора. Джульет еще на ступеньках церкви с чувством обреченности поняла, что ответственность не только за себя и Шарлотту, но и за ее супруга-аристократа ляжет на ее плечи. Теперь это чувство усугублялось усталостью и поведением Гарета. Это ее раздражало. И сердило.

Надо было прислушаться к предупреждениям, а не пропускать их мимо ушей. Следовало обратить внимание на загадочные высказывания некоторых членов его семьи. Например, Эндрю: «Гарет, конечно, гуляка, мот и дебошир… жители деревни называют его Дикарем».

Или герцога: «Кто бы мог подумать, что Гарет вообще совершит что-нибудь стоящее…» Импульсивное предложение Гарета выйти за него замуж и легкомысленное отношение к деньгам говорили о его незрелости и испугали ее, как и утренний приступ транжирства, когда он выбросил на ветер столько денег, что у нее голова пошла кругом. Джульет приложила пальцы к вискам, вдруг запульсировавшим от боли. Очевидно, ей придется самой контролировать расходы. Ей придется самой принимать важные решения, найти жилье и, по всей вероятности, работу, чтобы у них были средства к существованию. Ведь невозможно представить себе, что лорд Гарет де Монфор с его холеными руками и голубой кровью унизится до работы. Обаятельный, избалованный, он был наивен и непредсказуем, как пятилетний ребенок.

Глупое создание, упрекала она себя. Она сама допустила, что отчаянное положение, в котором она оказалась, красивое лицо Гарета и тот факт, что он был братом Чарльза, заставили ее забыть обо всем. Если бы она не утратила здравый смысл, то никогда не позволила бы себе выйти замуж за человека, который делает предложение, сидя на ветке дерева. Если бы она не утратила контроль над собой, то не позволила бы его обаянию обезоружить ее. Она во всем сама виновата.

Испытывая отвращение к себе, она расстегнула булавки на пеленке Шарлотты. Ей некого обвинять, кроме себя. Гарет ничего не может поделать с тем, что он совершенно не похож на Чарльза. Она вышла за него замуж и теперь должна наилучшим образом устроить все, исходя из того, что имеется.

Ей не раз приходилось выдерживать бури, она справится и сейчас. Если потребуется работать белошвейкой где-нибудь в Спитлфилдзе, то так тому и быть. Если придется стать кормилицей ребенка какой-нибудь богатой женщины, то она и это может. У нее есть голова на плечах и две проворные руки, и она будет делать все, что понадобится, лишь бы обеспечить им средства к существованию.

Джульет уголком глаза заметила, что Гарет, порывшись в сундучке, достал чистую простынку. Он поднял глаза и встретился с ней взглядом.

На его лице появилась робкая улыбка. Он явно пытался ослабить возникшее между ними напряжение.

Джульет проигнорировала эту попытку и все внимание направила на Шарлотту. Вытащив из-под малышки мокрую и грязную пеленку, она бросила ее в ночной горшок, чтобы потом постирать. Малышка одарила ее лучезарной улыбкой. Джульет вдруг охватило чувство вины. И стыда. Ведь, выйдя замуж за непутевого брата Чарльза, она предала не только Чарльза, но и их бедняжку дочь.

Бедную малышку, которой следовало сменить пеленки уже несколько часов назад.

На глазах у Джульет выступили злые слезы. Щеки горели от подавляемого гнева, движения стали резкими. Сердито водворив на место упавшую на лицо прядь волос, она бросилась к умывальнику.

И столкнулась с мужем, который направлялся к ней с влажной тряпочкой в одной руке и тазом, наполовину наполненным водой. При столкновении немного воды выплеснулось на ковер, а также на его жилет. Но Гарет не обратил на это внимания. Он протянул ей влажную тряпку, словно трубку мира: