Зона Захвата

Время для Логинова текло бесконечно медленно. Он вспомнил всю свою жизнь. А что еще ему оставалось делать? Реальны для него теперь были только воспоминания. Он вспомнил, как мечтал стать космонавтом, еще когда учился в школе первой ступени, и как потом стал им, как хотел попасть в дальнюю разведку и уже сдал все необходимые экзамены в центре подготовки, когда началась война, за которой последовал захват.

Война грубо перечеркнула все его планы, он считал, что мужчина обязан защищать свою планету, и выбрал для себя самый трудный участок. Управление Безопасности, Внешняя разведка… Затем, в самый разгар захвата, он получил задание связаться с Институтом времени на Таире. Именно тогда он встретил Перлис… Чем закончилось его задание, связанное с этим Институтом времени? Они не попали на Таиру, оверсайд оборвался, не завершившись, и их выбросило в завременье… И снова, в который раз, его мысль настойчиво вернулась к Институту времени… Что-то там было, что-то очень важное, связанное с захватом. Он еще успеет подумать об этом… Ему не удавалось сконцентрироваться, мысли расплывались, разбегались в разные стороны, переключались на мелочи. И четкая картинка всей цепочки событий, приведших к захвату, распалась, и казалось, навсегда исчезла из памяти. Артем успокоил себя: у него будет достаточно времени для того, чтобы освоиться со своим новым положением. Он будет учиться управлять своими непослушными мыслями…

В тот момент он еще не мог знать о том, что само возникновение подобного желания свидетельствовало о начавшихся изменениях в сознании. Его мозг сумел заблокировать действие яда на глубинных, жизненно важных уровнях, и теперь начинал медленно выбираться из комы.

ГЛАВА 47

Долгие дни полета слились для Логинова в одну длинную череду. Ночи не отличались от дней, а время потеряло свою размерность. Не было ни часов, ни минут, была сплошная тягучая серая лента, в которой постепенно и очень медленно, с точки зрения постороннего наблюдателя, начало выкристаллизовываться что-то новое.

Действие такого мощного психотропного яда, которым Артема накачали арктуриане, не могло пройти бесследно. Хотя могучий организм инспектора и его тренированное сознание не позволили яду изменить основу его личности, в верхних, временных пластах памяти, в областях осознания своего «я» произошли серьезные изменения. Выглядело это довольно странно.

Очнувшись однажды утром, Логинов не мог вспомнить свое настоящее имя… В мозгу упрямо вертелась какая-то нелепая фамилия Ловансал… Постепенно ему пришлось смириться с тем, что его так зовут, в конце концов, у него были разные фамилии в его оперативной практике — почему бы не «Ловансал»? Рано или поздно он вспомнит свое настоящее имя, а вместе с ним и все, что произошло с ним на планете Арутея. Сейчас же гораздо важнее было привести в порядок собственный организм, долгое время пребывавший в полной неподвижности. Стандартная проверка внутренних систем показала, что они все разболтаны до предела.

Начав с легкой постельной гимнастики, Артем постепенно приучал свои мышцы к нагрузке. Во время физических упражнений Логинов—Ловансал пытался восстановить в памяти хотя бы кусочки собственной биографии, необходимые для жизни и дальнейшей деятельности. Он действовал осторожно, исподволь, не насилуя собственную память и не пытаясь сразу вломиться в закрытые области.

В результате получалась какая-то странная смесь, в которой он тонул, как в болоте.

С одной стороны, он твердо помнил, что родился на Земле, с другой стороны, агент Ловансал давным-давно жил на Арутее, хотя и был землянином, а, следовательно, родился все-таки именно на Земле…

Самым же неприятным открытием (и абсолютно невозможно было понять, почему это открытие вызывает у него такую неприязнь) было то, что он являлся сотрудником арктурианской разведки. Он был направлен на Ширанкан (откуда ему известно название планеты, на которую летел корабль, и почему так важно знать название этой планеты, он так и не смог вспомнить). Там, на Ширанкане, он должен будет выполнить особое задание: выяснить, что затевает каста военных, ухлопавшая на засекреченное строительство на этой планете не один миллиард кредов.

Но это было лишь одно из заданий, причем не самое важное… А вот свое главное задание он так и не мог вспомнить.

Он был благодарен арктурианским покровителям, позаботившимся о том, чтобы он, несмотря на свое официальное положение заключенного, располагал на время полета отдельной каютой. Это позволило ему полностью посвятить себя тренировкам и восстановлению своей двойственной памяти, «арктурианская» часть которой восстанавливалась довольно успешно — он уже знал почти все о своей официальной легенде — планетолог, торговавший наркотиками… Не так уж плохо для начала, к таким личностям в местах заключения относились довольно благожелательно, зная об их связях с мафией.

Что касается второй, «земной» части его памяти, то здесь особыми успехами Логинов—Ловансал похвастаться не мог, хотя и чувствовал, что и в этой, закрытой от него части сознания, тоже ведется восстановительная и пока что незаметная работа.

Иногда он вспоминал причину, по которой с ним произошло это странное раздвоение. Он принял какой-то психотропный яд… А вот почему это произошло, он не знал. Все воспоминания, связанные с этим событием, были плотно блокированы, и проломить эту стенку он не мог, несмотря на все усилия.

В такой тонкой и уязвимой области, как психика, опасно идти напролом, и потому Логинов действовал очень осторожно, все время отступая, как только натыкался на стенку.

В то же время Логинов-Ловансал понимал, что время у него строго ограничено. После выхода из оверсайда, едва корабль прибудет к месту назначения, он лишится своего уединения… Администрации колонии ничего не известно о его особом положении. Для них Ловансал будет простым заключенным, со всеми вытекающими отсюда последствиями… И если до прибытия он не сможет ничего вспомнить о своем основном задании, в колонии сделать это будет намного сложнее…

Месяц полета прошел незаметно. После того как Ловансал начал ощущать течение времени, оно, словно застоявшийся в конюшне конь, стремительно ринулось вперед, и теперь его ни на что не хватало. График тренировок был расписан буквально по минутам. Психологический тренинг, сменялся физическим, и к моменту посадки арктурианский агент Ловансал был полностью готов к выполнению своей ответственной миссии на Ширанкане.

Ширанкан — это жестокий мир, обожженный двумя голубыми солнцами и совершенно не приспособленный для жизни. Ловансал знал об этом, но не представлял, что действительность окажется настолько хуже всех его ожиданий.

Единственная планета этой звездной системы состояла из оплавленных чудовищным жаром скал и потрескавшихся, развороченных, наехавших друг на друга базальтовых плит, разорванных и искореженных притяжением двух голубых гигантов.

Были периоды, когда ни одно человеческое существо, несмотря на энергетические купола и все защитные сооружения, не смогло бы здесь выжить. К несчастью для Ловансала, в течение целых двух столетий планета должна была находиться в относительно благополучной зоне, когда жара на ее поверхности не превышала каких-то пары сотен градусов, а в тени царил космический холод.

Здесь не было ни воздуха, ни воды. И поскольку здесь также не было полезных ископаемых, становилось совершенно непонятно, зачем этот мертвый и суровый мир понадобился арктурианам.

Но, к сожалению, он им понадобился, и земному планетологу Григорию Ловансалу, осужденному за распространение наркотиков на Арутее, которые он и в глаза не видел, пришлось после посадки корабля влиться в толпу заключенных и проследовать вместе с ними в отдельный барак для прохождения всех стандартных процедур.

Возможно, начальство не предполагало, что ждет их агента на Ширанкане, но у Ловансала было на этот счет собственное мнение. Агентов много, и его жизнь стоила ничтожно мало по сравнению с той информацией, которую ему поручили добыть. Слишком хорошо он знал порядки своего сурового учреждения и понимал, что никто и пальцем не шевельнет для его возвращения после того, как информация будет передана на Арутею. Пытаясь вспомнить о том, как он ее должен передать, Ловансал установил, что ничего об этом не знает, и решил не ломать над этим голову. Если арктурианам понадобится информация, которую он здесь добудет, — они найдут способ ее получить. В конце концов — это их проблема, а у него и своих хватает.

Подготовить себе пути к отступлению должен был он сам, но даже теоретически это представлялось крайне маловероятным. Никому из заключенных за всю двадцатилетнюю историю колонизации Ширанкана еще не удавалось сбежать. Отсюда следовал неутешительный вывод: напротив его фамилии в списках агентов давно уже появилась пресловутая надпись «погиб при исполнении…». Собственно, эта надпись, как ему помнилось, была одним из условий, которые он выдвинул, согласившись лететь на Ширанкан. Именно она давала право его родителям на пожизненную и весьма приличную пенсию. Но тогда он не предполагал, что надпись будет полностью соответствовать его судьбе.

Сейчас, напряженно пытаясь вспомнить все обстоятельства своей отправки на задание, он раз за разом возвращался к одной и той же несуразной мысли: надпись о том, что он «погиб при исполнении своих обязанностей» должна была появиться в реестре сразу двух разведок — земной и арктурианской… Двойной шпион? Перевербованный шпион? Кто он такой, в конце концов? Этого он так и не смог вспомнить и, следуя за длинным строем заключенных в дезинфекционную камеру, натягивая на себя грубую брезентовую робу с номером «48», понял, что ему на это глубоко наплевать.

Здесь, на Ширанкане, вся его предыдущая жизнь не имела значения. Начиналась новая, и только одно щемящее воспоминание, одна-единственная картинка в памяти, совершенно не связанная со всеми остальными, не давала ему провалиться в пучину полного равнодушия.

В небольшом замкнутом пространстве переходного шлюза стояла женщина… Она стояла от него так близко, что ее шелковистые волосы, развеваемые потоком воздуха от регенератора, время от времени касались его лица. Он не мог вспомнить даже ее имени, он не знал, что его связывает с этой женщиной, но щемящая боль от этого воспоминания то и дело врывалась в его сердце и что-то будила в нем.

На следующее после прибытия утро Ловансал проснулся от грубого пинка старосты. За сотни лет использования рабского труда почти ничего не изменилось в его организации. Проще всего управлять рабами их собственными руками, создав внутри их контингента небольшую группу привилегированных личностей, не слишком обремененных моральными устоями. Правда, смертность среди старост была намного выше общего показателя, но контингент легко было пополнить, и Ловансал надеялся, что рано или поздно ему удастся заполучить для себя эту должность, позволявшую получать лучшее питание и толику свободного времени, столь необходимого для выполнения задания.

Пока же он, совершенно не выспавшийся, злой и голодный, вынужден был втиснуться в металлическую кабину кара и отправиться вместе с остальными заключенными на работу.

Несмотря на силовую подушку, позволявшую машине ненадолго зависать над поверхностью планеты, езда на Ширанкане напоминала передвижение по земному бездорожью на телеге. Машину швыряло, и заключенных безжалостно бросало друг на друга с такой силой, что их руки, прикованные стальными браслетами к трубе, идущей вдоль потолка машины, казалось, вот-вот вырвет из суставов.

Работать им предстояло именно руками, и Ловансалу было непонятно, почему хозяева относятся к своему живому имуществу столь нерачительно.

Впрочем, дорога оказалась короткой. Уже через полчаса машина остановилась перед большими металлическими воротами, выложенными снаружи керамическими плитками, покрывавшими здесь любые поверхности машин и зданий, которым приходилось испытывать на себе излучение местных безжалостных солнц.

Ворота ушли в сторону, открывая длинный подземный туннель, заполненный ядовитым неоновым светом прожекторов, пылью и грохотом работающих механизмов. Вначале Ловансалу показалось, что он попал на какие-то тайные подземные разработки арктуриан — и если это так, то его задание до предела упрощалось. В этом случае требовалось лишь выяснить, что именно добывают здесь арктуриане под завесой полной секретности.

Но очень скоро стало ясно, что он ошибся.

Отряд заключенных двигался под бдительной охраной боевых роботов, управляемых, скорее всего, одним-единственным охранником, одетым в скафандр, и потому внешне его невозможно было отличить от этих неуклюжих боевых машин.

Вскоре заключенных остановили.

У них отобрали кислородные маски, необходимые во время движения транспорта по поверхности лишенной атмосферы планеты, и выдали ручные плазменные резаки.

Староста терпеливо объяснил, что от них требуется. Нужно было вырезать из базальтовой стены пещеры одинаковые квадратные блоки, метр на метр, и полметра в глубину. Назначение этих блоков осталось для Ловансала полнейшей загадкой. Скорее всего, их использовали как строительный материал, но трудно было представить размеры сооружения, для которого могли бы понадобиться подобные «кирпичи».

Ничего особенно сложного в самой работе не было. Включаешь резак и, стараясь, чтобы расплавленные капли породы не изуродовали тебя слишком сильно, начинаешь резать камень. Особых физических усилий работа не требовала — вот только с воздухом возникла проблема. Как только камень начинал плавиться, соприкоснувшись с голубым пламенем резака, из него начинали с шипением выходить струи ядовитых газов.

Атмосфера внутри купола и так была достаточно загрязнена, а после начала работы Ловансал начал задыхаться уже через несколько минут.

Выключив резак, он отошел в сторону, насколько позволяла цепь, приковавшая его к забою и, прислонившись к стене, стал жадно глотать то, что здесь называлось воздухом. Уже через пару минут около него появился староста, сдернул со своего лица кислородную маску, с которой сам не расставался, и врезал новичку, что называется, не жалея замаха.

Удар был скользящий, любительский и не слишком болезненный, однако его оказалось вполне достаточно, чтобы окончательно вывести Ловансала из себя. Он даже с места не двинулся, только глаза холодно сузились, наблюдая за старостой. Любой другой на месте этого болвана понял бы, что с человеком, который, получив удар, не произнес ни звука, следует быть осторожнее. Но староста, привыкший к беспрекословному подчинению заключенных, не нашел ничего лучшего, как повторить удар.

— Ты что не слышишь, скотина, что я тебе сказал! Немедленно возвращайся к работе!

— Здесь слишком душно, — наконец произнес Ловансал, перехватывая руку старосты, уже занесенную для следующего удара. Затем он резко дернул ее на себя и, когда староста оказался от него на расстоянии нескольких сантиметров, нанес один-единственный колющий удар сжатой ладонью в солнечное сплетение. Удар, так и оставшийся не замеченным побросавшими работу заключенными, наблюдавшими за редкостным зрелищем.

Староста беззвучно осел на землю, Ловансал нагнулся, снял с него кислородную маску и, застегнув ремешки у себя на затылке, неподвижно застыл над поверженным противником, ожидая прибытия охраны и решения своей дальнейшей судьбы.

— Чего ты ждешь, идиот?! — крикнул ему широкоплечий парень, с короткой стрижкой и хорошо накачанными бицепсами, его ближайший сосед по забойному участку. — Отдай ему его чертову маску и возвращайся к работе! Никто из нас не скажет, что здесь произошло. Старосте стало плохо, его уберут, и на этом дело кончится, арктуриане не влезают в наши дела, если только явно не нарушаются правила.

— Не выйдет. Я не могу дышать без маски этой отравой.

— Тогда тебе придется разучиться дышать вообще. За избиение старосты тебя расстреляют. Подойди ко мне! — Парень натянул свою цепь до предела, стараясь приблизиться к Ловансалу, а тот никак не мог понять, что ему от него нужно. В конце концов энергичные жесты его нового знакомого возымели действие, и Ловансал подошел к нему настолько близко, насколько позволяла его собственная цепь. Теперь их разделяло не больше метра.

— Сам не понимаю, зачем я это делаю… Возьми это, надень на старосту его маску и сделай так, чтобы он не смог рассказать о том, что здесь произошло! Ты сумеешь это сделать? — Он протягивал ему какой-то крохотный блестящий баллончик, похожий на баллончик для заправки газовых зажигалок. — Здесь кристаллический кислород. Ты сможешь дышать до конца смены. Запаса кислорода хватит на несколько дней…

— Но это же… Такая вещь должна здесь стоить баснословно дорого!

— Да уж, недешево!

— И ты отдаешь ее мне? Почему?

— Мне понравилось, как ты разговаривал с нашим старостой. На его совести жизнь моего лучшего друга. И не теряй времени, тебе повезло, сегодня дежурит только один охранник, а охранные роботы запрограммированы так, что не обращают внимания на ссоры между заключенными. Тебе еще нужно успеть выполнить дневную норму, здесь не любят тех, кто не справляется с заданием, к утру они обычно исчезают навсегда. Ты все понял?

Принимая баллончик, Ловансал кивнул, все еще не веря в свою удачу и в то, что здесь, в этой клоаке, ему удалось приобрести друга.

Ловансал благополучно закончил смену, но предварительно он, послушавшись мудрого совета своего соседа, навсегда лишил старосту возможности сообщить о происшедшем. Для этого ему пришлось всего лишь раз нагнуться к лежавшему человеку.

И никаких следов… Сердечный приступ. Логинов—Ловансал проделал это без малейшего сожаления. Возможно, захват, унесший тысячи человеческих жизней, внес свою корректировку в оценку этой самой жизни. Много раз ему приходилось вычеркивать из списка живых пособников захватчиков и предателей. Где-то в уголках сознания притаилось понимание того, что он превратился в равнодушную боевую машину, но сейчас, когда война продолжалась, пусть даже в скрытой и неявной форме, это его нисколько не волновало.

Он успел выполнить почти половину нормы, когда охранник наконец заметил тело старосты и дал команду одному из роботов унести его. На этом все и закончилось. Никто не задал Лованса-лу ни единого вопроса. Видимо, для арктуриан жизнь человеческого индивидуума не значила ничего.

Постепенно приспособившись к рабочему ритму, Ловансал успел-таки закончить резку последнего, десятого блока своей нормы до того, как прозвучала сирена, возвестившая окончание смены.

ГЛАВА 48

Уже знакомый транспорт отвез их в барак, прикрытый мощным защитным куполом. Барак был рассчитан не менее чем на тысячу человек, но заключенных было не больше сотни.

Стараясь держаться поближе к своему новому знакомому, Ловансал выяснил, что на следующей неделе ожидается прибытие нового транспорта.

Средний срок жизни заключенных, попавших на Ширанкан, измерялся двумя-тремя месяцами. И виновата в этом была не тяжелая работа и не ядовитая атмосфера. В бараке работали нормальные системы регенерации, а каждый желающий, если у него были деньги, мог приобрести контрабандный баллончик с кристаллическим кислородом. Точно такой, как тот, что Григорий получил в подарок от Рэнда — как звали белокурого гиганта, попавшего на Ширанкан из далекого окраинного мира.

Пошел уже четвертый месяц пребывания Рэнда на Ширанкане, срок его жизни давно перешел среднестатистическую роковую черту. Теперь он жил за чей-то счет и все время помнил об этом. Каждая следующая ночь могла оказаться для него последней.

Очень странным Ловансалу показалось, что никто из заключенных не знает, как и почему исчезают по ночам из барака люди. Позже он понял: они попросту не хотели об этом ничего знать, потому что никак не могли влиять на собственную судьбу в этом безжалостном мире.

Ночью плиты, вырезанные в течение смены, исчезали вместе с частью заключенных. Очевидно, где-то поблизости велось тщательно замаскированное строительство, для которого и нарезались базальтовые плиты, но те, кто туда попадал, уже не могли рассказать, что там делалось. Никто не возвращался, ни один человек.

Для начала Ловансал решил выяснить, как происходят ночные выборки заключенных. Видимо, по ночам в бараке с заключенными использовали какой-то усыпляющий газ. Иначе трудно было понять, почему никто не видел, как забирают людей. Для того чтобы проверить свою догадку, ему пришлось пожертвовать почти четвертью содержимого своего драгоценного баллончика с кристаллическим кислородом.

Как только погас свет, он вставил в рот загубник и открыл вентиль. Стараясь экономить каждый глоток драгоценного воздуха, он лежал совершенно неподвижно на замызганном матрасе из синтетической губки, на котором до него провели свою последнюю ночь немало людей…

Время тянулось нестерпимо медленно, так всегда бывает, когда чего-нибудь ждешь… Мучительно хотелось спать, после тяжелого трудового дня ныли все мышцы, но Ловансал не прекращал своего бдения, твердо решив во что бы то ни стало, дождаться ночных визитеров.

Наконец, ближе к рассвету, где-то высоко под потолком пещеры послышался легкий свист, свидетельствующий о том, что регенераторы воздуха включены на ускоренный режим работы. Пещера к этому времени напоминала скорее склеп, а не помещение для ночлега сотни человек. Никто не шевелился, не храпел и не стонал во сне, не было слышно даже дыхания спящих.

Наконец металлические входные двери шлюза с грохотом распахнулись, и у входа вспыхнул ослепительно яркий свет переносных фонарей.

Двое охранников в сопровождении рабочего робота с металлической тележкой вели себя довольно беспечно. Они шли между рядами неподвижно лежавших людей, скованных мертвым сном, и время от времени указывали роботу то на одного, то на другого заключенного, после чего суставчатые захваты механизма небрежно бросали неподвижное тело на металлический помост тележки, и вся команда отправлялась к следующей жертве.

На тележке навалом друг на друге уже лежало с десяток тел, было совершенно непонятно, чем охранники руководствовались в своем выборе. Судя по тому, что оба охранника были без масок, — усыпляющий газ уже удалили из всего помещения, и Ловансал, спрятав баллончик с кислородом под матрас, постарался изобразить из себя если и не мертвого, то по крайней мере крепко спящего человека. Он не мог судить, насколько ему это удалось, но сквозь неплотно приоткрытые веки разглядел, что непосредственная угроза миновала.

К тому моменту, когда команда поравнялась с ним, тележка оказалась заполненной до самого верха, и охранники прекратили свою работу. Ловансал сделал первый немаловажный вывод: чтобы не попасть на тележку — нужно ложиться спать в самом дальнем конце пещеры, и наоборот… Почему-то он подумал, что «наоборот» тоже может ему пригодиться.

На какое-то время охранники остановилась прямо напротив Ловансала, и тому пришлось пережить несколько неприятных минут, пока те отдыхали от тяжких трудов.

Запах наркотической травы, которую курили охранники, едва не заставил Григория чихнуть, пришлось зажать рукой собственный нос и рот, но все равно он издал какой-то звук, заставивший охранников насторожиться.

— Ты слышал? Похоже, кто-то здесь не спит!

— Ты что, спятил? После обработки дихланом даже покойники засыпают!

Охранник захохотал над собственной шуткой и включил движок на тележке.

— Пойдем! Нам следует поторопиться, капитан приказал закончить правое ребро к приезду инспектора.

— У них каждый месяц кто-нибудь приезжает с ревизией, а мы вкалывай!

— Что поделаешь, зато платят нормально.

Пока Ловансал слушал болтовню охранников, в его голове, как это часто бывало с Логиновым (о чем Ловансал, впрочем, не догадывался), уже сложился план, как проникнуть на секретный объект арктуриан. Однако, для того чтобы его осуществить, нужно было сделать две вещи: дождаться прилета очередного транспорта и уберечь себя и своего друга от ночной железной повозки.

Теперь, когда он знал, что по ночам охрана попросту хватает тех, кто лежит поближе, сделать это будет нетрудно, надо лишь как следует выбрать укромное место для ночлега — одну из расселин, которых в боковых стенах пещеры было предостаточно. Возможно, его разовые наблюдения не полностью соответствовали действительности. Наверняка велся учет пригодных к работе людей, и не каждую ночь охрана хватала тех, кто подвернется под руку. Если начнут искать кого-то из них, придется на ходу ориентироваться, сейчас же Ловансал все свое внимание сосредоточил на том, как уберечься от случайного попадания в ночную выборку.

Едва погас свет, как они вместе с Рэндом забились, в заранее подобранную расселину. До того как погасят свет, делать этого было нельзя, чтобы не привлечь к себе внимание нового старосты, человека сурового и слишком ревностно исполнявшего свои обязанности. Видимо, желая понадежнее закрепиться на новом посту, он доносил арктурианам о малейшем нарушении дисциплины в бараке, не понимая, что тем самым сокращает свои собственные дни жизни.

Ночь прошла спокойно, и появилась надежда, что заговорщикам удастся дождаться прибытия транспортного корабля.

Пришлось всю неделю вкалывать как проклятым, чтобы не привлекать к себе внимание охраны и нового старосты. Но зато в пятницу, когда после смены они вернулись в «жилую» пещеру, ее стены содрогнулись от рева двигателей идущего на посадку звездолета, и Ловансал сказал Рэнду, что ждать осталось совсем немного.

К сожалению, сам он в этом был далеко не так уверен, поскольку весь его план строился на предположении. Арктуриане, заславшие его на Ширанкан, не могут забыть о своем агенте, а единственным способом связи со столицей оставались звездолеты… Вот только связной мог прилететь и со следующим кораблем, которого они вряд ли дождутся… Оставалось надеяться, что на Арутее это тоже понимают.

Наконец, наступило первое после прилета корабля утро, и пока ничего необычного не происходило. Так продолжалось до построения и переклички, однако, едва перекличка закончилась, старший охранник направился прямо к Ловансалу и застыл напротив него, уперев руки в боки и разглядывая заключенного так, словно пытался отыскать в его внешности нечто такое, чего не заметил раньше.

Охранник стоял так довольно долго, проедая Ловансала взглядом и ожидая, пока уведут остальных заключенных. И только когда они остались наедине (если не считать присутствия пары боевых роботов, лишавших Ловансала желания проявлять любую инициативу в предстоявшей «беседе»), охранник процедил:

— Ну, рассказывай!

— Рассказывать что?

— Не понимаешь, да?

Охранник — бывший землянин, черноволосый здоровяк, обошел Ловансала вокруг, словно хотел лишний раз показать, каким ничтожеством представляется ему заключенный. Охрана практически вся состояла из землян, и хотя в штате колонии было несколько арктуриан, они предпочитали наблюдать за всем со стороны, не вмешиваясь в дела заключенных.

— Зачем ты понадобился инспектору?!

— Не могу знать! — рявкнул Ловансал, стоя навытяжку.

— Не можешь, выходит, знать… Так, так… И долго ты здесь продержишься после этой встречи? Шпиков у нас здесь не жалуют!

— Думаю, недолго. Но до этой встречи ничего ты со мной не сделаешь!

Охранник от такой наглости на какое-то время потерял дар речи. Видимо, он впервые столкнулся с ситуацией, когда заключенный прекрасно понимал все выгоды своего сиюминутного положения и использовал его на полную катушку, почему-то не опасаясь последствий своего поведения. Минуту или две на покрасневшей морде солдафона были заметны следы тяжелых раздумий.

На какое-то мгновение Ловансалу показалось, что он перегнул палку и встреча с инспектором не состоится. Но, видимо, игра велась на самом верху, и ставки в ней были достаточно высоки.

Все, что смог себе позволить разгневанный страж, так это схватить заключенного за плечо и, толчком направив к двери, процедить сквозь зубы:

— Ничего. Я подожду, пока ты вернешься от инспектора. А после этого ты мне все расскажешь и еще будешь умолять, чтобы я тебя выслушал.

Ловансал провоцировал охранника вовсе не из спортивного интереса. Он хотел знать, хотя бы приблизительно, какие тот получил инструкции и как ему следует вести себя с инспектором. Ведь тот наверняка потребует от него информацию о секретном строительстве, которой Ловансал не располагал, а если бы и располагал, то десять раз подумал, прежде чем решился передать ее в руки арктурианина. Земное начало в его смешанной и затуманенной памяти постепенно брало верх надо всем остальным.

Когда охрана упаковала Ловансала в скафандр и запихнула в транспортный кар, он понял, что встреча назначена вне помещений колонии, и не ошибся. Кар направился к звездолету, чей серебристый корпус, напоминавший телевизионную башню в смутно знакомом ему земном городе, главенствовал теперь над всем местным пейзажем.

Инспектор, поджидавший его в кают-компании корабля, оказался совершенно незнакомым Ловансалу арктурианином, и это сразу же поставило Григория в затруднительное положение, сделав бесполезными все заранее приготовленные фразы приветствий на арктурианском, предназначавшиеся знакомому человеку.

На сухом морщинистом лице, величиной с небольшую тыкву, сразу же обращали на себя внимание трубчатые уши и большие глаза, спрятанные в нависавших со лба складках. Для землян вначале все арктуриане были на одно лицо, но после знакомства с Похандорусом Ловансал не смог бы спутать его ни с каким другим арктурианином. Лицо этого гуманоида всплывало перед ним почти каждую ночь в кошмаре, упорно преследовавшем Ловансала.

Ловансал остановился у порога, не произнося ни слова. Он ждал, пока уйдет охрана и его пригласят войти внутрь. В обществе арктуриан правила вежливости и многочисленные ритуалы значили очень много. Но старший охранник, пожелавший лично сопровождать Ловансала к инспектору, видимо, все еще надеялся получить хоть какую-то информацию, объяснявшую нестандартную ситуацию.

Вызов заключенного-смертника к столичному инспектору, наделенному высокими полномочиями, казался охраннику вопиющим нарушением всех традиций колонии.

Старший охранник застыл за спиной у Ловансала, стараясь не производить ни малейшего шума и, очевидно, надеясь, что о нем забудут хотя бы до начала беседы.