Вернуть изобилие

Годы тянулись долго, компания была разношерстной, и если воздух был неочищенным, то разве это не вносило некоторый привкус опасности во все предприятие? Присутствие капеллийских директоров и полиции эладельди не так подавляло и обескураживало, когда у тебя был шанс погубить себя, если ты рисковал. И тот факт, что большая часть Рио Маас была исследована кораблем пустынь, а не с самолета и вездехода на гусеничном ходу, видимо, имел под собой все ту же основу: это был решительно более опасный путь исследования. Моряков, бросавших вызов внезапным песчаным бурям или опрокидывавшихся на Шее Митридата, спасали редко. Директора советовали этого не делать. «Они знали, на что идут», — говорили они, скорбно покачивая огромными головами. На популярной в те времена открытке, привлекавшей эмигрантов, был изображен улыбающийся ребенок в огромных взрослых башмаках, покрытых красным песком. И каким бы сентиментальным он ни казался, этот образ точно передавал опьяняющее чувство, которое испытывало человечество, вступая на путь покорения того, с чем они не могли справиться, — пока.

Ну, а марсиане, эта исчезнувшая раса титанов, что мы можем сказать о них? Даже сегодня — чуть больше, чем может поведать столь красноречивая архитектура Скиапарелли. Они действительно были титанами, судя по их строениям, максимально использовавшим все преимущества непритязательной гравитации. Они были большими и сильными, с далеко идущими планами. Они работали в камне, железе и кирпиче. И хотя естественное освещение определенно не входило в число удобств, занимавших их мысли, в немногих сохранившихся бесформенных ямах, где завывают ветры, остались следы оконных стекол и примитивных, но не столь безуспешных попыток использования стеклобетона.

Что из себя представляли эти строения, до сих пор вызывает сомнения. Они явно не слишком приспособлены для жилья. Как бы ни были они размыты под влиянием крутящихся и замерзающих песков, уничтоживших все следы убранства и мебели, на их потолках и стенах все же остались знаки: остатки выгравированных, иногда даже инкрустированных прямоугольных символов, в которых многочисленные эксперты безоговорочно признали письмена, хотя их так и не удалось более или менее реально перевести.

Если попробовать воссоздать характер марсиан по порталам кранов, сухим бочкам, подземным темницам и наглухо закрытым склепам, прямым линиям их лестниц, желобов и акведуков, они были серьезными и решительными людьми, обстоятельными во всех своих начинаниях, никогда не сворачивавшими со своего пути и чуждыми легкомыслия. Предполагать что-либо большее было бы фривольностью. Шестьдесят семь разрушенных строений в Долине Барсума, обычно именуемые «монастырями», могли предназначаться именно для этих целей; с тем же успехом они могли быть армейскими казармами, изоляторами для душевнобольных или жертв чумы, либо лагерями, куда марсиане-горожане выезжали на отдых. Не осталось ни малейших свидетельств ритуального заклания диких зверей на аренах или обычаев принесения в жертву разгневанным божествам проворных рабынь.

Что же случилось с марсианами? Куда они исчезли? Если у капеллийских директоров и были какие-либо соображения на этот счет, они их никогда не высказывали. Недовольные на Земле, привязанные к ней по обязанности или из упрямства, бурчали, что Капелла с самого начала знала, что будет обнаружено на Марсе и почему. Некоторые не без злорадства утверждали, что именно Капелла сотворила все это с Марсом, Бог знает сколько эр назад.

И тем не менее, как огромный безмолвный некрополь в сердце бурлящего города, пустые древние бункеры и башни отбрасывают колоссальные, перекрывающие друг друга тени на каменные улицы и быстрые каналы. Мрачное, напоминающее гробницы, их внутреннее убранство без слов рассказывает об исчезнувших архитекторах. В течение некоторого времени здесь в неудобных лагерях обосновались археологи, но потом они перебрались в города, выросшие, как грибы, вокруг развалин. Древний город был покинут вторично, оставленный на милость романтиков, теоретиков, проезжих и собак. Сюда стали приезжать подростки — снова и снова гонять свои багги по кругу в доках. Когда они выросли, стало модным возвращаться в складские помещения и устраивать там многолюдные вечеринки.

Табита подняла глаза на огромные стены монолитного розового камня, поднимавшиеся вверх на сотни метров и исчезавшие в темноте. Между ними, как гигантские автострады, перекидывая мосты через бездны пустого пространства, тянулись прогоны, балки и порталы. Табита могла со всеми удобствами посадить на любой из них Элис, и еще осталось бы место.

Скоростная лодка ровно двигалась между пустыми набережными вдоль гигантских суровых зданий. То там, то здесь вспыхивали огни. Со стоявших у причалов праздничных яхт над красно-фиолетовой водой неслась музыка, и раздавались голоса. Хриплый вой двигателя отзывался мертвым пустым эхо.

Они причалили в заводи под небом, черным, как запекшаяся кровь, и пошли по понтону на бетонированную площадку дока. В темноте бассейн казался тусклой лужей темно-красного вина, в которой, как огромная жемчужина, тонул Деймос. У дока собрались люди, они высыпали из склада, где было полно еды, напитков, свежего воздуха и оглушительно гремела музыка.

8

BGK009059 LOG

TXJ. STD

ПЕЧАТЬ

с// basprrr$TXJ! a222/ in% ter&& &

РЕЖИМ? VOX

КОСМИЧЕСКАЯ ДАТА? 07.31.33

ГОТОВА

— Привет, Элис.

— ПРИВЕТ, КАПИТАН. ТЫ СНОВА ПРИШЛА ПОГОВОРИТЬ СО МНОЙ?

— Там, внутри, просто сумасшедший дом.

— Я УЖЕ ВИЖУ. НАДЕЮСЬ, ОНИ НИЧЕГО НЕ ПОЛОМАЮТ.

— Они ломают меня.

— НУ, КОНЕЧНО ЖЕ, НЕТ, КАПИТАН.

— Это вроде как нескончаемая вечеринка у тебя дома.

— ТЫ ЖЕ ЛЮБИШЬ ВЕЧЕРИНКИ.

— Я люблю на них ходить. На вечеринки к другим людям. Сама я их устраивать не люблю. И уж конечно, мне не нравится, когда мне их навязывают.

Впрочем, однажды у меня действительно была хорошая вечеринка. На Равнине Утопии. Когда я получила тебя, я устроила грандиозный сабантуй, чтобы это отметить. Он и вправду хорошо получился. Пришли все: Сэм, Мэй Ли, Мьюни Вега. Фриц Джувенти со «Стойкости Валенсуэлы» в своей треуголке и коротких гетрах — он ничуть не постарел. Кое-кто из девчонок с «Хай-Бразил» поддразнивали его, но Фриц всегда притворяется, что он просто очарован. Его на мякине не проведешь.

Некоторые из них приехали издалека, даже с Фобоса — те, кого я знала, еще когда вкалывала, чтобы получить белую карточку. Я увидела Доджер Гиллспай — сверкая белками, она требовала сигареты у перепуганной стюардессы межпространственных линий.

— Доджер! — сказала я, обнимая ее. — Я думала, ты на Поясе.

— Я и была там, — ворчливо отозвалась она. — Отказалась от парочки верных дел, чтобы попасть на твой чертов прием с булочками, — пожаловалась она, хотя все это время смотрела на бедную девочку, полузакрыв глаза и вскинув голову так, чтобы в белках отражался свет. Стюардесса послушно протягивала ей пачку сигарет. Доджер, наконец, соизволила взять одну. — Спасибо, милочка, — сказала она и как следует съездила мне по локтю, давая понять, чтобы я убиралась, впрочем, полушутливо — у Доджер всегда все только наполовину серьезно.

Так что я решила остаться, просто чтобы ее позлить.

Я спросила у ее жертвы:

— Вам здесь нравится?

— О, да — ответила та. Она вопросительно посмотрела на Доджер, потом перевела взгляд на меня, но Доджер просто стояла и смотрела на меня, склонив к плечу голову, и ее взгляд говорил: «Чтоб ты сдохла». Никого знакомить она не собиралась.

— Я Табита, — сказала я с обворожительной улыбкой. — Табита Джут.

— Ах, ну тогда это же ваша вечеринка! — пискнула Доджерова стюардесса.

— Вот именно, — ответила я.

Доджер вздохнула и выпустила клуб дыма прямо в нас.

— Так, значит, вы теперь будете летать самостоятельно, — сказала жертва и снова полезла за своими сигаретами. Я позволила ей вытащить их и предложить мне и только тогда покачала головой.

Это все из-за того, что Доджер была рядом. Она на меня плохо влияет.

— Извините, — задохнулась стюардесса. — Я Мойра. Здравствуйте.

— Я в восторге, — пробурчала Доджер.

Мойра смутилась и посмотрела на Доджер. Но в этот момент ей хотелось поговорить со мной.

— Жаль, что у меня нет корабля, — вздохнула она. — Я бы летала с таким удовольствием.

— Но вы же летаете, — заметила я.

Девушка бросила на меня такой взгляд, что сразу стало ясно — у нее есть характер, просто выучка заставляет ее вести себя, как солдатик.

— То есть, вы хотите сказать, что я помогаю старым дамам выпутываться из ремней, — язвительно сказала она. — Я подаю коктейли и улыбаюсь.

— Что ж, когда-то и я этим занималась, — призналась я.

После этого ее уже было не остановить. Подумать только — сначала водить туристов, а кончить тем, что получить собственный корабль!

Я не могла ей сказать, что у нее мало шансов повторить пройденный мною путь. Она бы подумала, что я просто зазналась. Я кончила тем, что оставила ее стоять с разочарованным видом, а Доджер — с видом сардонической благодарности.

— Желаю вам приятно провести время, — сказала я.

Я ушла, чтобы пройтись между гостями. Я и понятия не имела, что пригласила столько народу. Там была даже парочка беспилотников — не знаю, как они ко мне попали — и, похоже, все из салона по найму. Я рисовалась, потому что мне уже не надо было туда ходить. Никаких больше полетов по контракту, когда пилоты-владельцы обращаются с тобой, как с грязью. Никаких больших досок с объявлениями, никакого салона по найму!

— А ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ, КАПИТАН?

— Ну, понимаешь, когда ты впервые приезжаешь на станцию, ты никого не знаешь, так что ты завязан на официальной сети, на досках для приезжих дельцов, на салоне для местной публики. Очень скоро ты понимаешь, что это пустая трата времени. За всем надзирают эладельди, и все равно сведения о стоящей работе передаются по слухам. Но к тому времени, когда ты это выясняешь, ты уже познакомилась с несколькими людьми, и тебе уже не надо больше болтаться в салоне. Что надо делать — так это облюбовать себе уголок в какой-нибудь кантине или гимнастическом зале. Где-нибудь да подвернутся новости. Кое-кто из «стариков» пристроился в полицейских участках и помещениях транспортного контроля. Но если у тебя есть свой корабль и нет аллергии на работу, ты можешь выбирать.

— НО НАМ ВСЕ ЖЕ НЕ ВСЕГДА ТАК ЛЕГКО УДАЕТСЯ НАЙТИ РАБОТУ, НЕ ПРАВДА ЛИ?

— Да. Не всегда. Мы делаем глупые ошибки и кончаем тем, что связываемся с каким-нибудь придурком вроде этого.

— ИЗВИНИ, КАПИТАН. Я НЕ ХОТЕЛА ПРИДИРАТЬСЯ. ПРОДОЛЖАЙ ПРО СВОЮ ВЕЧЕРИНКУ. ПРО СВОЙ НАСТОЯЩИЙ УСПЕХ.

— Это и был успех. За весь вечер ни одной секунды скуки и ни одной фальшивой ноты. Единственный раз все притихли, когда явилась пара патрульных эладельди и стала разнюхивать, потому что все сборища на равнине — общественные и частные — находятся в их ведении. Я предложила им выпить, а они просто оскалили зубы из вежливости.

Я заметила альтесеанина, прятавшегося под столом. Я подумала, что он пытается спрятаться от эладельди, но он просто шарил там в поисках каких-нибудь оброненных вещей. Видишь ли, я думала о капитане Фрэнке. Жаль, что я потеряла с ним контакт. Я потеряла контакт со столькими людьми. Элис.

— ЛЮДИ ПРИХОДЯТ И УХОДЯТ.

— Я скажу тебе, кого я увидела в тот вечер из тех, с кем не хотела встречаться. Одна была из компании «Хай-Бразил» — Вера Шоу, с бритой головой, в тоге, сандалиях и все такое прочее.

— Привет, Табита, — сказала она. — Я слышала, сегодня полагается приносить поздравления.

Она произнесла это так, словно я ждала ребенка.

— На твоем месте я бы зарегистрировала ее как можно скорее, — сказала Вера. — Убедись, что журнал в порядке.

— Она уже семь лет не летает, — ответила я. — Она была у Сансау. С ней все чисто.

Вера положила руку мне на локоть:

— Все равно, Табита, — сказала она, — тебе будет нужно дать эладельди ее осмотреть.

— Нет, — сказала я. Ну и зануда, честное слово. — Они везде полезут вплоть до сортира.

Вера наградила меня чопорным взглядом.

— Ты несносна, Табита, — сказала она. — Ты же знаешь, ты должна дать им проверить корабль.

Я уставилась на нее.

— Я забыла, — тупо сказала я.

Она могла бы нагрубить мне в ответ, но она выпивала у меня в доме. Я похлопала ее по шелковистому плечу.

— Желаю тебе хорошо повеселиться. Вера, — сказала я и попыталась скрыться, но она стала рассказывать мне все, что ей известно о «Кобольдах», все что с ней случилось, когда она летала на «Кобольде», что случалось, когда кто-нибудь из ее знакомых летал на них, и вообще все, что происходило с кем угодно, кому приходилось летать на «Кобольдах», независимо от того, была она с ними знакома или нет.

— ЖАЛЬ, ЧТО Я НЕ МОГЛА ЭТОГО СЛЫШАТЬ. Я БЫ ХОТЕЛА ПОЗНАКОМИТЬСЯ С ВЕРОЙ ШОУ. ОНА ПРОСТО ЗАВОРАЖИВАЕТ.

— Нет. Она зануда. Я терпеть не могу людей вроде Веры. Ну, хорошо, мы всем обязаны Капелле. Но это же не значит, что мы должны все время воскурять фимиам благодарности. Если бы я была капеллийцем, мне бы это даже было не нужно.

— А КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧЕГО БЫ ТЫ ЗАХОТЕЛА, ЕСЛИ БЫ БЫЛА КАПЕЛЛИЙЦЕМ?

— Если бы я была капеллийцем, у меня было бы все, что я захочу, правда?

— КОНЕЧНО, ОНИ ОЖИДАЮТ КАКИХ-ТО ПРОЯВЛЕНИЙ.

— А может, нет. Может, это была ошибка.

— КАПЕЛЛИЙЦЫ НЕ ДОПУСКАЮТ ОШИБОК.

— Ты это уже раньше говорила. Но они же сделали ошибку, дав привод фраскам.

— У ФРАСКОВ БЫЛ СВОЙ ПРИВОД.

— Разве?

— ДА, БЫЛ.

— Откуда ты это знаешь?

— НАВЕРНОЕ, ГДЕ-ТО СЛУЧАЙНО УСЛЫШАЛА.

— Что ж, особой пользы им это не принесло. Пришла Мэй Ли и вызволила меня. Фактически она схватила меня за локоть: «Ну?» — спросила она.

— Что «ну»? — в ответ спросила я.

— Привет, Вера, — сказала Мэй Ли, послав ей через мое плечо ледяную улыбку, и, прежде чем Вера успела ответить, продолжала:

— Когда ты собираешься показать нам КОРАБЛЬ? Все просто умирают от желания его увидеть.

— А это правда «Кобольд» Сансау? — спросила Молли. — Один из «Кобольдов» Сансау?

Я хотела поинтересоваться, что она имеет в виду, но Мэй перебила. Она подбивала гостей пойти и проинспектировать приобретение, и все требовали моего внимания.

Мэй Ли и Молли Джейн. Интересно, что с ними стало. Мэй Ли, наверное, все еще там. Сейчас она уже, наверное, заправляет ремонтной мастерской. Или чьим-нибудь флотом. Ты помнишь Мэй Ли, Элис? Она настаивала на том, чтобы тебя полностью проверить прямо на месте.

— Я ПОМНЮ МЭЙ ЛИ. У НЕЕ БЫЛИ ЧУДЕСНЫЕ РУКИ.

— Только не говори мне, что могла чувствовать ее руки.

— КОНЕЧНО, НЕТ. НО Я ИХ ЗАМЕТИЛА. ОНА БЫЛА ОЧЕНЬ ИСКУСНОЙ. ПОД ЕЕ РУКАМИ Я СЕБЯ ЧУВСТВОВАЛА МУЗЫКАЛЬНЫМ ИНСТРУМЕНТОМ.

— Хорошо.

— ИДЕАЛЬНО НАСТРОЕННЫМ.

— Хорошо!

— ИЗВИНИ, КАПИТАН, Я ПРОСТО ПРЕДАВАЛАСЬ ВОСПОМИНАНИЯМ. ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ, У МЕНЯ И В МЫСЛЯХ НЕ БЫЛО ЖАЛОВАТЬСЯ НА ТВОЙ СТИЛЬ ТЕХОБСЛУЖИВАНИЯ. СЕЙЧАС Я К НЕМУ УЖЕ СОВСЕМ ПРИВЫКЛА.

— Замолчи, пожалуйста.

— ИЗВИНИ.

— Элис, обещаю тебе, в ту же минуту, как мы выберемся из этой передряги, что бы это там ни было, — как только мне заплатят, обещаю тебе хороший капитальный ремонт, расточку, очистку, все работы.

— САМОЕ ГЛАВНОЕ — ОСЕВОЙ ЗАПОР.

— Все, что угодно! Ты получишь все, что угодно. Как только я получу плату.

— НАДЕЮСЬ, ЭТО БУДЕТ ДОСТАТОЧНО СКОРО, КАПИТАН. ДЛЯ МЕНЯ БЫЛО БЫ УЖАСНО ПОДВЕСТИ ТЕБЯ.

9

Неожиданно в небе расцвел белый огонь — хризантемы на бархате — и превратился черно-красный. Голубые вспышки магнезии спиралью взвились в зябкую ночь. Над всеобщим весельем и суматохой в темпе стаккато трассировали всплески багряного света. На берегу канала толклись маленькие фигурки со столбиками огня, перескакивая из лодки в лодку, ускользающий огонь подхватывал их тени, отбрасывая их в разные стороны, и тени прыгали по стенам зданий, расположенных на другом берегу. Сквозь стекло снизу доносился приглушенный звук рожков и пьяные приветственные возгласы.

Табита Джут стояла, слегка покачиваясь, в окне квартиры Марко Метца в пентхаусе, и смотрела вниз на бренные останки карнавала в Скиапарелли. Неужели они никогда не отправятся по домам спать?

Табита ткнула в силовое поле, препятствовавшее проникновению холода. Поле вяло укусило ее за палец. Окно было от потолка до пола, генераторы поля — безмолвны и невидимы. Играла музыка. Табита попыталась опереться на поле.

— Не надо этого делать, — сказал Марко. — Ты только что сюда пришла.

Он подошел к ней сзади, положил одну руку ей на плечо, вторую — на талию, прижался губами к ее шее.

Табита повернулась и очутилась в его объятиях. Она прильнула губами к его твердым губам, прижалась к его крепко сбитому маленькому телу.

Марко поцеловал ее в щеку и шепнул ей на ухо:

— Может быть, тебе лучше снять жакет?

— Может быть, — ответила Табита. Она была совершенно разбита. Казалось, все стремительно несется вперед, и она легко металась во времени, как ригелийская сильфида. Все было таким блестящим, покрытым серебряной пленкой. Она стряхивала звездную пыль со своих ног. Она потянулась к своему великолепному мужчине, но он повел себя очень практично и взял ее сумку — ее сумку.

— Я просто положу ее здесь, — сказал он и отнес ее на столик, представлявший из себя просто низкую длинную плиту из какого-то прозрачного материала. — Слушай, что у тебя там набито, ты специализируешься на поднимании тяжестей?

— Я подбираю вещи, — ответила она, — во время своих странствий. Я подбираю странные вещи, — сказала она, глядя на него. Он стоял совсем близко, так близко, что трудно было смотреть ему в лицо. Табита стала расстегивать пуговицы его рубашки. На нем было термальная майка, Табита нетерпеливо подтянула ее вверх и нагнулась, чтобы поцеловать его широкую смуглую грудь.

— Я тебе не верю, — сказала она.

И почувствовала, как он напрягся.

— Что такое? — спросил он. — Ты о чем?

— Я вожу грузовой корабль, — сказала Табита. — Я встречаю многих мужчин. Я встречаю многих женщин. Но ты, ты — межпланетный артист… — это она выговорила очень тщательно, ей становилось трудно говорить — язык не слушался. — Ты, — сказала она, перебирая пальцами густую поросль на его груди, — ты… это место — и ты собираешься нанять меня!

Марко расслабился.

— Ты, — сказал он, легонько целуя ее, — здорово нагрузилась.

— В доску, — ответила Табита. — Это прекрасно. Тебе досталось что-нибудь из этого?

— Из чего?

— Да что там было, — сказала она, — на вечеринке.

Марко коротко рассмеялся.

— Что там было, — повторил он. — Что бы там ни было, думаю, мне тоже досталось.

— Это был кристалл, — сказала Табита, — хорошая штука. Она заморгала, глядя на него: — Правда. — Может, он ей не верит.

Табита потянулась к нему. Ее рука прошла сквозь ртутную суспензию, как Элис сквозь отклонение, глянцевитую, прохладную и поблескивающую. Он уже снял нижнюю рубашку. Табита взялась за его ремень. Пряжка была модной, сложной, но и она растаяла в ее руках.

Позади Марко Табита заметила какой-то предмет, стоявший в углу. Он был высокий, тонкий и серебристый. Табита решила, что это какая-то антенна; потом поняла, что это пустой насест.

— Где твой дружок? — спросила она.

— Тэл? Где-то здесь. Я думаю, он решил, что нам надо остаться наедине.

Почему-то это невероятно насмешило Табиту. Тактичный попугай! Она хохотала и не могла остановиться. Когда она смеялась, смех выходил из ее рта, как зеркальные пузырьки жидкого кислорода и пятнами расплескивался по радужным стенам, мерцающему потолку, по этому чудесному мужчине, его прекрасным блестящим карим глазам. Она погружала его в волну удовольствия, неужели он этого не понимал?

Табита подумала, что это важно — сказать ему:

— Когда я впервые тебя увидела, — заявила она, — я была в такой заднице. Знаешь, что они сказали?

— И что же они сказали?

— Они назвали это нарушением гармоники, — язык у нее снова заплетался, — гармонии между видами, — выговорила она. Говорить было значительно труднее, чем смеяться.

Ей показалось важным сказать ему и об этом.

— Говорить, — сообщила Табита, изящно присев, чтобы снять с него брюки — настоящие псевдобрюки, — не так легко, как смеяться. Произнося это, Табита задумалась. — Только иногда легче, — прибавила она.

Она принялась возиться с его ботинками.

Марко тоже уселся рядом с ней на полу.

Табита улыбнулась. Она ощущала истинное блаженство. Она погладила его сияющее лицо:

— Но теперь все в порядке, — сказала она. Музыка парила и покачивалась.

— Все прекрасно, черт побери, — сказал Марко. Он прорычал это, как медведь и оскалил зубы в улыбке, как акула. Он был чудом, настоящим чудом!

Он снял с нее жакет, грязную рубашку. Поцеловал ее соски сквозь ткань тенниски, расстегнул ее башмаки и снял их. Табита сидела на полу, наблюдая, как он снимает башмаки с нее и с себя. Он возился на роскошном толстом ковре, как ребенок, только начинающий ходить, и ей было смешно. Он был обнажен. Он собирался дать ей работу. От улыбки у нее уже отвисала челюсть. Марко вернулся и некоторое время подержал ее в объятиях. Его тело было теплым и гибким, а кожа казалась золотистой в серебристой ряби воздуха, Они вместе справились с ее джинсами.

Вдруг Табита вскочила. Он стояла в одной тенниске, трусиках и носках. Марко по-турецки сидел у ее ног. Табита чувствовала себя подавленной, неизвестно почему.

Табита, Табита, упорно повторяла она про себя. Потом вспомнила.

— Мне нужно взять мое приспособление, — сказала она.

Он протянул руку, погладил ее голень:

— Мы можем…

— Нет, — возразила Табита, — я должна вести себя разумно. Разумно!

Она нетвердой походкой подошла к сумке, расстегнула молнию и стала рыться внутри. Вынула какую-то вещь. Это была черная пластиковая коробочка. Какая-то кассета.

Табита ее не помнила. Все остальное содержимое сумки было ей хорошо знакомо, но это — нет.

— Что это?

— Похоже на пленку, — ровным голосом ответил Марко.

Табита взглянула на него, держа кассету в руке:

— Я ее не помню.

Мужчина снова улыбался:

— Ты сейчас не в том состоянии, чтобы вообще что-нибудь помнить, а, лапочка?

— Но я ее СОВСЕМ не помню, — очень серьезно сказала Табита.

Пока она говорила, Марко поднялся и, отвернувшись от нее, быстро прошел через всю комнату — поправить журналы на полке.

— Может быть, это одна из тех странных вещиц, что ты подбираешь, — сказал он, повторяя ее собственные слова. — Почему бы тебе не пойти и поставить свою штуковину, пока ты про нее не забыла?

Он был прав. Он был прав. Он был чудесный. Табита положила пленку на стол.

— Ванная, — сказала она.

— Вторая дверь налево.

Табита медленно поплелась по коридору. Музыка проводила ее до ванной. Ванная была вся в зеркалах.

Табита села и молча строго обратилась к своему отражению. Ты нарушаешь правила, а, Табита, сказала она. Да, признало отражение. Впрочем, ее это не очень волновало. Он был такой красивый. Сегодня она будет спать в красивом месте, с красивым мужчиной, а утром он собирается заплатить за нее штраф. И купить новый кристалл для Элис.

Правила были таковы. Если она и шла куда-то с кем бы то ни было, особенно с мужчиной, то только на ее условиях. Она никогда не ходила ни к кому, не проверив предварительно, что это за жилище. И никогда никому не доверялась, ОСОБЕННО мужчине, когда не очень контролировала себя.

А сегодня вечером она уже нарушила все эти правила.

Но сегодня был необычный вечер. И Марко не был обычным мужчиной, не тем, к каким она привыкла. Начать с того, что у мужчин, с которыми она обычно встречалась, не было ванных с биде и сидений для унитаза из настоящего земного дерева. Как он мог позволить себе жить в таком месте, если ему приходилось играть в забегаловках вроде «Ленты Мебиуса»? Наверное, потихоньку катится вниз. Но раз ей заплатят, для Табиты этого было достаточно.

На вечеринке она ненадолго потеряла Марко из виду, но к тому времени она была уже слишком пьяна, чтобы об этом беспокоиться. Она танцевала с палернианцами, со всеми пятью сразу. Они дали ей какой-то потрясающий кристалл Офира, от которого у нее появилось такое ощущение, что она выросла на три метра и все чувства у нее обострились. Именно тогда весь мир стал серебряным, Там был генератор, он выдувал по всему помещению пузыри-голограммы — кадры из старых фильмов, рекламные ролики, случайные лица, пейзажи с других планет. Это напоминало копание в чужих снах. Табита смеялась и прыгала вместе с палернианками, пытаясь поймать пузыри. Потом вернулся Марко. Она поцеловала его.

Рядом с унитазом не было никаких кнопок. Табита тщетно оглядывалась в течение нескольких минут. Когда она отошла от унитаза, он зашумел и сам опорожнился. Табита пожала плечами, подошла к биде, вымылась и вставила крошечное устройство. Ей откуда-то слышался тихий голос — то разговор, то пауза, словно чье-то радио вмешивалось в звуки музыки, но к тому времени, когда она вышла из ванной, звуки прекратились. Свет выключился сам по себе.

— Табита, — позвал голос ее прекрасного мужчины.

Стены коридора куда-то погружались и разверзались. Табита начинала спускаться.

— Ты где? — спросила она.

— Здесь.

Потеряв ориентацию, она попыталась определить, откуда доносится его голос. Пока она искала, вокруг бродила музыка. Наконец, она нашла его. Он стоял в темноте перед окном-картиной, а за его спиной неслышно распускались огни фейерверка. Табита вошла и стала целовать его. В комнате была кровать. Это была спальня.

На столике у кровати стояла фляжка с какой-то жидкостью — текилой или вином, к этому моменту Табита уже с трудом могла что-нибудь различить. Они оба пили из фляжки. Он пил у нее изо рта.

Затем они сняли с нее тенниску. Это был очень сложный и запутанный процесс.

По комнате прыгали отблески фейерверка. По стенам рябью проходили металлические круги.

Табита сказала:

— Ты все все уладишь утром?

Прекрасный мужчина целовал ее пупок, проводил губами по верхнему краю трусиков. Он стал целовать низ ее живота, очень нежно, чуть касаясь губами ткани. Он сказал:

— Конечно, я все улажу. Я же не могу упустить такой шанс — нанять самую красивую перевозчицу во всей солнечной системе.

Он зубами снял с нее трусики. Кроме всего прочего, он явно был еще и чем-то вроде акробата.

Табита стала ласкать его языком. Казалось, огни фейерверка пульсировали вместе с музыкой, с каждой минутой ее кожа таяла и рождалась заново. Табита уже не знала, где начинался он и кончалась она.

10

Табита проснулась и тотчас пожалела об этом. Она обнаружила, что спала на спине. У нее было такое ощущение, словно у нее вместо головы мешок с цементом или, по крайней мере, что ее ударили мешком по голове. Все ее полости сосредоточились в одной опухоли между глазами.

— Кхм, — слабо произнесла Табита.

Она была в чужой постели, в чужой комнате. Уже приближался день. По краям серой шторы просачивался слабый оранжевый свет. В углу у окна находилось волокнистое растение, отчаянно тянувшееся из грязного коричневого горшка, словно в поисках воды. Табите было хорошо известно это ощущение.

Она моргнула и сделала попытку сосредоточиться. На стене рядом с растением она с трудом различила неровные нарисованные бледно-золотые спирали. Рядом стояла пустая голубая трубчатая вешалка, голубой трубчатый стул, голубое трубчатое аудиовизуальное устройство.

Табита снова закрыла глаза.

Постель была теплой и исключительно удобной.

Табита повернулась на бок и увидела мужчину. Он крепко спал, повернувшись к ней спиной и тихонько похрапывая. Он был так закутан в пуховое одеяло, что она могла видеть только макушку его головы.

В одной яркой вспышке звука, света, музыки и стремительного движения Табита мгновенно все вспомнила.

— Гм-м, — сказала она.

Это был возглас, в котором смешались вина, изумление и облегчение.

Табита слегка подвигала губами, чтобы проверить, найдет ли она свой язык. Похоже, что за ночь он застрял где-то в горле.

Ей ужасно хотелось в уборную.

Она осторожно села.

Спустя мгновение, когда в голове у нее немного прояснилось, Табита медленно откинула одеяло. Она заметила, что на ней все еще надеты носки. И запах от нее шел просто ужасный.

Марко Метц продолжал храпеть.

Табита поставила ноги на пол. Зрение ее было затуманено, а рот был словно набит песком. Она впервые задумалась, как это получается, что ее тело одновременно жаждет влаги и отчаянно стремится от нее избавиться.

В ванной она снова встала перед своим отражением. Даже при спущенных шторах были видны темные круги у нее под глазами.

Неряха, сказала она себе. Это было словечко, которое часто употреблял ее отец. Неряха, снова подумала она, успокаиваясь.

Табита сходила в уборную, приняла душ — с настоящей водой. Намыленный и хорошо промытый водой, мир стал выглядеть гораздо лучше. Она подошла к окну и осторожно подняла штору.

Было все еще очень рано. В небесном водовороте черносмородинного цвета солнце казалось оранжевым шариком. Внизу около стеклянных колонн на Аллее Масерати валялись тусклые кучи отбросов. Вдали, за крышами домов единственным движущимся объектом на холодной глади Грэнд-канала был одинокий патрульный катер.

Завернувшись в большое зеленое полотенце, Табита вышла из ванной. Она заглянула в спальню. Закутанная в одеяло масса так и не шелохнулась.

Табита бродила по квартире, пока не нашла кухню. Та была просторной и очень-очень белой. Табита подумала, найдется ли в холодильнике какой-нибудь фруктовый сок. Грейпфрутовый, например. Она загадала, чтобы в холодильнике был Грейпфрутовый сок.