Вернуть изобилие

Вошла Мелисса Мандебра вместе со своим стюардом, первым помощником, парой охранников и Уэник, поспешавшей за ними следом. Я не ожидала увидеть великую женщину собственной персоной, но постаралась извлечь из этого для себя максимальную пользу. Я соскочила с конторки и представилась ей как лицо, обнаружившее ее заблудившуюся высокую гостью, даже объяснила, какой большой и удовлетворительный интерес проявила командующая к нашей скромной работе здесь, на складах.

Мелисса взглянул на меня. Она смотрела на меня так, словно хорошо меня поняла, но как-то очень сверху вниз; пожалуй, так смотрит Кстаска.

Я подумала: «А ты ведь тоже ловила кайф, Мелисса Мандебра, правда?»

Затем она открыла рот и заговорила с моей сановной посетительницей на языке фрасков.

Это было ужасно. Звучало так, словно кто-то, страдающий ларингитом, подавился пригоршней рыбьих костей.

Фраск энергично вращала головой и отвечала.

Потом они обе рассмеялись.

Я даже не стану пытаться описывать, как это звучало.

Они засмеялись, и все было кончено, компания вывалилась из помещения с большой помпой и огромным облегчением для всех окружающих. Но самое большое облегчение испытывала Уэник.

— ТЫ ПОСЛЕ ЭТОГО СТАЛА С НЕЙ ЛУЧШЕ ЛАДИТЬ?

— Нет. Раз уж на то пошло, по-моему, я просто стала ее нервировать еще больше. Трикарико, правда, был от меня в восторге. Он обращался со мной так, словно я была каким-то чудом, шимпанзе, неожиданно вызубрившим «Макбета». Он поговорил насчет меня с пилотом шаттла. Она была единственной на «Блистательном Трогоне», летавшей по мелким поручениям, и она уже начинала стареть. Если бы потребовался человек на это место, любой лейтенант мог бы принять у нее дела, но Трикарико согласился, что это умная мысль — натаскать кого-нибудь специально ей на замену.

Думаю, он считал, что это удержит меня на корабле.

Пилот шаттла упомянула мое имя Мелиссе, вспомнившей меня с неким снисходительным одобрением.

Тогда я и научилась летать.

У меня уже были кое-какие фундаментальные знания еще со времен работы на «Жирном рте», и праздные прогулки на обочине каравана были как свежий ветерок после некоторых дурацких маневров, которым мне приходилось ассистировать, когда капитан Фраск намеревался захватить особенно замечательный кусок плавучего хлама. До самого Юпитера у офицерского шаттла «Блистательного Трогона» не было дел более важных, чем отвозить Мандебр и их гостей на светские приемы на борту «Негро Спиричуэл», «Скорпион Ламент» и других роскошных кораблей каравана и привозить их оттуда. Они позволяли это делать мне, пару раз в неделю.

Иногда я получала бокал шабли. Иногда даже более того. Я получила очень даже большое удовольствие, проведя время с офицером безопасности на «Клементе III».

А на Первом Прыжке Табита должна была отправиться на бал.

44

Они протащились по дождливому болоту, заглянули под ветви отвратительных деревьев. Прошлись по кустам, вспугнув дикобраза с утиным носом, он ощетинился прозрачными иглами, загремевшими по их скафандрам, и, кашляя, умчался прочь. На ними из-под «листьев» высовывались змеи, чтобы посмотреть на них, оценивая на глаз, как толстые клейкие измерители с осторожными маленькими глазками.

Гектора не было и следа.

На этой безумной планете все что угодно могло находиться где угодно. Все было не таким, каким казалось. Цветы жужжали, земля бурлила, комары сверкали серебристыми взрывами электричества. В обманчивом свете все сосредоточилось на дне чаши, до краев наполненной горизонтом.

— Могул на самом деле не очень-то искал. Он оглядывался по сторонам, рассматривая окрестности. Все время показывал на что-нибудь и смеялся. Потом он куда-то побежал между деревьями, и мы… мы потеряли друг друга из виду.

Табита заставила единственный еще работавший экстензор и трех уцелевших роботов заняться разгрузкой корабля. Обмотанные грязным красным шелком и ультрамариновым кретоном, кожаные сундуки и алюминиевые ящики на подпорках были свалены грудой рядом с папоротниками, в которых капала вода, и напоминали декорации для какого-нибудь сюрреалистического балета. Среди них был и дорожный ящик Тэла. Тэл все еще спал в нем.

Саския пыталась помочь, но ее мысли были не здесь, а вместе с ее половиной. Она стояла в трясине с длинным ножом в руках и обрубала спутанные ползучие растения с крыльев и шасси Элис. Иногда она останавливалась и, как загипнотизированная, смотрела, как из трюма выносят очередную вещь, принадлежавшую ей.

— Не плачь, — сказала Табита. — Ты испортишь свои циркуляторы к чертовой матери.

Саския издала душераздирающий стон, потом с трудом сглотнула и, кляня весь белый свет, вернулась к своей безуспешной борьбе с ползучими растениями.

Табита выругалась про себя. Потом подошла к Саскии.

— Ступай и найди его, — мягко сказала она.

Глаза и нос Саскии покраснели и на мертвенно-бледном лице выглядели ужасно. Она судорожно покачала головой и сделала жест ножом в сторону корабля:

— Это важнее.

— Мы тут сами справимся. Ты поможешь потом.

Саския без всякого энтузиазма посмотрела в зловещий лес. Потом взглянула на Табиту, на корабль.

Табита сказала:

— Возьми пистолет.

— У меня его нет. Он, наверное, у Могула.

— Тогда возьми нож.

Саския с сомнением посмотрела на Табиту:

— А тебе он разве не понадобится?

Табита похлопала ее по плечу:

— Иди, иди. Держи канал на связи. И вызывай меня каждые пять минут.

Саския закусила губу. Потом подняла руку и странным, нежным жестом дотронулась согнутым указательным пальцем до лицевого стекла шлема Табиты:

— Я люблю тебя, — сказала она.

— Нет, не любишь, — быстро ответила Табита. — Иди и приведи своего братца. Нам скоро улетать.

На встревоженном лице Саскии отразилась вспышка гнева:

— Нечего обращаться со мной, как с ребенком, Табита, — заявила она.

Изумленная, Табита виновато заглянула в глаза Саскии, потом опустила взгляд в размытую дождем грязь.

Когда она снова подняла глаза, Саския уже ковыляла назад в кусты.

Сырой день тянулся медленно. Неподвижное огромное солнце сияло сквозь мрачные тучи, видимое и невидимое отовсюду. Жаркий густой свет, казалось, пробирался через костюм Табиты в ее кости. Насекомые, которых распугала катастрофа, быстро оправились и роями вылетели из листвы, издавая пронзительные пиликающие звуки и создавая некое подобие роящейся ауры, излучавшей радиопомехи. Когда Саския вызвала Табиту, ее голос был металлическим и доносился словно издалека.

Табита и один из роботов пытались вытащить корабль из болотистой ложбины, в которую он угодил. Табита дала команду. Левое крыло неожиданно вырвалось из подлеска, разбрызгивая огромную струю грязной жижи.

— Отлично, отлично! — закричала Табита, бросаясь в обход корабля с носа на корму. — Так и держите!

В новом порыве надежды она вызвала мозг корабля:

— Алло, алло, Элис! Ты меня слышишь?

Ответа не последовало.

Внезапно дождь усилился.

По приказу Табиты роботы закрепили тросы на толстых стволах крепких деревьев, а сама она уселась под одним из них и стала сосать новую трубочку со стимуляторами. Табита беспокоилась за маленькие машины, так тяжко трудившиеся под дождем и в жару. Максимальная стандартная нагрузка их изоляции не была рассчитана на такие условия. Один из них уже вел себя немного странно. Если она не следила за ним постоянно, он мог уйти в сторону, наткнуться на ствол ближайшего дерева и так и стоять там, рассеянно открывая и закрывая одну и ту же скобу.

Табиту снова вызвала Саския, а сразу вслед за ней — Марко.

— Он объявился?

— Он?

— Да Гектор же, Гектор, — сигнал был скверным, голос звучал так, словно пробивался сквозь массу проволочной шерсти. — Кого я могу иметь в виду, как ты думаешь?

— Твоего покойного партнера.

— Да, знаешь, кто их там разберет?

— Гектора, что был мертв.

— Он и был мертв! Э-э, эладельди, они пристрелили его. — Треск.

— …сама его видела. Разве он не был мертв?

Табита стиснула зубы. Она не собиралась с ним спорить. И даже не имела никакого желания с ним разговаривать.

— Он еще не вернулся, нет, наверное? — сказал Марко после небольшой паузы.

— Нет.

— С тобой все в порядке? Ты не ранена, ничего? По-моему, Могул — единственный, кто… не самое страшное, нам здорово повезло, да? А… с тобой? Вот теперь я тебя нашел, я вижу корабль… уже иду.

Табита отвечала на это угрюмыми односложными восклицаниями. Она поднялась на ноги, отряхивая скафандр, и направилась к подвешенному кораблю, чтобы заглянуть под него:

— Не утруждай себя, Марко.

— Мне надо с тобой поговорить, — сказал он.

Он шел через искривленный лес, разговаривая на ходу:

— Наверное, это жара его растопила, Гектора. Ну и напугал он нас, чтоб его… выскочил и прочь оттуда… уже был наверху, на крыше, — вспоминал Марко, а сигнал прерывался и жужжал. — Он вылез оттуда.

Голос Марко звучал напряженно и тараторил из-за шока, страха и нервов. Болтать — это его реакция на любые события, угрюмо подумала Табита. Он все еще говорил:

— Они на самом деле могут передвигаться, эти ребята. Я думаю… просто в смятении, он, наверное, испугался, вот что… посадка.

Табита не отвечала. Она вставила назад инспекционный пульт, контролировавший главный двигатель.

В ста метрах, за деревьями, она мельком увидела приближавшегося Марко. Его скафандр был великолепен, ярко-алый и угольно-черный. Он помахал рукой. Табита не обращала внимания. Она подозвала ближайшего робота и, когда тот подошел, нагнулась, чтобы поднять его.

Марко поспешно подбежал к ней:

— О, подожди, я тебе помогу.

Он помог ей поднять робота в открытый шлюз. За поляризованной маской его лицо было потным и угрюмым.

— Господи, хотел бы я знать, где он, — сказал Марко, когда робот повернулся на шарнирах и затарахтел, поднимаясь вверх по трапу в кабину. Марко сделал энергичный жест в сторону леса. — С ним там может что-нибудь случиться без защитного костюма.

А она-то в какой-то момент решила, что он говорит о Могуле. Табита снова обратила свое внимание на ручной монитор.

— Черт побери, он же может там по-настоящему умереть! — раздраженно бросил Марко, ударив кулаком по дверному косяку.

Табита больше не могла этого выдержать:

— Он ведь фраск, Марко, — сказала она.

— Фраск, — согласился Марко. — Верно.

— Единственные, кто когда-либо что-то строили на Венере, — сказала Табита.

— Ну так что?

— Единственные, кто когда-либо производил себе подобных на Венере, Господи Боже. Единственные, кто когда-либо рожали в космосе, раз уж на то пошло. В вакууме.

— Серафимы, — вставил он.

— Рожали — я сказала.

Стекло его лицевой маски на мгновение стало непрозрачным, когда робот передавал картинку.

— Так как ты считаешь? Думаешь, с ним все будет нормально, так, да? — Марко вытянул палец и неожиданно сунул им в подбородок своего шлема, как будто хотел пососать большой палец и забыл, что он в скафандре.

— Марко, если я не смогу запустить корабль, мы все умрем. Здесь. И скоро.

— Но ты же посылаешь сигнал бедствия или что-нибудь в этом роде, да?

— Нет, — ответила Табита. И показала на угрюмый океан туч. — У меня не хватит мощности, чтобы пробиться сквозь все это.

Он уставился на нее, как встревоженный спаниель.

— Так что я собираюсь ее запускать, — сказала она очень спокойно. — И когда я это сделаю, предупреждаю: я вылетаю сразу и не стану ждать никого из тех, кто потерялся.

Она подала сигнал роботу на пульте. Зажужжали реактивные отражатели.

— Я понимаю, — сказал Марко. — Я понимаю твои чувства. Поверь мне. Но этот парень, моя звезда, как ты сказала, мой партнер, да? Он где-то там, в лесу, и он ранен. То есть, я хочу сказать, мы думали, что он мертв. Он должен быть очень-очень тяжело ранен. По крайней мере.

— Замечательно, — отозвалась Табита. — Иди отсюда.

Марко распростер руки ладонями вверх повелительным жестом примирения.

— О'кей, — сказал он. — Всего пара вещей. Пара вещей, о которых ты должна знать. У меня не было времени объяснить тебе это.

— Только быстро, — свирепо приказала Табита.

— Ну, я знаю, у тебя создалось впечатление, что Гектор — член нашей группы. «Контрабанды». То есть, я хочу сказать, он им и был, конечно, был, только на самом деле он не был в труппе, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

Табита со злостью повернулась к нему:

— Почему бы тебе не убраться куда подальше, Марко? Дай мне работать.

Он торопливо спросил:

— Что, так плохо?

— Я все еще смотрю.

— И как это выглядит, плохо?

— Да!

Похоже, до него, наконец, дошло, в какую беду они попали. Он оперся на корабль, тревожно оглядывая окрестности, по которым он только что бегал. У него был растерянный вид существа, загнанного в угол. Затем он обернулся и стал вертеться взад-вперед, словно в поисках места, куда бы убежать.

Бежать было некуда.

— Черт бы побрал! — он выбросил ногу и лягнул покрытое слизью шасси Элис.

Табита протянула левую руку и взяла его за локоть. Когда он повернулся и встал к ней лицом, она подняла правую ногу, уперлась подошвой своего ботинка в его живот и ударила со всей яростью, которая в ней накопилась.

Заорав от изумления. Марко потерял равновесие и упал навзничь на спину, растянувшись в грязи. Его вопль перешел в болезненный стон, когда он ударился головой в шлем, а твердые углы скафандра и жесткая рама оксигенатора впились ему в спину. Табита стояла над ним, пока он лихорадочно перебирал руками и локтями, и его тяжелые башмаки скользили, когда он пытался встать на ноги. Она не предложила подать ему руку, чтобы помочь подняться.

Марко рывком перевалился на бок, забрызгав их обоих грязью. Поднялся на колено. Его алый костюм был покрыт толстым слоем гнилой растительности и кирпично-красной слизи. Тыльной стороной перчатки он лихорадочно водил по своему визору, но только размазывал грязь.

Табита уже включала аудио. Она стояла, расставив ноги и растопырив пальцы:

— Не смей даже пальцем до меня дотрагиваться, Марко Метц, — рявкнула она прямо в его наушники. — И не вздумай даже пальцем дотронуться до моего корабля. Я не желаю, чтобы ты даже близко подходил ко мне. Можешь оставаться здесь и подыхать!

— Табита, извини, извини! Я не…

Барахтаясь, пытаясь найти опору под ногами, Марко потянулся, чтобы облокотиться на шасси. Табита прикрикнула на него и прыгнула вперед, словно намереваясь ударить его наотмашь по лицу тыльной стороной ладони.

Марко струсил:

— Хорошо! Хорошо! Дай мне подняться, черт возьми! Извини, я же сказал, извини! — Он посмотрел вниз, на свой перепачканный скафандр, в отчаянии всплеснул руками. — Я не хотел, я просто, я…

Табита отключила его. Она нарочито повернулась спиной к своей работе, снова нырнула под брюхо корабля и осторожно засунула голову в шлеме в отсек двигателя.

Марко нашел другой канал и заявил:

— Я хочу помочь.

— Ты не можешь.

— Я помогал раньше, мы все помогали. Я не хотел лягнуть твой корабль, я просто… это все так… ну, ты же знаешь. — Его голос стал мягким и интимным: — Табита. Ты же знаешь, что я чувствую.

— Убирайся к дьяволу, Марко, — отчеканила Табита.

— Я хочу доказать тебе, что мне очень жаль, — сказал он искренне и спокойно. — Я хочу помочь нам выбраться отсюда.

Табита Джут вынула голову из внутреннего отсека корабля. Указала на лес, вверх по градиенту сумрачного света:

— Иди помоги Саскии. Найди Могула. Когда ты вернешься, здесь для тебя найдется дело. — Она была непреклонна.

Марко ушел. Табита следила, как он скрылся в растительной преисподней. Она увидела его несколько минут спустя. Он пересекал высокий голый хребет, и его алый скафандр осторожно пробирался вверх среди немыслимых деревьев навстречу невероятному горизонту.

45

В полутора метрах над болотистой, пенистой почвой в странной гигантской колыбели для кошки, подвешенной между деревьями, висела «Элис Лиддел». Это заняло немного больше времени, чем ожидала Табита. На середине у них кончился трос, и им пришлось импровизировать с просмоленными сетями из лиан, а вскоре — просто с ползучими растениями, огромным количеством спутанных лиан.

Уровень был недостаточным. Корабль кренился, вес сместился, внешний импульсный двигатель левого борта с плеском упал на землю. Не было никакой возможности забраться под него и поднять. Табита уже потеряла в грязи один домкрат.

— Если бы можно было исправлять все нахмуренным лбом, — говаривал отец Табиты, — сейчас уже все было бы сделано. Она была сыта по горло этой проблемой подвешивания. Корабль был закреплен настолько, насколько это было возможно, а у нее были и другие дела.

Табита отправила роботов на борт делать уборку и выравнивать вмятины, а сама сражалась с разбитым синусовым протоновым генератором, пытаясь его байпасировать. Когда Марко и Близнецы не мешали, Табита могла лучше сосредоточиться. Работая, она старалась выманить мозг Элис из небытия. Она и бранилась и уговаривала. Рассказывала Элис истории.

Дождь ослабел и превратился в мягкую и мрачную морось.

Что бы там ни было сломано в отводах, это было так глубоко, что Табита не могла дотянуться туда своими инструментами. Наверное, матричные компрессорные усилители. Табита занималась матричными компрессорными усилителями только в мастерской, и занимало это чистых три дня. Здесь у нее не было мастерской. Не было у нее и трех дней. Скафандр Саскии был просто модной вещицей, у ее брата, по-видимому, тоже. Они были не предназначены для такого ада.

Снова вышла на связь Саския. Табита поговорила с ней:

— Саския, Марко с тобой? Он пошел тебя искать.

— Я его не видела, — отозвалась Саския. Едва различимый, ее голос все же выдавал смятение.

Может, он пошел искать фраска, подумала Табита. Ей было все равно, куда он отправился. Либо вернется, либо нет.

— Следи, может, он объявится, — сказала она.

Сидя под огромной цветной капустой, Табита обдумала ситуацию. Лучшее, на что она могла надеяться, — это то, что усилители не были полностью сорваны и «Шерненковы» все еще как-то контактировали с гироскопами. Тогда (если она сможет загерметизировать корабль и ничего больше не сломается), у них была какая-то надежда взлететь. (Если импульсные двигатели будут действовать. Если нет… но если они будут работать. Просто допустим). Они теоретически могли рассчитывать на взлет.

Господи, когда на «Бергене» строили эти корабли, они их действительно строили.

Впрочем, потом при сломанном кристалле осевого запора единственное, что она сможет сделать, это найти наиболее оптимальную орбиту. На какое время — об этом можно было только гадать. Достаточно долго, чтобы привлечь внимание какого-нибудь проходящего судна? Видимо, нет, но что еще ей оставалось делать? Альтернативой было сидеть здесь и умирать или бежать в джунгли, смеясь и крича.

Они все погибнут.

Нет.

Теперь дальше. Орбиты.

Ее оптимальная орбита. Без компьютера, чтобы рассчитать пути и сбалансировать корабль, — вот как обстояли дела сейчас. Если она не сможет поднять хотя бы элементарные навигационные приборы, ей придется делать это по таблицам. Она знала, что копия у нее есть. Где-то есть. Если она не сможет найти таблицы, то лучшая орбита будет баллистическим эквивалентом плевка в потолок.

Кстаска, подумала Табита, смогла бы сбалансировать ее корабль. Кстаска починила бы компрессионные усилители, махнув хвостиком, если бы ее хорошенько попросили. Кстаска была бы сейчас так кстати, черт побери.

Но Кстаска уже погибла.

Они все умрут.

Так. Хорошо. А пока…

Табита встала и, чутко оглядываясь вокруг, — не следят ли за ней древесные обитатели — полезла вверх, на гигантскую цветную капусту. Со всеми развилинами растения это было нетрудно. Она вскарабкалась вверх, а потом — вдоль по гладкой блестящей ветви.

Там, в багровом лесу, она увидела огромных пурпурных игуан, сидевших на ветвях и лениво вылавливавших черными эластичными языками радиомошек. Казалось, прикрытые веками глаза игуан вечно ухмылялись, забавляясь какой-то им одним известной шуткой. Они смеялись над глупыми человеческим существами, бегавшими по лесу, как безумные, перед тем, как умереть.

Где-то вдалеке что-то заревело. Табите рев показался отвратительным. Предполагалось, что на Венере водятся динозавры, огромные ходячие змеи с ядовитым дыханием. Табита уже видела каких-то существ, похожих на скорпионов, и чуть не наступила на маленькую черную змею, которая бешено зашипела на девушку и зигзагами скрылась в топи. Этим тварям и не было необходимости быть большими.

Табита никогда прежде не жила в местах, где была дикая природа, и ей они не понравились. Ее вовсе не прельщала мысль о существах, которые не были одомашнены, разумны или съедобны.

Табита посмотрела вниз с ветки на голую исцарапанную крышу своего корабля. Из целого ряда коммуникаций практически ничего не осталось, за исключением десяти сантиметров антенны. Значит, никаких внешних АВ. А при том, что ветровое стекло было все в трещинах, и заменить его было нечем, ей придется взлетать вслепую.

Чем меньше информации, тем легче работа. Полный вперед — и выкатываться отсюда так же, как влетели.

А после этого… но пока было рано думать о том, что будет после. Во всяком случае, пока она не выяснила, есть ли у нее еще импульсные двигатели.

Пять минут спустя Табита лежала на боку в грязи под Элис, и над ней нависал корпус корабля. Она пыталась наладить второй домкрат, подставленный под волочившийся двигатель. Табита лежала скорчившись, вытянув правую руку и засунув левую почти по плечо в низкий разрыв. Если корабль сейчас опустится хотя бы на пять сантиметров, он раздавит ее в лепешку, подумала она как бы издалека. Она разговаривала с кораблем. Из носоглотки Табиты вырывались тихие тонкие звуки, пока она неуклюже возилась с домкратом. Табита отдала бы все на свете за возможность снять перчатки.

Некоторое время она так и оставалась в этом положении. Она забыла о драконах, мошках, фосфоресцирующих игуанах, маленьких черных змеях. Все эти мысли отошли на задний план перед более важной задачей, и Табита превратилась в машину, более примитивную, чем любой робот. Она была блоком, а домкрат был на блоке. Она была лишь рычагом.

Искаженное время текло медленно. Скрытое солнце не двигалось. Марко Метц и Поразительные Близнецы Зодиак не возвращались.

Табита поставила корабль на домкрат на достаточную высоту, чтобы вылезти из-под него и дать роботам подставить под него поваленное дерево. Она снова потеряла домкрат, но дерево выдержало. Табита забралась на борт, спотыкаясь на наклонной палубе, торопясь поскорее проверить двигатель.

Он все еще работал. Торжествующей вспышкой пламени Табита выдула из него грязь. Она пела. Она плакала. Она вознаградила себя пивом.

На связь вышла Саския:

— Я нашла его, — неуверенно сказала она. Что это, помехи, или она услышала пение?

— Нашла кого? Нашла Могула?

— Могула, — ответила Саския. — Марко… тоже… приведем назад Могула.

— С ним все в порядке?

— Не знаю! — Саския задыхалась, расстроенная, в истерике. Раньше она такой никогда не была. — …сумасшедший, — сказала она. — Он счастлив. Табита! Табита, как ты там?.. Элис?

— Все в порядке, — сказала Табита. Она улыбнулась своему потрепанному кораблю, роботам с герметизирующими устройствами и сварочными карандашами. — Пока что.

— Нам повезло, — сказала Саския. — Правда?..

Табита надеялась, что да, потому что это была последняя надежда.

Она уселась в свое кресло и противопоставила свои мозги компьютеру. На короткое время у Элис наступило полное прояснение, потом она снова ускользнула.

Сосредоточиться было трудно. Один из роботов трудился над дверью люка, которую пришлось сломать Табите, стараясь вернуть ей герметичность. От него было столько шума, что ей пришлось отослать его на корму, оставив дверь висеть на петлях открытой, пока она сидела в кабине с включенным на полную мощность рефрижератором своего скафандра, атакуя укрепленные лабиринты машинной логики.

Элис была в полете: мелькнула тень, пролетела по силиконовым коридорам, сверкнула, исчезая за углом, замерла на мгновение, паря за входным отверстием; исчезла.

Прошел еще один скучный час. Табита еще раз потеряла сознание. В какой-то момент ей показалось, что она спит и видит сны. Из-за занавесей все время выбегали желтые саламандры и ползали по стенам. Но ведь занавесей-то не было.

Неожиданно Табита пришла в себя, думая: оксигенатор. Надо прочистить его. Как долго он у меня проработал? Она оглянулась и посмотрела на блок. Там горел зеленый свет. Правда, это займет четверть часа. А тут ей осталось работы всего на пару минут. Она продолжала работать, прорываясь сквозь код.

Табита знала, что ей грозит опасность, знала, что должна потратить эти пятнадцать минут на чистку и перезарядку оксигенатора, знала, что это освежит ее голову, и понимала, что откладывает это из-за того, что ее мозг уже затуманен углекислым газом. Но еще через несколько минут она сможет восстановить ее один блок логики, а потом все будет гораздо легче. Она даже сможет сделать перерыв.

Но она все равно сделает перерыв, на пятнадцать минут, потому что… потому что ей так хотелось. Хотелось прилечь.

Табита с трудом вылезла из кресла.

— КАПИТАН.

Кто-то звал ее.

Голос был женский. И знакомый.

— Мама? — спросила Табита. Ее собственный голос звучал странно, словно она говорила в трубу. — Что тебе нужно?

Она легла на пол. И стала наблюдать за красивыми красными и зелеными огнями. Это было так глупо, она провела всю жизнь в этой кабине и никогда не смотрела на них. А они были такими красивыми. Это было странно.

— ТЕБЕ НАДО ПРОЧИСТИТЬ ОКСИГЕНАТОР, КАПИТАН.

— Сию минуту.

— ПОЖАЛУЙСТА, СДЕЛАЙ ЭТО, КАПИТАН.

— Релла? Это ты?

Последовала короткая пауза.

— СЕЙЧАС ЖЕ ПРОЧИСТИ СВОЙ ОКСИГЕНАТОР, ТАБИТА. ПРОСТО СДЕЛАЙ ЭТО, ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ.

— Доджер!

Табита сделала попытку подняться, но это оказалось слишком трудной задачей. Она нашла на полу какую-то вещь, большой металлический предмет, просто она не могла вспомнить, как он называется. Он был тяжелый. Он поблескивал, светился. Красивые огоньки множились, плавали в ее голове.

— ТАБИТА, ТЫ УМИРАЕШЬ. ТЫ СЕЙЧАС УЖЕ УМИРАЕШЬ.

Куда бы ни бросила сейчас взгляд Табита, ей отовсюду подмигивали огоньки, заслоняя все, как вуаль.

Тень, словно кто-то двигается по пустому трюму.

— Я вижу тебя, Доджер.

На самом деле она ничего не видела. Табита моргнула. Она ощущала боль в груди, и от этого ей было трудно думать. Она хотела спать, но боль была слишком сильной. Там вообще кто-нибудь есть?

Может, кто-то из них вернулся, кто-то из людей в дурацких скафандрах.

Раздался громкий сигнал тревоги, завывая и пронзительно визжа.

— ТАБИТА! ТАБИТА! ТАБИТА ДЖУТ!

— Ладно, Доджер, — хрипло проговорила Табита. — Ради тебя. Только… ради тебя…

Она не могла подняться. Шум распластывал ее, разбивал о пол. Голос все кричал, пока она с трудом ползла на спине вдоль стены — до тех пор, пока не смогла протянуть руку над головой и на ощупь отсоединить подачу воздуха от панели.

— Ради тебя, Доджер.

Она вставила наконечник в в свой респиратор.

— Д…

И потеряла сознание.

Она была под водой. Глубоко под водой и дышала под водой. Это было легко. Просто вдыхаешь и выдыхаешь. Если бы только кто-нибудь знал, как это легко. Она напряженно двигалась сквозь ночь из воды, расталкивая ее руками. У них там, внизу, тоже были звезды. Они рябили, когда она Табита приближалась к ним. Они подмигивали, пульсированием передавая ей послания. Давай, говорили они. Давай.

Она была на глубине.

А потом она лежала на полетной палубе «Элис Лиддел», ее легкие поднимались и опускались от потока собственного воздуха на корабле, в голове у Табиты стучало, в ногах и руках покалывало. Сквозь разбитое ветровое стекло она могла видеть мрачное сияние жаркого, согбенного леса, моросящий дымящийся дождь.

Идиотка, сказала она себе, жадно глотая свежий воздух. Идиотка несчастная. Она подумала, что здесь кто-то есть, разговаривает с ней.

— Элис? — спросила Табита. Горло у нее болело.

Ответа не было.

Опершись на стену, Табита села. Все еще подсоединенная к шлангу подачи воздуха, затруднявшего ее движения, Табита протянула руки за спину и отстегнула оксигенатор от спины. Потом она рывком продвинулась настолько, чтобы вставить его в блок чистки. Наклонив голову набок, Табита как раз могла видеть счетчик и то, как низко упал уровень. Она содрогнулась.

В трюме что-то застучало.

Там что-то было. Об этом Табита даже не подумала.

— Саския?

Ответа не было.

Может быть, попугай вылез из своего ящика.

— Тэл! — позвала Табита. — Сюда, Тэл!

Не было и попугая.

Табита пососала свою трубочку. Глотать было больно.

Превозмогая боль, Табита поднялась на ноги. Все ее мышцы словно были набиты наждачной бумагой. Судорожно вздохнув, она оперлась на стену и посмотрела на оксигенатор. Десять минут, прежде чем она сможет снова надеть его. Десять минут она будет ждать, беспомощная, на привязи, что существо из трюма придет и схватит ее.

Последовало долгое молчание. Потом негромкий глухой удар и стук.

Летучая мышь, подумала она. Влетела через открытую крышу и не может найти пути наружу.

Шесть минут. Пять. Четыре минуты сорок пять секунд.

Снова стук. Словно мелкие кусочки металла, подумала Табита, в отчаянии соображая, что бы это могло быть. Что-то с металлической чешуей. Игуаны. Вот это что.

Две минуты пять восемь секунд.

Чтобы забраться в корабль, игуане пришлось бы залезть вверх по одному из крепежных деревьев, пробраться по кабелю, попасть на крышу и провалиться сквозь двери, закрытые на задвижку.