Директория IGRA

      ересь выискивая
      (тома расстрельных списков),
      и кто казнил тех, кто видел тех, кто...
      ну и так далее.
      Может, это силуэт стиха, точнее, четырнадцатистишья (онегинская строфа?) с особой формой центровки? И требуется, как прежде, цензорская проверка букв начальных (акростих)
      с т (н) а л и н (с) к р е т и н
      а заодно и букв конечных (телестих)
      и с (в) о л о ч (ь) л е я в о е
      Невнятица как шифр на неведомом балтизме или памирском диалекте? А вдруг тайное слово посреди строки, мезостих называется? Было ведь, когда выискивали всякие знаки, чтобы разоблачить: на тетрадной обложке чернильница с пером, а меж ними запрятана якобы свастика, - отвлекающий маневр, но уже выхвачено в акро-телестихе такое, что... впрочем, этой истиной кого сегодня удивишь: разве что, перебирая файлы директории Igra, выудить новые спрятанные словосочетанья.
      Мустафа прежде долго думал, когда с помощью суперрукля пришел в Вышку, что за аббревиатура ZV (не желая признаваться в незнании), даже конкурс объявил среди новичков - кто предложит оригинальную трактовку, а приз - трехзвездочный армянский, и посыпалось: Zияющие Vысоты? Zлоключения Vаряга? Может (вспомнив прошлое), Zаговор Vрача?
      Что-то, помнит, со Змеями и Ведьмами, вплели в игру Зодиака в сочетании с Висельником, в памяти остался лишь Zнак Vодолея - река жизни выносит на стремнину событий, демонстрирует качества опытного кормчего, увлекающегося спорами, и совет - сдерживать порывы к немедленной победе, не забывать рассчитывать варианты, обдумывая до мелочей игры.
      И тут с ходу кто-то брякнул, подсказав первое и впрямую назвав второе: Zвезды Vласти! (имея в виду усеянную ими грудь Деда, он же Либре, он же - обыкновенный в прошлом бре, или брадобрей).
      Дед и осуществил в свое время ZV (четвертый?), скинув Л-го, который, в свою очередь, - несклоняемого Самый, а тот, вспомнив про залп Видного, который основатель и прочее (с кепкой в руке и кепкой на голове - художник опростоволосился) при штурме ажурных ворот Дворца, прибег, ибо ученик и соратник, к выстрелу (снова обыгрались Z и V - залп и выстрел!).
      Так сколько же, нет-нет, не ZV, а звезд? Пять плюс... не муляжи, а дубликаты, из чистого золота: Деду время от времени переставало нравиться их расположение на кителе - заказывали новую колодку, да еще две звезды маршальские с бриллиантами, и от соседей-братьев, коих семеро, ближнезападные, дальневосточные и на иных материках: расщедрились кто на три, кто на две, другие, у которых камень за пазухой, но пикнуть не смеют, - по одной, и никак не сосчитать.
      Игрант рисковал, хотя чувствовали, что близок закат Деда, но прогнозами не баловались. Это как с чуГУННым (зять - о себе) котлом с тяжелой медной крышкой: не успел во время снять - разорвет, и каждый кусок - с обломок Царь-пушки.
      И тут кто-то спросил о жанре:
      - Комедия или трагедия?
      - Опыт игрового повествования, претендующего на роман.
      Нет, без фразеологических вывертов не обойтись - этическая технология с алгоритмами, и надо помнить, тут же забывая, что все же разыгрывается ситуация, и Мустафа лишь раздает ролевые инструкции, репетируя прошлое или заглядывая в будущее, которое уже было.
      Роли:
      Януар, звучащий как Ягуар.
      - Нет, - отверг МУСТАФА: вычурный стиль Януара труден, особенно про троянских коней, с коими Януар сравнивал врагов, и методы планомерного, математически-систематического, тут трижды мат, подтачивания изнутри, наступление sui generis, прикрываемое лицемерно-показным служением, и полный интеллигентский дженс-сервис, широкая сеть саботажа госторгов, главснабов, коннозаводств, откуда и вышли троянские кони, или - гибридное чудище мортехозупр, смесь дьявола, зубра и вепря.
      - Ну его, Януара! Давай повыше!
      - Повыше Еж. Низкого роста, мода была на коротышей, а ты на зависть покрупнее.
      Тогда крупные - удобная мишень, а Еж туда-сюда юркнет и выживет, если повезет. Ежу не повезло - тщился быть повыше, носил высокие, частично спрятанные в задник, сапоги, длинную шинель до каблуков. Ну да, не одному Ежу такие сапоги - кое-кому и покрупнее в длинной защитного цвета шинели (один=шесть=три см).
      Гурман, сельди любил немецкого рассола, габельбиссен.
      - Лучше сыграю роль того, кто за Януаром и Ежом стоял. Мне ближе Самый с доходчивыми образами: компас без корабля заржавеет, корабль без компаса сядет на мель.
      - Разной вы с ним весовой категории, и по росту, хотя, когда на трибуне стоял, казался публике высоким.
      - Табуретка под ноги?
      - Не только: искусство фотографов, виртуозность мастеров кисти (говорил на лекции, МУСТАФА не помнит). - На борту линкора любой покажется песчинкой, но можно срезать кусок палубы и перила окажутся на уровне нижнего кармана кителя, а за спиной карлика - море.
      -... и голова, - продолжил МУСТАФА, вспомнив, - выше линии горизонта, где кончается море и начинается небо, иллюзия великана.
      - Но чтоб никого рядом, - подсказывает.
      - Лишь Он да безбрежное море и высокое небо.
      Но Мустафа тут же - с другим вариантом:
      - Можно и поместить рядом человека, который славится исполинским ростом, но сутулится: чуть-чуть смекалки, и они на фото почти вровень, тот к тому же почтительно пригнул голову, повернув ее к Нему, тем самым двойное снижение роста, и запечатлеть только головы, - ноги могут разрушить иллюзию.
      Да, выбор игранта на роль - дело не простое, и еще придать для полноты тождества желтизну белкам глаз - это у МУСТАФЫ иногда получалось.
      А мимика? Эти паузы. И еще пристрастие к трубке.
      Вроде синтеза праксиологического и аксиологического аспектов стремиться с помощью ролевого аутотренинга быть тем, кем можешь и хочешь стать, - не для МУСТАФЫ.
      И помнить знаки: предупреждающие, предписывающие, указательные, запрещенные, лагерные правила тоже: нельзя петь (какие тут восторги?), нельзя не есть (голодовка - тягчайшее преступление), нельзя делать гимнастику (желаешь пережить начальство?), нельзя спиной к глазку сидеть (прячет взгляд, выдающий уныние).
      К тому же известно (плакат над бревенчатым зданием лагеря):
      Трудны только первые десять лет!
      В словаре и аббревиатуры, рожденные эпохой энтузио: КаэРДэ, или контрревдеятельность, КаэРТеДэ (контрревтроццдеятельность), ПеШа (подозрениевшпионаже), СОЭ - социальопасэлемент, АСеВеЗе антисоввоензаговор, а меж ними МОПР: МирОвойПролетартеРро).
      Ко сну клонить стало МУСТАФУ под тяжестью монотонной речи Мустафы, убаюкивает лекция, снится ему, как отвинчивает голову профессора, резьба хорошо смазанная, раз-раз и отвинтил, и она вдруг такая тяжелая, медью червонной отливает, чуть из рук не выскользнула, потом на службе оказался и с ужасом подумал, что забыл ввинтить голову, она осталась на подоконнике, невзначай кто повредит резьбу и не вкрутишь обратно, или засорит, побросав в нее окурки.
      А то, раз голова медная, сдадут, как металлолом, ищи потом (немало в отрочестве медных ручек отвинтил, чтоб деньги водились).
      Хохот Мустафы, и МУСТАФА, во сне еще, вздрогнул: ну да, помнит, что ввинтил голову, - успокоился, задышав ровно.
      - Анекдот, это хорошо (нет, уже явь), особенно в пору его расцвета в оттепельно-запойные годы. - И Мустафа повторил для разрядки (не ускользнуло, что МУСТАФА уснул!): - Да, этноразличия порой анекдотичны и в сфере секса.
      (Из тех, которые поступили на конкурс:
      Француз сказал: - Надо спросить у нее. - Она под охраной евнуха ждет своей участи: кто ее любить будет.
      Немец: - Пусть достанется тому, кто сильнее.
      Англичанин: - Нет, пусть кто богаче! - И кошельком хвастает.
      Русский: - Братцы, на всех хватит!
      Аранец (или гюр, эрм - неважно) молчит.
      - Что молчишь, кафец?
      - А она уже неделя, как моя!).
      - ... Но я о другом: ошибочно полагают, что есть роли, приносящие успех, а есть - как клеймо, сыграть Януара или Ежа. А вы, - Мустафа обратился к абитуриенту, неизменно в первом ряду сидит, невезунЧик, особо выделить Ч, - попытайтесь сочинить, будто пьесу пишете, диалоги допроса Януара, как он их строит.
      Молчит невезунЧик.
      - Или хотя бы представить, о чем могли поговорить по душам Самый и Еж, - провалился на конкурсе и, дабы не порывать связей с Вышкой, напросился сыграть роль Ежа (добровольцев не сыщешь), - причем, диалог не политический, а пейзажный: об отлете птиц, о грачах, которые стайками прохаживаются по убранным полям, вертлявости синиц, свисте диких уток сумеете?
      - А вы поэт.
      - Это вы мне? - удивился Мустафа: чтоб ему льстили?!
      - Нет. Так бы отреагировал Самый на лирику Ежа.
      - Хвалю вашу импровизацию.
      - Могу продолжить.
      - С ходу?
      - Если позволите...- Вышел на сцену.
      Еж: - Пахнет яблоками.
      Самый: - А вы поэт!
      Еж растерянно, не поймет - похвала или подвох какой: - Зазимье потому что. Покров день.
      Самый: - И что же?
      Еж: - Я вспомнил детство. Как конопатили пенькой пазы, мазали фаски рам, а для зимних завалин... - Самый слушает завороженно, Еж его в ностальгию...
      Мустафа тут же перебил:
      - Тогда этого слова не знали!
      - Но чувства были!
      - Все же надо сохранять фразеоколорит времени.
      - Не стану спорить... С тех пор и полюбил Ежа: не раз в ссылках Самый утеплял в предзимье жилища, и слова, вроде коноплянник, суволока, слега, будили в нем сладостные воспоминания.
      Шли и шли по осенней листве.
      Еж: - Много нынче ее попадало... - Аллея золотилась. А потом сидели вдвоем в отапливаемой беседке. - Умолк.
      - Что же дальше?
      Пожал плечами: выдохся, очевидно. Ай да невезунЧик!.. Отличный напарник, - подумал МУСТАФА.
      - Может, и за Януара сочините?
      - Когда меня примут.
      Увы, усмотрят в пристрастии к Ежу некий подвох: пусть занимается своим делом (строка в кадровой деятельности Вышки как мостик к гильдии драматургов).
      Шутит в антракте (был с бородой и пышной шевелюрой, теперь сед, как лунь, и лыс, как луна), меняя на груди дощечки с ролевыми именами: то он доктор Вульф, то поккерист Пиккуль, - важна поведенческая философия, именуемая этикой, и жизнь по законам красоты, то бишь эстетика.
      Особенно удавалась невезунЧику соловьиная трель, где лишь одни согласные, взахлеб: РССТРЛ.
      И театрал, и кафедру как тюремную камеру обставит, собрав в нее жертвы и палачей (вскоре сами станут жертвами), и даже, это детали, несли в камеру бутерброды, к которым бывшие вожди на воле привыкли, с семгой и брауншвейгской, их навалом в буфете Вышки, во всяком случае - до недавнего времени, напитки, колоду карт в игровых, разумеется, целях, а однажды для иллюзии измерили жертве t , вынимая из мокрой ваты в граненном стакане градусник с послушной ртутью, - неизменно на стабильной черте 36,6.
      В камере (аудитория в цоколе) неразлучные Зноев и Камев согласились утопить всех, если Самый торжественно обещает сохранить им жизнь.
      - Браво, друзья!
      Что ж, даст обещание: никакого рсстрл'а, деловая игра, и только!
      Собрались в интимной камере, где картина: Грозный убивает сына.
      - Ну, - это Еж, - что скажете? Вот комиссия, которой домогались. Зноев
      позеленел, обмякли щеки и - на колени:
      - Заклинаю! Неужто позволите изобразить нас перед миром как змеиное гнездо предательств? - рыдает. - И где гарантия, что нас не поведут на... - как произнести, чтоб прозвучало убедительно? - на... - и снова умолк.
      - Договаривайте, здесь нет чужих.
      И скороговоркой: - эРэРеССТРеЛ.
      - Может, вручить вам официальное соглашение, заверенное Лигой Наций? - сиронизировал Самый (здесь после славненькой буковки-букашки С, столь созвучной стальному строю солдат, грамотей непременно б поставил достопочтенный твердый Ъ знак, а другой, усомнившись, исправил бы И на Ы, и оба были б правы, заключил Самый, отвлекаясь на миг от игры).
      Ищите да обрящете.
      МУСТАФА произнес блестяще, накануне допоздна заучивал роль, а над головой - ночник, погасил, потянув за ниточку обезьянку, - висела, дрыгая тоненькими ножками (или ручками).
      - Да, было время (экскурс в историю), когда эти люди (их как бы уже нет) отличались ясностью мышления, диалектически оценивали реальность. - Закурил мысленно трубку. - Теперь рассуждают, как обыватели. - Пауза. - Как мещане. - Пауза. - Как... (не придумав, расстроился). Потом - сцена: партер, бельэтажи, ложи по бокам и царская напротив сцены, балконы пусты по причинам безопасности.
      Судья, суфлер - идеально развит слух (Слухач), иглы на всякий случай смазаны ядом гюрзы, новейшие отравляющие модификации, - пики высокие, тело с трудом их носит, раскачиваются, как макушки сосен при сильном ветре.
      Уговор - оклеветать(ся) как можно красноречивее.
      - Нас мучают?! - Камев избрал энергический стиль. - Это мы мучаем своих следователей! И я удручен, что мир сомневается, мы - это терро!
      (Самый=МУСТАФА по правилам игры ушел за кулисы, и оттуда в целях иллюзии идет струйка дыма, особый табак Золотое руно, слышен аромат - по системе Станского).
      Красил невезунЧик игру, повышая эффекты иллюзий: понимания (эфип) и народности (энар), еще аббревиатуры, вроде мужских или женских имен: эвли, или эффективная величина личности, измеряемая амплитудой колебаний от пафоса до стресса, эдри (эффект дразнящей инициативы), нечто вроде электризующей мощности - возбуждение индивидов с учетом лучистой энергии, исходящей от субъекта, климатических условий и зоны комфорта.
      НевезунЧик потом в Штаты эм-игрантом, защищает д-ра Нового, шлет реляции: мол, спасибо, что разрушил (по недомыслию) перегородки, хотя он, - кислый-кислый взгляд, мизинец показывает, - во какой маленький, но объективно, - и руки вразмах Капитолия.
      Удовольствие за Деда играть: тебя понесут по сцене (они - твоя колесница, ты - хозяин с хлыстом), в трон усадят, напишут за тебя и за тебя - прочтут, и окруженье забавное: самозванцы, поэты, шут (одна лишь походка - спектакль!), щедрость стилистики и серый кардинал... Но серый это и нужное вещество, - и пальцем в голову тычет.
      Так бы и тянулось: метафорические забавы с поисками глагольных алгоритмов, толочь и толочь (воду в ступе), росли многоэтажные фразы, с их крыш люди казались точечками, мини-мини-мини, лишь четкие бетонные плиты взлетных полос для индивидуальных вертолетов средь зеленых полей. Дед казался вечным, не предвещалась чехарда смертей, и пошло-поехало, наслушались классики, очищая дух от атеистического безверия.
      Когда разобрали, то... это стало сенсацией в медицине, не разгадано по сей день: задолго вышли из строя жилиумные вещества, дающие ощущение теплоты и холода, так называемые знулярные регуляторы процесса охлаждения при нервном возбуждении, ньялисские изы, координирующие взаимодействие рацио и эмоцио, природа которого может быть частично объяснена теорией волнообмена неба и земли.
      И не успели проститься с Дедом, как разгулялись особо опасные: просьба сообщить и поперек розовая строка: розыск.
      Мода пошла: каются, кладя головы на плаху - пора, дескать, отрешиться от синдрома победных реляций. Или - матросский принцип: рвет тельняшку и бьет кулаком по груди: я!.. я!.. я!..- картонный меч не успевает просохнуть от красных чернил, а у кого - фиолетовая кровь. Словесные блоки о диспропорции, врезали по эмиратству, инквасуду, чинам секре, оприч-надзору, пестрели малые т с точкой, коих уходили пачками, а ведь казалось, что конусы конструкций на прочном фундаменте, выдержат любые ураганы, коим присваиваются поэтические имена, а далее - непереводимая трехсложная смесь эко, эффо и экспо, и в основании три К - крупнотоннажный каталитический крекинг.
      Да, были на ый - в далеком прошлом в цифровом (Первый и так далее, но, в отличие от фараонов и французских королей, - не более трех), а в быстротекущем вчера - фигурном воплощении: Видный как начало начал, Самый - и никого рядом, Лысый, особо выделенный, Новый (а меж ними ничем не примечательный Дед), короче, Ый'ские против Ый'ских, и вдруг исключение из исторических правил: на ин.
      И вознесся монумент в эпоху, когда их сваливали: незаменимый, волеизлиянный Инин, точнее, Инцин, но часто ц выпадает, что-то цокающее в букве, без неё теплее, так что обозначить, развернув слева направо, будто наклонное бурение - знак ниспадающей судьбы (без Ц, за которую можно было бы зацепиться):
      И
      Н
      И
      Н
      За каждой фигурой - трибуна, повылазили, осмелев, как после зимней спячки, числясь в прошлом, когда словесный поток заливал площади и стадионы, по ведомству скепсиса, - но Фигура - это еще и фамилия, ответственная за финансы, банки, index'ацию, а заодно и вучччер.
      Вещателей тьма-тьмущая, колдунов и эко-прорицателей, заметил их, приблизив, еще д-р Новый, - они и свалили его за то, что потворствовал оккупации племенами территорий, или зон, прилегающих к Горбатой площади, и она оказалась как бы в блокаде по принципу, о чем уже было, матрешки: внутри большой блокады - малая, и так далее, так что высунуться нельзя, не подвергаясь риску.
      Но за скоротечностью времени не заметили, как Инин, отличавшийся еще вчера крепостью тела и здравым умом, за год сдал, но так вжился в роль, что не хочет никому уступать. А тут еще всякие недостойности, намалеванные на заборах и роняющие авторитет:
      Банду (замазано - чью?) под суд
      Лакей (нрзбр, чей?)
      Скажем Нет иуде (снова замазано - кто?)
      Но чем неистовей полыхал мобилизующий толпу гнев, и песенная ярость благородная - лучше не скажешь - вскипала, как волна, ударясь о крепость Инина (он же, напомним, Инцин), тем выше возводились, кусая небо (?), зубчатые крепостные стены, и выглядывали из-за бойниц одноглазые чудища, обученные стрелять без предупреждения.
      Началось с того, что язык во рту слова не мог удержать - высыпались бестолково и наобум, и оттого невнятица, забывчив стал Инин, случалось не узнавал жену и удивлялся, приняв ее за мужчину и негодуя (обижаясь), как оказался рядом незнакомый человек и где охрана, допустившая до него думских диверсантов (из очередной разогнанной)?
      И здесь, проявив инициативу, Гунн из страны Чин напомнил о себе анатомической шифрограммой, запрятав в принтерных знаках внутренние органы Инина и, состязаясь с природой, заменили в лидере все, что поддавалось трансплансу: чуть ли не обе почки и печень, вмонтировали сердце атлета (шифрованный знак сердца ^ ~ ), попавшего в вертокатастро, вены из коммпласти (* # ^), проникли в нервные узлы, курирующие речь, в центры памяти (Q & ii); в порядке опыта Инин выступал порой с вмонтированным в ухо приемником-наушником, настроенным на волну передатчика за стеной.
      Вел переговоры Гунн, мотаясь туда, словно это не Пекки-Токки, а Кывский - Переделки, стал походить даже на японца, и с каждой поездкой - чуть ниже ростом.
      Так вот: передатчик за стеной, и в ухо слог за слогом вчитывается текст, с усилителем, - шевеленье губ по принципу безголосого пения; а если встречи в низах? переговоры по эко? представительство в Дюжине Стран, где из-за взносов возникали порой локальные войны с контрибуциями и распродажей росс-реликвий?
      Рады стараться японцы с их оригинальной технологией, им только идею подай, с нею - кризис, слова-штампы заполонили страну, и некогда изобретать неологизмы.
      Опыт интервью (ведомо лишь генеральному фирмачу=президенту и Гунну) штучка со спичечную коробку: на вопрос, заданный на любом из трех мировых языков (про запас - на испа, осваивают на россо), вмиг обрабатанным мини-компьютером, вживленным, как сердечный стимулятор, в шлем-парик, выдается оптимальный ответ - динамик, или речевик во рту вроде искусственного зуба изрекает с коррекцией, будто Инин с выпадающим, точно зуб, ц говорит в микрофон, но важно, что обеспечено его личное присутствие.
      При этом тонкая пластинка (блок данных мини-компьютера) постоянно обновляется известиями интерфакса, идеохитросплетениями, логикой сознания и подсознания, дипломатическими каверзами, парадоксами, язвительными прибаутками ... ну и анекдоты любовные, политические, еврейские с акцентом и без, чукотские, английский юмор, - их теперь прочтешь в семитомнике, собрал эстет-борец, о ком двустишие: Он мнил себя эстетом, работая кастетом (всю жизнь тайно записывал, еще когда правил Самый, а для сокрытия запретного коллекционного творчества - тосты во славу п/б, особенно ценные, когда их изрекает б/п).
      Вот-вот додумаются, чтоб на языке без переводчика: сам выслушивает, обрабатывает и выдает, демонстрируя полиглотические способности.
      Есть и сигналы контроля на патриотизм и этночистоту, чья достаточность обеспечивается пятьдесят + один.
      Надо же: отказал какой-то узел, и, словно по мановению Господа (?), вышли из строя устройства вмонтированные, вживленные, приделанные, фирма погорела, и на улицу выбросили гениев.
      После Ин(ц)ина пошли дежурные вожди, выбрасываемые из думских недр по трое, и часто невпопад, вроде памятных всем зис'овых (законда и прочее) троиц: Лебель, Рак и Щука или Егерь, Бонна и... (забылась за давностью фамилия, что-то режущее или буравящее).
      P.S. Личный листок Гунна - как хронология ZV:
      при саммистах был саммистом (газетная публикация октябренка: Будь готов - всегда готов!);
      при лысистах - лысистом (даже бритоголовым ходил!);
      при Деде, как известно, любовь с Алей - без нарушения туземных ритуалов:
      сначала кольцо согласия - с бриллиантиком, мол, уже занята;
      двуэтапное предобручальное - в женский день с рубиновым камнем, а в день весеннего равноденствия - с зеленой символикой пробуждающейся природы (изумруд);
      далее обручальное и - свадебное (комплект).
      Ну, и последующая череда-чехарда.
      И каждый раз, будто звезды и впрямь не благоволят нашим и не нашим, выборная процедура сопровождается плотной композицией Планет, группирующихся в созвездии Козерога в соединении с Луной, и она в это время проходит Скорпион, что наращивает психопатические homo реакции с усилением аномальностей в природе (цунами, разливы рек, грязевые извержения и т.д.).
      И потому приходится, платя валютой, графически изображать шкалу интенсивности первичных вихревых воздействий на избирателей (?) в треугольных, восьмилучевых и шестиконечных балах.
      Плюс ко всему непредсказуемые прихоти все той же круглолицей (куркулистой на вкус Мустафы) Луны, она же в профиль - бледный Месяц: то она (он?) в оппозиции к Марсу или Меркурию, то в позе квадрата к Плутону и воротит лик от Нептуна, а то составляет с Ураном квадратуру круга, объемля при этом Сатурн и Солнце.
      (У курочки Рябы, ответственной за выборы, штат высокооплачиваемых шифровальщиков и дешифровщиков, дабы не попасть впросак, упустив секретную, вроде вышеизложенной, информацию).
      Знать бы, что после Деда пойдет такое... впрочем, не стоило труда воцариться, мог каждый, даже МУСТАФА, пока заседала геронтократия, хлоппп, и всех большущей лапой в карман (по компьютерному принципу удаления фрагмента), убаюкав обещанием, что сохранит в морозильных установках лет на сто, а то и на все романовские триста или оттоманские шестьсот (?), но случилось по-иному: воссел, ибо естественная убыль расчистила поле, Новый, впереди д-р, и так далее, - короче (а вышло длинно), этапы ZV, включая и пост-ининский:
      Залп
      Энтузио
      Rasstrelli
      - Но между ними, - подсказывает компьютер, голос механический, Скорбное время!
      Что еще в компьютере?
      Slavissimo
      Эпоха заппоя
      Ха-ха-ха-фобия
      Президентофиллия
      Недели Бур-Бурэлли
      Рыссо-Хас-Булато-Ушкуййя
      Жуиро-коммми-жирбесссссия
      СеммиПлетка(очевидно, семилетка?)феййервеййер
      - Но это было раньше! - компьютер снова ловит ошибку, настроенный на код-прогноз: грядет ли - и с какой аллилуйной (?) аллегорией - эпоха, созвучная пирамидальной мелодии и вызывающая, словно тополиный пух, аллопатическую (!) аллергию.
      И каждая (не уточнено что: эпоха, мелодия или аллергия?) завершается судом:
      истории (увлеченья с перезахоронениями),
      люмпена (постоянно обновляемые с помощью отменных стилистов проклятия, словно ребячьи ущипы слона),
      сиюмигным (штраф розгами, шпицрутеном, ныне - валютный),
      нескончаемо-заседательским, - по сей день.
      И тут запищал, не выдержав, б/п - отрубился свет (обломилась ветка сосны, порвав провод?) и черный экран: темень, как дыры в антимирах.
      То ли было в старое доброе время: крепкий состав типографского сплава гарт, ручной разборный словолитный прибор, типографская краска и печатный стан, то бишь пресс, - и запечатлевается на века, а еще прежде - что бумага? она истлеет! - черепаший панцирь или лопаточная часть барана: сколько волов надобно, чтобы всего лишь одну Книгу преподнести верховному жрецу в дар!..
      5.
      Ясность туманилась, и не единожды истлели карты, а игра-marriage c переменным успехом, особенно по части мизера, продолжается, успевай нажимать Enter.
      И одно и то же лицо перед дулом дамского пистолета - младенца, пока не понял, что это он сам, и если выстрелит в себя, то как он может потом родиться?.. только без шалостей!
      Смыть с себя, очистившись, лучи компьютера, ибо что есть забота о коже, как не поддержание мeтаморфоз тела, так, кажется?
      И потому Мустафа, покуда жив... может, потому и жив, что не утратил способности любить, чтя всех (да не всех!), как, к слову сказать, семь красавиц (это у классика) - румийка, тюрчанка, славянка и так далее, вариантов не счесть, а самая целомудренная строка:
      И поладил с ней, как с нижней верхняя струна.
      И к тем условным семи - своя аранка, нет-нет, не Нора, а чистая, в которую (очиститься б и ей!) вселился нациобес, - бросило в такой жар, что Мустафа чуть не сгорел в ее (не адском ли?) пламени.
      Да, да, очиститься - на сей раз, отдохнув от женщин, попасть в маргинальный (?) мужской
      файл haмaм,
      что в переводе с Turkish на Russian означает
      баня,
      и здесь свои традиции очищенья тела и духа, ритуалы, обряды, непереводимые ни на какое наречие, и потому на Esperanto, изобретенного, дабы народы могли договориться, пришлось, ничего не придумывая, предложить общеочевидное
      sauna,
      где на какое-то время забываются как будто внутренние разборки.
      Помешались все, выискивая сионскую муть, это водится издавна, и эрмов сюда приплели, - они сами жаждут (?) причислиться к древним из тех, которые по сей день сохранились.
      Еще минуту назад чистая его аранка была желанна, и Мустафа... - вдруг ни с того, ни с сего она выпалила:
      - Как тебе нравятся... как их? Ну, которые с мутью! - слетело с губ, которые только что целовал.
      - А что? - насторожился.
      - Возрадовались-то как!
      - Чему?
      - Ты что, газет не читаешь?
      - Мало ли какую чепуху в газетах печатают!
      - Я о Нобелевской!
      - И что же? - снова не понял.
      - Его (о ком она?) у нас, видите ли, обижали! И имя изменит, фамилию жены, если своя явная, возьмет, и пластическую операцию сделает, чтобы нос не выдавал, и начисто голову сбреет, чтобы ходить в парике, если волосы явные, курчавые и рыжие.
      Покончив с ними, избранными, взялась за эрмов: обнаглели, пролезли, и первые помощники, и первые замы... и пока Мустафа пытался остановить крушенье эротических своих видений, его чистая аранка нагнетала иные страсти, думая, что угождает Мустафе, ибо какой аранец не возрадуется, если при нем ругают эрма (как и эрм - аранца), а про тех, первых, - дань общему веянию.
      - Чего ты молчишь?
      - Зря ты это затеяла.
      - Нет, не зря: самые древние - они и самые зловредные! И ничто их не берет: ни войны, ни погромы, ни наводнения... - Недавно разлились реки, думали потоп, тыщу лет такого не было. - Поделом эрмам все=таки досталось!
      - Можно подумать, - не хватало еще спорить с женщиной, лежа рядом), что тебя лично кто-то из них обидел.
      - Ревнуешь? Я бы!.. - вспыхнула, нехорошо запахло у нее изо рта.
      - Ладно, успокойся... - И желание угасло.
      Недавно поцапался Мустафа с одним типом в чайхане неподалеку от своего подполья (за одним столиком оказались) - почти в те же дни, как с той аранкой расстался. И оба - известный игролог и новоявленный, как потом узнал, лидер, множество их нынче, фамилию слышал, а портрета видеть не довелось (при д-ре Новом перестали вывешивать) - друг друга в лицо не знали.
      Кажется, тот усомнился: действительно ли Мустафа - аранец.
      - Разве не похож?
      - Если честно, нет.
      - А на кого?
      - Ну... - тот заерзал=замялся, и Мустафа, привычный к таким вопросам, заметил, что когда приехал сюда учиться, то (глядя на его усы, сбрил их потом, Нора настояла - кололся очень) спрашивали:
      - Вы гюр?
      - Нет.
      - Эрм?
      - Снова не угадали.
      - Так кто же?
      - На Кафе, - я им, - еще аранцы живут... Нас тогда знали плохо.
      - Зато теперь знает весь мир, как шашлычные здесь открыли.
      - Про цветы еще скажите!
      - А за цветы спасибо! - Ирония? Почувствовал, что собеседник сердится. - Впрочем, и за шашлычные тоже.
      - Вы, очевидно, приняли меня за... - нейтральное бы слово! - масона?
      - Да. - Надо отдать должное: покраснел (не все еще в нем потеряно).
      Потом говорили про всякие анти и шовио, выйдя на нулевой цикл, с чего любая стройка начинается, будь дом или государство, - к тому, чье имя на устах, буквы вкривь и вкось (муми, ни одной собственной ткани): отыскалась частичка этой мути!
      Сыплет именами, вычитывая, словно с листа (так приобрел популярность, в лидеры выбился), - сначала отцовскую линию, тут одна тьмутаракань лесная или степная, а потом материнскую - вот она, муть, меж скандами и шотлами, в третьем колене, ноль целых столько-то, и в ней, мол, дьявольский зуд рушить и казнить.
      И о дальнем стратегическом умысле перемешать всех, и чтоб в каждом была эта муть: способные к адаптации, расширяют ареал, и потому особенно опасны для коренных этносов.
      - Ну и что же? Вытравлять?
      - Увы, упустили момент, надо бы сразу!
      - Смерть помешала?
      - Чья? - насторожился.
      И тут Мустафа выпалил насчет показательной казни, которую готовил Самый: