Пани Юдита (№1) - Никогда в жизни!

Я позвонила чурке. Его не было. Вежливо справилась у секретарши о бездомной искусительнице и о снохе. Не успела положить трубку — раздался звонок. Чинуша любезно приглашал меня на ленч, чтобы вместе обсудить некоторые детали дела, он от всей души желал пойти навстречу и той семье, и столь милой особе в моем лице. Уж коли те люди действительно в таком тяжелом положении — кто б мог подумать! — он ни в коем случае не допустил бы и так далее.

Ну да, само собой.

В четыре утра я закончила текст о семье с больным ребенком в крохотной квартире. О районной управе, начальнике, заведующих, снохе, метражах и деньгах. Шеф два раза звонил, пока я добиралась домой.

Текст, к сожалению, не подходил для нашего ежемесячного журнала. Я так и знала…

Он передал его в одну из центральных ежедневных газет, и материал пойдет завтра. Такого я никак не могла предположить!

* * *

Весна, все цветет, наши березы покрылись почками, а мне грустно. И шея болит. Скорее всего у меня деформация позвонков.

Сначала дегенераты-мужчины, потом позвонки. Мне все безразлично. Даже Голубой мне больше не напишет… Я никому не нужна.

Только что звонила Оля.

С Олей мы познакомились не очень давно. Этой зимой я пригласила Агнешку и Гжесика на картошку, запеченную с чесноком, базиликом и сыром. Все вкусное либо дает лишний вес, либо аморально — так говорила Мэрилин Монро. Так вот, на эту нездоровую пищу я их пригласила, а они позвонили за полчаса до прихода, чтобы спросить, могут ли взять с собой знакомых, которые к ним пришли. А то нет?! Конечно, я согласилась. Вилок и ножей хватит на всех, а каждое блюдо можно разделить на бесчисленное количество порций. Естественно, чем больше гостей, тем меньше порции, но какое это, в конце концов, имеет значение.

Увидев незнакомку, я охнула от восхищения. Мало того что она была хороша собой, так на ее плечи была еще наброшена умопомрачительной красоты шаль. Я тут же выплеснула весь свой восторг и в отношении гостьи, и ее шали. Женщина оказалась очень приятной в общении, шаль была из Флоренции, ее муж подыгрывал нам на гитаре, вечер удался, картошки все-таки не хватило. Завязавшееся тогда знакомство мы продолжили, потому что эта пара пришлась мне по душе.

А теперь они, в свою очередь, устраивали пикник у себя в саду. И приглашали меня. Я объяснила Оле, что у меня что-то вступило в шею. Как выражаются в таких случаях немцы, ведьма уселась на загривок. Не знаю, почему ведьме приглянулась именно я. Олин муж — немец. Могла бы остановить свой выбор на ней…

Пикник удался на славу — если бы не мои шейные позвонки, я бы чудесно провела время. Хотя надо признаться, расспросы о здоровье малость улучшили мое самочувствие. Однако ничто не могло утешить мою исстрадавшуюся душу, потому что нет ничего приятнее, чем жалость к себе самой.

— Я могу тебе как-нибудь помочь? — спрашивала Оля. — У нас есть отличный массажист. Чем бы тебя порадовать? Ты не такая, как всегда. Как ты себя будешь чувствовать, зависит только от тебя.

Эти слова крепко запали мне в душу, я вспоминаю их с тех пор, как только подворачивается случай. Особенно если ситуация безнадежная, как, например, тогда. Бррр. До меня ничего не доходило.

Когда я засобиралась домой, Оля сказала:

— Подожди минутку — в связи с моим днем рождения у меня есть подарок и для тебя.

Крикнула мужу, чтобы он меня не выпускал, и убежала.

Я услышала топот на лестнице, потом ее голос:

— Шатси, где ножницы?

Я стояла в дверях и думала о том, что ножницы у меня есть, но я, конечно, притворюсь обрадованной, если получу еще одни. Буду рада любому, самому неожиданному, подарку. Может, ей пришла охота подурачиться, отсечь меня от моей безысходности или что-то в этом роде?

Шатси искал ножницы, их собака выла, за ней завыли другие местные псы, гости пили водку, магнитофон хрипел среди ночной тишины, что “для танго нужны двое”, а я стояла на пороге в ожидании ножниц.

Время шло. Мне было грустно, я была одинока, мне нездоровилось. И когда я решила, не сдержав обещания, исчезнуть в ночи, Оля сбежала по лестнице, а у нее в руке развевалась шаль. Вернее, не шаль, а ее половина.

Она улыбнулась так, словно увидела перед собой не меня.

— Держи, это тебе, она и так была слишком большой, я разрезала пополам, будем теперь обе носить и радоваться.

Я лишилась дара речи. Изумительная квадратная шаль из Флоренции превратилась в пару треугольных платков со слегка мохрящимися краями, но не утратила своей неописуемой красоты.

Оля лучезарно улыбалась:

— Только край надо подшить, на-ка! — И набросила платок на мою многострадальную шею.

Я вернулась домой. Половина шали как нельзя лучше вписалась в меня. Утром я проснулась и первое, что увидела, была та самая половина. Я подумала: то, как я себя чувствую, зависит только от меня. Подумала о том, что, возможно, не смогла бы разрезать свое любимое платье. И что, если кто-то это сделал для меня и помнил все эти месяцы мой тогдашний восторг, то, наверное, мир не такой гадкий и унылый, а шею мне все-таки удастся вылечить. А если я еще хоть раз стану такой беспросветной занудной, то пущу себе пулю в лоб.

Я повесила половинку платка над кроватью. Это будет мой талисман. Ибо мир, в котором происходят такие вещи, еще не стал окончательно серым, угрюмым и злым.

* * *

Фантастика. После моего репортажа полетел с должности глава управы, надо думать, это первый случай в нашей стране; мэр города направил в редакцию специальное письмо, в котором отметил… и так далее. Наш журнал поместил сообщение о предоставлении жилплощади той семье с ребенком — трехкомнатной квартиры из фондов другого района, где непорядочность чиновников вызвала негодование.

Мне звонили из других редакций, у них тоже была масса идей. А я радовалась тому, что живу в деревне и не обязана вникать ни в какие дела. Разве что…

Я не верила собственным глазам. Секретарь редакции переслала мне письмо. Оно пришло в журнал на мое имя. Не на редакцию. На нем было крупно написано: “Частное”. От Голубого. Теперь все подумают, что у меня с ним роман. Вот всегда так. Дашь палец, отхватят всю руку! Обычное письмо, преспокойно лежало себе в почтовом ящике.

Пани Юдита!

Я не хотел Вас обидеть. Я очень рад той ошибке, она позволила мне узнать Вас с другой стороны. Понимаю, Вам, должно быть, очень неловко, поскольку это было сделано ненамеренно, но ведь не произошло ничего, что могло бы скомпрометировать Вас в моих глазах…

Не преувеличивай, Голубой, неужели ты думаешь, что меня волнует твое мнение, пусть даже на мой счет? Не важничай так, Голубенький. Не будь таким великодушным и столь изощренно коварным. Я догадываюсь, что ты на самом деле думаешь!

…впрочем, полагаю, вряд ли Вас чем-то можно скомпрометировать.

Ясно — ты меня еще не знаешь. Как бы ты отнесся к тому, что я почти влюбилась в симпатичного женатого гангстера? А сколько бед я пыталась накликать на Йолю? Которой теперь желаю всяческих благ?

Вы написали мне откровенное письмо, а я чувствую за собой вину. Я хотел бы объяснить Вам все лично. Можем ли мы встретиться?

Сообщаю адрес своей электронной почты и буду ждать ответа.

Ни в коем случае, абсолютно исключено. Я не собираюсь договариваться о встрече с незнакомыми людьми. И вообще встречаться с мужчинами. Нет, ни за что. За исключением, конечно, друзей. Я бы, наверное, со стыда провалилась под землю.

Интересно, на что намекал Голубой, в чем пытался покаяться? Видно, как каждый, мужик что-то сбрехнул. Но я не горела желанием выслушивать чьи-то душеизлияния.

P.S. Прошу Вас, подумайте, прежде чем мне отказывать из-за смущения или стыда. Эти чувства не лучшие наши советчики.

Стыд и смущение! Ну, Голубой, ты загнул! Я не испытывала ни того ни другого.

В три часа мне удалось выйти в сеть, чтобы отправить сообщение. Ночи, разумеется. И чтобы из-за какого-то мужика я не спала, как все нормальные люди!

Я написала, что очень сожалею, но встретиться с ним не смогу. И чтобы он перестал мне писать. Он мог бы мне понравиться. Если бы не врал. Или если бы не был мужчиной.

Звонил Иероним К. Тот самый, мафиози. Тоже пытался мне что-то объяснить. Эпидемия у них, что ли?

* * *

Какой изумительный день! Лето вот-вот наступит. Я уже спала под одним одеялом.

Заехала Манька, похудевшая и по-прежнему влюбленная. Интересовалась, есть ли у меня кто-нибудь. Я с самым подавленным видом ей заявила, что, наверное, куплю вибратор.

— А что, у тебя его еще нет? — спросила Манька и вынула из кармана мобильник, потому что звонил жених. Потом позвонила Юстина — попрощаться перед отъездом в Лондон. К этому англосаксу, который, оказывается, писал и звонил ей и приезжал сюда три недели назад, а теперь к нему отправлялась она. К нему! Весь мир ополчился против меня.

Еще позвонила давняя знакомая, сказала, что хочет повидаться со мной. Непременно. Она говорила, что не хочет жить, что все летит в тартарары. Он уходит. Я провела у телефона полтора часа, пытаясь ее приободрить, хотя по себе знаю, что в таких случаях белый свет не мил и жить не хочется. И все летит в тартарары.

Как же так? Ведь у них был настоящий счастливый брак! Она работящая и полностью от него зависимая, что мужчинам очень импонирует; даже обесцветила волосы, потому что ему нравились блондинки! Известие о разводе свалилось на нее нежданно-негаданно — еще днем они вместе обедали у его родителей, после обеда все вместе пошли на прогулку, после прогулки все вместе посидели за чаем, а после чая он заявил: разводимся. Коротко и ясно. Объяснил, что он ее уважает и питает самые лучшие чувства. Но больше не любит. Я вот думаю, а может, случайно у нас был общий муж?

Порой у меня создается впечатление, что каждая женщина в мире по крайней мере раз в жизни услышала, что мужчина ее очень уважает и испытывает к ней теплые чувства, но, к сожалению, не любит. Вот тогда происходит странная штука. Этот мир переворачивается с ног на голову. Деревья становятся серыми. Воздух спертым. Краски тускнеют. И незачем жить. И непонятно, что делать…

Все именно так и было у моей давней знакомой, для которой он являл собой целый мир. И образ этого мира был гармоничным до тех пор, пока этот мир, то есть мужчина, дарил ей особенную, исключительную любовь, и наоборот. Но она забыла о том, что если мужчина становится миром, то, безусловно, его ego[16] — вещь сама по себе тяжелая, громоздкая — будет несказанно польщено тем, что, кроме него, ничего не существует. Его приятно польщенное ego будет набирать силы, разрастаться. Иногда так, что для другого человека там уже не останется места. А ведь она даже волосы, даже работу, даже знакомых… Как он посмел?

Я ей искренне сочувствовала. Он оказался подлой тварью, попользовался и бросил. Эгоист до кончиков ногтей и псих, неспособный на высокие чувства. Клятвопреступник. Отмороженный тип — бесчувственный и низкий. Я утешала ее как могла. Говорила, все мужики одинаковые. Надо полагать, что мне удалось ее убедить, потому что подруга как-то быстро закончила разговор. И не сказала, когда заедет. И что особенно интересно, даже не спросила, как обстоят дела у меня.

НИКТО НЕ БУДЕТ ЖДАТЬ!

Мы с Улей поехали к ландшафтному дизайнеру. Вместо того чтобы заплатить за телефон, я внесла задаток за посадочный материал: заказала изящную трехметровую плакучую иву и карликовую извилистую, желтолистный клен и массу других больших растений. Садовник ко мне приедет и все это посадит. Трава взошла красиво, и сирень вот-вот зацветет. Впредь свою жизнь я намеревалась строить по законам природы. Никаких мужчин. Надо просто радоваться каждому мгновению. Я начинала жить совершенно по-новому.

* * *

У меня опять два котенка. Я не могу поверить, что решилась на это.

Сидела я на террасе и писала статью на заказ, а в это время мимо Бориса как ни в чем не бывало прошмыгнул маленький черный, абсолютно незнакомый котенок. Запрыгнул на клавиатуру, дописал: оороророророророрро-ефузк — и забрался мне на плечо. Борис прибалдел, я тоже. Котенок доверчиво ткнул свою мордочку в мою уже не болящую шею и затих. Я его накормила и выпустила в сад, а он вскочил на подоконник и улегся там.

Пришла Тося. Я думала, она будет вне себя от счастья.

Сказала ей:

— Посмотри, какой очаровательный котенок. Он выбрал нас.

А Тося:

— А ты вообще представляешь себе, что такое две кошки? Ты что, не помнишь, как было с Сейчасом? И этот будет гадить, я за ним уж точно убирать не стану. Только идиоты заводят двух кошек! Я этого от тебя не ожидала.

И ушла к себе в комнату. Потом вернулась и сказала:

— Он может остаться, но в пятницу, после школы, я хочу поехать в Краков. На два дня. Я договорилась с Юреком.

Только этого не хватало!

Неужели я вышвырну маленького черного котенка на улицу лишь из-за того, что у меня есть дочь?

* * *

Ах какой май! Какая сирень! Моя, что возле мусорного бака, в цвету. А я даже не могла спокойно наслаждаться весной, потому что Тосе во что бы то ни стало приспичило ехать в Краков. Я не знала, как быть. Не отпущу — дочь того и гляди удерет из дому. Отпущу — потом сама буду каяться.

Когда-то я тоже поехала. Только мне в ту пору было девятнадцать лет. Но честно говоря, я была инфантильна, как сегодняшняя пятнадцатилетняя. Да что там. Я и забыла, что в наше время первый сексуальный опыт приобретается в среднем в возрасте пятнадцати лет. Так что по нынешним меркам мне было бы тогда всего девять.

Я поехала на Новый год. Меня пригласил любимый. Он позвонил 28 декабря и сказал:

— Если хочешь встречать Новый год со мной — приезжай. Буду ждать тебя на вокзале.

В то время мне казалось, что такое приглашение — верх приличного тона, хорошего воспитания, свидетельство глубины чувств и множества других вещей, не столь важных.

Как на крыльях я помчалась к родителям и заявила, что через два дня сяду в поезд и уеду за четыреста восемьдесят три километра, потому что он меня пригласил и будет ждать на вокзале. Отец посмотрел на меня и спросил:

— Ты поедешь?

— Конечно! — радостно воскликнула я.

Мама посмотрела на меня с сочувствием — она выглядела немного встревоженной — и мягко поинтересовалась: разве приглашение, сделанное за три дня до праздника, действительно говорит о его желании провести этот вечер со мной, и, коли это так, то, может, он сам приедет, и почему я готова мчаться, стоит меня пальцем поманить. А отец сказал, что, будь он на моем месте, он бы…

Но я не думала их слушать.

Когда 30 декабря я выходила из дома, родители тепло попрощались со мной, отец сказал, что, если бы я попросила у него совета… и так далее, мама грустно покачала головой: “В конце концов, ты уже взрослая” (девочка девятнадцати лет — и взрослая!), а я в одолженных у двоюродной сестры брюках (слишком тесных — чтобы казаться стройнее) и чужих ботинках смотрела на своих стариков с жалостью, — разве они могли понять, что такое сердечные порывы?

Вечером я вышла из поезда на небольшой станции неподалеку от Крыницы. Было темно, изумительный снег, мороз, два фонаря — и все. Любимого не было и в помине. Может быть, он сломал ногу, катаясь на лыжах? — успокаивала я себя. Может, несчастный случай? Я ждала два часа, а потом села на тот же поезд, который шел обратно в Варшаву. Домой приехала утром.

Смиренно приготовилась услышать любимые отцовы слова: “Я тебя предупреждал!” А также мамино любимое: “А, что я тебе говорила?”

Но они встретили меня так, словно я никуда не уезжала.

— Как хорошо, что ты уже дома, доченька, — только и сказала мама.

Я чуть не лишилась чувств.

Ну и ладно, пусть моя Тося едет, а я начну готовить себя: “О, как хорошо, что ты уже дома, доченька”. Она наверняка вернется несолоно хлебавши. Не нужно было бы ехать к парню. Лучше бы он сам приехал. Она совсем себя не уважает. “О, как хорошо, что ты уже дома, доченька”. Почему у меня нет сына, который не стал бы ждать на платформе девушку, которую сам пригласил? Ведь тогда бы мне не пришлось беспокоиться.

* * *

Черного котенка назвали Потом. Тося все-таки поехала в Краков. “О, как хорошо, что ты уже дома, доченька”. Два часа назад. У нее еще час до самого тяжелого в жизни разочарования.

В нашей деревне теперь образовалась следующая комбинация: Улика Помощь — очаровательная белая киска, Ойой, который не ходит, а шествует, не мяукает, а подает голос, не бегает, а ускоряет шаг, не прыгает, а взбирается выше, не ест, а принимает пищу, не пьет, а утоляет жажду — столько в нем достоинства; Сейчас — серебристый и с кисточками на ушах, видно, его бабушка водила дружбу с рысью; Потом — маленький, черненький, а вырастет и превратится в настоящего котища Бабы-яги.

Почему Тося сразу же не вернулась из этого Кракова? Потому что еще не доехала. Не буду об этом думать. Не буду токсикогенной мамашей. Не буду токсикогенной мамашей. Не буду токсикогенной мамашей. Именно такая я и есть.

Позвонила моя мама, чтобы спросить, в своем ли я уме, как можно отправлять ребенка одного в какой-то незнакомый дом. Я ответила, что дом не совсем незнакомый, я разговаривала с матерью этого парня — все в полном порядке.

Позвонил отец и спросил, все ли у меня в порядке с головой, потому что ему звонила мама и сказала…

Позвонила Тося: она добралась до Кракова, и они вместе с его родителями идут в кафе “Погребок под Баранами”, а еще она позвонит завтра.

Я знала, что он будет ее ждать!

УВИДЕТЬ БЕЛОГО КОНЯ

Лето уже на носу!

Девушка в черной шапочке проехала на белом коне возле наших домов. С хлыстиком в руке и собакой, которая бежала за всадницей. Борис как взбесился при виде коня. Лошадь скорее всего из конноспортивного клуба, что в трех километрах отсюда. Увидеть белого коня — добрый знак. Белая лошадь — животное исключительно нужное, она выполняет ту же роль, что и полная луна Иначе говоря, исполняет желания. Не скажу какие.

* * *

У нас все заблагоухало. Отцвели крокусы, зато до сих пор цветет недотрога, хотя Уля утверждает, что это ветреница. Я бы не хотела, чтобы меня называли так. Название “ветреница” заставляет относиться к цветку с опаской, поэтому на участке Ули растут ветреницы, а на моем — недотроги. Оба сорта, по-моему, выглядят абсолютно одинаково.

Мой репортаж отмечен наградой. Звонили из редакции, мол, когда приезжать обмывать. Я пригласила всех в субботу и без шефа, который, мне кажется, с большей охотой погрузился бы в изучение журналов для мужчин.

На Тосю известие произвело впечатление, она меня даже поцеловала.

Улин муж натаскал сушняка, вчера он заготовил прутики для колбасок, которые мы будем жарить на огне; я должна покрасить волосы, на сей раз без мелирования, купить белое сухое вино, потому что красное не гармонирует с костром, написать статью о несексуальных причинах занятий сексом, и только потом я смогу немного расслабиться.

* * *

Покрасить волосы я не успела. На счастье, вопрос одежды решился сам собой, потому что все приедут в джинсах и свитерах, а следовательно, я, не впадая в комплекс, могу надеть то же самое.

Шесть килограммов колбасы были в холодильнике; я ездила за продуктами, и руки опять волочились по земле, потому что, кроме всего прочего, я закупила продовольствия на всю следующую неделю. Когда же у меня появится машина, чтобы облегчить деревенскую жизнь? Я приготовила роскошный творожный торт со всякой всячиной на утро и куриные грудки с ананасом на обед, потому что обещала приехать мама, потом папа. В году пятьдесят два воскресенья, а они — хотя и разведены — приезжают ко мне в гости в один и тот же день. Да, статистика — великая вещь! Тося пошла спать к Уле.

* * *

Позвонила моя мама и сказала, что, поскольку приедет отец, мне, наверное, захочется с ним пообщаться, а потому она приедет в следующее воскресенье.

Затем позвонил мой отец, чтобы сообщить, что навестит меня на будущей неделе, чтобы я могла спокойно поболтать с мамой.

И зачем я готовила эти куриные грудки с ананасом? Не понимаю: разве они не могут приехать вместе, хотя и живут раздельно, к своей общей дочери, то есть ко мне?

* * *

Ах, что это был за вечер! Во-первых, Борис вместе с Ойойем и Сейчасом добрались до колбасы, которую я оставила в большой миске возле костра и забыла накрыть. Во-вторых, две девушки приехали в омерзительно коротких юбках, в которых они, правда, прекрасно смотрелись, особенно на фоне меня. Потом вылезли комары, и мои комплексы исчезли. Я одолжила одной и второй старые тренировочные штаны, в которых обе выглядели кошмарно. Божественно. В-третьих, Борис, удирая с колбасой, свалил одну бутылку вина в костер, но ее оттуда вытащил Адам, очень симпатичный, если вообще так можно выразиться о мужчине, социолог, который сотрудничает с нашей редакцией, а потому тоже приехал ко мне в гости. В связи с чем мы пили белое вино почти горячим — никому не хотелось идти в дом за вином, оставленным в холодильнике.

В-четвертых, были съедены все мои запасы на следующую неделю, потому что колбасы оказалось слишком мало, а под утро всем захотелось чего-нибудь перекусить. В первую очередь смели куриные грудки с ананасом, потом тво-рожки к завтраку, потом сыр, консервированный перец, зеленый горошек в банке… Почему люди так много едят? В-пятых, у меня возникли серьезные проблемы с Язвой, которая тоже приехала. Ее никто не любит, главным образом потому, что и она ни к кому не питает симпатии. Притащилась она с кавалером, совершенно новым. С курорта, где отдыхала два года назад, она привезла это чудо. У дружка была жена, которая его не понимала, в отличие от Язвы. Жизненные принципы Язвы (замужней дамы, кстати) были мало оригинальны: надо брать что дают, пользоваться случаем, дураков не сеют — сами родятся, каждый получает то, чего заслуживает. Все так…

Она брала от жизни все, что могла. Муж зарабатывал — Язва тратила. Дружок преуспевал — Язва хвасталась новыми духами. У Язвы не было друзей, зато масса знакомых.

Я не ханжа, но знакома с ее мужем, поэтому для меня полной неожиданностью было то, что она все-таки решилась приехать с приятелем. От костра меня отвлек телефонный звонок — звонил ее муж. Я стояла с Язвой в комнате, остальные сидели вдалеке у огня, а она щебетала в трубку, что находится у меня и, возможно, останется на ночь.

— Что я слышу? — удивилась я. А Язва прошипела:

— Думаешь, я каждому доверяю, как тебе? Вот не думала, что ты такая свинья.

По правде говоря, я и сама так не думала. Язва стояла на кухне, в саду коллеги поднимали тост за мое здоровье, Кшись играл Summertime, гитара рыдала, а я, несмотря на свой смелый поступок, ощущала себя свиньей. Язва сообщила:

— Я считала тебя своей подругой.

Это меня поразило, потому что Язву я видела всего несколько раз в жизни, а до дружбы путь не близок.

— А сама все твердишь, что нужно радоваться каждому мгновению, что жизнь коротка, теперь ты показала свои коготки — да, шила в мешке не утаишь!

Да, конечно, я все это говорила, но мои слова в устах Язвы звучали совершенно иначе.

— Друзьям надо помогать, — продолжала она, — или, может, ты просто пошутила?

Чувствуя за собой вину, я собиралась сию же минуту превратить все в шутку, но в это время в кухне появился ее ухажер вместе с Адамом, социологом. Они пришли за оставшимся вином.

Приятель Язвы похлопал меня по плечу.

— Ну что, договорились, а? Хорошо у тебя здесь, в этой дыре.

К счастью, я вдруг очнулась, словно кто-то вылил мне на голову ушат ледяной воды. Дыра? Адам взглянул на меня из-за дверцы холодильника. Не могу ручаться на все сто, но мне показалось, что на его лице мелькнула тень осуждения в адрес дружка Язвы, а потому я ответила:

— Ну что ж, не смею задерживать вас в этой дыре.

— А знаешь, — отозвалась Язва с нервным смешком, — ворота ведь заперты.

Тут Адам — в общем-то абсолютно малознакомый мужчина — подмигнул мне и галантно сказал:

— Я открою.

Затем закрыл холодильник и отпер ворота.

— И не вздумай теперь обращаться ко мне с чем-нибудь! — крикнула на прощание Язва, и парочка умчалась в теплую ночь.

Я, оторопев, стояла в кухне. Почему ко мне в гости приходят такие отвратительные люди? Почему кто-то осмеливается так оскорбительно отзываться о моем чудном уголке на земле? Почему я не умею вовремя среагировать? Почему соображаю так медленно и задним числом? Через два дня придумаю, что можно было бы ответить на эту “дыру”, а сейчас в голове была пустота. Я слышала, как щелкнул замок на калитке. И чуть было не разревелась. Адам вошел в кухню, достал из холодильника вино, взглянул на меня.

— Идем, — сказал мне. — Эти люди недостойны этого места.

Интересный мужчина.

В два часа ночи, когда в кухне не осталось ничего съестного, что не являлось бы сухим кошачьим кормом, я наконец-то с облегчением вздохнула. Вынесла к костру последнюю бутылку вина — к счастью, никто не захотел ни чаю, ни кофе — и только тогда смогла спокойно рассмотреть Адама. Разве не странно, что, работая в одной редакции, мы не встречались с ним раньше?

Оказывается, он временно вел рубрику “Советы психолога”.

* * *

Адам позвонил мне в десять, чтобы поблагодарить за приятно проведенный вечер. Вечер! Он уехал, когда начало светать. И спросил, не пообедаю ли я с ним, поскольку в моем холодильнике осталась только банка из-под консервированного перца, горчица и пара засохших морковок.

Какое счастье, что мама и папа отложили свой приезд!

Тося была у отца, Йоли и их новорожденного. Конечно, я могла принять приглашение, тем более что оно ни к чему меня не обязывало. Адам рассмеялся в трубку и сказал, что приедет в четыре.

В двенадцать я пошла к Уле. Мы просидели с ней под крушиной до половины третьего. В три я отправилась в ванную, чтобы привести себя в порядок: помыть голову и переодеться во что-нибудь непохожее на свитер и джинсы. Мне хотелось выглядеть свежей и нарядной, вопреки лишнему весу, токсикогенным родителям, бытовым проблемам, преимущественно финансовым, озлобленным приятелям и т.п.

Где-то без четверти четыре мне удалось засунуть голову под струю воды, нанести на волосы бальзам, замотать их полотенцем и даже самодовольно подумать, как у меня все складно выходит. Добраться ко мне нелегко, поэтому мужчина, с которым у меня назначена встреча, наверняка не приедет вовремя. Когда я массирующими движениями наносила крем на лицо, раздался звонок. Я бросилась сначала к двери, потом в ванную, потом снова к двери, затем сорвала с головы полотенце, открутила кран, опять к двери — вода хлестала, — затем приоткрыла окно и увидела, что это Адам. Он стоял у калитки и ждал.

Вода била фонтаном. Я была в панике. Как же это так — договориться на четыре часа дня и явиться минута в минуту? Если мужчина сказал, что будет в четыре, — это так, для разговора. По своему опыту я знала, что он появится в четыре утра — потому что машина, потому что пробки, несчастный случай, кто-то просил подвезти автостопом, потому что развезло дорогу и рытвины и только под утро немного подсохло и можно было ехать. Нет, уму непостижимо, чтобы договориться на определенное время и именно в это время прийти. Я давно приучила себя ни в коем случае не надеяться на такие сюрпризы! Между тем у моих ворот стоял мужчина, с которым я условилась встретиться в четыре. Из окна ванной я крикнула:

— Подожди!

Засунула голову под кран, заливая водой фен, кота и собственную юбку. Начала искать полотенце, которое куда-то швырнула, но без большого успеха — я уже не видела ничего, потому что вода с волос стекала в глаза. Рассеивая повсюду брызги, я бросилась к шкафу в прихожей и скинула на голову себе все простыни, потому что перепутала полки в шкафу. Затолкав белье обратно, я вытащила полотенце и блузку, которую искала всю осень. При этом не испытала ни малейшей радости. Глаза щипало, плечи намокли. Борис сидел под книжной полкой и укоризненно смотрел на меня. Если бы так посмотрел мужчина, с которым у меня было свидание, то я бы предпочла никогда больше в жизни не мыть голову.

Я приоткрыла окно в кухне и крикнула:

— Иду-иду!

И тогда упал горшок с цветком, который я поставила там на зиму.

Он упал прямо в мойку на мой последний, любимый, тонкий чайный стакан.

Когда я извлекала осколки стекла из мойки, полотенце, которым была замотана голова, сползло на глаза, и я порезала руку. Я сдвинула полотенце с глаз, чтобы хоть что-нибудь видеть, и измазала его кровью.

Я предвидела дальнейший ход событий. Он войдет и разозлится, что я до сих пор не готова. Все они одинаковы. Сколько можно стоять там у калитки и ждать? Он непременно будет взбешен. Увидит, в каком я состоянии, и поймет, что имеет дело с кретинкой. Увидит опрокинутый горшок и поймет, что имеет дело с женщиной, которая опрокидывает комнатные цветы в мойку. А поскольку в фен попала вода, она не скоро соберется на этот обед. Возможно, и совсем откажется ехать. В кухню я его впустить не смогу. Насчет фена лучше вообще промолчать.

Перешагнув через гору полотенец и простыней в прихожей, я засунула порезанный палец в рот и нажала домофон. Остановилась, ожидая, в дверях. Адам смотрел на меня не так, как Борис из-под книжной полки. У меня на лице лоснился еще не впитавшийся крем, глаза покраснели от бальзама, желтое полотенце, сползшее на лоб, было испятнано кровью.

— Ты поранилась? — мягко сказал Адам, а я онемела. Он вошел в кухню и спросил, есть ли у меня пластырь.

Я кивнула в сторону тумбочки возле мойки. Он достал пластырь, вынул из мойки цветок, затем велел показать ему руку. Потом прилепил пластырь. После чего раскрутил фен, высушил его над газом. И наконец, сказал:

— Не беда, кафе открыты до позднего вечера.