Кинси Милхоун (№11) - «У» – значит убийца

Было уже около полуночи, и я чувствовала, что энергия так и сочится изо всех пор моего тела. Начиная с того момента как я бросила дневную жизнь и стала заниматься делами по ночам, я заметила, что мне все труднее становится предсказывать свои поступки, которые я совершаю под воздействием неукротимого темперамента. Пройдя в ванную, я увидела там отпечатанное объявление, в котором хозяин предупреждал постояльцев о длительной засушливой погоде и буквально умолял их расходовать как можно меньше воды. Я быстро приняла душ (страдая от сознания собственной вины), затем вытерлась полотенцем, грубым, как покрытие тротуара. Поставив сумку на кровать, я вытащила чистое нижнее белье и колготки, а также черное платье "на все случаи жизни". Еще совсем недавно платье было перепачкано грязью из канавы, пахло плесенью и болотом. Я несколько раз носила его в химчистку, и теперь оно выглядело как новое... ну, если не рассматривать чересчур внимательно. Материал, из которого оно было сшито, представлял собой последнее достижение науки: легкий, немнущийся, быстросохнущий, очень прочный. Некоторые из моих поклонников очень сожалели по поводу последнего качества этой необычной ткани. Они просили меня выбросить это платье и сменить гардероб. Но я не видела в этом никакого смысла. С длинными рукавами и складками впереди – оно действительно прекрасно (ну, скажем, вполне) подходило для всех случаев жизни. Я надевала его на свадьбы, похороны, коктейли, судебные заседания. Расстегнув молнию, я попыталась одновременно влезть в платье и в черные туфли без каблуков. Конечно, никто бы не принял меня за манекенщицу, но, по крайней мере, я могла сойти в нем за серьезную женщину.

Судя по карте и полученному адресу, Джозеф Эрз жил в районе Пасифик Хейтс. Я положила карту на пассажирское сиденье машины и включила свет в салоне, чтобы можно было следить, куда я еду. Свернула налево на Дивисадеро и поехала к Сакраменто-стрит. Уже подъехав к дому Эрза, мне пришлось покружить по кварталу: даже в такой час было трудно найти место для парковки возле его особняка. Впереди меня ехал "мерседес", а сзади – "ягуар". Сам дом сверкал огнями, нескончаемый поток гостей, как прибывающих, так и отбывающих, для парковки и выезда пользовался помощью прислуги. Я подъехала к одному из молодых людей, одетых в черные брюки и белые смокинги.

Ворота были открыты, поздние гости шли к дому, огибали его и направлялись в сад, расположенный позади. Их пропускал мужчина в смокинге, который с явным подозрением оглядел мой наряд.

– Добрый вечер. Могу я взглянуть на ваше приглашение?

– Я приехала не на прием. У меня назначена личная встреча с мистером Эрзом.

На лице стража появилось сомнение, однако ему платили за то, чтобы он улыбался гостям, поэтому он и выдал мне улыбку на минимальную сумму своего заработка.

– Позвоните возле входной двери. Кто-нибудь из слуг проведет вас в дом.

Особняк окружал двор, огромный по стандартам Сан-Франциско. В этом городе строения, как правило, теснятся друг к другу. Для создания максимального уединения, кроме кованой железной ограды, имелась еще высокая самшитовая живая изгородь. Я пошла по дорожке, выложенной кирпичом. Трава по обе стороны была нежно-зеленой, совсем недавно подстриженной. Дом представлял собой трехэтажный особняк, сложенный из старого красного кирпича, который со временем приобрел цвет спелого арбуза. Окна с тонированными стеклами были обложены светло-серым камнем, крыша покрыта серым шифером. Из-за дома доносились голоса многочисленной публики, усиленные алкоголем, а на этот шум накладывались звуки эстрадного трио. Иногда раздавались бурные взрывы смеха, которые тихо растворялись в окружающей темноте.

Я, как и было велено, позвонила у входной двери. Открывшая дверь служанка в форме пригласила меня войти. Я назвалась и сказала, что мистер Эрз ожидает меня. Мой приход ее, похоже, нисколько не взволновал, да и платье "на все случаи жизни" вроде бы вполне устраивало. Слава Богу. Служанка кивнула и ушла, дав мне возможность немного оглядеться. Круглый вестибюль с черной мраморной лестницей справа, потолок высотой в два этажа, позолоченная каскадная люстра со сверкающими призматическими подвесками. Когда-нибудь она рухнет от землетрясения, и служанку расплющит по полу, как койота из мультфильма.

Появился еще один мужчина в смокинге и повел меня в заднюю часть дома. Полы, выложенные черными и белыми мраморными плитами, напоминали шахматную доску. Потолки в комнатах были добрых двенадцать футов, с них на нас смотрели лепные гипсовые гирлянды и какие-то бесенята. Стены обиты красным шелком, заглушавшим звуки. Я так увлеклась осмотром, что чуть не врезалась в дверь. Дворецкий распахнул ее, не обратив внимания на мой удивленный вскрик.

Он провел меня в библиотеку, а уходя, закрыл за собой двойные двери. Паркетный пол библиотеки устилал мягкий розовато-лиловый ковер с восточным орнаментом. Слева расположился массивный антикварный стол из красного и тикового дерева, инкрустированный бронзой. Вся мебель – огромная софа и три солидных, добротных кресла – была обтянута темно-красной кожей. Библиотеку не просто выставляли напоказ, в ней явно работали, судя по шкафам с документами, компьютеру, факсу, ксероксу и четырем телефонам. Вдоль трех стен тянулись полки из красного дерева, заполненные книгами, в одной из секций хранились сценарии фильмов с чернильными надписями названий на корешках.

Четвертую стену, от пола до потолка, занимало окно, выходившее в обнесенный стеной сад, где полным ходом шла вечеринка. Шум веселья все усиливался, но толстое стекло почти заглушало его. Я стояла у окна и разглядывала гостей. По случаю приема отдельные участки пышного сада были накрыты красными брезентовыми тентами, поблескивавшими от мерцания свечей. По периметру были расставлены высокие пропановые калориферы, нагревавшие прохладный ночной воздух. Гирлянды крохотных лампочек огораживали дорожки, лампочки были развешены и на ветках деревьев. Столы покрывали красные атласные скатерти, центр которых украшали букеты красных роз и гвоздик, складные кресла были задрапированы красными кружевными накидками. Я увидела, как официанты разносят закуску – кровяная колбаса, вне всякого сомнения.

В приглашениях, видимо, была указана форма одежды, потому что все мужчины были в черных смокингах, а дамы в длинных вечерних платьях – красных или черных. Женщины все стройные, с прическами, волосы выкрашены в тот странный калифорнийский белокурый цвет, который так любят дамы после пятидесяти. Лица тщательно ухожены, а благодаря пластическим операциям все они казались одного возраста. У меня закралось подозрение, что никто из этих людей не принадлежал к сливкам сан-францисского общества. Просто новоявленные разбогатевшие амбициозные личности. Мне даже подумалось, что они, не брезгуя обильным угощением, втихаря поливают грязью хозяина и хозяйку.

– Если вы голодны, то я могу приказать принести вам что-нибудь поесть.

Я обернулась и ответила автоматически:

– Нет, спасибо. – На самом-то деле я просто помирала от голода, но понимала, что упущу инициативу, если буду есть в присутствии этого мужчины. – Кинси Милхоун, – представилась я и протянула руку. – Спасибо, что уделили мне время.

– Джозеф Эрз, – ответил он. Лет около пятидесяти, выражение лица, как у гинеколога, сообщающего ошеломительные новости. Очки с большими стеклами в массивной черепаховой оправе. Голову он держал с наклоном вниз, взгляд карих глаз был мрачен. Рукопожатие у него было крепким, а рука настолько гладкая, как будто он только что надел резиновые перчатки. Морщинистый лоб, удлиненное лицо подчеркивали складки в уголках рта и на щеках. Темные волосы начали редеть на макушке, но я могла представить себе, что в молодости он был очень симпатичным. Одет в обязательный смокинг. Если Эрза и утомил длительный перелет из Европы, то по нему этого не было видно. Он указал мне на одно из кожаных кресел, и я села. Сам хозяин уселся за стол и прижал указательный палец к губам, задумчиво разглядывая меня.

– А вы действительно хорошо смотрелись бы на экране. У вас интересное лицо.

– Не хочу обидеть вас, мистер Эрз, но я видела один из ваших фильмов, и там совсем не уделяется внимания лицам.

Он слегка улыбнулся.

– Вы будете удивлены, но когда-то публика предпочитала пышных, фигуристых женщин, типа Мерилин Монро, и невероятно талантливых, а сейчас мы ищем более реалистичные типажи. Только не подумайте, что я пытаюсь вас уговаривать.

– Вот и хорошо.

– Я ведь закончил школу кинематографии, – выложил Эрз, как будто я настаивала на таком объяснении. – Как Джордж Лукас и Оливер Стоун. Я, естественно, не ставлю себя в один ряд с ними. Но в душе я приверженец академической школы, и пытаюсь это доказать.

– А они об этом знают?

Эрз наклонил голову.

– Я всегда говорил, что снимаю кино, это является правдой... являлось, по крайней мере. Год назад я продал свою компанию международной корпорации. Именно поэтому я и провел несколько последних недель в Европе, подчищал кое-какие хвосты.

– Вы, наверное, довольны своей карьерой.

– Она гораздо успешнее, чем у любого среднего голливудского продюсера. Я никогда не зависел от профсоюзных боссов или директоров киностудий. Если я хотел осуществить какой-то проект, то делал это вот так. – Эрз щелкнул пальцами, иллюстрируя свои слова. – Каждый фильм, который я сделал, оказывался настоящим хитом, а этого не могут сказать о себе большинство голливудских продюсеров.

– А что вы мне скажете о Лорне? Как вы познакомились с ней?

– Пару лет назад я попал в Санта-Терезу на День поминовения. Я заметил ее в баре отеля и спросил, не интересует ли ее карьера киноактрисы. Она рассмеялась мне в лицо. Тогда я дал ей свою визитную карточку и пару видеокассет с моими фильмами. А спустя несколько месяцев, заинтересовавшись, она позвонила мне. Я назначил день съемки. Она прилетела в Сан-Франциско и проработала два с половиной дня, за что получила две с половиной тысячи долларов. Это довольно много.

– Но мне так и непонятно, почему фильм не вышел в прокат.

– Давайте скажем так – меня не устроила готовая продукция. Фильм выглядел дешевеньким, да и работа оператора слабая. Прокатная компания закупила у меня массу фильмов, но этот не взяла.

– А вы знали, что Лорна подрабатывала проституцией?

– Нет, но это меня не удивляет. Знаете, как называют таких людей? Сексуальные работницы. А сексуальная работница должна делать все: массаж, экзотические танцы, выезд по вызову, лесбийские сцены, позирование для мужских журналов. Они постоянно вращаются в этой среде, переезжают из города в город, туда, где есть работа. Хотя Лорна совсем не обязательно должна была заниматься всем этим.

Я наблюдала за его лицом, удивляясь, как это он говорит о таких вещах совершенно безразличным тоном.

– А какие у вас были отношения с ней?

– Когда ее убили, я находился в Лондоне. Улетел туда двадцатого.

Я сделала вид, что не обратила внимания на явное несоответствие его ответа моему вопросу, однако этот факт заинтересовал меня. Когда мы говорили по телефону, Эрз значительно ошибся во времени смерти девушки. Возможно, теперь он специально подготовился к моему приезду.

Он открыл ящик стола и вытащил лист бумаги.

– Я проверил платежную ведомость того фильма. Здесь фамилии и адреса нескольких членов съемочной группы, с которыми я поддерживаю связь. Не могу гарантировать, что они до сих пор в Сан-Франциско, но можете попытаться.

Я взяла листок и взглянула на него, узнав фамилии из списка, который я проверила. Их телефонные номера были отключены.

– Большое спасибо, – поблагодарила я, а про себя подумала, что эта информация не представляет никакой ценности.

Эрз поднялся из-за стола.

– А сейчас я должен извиниться перед вами, но мне нужно еще вернуться к гостям, перед тем как лечь спать. Может, хотите немного выпить?

– Спасибо, но воздержусь. У меня еще много работы, а приехала я ненадолго.

– Я вас провожу, – любезно предложил он.

Мы спустились по широкой белой мраморной лестнице и прошли через просторный зал со сводчатым потолком и светлым, сверкающим паркетным полом. В дальнем конце зала находилась небольшая сцена.

– И чем вы будете заниматься теперь, когда продали свою компанию? – поинтересовалась я.

– Это танцевальный зал, – пояснил Эрз, уловив мой любопытный взгляд. – Моя жена отделала его заново. Она дает благотворительные балы, которые посещают только богатые люди. А что касается вашего вопроса, то мне вовсе необязательно что-нибудь делать.

– Счастливый вы.

– Счастье тут ни при чем. Просто я с самого начала ставил перед собой такую цель. Я целеустремленный человек, чего и вам желаю.

– Тут я с вами абсолютно согласна.

В вестибюле мы попрощались, пожав друг другу руки. Я заметила, что дверь закрылась прежде, чем я успела дойти до дорожки. Получив свою машину, я дала слуге доллар, но, судя по его изумленному взгляду, все остальные давали, наверное, не меньше пяти.

В машине я сверилась с картой. Хейт-стрит, где проживал Рассел Терпин, находилась недалеко. Направившись на юг по Масоник-стрит, я пересекла крайний участок парка Золотые Ворота. До Хейт-стрит отсюда было два квартала, а до нужного мне дома – четыре.

По тротуарам сновали пешеходы. Остатки былого величия Хейт-стрит еще сохранились: старые магазины одежды, книжные лавки, поблекшие рестораны. Улица хорошо освещалась, машин в этот час было еще довольно много. Публика разодета, как хиппи в прежние времена: все те же расклешенные брюки, кольца в носу, длинные волосы, рваные голубые джинсы, кожа, разрисованные лица, разные сережки в ушах, рюкзаки, сапоги до колена. Из баров доносилась музыка, у дверей некоторых из них толпились подростки с отсутствующими взглядами. Должно быть, наркотики, которыми они напичкались, были посильнее "травки" или "колес".

Опять пришлось поколесить по кварталу в поисках места для парковки. Похоже, в Сан-Франциско это большая проблема. Машины втискивались в каждую щель у тротуара и часто выстраивались прямо перед домами. У счастливчиков имелись гаражи, на подъездных дорожках к которым стояли грозные таблички, запрещающие стоянку.

Пока я искала место для своего авто, стрелки часов уже подошли к часу. Наконец я поставила взятую напрокат машину на место отъехавшего автомобиля на углу Бейкер-стрит. Долго рылась в сумочке, пока нашла фонарик-карандаш. Заперев машину, я прошла полквартала до Хейт-стрит. Все постройки здесь были четырех-пятиэтажные, они тесно жались друг к другу. Случайные чахлые деревца напоминали о существовании привлекательной зелени. Большинство огромных окон до сих пор светилось огнями. С улицы я могла видеть каминные полки, абстрактные картины, белые стены, книжные стеллажи, вьющиеся растения, лепные украшения.

Дом, который я разыскивала, оказался "современным" четырхквартирным строением, сложенным из грубого коричневого камня, он был зажат между двумя зданиями в викторианском стиле. Уличные фонари здесь не горели, и мне оставалось лишь предполагать, что один из них был выкрашен в темно-красный цвет, а другой в цвет индиго, на самом деле в темноте оба они казались грязно-серыми. Как-то я разговаривала с художником, который работал в кино, и он рассказал мне, что при съемках черно-белых фильмов используется одиннадцать различных оттенков коричневого цвета. Вот и вокруг меня наблюдалось нечто подобное, оттенки менялись от бледно-коричневого до каштанового и серовато-коричневого. Их было очень много – этих оттенков, – видеть которые могли только полуночники.

Я предположила, что Терпин занимает квартиру на втором этаже, и не ошиблась, заметив засунутую в щель карточку, на которой от руки было написано только имя "Рассел" и полные имя и фамилия его соседки – "Чери Станислаус". Сквозь стеклянный витраж я заглянула в вестибюль, оклеенный симпатичными обоями, по обе стороны которого располагались двери квартир. В задней части коридора начиналась лестница, заворачивающая налево за угол, которая, вероятно, вела на второй этаж. Отойдя на тротуар, я взглянула вверх. Свет горел в обоих крыльях здания, из чего я сделала вывод, что жильцы еще не спят.

Снова поднимаясь по ступенькам к двери, я услышала позади стук каблучков. Я остановилась и оглянулась. По лестнице поднималась блондинка, ее макияж был настолько бледным, что она казалась призраком. Густые накладные ресницы, тени вокруг глаз двух оттенков, губы очерчены черным карандашом. Высокий лоб, волосы впереди собраны вверх и сколоты черепаховой заколкой, а по бокам спадают на плечи. Длинные серьги в виде вытянутых вопросительных знаков. Одета она была в темную облегающую кофту и узкую черную юбку с разрезом на боку. Узкие бедра, плоский живот. Блондинка достала ключи и, открывая дверь холла, смерила меня долгим и холодным взглядом.

– Ищите кого-то?

– Рассела Терпина.

– Что ж, вы пришли по нужному адресу. – Улыбка у нее была самодовольная и невраждебная, но и ласковой ее нельзя было назвать. – Его нет дома, но вы можете войти и подождать, если хотите. Я его соседка.

– Спасибо. Вы Чери?

– Совершенно верно! А вы кто?

– Кинси Милхоун. Я оставила сообщение на автоответчике...

– Я помню. Вы подруга Лорны. – Она открыла дверь, и я двинулась следом. Чери остановилась, убедилась что дверь захлопнулась, и зашагала по ступеням.

Я плелась позади, размышляя над тем, как бы попроще выкрутиться, ведь я соврала, представившись по телефону подругой Лорны.

– На самом деле я не была знакома с Лорной, – призналась я. – Я частный детектив и веду расследование в связи с ее смертью. Вы знаете, что ее убили?

– Да, разумеется, знаем. Я рада, что вы заговорили об этом. Расселу было бы неприятно сообщать вам плохие новости. – Ноги Чери обтягивали черные ажурные чулки, а острые каблуки высотой три дюйма делали походку неуверенной. Когда мы дошли до второго этажа, она открыла дверь квартиры, с легкой гримасой облегчения скинула туфли и проследовала в чулках в гостиную. Я подумала, что она включит настольную лампу, но Чери явно предпочитала полумрак.

– Устраивайтесь поудобнее, – предложила она.

– А вы не знаете, во сколько он может прийти?

– Да в любое время. Но вообще-то он слишком поздно не задерживается. – Она включила свет на кухне. Окошко с двойными ставнями, выходившее в гостиную, засветилось. Чери открыла створки, и я увидела, как она достала два куска льда, поколола их и высыпала в ведерко. – Я собираюсь выпить. Если тоже хотите, то скажите. Ненавижу разыгрывать из себя хозяйку, но разок могу вам налить. Кстати, если хотите, у меня есть бутылка "шардонне". По-моему, вы из тех, кто предпочитает вино.

– Да, с удовольствием выпью. Вам помочь?

– А разве мы все не нуждаемся в помощи? У вас офис в городе?

– Я из Санта-Терезы.

Чери вскинула голову, уставившись на меня в оконце.

– И вы проделали такой путь, чтобы увидеть Рассела? Но, надеюсь, он вне подозрений?

– Вы его подружка? – спросила я, решив, что пора мне самой задавать вопросы, а не отвечать на них.

– Я бы так не сказала. Мы симпатизируем друг другу, но не более. Да и вообще он из тех, кто не любит ограничивать свою свободу.

Чери положила несколько кубиков льда в высокий стакан и до половины наполнила его шотландским виски. Затем какой-то допотопной открывалкой, такую я видела в старых кинофильмах тридцатых годов, открыла бутылку сельтерской. Она сделала глоток, от чего ее слегка передернуло, долила стакан с виски до краев, а потом отыскала в кухонном шкафчике бокал для вина. Чери посмотрела хрусталь на свет и, решив, что он недостаточно чистый, слегка сполоснула и вытерла. Достав из холодильника "шардонне", она налила мне вина и поставила бокал на подоконник. Я протянула руку и взяла напиток.

– Не знаю, известно ли это вам, но Рассел большой распутник, – сообщила Чери.

– Вот как? Но я с ним не знакома.

– Можете поверить мне. А хотите знать, почему? Потому что у него пенис, как у жеребца.

– Ох. – Поскольку я видела его в действии, то могла это подтвердить.

Чери улыбнулась.

– Мне нравится ваше "ох". Вполне дипломатично. Пойдемте в мою комнату, и мы сможем поговорить, пока я буду переодеваться. Если я не сброшу этот пояс, то он меня задушит.

Глава 11

Обстановку спальни Чери составлял "гарнитур" пятидесятых годов светлого дерева. Включив настольную лампу, она уселась перед туалетным столиком с круглым зеркалом в центре и двумя глубокими ящиками по бокам. Вся остальная часть комнаты осталась погруженной в полумрак. Мне удалось увидеть двуспальную кровать со спинками из светлого дерева, светлый прикроватный столик, старый магнитофон пятидесятых годов на толстых черных ножках и кресло с кованым каркасом и натянутым на него черным брезентом, заваленное скомканной одеждой. Сесть можно было только на кровать, и я осталась стоять, прислонившись к дверному косяку.

Чери стянула пояс и чулки, швырнула их на пол и повернулась, разглядывая себя в зеркале. Наклонившись вперед, она потрогала и критически осмотрела морщинки у глаз, недовольно покачав при этом головой.

– Старею. Иногда мне кажется, что нужно застрелиться и покончить со всем этим.

Пока я наблюдала за ней, Чери достала чистое белое полотенце, освежающий крем, шарики ваты – она явно собиралась снимать макияж. Мне приходилось видеть дантистов, которые с меньшей педантичностью раскладывали свои инструменты.

– Вы знали Лорну? – спросила я.

– Я была знакома с ней. Но не "знала".

– Что вы думаете о ней?

– Естественно, я ей завидовала. Она обладала тем, что называется "природной красотой". А все попытки приукраситься бесполезны, от этого только устаешь. – Чери посмотрела в зеркало, и наши взгляды встретились. – Вы почти не краситесь, так что это вас, наверное, не волнует, а вот я сижу перед зеркалом и накладываю макияж часами. И ради чего? Пятнадцать минут побудешь на улице, и все коту под хвост. Помада слизывается, глазные тени исчезают в морщинах... вы только посмотрите. Карандаш расплылся аж до верхней губы. Каждый раз, когда я вытираю нос платком, вся косметика остается на ткани. А вот Лорне не надо было делать ничего подобного. – Чери сняла накладные ресницы и положила их в маленькую коробочку. – Почему Господь не наградил меня такой кожей, как у нее? Что теперь делать бедной девушке? – Она протянул руку ко лбу и сняла парик, под которым оказалось что-то вроде резиновой купальной шапочки. И тут она сказала совсем другим голосом, обращаясь к моему отражению: – Ну вот! Теперь перед вами Рассел. Рад познакомиться. – И Чери исчезла, а ее место занял несколько простоватый на вид мужчина. Он повернулся ко мне и, приняв театральную позу, спросил: – Скажите честно, кто вам больше нравится?

Я улыбнулась.

– Мне нравится Чери.

– И мне тоже. – Рассел повернулся к зеркалу и снова посмотрел на себя, прищурившись. – Не могу передать вам, как противно бриться по утрам. А мой пенис? Ужас просто. Представьте его в маленьких трусиках. Он похож на большого безобразного червяка. Пугает меня до смерти. – Он начал снимать с лица косметику.

Я не могла оторвать глаз от Рассела. Перевоплощение было поразительным.

– И вы каждый день переодеваетесь в женскую одежду?

– Почти. Но после работы. С девяти до пяти я Рассел – галстук, спортивный пиджак, рубашка с воротничком на пуговицах. Так что вполне соответствую.

– А что у вас за работа?

– Я помощник управляющего местной компании "Серкит Сити", продаю стереосистемы. А вечерами я позволяю себе расслабиться и делаю что хочу.

– А разве вы не зарабатываете на жизнь как актер?

– Ох. Вы же видели фильм. Я заработал на нем гроши, да и в прокат он не пошел. Но должен сказать, что это к лучшему. Только подумайте, я мог бы прославиться как Рассел, хотя на самом деле в душе я Чери.

– Я только что разговаривала с Джозефом Эрзом у него дома. Он сказал, что продал свою компанию.

– Наверное, решил стать респектабельным гражданином. – Он вскинул брови, слегка улыбнувшись. Выражение лица Рассела говорило о том, что вряд ли у Эрза это получится. Он принялся снимать ватой остатки грима.

– А сколько фильмов для него вы сделали?

– Всего один.

– А вы расстроились, что он не вышел в прокат?

– Был такой момент. Но с тех пор я понял для себя, что не стану зарабатывать деньги своим "богатством". Мне не нравится быть мужчиной. Я действительно ненавижу все мужские замашки. Гораздо приятнее быть женщиной. С моими доходами я не могу позволить себе хирургическую операцию по изменению пола, но, может, удастся сделать что-нибудь в рамках программы трансплантации органов. – Рассел помахал рукой в воздухе. – Ну ладно, хватит о моих насущных проблемах. Что вам рассказать о Лорне?

– Не знаю даже. Думаю, вы действительно ее мало знали.

– Смотря как на это посмотреть. Мы провели вместе два дня, пока снимался фильм. Постоянно трепались и смеялись до упаду. С ней было просто здорово. Заводная и бесстрашная, с хорошим чувством юмора. Мы с ней были родственными душами, как сестры. Я очень расстроился, когда узнал, что она умерла.

– Значит, вы видели ее всего один раз? Во время съемок фильма?

– Нет, мы виделись еще разок уже спустя месяца два, наверное, случайно встретил ее здесь, в городе, вместе с сестрой, похожей на поросенка.

– С которой? У нее их две.

– Ох, конечно. Вот только не могу вспомнить имя. Какое-то странное. Вроде бы копия Лорны, то же лицо, только расплывшееся. Я заметил их на улице возле "Юнион Сквер", мы остановились, потрепались о том о сем. Лорна, как всегда, выглядела великолепно. Вот тогда я и видел ее в последний раз.

– А что вы можете сказать о второй актрисе, Нэнси Доббс? Она была подругой Лорны?

– Ох, Господи. Вы видели ее в фильме? Там же смотреть не на что.

– Да, это точно, – согласилась я. – А она снималась в других фильмах Эрза?

– Сомневаюсь. Даже уверен, что нет. Да и в этот-то попала, наверное, случайно. Взяли какую-нибудь другую актрису, а та отказалась в последний момент. Лорна ее полностью затмила. Нэнси была ужасно тщеславной, не имея при этом ни таланта, ни тела. Она из тех женщин, которые спят со всеми, пытаясь пробиться повыше, но только никто не хочет с ними спать. – Рассел рассмеялся. – Да она бы и с кобелем трахнулась, если бы знала, что это поможет.

– Как они ладили с Лорной?

– Насколько я знаю, никаких стычек у них не было, но каждая считала себя выше другой. Я это знаю, потому что они делились со мной в перерывах между съемками.

– А Нэнси до сих пор в городе? Я бы хотела поговорить с ней.

Рассел удивленно посмотрел на меня.

– А разве вы сегодня не видели ее? Я думал, что вы поговорили с ней на вечеринке у Эрза.

– А что она могла там делать?

– Она вышла за него замуж. Ничего себе, да? Во время съемок Нэнси так и вешалась на него, а потом мы слышим... у-ух... что она стала досточтимой миссис Джозеф Эрз. Может быть, поэтому и фильм не вышел в прокат, и Эрз завязал с порнографией. Представляю, если бы все выплыло наружу. Между прочим, он называет ее "герцогиня". Куда загнул, а?

– А не ходили слухи, что отношения Джо Эрза с Лорной выходят за рамки профессиональных?

– Он никогда не спал с ней, если вас именно это интересует. Конечно, есть уже устоявшееся мнение, что продюсеры спят с актрисами. Но поверьте, его интересовал только процесс зарабатывания денег.

– А вот мать Лорны считает, что ее смерть каким-то образом связана с этим фильмом.

– Возможно и такое, но зачем кому-то убивать ее? Может быть, она стала бы звездой, если бы осталась жива. А что касается нашей съемочной группы, то, поверьте мне, мы все прекрасно ладили между собой. Очень радовались предоставленной нам возможности, возлагали на картину большие надежды. Черт побери, а откуда об этом узнала ее мать?

– Кто-то прислал ей пленку.

Рассел уставился на мое отражение в зеркале.

– Если этот человек хотел таким образом выразить свои соболезнования, то у него явно плохой вкус. Вам надо выяснить, чем он руководствовался.

– Это точно.

Я вернулась в мотель, но сна не было ни в одном глазу. К двум часам ночи жизнь в Санта-Терезе замирает, в Сан-Франциско все бары тоже закрываются, но работает масса различных заведений: заправочные станции, книжные лавки, гимнастические залы, пункты проката видеокассет, кафе и даже магазины одежды. Сняв туфли и платье "на все случаи жизни", я стянула колготки с таким же облегчением, с каким Чери пояс и чулки. А облачившись в джинсы и водолазку, почувствовала себя заново родившейся, словно опять влезла в собственную кожу. Потом я отправилась на поиски ночной столовой и нашла ее совсем рядом с мотелем. Обильно позавтракав, я вернулась в номер, заперла дверь и набросила цепочку, сняла кроссовки, подложила все подушки под спину и снова просмотрела папку с делом Лорны, листая фотографии и схемы места преступления.

Фотограф снял дом и внутри и снаружи, со всех сторон. Имелись фотографии переднего и заднего крыльца, деревянных перил, окон. Парадная дверь была закрыта, но не заперта, и никаких признаков взлома. Внутри коттеджа никакого оружия и следов борьбы. Были здесь и цветные фотографии, сделанные криминалистами, опылявшими те места, где они обнаружили отпечатки пальцев. В отчете говорилось, что были найдены следы пальцев и ладоней, но большинство из них оставила Лорна. Множество отпечатков пальцев принадлежало ее родственникам, домовладельцу, подруге Лорны, Дэниель, да еще парочке знакомых, которых допросили следователи из отдела по расследованию убийств. Подозрительно, многие поверхности в доме оказались чисто вытертыми.