Шут

Она подняла голову и повернулась ко мне.

– Софи, это ты?

Женщина лежала, свернувшись, в тени, и я все еще не был уверен, что вижу свою жену. Скудный свет от ближайшего факела не позволял рассмотреть детали изможденного лица, превратившегося в обтянутую сухой кожей маску. Волосы, некогда пахшие медовой свежестью, свисали грязными, спутанными космами, уже не золотыми, а серебряными. Из провалившихся глаз, пустых и остекленелых, сочился желтоватый гной. И все же... нос, мягкая линия подбородка, нежный изгиб шеи были знакомы мне... я не мог ошибиться... Неужели это Софи? Неужели эта съежившаяся на грязном каменном полу, покрытая язвами, полусумасшедшая несчастная – Софи?

Да, она! Теперь я уже не сомневался.

– Софи! – воскликнул я, в отчаянии протягивая руки между решетками.

Она наконец-то повернулась ко мне, и тусклый свет разлился по ее лицу. И все равно я не верил своим глазам! Как она могла оказаться здесь? Как вообще жива?

Слезы потекли по моим щекам. Я протянул руки. Софи. Живая. Теперь я знал это наверняка.

– Софи... посмотри... Это я, Хью.

Прекрасный образ, навечно запечатленный в моей памяти, не совпадал с тем, что предлагала действительность. И все же при звуке моего голоса глаза ее блеснули. Она была больна, истощена, но все же держалась, цепляясь даже за то ужасное существование, в которое превратилась ее жизнь. Узнала ли она меня?

– Мы должны вернуть им все, – прошептала наконец Софи. – Пожалуйста, умоляю тебя. Отдай им то, что принадлежит им.

– Софи, – закричал я, – посмотри! Это же я, Хью! – Что они сделали с ней? Меня переполняла ярость. Я видел ее страдания, я чувствовал ее боль. – Ты жива. Слава Богу, ты жива...

– Хью? – Она моргнула. И, как будто узнав меня, попыталась улыбнуться. – Хью вернется. Он на Востоке, в походе... Но мы еще увидим его, мой мальчик. Хью вернется... он обещал.

– Нет, Софи, нет. Я уже вернулся. Я здесь. – Руки мои тянулись к ней через решетку. – Пожалуйста, подойди ближе. Позволь мне прикоснуться к тебе.

– Он расстроится... из-за постоялого двора, – продолжала бормотать она. – Но все равно простит меня, вот увидите. Простит... мой Хью.

– Я вытащу тебя отсюда. И я знаю... знаю обо всем, что случилось. С тобой... с Филиппом. – Сердце мое разрывалось от боли. – Пожалуйста, подойди ближе. Позволь мне обнять тебя.

И она услышала! Она потянулась на голос. Ее щеки горели, глаза слезились. Болезнь отбирала ее у меня. Я хотел обнять ее, прижать к себе. Боже, как же я хотел этого!

Софи вздрогнула, как испуганная лань, и прижалась к стене.

– Хью? – неуверенно прошептала она.

– Софи, это я. Это я, дорогая.

– Ты должен отдать им все, – повторила моя жена. – Они так сказали. Они сказали, что это принадлежит им. Я пыталась объяснить, пыталась сказать, что ты вернешься... найдешь меня. Они обещали отдать нам сына... Филиппа. Надо только вернуть то, что принадлежит им.

Я опустился на колени. Обнял ее, мою милую Софи, мою дорогую супругу. Я гладил ее лицо, вытирал пот с ее лба и впалых щек. В этот час, час беды, она стала еще ближе, еще дороже.

– Им нужно то, что принадлежит Господу. – Она закашлялась. – Пожалуйста, верни им...

– Что я должен вернуть?

Боже, я едва не плакал от отчаяния. О чем она говорит? Что имеет в виду? Или это только бред?

Внезапно Софи вырвала руку и отпрянула в тень. Глаза ее, словно налитые ужасом, смотрели куда-то... мимо меня.

Все, что я любил, все, что ценил превыше всего на свете, снова уходило от меня, как песок между пальцами.

И тут я увидел, что так напугало бедняжку. Сердце дернулось и остановилось.

Надо мной стоял один из рыцарей герцога.

Глава 72

Я сразу же узнал в нем одного из тех двоих, что прошлой ночью тащили в башню мэра Сен-Сесили.

Лицо рыцаря скрывал темный капюшон, и, может быть, поэтому глаза как будто смотрели из пещер. С повязанного поверх истрепанной рясы пояса свисал меч. Рыцарь стоял подбоченясь и с ухмылкой смотрел на нас.

– Ну же, давай, вставь ей. – Он пожал плечами. – Не робей, шут, она возражать не будет. Все равно долго не протянет, через неделю сдохнет. Только смотри, не подцепи чуму.

Я смотрел на эту мерзкую, ухмыляющуюся рожу и чувствовал, как внутри разгорается неукротимый пожар гнева.

Рука сама потянулась за валяющейся на полу железной кочергой. Во всех бедах и страданиях, выпавших на долю моей жены и сына, во всех своих потерях и лишениях я винил сейчас его, этого самодовольного мерзавца. Это он и ему подобные опрокинули, перевернули и уничтожили мой мир.

Крик, напоминающий рев разъяренного зверя, вырвался из моей груди. Не успел он выхватить меч, как кочерга обрушилась на его голову. Обескураженный внезапным нападением, рыцарь отшатнулся и вскинул руку, защищаясь от второго удара. Хрустнула кость.

Он завопил от боли и подался назад, но я не останавливался. Я бил его снова и снова, обезумев от ненависти, вкладывая в удары все свои силы.

Я прижал его к решетке. Вогнал колено ему между ног. И почувствовал, как он съежился от боли. Я воткнул кочергу ему в горло.

– Почему? – рявкнул я ему в лицо. Он захрипел; выпученные, налитые кровью глаза растерянно смотрели на меня. – Почему она здесь?

Он снова захрипел, наверное, силясь что-то сказать, но я, охваченный яростью, уже не ждал ответа. Кочерга еще сильнее вдавилась в горло. Поднявшуюся во мне силу было уже не остановить. Мною владело одно желание – убить его.

– Кто ты? – кричал я. – Откуда ты взялся? Почему вы привезли ее сюда? За что убили моего сына?

Теряя сознание, он откинул голову назад, и капюшон медленно сполз с его лица и шеи.

Взгляд мой вцепился в страшный знак.

Черный византийский крест.

Я видел его там, за тысячу миль отсюда. В Святой земле. И все ужасное, что было связано с этой меткой, внезапно ожило.

Тафуры!

Глава 73

Я отшатнулся, глаза наши встретились, и в этот миг мы как будто узнали друг друга, обменявшись неким тайным знанием.

Воспользовавшись моим замешательством, тафур выбросил руку, целя в лицо. Я надавил на кочергу, в горле у него хрустнуло, струйка крови просочилась между плотно сжатых губ. Еще... Ноги под ним подкосились. Я отнял кочергу, и тафур тяжело рухнул на замызганный тюремный пол.

Я стоял над ним. Грудь моя вздымалась и падала. Память снова возвращала в прошлое. Тафуры... Я видел, что они делали с пленными. Видел, как они изрубили пощадившего меня турка. Как рассыпались по крипте в поисках добычи. Стервятники. Но что они делают здесь, в Боре?

Что им нужно от меня? От Софи?

Внезапно я услышал крики и шум. Узники трясли решетки, колотили по ним кулаками.

Времени оставалось мало, а мне еще нужно было вытащить отсюда Софи. Бросившись на колени, я стал ощупывать тело тафура. Мне были нужны ключи.

Я огляделся. Ключи должны быть где-то здесь.

Я повернулся к Софи, торопясь сказать, что сейчас уведу ее отсюда.

И застыл на месте.

Цепляясь за решетку слабеющими пальцами, она прижалась к ней белым как снег лицом. Глаза, всего мгновение назад замутненные то ли ужасом, то ли безумием, прояснились, лицо смягчилось, но в ее спокойствии было что-то пугающее.

Софи не дышала.

О Боже, нет!

Я шагнул к ней, погладил по щеке.

– Софи, не уходи, останься со мной. Не умирай. Не надо.

Она вздрогнула, и в глазах ее блеснул слабый, словно призрачный свет.

– Хью?

– Да, милая, да.

Я вытер пот у нее со лба. Кожа была холодная.

– Я знала, что ты вернешься, – прошептала она. – Несмотря ни на что.

– Мне так жаль, родная. Я заберу тебя отсюда. Обещаю.

– У нас был сын.

Софи всхлипнула.

– Знаю. Я все знаю. У нас был чудесный мальчик. Филипп.

Я оглянулся. Как помочь ей? Как?

– Сейчас сюда придут стражники. Держись, Софи. Я найду выход. Я что-нибудь придумаю. Держись. Пожалуйста. Пожалуйста.

Держа ее руки в своих, я шептал:

– Мы вернемся домой. И я снова буду приносить тебе подсолнухи. Я спою тебе нашу песню.

Губы ее дрогнули, лицо исказилось, и мне стало страшно. Но Софи улыбнулась. Слабо. И счастливо.

– Я никогда этого не забывала. – Она произнесла это медленно, слово за словом, и тихо, едва слышно: – Встретила девушка молодца-странника...

– А я всегда был верен тебе. С самой первой встречи.

– Я люблю тебя, Хью, – прошептала Софи.

Она пошатнулась. Я почувствовал, как отчаянно, неровно застучало ее сердце. Глаза расширились.

Я не знал, что делать, как помочь ей. Софи трясло. И все, что я смог, это крепче сжать ее в объятиях.

– И я люблю тебя, Софи. Никогда не любил никого, кроме тебя. Я вернулся. И мне так жаль, что я тебя оставил.

Она вцепилась слабеющими пальцами в мою тунику.

– Хью... не...

– Что, Софи?

Последний вздох слетел с ее губ:

– Не отдавай им то, что они ищут.

Глава 74

Моя Софи умерла. Умерла в тюремной камере.

Она ушла тихо, спокойно, устремив взгляд в недоступное мне далеко, со счастливой улыбкой на губах, зная, что я вернулся, как и обещал.

Слезы текли по моим щекам.

За что? За что ее обрекли на смерть? Почему ее?

Крик этот так и остался во мне.

Я схватил тафура за ворот, швырнул бесчувственное тело на решетку.

– Почему, ублюдок? Отвечай! Чем она провинилась? За что убили моего сына? За что умирают ни в чем не повинные люди?

Ответа не было, и я, опустившись на пол, закрыл лицо руками.

Софи нужно забрать домой. Ни о чем другом я думать не мог. Забрать ее домой и похоронить рядом с сыном. Но как? Рядом на полу лежит мертвый тафур. В любой момент сюда явятся стражники. И я не мог отпереть замок.

Осознание того, что случилось, обрушилось, как горная лавина: Софи больше нет. Я уже ничего не могу для нее сделать. За исключением, может быть, одного... Не отдавай им того, что они ищут. Но что они ищут?

В одной из камер я нашел какую-то смятую тряпку и, вернувшись, положил ее под голову Софи. Потом накрыл тело ее тем, что осталось. Теперь она выглядела так, словно спала дома, на нашей кровати. Впрочем, теперь ее уже ничто не могло потревожить. Я посмотрел в последний раз на ту, которая была для меня всем. Долгие годы. С тех пор, как мне исполнилось десять.

Я вернусь за тобой. Я заберу тебя домой.

Поднявшись по лестнице, я прошел мимо равнодушных стражей. Бегом вернулся в свою комнату по притихшим, темным коридорам.

Меня трясло. Я ничего не понимал. Что она делала здесь? Моя жена... умерла. Это был не сон. Моя Софи умерла в вонючей, тесной норе, как паршивая собака. Здесь, в Боре... Голова раскалывалась. Случившееся не поддавалось объяснению. Зачем? Зачем я оставил ее? Меня тянуло к ней. Тянуло вернуться, взять ее на руки, унести домой. Но я не мог ничего сделать.

Постепенно в водовороте разрозненных мыслей появилась новая. Нельзя оставлять все так, как есть. Зло должно быть наказано. Теперь я знал, кто стоит за всем этим. Злодей прятался не в Трейле, а в Боре.

Анна!

Гонимый гневом, я побежал в ту часть замка, где находились покои герцогини. Меня никто не остановил. Никто не поднял тревогу. Стражники лишь усмехались, глядя на шута, который, наверно, выпил лишнего и теперь не мог найти путь к себе.

Теперь только одна мысль не давала мне покоя: Анна знала.

Я взбежал по лестнице. На площадке стояли два стражника. Увидев меня, они переглянулись. Шут... всего лишь шут... Никто не встал на моем пути.

– Проходи.

Так делалось и раньше.

Ее комнаты располагались в конце коридора. Здесь меня ждало первое препятствие.

Тафур.

– Ха, шут! Тебе сюда нельзя! – рявкнул он.

Может быть, меня и можно было остановить. Но только не словами. Я схватил со стены боевой топор, висевший над фамильным гербом, и бросился на застигнутого врасплох стража.

Я вложил в удар всю свою силу, и лезвие вошло в тело у основания шеи. Тафур захрипел и замертво рухнул на пол.

Ну вот. Теперь я убил одного из телохранителей самой герцогини.

Одного из ее тафуров.

Глава 75

За моей спиной уже гремели тревожные мужские голоса.

Я же рвался вперед с упорством безумца, видящего только одну цель. Где она? Анна! Одно желание владело мной: услышать правду от нее самой. Даже если для этого придется умереть.

Наперерез мне бросились два стража с обнаженными мечами. Я пробежал через тяжелые деревянные двери, захлопнул их за собой и запер на засов. Дальше. Дальше в ее покои. Здесь я еще ни разу не был.

Я знал, что погибну. Знал, что могу получить удар в спину, и тогда уже моя кровь зальет каменный пол. Ну и пусть. Значение имело только одно – увидеть ее и спросить: почему?

За одной комнатой открылась другая. Спальня. Резной деревянный столик с ванночкой для умывания, гобелены на стенах. Широкая дубовая кровать.

Но в комнате никого не было. Пусто.

– Будь ты проклята! – в отчаянии воскликнул я. – За что погубили мою семью? Почему выбрали нас? Кто даст ответ?

Я стоял в центре комнаты, не зная, что делать дальше. В шутовском наряде, с перепачканным кровью лицом. Почему? За что?

Внезапно за спиной у меня открылась дверь. Я выхватил нож и повернулся, ожидая увидеть Анну или одного из ее телохранителей.

Но...

На мгновение я словно перенесся на дорогу в Трейль, когда, придя в себя после кошмарного забытья, услышал вдруг не лязг оружия, не рычание разъяренного кабана, а тихий, успокаивающий голос. Теперь тот же голос как будто отодвинул в прошлое и схватку с Норкроссом, и ужасы Сен-Сесили, и смерть Софи.

Передо мной стояла Эмили.

Увидев меня в окровавленной одежде, она охнула и сделала шаг навстречу.

– Боже мой, Хью, что случилось?

Глава 76

– Софи умерла, – прошептал я.

Она остановилась, прижав ладонь к груди, но уже в следующий момент положила руку мне на плечо.

– Что произошло? Расскажи.

– Все это время люди герцога держали ее в тюрьме. Софи была не в Трейле, у моих врагов, а здесь, в Боре, в башне, среди моих друзей.

– Не может быть...

– Может. Это правда, Эмили. – Я прислонился к стене. – Игры кончились. Время притворства прошло.

Запертая мной дверь задрожала под обрушившимися на нее ударами. И в этот миг я как будто увидел себя со стороны. Какое жалкое и отвратительное зрелище – в разорванном платье, покрытый кровью, с безумными глазами...

– Анна, – прошептал я. – Это она стоит за всем. Я должен выяснить, почему она позволила им истребить мою семью. Люди Стефена... – Я криво усмехнулся. – Они не рыцари, Эмили. Разбойники... падальщики... Я видел их в Святой земле. Хуже их не было никого. Их боялись даже турки. Они охотятся за добычей, за священными реликвиями. Именно из-за этого убили тех двух рыцарей. Но моя семья... У нас ничего нет!

Шум снаружи становился все громче. Дверь уже трещала. Эмили схватила меня за руку.

– Сейчас это не важно. Анны нет в замке. Она отправилась в Ла-Тане встречать Стефена. Идем со мной.

Я покачал головой.

– Слишком поздно. Выхода нет. Мне остается лишь умереть.

Она подалась вперед. Ее лицо было в нескольких дюймах от моего. Я чувствовал ее дыхание.

– Что бы ты ни натворил, Хью, если Анна действительно стоит за этим, я сделаю все, чтобы справедливость наконец восторжествовала. Но сейчас ты должен пойти со мной. Мертвому я помочь не смогу.

Она повела меня за собой. Пробежав по узкому коридорчику, мы оказались в крохотной комнатушке. Эмили заперла дверь.

Я видел, что ей страшно, но ее доброта и решимость помочь мне затмевали страх.

Выдвинув ящик комода, она порылась в сложенных вещах и обнаружила коричневую монашескую рясу.

– Вот... Я припасла ее специально для тебя. Думала, с ее помощью ты сумеешь проникнуть в замок. Надевай.

Я переводил взгляд с рясы на Эмили, растерянный и удивленный тем, что она сделала это для меня.

– А теперь уходи. Они здесь все обыщут. Пришли мне весточку. Через Норберта. У тебя есть здесь друзья. Можешь мне поверить.

В следующее мгновение шут превратился в монаха с надвинутым на глаза капюшоном.

– Твое новое обличье, – попыталась улыбнуться Эмили.

Я глубоко вздохнул.

– Боюсь, этот трюк будет самым сложным из всех.

– Тогда позволь мне кое-что добавить.

Она вдруг обняла меня за шею и крепко поцеловала в губы.

Сердце мое остановилось. Нежность и решительность, смелость и доверчивость – вся ее натура проявилась в этом, таком неожиданном жесте. Я совершенно растерялся. Я не знал, что делать. Голова пошла кругом.

Эмили посмотрела мне в глаза.

– Знаю, боль твоя глубока. Знаю, все в тебе взывает к мести за жену и сына. Но в тебе есть нечто особенное. Я поняла это при первой же нашей встрече, когда посмотрела в твои глаза. И с тех пор они ни разу не солгали мне. Мы найдем способ восстановить справедливость. А теперь... иди.

Над ее кроватью было маленькое окошечко, выбравшись через которое я оказался бы во дворе. Дальше лежал сад...

Я подтянулся, выглянул и увидел вдали темные силуэты крыш. Я повернулся к Эмили.

– Чем я заслужил вашу дружбу, госпожа?

– Тем, что сейчас уйдешь. Немедленно.

– Надеюсь, я еще увижу вас.

В дверь постучали. Громко. Требовательно. Я помахал рукой и спрыгнул.

– Увидишь, Хью де Люк, – донесся сверху ее голос. – Если надеешься, то увидишь.

Глава 77

Поле купалось в мягком свете послеполуденного солнца. Анна стояла у палатки, по обе стороны от нее выстроилось войско герцога. Зеленые с золотым штандарты хлопали на ветру.

Анна поежилась. Не от холода – от страха. Несколько последних недель она думала только об этом: о скором возвращении супруга. Никто не знал, но иногда герцогиня даже молилась о том, чтобы муж сгинул в походе.

Они поженились, когда ей едва исполнилось шестнадцать, так что Анна провела в замужестве почти половину жизни. Их супружество было браком по расчету, скрепившим союз между отцом Стефена и ее отцом, герцогом Нормандским. Но если двум герцогствам он обеспечил добрососедские отношения, то самой Анне не принес ничего, кроме одиночества.

После того как жена родила ему сына, Стефен совершенно потерял к ней всякий интерес и приходил только тогда, когда ему надоедали городские шлюхи. Если же она пыталась сопротивляться, он легко получал свое, без стеснения пользуясь преимуществом в силе.

При дворе и в семейном кругу Анна играла роль верной и любящей жены, как того требовали обязанности герцогини, но в душе испытывала к мужу только одно чувство: ненависть. Ненависть пленницы. Действительно, даже герцогини и королевы знают, что такое тюрьма, пусть и без решеток на окнах. Она чувствовала себя не по годам старой и совершенно одинокой, и единственным облегчением этой участи был отъезд мужа.

Сейчас, зная, что он уже близко, Анна не только оплакивала свою недолгую свободу, но и сжималась от страха.

Далеко впереди, на вершине холма, появился отряд рыцарей. Они приближались медленно, и закоптившиеся от пыли и дыма шлемы тускло поблескивали на солнце.

– Смотрите, госпожа. – Бертран Морэ, кастелян герцога, протянул руку. – Вон они. Герцог возвращается.

Возвращается... Анна вздохнула и изобразила улыбку. Возвращается с добычей и славой, насытив жадность и утолив тщеславие.

Она кивнула, и трубачи, ждавшие сигнала, поднесли к губам рога, спеша известить всех о долгожданном событии. Один всадник отделился от небольшого отряда и поскакал к ним. Анна стиснула зубы, подавляя приступ отвращения.

– Да здравствует Стефен, – закричал кастелян, – герцог Боре! Господин вернулся!

Глава 78

Солдаты застыли, приветственно вскинув мечи и копья. Герцог, подняв руку, промчался между ними, одарил улыбкой Бертрана и Марселя Гарнье, управляющего поместьем, и, словно вспомнив о чем-то, повернулся к Анне.

Стефен ловко спрыгнул с коня. Отросшие за время похода, растрепанные волосы делали его похожим на гота. Щеки ввалились, кожа обтянула проступившие скулы. Но прищуренные глаза блестели. Как и подобает верному супругу, он подошел к ней. Они не виделись почти два года.

– Добро пожаловать домой. – Анна шагнула ему навстречу. – Слава Господу, вы вернулись целым и невредимым.

– А вы, моя дорогая, сияли, как маяк, указывая мне путь на родину, – с улыбкой ответил Стефен.

Он поцеловал ее в обе щеки, но в их объятиях не было ни тепла, ни ласки.

– Я скучал по тебе, Анна, – добавил герцог, окидывая ее взглядом, какой более подходил бы человеку, обрадованному тем, что его любимая кобыла не охромела и сохранила все зубы.

– Я тоже считала дни до нашей встречи, – холодно ответила она.

Сенешаль и управляющий уже спешили к господину.

– Бертран, Марсель. – Он протянул им руки. – Надеюсь, вы проделали весь этот путь не для того, чтобы сообщить какую-нибудь неприятную новость.

– Нет, мой господин, – ухмыльнулся сенешаль. – С вашим прекрасным городом ничего не случилось. Стоит на прежнем месте. Разве что стал еще сильнее.

– А казна еще полнее, чем тогда, когда вы уезжали, – поспешно добавил управляющий.

– Ладно, все это потом. – Стефен махнул рукой. – Мы провели в пути много часов, и задница болит так, словно меня гнали пинками от самого Тулона. Позаботьтесь о моих людях. Все страшно проголодались. А я... – Он посмотрел на Анну. – А я позабочусь о моей миленькой женушке.

– Теперь, мой муж, чтобы мы были на равных, мне придется прыгать до самого Парижа, – пошутила Анна.

Стоявшие рядом рассмеялись, и Анна, взяв супруга за руку, повела его к палатке, задрапированной зеленым и золотистым шелком. Едва они вошли, как любезное выражение соскользнуло с лица Стефена.

– Ты хорошо сыграла, женушка.

– Я не притворялась и действительно рада твоему возвращению. Ты нужен сыну. И если ты стал мягче и добрее...

– На войне люди не становятся мягче и добрее, – перебил ее герцог и, опустившись на стул, сбросил плащ. – Иди ко мне. Помоги снять сапоги. А я покажу, в какого милого щеночка превратился за это время.

Грязные, спутанные волосы падали на тунику. Пыль покрывала изможденное лицо. И от него пахло, как от кабана.

– Похоже, война даже не коснулась тебя. Ты такой же, каким и был, – обронила Анна.

– А ты, Анна, – ответил он, притягивая ее к себе, – ты, как сон, который желаешь видеть вечно.

– Пора проснуться. – Она отстранилась. Ухаживать за ним, прислуживать ему было ее долгом. Снять сапоги, вытереть шею влажной тряпицей. Но дотронуться до себя она ему больше не позволит. – Я не для того провела в одиночестве два года, чтобы меня оседлал грязный боров.

– Так подай мне чашу с водой, и я умоюсь, – ухмыльнулся Стефен. – Буду чистенький, как голубок.

– Дело не только в том, что от тебя воняет.

Все еще улыбаясь, Стефен медленно стянул рукавицы.

В палатку заглянул слуга с подносом, на котором лежали свежие фрукты. Почувствовав напряжение, он поставил поднос на скамью и поспешно вышел.

– Я успела познакомиться с твоими новыми друзьями, – не скрывая презрения, продолжала Анна. – С теми, которых ты прислал из Святой земли. С теми, что носят черный крест. С теми, что убивают без разбору, не щадят женщин и детей, невинных и благородных. Как низко ты пал, Стефен.

Он встал и медленно подошел к ней. И тут же как будто мурашки побежали у нее по коже. Стефен остановился за спиной. Она не повернулась.

Холодные, бесчувственные пальцы коснулись ее шеи. Губы, не знающие тепла любви, приникли к ее плечу.

Она отвернулась.

– Я твоя жена, Стефен, и потому буду заботиться о твоем здоровье и благополучии. Ради нашего сына. Я буду рядом с тобой, как того требует долг. Но знай – отныне ты никогда, никогда не прикоснешься ко мне. Я не позволю тебе этого. Ни в миг моей крайней слабости, ни в миг твоей крайней нужды. Я больше не позволю тебе осквернять мое тело.

Стефен усмехнулся и кивнул. Погладил ее по щеке, и она, дрожа, отшатнулась.

– Прекрасная речь. Поздравляю. Интересно, как долго ты ее репетировала?

Прежде чем Анна успела понять, что происходит, он сжал пальцы на ее горле. Боль пронзила все тело. Стефен приблизил к ней улыбающееся лицо.

Ей вдруг стало трудно дышать. Анна попыталась вскрикнуть, но воздуха в легких уже не осталось. Да и что толку? Кричи не кричи – никто не придет. Вопль боли и отчаяния сочтут знаком наслаждения. Пульс барабанным боем отдавался в ушах.

Он швырнул ее на землю и сам навалился сверху, продолжая сжимать ей горло большим и указательным пальцами. Его колено протиснулось между ее ног... раздвинуло их...

Анна увернулась от поцелуя, и слюнявые губы оставили мокрый след на шее. Он прижался к ней, словно хотел, чтобы она почувствовала страшную силу его желания.

– Ну же, моя смелая, моя решительная женушка, – прошептал Стефен. – Мы так давно не виделись. Неужели ты откажешь мне в том, чего я хочу?

Она попыталась выскользнуть из-под него, но силы были слишком неравные. Он рванул вниз платье, провел рукой по обнаженной спине.

Анна сглотнула тошнотворный комок. "Нет, нет, так не должно быть. Я поклялась, что никогда..."

И вдруг... Мерзкое сопение сменилось смехом, отчего ей стало еще хуже.

– Ты не так меня поняла, жена, – прошипел герцог ей в ухо. – Я имел в виду не то, что у тебя между ног... Мне нужна реликвия.

Часть четвертая

Сокровище

Глава 79

Громадного роста неуклюжий мужчина в овечьей телогрейке неспешно правил изгородь, легко орудуя тяжелым деревянным молотком.

Я только что выбрался из леса и еще не успел сменить изодранный в клочья наряд шута на полученную от Эмили монашескую рясу. Путь домой занял почти неделю. Избегая встреч с людьми, я держался подальше от дорог и почти ничего не ел. У меня не было с собой ничего, ни денье, ни корки хлеба.

– Ты никогда не починишь забор, если будешь так лодырничать, – крикнул я.

Здоровяк опустил молоток, повернулся и, нахмурив густые, кустистые брови, посмотрел в мою сторону.

– Эй, вы только посмотрите, кто вылез из лесу! Замызганная белка в костюме феи.

– Я бы тебе ответил, Одо, если б не молоток в твоей руке.

Кузнец прищурился.

– Я тебя знаю, пьянчужка?

– Знаешь, если только с нашей последней встречи мозги у тебя не заплыли жиром, как брюхо.

– Хью? – воскликнул кузнец.

Мы обнялись, и Одо даже подбросил меня вверх.

– А мы слышали, что ты умер. – Он покачал головой. – Потом узнали, что тебя видели в Трейле в костюме шута. Поговаривали еще, что ты перебрался в Боре. Что убил того хрена, Норкросса. Скажи, во всем этом есть хоть немного правды?

– Все правда. Кроме одного. Как видишь, я не умер.

– Ну-ка, ну-ка, дружище, посмотри мне в глаза. Ты и впрямь убил кастеляна герцога?

Я вздохнул и улыбнулся, как смущенный незаслуженной похвалой младший брат.

– Да, убил.

– Ха, я так и знал, что ты их перехитришь, – рассмеялся кузнец.

– Да, Одо, много чего случилось. И веселого, и грустного.

– Нам тоже есть что рассказать. Давай садись. Предложить, правда, нечего, кроме вот этого забора. Он, конечно, не такой мягкий, как подушки у Болдуина... – Мы присели. – Последний раз, когда я тебя видел, ты умчался как сумасшедший в лес, преследуя дух жены.

– Не дух, Одо. Я знал, что она жива, и оказался прав.

– Что? Софи жива?

– Я нашел ее в тюрьме. В Боре.

– Вот же сукин сын! – хмыкнул кузнец, и глаза его весело заблестели. Но уже в следующее мгновение он снова посерьезнел. – Но из леса ты выполз один. Где же...

Я опустил голову.

– Она умерла, Одо. Умерла у меня на руках. Я нашел Софи слишком поздно. Они держали ее там как заложницу, думали, будто у нас есть что-то ценное, что-то принадлежащее им. Я вернулся, чтобы рассказать обо всем ее брату Мэттью.

Он тяжело вздохнул.

– Очень жаль, Хью, но это невозможно.

– Почему? Что случилось?

– Люди Болдуина... они снова побывали здесь. Искали тебя. Называли тебя убийцей и трусом. Говорили, что ты сбежал из армии и убил кастеляна. Потом разграбили деревню. Предупредили, что тот, кто укроет тебя, будет повешен. Некоторые из нас...

Порыв ветра ударил в лицо, принеся с собой отвратительный запах, от которого живот выворачивало наизнанку.

– Что это за вонь, Одо?

– Мэттью пытался заступиться за тебя, – продолжал кузнец. – Сказал, что с тобой обошлись не по справедливости. Что кастелян сжег твой дом, убил сына и забрал жену. Что если Норкросс сдох, то так ему и надо. Мэттью показал им постоялый двор, который начал восстанавливать заново. И знаешь, они словно с цепи сорвались. Повесили Мэттью. Потом, когда он еще висел, привязали веревкой к коням... В общем, его разорвали на части.

– Нет!

Я застонал от боли. Еще одна смерть из-за меня. Бедный Мэттью. Чем он провинился перед ними? Боже, когда же кончится этот кошмар?

Я поднял голову. Новый страх уже холодил грудь.

– Ты не ответил... Что это за запах?

Одо покачал головой.

– Они сожгли наш городок, Хью.

Глава 80

Вместе с Одо я прошел по разоренной, пустынной местности, которую всего лишь два года назад называл своим домом.