Директория IGRA

      - И где! На Горбатой площади!
      Нить утерялась, а скулы-то у собеседника... - в каждом сидит, притаился в генах, скуластый тартар.
      - От ваших, - заметил Мустафа, - умозаключений... э... как вас?
      - Неважно! - огрызнулся тот.
      - ... пахнет, будто шерсть на баране жгут.
      - На костры намекаете? Печи?
      - Можем и пофилософствовать. К примеру, о филиях и фобиях.
      - Мы их пригрели, а они, неблагодарные, носы воротят (и никто, мол, эту антиномию не решается постичь).
      - Многие филии частично объясняет теория КаэН, не находите?
      Не знает! В Вышке потому что не учился - хромает в теории, эмоциями берет, хотя, на эмоциях - и КаэН.
      - Именно это, - и расшифровал: Комплекс Неполноценности, - подвигает (по Адлеру) ко всякого рода акциям во имя... - Умолк.
      - И все-таки, - угасает в собеседнике пыл, - надо прежде всего очиститься.
      - Идея не нова, ее не раз отрабатывали.
      - Презумпция доверия? - ввернул, перебив Мустафу.
      - Ну да, не проще ли опереться на готовую мудрость, которая апробирована, и не только на словесном, кстати, уровне.
      - Извините... - прервал Мустафу (неожиданно появился третий, кого ждал). - Сударь!..
      - О! Кого вижу! - обрадовался тот, увидев Мустафу. - Дорогой мой учитель!.. - из игрантов, и расшифровал, представляя их друг другу: только что в глазах у собеседника был гнев, веки даже покраснели, не выспался будто, а тут разулыбался:
      - Такая честь... - этикет, не более.
      Игрант - особый: многие из бывших учеников нынче на ключевых коммербанковских ролях, и кое=где Мустафа представлен экспертом=специалистом в Президентском совете (за красивые глаза?), консультантом в Совете директоров (может, за цвет волос - то ли иссиня=черных, то ли серебристо=седых?)... - призван замысловатым стилизмом повысить рейтинг благотворительности в процессе, так сказать, фондирования, и легко на солнечной машинке, кнопками раз=раз, умножить, приплюсовать, вычесть... минимум вычетов! получить, какая за год сумма, вполне достаточная (кроме зарплаты, она символична) для безбедной (?) жизни.
      (А еще недавний спонсорский приз, не учтенный налоговыми службами, за первое, римской цифрой, место в блицтурнире памяти Чемпиона мира по композиции!.. переплелось прошлое с настоящим, ребус: кого Самый натравил на Паука!)
      Так что по части финансов у Мустафы комар носа не подточит: должностями не торговал, взяток не брал, бестселлеров не сочинял, чтоб купюры оседали, не выдающийся хирург, который состязается с Всевышним, несут за труд воскрешенья, не мечтает даже (очень хочется) попасть в сверхмощный концерн, весь мир о нем толкует, - Alter еgo.
      Вспоминали как-то с игрантом на квартальном отчете фирмы давнюю деловую игру Уход Л-го: Мустафа искал тогда новые повороты - впечатать в сценарий анекдот.
      - Помните какой? - спросил Мустафа.
      - У меня их было целых три! Помню, как расстроился: рассказываю, а никакого эффекта!
      Л-ый получил Нобелевскую: засеял пшеницу на целине, а собрал урожай за океаном. Жду, а реакции нет. "Давай второй!" - кричат.
      Был самым болтливым, а ушел, не сказав ни слова. Разучился рассказывать?!
      Третий тоже был воспринят без смеха: Л-ый как в невесомости теперь: тяжесть осталась, а веса никакого.
      У игранта, ныне оплачивающего стилистические труды бывшего шефа, задумки: устроить в отцовском доме Мустафы комнату тихих игр, зал психологической реабилитации, закутки-закуточки для интимных... нет доверительных встреч (фирмачей?).
      - Может, - приглашают его игрант и тот (представился Костей), с которым спорил (загладить неловкость), - как-нибудь в баньку сходим попариться, а?
      - Почему бы не пойти?
      - Когда? А хоть сейчас!
      - У меня...
      - А ничего не требуется!.. - перебил его Костя и тут же кликнул таксиста. - Сегодня я безлошадный.
      Доехали до старого, с железной покосившейся крышей, бревенчатого дома на окраине, когда еще никаких зон не было (но бастионы уже сооружались), Мустафе не дали расплатиться:
      - Я вас пригласил!
      На пустыре перед домом уже стояли, будто состязаясь или выставленные на продажу Volvo и Pontiac, но Костя (У меня, - скромничает, - видавший виды Москвич), обратил внимание Мустафы на новейший Merсedes-Benz, окрашенный... и не сразу определишь - в какой цвет, нечто серебристо-голубое:
      - Машина Рысс'а.
      - Как?!
      - Сауна согласия! - шепнул Мустафе.
      Рядом затормозил длинный Ford - там уже не моден, здесь еще может поразить воображение основательностью осанки, и вышел со вкусом одетый грузный мужчина, во взгляде нечто птичье, но особого рода: уверенность ястреба и достоинство орла, да это же Жуир!.. без отягчающего ский, который обрезан, как говорят злые языки, завидуя его популярности, щедр потому что, - не сообрази вовремя, мог быть не так понят чуткими на своего, будто чужак.
      И никак не гармонировал с внушительным, но приветливо открытым для лицезрения видом старый, с двумя замками, кожаный портфель, - однажды Жуир, подняв его над головой, сказал на митинге под одобрительные хлопки: Портфель министра без портфеля!
      - Может, - спросил у Кости, - будет и экс? (как иногда называют д-ра Нового).
      Костя сморщился...
      Мустафа вспомнил, как покойный суперрукль заявил во всеуслышание о только что засиявшем тогда д-ре Новом (станет бояться выскочку, когда, хвастал, - несклоняемый Самый со мной не управился!):
      - Слаба ломовая лошадь, не потащит застрявшую телегу (к тому же дорога - по наклонной в пропасть)!
      - Нет, его не будет, зато тема для бани! К тому же он автор банного анекдота о грязном и чистом - кто пойдет в баню?
      - Разумеется, грязный.
      - Ан-нет! Чистый, ибо привык быть чистым. Задаю тот же вопрос: чистый и грязный. Кто пойдет в баню?
      - Только что сказано, чистый.
      - Ан-нет! Грязный, ибо чистый и так чист!
      - Это же бред!
      - А я о чем?! Вежливо уступая друг другу дорогу, вошли в покосившийся деревянный дом, непостижимо, как двери ухитрялись держаться на петлях!.. Оказались в полутемном коридоре, пройдя который поднялись по лестнице в просторную светлую залу с облицованными дорогим деревом стенами, и от блеска лакированного паркета зарябило в глазах.
      Ничего себе развалюха!.. Ловко приспособили рифмующиеся на язь слова, то бишь Из грязи в князи, - вече не вече, но курултай - точно, хотя и вполне предбанник.
      Приглядевшись... одни лидеры, и никого никому не представляют, коль скоро явились со всякого рода окончаниями и без, но не какие-то там из прежних, которые на слуху и однофамильцы, оттого и слитное
      ивановпетровсидоров,
      а поновей, питомцы Нового, чьи коготки заострились при Ин(ц)ине, после которого пошли дежурства и, хотя очередность соблюдалась, как о том уже было, ЗИС'ом (Закондат + Исполнат + Сдебнат), никто до конца не дотягивал, и досрочность, изматывая и лихорадя публику, плодила экс'ов, не давая им времени на обретение опыта, но заразив жаждой начать сначала, все уже знают, кто виноват и что делать, но никто не знает, кто первый, когда пойдет по новому кругу.
      А пока - сменяемые:
      Булат, мнящий, что он из стали (зис'овой), со съеденным, или отпало в процессе эволюционного развития ов, - именно он... впрочем, о том скажет сам, когда будут речи в духе идей согласия: дескать, именно я и никто другой впитал с молоком матери неутоленную до сей поры жажду справедливости, чем и умилил в свое время публику.
      - Речи? - удивился Костя. - Какие в бане речи?! К тому же молча скажешь больше, нежели с трибуны... - Но речи будут. - А вот и Ушкуй! Здесь как нельзя кстати его долгие паузы.
      (И зал начинает волноваться: потом, привыкнув, что Ушкуй без пауз не может форматировать речь, фольклор назовет сие ораторство сеансом массового зачатия).
      Ба! Да это же Гусь!.. Из теннисной (была такая - по ноткам!) Думы, неизменно проигрывал Инину, - тот еще Гусак!.. (не путать с тем, кто в алфавитном списке рядом и чья фамилия спрятана в ломаной омонимической строке: Метод убоя гусей нов, придумал товарищ... - вот тут и фамилия).
      Все связаны на воле применяемым для контактов с незапамятных времен бикфордовым шнуром - узкий тканный рукав, наполненный пороховой мякотью, с примесью бертолетовой соли с сернистой сурьмой, а снаружи покрыт гуттаперчивой оболочкой, и по нему бежит, спеша к заряду, огонек, полыхающий гневом фракционной борьбы, - вдарить динамитом.
      Гунна б сюда, не опального и чей образ двоится, в некотором смысле и сам по себе, и - зять.
      Еще и МУСТАФУ? Станет он прилюдно оголяться: и сам не пойдет, и Рыцаря отговорит!..
      Протянули пиджаки гардеробщику, Костя дал еще какую-то бумагу, то ли деньги, то ли записку, Мустафа не углядел.
      Посреди комнаты - массивный стол на толстых ножках: ни в какую дверь он, разумеется, не пролез бы, видимо, сколочен тут же, вокруг - широкие полированные скамейки, а в углу, на столике поменьше, - высоченный отливающий блеском меди самовар, рядом два финских Helkama.
      Костя из сумки вытащил бутылку водки (бородатый Rasputin на этикетках сверху глядел на себя вниз), банки пива и кое-какую закуску, и упрятал все это в холодильник (то же проделал и Жуир).
      Яркий свет, отражаясь в зеркалах, раздвигал комнату вширь, четко вырисовывая серьезные лица, их было не более десяти-двенадцати.
      - Ритуалить сейчас будут, - шепотом игрант Мустафе.
      К каждой встрече свой, смотря по барометру настроений, эпиграф, вынимаемый из шкатулки судеб - таков заведенный еще кем-то из политбю, чьи кости давно истлели, обычай - условно говоря, клювом попугая, пережившего не одно поколение, даже помнит смутное время, мог лицезреть годуновских, как Мустафа - ининских, вельмож.
      И все глянули в сторону новенького, - Мустафе тянуть эпиграф, и банный чародей предстал с изящным коробом в руках.
      Вытащил Мустафа эпиграф чудной, будто собрались не на пир, а на заклание:
      Уж не в тягость ли твоим плечам бедовая твоя голова?
      Готовься!
      Еще дверь (из холодильника?) - и попали в зал с огромным бассейном, полным до краев прозрачной воды: стены и дно выложены голубым кафелем, отчего вода отливала, естественно, голубизной, точь-в-точь как небесные воды высокогорных кафских озер, обезлюдевших блокадой, и стелющийся пар поддерживался теплой водой.
      - Хорошо б искупаться, - произнес мечтательно Мустафа, а Костя ему:
      - Кто же грязного в бассейн пустит? Сначала в парную.
      Голые булатно-ушкуйно-жуирные рысс'ы, а с ними и Гусь, зашагали, и не разберешь, Who есть Ху. Лишь тонкие ноги да неповоротливая белизна тел, - а следом Мустафа, неузнанный бывшим шефом.
      За низкой дверью была баня с отдельными номерами, душевыми, еще какими-то закутками, и многоцветье шаек, вода в которых, слегка колеблясь и дрожа, кажется особенно мягкой.
      Нагота развязала языки, загалдело в бане, и монотонный с эхом гул, проглатываемый шумом воды, густым потоком стекающей из кранов. Мраморные скамейки... Бывший ученик пристал к двум лоббирующим думцам, Костя оказался рядом с Ушкуем, Рысс'а привлекла, это случалось не раз с Мустафой, его волосатая грудь (и на плечах тоже), уповая на богатырское телосложение Мустафы, протянул ему мочалку, чтоб потер спину.
      Полутонная туша белуги с нежной и податливой кожей, и Мустафа что есть силы, не халтуря, тер, пока белорозовое не стало красно-красным, точно под апшеронским солнцем. В ответ и Рысс предложил услуги - почти приказал, и с такой неистовостью тер - в отместку? - что Мустафа чуть не взмолился.
      К думцу потом:
      - Думаете чисты?! - лишь разок провел ладонью по его спине свернулась макарониной грязь.
      И выстроилась к Мустафе думская очередь...
      Вглядываясь в тела, Мустафа, будто слепой, наощупь недавнюю историю листает, и к каждой Думе свой эпитет:
      певческая, и все блоки с хорошо поставленными голосами, за исключением спик'а с вырезанными уже в зрелом возрасте гландами (и анекдот вспомнился: А он так хотел иметь детей!), оттого сиплая речь, будто устал говорить, и никого не перепеть;
      любительская, и принцип ромашки: у каждого блока свое хобби - пиво с эмблемой пенной кружки, шахматы с девизом После каждого хода - мат, таков стиль его (лидера блока) игры, а одна фракция в поисках собственного названия настолько увлеклась любовью к стилистике, что сумела протащить аббревиатуру Прогресс и Законность. Демократический Единый Центр (читай газеты).
      А этот... узнал в нем Куклу! ну да, из бывшей кукольной думы: то ли чину трет спину Мустафа, то ли его кукле, - прототипы стали походить на созданные про них куклы: манера держаться, речь, походка, даже мимика... не заметил, когда. Чары подражания?
      Еще скандальная: с христиан срывали кресты, с исламистов - чалмы и папахи, мужчины таскали дам за волосы, а женщины, защищаясь, знали, куда бить мужиков - промеж!.. у нас, мол, как и у иных цивилизованных.
      Нет, этому... со взрывом собственного офиса, который покинул за минуту, тереть спину не станет: сам на себя покушался, обвинив... - И вы еще смеете!.. Нет, иначе: - Как же вы можете довериться кафцу?!
      Но настоящая баня - за дверью, парная: ступенчатый полог из толстых брусьев, словно опухших от пара, стены из дубовых бревен, ровный, доска к доске, потолок, а в углу - большие раскаленные камни, будто исторгнутые из чрева вулканом. Кто-то вылил на них банку пива - камни зашипели, и Мустафу ошпарило дрожжевым духом.
      Голос Кости (откуда?): - Эй, лезь сюда!..
      Не стал рисковать. Волосы - раскаленные проволоки, и катит пот, съедая зрачки, - выскочил, сунулся под душ и подставил лицо под обжигающе ледяные струи.
      Вскоре вышли и Костя с игрантом, от горячих тел воздух накалился.
      Нет, еще постоит под душем.
      Костя тянул в парную.
      Выше первой ступени? Ни за что!
      Видны лишь головы, плывущие в пару без тел.
      Не могу! Мустафа выскочил, за ним Костя - с ходу бултых в озеро, поплыл к другому берегу.
      Выйдут, завернутся в широкие белые простыни, рассядутся вокруг массивного стола и держат, будто римские ораторы, речи, как без них-то? со всякого рода эх'ами и ох'ами.
      Выложены из холодильников закуски, расставлены бутылки, но прежде тосты:
      в честь бани согласия, - опрокинули по рюмке, запили из фужеров пиво, закусили, задымив куревом;
      второй - за здоровье всех, кто пришел;
      третий - кто пришел впервые, тоже вроде традиции.
      Костя предложил выпить за здоровье банного чародея (бывший босс):
      - За вас, Арвид Леонардович! Войдя сюда утомленными от политических баталий, мы уходим полными сил продолжить борьбу.
      - Но воюйте, - заметил А.Л., - не как Новый, который внедрил в своих питомцев этику конфронтации!
      (- Его коронная речь, - заметил Мустафе игрант, - столкнуть бывших!).
      -... Но именно Ин(ц)ин, - гладко говорит, - хоть и была история с дулом пистолета, который он наставил на грудь Нового, вынудив акт об отречении, не то что заточил [в Петропавловскую крепость?] или осмеял [как это случалось в доИНЦИНские эпохи?], а с почестями вынес в царском кресле, и пусть в утешенье вистует, если везет с прикупом или уверен во взятках, и при двух ловленных записывает десятку в пульку, и учредил титул Непотопляемый, чтоб тот бороздил с малой крейсерской скоростью океанические воды. И что же?
      Ждут, когда завершится реплика А.Я., а тот
      (- Сауна эта, - шепчет игрант Мустафе, - затея Нового, где и сочинил банный анекдот!),
      будто нарочно, тянет [соскучился?]:
      - В ответ Новый в каждый свой заморский вояж охаивает покойного... Слезы?! - Но Бог ему судья!
      А.Я. по-разному обыгрывал и Инина и ни разу не обмолвился, будто знать не знает букву ц:
      - Не путать, - шутит, - с князем, хотя в чем-то неуловимом похожи: осанкой ли, статью ли волейбольной [волей больной?]. Иллюзия сходства еще из-за того, что у князя при переносе памятника на прежнее место выпала заглавная буковка, к тому же непривычно оказалась повернута шея, и не в ту сторону, которая нужна символистам: надо б на златоглавый собор, а тут, кто-то срифмовал, - на зубчатый забор, к тому же кладбищенский.
      Снова в парную, и снова за стол.
      - Эх, - с чего-то вдруг Рысс, и сожаление в бесхитростных очах, что недостарались каратели (имеется в виду зеркальный релтиг), сжигая в газовых печах, год-другой бы еще, чтоб... и не было б, которые почти в каждом, норовят раствориться, стать как мы.
      Еще одно эх, и оно запрятано, связано потому что с дровяным отоплением: сами на свою погибель дрова заготовят - свалят, распилят бревна, а потом под котел, не задев при этом вечной мерзлоты, не то она оттает, искривив фундамент, и свалится дом-крематорий, - не надо б ворошить и не всплыли б халифы и жуиры (но собственно Жуир - наш, и он согласен как будто с Рысс'ом, пока они здесь, а выйдут - и свяжутся тем особым шнуром, конец которого горит, шипя, словно бенгальский огонь).
      - Позвольте мне ответить (никто как-будто ни о чем его не спрашивал), - Рысс обвел всех глазами: - Что я могу знать? На что надеяться?.. Да-с, онтологический акт, не могу иначе, - Мустафу как током ударило: почти из его тезисов!.. - И личностное усилие!
      Тут Мустафа не выдержал:
      - Это вы о ком?
      - Уж кому-кому, а не вам спрашивать!
      Узнал его!
      - У кого, - поддакнул Рысс'у игрант, - мы учились (но чтоб слышал лишь Мустафа).
      - Да, личностное усилие как экстаз! Состоялся здесь и теперь, чтобы состояться там и потом. Сциен... - барьер, через который не прыгнуть. Сциен... - снова умолк, глаза карусельными кругами. - Не могу!
      - А вы, - подсказал Мустафа, - разбег возьмите!
      Тут же выпалил: - Сциентистская... А что это такое, - хохочет, признаться, забыл!
      Мустафа, чтоб туманностью выручить Рысс'а, вызволив из неловкости, речь толкнул, нагромождая заумности, это он любил, про выращивание инновационных ситуаций, и что вовсе не собирается интимизировать идеи, здесь прозвучавшие, а тем более давать им экспертную оценку, диагностировать:
      - Одно дело вчера, когда известно, что будет завтра (то же, что и сегодня), другое - сегодня: открылись такие бездны!.. - От собственных слов отшатнулся, но натура игролога взяла верх - стал на краю пропасти: - Дай выход воображению, и разверзнется трещина, образуя бездонный провал, через который, пока еще ноги держат, можно перепрыгнуть, и не в два прыжка, а там - твердь, готовая к излому.
      - После такого, - это Костя, - в сауну!..
      И снова...
      Жуир, отбросив митинговую крикливость, избрал интимную манеру в расчете на равенство оголенных тел, размышлял о стилистике заказных убийств, точнее - знаковой системе мафиози: три пули в живот и контрольная - в голову (незаметная ухмылка Булата, Рысс'а ничем не удивишь, клюнул лишь Ушкуй, да и то беспокойство во взгляде - кажущееся).
      Сцепился Мустафа то ли с Костей, то ли с кем еще, не помнит (это был Гусь), что-то про Alter ego, и слова плясали перед глазами:
      - Я мыслю, кто-то думает о моих мыслях.
      - Не я ли? (Костя?)
      - Нет, это все во мне. Еще кто-то о том, что... - А это определенно я, Булат, - да, спорил с ним! - коль скоро мы втроем.
      - Да нет же, это все во мне!
      - Ты что же, поглотил всех нас? - спросил Гусь.
      - Дайте досказать! Да, еще кто-то о том, кто как думает о мыслях кого-то!..
      По-третьему разу, после сауны + душевой + бассейна, - окончательно, и ни разу не повторяясь, таков уговор, на посошок:
      - Закордонную!
      - Задунайскую! - Это Жуир!
      - Стремянную! (Рысс некогда в кавалерии служил)
      - Отходную!
      - Разгонную! (приказ был Булата разогнать оппозицию)
      - Заставную!
      - Рогожскую! - ай да игрант: историк!
      - Ямскую! - Это тоже Рысс. И добавил, пояснив: Лошадей перезапрягали!..
      Когда оделись - снова другие, незнакомые, и решимость - зарядились на новую борьбу.
      Машины спешили покинуть это место, - никаких согласий!..
      Только сейчас Мустафа заприметил каменное здание, примыкавшее к старому деревянному дому-развалюхе, из его трубы слабой струйкой выходил и, подхваченный ветерком, срезался серый дым.
      - Вот и всё! - задумчиво произнес Костя. Потом игрант - недаром из учеников Мустафы, мысль поймал (или читает?):
      - Как крематорий.
      - Да, - согласился Мустафа. - Неважно, что жгут: дымит одинаково.
      - Побаловались, и хватит! - Обнялись, расцеловались.
      - Терпеть не могу, - сморщился Мустафа (целуясь), - когда мужчины, как бабы, целуются.
      Голова тяжелая, но Мустафа чувствовал себя легко, и весь - желание. Но кого? Может, восстановить с Норой, обогащенный опытом с Никой? Нет, новое б, но где она, новая?
      Не помнит, как добрался до отцовского дома и завалился спать, не раздеваясь, лишь на миг вспыхнул перед глазами эпиграф:
      Уж не в тягость ли... а что - не помнит, что-то бедовое.
      Во сне заготовлял дрова, Рысс командовал, - с Костей напару пилили, тому хоть бы что, молод, а Мустафе трудно, и очень ему хочется посмотреть, что там, в том доме, где топят.
      Потом, засев - сон под утро - за компьютер, воевал с ним: заберет в карман миф, дабы воспроизвести в другом окне, а выдается мафия в сочетании со знаком заказного убийства - бледные точки, как следы пуль, грифель карандаша ломается, но четко видна крупная на лбу родинка, и пуля контрольная в голову, тут только вспомнил, что бедовая - голова у бедняги (?).
      6.
      Пребывал еще во полусне, а тут - Ника: вошла как к себе домой, у нее запасной ключ, чтобы могла придти в любой момент и застать врасплох.
      Ну да, договорились пойти к маме: Ника не очень-то о ней рассказывала, особенно как выболтала мамино, - ревнивая жена; это о его Норе такое!
      - Не суди ее строго, я сама многого в маме не понимаю. Но она - сама история! - Приманка?
      Ехать, честно говоря, не хотелось, и
      файл VIZIT
      пустовал чистым синим экраном, на котором волнуется пугливый курсор: если выпадал им свободный день, старались быть одни и чтоб никто не отвлекал - утолить голод, оба ненасытны.
      Разговоры до не хотелось начинать, а после - к чему? Это как в дурных спектаклях. - ... Но если постоянно жить играми как делом жизни, то не станет ли сама жизнь игрой?
      - Ты упомянула о трех жизнях (разве?), а она у каждого одна, - и тут же понял, что говорит не то, да и говорить не хотелось: пыл может угаснуть, а она дразнит, точнее - выведать хочет что-то важное, ибо он жаждет начать и готов отвязаться, после его не разговоришь. - Это что же: неряшливость стиля или спрятанная мысль, и оттого корявая?
      - А ты отгадай!
      - Ну да, что есть проще: с N жизнь-воспоминание, с тобой самая для меня реальная, а завтра... - Умолк.
      Здесь-то у Ники и родилось - ощущение нестабильности и как ее избыть: молла и кольцо.
      - Ты не докончил: что же завтра?
      - Завтра - это для тебя. Мне загадывать поздно.
      Что же все-таки выдает его непостоянство? какой жест, взгляд, какое слово? и как это женщины улавливают.
      - ... Мне показалось (когда это у него, к ее удивлению, быстро кончилось), что во мне ты увидел N или кого другую, а не меня. И тотчас расхотелось.
      - Что и передалось мне... Все, что до тебя, было так давно, что забыл, в какой директории эти мои, как ты их называешь, интимные файлы.
      - Самое интересное у тебя - это игры в ZV, которые были.
      - Откуда ты знаешь?
      Ника отчего-то растерялась: - Я сценарий прочла.
      - Но он... - Впрочем, могла случайно набрести, очищая файлы. Лишь однажды Мустафа пригласил ее на пробные (после того, как посетил МУСТАФУ) этно-игры в смешанных зонах, когда игрант-аранец, или А, выступал в роли эрма, а игрант-эрм, или Э, выступал как аранец, но оба пользовались формулой: да, вы прекрасны, но...- и осуждение противной стороны, когда от прекрасного ничего не оставалось.
      А. - Вы пишете о нас: дикие орды, головорезы, фанатики...
      Э. (приходя на помощь): Паталогический экстаз.
      А. - Про геноцид, надуманный вами, еще скажите, умалчивая об истинных причинах резни!
      В смешанных зонах аранцы и эрмы зеркально повторяют друг друга: атака - оборона, оборона - атака, и при этом - единый арсенал поставки обоим сторонам новейшего оружия.
      Э. - Еще во времена Ноя...
      - Нельзя ли, - перебил Мустафа, - поближе к нашим дням?
      Э. - ... вавилонского пленения и разрушения Храма...
      - Я же просил!
      Э. - Но я зря готовился, что ли?
      - Ценю неутомимые ночные бдения и восковость Ваших некогда алых щек.
      Потом, когда будут молла и кольцо, напомнит ей: - Вот и соединились мы в играх.
      - Для тебя игра, - обиделась, - для меня любовь (?).
      - ... Мама видела кольцо.
      - И что же?
      - Спросила: замуж вышла? - А что ты?
      Мамин вопрос застал тога Нику врасплох: "Это... - смутилась. - Замуж не замуж, а..."
      "Ладно, привози его, погляжу".
      Но сначала был никин сон, сочиненный ею, который ускорил поездку (не забыть взять зубную щетку и электробритву: с утора субботы до вечера воскресенья):
      - Мы едем не электричкой, а в старом поезде, вагон не застекленный, похож на экипаж с открытым верхом, тепло, над нами светлое небо. Это успех, - отмечает про себя Мустафа, и читает в глаза Ники: И без тебя знаю (подогнала под сонник?).
      - ... Вокруг чистое открытое пространство... (Конец бед, тревог и тяжб) Яркие краски, и так красиво вокруг!
      Видеть цветные сны - к особой одаренности.
      Вот именно - потому и сочинила!
      - Это к счастью, исполнению сокровенных желаний, - прокомментировал на сей раз Мустафа.
      - ... Легко дышится, с нами твои ученики, и я вспоминаю во сне, как ты рассказывал, помнишь? про свой сон - сдавал экзамен и переживал, что провалишься.
      Сон у Мустафы был другой - выступает с лекцией, а у него штаны падают!
      - ... Да, твои ученики, а один из них, светлый такой, чуть заикается, стихи читает.
      - Это, очевидно, невезунЧик, вспоминал его недавно.
      - Такие замечательные стихи!.. (Стихи читать - к перемене в делах, ну да новая у невезунЧика стезя). Уже не вагон, поле, музыканты объявились, плясуны, и все - твои игранты. "Что же вы, - к ним обращаюсь, - сгубили свои таланты?"
      - Это и мои думы.
      - Между прочим, иногда после описания сон приобретает реальность сбывшегося... Приехали!
      Зимние дома, загородний детский сад, где мама Ники - бессменный зав. Надо же, такое несоответствие: мини-дочь у женщины крупной и высокой, широкие плечи и крепкая мужская рука. Загадки природы. Поздний ребенок и с иным знаком?
      - Мустафа?! - удивленно переспросила Верма. - Этот? - и рукой на портрет МУСТАФЫ. Еще висят здесь, давно отовсюду снятые. - Кому мешали симпатичные дяди-боги, глядящие из стекол рам с инвентарными - издевка? номерами?
      Бывшие дачи бывших, залитые светом комнаты с детскими кроватками. Вела их, как в музее, с неизменной иронической улыбкой, мол, что вы знаете о жизни?!
      - Я тогда очень молодая была. - Что-то блеснуло во взгляде, вспышка злорадная, мурашки по коже.
      ... Втроем стоят на холме: Ника, Верма и он. Что ни дача - фамилия. Януар, у него я работала, а за глаза - Ягуар, поученее - felis onza,
      - Мощный был мужчина, жены рассказывали.
      - У него было много жен?
      - Жены других, к которым я была прикреплена (известная работа!) рассказывали о его... взгляд был, как у Мустафы, особенный, сокровенное, как Януар, вывецать хочет.
      Ника вспыхнула: - Ну, с кем ты его сравниваешь?!
      - Вот именно!.. Ох, эти жены!.. Я с ними два года, в самое горячее время работала.
      Огорошить бы: - А Лизу, которую прозвали бедной, из людей Слухача, знает историю ZV, помните? А ту, которая разоблачила профессоров, будто в вишенки ее впивались?
      - Рассказова ее фамилия.
      - Да нет же, - Мустафа выказывает эрудицию, - Рассказова другая, она у Буду, помните, бубнил "Не буду! Не буду!", а ждали, что скажет: "Буду! Буду!", так и прозвали - Буду, помощницей она была у него, из людей ягоды-малины.
      - Вы по книжкам, а я живьем видела, умела я разговорить женщин, и на мужей чтоб оказывали воздействие... Видите особняк, в голубое окрашенный? Это - Слухача. С пристройкой - там Кедар зеркальный жил, а рядом, чтоб тайные дела вершить против нас, - Пятилапов!.. А угадайте, кто жил в моем детском саду? Сам Еж!.. - Привела в свой кабинет. - Вот его письменный прибор, тяжелый, из малахита. - Мутафа притронулся к холодному камню:
      - А почему бюсты разной величины? .
      Слева и справа высились на малахите бронзовые фигурки: одна побольше, вождя, с блестящей желтизной лысой головы, другая - поменьше, Ферзьжинского - худое изможденное лицо, но решительный взгляд, с острой бородкой.
      - Большой, вождя, размещался посередине, а по бокам были фигурки поменьше, Ферзьжинского, как вы его назвали, и Самого.
      - Где он теперь?
      - Я его спрятала... - Откинула штору и глянул на них молодой Самый, худое с усами лицо. . - До лучших времен!.. А люстра из кабинете... подыграла его переиначиванию фамилий: Бухарца. Здесь по вещам можно изучать историю, кто кого сменил. Как новый начальник - тотчас меняет убранство, чтоб участи жертвы избежать, и списанное поступает на общий склад ГРОБа, так и распределяет Гражданская общественность безопасность. - И теперь тоже?!
      - А что изменилось?.. - И глядя на дочь: Ника, по-моему, чем-то недовольна.
      - Ты бы ему, - раздраженно, - еще маски вождей показала!
      - Какие такие маски?!
      - Как вы тут однажды дурачились!
      - Ох, и выдумщица моя дочка!
      - А шкаф чей? - решил Мустафа снять напряженность.
      - Это непростой шкаф! Но только вы не слышали и не знаете, а то в музей заберут: это из кабинете... нет-нет, не скажу! Цены ему нет, этому шкафу. Сколько в нем полок, секретов, потайных ящичков! - И ты, конечно, - Ника маме, - прячешь в потайных полках маски вождей?
      - Ну и фаназерка!
      Сколько же Верме лет? С тех времен минуло более полвека, а Нике тридцать, родила после сорока?!
      - Теперь подойдите оба ко мне. - И Верма неожиданно для Мустафы ловко и без особого труда, будто они с Никой - легкие тюфяки, подхватила в подмышки и давай крутить, крутила-крутила, и барахтались их ноги, а потом приблизила их лица - губы к губам: - Целуйтесь!.. А тяжелые вы!.. - Верма глубоко вздохнула, поправив юбку. - Шучу я, никакая я не сильная, это так, молодость вспомнила... Ну, вы можете подняться на второй этаж, а я пойду накрывать на стол. Выбирайте любые две комнаты, - Мустафе услышалось: "Вам и одной хватит!"