Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок

ModernLib.Net / Иронические детективы / Тихомиров Валерий / Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок - Чтение (стр. 10)
Автор: Тихомиров Валерий
Жанры: Иронические детективы,
Юмористическая проза

 

 


«Запорожец» взревел мотором, унося Алика навстречу любви. Внезапно в зеркале заднего вида показались двое в унтах, очках и полушубках. Они неторопливо бежали за украинской иномаркой, вежливо стараясь не обгонять. Так же неумолимо и монотонно бегал в кино американский терминатор. Альберту Степановичу сделалось не по себе. Он прибавил газу и начал петлять. Преследователи не отставали.

Потрошилой уходил дворами. За ним по пятам шел «отмороженный» криминал. Такого с Аликом еще не случалось. В роли дичи он чувствовал себя неуютно. «Запорожец» ревел, здорово обижаясь на изнасилование моторесурса. На двадцатой минуте погони нервы капитана милиции не выдержали. Он резко затормозил, высовывая голову в приоткрытое окно. Тишину переулка прорезал гневный вопль:

— Прекратите безобразничать! Что вам от меня лужно?!

Якуты застыли на месте, ища, куда бы спрятаться. Как старший брат их заметил, было непонятно. Ни один олень, не оборачиваясь, не мог обнаружить погоню. Они переглянулись и быстро юркнули в ближайшие кусты.

Потрошилов с облегчением выдохнул. И даже торжествующе улыбнулся. Все-таки, он внушал ужас преступному элементу. Несмотря на национальность.

«Запорожец» уехал, потрескивая мотором. Сократ вылез из кустов, потрясенно глядя вслед:

— Однако, великий охотник! Ни разу не обернулся!

— Тойон, — с уважением отозвался Диоген. — Сердцем чувствует!

Тем не менее упускать брата из виду им не позволял наказ отца. Сократ вышел на проезжую часть. Он дотронулся до асфальта, поднес пальцы к носу и втянул воздух. След железного оленя был вонючим, но отчетливым.

— Найдем? — спросил Диоген.

— Найдем! — уверенно заявил Сократ. — Я запомнил номер.

Якуты сурово нахмурились и потрусили по чужой каменной тундре. От них было трудно уйти, не оставив следа.

* * *

Мама всегда права. Как трамвай. А в том что трамвай обычно прав, Альберт Степанович убедился на личном опыте. Впрочем, стоило только сесть за руль, как выяснилось, что правы не только мама и трамвай, но и все остальные. За исключением его самого. Ну да речь не об этом. Как и предсказывала Валентина Петровна, с приобретением «Запорожца» Люда стала ближе и доступнее. Для наблюдения. Тут Потрошилов был асом.

Через неделю он знал о любимой женщине все. Она действительно была челюстно-лицевым хирургом. И еще профессионально занималась тяжелой атлетикой. После чего плавала в бассейне. Мужа у Люды не было. Узнав о ее трагическом семейном положении, Алик усмехнулся:

— Пока!

Он постоянно следовал за Людиным джипом. Отставал (часто). Догонял (редко). И старался быть незаметным. Альберт Степанович с наслаждением совершал все подряд глупости, свойственные влюбленным. Он подолгу смотрел на ее окна, постоянно говорил о ней с единственным другом — хомяком Ватсоном и иногда звонил ей домой, чтобы затаенно помолчать в трубку. А когда любимая мирно спала в своей уютной однокомнатной квартире на улице Есенина (дом одиннадцать, общая площадь тридцать два квадратных метра, санузел раздельный, лоджия не застеклена), Алик писал сонеты.


Пульсация пыли среди безнадежности

Распишет Вселенную ультрамарином.

На грани блестящей волны протекающей

Я выгрызу сердцем имя Людмила…


Валентина Петровна следила за интенсивными движениями души Алика с кухни. Отчеты о проделанной работе она анализировала вечерами. Под чашку настоящего английского чая с молоком. Наконец настал момент, когда сбор информации превратился в бесплодное подглядывание.

— Сын, — сказала Валентина Петровна, — пора вступать в контакт!

Альберт Степанович замер. Его мужественное сердце бешено забилось в груди. Из всех вариантов вступления в контакт он логическим путем выбрал самый экстремальный и прошептал:

—Пора нанести решающий удар?

— Для начала хотя бы познакомься, — остудила мама его пыл, — например, в бассейне.

Потрошилов попытался вспомнить, есть ли у него плавки и когда он вообще бороздил водную гладь очень вольным стилем. Вместо этого на память пришел последний выезд на трехдневного утопленника. Героического капитана передернуло.

— Возле бассейна, — проницательно поправилась Валентина Петровна, — и не забудь цветы. Розы или гвоздики не бери. Это банально. Лучше что-нибудь оригинальное, простенькое, но со вкусом. Заодно поблагодаришь за лечение.

Решение семейного совета подлежало претворению на следующий день. Темно-серый «Запорожец» цвета «не металик» выехал заранее. Альберт Степанович был сосредоточен и собран. Мамой. На выполнение отчаянной миссии знакомства. В его кармане лежали расческа, носовой платок и удостоверение. Пистолет он решил не брать, чтобы не напугать любимую. На заднем сиденье перекатывался элегантный букет полевых колокольчиков.

По пути Потрошилов мечтал о Люде. Нечаянно пропустив четыре переключения светофора. На одном из самых оживленных перекрестков города. В час пик. Загородив поворот колонне из таких же, как и его «Запорожец», иномарок… Очнулся он от оглушительного стука по крыше. Альберт Степанович поднял затуманенные грезами глаза. Прямо перед ним оказалось разъяренное лицо типичного владельца «мерседеса».

— Ты что, ослеп, чмо парагвайское?!! — невежливо заорал обладатель лица.

Несомненно, это было устное оскорбление. За ним последовало и оскорбление действием. Оппонент сдернул с Алика очки и с размаху шваркнул их об капот. После этого негодяй прыгнул обратно в «мерседес» и уехал.

Потрошилов обиженно засопел. Разбитые очки были третьими за последнюю неделю. Он снова пожалел, что не настоял на выдаче ему голубых «милицейских» номеров. Алик достал из бардачка запасные очки и вспомнил поездку в ГИБДД.

При регистрации «Запорожца» пожилой инспектор долго кряхтел, разглядывая удостоверение Альберта Степановича и темно-серую иномарку, потом сунул два обычных номерных знака и исчез. Тогда Алик немного потоптался и утешил себя необходимостыо маскировки в оперативных целях. А теперь жалел.

Дальнейший путь протекал без приключений. К вечеру «Запорожец» подкрался к стоянке бассейна, припарковавшись у самого края. Согласно записям Алика, до выхода Люды оставалось двенадцать минут. Он занял позицию у ворот. Текст, заученный наизусть, был готов к употреблению. Логически выверенные фразы сами ложились на язык.

— … Помимо искренней благодарности за лечение, разрешите преподнести скромный букет. В знак признательности и восхищения… — потренировался Алик перед волнующей встречей.

На крыльце показались два излишне крепких молодых человека. Очевидно, проникновенная речь Потрошилова донеслась и до них. Беседующий сам с собой человек в очках здесь был неуместен, как рояль на ринге. Со стороны бассейна раздался неприлично вульгарный гогот. И тут на улицу вышла Люда. Она была прекрасна в своем бирюзовом спортивном костюме. Влажные волосы в живописном беспорядке торчали в разные стороны.

Альберт Степанович сделал шаг вперед. Молодые люди на крыльце что-то сказали, продолжая смеяться. Один из них игриво хлопнул любимую женщину капитана Потрошилова чуть ниже крепкой спины. Второй приобнял ее за талию. Люда холодно улыбнулась в ответ. Алик не успел подумать, что такие грубые попытки ухаживания интеллигентной девушке нравиться не могут, как оба наглеца поднялись в воздух.

Люда резко выдохнула, взяв в рывке два живых снаряда. Гогот перешел в панический вопль. Молодые люди обрушились на клумбу, перелетев через перила. Кусты шиповника цепко хрустнули, принимая жертвы собственной невоспитанности. Крик оборвался.

Альберт Степанович по инерции сделал еще один шаг по направлению к любимой. Та иронично прищурилась:

— Тоже хочешь нежности?

От ее глубокого грудного голоса у Алика закружилась голова. Заготовленные слова моментально выветрились из памяти. В глазах потемнело. Он с трудом сглотнул слюну и молча кивнул. Люда придирчиво оценила комплекцию и стать Потрошилова. Видимо, результат ее не воодушевил. Она легко приподняла его за прижатые локти и переставила с дороги в сторону.

— Не время для нежностей, дорогой, — ее грудь мимолетно коснулась плеча Альберта Степановича, — слишком много свидетелей.

Из недр разрушенной клумбы донеслись стоны, мат и треск шиповника. Молодые люди явно собирались взять реванш. Хлопнула дверца, тихо рыкнул мотор джипа, взвизгнули шины. Мимо покачивающегося Потрошилова промчались разъяренные мстители. Погоня стремительно удалялась от бассейна. Все стихло.

Оставшись один, Алик очнулся. Он обвел блаженными глазами внезапно опустевший мир. Она ушла. Исчезла в вечерней дымке волшебного лета, лучшего лета в жизни капитана Потрошилова. А на у прощание так тонко намекнула о своих чувствах! Легкий укол сожаления побудил его к действиям. Альберт Степанович элегантно забрался в скрипящий «Запорожец», положив не пригодившийся букет на переднюю панель. Его душа млела и томилась.

На обратном пути он едва разминулся с разочарованно возвращавшимися мстителями. Нерастраченная агрессия невоспитанных молодых людей требовала выхода. Похоже, Алик как невольный свидетель позора вызвал у них негативную реакцию. Мощный пинок по заднему бамперу подбросил машину вверх. Но даже это не смогло вывести Потрошилова из состояния клинического блаженства. Он снисходительно усмехнулся и не стал реагировать, простив ребятам их маленькие шалости.

Глава 17

ГУСЬ СВИНЬЕ НЕ ПЕТУХ


Петроградская сторона плавилась от жары, изнемогая всем своим хваленым «старым фондом». Она вдыхала горячий воздух переулками и подворотнями, помойками и колодцами, а затем выдыхала его в небо, умножий температуру втрое. Пролетариат смекалисто просушивал белье, используя халявную энергию солнца. Фасады домов преобразились. Декоративные извраты скульпторов золотого века дополнили разноцветные стеганые одеяла и подушки без наволочек. Желтые разводы на них, как годовые кольца деревьев, напоминали о прошедших праздниках и шумных застольях со всеми «вытекающими»… Грустные лица каменных изваяний с веревками на шеях тоскливо провожали глазами потных прохожих.

В тихом дворике затаился «Ленфильм». Здание киностудии, отделенное от тротуара и проезжей части клумбой, загаженной местными собаками, тоже притихло. Как все. В жарком мареве казалось, что буквы на фасаде висят криво, шевелятся и вот-вот рухнут, символизируя падение престижа отечественного кинематографа. Рассадник творческой мысли и культурного беспредела «косил» под «своего» в спально-архитектурном великолепии рабочего района.

Гром грянул внезапно. На фоне полного благополучия. Как обычно, гроза пришла с запада. Ухнуло так, что из окон кое-где повыпадали подушки. Затем резко потемнело, и все стихло. В этой зловещей тишине у киностудии началось движение…

Двери хлопнули всеми своими створками, вторя грозовым раскатам грома. На улицу выскочил суетливый мужичок с бородкой и крикнул в огромный никелированный рупор: «Выносите гада!» Затем, энергично прихрамывая, рванул в сторону клумбы.

Снова грянул гром, и снова хлопнули двери. Съемочная группа выносила человека на руках. В предгрозовую тишину ворвался слабый крик виновника торжества и тут же погрузился в многоголосый гомон кинематографистов. Крепкие руки каскадеров с трудом удерживали стремящееся к свободе большое тело.

Клим Распутин вращал головой из стороны в сторону, активно выкрикивая патетические лозунги.

— Эх вы-ы!!! — выл он, закатывая глаза. — Люди-и-и!!!

— Сволочь! — истерично завопила в ответ очкастая девушка с жидкими волосами и ударила Распутина по колену деревянной «хлопушкой», отмеряющей дубли.

Ошалелые от жары и раскатов грома прохожие остановились, с интересом наблюдая закулисную изнанку кинешной жизни.

Внезапно небо треснуло пополам, молния осветила улицу могильным светом большой неоновой лампы, и тучи прорвало. Ливень хлынул оптом. По всей поверхности Петроградки. Крупные капли застучали по асфальту, разлетаясь в разные стороны, как презрительные плевки.

— Опустите, козлы! Дайте отыграться! — продолжал декламировать Распутин. — Еще дубль, и я гарантирую…

— Ты уже отыгрался! — крикнул ему в ухо мужик с бородой через рупор и мстительно ударил тем же рупором по тому же колену, что и девушка.

На лице бородатого сквозь щетину отчетливо проступал синяк.

В течение нескольких секунд ливень набрал полную мощь, ускоряя процедуру изгнания Клима Распутина из кинобизнеса. «Ленфильмовская» клумба постепенно превращалась в собачий ватерклозет.

— Уберите руки, уроды! — Клим перешел к оскорблениям. — Не сметь унижать советского врача!

— Тебе самому лечиться надо! — завопила очкастая и поудобней перехватила «хлопушку»..

— Дай ему, — без выражения произнес кто-то из зрителей, которых к тому времени собралось уже порядка двадцати мокрых человек.

— По башке дай, — поддержал другой.

— И рупором по яйцам! — пискнула молоденькая пэтэушница в мокрой футболке, надетой на голое тело.

Остальные зрители разрывались между коллизиями богемной жизни киностудии и упругой грудью будущей поварихи.

— Закрой рот, дура! — Клим изо всех сил вывернул голову, пытаясь рассмотреть, кто посягнул на святое.

Такая грубость по отношению к источнику визуальных наслаждений полностью лишила Распутина симпатий массовки. Советы начали поступать более энергично и с большей фантазией.

— Его надо ОПУСТИТЬ, — деловито и со знанием дела произнесло огромное существо с наколками на руках.

— Спасибо, мужик! — не расслышал его Клим и подмигнул бородатому с рупором. — ОТпустить бы надо. Публика просит! Человек создан для полета!

— Вот чего просит, то и сделаем, — злобно оскалился тот в ответ.

— Сам просит, петух, — как-то очень холодно и в то же время без выражения снова донеслось из толпы. — Топчите его. Петухи не летают.

На этот раз Клим расслышал все, и это ВСЕ ему не понравилось. Он изогнулся всем телом в крепких руках каскадеров и отыскал в толпе говорившего. Высокого роста крепкий старик смотрел на него бесцветным левым глазом. Ливень поливал сего седую голову, а он стоял, не обращая внимания. Будто всю жизнь провел под дождем. Тяжелые капли повисли на полуприкрытых веках, срываясь с редких ресниц, как слезы. Его правый глаз по-кутузовски прикрывала пиратская повязка. Он опирался на потрепанный костыль и, если бы не кирзовый сапог и телогрейка, был бы очень похож на легендарного капитана Флинта.

— Ты что сказал-то, дед? — Распутин зашевелился, не обращая внимания на тычки в поддых и шевелящуюся в ногах девушку с хлопушкой. — Кто петух?

— Ты, — спокойно ответил старик и, хромая, пошел в сторону метро. За ним, не торопясь, зашагал еще один.

— Ты кто такой, козел? — Клим, до этого момента вырывавшийся в основном для вида, начал активную борьбу за освобождение.

— Тебе лучше не знать, — кинул через плечо второй дедок и добавил, больше по привычке: — А за козла ответишь. — Затем, не по годам энергично, принялся догонять товарища.

— Мы еще встретимся! — закричал Клим вслед удаляющейся парочке.

— Обязательно, — буркнул себе под нос Моченый и начал спускаться в подземный переход.

Гнида догнал пахана на перроне:

— Ты зачем забелился-то, папа?

— Скучно, — отрезал Моченый и шагнул в подошедшую электричку, грубо оттолкнув в сторону замешкавшуюся женщину.

* * *

После ухода странного старика в наколках съемочная группа несколько поостыла. Предложение «опустить» Клима было трудновыполнимо и впридачу уголовно наказуемо. И потом, без консультаций ушедшего специалиста справиться с поставленной задачей было сложно. Нет! Как людям творческим суть экзекуции всем была понятна и близка. Но как это сделать грубо, так, чтобы наказание не понравилось, в группе никто не знал. Возможно, кроме садо-извращенки девушки с хлопушкой.

Тем не менее Распутина с большим трудом донесли до клумбы, доверху заполненной плавающими отходами собачьего производства, и под радостные крики зрителей швырнули туда бьющееся тело.

Клим Распутин сидел в нечистой луже под проливным дождем и размышлял. Вокруг смеялись люди, но ему было все равно. Мечта всей жизни тонула в испражнениях, одежда была навсегда испорчена. Его мучили два вопроса: «За что человека называют петухом?» и «Как можно жить без кинематографа?».

Зрители продолжали с интересом наблюдать за его действиями.

— Ныряй, чего сидишь? — донеслось из толпы.

— Ой, да вытащите его оттуда кто-нибудь!

— Может, милицию позвать?

Вытаскивать никто не собирался, за милицией тоже не пошли.

Клим наконец отвлекся от размышлений. Он встал, стряхнул с одежды то, что можно было стряхнуть, гордо вскинул голову и посмотрел вокруг пылающим взглядом:

— Весело вам?! Нравится шоу?! Знаете почему? Потому что — халява. Потому что цирк бесплатный. Потому что вся ваша жизнь — бесплатный цирк! Жалкие людишки! Вы разойдетесь отсюда по своим загаженным шалашам, где не было ремонта со времен прежних хозяев. Сядете жрать бурду, сваренную вашими бесплатными неухоженными женами. И уставитесь в намазанный счастьем экран древнего телевизора. Где снова покажут бесплатный цирк, сляпанный на халяву, специально для таких, как вы!!!

Толпа затихла. Людей все прибывало. Внимали молча, экономя силы для битья. Слушать было противно, а уходить — в падлу. Клим расправил грудь и двинул в самое больное место:

— Стыдно? А может, это не про вас? Может, это вы только что прилетели с Мальорки, а я, грязный дурак, загара не заметил? Нет, нет. Вижу пару загорелых спин. Как поживает огород? Всего три часа на электричке, и вы — в клещево-комарином раю? Что же вы замолчали? Смейтесь! Смейтесь надо мной. Над тем, кого съемочная группа вынесла с «Ленфильма» на руках! Смейтесь над моей любовью к горным лыжам и парашютам. Смейтесь! Мне приходится спать с фотомоделями! Ведь кто-то должен это делать! Давайте! Я вам разрешаю. Сейчас я вылезу из грязной лужи и уйду. А завтра спасу еще пару никчемных жизней. Но вы не расходитесь. Постойте здесь подольше. Не спешите домой. Теперь вы знаете, что вас там ждет!

Шлепая мокрыми ботинками, Клим не спеша прошел мимо онемевшей толпы. В настоящее время его больше волновала одежда. Люди замерли в нерешительности. По-хорошему, надо было бы набить мужику морду, но признавать его правоту не хотелось. Не глядя друг на друга, они исподлобья провожали Распутина нехорошими взглядами. Клим отошел на несколько метров и остановился, прикидывая расстояние:

— Чего рты разинули? За двадцать баксов меня еще можно потрогать, уроды!

Возникло секундное замешательство. Толпа отшатнулась, как от удара. Наконец в эпицентре скопления людей кто-то произнес ключевые слова, как сигнал к атаке:

— Во, сука!

Но Клим уже бежал. Бежал, далеко выбрасывая сильные ноги. Он был молод, здоров и в эту минуту абсолютно счастлив. Его было не догнать. Это знали все, но продолжали бежать. Останавливаться было «в падлу».

Глава 18

ПАХАН УМЕР. ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПАХАН1


На улице с утра шел дождь. Гнида бродил по квартире и мучился от безделья. Спешить было некуда. Он был как бы на пенсии. На заслуженном, так сказать, отдыхе. А народ за окном спешил на работу. Санек стоял у окна и смотрел, как они тычут друг другу зонтиками в лицо, толкаясь на остановке.

— Каждому свое, — философски изрек Гида и ударил себе по локтевому сгибу, показывая народу неприличное направление пути.

Он с удовольствием огляделся вокруг. Обстановка радовала глаз, как обычно радует все халявное и чужое.

— Шныря бы надо. Ну да мы не гордые. Сами приберем. — Он отправился в ванную, на ходу включая телевизор с пульта.

— …а сейчас анонс нашего вечернего выпуска, — жизнерадостно произнес с экрана диктор гомосексуального вида.

Гнида набрал в ведро воды, взял тряпку и швабру.

— Якутские миллионы — миф или реальность? Сможет ли подняться с колен всеми забытый народ далекого северного края? Чем сейчас живет Республика Саха? Что думают об этом в Москве?

Бывший зэк щедро плеснул горячей воды на паркет и принялся усердно втирать ее в лакированную поверхность пола.

— Сегодня в вечернем выпуске программы «Темя» мы покажем эксклюзивное интервью с одним из самых ярких представителей развивающейся якутской экономики Степаном Степановичем Потрошиловым — олигархом и человеком. Перспективный предприниматель новой волны якутского бизнеса встретился с корреспондентом нашей программы и сделал сенсационное сообщение. Тойон одного из древнейших племен северной части Индигирской низменности поделится своими взглядами на планы развития экономики края, а также затронет вопросы, касающиеся отношений с федеральным центром. Нужен ли якутскому народу «свой человек» в Москве? Кто протянет руку помощи молодой развивающейся промышленности богатейшего края? Эти и другие вопросы — сегодня в программе «Темя» на Главном канале.

Диктор продолжал что-то говорить, но это было уже не важно. Бомба взорвалась, и уши заложило. Гнида застыл перед телевизором с тряпкой в руках. В голове стоял шум, сердце по-стариковки неровно отплясывало танец смерти на руинах спокойной жизни. ОН жив! Вернее даже, ОНА! «Корова» была жива и, судя по всему, неплохо упитана!

Гнида посмотрел на дверь, ведущую в коридор, где в своей камере продолжал обитать пахан. Его непроизвольно передернуло. Что теперь со всем этим делать? Он не знал. Гнида посмотрел вокруг. Мягкий диван, уютные кресла, чистое белье и теплое одеяло… Все!

Сказка закончилась. Вместо комфорта нарисовалась кича. Он отложил в сторону инвентарь и устало присел на корточки, привалившись к стене. Сегодня вечером Моченый увидит сюжет. Конечно, можно было бы испортить телевизор, но если пахан что-то почувствует — кранты. А он обязательно почувствует! Можно, конечно, надеяться, что его хватит удар прямо перед экраном. Но это — вряд ли. Даже если повезет и у Моченого отнимется вторая нога, он на брюхе поползет в Якутию и загрызет «корову». Возвращаться в край оленей и тюрем очень не хотелось. Гнида принялся думать…

* * *

На вечерний просмотр телепередачи Моченый пришел пьяный. Последнее время он часто был пьян. Мыться он давно перестал, и от него невыносимо смердело. Пахан, как обычно, молча устроился на полу и деревянной ногой нажал кнопку телевизора. На него было жалко смотреть. В синем телевизионном свете лицо казалось мертвым. Глаз слезился. Руки дрожали. Давно не бритая борода торчала во все стороны мелкими пучками седых волос.

— Что, Санек? Масть не канает и житуха голяк?

Гнида не ответил. Разговаривать он не мог. От напряжения трещала голова и сводило скулы. Он ждал.

— Якутские миллионы — миф или реальность? — снова затянул голос за кадром.

— Родина! — протянул довольный пахан и поближе подвинул к себе костыль.

На экране побежали стада оленей. За ними уверенно скакал на лошади якут в неестественно чистой шубе, унтах и огромной шапке с длинными ушами. Неизвестно откуда взявшаяся в Якутии приземистая лошадь мчала на себе якута, очень похожего на калмыка.

— Далекий неизведанный край до последнего времени оставался для нас загадкой. Что таят в себе эти просторы? Какие тайны скрывают? Вечная мерзлота или сокровищница, покрытая льдом? Что же такое — Республика Саха? Кто он — якутский олигарх? Чем живет? Откуда ждет помощи? Вот неполный перечень непростых вопросов, с которыми наша съемочная группа прилетела в гостеприимный край оленеводов и рыбаков.

Якутский калмык продолжал гнать оленей, помахивая длинной веревкой. Животные, ничего не понимая, пугливо оглядывались и мчались, куда глаза глядят.

— Так кто же они, «новые якуты»? Олигархи Республики Саха? — Жизнерадостный голос репортера надоедливо зудел, как муха над коровьей лепешкой. — Сказочно богатые шейхи Севера?

Камера наехала крупным планом на сопку, затем ландшафт изменился до равнины, разрезанной поперек ровной, как стрела индейца, и широкой, как душа якута, автострадой. В обе стороны неслись сверкающие полировкой до неприличия роскошные иномарки. Из машин приветливо махали руками улыбающиеся люди. Солнечные очки заботливо прятали их глаза от лучей палящего якутского солнца. Где-то вдалеке у дороги красовался огромный рекламный щит с яркой надписью на иностранном языке.

— Жизнь в республике под руководством нового губернатора Исаака Ходоровича меняется на глазах. И ярчайший пример преображения якутской глубинки — человек непростой, но счастливой судьбы. О таких сейчас говорят: «Он сделал себя сам!»

На этот раз на заднем плане снова были сопки. Прямо от них через всю бескрайнюю тундру тянулись провода и мощные конструкции линии электропередачи. По мере приближения высоковольтные вышки становились все ниже и ниже и заканчивались прямо у крыши белоснежной яранги, похожей на шатер. От автострады к ней вела ковровая дорожка. Стены были утыканы спутниковыми антеннами, а места прохождения телефонного кабеля помечены яркими табличками.

— Степан Степанович Потрошилов! Это имя давно произносят в Республике Саха с восхищением и уважением. Парень «от Сахи», как еще любят шутить в крае. Кто он? Олигарх или скороспелый толстосум? Рачительный хозяин или бездумный пользователь? Мы решили встретиться с ним и разобраться во всем сами.

Полог яранги открылся. Оттуда выглянула очаровательная девушка с восточными глазами и, смутившись, спряталась вновь. На заднем плане приземлялись и улетали вертолеты. Неброские молодые и не очень люди в официальных костюмах и национальной одежде входили в ярангу и выходили оттуда. Они садились в свои машины и вертолеты и снова уезжали. Лица были серьезны, движения уверенны.

— Вот так целый день! С раннего утра и до позднего вечера идет работа. Как рассказали нам лица, приближенные к Потрошилову, он мог бы жить на Майами и руководить оттуда своей империей. Но он не отрывается от корней! И предпочел, по его словам, «Иметь свой дом на своей земле». Степан Степанович Потрошилов выкроил в напряженном графике несколько минут и для нашей телекомпании. Итак, интервью олигарха Индигирской низменности!

На экране появился человек в стильном кожаном пиджаке. На его груди гордо красовался орден Дружбы народов. Он поправил очки и заговорил:

— Когда-то здесь все было иначе. — Олигарх сделал небольшую паузу и продолжил: — Все началось с того, что я потерял своих самых близких друзей…

В комнате раздался страшный полузадушенный хрип. Моченый жутко заскрежетал остатками зубов, дробя их в мелкую крошку. Но диктора это не заглушило. Не успел олигарх рассказать про наследника в далеком Санкт-Петербурге, как бодрый голос с экрана продолжил пытку:

— Еще несколько лет назад на этом месте ничего не было. Паслись олени и рос ягель. Теперь это его земля! Да, да! Мы не ошиблись! Власти края приняли решение отдать в собственность тысячи гектаров земли этому человеку и его соплеменникам! Земли, хранящей в себе несметные сокровища! Сокровища, разработка которых только начинается, но результаты уже ошеломляющие. Как же это могло случиться? Кто же помог? Мы ответим! Есть люди в нашем государстве, которым не безразлична судьба якутской глубинки! Есть они, готовые протянуть руку помощи и поддержать растущую экономику края. И, конечно, прежде всего — Исаак Ходорович! Усилиями этого предпринимателя и депутата поднимается с колен якутский производитель. Именно его усилиями встают на ноги и крепнут такие кадры, как Степан Степанович! «В богатом крае — богатые люди!» — говорит Ходорович и делом доказывает это. Под его руководством целая династия россиян-Потрошиловых станет использовать и умножать богатство земли, которую по праву назовут СВОЕЙ.

* * *

Гнида сидел, закрыв лицо руками. Внезапно в телевизоре что-то щелкнуло, и экран потух. Моченый впервые за все время проживания на новой хате воспользовался пультом. В комнате стало тихо и темно. Было слышно, как на кухне тикают часы, отмеряя не самое лучшее время в жизни Гниды.

— Он? — тихо произнес Моченый.

Гнида молча кивнул головой, но руки от лица не убрал.

— Ага, — протянул пахан и опять замолчал.

Часы на кухне тоже почему-то затихли.

— Че сидишь? Собирайся, — сказал Моченый в темноту.

— Куда? — Гнида отнял руки и посмотрел с дивана на плешь пахана. В свете уличного фонаря она блестела, как лужа.

— Домой.

И тут кореш произнес:

— Нет! — Его сердце замерло, как кухонные часы. Если бы не шипящее дыхание Моченого, в комнате стало бы совсем тихо.

— Почему? — на удивление спокойно проговорил пахан.

Гнида выдохнул. План удался. Сразу его не убили. Дальше будет легче. Он заговорил:

— Мы с тобой кекерашки [12], папа. Якутия далеко. «Корова» со всех сторон прикрыта. Нас пришьют — не успеем рисануться. Или «корова» рога откинет, пока дошкандыбаём.

* * *

Гнида замолчал, прислушиваясь к прерывистому дыханию Моченого.

— Чего потух? Я еще живой! Базлай дальше.

— Я меркую, лучше пусть он пыхтит и стремается, как мы.

— Типа?

— «Теленка» мочить надо. Он здесь. И мы здесь. Поляна наша. Накрывай, как хочешь.

Моченый молчал. Он несколько раз качнул головой из стороны в сторону, потом кивнул. Гнида следил за каждым его движением, готовый в любую секунду спрыгнуть с дивана. Но Моченый не делал резких движений.

Он зашевелился, поднимаясь. Гнида вскочил чуть быстрее, чем хотелось. Пахан не обратил на него внимания и двинулся в сторону туалета. Несколько минут журчал водой из-под крана, чем очень удивил друга, затем, как ни странно, смыл воду в унитазе и скрылся у себя в камере-прихожей. Гнида снова выдохнул.

— Ништяк. Пронесло! — и тоже начал укладываться спать.

Что снилось ему, он не помнил. Но что-то очень страшное. Нечто кружило над ним, закрывая солнце, потом яркая вспышка ослепила. Потом снова стало темно. Внезапно появилась жуткая рожа коровы с рогами и огромными зубами. Она мычала так, что закладывало уши. Сквозь мычание, слышалось:


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24