де Монфоры (№1) - Дикарь

— Подойдите ближе, — негромко сказал он.

В комнате стало тихо. Джульет сделала несколько шагов вперед, чувствуя, что глаза всех присутствующих направлены на нее. Сердце у нее бешено колотилось, ладони увлажнились. Как только она подошла к кровати, лорд Гарет взял ее руку и поцеловал.

— Вы… ангел, — произнес он заплетающимся языком, нежно пожимая ее руку.

Она улыбнулась:

— А вы, лорд Гарет, пьяны.

— К стыду моему, это так. Но, учитывая обстоятельства, это полезно.

— Вам очень больно?

Он усмехнулся, все еще не выпуская ее руки:

— Если говорить честно, мисс Пэйдж, то я вообще ничего не чувствую.

Где-то за ее спиной хохотнул Чилкот, но она даже его не услышала. Когда Гарет взглянул на нее из-под растрепавшихся волос, которые так трогательно упали на лоб, она увидела наконец, что глаза у него светло-голубые и очень сонные.

— Думаю, вы все-таки были правы, — сказала она, отнимая у него свою руку и поправляя упавшие на лоб волосы. Рука у нее при этом дрожала. — Судя по всему, вы останетесь живы.

— Я и не подумаю умирать. Знаете, мне понравилось быть героем. Я, пожалуй, буду почаще спасать прекрасных дам, попавших в беду. — Он снова взглянул на нее, и теплый серьезный взгляд прекрасных голубых глаз проник в потаенные уголки ее сердца, о существовании которых она давно забыла. — Не позволяйте Люсьену запугивать себя, хорошо?

— Не позволю.

Он кивнул, удовлетворенный, и глаза его медленно закрылись.

— Спасибо, что пришли навестить меня, мисс Пэйдж.

— А я благодарю вас, лорд Гарет, за все, что вы сделали для меня сегодня, — сказала она, стараясь, чтобы не дрожал голос. Потом, поддавшись неожиданному импульсу, она наклонилась и сквозь спутанные пряди волос поцеловала его в лоб. — Я обязана вам жизнью.

Джульет шла рядом с Нериссой вдоль полутемного коридора, и их шаги были единственным звуком, нарушавшим тишину дома. Ей совсем не было холодно, но она поеживалась, как от озноба. Сердце все еще учащенно билось, и ей очень хотелось выбежать наружу и вволю надышаться холодным ночным воздухом. Что с ней происходит? Почему она так реагирует на лорда Гарета?

Она не испытывала ничего подобного с тех пор… с тех пор как была влюблена в Чарльза.

Она вздрогнула и попыталась выбросить из головы эти мысли. Конечно же, ее сердце бьется учащенно только потому, что они направляются в комнату Чарльза, и это ее заранее волнует. Конечно же, ее реакция на Гарета объяснялась лишь тем, что он был братом Чарльза. К самому Гарету это даже не имело отношения.

А если говорить правду? Именно сам Гарет вызывал у нее подобную реакцию.

— С вами все в порядке, Джульет? — спросила Нерисса.

Джульет заставила себя улыбнуться:

— Да, спасибо. Просто день был очень утомительный.

— Еще бы! — с сочувствием сказала Нерисса, окинув ее проницательным взглядом голубых глаз, и Джульет показалось, что молодая леди о многом догадывается, но молчит. Что может подумать о ней Нерисса, если она воспламеняется от вида одного брата, в то время как должна оплакивать другого?

Наконец Нерисса остановилась перед массивной резной дверью и взглянула на Джульет, которая насторожилась и замерла в ожидании.

— Чарльз гордился бы вами, — сказала Нерисса. — Вы нашли в себе силы проделать весь этот долгий путь и приехать в Англию ради того, чтобы дать своему ребенку имя и семью. И пусть вас не тревожит поведение Люсьена.

Если он вам не поможет, то это сделает один из нас. — Она приоткрыла дверь. — Марта, — крикнула она, — можешь отправляться спать! Я вижу, ты принесла колыбельку из детской. Молодец!

Из комнаты, позевывая, появилась та самая дородная женщина, которая ухаживала за Шарлоттой.

— Об этом позаботился лорд Эндрю, миледи. Он сказал, что, наверное, мать не захочет разлучаться с дочерью. И еще он сказал, что, пока не удастся найти в деревне кормилицу, придется некоторое время держать ребенка здесь, а не в детской. Малышка сейчас спит, но, наверное, скоро ее придется покормить.

— Ну и ну! Я и не подозревала, что Эндрю разбирается в таких вопросах, — удивленно сказала Нерисса.

— Спасибо за помощь. Марта, — поблагодарила Джульет и повернулась к сестре Чарльза:

— Благодарю и вас, леди Нерисса. Вы все так добры к нам.

Марта просияла:

— Не стоит благодарности, мадам. Давненько в этом доме не было младенцев, скажу я вам.

— Что правда, то правда, — улыбнувшись уголком губ, согласилась Нерисса. — А теперь иди. Марта. Уверена, что мисс Пэйдж хочет отдохнуть. А с Шарлоттой мы встретимся за завтраком.

Марта присела в книксене и неторопливо пошла к себе по длинному коридору.

Нерисса посмотрела ей вслед.

— Знаю, вы не привыкли к слугам, но если вам потребуется помощь Молли, то дерните за шнурок звонка у изголовья кровати. — Она торопливо обняла Джульет. — Я рада, что вы приехали. А теперь доброй ночи. Увидимся утром.

— Доброй ночи, леди Нерисса, — улыбнулась в ответ Джульет.

Сестра Чарльза удалилась по коридору, звук ее шагов постепенно затих. Джульет долго смотрела ей вслед. Ей не хотелось, чтобы она уходила. Однако придется решиться.

Глубоко вздохнув, она медленно открыла дверь. И вошла в комнату, которая некогда принадлежала Чарльзу.

Там было тихо. И темно. В камине тихо потрескивали горящие поленья, а перед камином стояла медная ванна рядом с напольной подставкой для полотенец. Чуть дальше виднелась колыбелька, в которой спала Шарлотта. Джульет осторожно закрыла за собой дверь и остановилась, опустив руки, вглядываясь в смутные очертания мебели. В углу стояла большая кровать с пологом, на комоде — единственная свеча, узкий лучик света которой прорезал темноту…

Чарльз.

Она ожидала, что здесь, в его комнате, почувствует его присутствие. Но нет. Здесь были только свеча, она сама да ее спящая дочь, и ничего больше. Не было никакого ощущения его присутствия, его запаха или каких-то воспоминаний. Это была просто комната — и все.

Джульет медленно обошла просторную комнату. Ее юбки касались пола, по которому он ходил, пальцы прикасались к вещам, которые некогда принадлежали ему.

Его самого здесь не было. Он был так же далеко от нее, как все эти одинокие месяцы в Бостоне.

О Чарльз! Я никогда еще не чувствовала себя такой одинокой.

Она прислонилась спиной к столбику, поддерживающему полог, и долго смотрела в огонь, чувствуя себя обманутой в ожиданиях.

— Чарльз?

В комнате по-прежнему стояла тишина.

Захныкала, проснувшись, Шарлотта. Джульет взяла ее на руки и крепко прижала к груди. «Девочка Чарли» — так назвал ее лорд Гарет. Как мило. Глаза у нее защипало от непролитых слез.

Он умер, Джульет. Он ушел навсегда. Разве безжизненная пустота этой комнаты не служит тому подтверждением ?

Она долго прижимала к себе Шарлотту, безуспешно пытаясь вызвать в себе ощущение того, что у нее было и чего никогда больше не будет: эйфорию первой любви, от которой кружилась голова и захватывало дух. Тогда при одной мысли о красивом британском офицере у нее замирало сердце. Какой молодой и наивной она была, если верила в то, что с Чарльзом они «навечно» вместе и что смерть не посмеет тронуть полного сил и энергии молодого человека, каким был Чарльз. Кажется, все это происходило так давно, что успело забыться.

Однако все-таки что-то в ней шевельнулось, когда она увидела его брата, лежавшего в постели, красивого, мускулистого, прикрытого лишь тонкой простыней. Она почувствовала что-то давным-давно забытое.

Желание.

Она покачала головой. Неудивительно, что она не чувствовала присутствия Чарльза в этой комнате. Как она могла бы это почувствовать, если все заслонил собой образ его великолепного младшего брата?

Шарлотта неожиданно больно дернула ее за прядь волос, вовремя напомнив, что, кроме себя, ей есть о ком подумать. Джульет осторожно высвободила волосы из кулачка малышки и, усевшись на стул, стала кормить девочку, глядя в угасающее пламя. Она думала о Чарльзе.

Она думала о своей реакции на Гарета и о том, что она ужасный человек, если способна так себя вести. В конце концов она так устала, что вообще перестала о чем-либо думать.

К тому времени, когда она кончила кормить Шарлотту, вода в ванне совсем остыла, но она, сбросив грязную одежду, все-таки залезла в воду. Наконец, дрожа от холода, она вышла из ванны, насухо вытерлась полотенцем, надела ночную сорочку и улеглась в постель, застеленную свежими простынями, положив щеку на мягкую подушку, на которой некогда спал ее возлюбленный.

Возможно, в этой постели после него никто не спал.

Наконец она закрыла глаза… и увидела Чарльза.

Она увидела снова блестящего британского офицера верхом на великолепном коне, производящего смотр своих войск, браво маршировавших по городской площади.

Она вновь пережила тот момент, когда он впервые заметил, как она наблюдает за ним из окна, и приветственно прикоснулся к своей треуголке. Потом она снова увидела тот день, когда он впервые зашел в их лавку… заговорил с ней. А две недели спустя встретился с ней за дровяным сараем, где они обменялись первым волшебным поцелуем, от которого она чуть не потеряла сознание и могла бы упасть, если бы ее не поддержали надежные руки Чарльза.

— О Чарльз, вернись, мой любимый… — тихо пробормотала она и, вздохнув, перевернулась на другой бок и снова заснула.

Но Чарльз ушел навсегда, а вместо него появился кто-то другой. Он возник в дождливой английской ночи, чтобы закрыть от пули ребенка, но сам получил пулю в бок.

Она подбежала к нему, приподняла его голову, и на нее взглянули мечтательные голубые глаза… но не Чарльза, а Гарета.

Глава 7

Гарет проснулся как от толчка, перед самым рассветом. Сквозь раздвинутые шторы в комнату проникал слабый свет, где-то за окном пел черный дрозд. Он поежился от холода и натянул на себя одеяло, прикрыв плечи. В комнате было пусто, огонь в камине догорел, приятели давно разошлись. «Наверное, после того как я заснул, их выставил Люсьен», — подумал Гарет, не уверенный, благодарить ли за это брата или возмущаться его поступком. Ему вдруг вспомнились слова, сказанные вчера доктором: «Вам повезло, чертовски повезло, милорд. Еще полдюйма — и вы лишились бы ребра, а попади пуля чуть выше — легкого и, вполне возможно, жизни».

Мысль об этом здорово отрезвляла.

Рана оказалась гораздо менее опасной, чем он думал сначала, но он потерял много крови. Да черт с ней, с этой раной, подумал он и застонал. Сейчас его мучила адская боль в голове. «Но виновата в этом скорее не рана, а ирландское виски», — преисполнившись раскаяния, подумал Гарет.

И все же, если бы ему вновь пришлось пережить схватку с разбойниками, он бы поступил так же. Несмотря на жестокое похмелье и пульсирующую боль в области задетого пулей ребра, он был вполне доволен собой. На его лице заиграла глупая улыбка. Приятно, черт возьми, быть героем дня… а уж удовольствие, которое он получил, когда мисс Джульет Пэйдж пришла к нему, чтобы пожелать доброй ночи, и, наклонившись, прикоснулась прохладными губками к его лбу, не описать словами. Он вздохнул, откинулся на подушку и снова улыбнулся довольной улыбкой. Такой знак внимания говорил о том, что его одобряют.

Гарет не привык, чтобы его кто-нибудь одобрял.

Он закрыл глаза. Черный дрозд все еще пел за окном, и он, начиная снова засыпать, представил себе, как Джульет Пэйдж с благоговением смотрит на него, словно он отважный герой, раненный на поле брани, а она — посланный небом ангел милосердия.

Когда час спустя к нему в комнату зашел Люсьен, Гарет крепко спал… и все еще улыбался.

Великий герой проспал завтрак. К тому времени весть о нападении разбойников и отважном поступке Гарета распространилась по всей округе, и в замок начали поступать цветы, записочки и даже стихи, восхваляющие его подвиг.

Дикарь и раньше пользовался успехом среди дам, но никогда еще их восторженное отношение не проявлялось столь бурно, как в то чудесное апрельское утро. Узнав о его подвиге, о том, что он рисковал жизнью, спасая людей, и был «тяжело ранен», все женское население Беркшира пришло в неистовое волнение. Группа краснеющих от робости и хихикающих девиц из деревни принесла ему букет свежей сирени. Полдюжины роз принесли от леди Джейн Сноу, а следом появилась целая дюжина роз от ее сестры леди Энн. Коробку конфет и сочные апельсины прислала мисс Эми Вудсайт. Письма и записочки сыпались десятками. Мисс Салли Чилкот, такая же безмозглая, как и ее братец Нейл, разразилась восторженными стихами.

Люсьена все это раздражало, и, когда в очередной раз лакей вошел с посланием на серебряном подносе в столовую, где все они сидели за завтраком, он потерял терпение.

— Будет ли этому конец? — пробормотал он и в сердцах швырнул послание в кучу писем, растущую на столе перед пустым стулом Гарета.

Взяв чашку с кофе, он снова погрузился в чтение «Джентлменз мэгэзин»[2].

— Ну вскрой его, Люс, — капризно растягивая слова, сказал Эндрю, намазывая маслом кусочек хлеба. Он вытянул шею, пытаясь разобрать замысловатый почерк. — Посмотрим… Ага! Поэма, посвященная отважному лорду Гарету де Монфору. — Он презрительно фыркнул.

— Что бы там ни было написано, это предназначено только для Гарета! — заявила Нерисса, державшая Шарлотту на коленях. — Ты просто завидуешь Гарету… ведь не тебе уделяют столько внимания.

— Ошибаешься, милая сестричка. У меня есть дела поважнее, чем отбиваться от внимания назойливых особ женского пола.

— Не потому ли это, что назойливые особы женского пола не балуют тебя своим вниманием? — огрызнулась в ответ Нерисса.

— Они просто как дети, — снисходительно пробормотал герцог, не отрываясь от журнала.

Чувствуя себя неуютно, Джульет молча размешивала сахар в чашке с чаем. Она так и не поняла, почему во время вчерашнего разговора герцог так странно обошелся с ней, и до сих пор не знала, намерен ли он принять ее в семью и стать опекуном Шарлотты. Он еще не сказал об этом ни слова, и пока Нерисса не привела ее сюда завтракать, она его больше не видела, а следовательно, не имела возможности спросить об этом. Джульет хотела поговорить с ним с глазу на глаз. Здесь, за столом, в присутствии двух препирающихся друг с другом юнцов, разговор на эту тему казался ей неуместным.

Может быть, после завтрака она попросит уделить ей немного времени.

— Не беспокойтесь, мисс Пэйдж, — дружелюбно сказал Эндрю, не правильно истолковав причину обеспокоенного выражения лица Джульет. — Мы с сестрой живем как кошка с собакой. Боюсь, в нашем доме это в порядке вещей. Со временем вы к нам привыкнете.

Джульет взглянула на герцога. Интересно, уделит ли он ей время? Но он не сказал ни слова, продолжая читать.

— За Эндрю тоже бегали бы девушки, если бы он не сидел, уткнув нос в книги, а обращал побольше внимания на окружающий мир, — сказала Нерисса и добавила, обращаясь к брату:

— Расскажи ей об изобретении, над которым работаешь, Эндрю.

— Это пустяки.

Но Джульет заметила, как у Эндрю зарделись щеки.

— О каком изобретении идет речь? — поинтересовалась она.

Он пожал плечами и, наклонив голову, принялся с особым усердием намазывать маслом второй кусок хлеба.

— Я пытаюсь построить летательный аппарат.

— Летательный аппарат? — Джульет от удивления чуть не уронила чашку с чаем.

— Да, — сказал он, не поднимая головы и краснея еще больше. — Я понимаю, что это кажется безумной затеей, но если летают птицы, летают воздушные змеи, летают даже листья на ветру, то почему нельзя его изготовить?

— Это невозможно, — тихо сказал герцог, не отрываясь от журнала.

— Я так не думаю, — сказал Эндрю.

— Если бы Господь хотел, чтобы мы летали, он дал бы нам крылья, — сказал герцог, перевертывая страницу.

— Да, а если бы он хотел, чтобы мы бороздили моря, то дал бы нам плавники, — подхватила Нерисса. — Но он этого не сделал, поэтому нам пришлось изобрести корабли. Так почему нельзя изобрести летательный аппарат? Я считаю идею Эндрю заслуживающей внимания.

— А я считаю, что она просто смехотворна! — сердито обрезал сестру герцог, даже не потрудившись взглянуть на нее. — Эндрю — один из немногих студентов Оксфорда за последние двадцать лет, которые не предавались бражничеству и распутству, а серьезно учились. И ради чего? Ради изобретения летательного аппарата! Какая пустая трата полученных знаний! Какое никчемное расходование энергии чертовски неплохого мозга!

Глаза Эндрю вспыхнули гневом.

— Люсьен, это жестоко и несправедливо! — воскликнула Нерисса.

— Я говорю правду.

— Если бы люди, подобные Эндрю, не изобретали то, что другие считают невозможным, на свете не появилось бы ничего нового!

Эндрю, с грохотом отодвинув стул, выскочил из столовой, чуть не сбив с ног входившего в дверь слугу. Слуга и бровью не повел, когда Нерисса вскочила и бросилась вслед за рассерженным братом. Герцог же с невозмутимым видом продолжал читать журнал, как будто ничего не произошло. Он даже не сразу заметил слугу, принесшего еще одно послание на серебряном подносе, который держал в одной руке, затянутой в перчатку.

— Для лорда Гарета, ваша светлость.

Ни слова не говоря, герцог бросил записку в растущую гору на столе, и слуга бесшумно выскользнул из комнаты.

Люсьен поднял глаза и увидел Джульет, лицо которой выражало неодобрение.

— Я вижу, вы тоже считаете, что я жесток и бессердечен, — сказал он с печальной улыбкой. — Но Эндрю не может сосредоточить внимание на одном проекте, он разбрасывается, у него есть нехорошая привычка не доводить дело до конца. — Он отхлебнул кофе и ласково взглянул на Джульет. — Если я не буду его поддразнивать и подзадоривать, он никогда не сконструирует свой аппарат.

— Вы умеете манипулировать людьми, ваша светлость.

Вы всегда пользуетесь такими методами, чтобы заставить других вести себя так, как вам желательно?

На его губах снова появилась насмешливая улыбка.

— Я делаю это только тогда, когда необходимо, мисс Пэйдж. А теперь сделайте одолжение, отнесите эти письма Гарету. От их запаха у меня начинает болеть голова.

Джульет удалось найти среди бесчисленных комнат и коридоров широкую лестницу, ведущую наверх. Поднявшись на верхнюю площадку, она остановилась. Дверь в комнату Гарета была приоткрыта. Она ухватилась рукой за резные перила и с некоторым удивлением заметила, что ее сердце бьется вдвое быстрее, чем следует. Почему она так нервничает от того, что предстоит войти в его комнату? У нее немало других причин для беспокойства, более серьезных, чем примитивная женская реакция на необычайно красивого лорда Гарета де Монфора.

Например, планы герцога Блэкхитского.

Странно, что он послал ее с этим поручением, когда было бы более разумно — и, разумеется, более прилично! — поручить это одному из слуг. Это ее тревожило, потому что она подозревала, что герцог что-то затевает, хотя и не знала, что именно. Она своими глазами видела, как герцог Блэкхит дергает за веревочки и как люди, сами того не желая, танцуют под его дудочку. Она видела, как он манипулирует Эндрю, умышленно поддразнивая его и заставляя рассердиться. И с ней он проделал почти то же самое во время их беседы прошлой ночью. Герцог сам сознался в этом, но какими соображениями он руководствовался, Джульет не знала, да, по правде говоря, и не хотела знать. У нее не было ничего, что могло бы представлять интерес для Люсьена, ничего, что он мог бы хотеть получить от нее…

Пройдя по коридору, она остановилась возле приоткрытой двери и прислушалась. Тихо. Джульет робко толкнула дверь, с облегчением заметив, что она не скрипнула на хорошо смазанных петлях. Что греха таить, она нервничала. Крепко держа пачку писем во взмокшей "ладони, Джульет собралась с духом и бесшумно скользнула в комнату.

В комнате было неестественно тихо. Она огляделась вокруг, отыскивая место, чтобы положить письма, и старательно избегая смотреть в сторону кровати. На полу валялась подушка, чуть подальше — другая, третья. Наверное, Гарет сбросил их в беспокойном сне. Видимо, у него были сильные боли. Подняв глаза чуть выше, она увидела переливающийся золотым блеском полог, перехваченный малиновым шнуром с кистями, резное изголовье кровати, а на подушке — голову мужчины со встрепанной шевелюрой. Гарет был прикрыт одной тонкой простыней.

У Джульет запылали щеки. Она поспешно отвела взгляд, чувствуя, что вторглась туда, куда не следует, — в спальню мужчины! Надо поскорее положить куда-нибудь эти письма, хотя бы на комод, и бежать отсюда без оглядки!

Она уже двинулась в направлении комода, но подумала, что раненому придется встать с постели, чтобы взять их. Нечего делать, придется положить корреспонденцию на столик возле кровати. Только бы он не проснулся!

Она была готова задушить герцога Блэкхитского собственными руками за то, что он поставил ее в такое неловкое положение.

Прикрыв глаза рукой, как будто заслоняясь от солнца, Джульет осторожно двинулась к кровати, глядя вниз на носки своих туфелек, чтобы не смотреть на мужчину, который лежал в постели.

Краешком глаза она уже видела покрывало на кровати и старалась не поднимать глаз, но, как Пандору, открывшую запретный ларец, ее одолело любопытство, и она украдкой взглянула туда, куда ей глядеть совсем не следовало. На расстоянии вытянутой руки она увидела изгиб мускулистого плеча, обнаженный торс, перевязанный чистым белым бинтом, и очертания бедер и ног, ясно видные под легкой простыней…

В это мгновение он вздохнул и перевернулся на другой бок. Джульет замерла на месте, моля Бога, чтобы он не проснулся и не обнаружил здесь непрошеную гостью, которая, широко раскрыв глаза, наблюдала за ним. О Господи, только бы он не проснулся!

Она на цыпочках подошла ближе и положила пачку писем на мраморную столешницу прикроватного столика. Но она так нервничала и спешила, что задела рукавом письма, и они с тихим шелестом разлетелись по полу.

Мужчина, лежавший на постели, открыл глаза.

Джульет судорожно глотнула воздух.

Лорд Гарет улыбнулся и, сразу же заметив ее смущение, дал ей время прийти в себя. Он преувеличенно громко зевнул и пробормотал:

— М-м-м… вы все еще здесь… Хорошо…

— Хорошо? — ошеломленно переспросила она, мучительно покраснев и в замешательстве попятившись от кровати.

— Да, хорошо. Видите ли, ночью мне приснилось что-то странное. Мне приснилось, будто у моего брата есть милая маленькая дочь, в которой он продолжает жить.

Что прекрасная молодая женщина пришла в мою спальню и наблюдала за мной, пока я спал. Что Люсьен ее не отослал отсюда. — Он улыбнулся, глядя на нее теплым взглядом. — Теперь я понимаю, что, возможно, мне это и не приснилось.

— Я… я должна идти, — прошептала смущенная Джульет.

— Уже? Но я только что проснулся. Если вы уйдете, я могу обидеться. — Он сел в постели, опираясь спиной на подушки, потянулся, разминая мускулы, и снова с неподдельным удовольствием громко зевнул.

Потом он улегся на подушку, заложив руки за голову и открыв взору Джульет тренированные мускулы, что окончательно смутило Джульет. Она, покраснев, отвела взгляд.

— Как вам показался Люсьен, а?

— Ну, как сказать… Он довольно… — замялась она.

— С ним трудно говорить?

Она улыбнулась и пожала плечами, не желая отзываться плохо о брате Гарета.

— Он деспотичен? Груб, жесток, вспыльчив, неприятен?

Она заметила озорные искорки в его глазах.

— Да, но мне не хотелось бы говорить это.

— Почему бы и нет? Ведь все это правда. — Остатки сна слетели с него, взгляд стал острее. — Что он сказал относительно Шарлотты? Он намерен стать ее опекуном?

— Я не знаю. Он даже не намекнул, каковы его планы.

Гарет выругался вполголоса.

— Во время завтрака он не сказал ни слова, а лишь поддразнивал лорда Эндрю, а потом попросил меня отнести вам эти письма. Я старалась не разбудить вас, но… — Она покачала головой. — Мне очень стыдно.

— Почему?

— У меня нет привычки прокрадываться в спальню мужчины, тем более когда он там спит!

— Прошу вас, мисс Пэйдж, не уходите. Мне так приятно ваше общество.

— Но это неприлично!

— Неужели? Мне скучно. Надоело лежать. И мне больше не с кем поговорить.

— Вам не следует разговаривать со мной. Особенно когда вы лежите голый под этой простыней и…

Он удивленно приподнял брови:

— Как вы узнали, что я голый, мисс Пэйдж?

— Я не смотрела на вас, если вы это подумали!

— Напротив, вы смотрели… я имею в виду — в моем сне.

— Лорд Гарет!

Он рассмеялся, в голубых, как небо за окном, глазах запрыгали озорные искорки. Джульет смутилась, заметив неприкрытое влечение в его взоре, и отвела взгляд, почувствовав, как по телу прокатилась приятная теплая волна. Сама того не желая, Джульет улыбнулась. Ей нравился лорд Гарет. И она нравилась ему. Ей было приятно и то, что он сказал правду, и пылкое влечение этого мужчины к ней, которое она почувствовала.

— Скажите, чем вы занимаетесь? — спросила она, чтобы сменить тему на более безопасную.

— Занимаюсь?

— Да. Я имею в виду, что Чарльз был офицером, Эндрю мечтает стать изобретателем, Люсьен — герцог, а вы?

— Я? — Он, кажется, на мгновение растерялся. Разве могла она знать, что он подумал: «Я бесполезный прожигатель жизни. Паршивая овца. Позор семьи. Чем я занимаюсь? Бездельничаю». — Я… развлекаюсь, — сказал он, взглянув на нее из-под густых ресниц таким невинным взглядом и одарив такой обезоруживающей улыбкой, что она не могла не рассмеяться.

— И это все, что вы обычно делаете?

— Пока да. Хотя должен признаться, лежать в постели мне, наверное, быстро наскучит. Поэтому вы просто обязаны ежедневно навещать меня, мисс Пэйдж. Клянусь, я не буду скучать, если вы пообещаете приходить и развлекать меня.

Она рассмеялась, взяла пачку писем и легонько постучала ими по его бесстыдно обнаженной груди.

— Держите. Если вам скучно, то, надеюсь, это поможет вам скоротать время.

— Но у меня нет настроения их читать. Думаю, они все похожи. Достаточно прочесть одно, чтобы знать, что написано во всех остальных.

— Вы прочитали хоть одно?

— По правде говоря, нет. Во сне я многое могу делать, но только не читать.

Он все еще лежал, заложив руки за голову, и с игривой улыбкой смотрел на нее.

Она отвела взгляд в сторону и увидела, что комната полна цветов. Цветы были на комоде, на подоконнике, на письменном столе. Взглянув на них и на пачку писем, оставивших запах духов на ее ладони, Джульет почувствовала то, что можно было назвать ревностью, если бы для такого чувства были причины. Она едва знала лорда Гарета. И то, что ее связывали близкие отношения с Чарльзом, еще не давало ей права претендовать на какие-то особые отношения с его братом.

— Красивые цветы, — сказала она, чтобы что-то сказать, и украдкой вытерла ладонь о юбку, чтобы избавиться от запаха духов. — Вы, кажется, весьма популярны у дам, лорд Гарет?

— Вы так думаете?

— А вы?

Он пожал плечами, скромно признавая, что, мол, да, так оно и есть, но в данный момент это не имеет никакого значения.

— А ваш брат тоже пользовался успехом у дам? — спросила она.

— Кто? Чарльз?

— Ну конечно.

Он обвел ее лицо еще более потеплевшим взглядом:

— Видимо, он пользовался успехом по крайней мере у одной прекрасной леди.

У нее вспыхнули щеки, и она опустила глаза, пряча улыбку.

— У Чарльза, конечно, были поклонницы. Но он был человеком честолюбивым, целиком отдавая себя сначала учебе, потом военной карьере, так что бегать за юбками ему было некогда. По крайней мере он так говорил. Все дело в том, что наши родители — и, конечно, Люсьен — безупречно организовали его жизнь, а он был не из тех, кто восстает из одного лишь духа противоречия.

— Понимаю… Герцог намекнул, что Чарльз был обещан кому-то другому.

— Он был обещан еще до того, как появился на свет.

., Но это, разумеется, не означает, что у него были какие-то чувства к этой девушке.

— А как насчет вас? Будучи предполагаемым престолонаследником, вы тоже связаны, каким-то обязательством?

Он усмехнулся:

— Дорогая мисс Пэйдж, я как раз отношусь к тем людям, которые восстают из одного лишь духа противоречия. Если я когда-нибудь женюсь, то это будет мой выбор, а не Люсьена.

— Понятно… Я почему-то не могу себе представить, что вы послушно следуете курсом, который проложил для вас Люсьен или кто-нибудь другой.

— Еще бы! Но это еще не значит, что он не пытается настоять на своем. — Гарет все еще нежно смотрел на нее, но улыбка постепенно угасла, сменившись выражением сочувствия и понимания. — Вы все еще тоскуете по нему, да?

Улыбка на ее лице тоже завяла. Она задумчиво посмотрела в окно на зеленые холмы.

— Мне кажется, я всегда буду горевать о нем, лорд Гарет. — Джульет помедлила, обратив взгляд к молочно-голубому горизонту, и унеслась мыслями в Бостон, к тому ужасному дню в апреле прошлого года. — Я все еще отчетливо помню ту ночь, когда в последний раз видела его живым. Какое радостное было у него лицо, когда я сообщила ему, что жду ребенка, а он опустился на одно колено и попросил меня выйти за него замуж! Я так и запомнила его стоящим передо мной на одном колене со склоненной головой при свете свечи, который отражался в его золотистых волосах.

— Приятно, что последнее воспоминание о нем так красиво.

— Я знаю. Иногда я даже благодарна судьбе за то, что мне не пришлось видеть его мертвым. Хотя иногда это тяжелее… понимаете, как будто не поставлена последняя точка. Мне так и не пришлось поплакать над его телом, попрощаться с ним. И это до сих пор вызывает боль.

Страшно тяжело утратить любимого человека, но еще тяжелее, когда теряешь его внезапно, даже не имея возможности попрощаться с ним.

— Да… я понимаю, что вы имеете в виду. — Он на мгновение замолчал, погрузившись в свои печальные мысли, созвучные ее воспоминаниям, горюя о брате, чего не смог, а возможно, не пожелал сделать ни один человек по другую сторону Атлантики.