де Монфоры (№1) - Дикарь

В его словах не было ни ревности, ни гнева. Это был простой и честный вопрос, заданный без каких бы то ни было эмоций.

Джульет поняла, что он не спал в дилижансе и видел, как она разглядывала портрет Чарльза и тихо разговаривала с ним.

— Ты видел, — сказала она, покраснев от стыда.

— Видел, — признался он, — но я тебя не осуждаю. Я не стану тебя торопить, Джульет.

— Знаю, Гарет. Но хотя ты мне очень, очень дорог, я, возможно, никогда не смогу полюбить никого другого так, как любила Чарльза. А это несправедливо по отношению к тебе.

— Дорогая Джульет, — тихо сказал он, ласково погладив ее по щеке. — Когда я попросил тебя выйти за меня замуж, я знал, что ты все еще любишь его. И я не питаю иллюзий, что ты когда-нибудь будешь относиться ко мне так же, как к Чарльзу. Я с этим согласен. Разве ты не видишь?

— Ох, Гарет… А как же ты? Как же твои чувства ко мне?

— Но, дорогая, мне кажется, что это видно невооруженным глазом.

Она судорожно вздохнула и отвела глаза, увидев, какой любовью светится его взгляд. Она почувствовала себя очень виноватой, потому что не могла ответить ему тем же. Однако ее тело было охвачено желанием, она тянулась к нему, словно цветок к весеннему солнцу. Что за странная раздвоенность в ней существует?

И, стоя в этой тесноватой, по-спартански обставленной комнате с человеком, который с такой самоотверженностью женился на ней, несмотря на то что она, возможно, никогда не полюбит его так же сильно, как его брата, она вдруг поняла, что должна сделать выбор: либо снова погрузиться в печальные воспоминания, либо очертя голову сделать рывок к освобождению от пут прошлого — к свободе, которая сулила в будущем любящую и счастливую семью для нее и Шарлотты.

Собрав всю свою храбрость, Джульет приняла решение.

— Тогда дай мне почувствовать свою любовь, Гарет. — Она прижалась к нему, заглядывая в глаза почти умоляющим взглядом.

— Ты уверена, что хочешь этого, Джульет?

— Я не могу ответить, пока не наберусь смелости и не узнаю, то ли это, чего я хочу. Я в полном смятении, Гарет, потому что, с одной стороны, хочу сохранить верность памяти Чарльза, но с другой… у меня появились супружеские чувства по отношению к тебе. Не к нему, а к тебе. Ты сможешь заставить меня забыть его, Гарет?

— Откровенно говоря, я не знаю, — улыбаясь, сказал он. — Но с удовольствием попытаюсь узнать.

Она кивнула и закрыла глаза, дрожа от предвкушения наслаждения. Он целовал ее пальцы, прикасаясь языком к ее коже при каждом поцелуе. Она чувствовала его горячее дыхание. Сердце у нее бешено колотилось.

— Джульет? — услышала она его голос. — Я уже пытаюсь, — игриво произнес он.

Она открыла глаза и увидела озорную улыбку на его лице. Глаза у него поблескивали. В это мгновение все страхи Джульет исчезли, потому что ужасно трудно воспринимать всерьез какие-то свои переживания, когда человек, которому ты веришь, которому ты небезразлична и который, может быть, даже любит тебя, поддразнивает тебя, как Гарет.

— О Гарет, — рассмеялась она.

— О Гарет! — улыбаясь, передразнил он. Он поднес ее руку к своему лицу и провел пальцами по щеке. — Прикоснись ко мне, Джульет.

Она робко провела рукой по его лицу. Кожа под ее пальцами была немного огрубевшая и очень теплая. Ей почему-то стало трудно дышать. Ее пальцы скользнули по шее к плечу, она почувствовала твердые мускулы, широкую, мускулистую грудь, плоский живот под тканью сорочки. Она закрыла глаза, понимая, что должна взять инициативу в свои руки хотя бы для того, чтобы доказать себе, что не боится расстаться с прошлым, что способна полюбить другого мужчину. Рука ее скользнула еще ниже.

Он напрягся и затаил дыхание. Ее пальцы нерешительно остановились на поясе его брюк: ей было страшновато, но желание продолжить исследование победило. И Джульет робко прикоснулась к нему сквозь ткань брюк.

Он резко втянул в себя воздух и замер.

А Джульет наклонила голову и поглядела туда, где находилась ее рука.

— Ты… не возражаешь? — спросила она, подумав: «Разве такие глупые вопросы задают мужу?»

— Мне приятно.

— Очень?

— М-м… очень.

Дрожащей рукой она снова провела по твердой плоти, ощущая ее напряженность сквозь ткань брюк. Желание горячей волной прокатилось по ее телу, щеки запылали. Она уже забыла, каким мощным бывает мужское естество, и теперь это ее возбуждало и придавало смелости. Ей хотелось большего.

Ей хотелось, чтобы он был внутри ее тела. Не Чарльз, а Гарет. И не потому что, он похож на Чарльза, а потому, что он — это он. Гарет.

Ее муж.

Она взглянула на него. Он ответил ей удовлетворенной улыбкой, вселяя в нее уверенность в том, что она все делает правильно. Она снова провела пальцами по утолщению, нажимая все сильнее. У него участилось дыхание. Он закрыл глаза и, отступив на шаг, прижался спиной к стене.

— Переложи малышку на диван, — произнес он охрипшим от напряжения голосом. — Положи ее так, чтобы она нас не видела.

— Но она спит, Гарет.

— Все равно… Не хочу, чтобы она, проснувшись, увидела…

Ее позабавила его застенчивость, и она, на мгновение оставив его, чтобы выполнить его просьбу, вернулась и продолжила то, что делала.

— Так лучше, — пробормотал он, стоя у стены с полузакрытыми глазами, а она продолжала трогать, исследовать и ласкать его сквозь ткань брюк.

Еще даже не поцеловав ее, он уже заставил ее забыть о прошлом тем, что просто позволил ей соблазнять себя своей женственностью. Сердце Джульет, медленно пробуждаясь, приводило все ее существо в радостное возбуждение.

Она забыла о том, какое это великолепное ощущение — соблазнять мужчину. Она забыла, как захватывает дух и кровь приливает к щекам, когда чувствуешь, как он возбуждается. Она и сама была так возбуждена, что уже не могла остановиться, продолжая дрожащими руками ласкать его сквозь брюки.

Потом она опустилась на колени и поцеловала его.

Он застонал от удовольствия. Джульет принялась лихорадочно расстегивать одну за другой пуговицы, пока наконец он не вырвался на свободу — огромный, горячий, нетерпеливый. Она взяла его в руки, прикоснулась щекой к теплой плоти и принялась покрывать нежными поцелуями по всей длине, потом раскрыла губы и легонько прикоснулась к нему языком.

— О, Джульет, остановись!

Но она уже взяла в рот набухшую головку, и он беспомощно прислонился к стене, постанывая, как бы признавая свое поражение. А она, прикасаясь к нему языком, продолжала самозабвенно ласкать его. Гарет долго сдерживал себя, но наконец, не выдержав больше, поставил ее на ноги и жадно прижался губами к ее губам, проникая языком между зубов.

— О Боже… Джульет, ты заставляешь меня терять голову…

Да. Она все сделала правильно. Она никогда не пожалеет об этом, никогда. Прижавшись к нему губами, она беспомощно терлась бедрами о его набухшую плоть. Тяжело дыша, он оторвался от ее губ, и его пальцы скользнули под отороченный кружевом ворот ее платья.

— О Гарет…

Так приятно было чувствовать его большую горячую руку на своей коже! Он сдвинул вниз лиф ее платья, взял в ладонь полную грудь и высвободил ее. И сразу же принялся жадно ласкать ее, любовно покусывая набухший сосок, проводя языком вокруг него.

У Джульет перехватило дыхание. Она почувствовала, как желание, нарастая, близится к кульминации. Она постанывала, терлась бедрами о его бедра, вцепившись пальцами в его густые волосы на затылке.

— О, Джульет, — пробормотал он, покрывая поцелуями ее грудь, — ты так прекрасна… Произнеси мое имя, дорогая, — хрипло прошептал он, не отрывая губ от ее груди. Тем временем его руки скользнули под юбки и принялись медленно поднимать их вверх. — Произнеси мое имя, чтобы я знал, что это я воспламеняю тебя.

— Гарет!

Он рассмеялся.

— Гарет. Гарет. Гарет!

На последнем слове у нее перехватило дыхание, потому что его руки обняли ее за бедра и приподняли над полом. От неожиданности она уцепилась за его плечи, чтобы удержать равновесие. Ощутив горячую головку его мужского естества, застывшую наготове у входа внутрь ее тела, она инстинктивно как можно шире раздвинула ноги, сгорая от страстного желания.

Но он застыл без движения, верный своему слову, не желая принуждать ее делать то, чего она, возможно, не хочет.

И Джульет, безумно желая как можно скорее почувствовать его внутри своего тела, взмолилась:

— О, Гарет… прошу тебя!

Он только этого и ждал. Гарет медленно опустил ее на себя, погружаясь в нее все глубже и глубже, заполняя ее целиком. Это было восхитительно. Она в восторге закинула голову назад. Последние шпильки, сдерживавшие ее прическу, упали на пол, и масса волос рассыпалась по плечам и спине. Придерживая ее за бедра, он опускал ее на себя до тех пор, пока она не поглотила его целиком, потом медленно приподнял снова. И снова опустил.

Снова вверх.

Снова вниз.

Дыхание у обоих стало хриплым, прерывистым, темп все ускорялся. Его брюки спускались по ногам все ниже и ниже, а ее волосы и юбки неистово хлестали ее по спине с каждым мощным рывком.

Наконец он повернул ее и опрокинул поперек стола, стоявшего за спиной. Его губы, горячие и жадные, не отрывались от ее губ, стол скрипел и качался под его напором. С каждым рывком она скользила все дальше и дальше к краю по гладкой поверхности стола. Достигнув кульминации, она вскрикнула как раз в тот момент, когда с его губ сорвалось ее имя и горячая струя его семени брызнула в нее. Она вздрогнула, выгнула спину, с мучительным наслаждением принимая ее. По щекам Джульет текли слезы радости и полного удовлетворения.

…Постепенно их дыхание восстановилось. Они вернулись к реальности и, обнаружив, что оба лежат на столе в самых нелепых позах, одновременно расхохотались. И Джульет поняла, что она теперь свободна и может радоваться жизни, потому что ее беззаботный, любящий муж, которого все считали пропащим, наконец освободил ее от призрака, целый год омрачавшего ее жизнь.

— Гарет!

— Что, дорогая?

— Я думаю, наша совместная жизнь не так уж безнадежна.

Глава 26

От приятелей своего брата герцог Блэкхитский узнал, что Гарета никто не видел, с тех пор как они расстались на пороге церкви, в которой он обвенчался с Джульет.

Лавиния Боттомли сообщила ему, что он должен заплатить ей несколько сотен фунтов за ущерб, причиненный Гаретом ее заведению во время поединка с лондонским чемпионом кулачного боя. А в придорожной гостинице, где продавались билеты на почтово-пассажирский дилижанс, он получил сведения о том, что человек, похожий по описанию на Гарета, с женой и ребенком, купил билеты и отправился куда-то в северном направлении.

Значит, Гарету все-таки ничего не удалось, и он, спасовав перед трудностями, возвращается домой. Этого Люсьен и опасался.

И предугадывал.

Лицо Люсьена помрачнело от разочарования. Он повернул Армагеддона к северу. Его преданный осведомитель скакал рядом с ним.

Джульет проснулась, услышав, как захныкала Шарлотта, требуя завтрак. Она открыла глаза, лениво потянулась и прищурилась от яркого солнца, светившего в окна.

За окном пел зяблик, ветерок шевелил старенькие выгоревшие занавески, которые оставил во флигельке предыдущий жилец. Она зевнула и протянула руку к мужчине, в объятиях которого провела ночь.

Кровать была пуста. Она оглянулась вокруг.

— Гарет?

Никто не ответил.

— Гарет? — снова окликнула она.

Молчание. Только требовательный плач Шарлотты нарушал тишину. Взглянув на часы, стоявшие на каминной полке, Джульет тихо охнула. Неужели уже половина десятого? Она еще никогда не просыпалась так поздно!

Но и никогда еще не проводила ночь в объятиях мужчины, подумала она, покраснев. Встречи с Чарльзом были всегда короткими и происходили украдкой за дровяным сараем ее отчима, куда блестящий британский офицер приходил в гражданской одежде, чтобы не вызывать подозрений. Но ночь с ним она никогда не проводила. Ее голова никогда не покоилась на его груди, она никогда не дремала под его рассказы о детстве, чувствуя, как он гладит ее волосы, никогда не засыпала в объятиях его надежных рук и не смеялась до слез, как это было прошлой ночью, когда Гарет рассказывал ей, что проделали со статуей в Рэйвенскоме он и его приятели из компании шалопаев.

Вспомнив об этом, она и сейчас не могла удержаться от смеха. Надо же было придумать такое: покрасить органы коня в пурпурный цвет!

Она встала с постели и сладко потянулась. И тут заметила записку, оставленную на столе возле кровати.

Моя дорогая Джульет!

Я ушел, чтобы начать работу у Спеллинга. Не знаю, когда вернусь домой, но, возможно, вернусь поздно, так что ложись спать и не жди меня.

Люблю, целую, Гарет.

P.S. Я уже по тебе скучаю. Целую много раз.

Сердце у нее сладко замерло от счастья. Он написал:

«Я уже по тебе скучаю».

Она прикоснулась к записке губами. Я тоже скучаю по тебе.

Проголодавшаяся Шарлотта раскричалась вовсю. Положив записку на стол, Джульет подошла к колыбельке и взяла дочь на руки. Гарет, добрая душа, съездил вчера вечером в Абингдон и раздобыл колыбельку у булочника, пообещав за нее дать несколько уроков фехтования его сыну.

— Что случилось, малышка? Ты проголодалась?

Пока дочка насыщалась, Джульет даже покраснела, потому что не могла не вспомнить о поцелуях мужа в эту самую грудь прошлой ночью. Как жаль, что он сейчас не здесь, а работает на Снеллинга. Как было бы хорошо проснуться в объятиях друг друга в это первое утро их совместной жизни!

Ее взгляд упал на столик возле кровати, где, прикрытая ее платком, лежала миниатюра Чарльза. Джульет задумчиво взяла ее в руки. Ей не хотелось надевать медальон на шею. Она просто положила портрет на ладонь, вглядываясь в черты изображенного на нем человека, который, как ей теперь казалось, принадлежал к другой жизни.

— Чарльз… я была значительно моложе, когда узнала тебя, — шептала она, пытаясь найти подходящие слова. — Я была впечатлительной девчонкой, а ты — божеством в блестящем офицерском мундире, верхом на великолепном коне. Я тогда влюбилась в тебя, но теперь понимаю, что мы не были бы счастливы вместе. Мы с тобой были очень похожи — оба слишком серьезные, слишком практичные, возможно, слишком… осторожные. Тогда ты был самым подходящим для меня человеком, и я тебя никогда не забуду, но сейчас я знаю, что самый подходящий для меня человек — твой брат.

Она с трудом сглотнула.

— Надеюсь, ты не в обиде на меня за то, что я сделала, — добавила Джульет, вглядываясь в голубые-голубые глаза на портрете, — но я знаю, ты не хотел, чтобы я была несчастна.

Конечно, никто ей не ответил, да она и не ждала ответа. Она знала, что ответ находится в ее сердце.

Полчаса спустя умытая, одетая Джульет была готова обследовать свой новый дом. Ему явно требовалась генеральная уборка, но она решила немножко отложить ее, а утром прогуляться в Абингдон и посмотреть, что это за город. Или, может быть, пройтись по поместью и спуститься к реке, чтобы показать Шарлотте лебедей и диких уток? Или побродить вокруг и поискать своего мужа, чтобы украдкой понаблюдать за ним? Вариантов было множество.

С Шарлоттой на руках она спустилась по лестнице и выглянула в окно. Стоял погожий весенний день, высоко в подернутом голубой дымкой небе плыли пушистые облака, на газоне распустились тысячи маргариток и одуванчиков. Войдя в гостиную, она очень удивилась, увидев молодую женщину, которая, стоя на четвереньках перед камином, собирала в совок старый уголь и ссыпала его в железное ведерко. Девушка, заметив Джульет, вскочила на ноги и торопливо присела в книксене.

— Миледи?

Джульет растерялась. Она была удивлена, обнаружив постороннего человека в своем доме; к тому же она не привыкла, чтобы ее называли «миледи».

— Извините… кто вы такая? — спросила она, глядя на девушку.

— Прошу прощения, мэм. Меня зовут Бекки. Хозяин сказал, что я буду вам прислуживать. Надеюсь, вы не будете возражать. Я принесла вам завтрак прямо из главного дома: холодная ветчина, хлеб, масло, кувшинчик свежего молока. Я знаю, что у вас ничего здесь нет. — Девушка кивком головы указала на стол. — Завтрак ждет вас на столе.

— Это очень любезно с твоей стороны, — сказала Джульет и покраснела. Взглянув на стол, она вспомнила, чем они с Гаретом занимались на нем менее суток назад. Слава Богу, Бекки не умела читать мысли. Джульет села за стол и налила кружку молока, почувствовав при виде пищи, что сильно проголодалась. — Ты позавтракаешь со мной?

Бекки взглянула на стол голодными глазами, но быстро покачала головой:

— О нет, мэм, я не могу.

— Не отказывайся, — настаивала Джульет, искоса окинув взглядом худенькую девушку. — Я все равно не смогу съесть все.

Бекки нервно передернула плечами и, вытерев пальцы о юбку, взяла кусочек ветчины. Джульет заметила, что девушка выбрала самый маленький кусочек, будто считала, что не заслуживает большего. Ей стоило большого труда убедить девушку взять еще кусочек, не говоря уже о кружке молока, но постепенно девушка расслабилась и, видимо, прониклась доверием к Джульет.

— А теперь расскажи-ка мне о мистере Спеллинге, — сказала Джульет, запивая завтрак молоком. — Ты сказала, что он прислал тебя сюда?

— Так и есть, мэм. И я этому очень рада. Видите ли, я работала в главном доме, но хозяин сказал, что я лентяйка и грязнуля, и хотел меня выгнать. Но я слышала, что вы должны приехать, и подумала: вам будет трудно обойтись без помощи с ребенком на руках и все такое. Поэтому я попросила Спеллинга разрешить мне работать у вас за половину платы. Понимаете, мне не хотелось уезжать из Суонторпа. — Она покраснела и прикрыла рукой рот. — Здесь работает мой парень.

— Значит, мы обе в одинаковом положении, — усмехнулась Джульет.

— О, я видела вашего мужчину! В Суонторпе все только и говорят о нем, особенно девчонки из города, которые здесь работают. Присматривайте за ним хорошенько, не то какая-нибудь попробует увести его у вас.

— Ox, Бекки, — рассмеялась Джульет, покачав головой. — Я так рада, что ты оказалась здесь. Видишь ли, я немного скучаю по дому… а с тобой так приятно поболтать. Я здесь никого не знаю и чувствую себя чужой, потому что приехала с другого конца света.

— Ничего, скоро вы поймете, что люди везде одинаковые, — с деревенской мудростью успокоила ее Бекки. — Уж я-то знаю, каково быть одной и не знать никого вокруг. Знаете что. Спеллинг всегда назначает большие поединки на вечер в пятницу и проводит их на Маркет-плейс. А сегодня как раз пятница. Посмотреть поединок съезжаются джентльмены из Оксфорда, там бывает весело, как на деревенской ярмарке. Можно попросить мою сестренку Бони присмотреть за вашей малышкой, у нее трое своих детишек. А мы с вами отправились бы туда вместе и посмотрели матч.

— Не знаю, что и сказать…

— Мы бы повеселились. Я слышала, что участвует Буйвол О'Рурк, а он всегда собирает толпы зрителей. Вы слышали о Буйволе? Он фермер из Ирландии. Такой здоровяк!

Руки у него размером с ведра, а бицепсы такие, что рубахи рвутся, когда он двигается. Я думаю, это будет хороший поединок. Буйвол еще никогда не проигрывал. Ну, что вы скажете?

— Я не любительница кровавых видов спорта, — нерешительно сказала Джульет.

— Но вы можете просто закрыть глаза, если не захотите смотреть. К тому же там будет столько народу, что нам едва ли удастся подойти близко к рингу, а может, даже и разглядеть ничего не удастся.

— Ну что ж… — Джульет могла найти тысячу других дел, которыми можно было бы заняться вечером, но Гарет предупредил, что может вернуться домой поздно. А ей полезно выйти из дома. — Ладно, ты меня уговорила, — наконец сказала она. — Во сколько я должна быть готова?

Он, конечно, не сказал ей.

Не сказал, чем он и другие, кто работал у Снеллинга, будут заниматься все утро в амбаре, пол которого был устлан сеном, а с балок на веревках свисали кожаные «груши», набитые опилками. Он не сказал ей, потому что знал: она рассердится, а Гарет и подумать не мог о том, чтобы разочаровать или рассердить ее, особенно теперь, когда она смотрела на него почти с обожанием.

К тому же ей и не нужно было об этом знать. Зачем?

Ведь это был всего-навсего способ заработать на жизнь.

Возможно, не самый благородный, но разве это важно?

Важно, что это позволит ему заработать деньги. Впервые в жизни он заработает деньги, а не получит их просто так, за то лишь, что его старший братец — один из пяти самых богатых людей Англии. Впервые в жизни — если не считать спасения жизни пассажиров дилижанса и спасения Джульет и Шарлотты с помощью обручального кольца, — он был доволен собой. Гордился собой. Не полагаясь ни на кого, он сам зарабатывал на жизнь. И не искал новых способов избавиться от скуки, не устраивал диких забав на потеху окружающим и не ввязывался в рискованные приключения, зная, что Люсьен всегда выручит его. Своим умом и своими руками он зарабатывал на жизнь жене и дочери — двоим людям, которых любил больше всего на свете.

Да, в этом он не сомневался. Малышку Чарли он полюбил сразу же, как только увидел ее глаза, так похожие на глаза его брата. А уж что касается Джульет, красивой темноволосой Джульет с ее гладкой кремовой кожей, нежными ручками и соблазнительными длинными ножками…

На его лице расплылась глуповатая улыбка. Он самый везучий человек во всей Англии и, видит Бог, не собирается потерять то, что имеет, открыв ей, для какой цели его нанял Спеллинг.

Весело попрощавшись с остальными, он вышел из амбара, накинув рубаху на все еще влажные от пота плечи.

Все его мускулы горели после продолжительной тренировки, и он чувствовал себя полным жизни и свободным.

Он понимал, что вид у него самодовольный, но ничего не мог поделать с собой. Ведь если он сегодня сумеет показать себя, то этот негодяй Спеллинг заплатит ему половину выручки за поединок — он так обещал.

Черт возьми, надеюсь, что Люсьен не пронюхает об этом.

Это было бы так же нежелательно, как если бы об этом узнала Джульет. Конечно, в конце концов ей все станет известно — и может быть, скоро, — но к тому времени он что-нибудь придумает.

Сквозь деревья виднелись розовые стены главного дома поместья, а чуть подальше — флигелек. Справа от него поблескивали на солнце воды Темзы, которые так и манили искупаться.

Гарет замедлил шаг. Ах, черт возьми, не может же он явиться домой пропахший потом, словно целый день работал в поле!

Она может догадаться. Она может спросить. А ему совсем не хотелось лгать ей. Он, конечно, кое о чем не договаривал в разговоре с ней, но лгать ей не желал.

Радостно насвистывая, Гарет свернул на луг и направился к берегу реки. В траве пестрели лютики, маргаритки, одуванчики, еще не отцвел шиповник, а плющ, увивавший стволы старых деревьев, ярко зеленел под лучами солнца. Гарет радовался жизни. И был доволен своей участью. Почва под ногами была черной, плодородной.

И не впервые за этот день он позавидовал Спеллингу, который владел этим поместьем.

Вот было бы здорово, если бы поместье принадлежало ему!

Но это были пустые мечты. Если он будет думать о том, как он презирает Спеллинга, или тем более завидовать ему, это только испортит его необычайно хорошее настроение. К тому же у него есть Джульет и Шарлотта, а это для него более ценно, чем сотня Суонторпов.

Отыскав тропинку, он пересек по мосту ручей, остановившись на мгновение на середине, чтобы взглянуть на выводок молодых лебедей, проплывавших внизу, потом оказался на другом берегу.

Как он и ожидал, вокруг не было ни души. Он повесил рубаху на нижнюю ветку дерева, сбросил сапоги, снял брюки и, поразмяв мускулы, бросился в холодную воду. Ледяная вода обожгла кожу, но он нырнул под воду, желая смыть с себя все свидетельства утренних тяжелых трудов.

Да, жизнь действительно прекрасна.

Глава 27

Бекки не преувеличивала, когда рассказывала об огромной популярности поединков, которые устраивал Спеллинг. Так думала Джульет, когда они вечером шли через поля в Абингдон. К центру города пешком, в экипажах, верхом со всех сторон стекался народ. Орали друг на друга кучера, требуя посторониться. Лаяли собаки, шныряя под ногами пешеходов и чуть ли не под копытами лошадей и колесами экипажей. На каждом углу улицы стояли торговцы, продававшие пирожки, пиво и другие прохладительные напитки. Вокруг царила шумная праздничная атмосфера.

— Как много народу! — воскликнула Джульет, оглядываясь вокруг.

— Когда выступает Буйвол, здесь всегда такое столпотворение, — пояснила Бекки. — Буйвола еще никому не удалось победить. Подумать только, однажды Снеллинг подзадорил его и заставил помериться силами с быком. Они столкнулись лбами, но Буйвол такой здоровяк, что бык не смог сдвинуть его с места.

— Не может быть, чтобы человек обладал такой силой!

— Некоторые сомневаются в том, что Буйвол человек.

Джульет только рассмеялась. Заразившись царящим вокруг весельем, она и сама развеселилась. Она почувствовала себя свободной и беззаботной. Неудивительно — она окончательно распрощалась с Чарльзом, он ушел из ее сердца. К тому же, если не считать сестры Гарета, она давненько не проводила время в обществе подружки. Она была целиком поглощена материнскими заботами и горевала по Чарльзу, что убивало всякое желание развлекаться. А сегодня благодаря Гарету она снова почувствовала себя такой, какой была когда-то.

Все благодаря ее дорогому Гарету.

При мысли о нем у нее потеплел взгляд. Сегодня она его почти не видела, если не считать нескольких минут, когда днем он забежал в их флигелек. В это время они с Бекки ползали на четвереньках, отскребая грязь с кухонного пола. Он появился на пороге — улыбка до ушей, волосы влажные, взлохмаченные. Когда он был рядом, никакой работой заниматься было невозможно. Он грыз яблоко и метался по кухне, словно тигр в клетке, натыкаясь то на одно, то на другое, чтобы рассмешить ее.

— Перестань! — наконец не выдержала она и рассмеялась.

— Не могу, — заявил он и, подмигнув Бекки, наклонился и поцеловал Джульет в губы. От него пахло яблоками и солнцем, и она вдруг почувствовала, как ее охватывает желание.

— Что привело тебя в такое хорошее настроение? — спросила она, когда он наконец оторвался от ее губ.

— Ничего особенного. Совсем ничего, дорогая.

— Ты ведешь себя так, словно сам сегодня участвуешь в поединке.

Он удивленно вскинул брови и рассмеялся.

— Может, и участвую, — весело сказал он и, отсалютовав ей яблоком, исчез за дверью.

Джульет долго смотрела, как он пересекает газон, направляясь к главному дому. Походка у него была такая самоуверенная и гордая, как будто весь мир был у него в кармане. Когда она повернулась к Бекки, та, сидя на корточках, покачала головой:

— Уж эти мужчины! Они никогда не становятся взрослыми, ведь правда?

— Знаешь, Бекки, я и не хочу, чтобы этот мужчина становился взрослым. Он умеет рассмешить, когда мне хочется плакать. Он помогает увидеть в жизни хорошее тогда, когда я вижу одно плохое. Он знает, когда жизнь следует воспринимать серьезно, а когда — нет. Он милый, он смешной, он умный и не боится выставить себя полным болваном. — Она улыбнулась и вздохнула. — Нет, я не хочу, чтобы он взрослел, если это означает, что он станет не таким, как сейчас.

Бекки, все еще сидя на корточках, искоса взглянула на нее:

— Вы его очень любите, это сразу видно. Вы не можете это скрыть. Неудивительно, ведь ваш мужчина обаятельный, добрый и красивый, его легко любить.

— Все это так, — вдруг смутившись, сказала Джульет и отвела взгляд. — Но признаться в своих чувствах довольно трудно даже самой себе.

Бекки понимающе рассмеялась:

— Лучше уж вам признаться, потому что совершенно ясно, что ваш мужчина влюблен в вас не меньше, чем вы в него.

— Бекки, ты меня смущаешь, — сказала Джульет, а девушка лишь фыркнула в ответ и снова принялась скрести пол.

К счастью, Бекки больше не возвращалась к этой теме, но Джульет целый день вспоминала ее слова. Вспомнила она об этом и сейчас, когда они шли по улице, направляясь к центру Абингдона.

Вы его любите, это сразу видно.

Она задумалась над их браком. Он любил повеселиться и позабавиться. Она была серьезной и практичной. Он был беспечен и импульсивен и обожал быть в центре внимания. Она была осторожной и сдержанной и не любила привлекать к себе внимания. Он был аристократом, который никогда в жизни не работал. Она была провинциалкой, которая терпеть не могла сидеть сложа руки. Что, черт возьми, могло быть между ними общего?

Когда погиб Чарльз, ей казалось, что в ее жизни никогда больше не будет светить солнце. Но оно засветило.

Благодаря Гарету, человеку, который, как она теперь поняла, подходил ей, как фигурная бородка ключа именно к этому сложному замку; человеку, который умел рассмешить ее, чего никогда не делал Чарльз; человеку, который сделал ее такой счастливой, какой никогда не смог бы сделать Чарльз. Чарльз был слишком серьезен и слишком рассудителен, и они с ним, наверное, со временем наскучили бы друг другу.

А что касается Дикаря, то в одном она могла быть совершенно уверена: с ним ей не будет скучно. Ни сегодня, ни завтра, никогда.

«Пурпурные органы!» — вспомнилось ей, и она тихо рассмеялась.

— Чему смеетесь, а? — спросила Бекки, когда они, влившись в толпу, свернули на Бридж-стрит.

— Да так… Вспомнила кое о чем, что сделал мой муж, — Вы много думаете о нем, не так ли?

— Ох, отцепись, Бекки! — сказала Джульет и рассмеялась. Бекки тоже рассмеялась и стала рассказывать о своем парне по имени Джек, одновременно указывая Джульет на разных горожан, которых она знала. Кривая улица, перетекая с горки на горку, вела к Маркетплейс, в центре которой возвышалось здание городской ратуши. Каменный постамент ратуши, возвышаясь над уровнем улицы на несколько ступеней, представлял собой своего рода театр на открытом воздухе, сцену которого со всех сторон окружали толпы зрителей. В центре открытой арены был устроен ринг, окруженный веревками. Там суетились какие-то люди, среди которых находился и Спеллинг.