де Монфоры (№1) - Дикарь

— Подобное замечание даже не заслуживает ответа, — с нарочитой бодростью сказал он. — А кроме того, мне кажется, что нам пора перестать обращаться друг к другу «лорд Гарет» и «мисс Пэйдж». Как-никак мы скоро поженимся.

— Брак — это союз, в который не следует вступать необдуманно…

— Уверяю вас, дорогая, что мы вступаем в этот союз, все хорошо обдумав. Вам нужен муж. Шарлотте нужен отец. А я, — он усмехнулся и, театральным жестом приложив руку к груди, поклонился ей, — я в состоянии обеспечить вам и то и другое. Более серьезных оснований для вступления в брак не бывает, не так ли?

— Это не смешно, лорд Гарет.

— Но и не так ужасно.

— Не думаю, что Чарльз имел в виду это, когда умолял меня уехать в Англию.

— Послушай, Джульет. Чарльза нет в живых. И то, что он имел в виду, больше не имеет значения. Ты и я живы, и мы должны наилучшим образом позаботиться о будущем — твоем и Шарлотты. — Он приподнял одним пальцем ее подбородок и заглянул в глаза. — Ну же, прогони поскорее печаль из этих хорошеньких глазок, не то мои, друзья решат, что тебе не хочется выходить за меня замуж.

Джульет вздохнула. Несколько прядей светло-русых волос, выбившись из косицы, обрамляли его лицо. Он был божественно красив, а его озорная улыбка согревала душу сильнее, чем теплое августовское солнце. «Нет, — подумала Джульет, — разве можно чувствовать себя несчастной, выходя за него замуж? Дело не в этом».

И даже не в том, что они едва знали друг друга, не говоря уж о любви. Дело было в том, что она не представляла, каким он станет мужем и отцом, если неизвестно даже, где им придется ночевать в ближайшее время. К тому же он с такой небрежностью выбросил на ветер огромную сумму денег — денег, которые потребуются им на пищу и кров и на другие необходимые вещи, которые гораздо важнее, чем специальное разрешение на заключение брака.

Она в отчаянии взглянула на алтарь, вокруг которого уже собрались все остальные, потом с еще большим отчаянием оглянулась на дверь. Протестующий внутренний голос кричал ей, что она поступает опрометчиво, и ей хотелось зажать уши, чтобы не слышать его.

— Готова, Джульет?

Она вздрогнула всем телом и закрыла глаза.

— Да, лорд Га…

— Нет-нет, как нужно сказать?

— Да, Гарет.

— Так-то лучше. Теперь, кажется, ты готова, — сказал он с обворожительной улыбкой, от которой на щеках появились ямочки, а томные голубые глаза заискрились, как море. — Начнем?

Он уверенно повел ее к алтарю по проходу между скамьями. Шарлотта, крепко прижавшись к матери, смотрела на все вокруг широко раскрытыми любопытными глазенками.

Сердце у Джульет громко колотилось в груди. Дыхание участилось.

— Встаньте здесь, — распоряжался Пэйн, указывая им место у алтаря. — Невеста слева от жениха. Кто будет посаженым отцом?

— Никто, — сказала Джульет.

Пэйн нахмурился:

— Ладно. Кого вы выбираете свидетелями?

Гарет поманил пальцем своего лучшего друга, который стоял рядом, наблюдая за происходящим невозмутимым взглядом серых глаз.

— Перри… И ты тоже, Кокем. Как-никак это была твоя идея приехать сюда.

Кокем ухмыльнулся и, выпятив грудь от важности, шагнул вперед.

Пэйн не терял времени. Он зажег несколько свечей, однако их слабый мерцающий свет не мог разогнать глубокий сумрак церкви. Кто-то кашлянул. Захныкала Шарлотта. Джульет прижала к себе ребенка, вздрогнув под теплым дорогим плащом на шелковой подкладке, наброшенным ей на плечи женихом.

Она искоса взглянула на него. Гарет стоял в непринужденной позе и, обмениваясь какими-то шутливыми словами с Перри, заразительно хохотал, как будто находился на сельской ярмарке, а не на церемонии собственного бракосочетания. Он чувствовал себя совершенно свободно и был невероятно красив. Любая другая женщина была бы счастлива оказаться на месте Джульет.

— Будь другом, Перри, послужи мне зеркалом, — сказал он, на ощупь расправляя складки галстука, заколотого сапфировой брошью. — Ну как, я достаточно хорошо выгляжу?

— Ты выглядишь как картинка, Гарет, — фыркнув, сказал Одлет.

— Что правда, то правда, — добавил с ухмылкой Чилкот.

Перри, который, единственный из всей компании, понимал, подобно Джульет, что все идет не так уж гладко, улыбнулся уголком губ.

— Тебе не мешало бы побриться, — сухо сказал он.

— На это нет времени, — прервал его Пэйн, приказав Перри встать справа от Гарета. — Пусть кто-нибудь возьмет ребенка, чтобы можно было начать церемонию.

Джульет повернулась к сэру Хью, на лице которого отразился ужас. Когда же у него на руках оказался ребенок, он замер, не осмеливаясь даже дышать.

— Ну ладно. — Пэйн остановился перед ними. — Теперь мы, кажется, готовы.

Джульет сбросила с плеч плащ Гарета и положила его на скамью позади себя. Она сразу же почувствовала, как холодно в церкви. Заняв место рядом с женихом, она взглянула на него — красивого, романтичного, великолепного, такого, которого любая женщина была бы счастлива назвать своим мужем.

Любая, но не она. Ее охватило чувство вины, и глаза наполнились слезами. Пэйн, взяв в руки молитвенник, поправил на носу очки и откашлялся. Гарет смотрел на викария с сияющим лицом, как будто наступал момент, которого он ждал всю свою жизнь.

— Возлюбленные мои чада, мы собрались здесь, чтобы соединить священными узами брака этого мужчину и эту женщину. Брак — дело серьезное, богоугодное, и нельзя относиться к нему безответственно, легкомысленно или прикрывая этим распутство.

Безответственно… легкомысленно… Джульет задержала дыхание и крепко зажмурила глаза, пытаясь сдержать слезы.

— Брак предназначен для продолжения рода человеческого… чтобы уберечь людей от греха и от блуда… Мужу и жене предписывается жить в любви и согласии, помогать друг другу, служить друг для друга утешением как в радости, так и в беде… И если кто-нибудь может назвать причину, по которой этим мужчине и женщине нельзя сочетаться законным браком, то пусть скажет об этом сейчас или не говорит никогда.

Присутствующие молчали.

В церкви царила полная тишина, только с улицы доносился грохот экипажей по булыжной мостовой.

Пэйн разок-другой настороженно взглянул на входную дверь, будто опасаясь, что в церковь вот-вот ворвется разъяренный герцог Блэкхитский и положит конец этой безумной затее.

Разумеется, никто не появился. А Джульет, словно онемев, ощущала себя сторонним наблюдателем, перед глазами которого развертывалась какая-то ужасная драма. Она не чувствовала радости. Более того, глаза ее снова наполнились слезами, которые грозили хлынуть по щекам в любое мгновение.

— Согласен ли ты взять в жены эту женщину? Будешь ли ты любить ее, уважать и беречь ее в болезни и здравии? Будешь ли ты хранить ей верность, пока смерть не разлучит вас?

— Да, — громко произнес мужчина, стоявший рядом с ней.

Потом викарий обратился к Джульет и нахмурил лоб над очками, когда увидел выражение ее побледневшего лица.

— Согласна ли ты взять в мужья этого мужчину? Будешь ли ты подчиняться ему и служить ему, любить его, уважать и беречь в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

Она закусила губу, чтобы сдержать слезы, но, заметив встревоженный взгляд потемневших глаз Гарета, прошептала:

— Да.

Она снова взглянула на Гарета и поняла, что невольно обидела его. Радостное возбуждение ушло из его глаз, а когда священник соединил их руки и он почувствовал, как дрожат ее повлажневшие холодные пальцы, его светлые брови в недоумении сошлись на переносице.

— Повторяйте за мной, — сказал священник. — Я, Гарет, беру в жены тебя, Джульет…

Она слышала, как он повторяет слова, но теперь чего-то не хватало, и она поняла, что сама убила то, что пело в его сердце. Пэйн переменил их руки, и она, в свою очередь, послушно повторила за ним те же самые слова.

— Обменяйтесь кольцами.

Она видела, как Гарет наклонил голову и с трудом снял с пальца массивный золотой перстень-печатку. Она уже знала, как выглядит этот перстень с гербом де Монфоров и девизом: «Доблесть, мужество и победа». Она знала это, потому что носила на пальце точно такое же кольцо…

Господи! Она забыла снять его перед церемонией!

Слишком поздно. Гарет взял ее руку и замер на месте, почувствовав, что на пальце, на который он должен был надеть свое кольцо, уже имеется другое, надетое кем-то раньше. Кольцо было точно такое же, как у него, с тем же девизом и фамильным гербом де Монфоров.

Кольцо Чарльза.

Все присутствующие тоже видели это. Она слышала, как шумно втянул в себя воздух стоявший рядом Перри, как чертыхнулся удивленный Чилкот, слышала, как тихо перешептывались остальные присутствующие. Гарет поднял глаза, не зная, как поступить, чтобы не поставить ее в неловкое положение, но, ничего не придумав, надел свое кольцо вслед за кольцом Чарльза и стал повторять за священником слова, которые соединят их навеки во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…

В церкви воцарилась гнетущая тишина. Джульет хотелось умереть на месте. Молодому мужу, наверное, хотелось того же. Однако он нашел силы улыбнуться и, наклонившись к ней, сказал:

— Тебе, моя дорогая, придется сначала снять другое кольцо, чтобы я смог надеть свое.

Она послушно кивнула и протянула ему руку, потому что ни за что не смогла бы сама снять кольцо Чарльза.

«Прости меня», — хотелось ей сказать ему, хотя она понимала, что никакие слова не смогли бы загладить обиду, которую она только что нанесла Гарету. Его глаза были опущены, но она знала, что он наконец понял правду.

Правда заключалась в том, что она все еще любит Чарльза.

Не говоря ни слова, он снял кольцо погибшего брата с ее пальца. На какое-то мгновение Джульет показалось, что он в ярости отшвырнет кольцо Чарльза. Но нет. Он с благородной самоотверженностью снял это кольцо и надел его на указательный палец ее правой руки, а свое надел ей на левую руку — туда, где ему и надлежало находиться, По щеке Джульет скатилась слеза.

Увидев это, ее муж поднял руку к ее лицу, чтобы скрыть от взглядов посторонних эту слезинку, и, заглянув ему в глаза, она прочитала в них: «Я понимаю, что я не Чарльз, но приложу все силы, чтобы ты была счастлива, Джульет. Обещаю тебе».

Она с благодарностью пожала его руку, потрясенная деликатностью, самоотверженностью и душевной щедростью. Я тоже приложу все силы, чтобы ты был счастлив.

Ведь теперь мы с тобой — единое целое.

— Объявляю вас мужем и женой во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь, — услышала она слова священника.

Гарет наклонил к ней голову, смахнул пальцем слезинку с ее щеки и нежно поцеловал в губы.

Свершилось.

Глава 14

Чилкот издал радостный возглас, и все поспешно бросились к ним с поздравлениями, как будто стремились веселой суетой изгладить впечатление от возникшей неловкости из-за заминки с кольцом. Шарлотта тоже внесла свою лепту и отвлекла на себя всеобщее внимание.

Все еще находясь на руках у сэра Хью, она, сморщив личико, издала громкий пронзительный вопль, заставивший сэра Хью побледнеть. Он растерянно обернулся к Джульет, которая, торопливо утерев слезы, бросилась к ним.

— Откровенно говоря, я не умею обращаться с детьми, — пробормотал покрасневший как рак Хью, с радостью передавая малышку матери. — Надеюсь, я ее не расстроил…

— Ее нельзя винить. Глядя на такую физиономию, как у тебя, любой расстроился бы, — рассмеялся Чилкот.

— Да уж, он умеет заставить леди плакать!

Вся компания громко расхохоталась, а бедный Хью покраснел еще больше.

— Вы справились превосходно, сэр Хью, — пробормотала Джульет, прижимая к себе дочь. — Ей просто пора сменить пеленки.

— Гм-м, да… — Он скорчил гримасу. — Я это знаю.

Все снова расхохотались, в том числе и Гарет, которого каждый поздравлял, от души хлопая по спине. Но его веселая непринужденность была лишь маской. Из-под густых золотисто-каштановых ресниц он поглядывал на свою молодую жену.

Нет, не на свою жену.

На жену Чарльза.

У него защемило сердце. Значит, и теперь, после смерти брата, все будет так же, как было при его жизни. Пока они росли, люди постоянно сравнивали его и Чарльза.

Они были близки по возрасту и очень похожи внешне.

Однако по мнению взрослых, которые почему-то, видимо, считали, что у детей нет ушей, Чарльз был золотым мальчиком, любимцем. Безответственный, беспечный Гарет не выдерживал сравнения с серьезным, честолюбивым Чарльзом, стремившимся достичь совершенства во всем, за что бы ни брался. Чарльз был сообразительнее, умнее и серьезнее. Именно Чарльз мог бы стать уважаемым членом парламента или блестящим послом в каком-нибудь иноземном государстве. Чарльз был гордостью семьи. Тогда как он, Гарет… трудно сказать, что получится из бедного Гарета.

Чарльз никогда не злорадствовал и не подчеркивал свои достоинства, он не меньше, чем Гарет, не любил, когда их сравнивали. А Гарет со смехом соглашался со всем, что ему говорили, и потом прилагал все усилия, чтобы вести себя так, как от него ожидали. Почему бы и нет? Ему было нечего доказывать и незачем оправдывать чьи-либо ожидания. К тому же он не завидовал Чарльзу. Было бы чему завидовать! Чарльза приучали к мысли, что он унаследует герцогский титул, если Люсьен умрет, не оставив наследника, а Гарет, на которого не возлагали никаких надежд, мог сколько душе угодно развлекаться, носясь по Беркширу, Итону и Оксфорду. И за двадцать три года он не позволил себе позавидовать Чарльзу.

До того момента, когда он понял, что хочет единственную вещь, которую имел Чарльз и которой не было у него; любовь Джульет Пэйдж.

Он взглянул на нее. Она стояла в сторонке, пытаясь успокоить плачущую Шарлотту. Прижимая к себе малышку, она похлопывала ее по спинке. Гарет почувствовал себя посторонним в их жизни.

Жена Чарльза.

Дочь Чарльза.

О Господи!

Он понимал, что смотрит на них с отчаянием человека, обреченного на пребывание в аду и с тоской глядящего на небо. Он вспомнил выражение лица своей жены, когда снял кольцо Чарльза и надел его ей на правую руку. Гарет увидел в ее взгляде смесь чувства вины и благодарности за его благородный поступок, который стоил ему так мало, а для нее, очевидно, значил так много.

Что он может сделать, чтобы вновь заслужить такой взгляд, преисполненный обожания? Черт возьми, ведь она смотрела на него, пожалуй, так же, как смотрела бы на Чарльза!

Она все еще любит его брата. Брата любили все. Интересно, что могло бы заставить ее полюбить его, Гарета?

«Ей нужен не я, а он. Ох, пропади все пропадом, я не мог соперничать с Чарльзом, когда он был жив. Как же я смогу делать это теперь?»

В его ушах еще звучали беспощадные слова Люсьена:

«Ты ленивый, безответственный, распущенный бездельник».

Он глубоко вздохнул и поднял глаза к витражным церковным окнам.

«Ты позоришь семью, особенно меня».

Он был неудачник.

К Гарету подошел Перри, похлопал по спине.

— Прими мои поздравления, старина, — громко сказал он и, обняв друга за плечи, отвел в сторону. Потом, указав кивком головы на Джульет, спросил вполголоса:

— С ней все в порядке?

Гарет сразу же пришел в себя и, улыбнувшись Перри. пожалуй, слишком лучезарной улыбкой, попытался убедить его, что все идет как надо:

— Что за глупый вопрос, дружище! Конечно, с ней все в порядке. Просто у нее, как и у всех новобрачных, разыгрались нервы. Нечего тебе так беспокоиться. Не мы первые вступили в брак по расчету, не мы будем и последними. Все у нас уладится. — Он усмехнулся и легонько стукнул Перри по плечу. — Кто знает, возможно, я даже ее полюблю со временем.

Перри, прищурившись, задумчиво посмотрел на друга. Но Гарет, чтобы избежать дальнейших вопросов, взял со скамьи свой плащ и направился к молодой жене.

Кто знает, возможно, я даже ее полюблю со временем.

Уж в этом будьте уверены.

Но вот полюбит ли она меня?

Они расписались в приходской книге, поблагодарили викария и всей компанией вышли из церкви, болтая, пересмеиваясь и щурясь на ярком солнце. Утро было прекрасное, по ярко-синему небу плыли пушистые облачка.

Ветерок гнал по булыжной мостовой соломинки и всякий мусор, куда-то спешили прохожие, мимо сновали экипажи. Вся компания стояла на тротуаре, ожидая Чилкота и Одлета, которые отправились за конями.

Никто не заговаривал о неловком моменте с кольцом, но Джульет была уверена, что все об этом помнят.

— Поверьте моему слову, леди Гарет, из вас получилась очень красивая невеста! — сказал сэр Хью.

Она, набравшись храбрости, улыбнулась. Он назвал ее леди Гарет. Как странно это прозвучало!

— Спасибо, сэр Хью. Хотя я полагаю, что вы просто не разглядели мои недостатки в полутемной церкви.

— Вы только послушайте, о чем она говорит! Недостатки! — писклявым голосом воскликнул Чилкот и, вытащив из кармана монокль, сделал вид, что рассматривает Джульет с головы до пят, заставив ее улыбнуться и покраснеть от смущения. — Лично я не вижу никаких недостатков. Может быть, ты видишь, Перри?

— Ни одного.

— Право же, вы меня смущаете…

— Оставьте ее в покое, — проворчал молодой супруг, прикрывая ладонью глаза от солнца. — Вы ее просто ошеломили.

Он подошел к ней и по-хозяйски обнял рукой за талию. Джульет инстинктивно приблизилась к нему, но с его стороны это был всего лишь жест вежливости, и она поняла, что между ними никогда уже не будет таких отношений, как последние две недели в Блэкхите. Тогда он был для нее другом, с которым она чувствовала себя легко и просто.

Как нарочно, Шарлотта продолжала громко плакать.

— Я возьму ее, — сказал молодой супруг. Взяв девочку у Джульет, он пристроил ее у себя на груди. Крик немедленно прекратился. Шарлотта как завороженная уставилась на него широко раскрытыми глазенками.

Джульет смотрела на проезжающий экипаж, не решаясь встретиться взглядом с голубыми глазами Гарета, потому что ей было стыдно за свое поведение и противоречивые чувства, которые ее одолевали.

— Она мокрая, — предупредила она Гарета.

— Пустяки, у нас есть дела поважнее, не так ли, Шарлотта? — сказал он, поправляя чепчик с оборочками на голове девочки.

Джульет уловила двойной смысл в словах Гарета, поняла, что он имеет в виду. Она искоса бросила на него виноватый взгляд, но Гарет его не заметил. Он был слишком занят игрой с ребенком. Высоко подбросив малышку над головой, он радостно рассмеялся, когда наконец увидел на ее лице довольную улыбку, сияющую, как утреннее солнце над их головами. Джульет наблюдала за ними с некоторой завистью. Как бы она хотела быть такой же счастливой и беззаботной! Как бы она хотела, чтобы не было того ужасного момента в церкви, когда он увидел, что она все еще не сняла с пальца кольцо Чарльза! И почему она не сняла его раз и навсегда сегодня утром?

Она его обидела, глубоко обидела. Эта мысль угнетала Джульет.

— Тебе нравится, не так ли? — обратился Гарет к малышке.

Шарлотта радостно заворковала.

— В таком случае давай повторим, — весело сказал он.

Джульет краем глаза заметила, что Перри наблюдает за ним своими холодными серыми глазами, от которых было невозможно что-либо скрыть. Перри, несомненно, понимал, что все здесь не так уж безоблачно и что дурачество Гарета с малышкой прикрывает боль, которую он испытывает. Теперь Гарет снова подбрасывал малышку, строя дурацкие рожицы и издавая еще более дурацкие звуки, пока девочка не завизжала от удовольствия.

— А теперь взгляни на это… уи-и-и!

Наблюдавший за ним Перри лишь покачал головой:

— Если кто и умеет вести себя как малолетка, так это ты, Гарет.

— Да. А в тот день, когда человек забудет, как быть молодым, для него наступает старость. Хочешь взлететь еще разок, девочка Чарли? Готова? Раз, два, три!

Он снова подбросил Шарлотту, и она снова завизжала от удовольствия, отчего даже на лице Джульет появилась робкая улыбка. Веселое настроение Гарета, пусть даже притворное, оказалось заразительным. На лицах остальных приятелей появились ухмылки, они принялись подталкивать друг друга локтями, поглядывая на Гарета с таким видом, словно он вместе с холостяцким положением утратил разум.

— Я не верю своим глазам, — заявил Чилкот.

— Интересно, что сказали бы в «Уайтc»[10], если бы увидели такое?

Перри покачал головой.

— Что касается меня, то я благодарен судьбе за то, что в этой части города у меня нет знакомых, — растягивая слова, произнес он. — Осмелюсь заметить, что ты ведешь себя как законченный идиот, Гарет.

— Да, и мне это очень нравится. Поверь, дружище, когда-нибудь и ты будешь сходить с ума по ребенку, если не по женщине, и вот тогда мы посмотрим, кто будет смеяться последним!

Вся компания расхохоталась, а Перри, выругавшись, презрительно отмахнулся от такого абсурдного предположения. Джульет же молча стояла поодаль, наблюдая за беззаботным человеком, только что ставшим ее супругом.

Он со смехом подбрасывал ее дочь, и ей хотелось, чтобы на его месте был не такой ребячливый, а более зрелый мужчина.

Такой, например, как Чарльз.

У нее больно защемило сердце от сознания собственной вины. Каким бы ни был лорд Гарет де Монфор, но он заслуживал лучшей участи, чем та, которая выпала на его долю. И заслуживал лучшей супруги, чем она. Он дал ей и ее дочери свое имя и пожертвовал своим будущим ради того, чтобы она получила мужа, а Шарлотта — отца.

Не его вина, что он не Чарльз. Может, он тоже был не в восторге оттого, что пришлось жениться на ней. Может, он тоже любил кого-нибудь другого. Ведь об этом она даже не подумала!

Господи, что с ними будет сегодня, когда им впервые придется делить супружеское ложе?

Ее сентиментальные размышления были прерваны Томом Одлетом и Нейлом Чилкотом, которые привели из конюшни коней. Когда они приблизились, скакун Гарета навострил уши и, с любопытством взглянув темными влажными глазами на хозяина, игравшего с ребенком, тихо заржал.

— Что дальше? — спросил, останавливаясь, Чилкот.

— Наверное, пора ехать, — весело сказал Гарет. — Но сначала я хочу посмотреть, унаследовала ли Шарлотта свойственную всем де Монфорам фанатичную привязанность к лошадям. Хочу узнать, как относится к ней Крестоносец. — Он поднес малышку к мягкому бархатистому носу коня. Огромный жеребец выгнул шею и, не сводя с девочки глаз, осторожно принюхался. Шарлотта, которую щекотала струя выдыхаемого воздуха, радостно повизгивала. Гарет усмехнулся, посадил малышку в седло, и она некоторое время сидела там с довольной улыбкой, словно крошечная принцесса, надежно поддерживаемая руками своего дядюшки.

— Не надо! — крикнула встревоженная Джульет и бросилась к ней. — Сними ее, она слишком мала!

— Не беспокойся, Джульет. Я ее держу. Она де Монфор. А все де Монфоры — фанатичные лошадники. Это у нас в крови.

Но Джульет оттолкнула его и сняла дочь с коня. Шарлотта немедленно сморщила личико и заорала во все горло.

Кокем поморщился:

— Ну что ж, я, пожалуй, поеду домой спать. Увидимся позднее.

— Я тоже, — сказал Одлет, направляясь к своему коню. — Чертовски длинная была ночь. И утомительная. Надо отдышаться…

— Тогда я, наверное, тоже поеду, — сказал Чилкот, с притворным сочувствием глядя на Гарета. — Всего вам доброго, лорд и леди Гарет!

— Подождите! — крикнул им вслед Гарет, заметив, что громкий плач Шарлотты привлекает внимание прохожих.

Но трое приятелей, не оглядываясь, пустили коней сначала рысью, потом галопом. Даже Хью, извинившись, уехал. С ними остался только Перри, который делал вид, что не замечает воплей Шарлотты.

— Хороши друзья, нечего сказать! — сердито буркнул Гарет. — Бросают тебя именно в тот момент, когда ты больше всего в них нуждаешься!

— Но ведь это твоя брачная ночь, — протяжно произнес Перри. Он спокойно взял из табакерки понюшку табаку, будто не слышал крика Шарлотты всего в пяти футах от своего уха. — Наверняка тебе не захочется, чтобы все они присутствовали у тебя в спальне, не так ли?

— Очень остроумно! Ты, наверное, тоже собираешься покинуть меня?

— Напротив, дорогой друг. Тебе придется везти на коне жену и ребенка. Если я сейчас уеду, то кто же повезет ее сундучок?

— Премного благодарен, — пробормотал Гарет. Однако Джульет заметила, что ее молодой супруг пребывает в смятении. Он растерянно взъерошил рукой волосы и откашлялся.

— В чем дело? — спросил Перри, собираясь садиться на коня.

Гарет бесцельно потоптался на месте, улыбнулся, но Джульет заметила неуверенность в его глазах.

— Пустяки! Скажи, Перри, а твоя мама меня по-прежнему на дух не переносит?

— Ты еще спрашиваешь! — Перри прищурил глаза. — Почему тебя это интересует, Гарет?

Шарлотта продолжала кричать. Джульет тщетно пыталась развлечь ее погремушкой. Выбив из рук матери игрушку, она заплакала еще громче.

— Просто я хотел узнать, нельзя ли нам остановиться в вашем городском доме. — Заметив, что Перри замялся, он поспешил добавить:

— Конечно, всего на одну ночь. Я не хотел бы расстраивать твою маму еще больше, зная, что она считает, будто я оказываю на тебя дурное влияние.

Видя, как обескуражен Перри, Джульет совсем упала духом. Она поняла, что план «спасения», задуманный Гаретом, заканчивался на ступеньках церкви. Судя по всему, он совершенно не знал, что делать дальше.

— А почему бы вам не поехать в резиденцию де Монфоров? — спросил Перри, стараясь перекричать Шарлотту. — Разве герцог не держит свою лондонскую резиденцию наготове, когда его нет в городе?

— Конечно, дом не закрыт. Но мы не остановимся там, Перри.

— Почему? Ведь это твой дом.

— Нет. Это дом Люсьена, и будь я проклят, если когда-нибудь снова поселюсь один или с семьей под крышей одного из его домов.

Перри попытался урезонить приятеля. Но голубые глаза Гарета пылали яростью.

— Не пытайся меня уговорить, Перри. Я сказал «нет», значит, так и будет!

— Не делай глупостей.

— А ты не будь таким бесчувственным чурбаном. Ты думаешь, что я воспользуюсь так называемым гостеприимством брата, после того как он отказался стать опекуном собственной племянницы и позволил молодой женщине с ребенком покинуть Блэкхит без сопровождения, без защиты, без всего? Да мне даже стыдно, что мы одной крови с этим чудовищем! Забудь о моей просьбе, Перри!

— Вспомни, Гарет; гордыня до добра не доведет.

— Иди ты знаешь куда? Ты не лучше, чем все остальные. Иди сюда, Джульет. Ты поедешь на Крестоносце, а я понесу твой сундук.

— Подожди, Гарет… — сказал Перри, схватив приятеля за рукав. Но Гарет сердито стряхнул его руку.

Шарлотта продолжала вопить, из проезжавших экипажей высовывались люди, чтобы узнать, что происходит, из окон соседних домов кричали, чтобы они успокоили ребенка. Джульет перевела взгляд с кричащей Шарлотты на двух рассерженных мужчин и поняла, что пора вмешаться.

— Послушай, Гарет. Его светлость был добр ко мне.

Он дал мне много денег…

— Мне безразлично, что он тебе дал! Ты приехала сюда за три тысячи миль, а он, черт возьми, что делает? Откупается от тебя, словно ты какой-нибудь кредитор! От тебя, к которой мы должны относиться как к члену нашей семьи, а не как к обузе! Я не могу его простить, Джульет. И не проси меня!

— Я и не прошу тебя. Но неужели ты не можешь обуздать свою гордыню всего на одну ночь… хотя бы ради своей племянницы?

Он бросил на Джульет возмущенный взгляд.

— Я хотела сказать, ради дочери, — торопливо поправилась она.

— Мы не станем жить ни в лондонской резиденции де Монфоров, ни в замке Блэкхит, ни в каком-либо другом доме, принадлежащем Люсьену, и я больше слышать об этом не желаю! — прошипел он.

— Браво! — произнес Перри, выбравший для саркастического замечания самый неудачный момент. — Тебе только что удалось показать своей ничего не подозревающей супруге самую темную сторону своего характера. Вам, леди Гарет, наверное, до сих пор казалось, что ваш молодой супруг — сама доброта и нежность?

У Гарета лопнуло терпение, и он взялся за эфес шпаги. Джульет вовремя успела перехватить его руку.

— Прекратите немедленно, вы, оба! Послушайте, лорд Брукгемптон, зачем вы набрасываетесь на него?

— Я? — Перри удивленно приподнял брови.

— Да, вы! Вы оба ведете себя как драчливые школяры! — Она стряхнула руку Гарета с эфеса шпаги и сердито взглянула на мужа. — С меня и Шарлотты достаточно.

Или вы отвезете нас в резиденцию де Монфоров, или оставьте нас в покое и идите своей дорогой. Я не собираюсь стоять здесь и любоваться, как вы наскакиваете друг на друга, когда мой ребенок заходится от крика!

Гарет изумленно уставился на нее.

А Перри, пораженный столь неожиданной вспышкой гнева, полез в карман и вытащил кошелек.

— Держи, — сказал он, небрежно бросив кошелек Гарету. — Там хватит денег, чтобы оплатить стол и кров за неделю, а к тому времени, я надеюсь, к тебе вернется способность рассуждать здраво. Считай это моим свадебным подарком. — Он вскочил в седло и, прикоснувшись к полям шляпы, попрощался с Джульет:

— Всего доброго, леди Гарет. — Насмешливо взглянув на Гарета, он добавил:

— Желаю вам обоим долгих лет семейного счастья.

С этими словами он повернул коня и ускакал прочь, оставив Джульет стоять на тротуаре с плачущим ребенком на руках и мужем, который, как она теперь понимала, не представлял, как позаботиться о ней и о ее дочери,

Глава 15

Гарет в смятении смотрел вслед удаляющемуся Перри. Малышка продолжала кричать. Его молодая супруга стояла на тротуаре, пытаясь успокоить ребенка. Губы ее были плотно сжаты, глаза пылали гневом. Друзья его покинули, обращаться за помощью к Люсьену он категорически отказался…

И он не имел ни малейшего понятия, что делать дальше.

Он беспомощно сжимал в кулаке поводья Крестоносца. Ему очень хотелось вскочить на него и галопом помчаться следом за Перри и остальными шалопаями, оставив свалившуюся на него проблему позади.

Проблему, которую он необдуманно поторопился получить в наследство.