Бабы нас погубят

      Она прошла коротким коридорчиком и остановилась в холле. Серый свет лился сквозь узкие и высокие окна, забранные решеткой, и во всем доме было тихо, только если очень прислушиваться, то можно было уловить те поскрипывания, легкие стоны, поскребывания, которыми всегда живет деревянное строение. Но ни голосов, ни чьих-либо шагов не было слышно ни на первом этаже, ни на втором.
      Несколькими бесшумными шагами Мартышка достигла оружейного ящика Тот оказался открыт и - пуст. Оружие убрали, перепрятали, заперли надежно и недостягаемо. Эта неудача оставила Мартышку совершенно равнодушной. Она все так же не отрабатывала технологии грядущего убийства - убьет и все, а уж как там получится значения не имело.
      Она неподвижно постояла в холле и на миг ей привиделось, как с лестничной площадки второго этажа вниз по ступеням катится тело прострелянного человека.
      Она прошла по комнатам первого этажа и убедилась, что там никого нет. В той же тишине она поднялась на второй этаж и толкнула двери кабинета.
      Никого. На столе остались неприбранными грязные рюмки, пепельница, корочки лимона. Черный плащ Вадима висел в углу, но самого его не оказалось ни в спальне, ни в зале приемов собо важных клиентов.
      Мартышка присела к столу, спокойно допила остатки коньяка и выкурила сигарету. Она чувствовала, что решимость уже покидает её и, если сейчас Вадим даже и появится, то ни к каким активным действиям она уже не способна. Но его не было - уехала по своим суетным делам.
      Мартышка встала и через несколько минут покинула Клуб тем же путем, каким сюда и проникла.
      Если бы Вадим Малкин когда-нибудь узнал, что полуторалитровая бутылка водки спасла ему жизнь - он бы подвесил эту посудину в "красный угол" спальни вместо иконы. Не будучи большим охотником до выпивки, в этот день, по расставанию со своими друзьями, он убежденно и решительно решил напиться, что случалось с ним крайне редко. И едва за Олегом Михайловичем и Голубевым закрылась дверь, как он тут же достал здоровенную бутылку немецкой водки и принялся глушить её стаканами, хотя знал с категорической определенностью, что ни боль от потери друга, ни страх за свою собственную жизнь этим не заглушит. Он осушил бутыль менее чем за час, на душе стало ещё безобразней и почему то захотелось спрятаться от всех, от всего мира так, чтоб его и не нашли. Действия его скорее всего диктовались стремлением упрятаться от всех и вся для того, чтоб его никто не видел в таком позорном виде. Последние остатки разума толкнули его к приставной лестнице на чердак, он поднялся по ней, открыл люк, влез под крышу, затащил с собой лестницу и закрыл люк за собой. В тесном чердачном пространстве казалось безопасно и уютно. Вадим пристроился возле слухового окна, прикрылся найденной тут же дерюжкой и мгновенно заснул. Скорее - потерял сознание, поскольку не был вытренирован на прием таких лошадиных доз спиртного. Это его и спасло, - случись Мартышке обнаружить его в кабинете, в своем пьяном виде Вадим перекочевал бы в иные миры даже не разглядев, кто ему в этом помог.
      ...Через час, добравшись до дискотеки, Мартышка пришла в себя. Она спокойно и рассудочно подумала, что сегодняшняя неудача никаких её планов не меняет, а сейчас, коль все с ней хотя бы внешне в порядке, а в кармане есть свободные деньги - нужно жить и веселиться.
      Вход на дискотеку для девушек был бесплатным и первые расходы она понесла, когда купила кусочек "промокашки". Бумажка, пропитанная якобы слабым наркотиком "экстези", была солоновата на вкус и, скорее в сего, оказалась фальшивой подделкой, поскольку Мартышка никакого возбуждения от этой дозы не ощутила. Но настроение улучшилось, когда в женском туалете ей удалось купить пару сигарет с "травкой". Она выкурила две сигареты подряд, повеселела и ринулась в грохочущие вихри танца не подыскивая себе партнера. Выплясывала сама по себе, не обращала внимания, что кто-то лапает её за все части тела, с кем-то знакомилась, не запоминая имен, с кем-то пила обжигающие напитки под лестницей центрального входа в дискотеку.
      Она ничуть не удивилась, когда почувствовала что там же, под лестницей, кто-то торопливо и дергано пытается стянуть с её бедер джинсы.
      - Хочешь? - спросила она, с трудом различая в темноте кудрявую голову парнишки, лица которого не помнила.
      - Ну да, да, - ответил тот возбужденно. - Давай по быстренькому для начала, а потом поедем ко мне.
      - Ну, если так хочешь, то получишь. - хихикнула Мартышка и сама стянула джинсы до колен, повернулась к парнишке спиной и перегнулась так, что почти коснулась любом собственных колен.
      Парнишка был тороплив и все свои плотоядные поползновения уложил в несколько движений и менее чем пять секунд. Вошел и вышел, как говорится.
      Достаточно для тебя, сволочь, подумала Мартышка, может быть сдохнешь ещё раньше меня. Она не чувствовала к своему случайному, безымянному партнеру ни злобы, ни ненависти. Лишь мелькнула равнодушная мысль: "Коль вы мне так, то и вам тем же концом." Она спросила с насмешливой издевкой.
      - А деньги, гусар?
      - Чего? - не понял парнишка.
      - Деньги за удовольствие?
      Никогда раньше она не требовала и не получала прямых денег за свои услуги, но теперь чувствовала себя сильной, раскрепощенной и от этой неожиданной внутренней свободы хотелось издевки, презрительной насмешки над всеми, кто её окружал.
      - Да ладно тебе, - обиделся парнишка. - Пойдем лучше после дискотеки ко мне, посидим нормально.
      - На халяву промышляешь? - засмеялась Мартышка. - Ну, тем хуже для тебя.
      Кудрявый дурачок все же ощутил легкую угрозу, прозвучавшую в её тоне и сказал.
      - Ну, ладно. Пойдем, я тебя пивом угощу, у меня денег не очень.
      Они прошли в буфет, выпили пива и как-то неприметно кудрявенький халявщик исчез, уступив свое место приятелю - толстому парню с тяжелым, сопатым дыханием. Этот (под той же лестницей) принялся за дело солидно, тут же сообщив, что дома у него музыка и всяческий кайф куда как более классный, чем в этом гадюшнике и что живет он совсем рядом. Но Мартышка вспомнила, что завтра с утра - нельзя опаздывать на занятия, в лицее проводилась компания наведения дисциплины и следовало оставаться примерной лицеисткой.
      В два часа ночи она уже спала в комнате своего общежития, а рядом, на двух кроватях спали её ближайшие подруги. Мартышка ещё успела вяло подумать, что надо бы предупредить девочек, чтоб больше не имели сексуальных дел в руководством "Тайм-брэка", что это опасно, но потом пришла к выводу, что тем самым выдаст себя и , коль скоро для обидчиков уже назначена казнь, то разводить ненужные разговоры дело пустое.
      Утром она встала вместе со всеми практически забыв события минувшего вечера. Во всяком случае, никакого пасмурного оттенка вечерние воспоминания не наложили на её ровное, веселое настроение.
      глава 3
      В понедельник у Голубева была одна лекционная "пара", которая начиналась в 10.45. Как всегда он приехал в лицей в 10.30, чтобы услышать очередные новости из лицейской жизни. Поначалу, минуя длинный коридор, он увидел возле дверей кассы очередь студентов, что означало - сегодня будут выдавать стипендию и зарплату педагогам, что в последнее время происходило с задержками и нерегулярно. Следовательно, занятия сегодня пройдут кое-как и ничего с этим не поделать. Голубев рассеяно здоровался со встречными, дошел до лаборатории, где хозяйничал его единственно близкий приятель в лицее Дмитрий Степанков. Но того на месте не оказалось. Зато когда Голубев едва вышел из лаборатории, как тут же наскочил на секретаршу директора лицея, которая сказала торопливо.
      - Ой, хорошо, что вы пришли пораньше. Вас просит директор, там что-то случилось.
      - Что? - спросил Голубев уже давно привыкнувший, что в лицее все время что-то случалось.
      - Я не знаю. - секретарша оглянулась. - Из милиции приехали.
      В этом тоже ничего экстраординарного не отмечалось. Лихие лицеисты были приметными личностями в районе и с удручающей регулярностью кто-нибудь из них то попадал в драку, то уличался в мелком воровстве на небольшом рынке возле станции метро. Изредка попадали в медвытрезвитель, встревали в прочие мелкие скандалы, а потому визиты милиции к директору лицея были постоянны. А поскольку штат педагогов лицея состоял в основном из людей немолодых, то для разбора разного рода житейских конфликтов директор лицея Аверина Надежда Викторовна чаще всего приглашала либо Голубева, либо Диму Степанкова. Аверина была директором старой закалки, заправлявшая лицеем ещё в те времена, когда он числился "техникумом". Свою полную растерянность перед всеми новыми веяниями в учебном процессе она скрывала за мрачной властностью, закостенела на старых методах, но все же комсомольского воспитания в лицее догадалась не проповедовать: живите, поросята, как хотите, лишь бы учились.
      Голубев вошел в директорский кабинет и тут же убедился, что на данный момент директор утеряла всякую властность. Судя по всему, возникшая ситуация была для неё настолько незнакомой, что опыт прежней деятельности не позволял определить линию поведения. Едва поздоровавшись с Голубевым, она указала рукой на сидевшего у стола молодого человека и сказала.
      - Познакомтесь, Андрей Александрович, это из милиции... Или окружной прокуратуры, извините...
      Парень поднялся, хмуро улыбнулся, обнажил щербатые зубы, подал руку и сообщил.
      - Из прокуратуры округа. Цапин Феликс Анатольевич.
      Ему было около тридцати, внешнего блеска ума в открытом лице не наблюдалось, а взгляд темных глаз был ускользающим, даже неуверенным. Создавалось впечатление, что на роль оперативника или следователя он подходил мало. Да и представился странно - "из прокуратуры". Ну и что? там и дворники служат.
      Голубев пожал Цапину руку и приметил Дмитрия Степанкова, который подмигнул игриво в спину представителя закона. Эта гримаса прочиталась легко: по мнению Степанкова деятель прокуратуры был глуповат, и появился здесь с делом крайне пустяковым и пустым.
      - Что у нас опять стряслось? - спросил Голубев.
      - Ужасно, Андрей Александрович, просто ужасно. - нервно ответила Аверина и лицо её пошло пятнами. - Я просто не знаю, как решать эту проблему.
      - Проблема решается просто. - бесцеремонно прервал её Цапин. - Ввожу в курс дела. Одна из ваших студенток пришла проверяеться на СПИД в частную клинику "Знахарь". Заразу, то есть извините, СПИД у неё обнаружили. Вот и вся проблема.
      Голубев словно удар по голове почувствовал. Он тут же сообразил, что грядет общая катастрофа. Сейчас прозвучит вполне определенная фамилия, затем её свяжут с убийством в Клубе "Тайм-брэк", после чего, действительно, "проблема решится просто".
      - Кто? - чужим голосом спросил Голубев.
      - Карташова Галина.
      - Второй курс. - кивнул Голубев, тут же ощутив острую вспышку радости в груди. - Но это крайне маловероятно.
      - Я говорю тоже самое! - радостно подхватил Степанков. - Карташова попросту не из тех! День и ночь грызет науки, а все одно дубина! Вы посмотрите, как она одевается, на прическу посмотрите! Все наши девочки куколками ходят, а эта...! Какие там кавалеры, какие там дискотеки! Здесь ошибка!
      Цапин мутно усмехнулся.
      - А вы полагаете, что для того, чтоб подцепить СПИД необходима особая манера поведения и стиль жизни? Эта чума двадцатого века проникает во все сферы общества и бьет в самых неожиданных местах.
      Дурак, - подумал Голубев, - напыщенный дурак, оперирует банальными идеями, тем, чему его научили, тем, что вычитал в газетах, собственные мозги не включает и уже до ознакомления с фактами - у него готов вывод.
      - Вот что, Феликс Анатольевич. - спокойно начал Голубев. - Мы уважаем ваш опыт, но позвольте поделится и своим, поскольку наши учащиеся все же нам несколько ближе, чем вам.
      - Согласен, - с неожиданной терпимостью ответил Цапин.
      - Так вот. Мы существуем при нашей молодежи достаточно близко, но не льстим себя убеждением, что знаем о них всю подноготную. У них своя, во многом нам недоступная жизнь.
      Аверина тут же возмутилась.
      - Что вы говорите, Андрей?! Молодежь нам доверяет, вся жизнь её у нас на виду!
      - Теоретически. - сухо прервал Голубев, на это раз не вступая в дискуссии с педагогом коммунистического закала. - А практически мы имеем только общую картину жизни учащихся. Но все же, кое-что до нас доходит. Так вот, к примеру. Какую кличку носит Галя Карташова, вы , понятно, знать не можете, а это существенно.
      - Какую? - подозрительно спросил Цапин , а Степанков захохотал и брякнул.
      - Целка в ботиках!
      - Фу-уй! - с чувством произнесла Аверина, а Цапин дернулся, но уточнил.
      - Целка... Но почему в ботиках?
      - А потому, - без улыбки пояснил Голубев. - Что она приехала поступать в лицей обутая в белые ботики. Приехала из какой-то Сибирской глухомани. И наш удалой народец сразу определил, кто она и что она. И могу вас заверить, что вопрос её девичества остается неизменным и непоколебимым. Иначе бы она лишилась своей клички на следующее утро после дефлорации.
      - Послушайте, - строго приостановила Аверина - Подобные темы не для меня. Тем более, что они не по существу!
      Директор тут же разразилась монологом о молодежных Идеалах, высоком предназначении юности в строительстве светлого будущего Отечества. Натурально - вспомнила про кристально-чистую мораль дедушек и отцов, но все это были привычные для Голубева, пустопорожние разговоры. Сегодняшней проблемы позиция Авериной не решала ни на йоту. Чью юную душу нынче оболванишь такой трепотней, если этим самым Идеалам , Целям и Заботам о благе Отечества - грош цена?! Жизнь определила иной закон - делай СВОЕ счастье, думай о себе - вот тогда то и будет процветать Отечество. А захиреет Отечество - так тоже не беда, лучшего оно и не стоит.
      Но сквозь черепную коробку Авериной мысль эта пробится не могла свободного места в её мозгах уже не оставалось, а вытряхнуть старые Идеи, да заменить их новыми, не было ни сил, ни способностей.
      Голубев терпеливо дал директору выговориться, а потом продолжил так, словно она и не выступала.
      - К тем нашим ребятишкам, которые балуются наркотиками, Карташова тоже никак не принадлежит, могу вас заверить. А следовательно, ни с какой строны её нельзя зачислить в группу сексуального риска.
      Степанков тоже не выдержал, вскочил и ринулся на защиту чести родного лицея.
      - Извиняюсь, но, насколько я знаю, подобные дела подпадают под понятие тайны личной жизни, врачебной тайны и разглашению не подлежат!
      - Правильно. - кивнул Цапин. - Никакому разглашению эти дела бы и не подлежали. Но Карташова, узнав, что заболела - сбежала из медицинского центра, куда сдавала анализы. Там осталась её медицинская карточка.
      - Сбежала? - растерялся Голубев.
      - Да.
      - Никуда она не сбежала! - круто возразил Степанков. - Я её видел утром в лицее.
      - Господа, - чуть прихмурил светлые брови Цапин. - В данном состояние от человека можно ждать чего угодно. Она может покончить жизнь самоубийством, может из чувства мести заражать СПИДом окружающих. Она попадает в состояние перманентного стресса, который будет углубляется по мере развития болезни. Тайна личности, как вы выразились - существует. Поэтому наш круг действий и ограничен. Я же не притянул Карташову в милицию, не вызвал её повесткой, а пришел посоветоваться с вами.
      Нет, вынужден был признать Голубев, нет: мужик далеко не глуп или его хорошо натаскали на такой вид деятельности.
      - Более того, я уже посетил медицинский центр "Знахарь" и у меня сложилось впечатление, что по паспорту Галины Карташовой там сдавала анализы совершенно другая девушка.
      Вот оно! - грохнуло в мозгу Голубева - Вот это уже точное попадание в цель!
      - Я пришел просить вас провести беседу с Карташовой в моем присутствие, но так, чтобы не напугать девушку, если она тут не при чем. В том смысле, если её документ был украден и им воспользовался другой человек.
      - Я просто исключу её из лицея! - категорично сказала Аверина.
      - Кого? - спросил Голубев.
      - Карташову!...Или эту... Которая своровала у неё паспорт!
      - Простите, Надежда Викторовна, - твердо возразил Цапин. - Но я запрещаю вам это делать. - он тут же смягчил тон. - До выяснения всех фактических обстоятельств.
      - Вы слишком молоды, чтобы определять мне мои обязанности! выпрямилась Аверина, но это было последней вспышкой её решительности. Она сообразила, что в возникшей ситуации не ориентируется полностью и закончила безнадежно. - Делайте, что хотите.
      Цапин перевел взгляд со Степанкова на Голубева и принял решение.
      - Андрей Александрович, я попрошу вас провести беседу с Карташовой. В прямую ничего не говорите, но нам нужно узнать, она ли была в медицинском Центре "Знахарь". Не надо пугать девушку раньше времени.
      - Как вы себе представляете эту беседу? - не понял Голубев.
      Цапин не успел ответить. Секретарша заглянула в кабинет и сообщила.
      - Карташова здесь. Я её привела.
      - Позови, - буркнула Аверина.
      Что от него требовалось для дознания, Голубев так и не успел осмыслить. Карташову он знал плохо, помнил лишь, что девушка увлеклась спортом и более того: понимая, что профессией не овладеет, решила пробится в чемпионки. Карташова робко вошла в кабинет. Низкорослая, с корявой, но крепкой фигурой и плоской грудью. В глазах её светился тот заведомый испуг, который характерен для старательных, но бездарных учениц: ведь их призывают в директорский кабинет только с одной целью - дать вздрючку. Хотя они, бедолаги, ни в чем не виноваты. У них, таких "карташовых", даже на озорство, хулиганство талантов нет. Со своими короткими, икрястыми ногами, при пористой коже курносого лица она была настолько некрасива, что влипнуть в какую-нибудь беду сексуального порядка могла только по нелепому недоразумению. Даже в дурацкой пьянке, участие она могла принять лишь по случайности. Мальчики приглашают таких "страхолюдин" на вечеринки лишь когда никого больше нет - а "очень хочется".
      - Здрассте, - прошептала она, а Голубев решительно не знал, с чего начинать беседу и что, собственно говоря, от этой беседы требовалось.
      - Садись , Галина, - с неестественной легкостью сказал он и вдруг вспомнил, что минувшей зимой эта неловкая коротышка неожиданно для всех показала лучший результат по лицею в лыжном кроссе на пять километров. Оказалось, что у себя на родине она бегала в школу по семь километров на лыжах туда и обратно каждый день.
      - У нас вот какое к тебе дело, Галя, - уже уверенней продолжал Голубев. - Ты на лыжах ходить любишь?
      - Да она же наша чемпионка, Андрей! - встрял Степанков, не понимая темы с которой начал Голубев, но стремясь ему помочь.
      - Да, - растерянно ответила она. - Мне нравится. Я с детства на лыжах.
      Вздрючки не намечалось и Карташова приметно успокоилась.
      - Вот и хорошо, - увереннее продолжил Голубев. - . Дело в том, что господин Цапин из окружного комитета собирает команду девушек на первенство Москвы. И мы решили предложить тебе войти в команду. Как ты на это смотришь?
      Карташова потеряно улыбнулась.
      - Я не знаю... У меня с учебой трудно... Вы же знаете...
      - Ничего, мы тебе поможем, - пообещал Голубев. - Главное, чтоб у тебя было желание. Нам нужны твои документы для оформления на спортивные сборы.
      - Документы?... Какие?
      - Ну, медицинские справки об общем состояние. Ты проходила проверку своего здоровья?
      Голубев понимал, что сейчас он - неестественен , фальшив и лжив в каждом слове. Будь на месте Карташовой девушка столичная, опытная и поумней, она б сумела понять, что все его вопросы суть ловушка, лишь маскируют основную тему. Но Карташова ответила с явным облегчением.
      - В прошлом году проходила диспансеризацию, нас всех водили.
      - А в этом году?
      - В этом? Нет... Но если надо, я схожу, куда надо.
      - В медицинский центр "Знахарь", - поддал под ногу Степанков. - Ты знаешь, где он находится?
      - Нет... И, тут ещё одно дело. Я... Я паспорт потеряла. Вторую неделю ищу, ищу и нигде нет. И девочки искали. Я с Александрой Шориной и Раей Бондаревой живу в комнате. Мы все перерыли.
      - Ладно, - легко вступил в разговор Цапин. - До снега ещё далеко и с паспортом все уладим. Согласна войти в нашу команду?
      - Да! Конечно! - в глазах её бленула такая радость, что Голубеву стало стыдно.
      - Тогда продолжай тренировки. Через месяц мы поговорим официально. Будь здорова.
      Карташова поняла, что разговор окончен, сорвавшимся голосом попращалась и вышла из кабинета.
      - Это не она. - тут же сказал Цапин. - Не подходит к портеру, как его описали свидетели.
      А Голубев - похолодел. Соседки Карташовой по комнате - Александра Ширина и Рая Бондарева. Вот это - уже ближе к цели! И Цапин не может не выйдти на эту цель. Тот заговорил сдержанно.
      - Она назвала Александру Шорину и Раю Бондареву... Вы их знаете?
      - Конечно. - чересчур поспешно сказал Голубев. - Александра Шорина москвичка. Но она далеко живет, в Химках. Ей разрешил жить у нас. Бондарева иногородняя.
      Неожиданно Цапин заколебался, проговорил нерешительно.
      - Мне бы не хотелось устраивать в вашем заведение заварухи. У вас не найдется каких-нибудь фотографий Шориной, Бондаревой и всего курса?
      На помощь с излишней услужливостью пришел Дима Степанков.
      - А как же! Я весь курс фотографировал на Новый год! Остались фотографии и общекурсовые и персональные.
      Степанков не договорил, что этими фотографиями он беззастенчиво подрабатывал - девочки любили сниматьсяч и не жалели денег со стипендии, чтоб послать свои изображения родителям и друзьям - "вот какая я стала в столице!"
      - Очень хорошо. - сдержанно похвалил Цапин. - Я вас попрошу дать мне фотографии. Я верну.
      Степанков поспешил в свою лабораторию, а Аверина, которая уже несколько минут молча и словно отрешенная от всего смотрела в окно, повернулась и спросила тихо.
      - Андрей Александрович, я правильно понимаю ваше мнение... Что в лицее нет ни одной девушки... То есть девочки, кроме Карташовой? Что остальные уже систематически и неупорядоченно живут с...
      - Я этого не проверял - грубовато ответил Голубев. - Но что б пересчитать подруг Карташовой с тем же дефектом, думаю - хватит пальцев одной руки.
      - Дефектом? - возмущенно вскинула брови директор. - И это вы говорите про девочек шестнадцати - семнадцати лет?
      Голубев пожал плечами, поскольку знал - любой ответ прозвучит нелепостью.
      - И с такой позицией, Андрей Александрович, вы пришли к нам в лицей? Я этого не ожидала.
      - С какой позицией? - слегка разозлился Голубев.
      - Но это же... Разврат!
      - Где разврат?
      - В вашей душе! Моральный разврат, во всяком случае.
      Доказывать обратное было невозможно да и ни к чему, а потому Голубев кивнул.
      - Видимо, вы правы. Но что уж тут поделаешь.
      - Но ведь вы женаты! И у вас дочь, по моему, восьми лет?
      - Правильно. Жена уже три года как в Америке, дочь вместе с ней, но при чем тут они?
      - В Америке? А почему в Америке? - презрительно возмутилась Афанасьева. - Ребенок ходит в Американскую школу? Забывает русский язык? новая, более острая и болезненная для Авериной заставила её забыть проблемы развращенности своего педагога. - Как вы это допустили?
      - Так. - ответил Голубев. - От разврата души и мыслей.
      - Но это же... Социальное уродство! - выдала Аверина термин, который вряд ли существовал в русском языке.
      - Возможно. - согласился Голубев. - А вас, Надежда Виктровна, не волнует, что за последнии несколько лет сорок пять тысяч русских девушек вышли замуж за иностранцев через всякие бюро знакомств и сбежали из России? Рвали когти, лишь бы удрать. Пусть не самые наши лучшие кадры, как я надеюсь, но все же?
      - Они там... Гибнут! - выпалила Аверина. - Гибнут по домам терпимости, ходят по рукам, их продают, как скот! На верблюдов меняют! И вообще, - голодают.
      - Может быть.. - безнадежно согласился Голубев, которого в большей степени занимало сейчас то, что Цапин слишком уверенно определил : Карташова - не та Карташова! Он что же - видел лже-Карташову? Откуда видел - из окна Прокуратуры? Что-то с этим Цапиным было не то...
      Вернулся Степанков, принес кучу фотографий. Горбоносое лицо его с вывернутыми губами сияло такой услужливостью, что на него смотреть было неприятно - он и гордился своей лакейской угодливостью и стеснялся одновременно, поскольку стоять по стойке смирно перд чином из прокуратуры для мужчины как-то не очень солидно, с русской точки зрения. Он разложил перед Цапиным веером полторы дюжины фотографий и радостно сообщил.
      - Я исходил, инспектор, из тех примет внешности девушки, которые вы давали. Рост около ста семидясяти сантиметров, лицо славянского типа, фигура современная.
      Фотографии были выполнены на любительском уровне с потугой на профессионализм. Степанков не стал дожидаться опасного для себя вопроса и заявил сам.
      - Это наши студентки второго и первого курса, которые, знаете, посылали свои фотографии на разные конкурсы. Ну, и в эти конторы, которые знакомят с иностранными женихами. В общем, самые активные девочки...
      Аверина лишь вздохнула, но сообщение Степанкова не прокоментировала.
      Голубев никогда не был агрессивным человеком, но сейчас с трудом удерживался, чтобы не врезать кулаком в услужливую рожу Степанкова. Во-первых, он бесстыдно врал: о девчонках он не заботился, а пытался сделать фотографию на обложку какого-нибудь журнала сексуальной тематики. На этом можно было заработать, и Степанков пытался обогатиться за счет студенток, - драл деньги и с них, печатая фотографии, будто бы по их заказу. Во-вторых, тайно (когда удавалось договориться) Степанков снимал девчонок в очень откровенном виде, фривольных позах и, ясное дело, без всякой одежонки. Эту часть своей продукции Степанков в данный момент разумеется не предьявил, но и того что приволок пред очи следствия было достаточно - практически портреты всех интересных девушек лицея, второго и первого курса. Под порядковыми номерами на обороте фотографий.
      Голубев разглядел, что Алесандра Шорина оказалась под №3, Рая Бондарева - шестой, девятой - Елена Винокурова. В этой компании не было только Юлии. И Голубев знал, что она просто была чересчур хорошо воспитана, чтоб не посчитать за высокую честь увидеть свое изображение на обложке какого-либо журнальчика с подозрительным оттенком порнографии.
      Степанков был бездарным фотографом. Однако у него хватило мозгов выхватить и подчекнуть в портретах самые сильные стороны каждой. Рая Бондарева, (понятное дело, - в полный рост) блистала своими крутыми формами и её крестьянское начало, жаркая плоть просто били по глазам. Не портрет, а модель для онаниста. Александра и Елена были сняты по грудь, и если у первой были широко раставленные глаза до висков, то вторая отличалась точеным профилем.
      Тем не менее, все фотографии были выполнены грубо и безвкусно, так что Степанкову, с его уровнем мастерства, лучше всего было бы работать в тюрьме - в анфас и профиль делать снимки преступников, которые подшиваются к их уголовным делам.
      Цапин дал иную оценку кустарному промыслу.
      - Прекрасные фото. Я возьму их все.
      - Конечно, конечно! - чему-то обрадовался Степанков. - У меня же остались негативы.
      И вдруг подала голос Аверина, про которую как-то и забыли.
      - Нет, товарищи! Я требую вернуть фотографии, после их использования!
      - Что? - переспросил Цапин.
      - Вернуть! - повторила она властно. - Я не желаю, чтоб эти фотографии фигурировали где-то в милиции! Не желаю! Проведите свое опознание и сегодня же верните!
      - Да, конечно. - легко согласился Цапин, аккуратно сложил фотографии в папку, поднялся и взглянул на Голубева и сказал с нажимом.
      . Я попрошу вас сьездить со мной в центр "Знахарь". Проведем опознание с теми, кто видел эту девушку и я вам верну фотографии.
      Голубев тут же понял, что уточнение вопроса (Да почему я?!) может оказаться опасным и лишь кивнул. А Степанков, уже считавший себя причастным к острому действу следствия, явно обиделся, что его отстранили, но промолчал.
      - Вы не на машине случайно? - спросил Цапин, когда они уже вышли из лицея на улицу.
      - Случайно на машине. - буркнул Голубев и махнул рукой в сторону "опеля".
      Цапин уловил неприязнь в его голосе и сказал миролюбиво.
      - Не обижайтесь, что я вас привлек к этому делу. Мне показалось, что вы имеете что сказать по этому вопросу. Он вас волнует. Мне так думается.
      Голубев неопределенно пожал плечами, сел за руль и покосился на своего спутника. Теперь Голубев определил, что Цапину скорее все же около сорака, нежели около тридцати - попросту мужчина в хорошей форме, следит за собой.
      - Вперед. Мимо кинотеатра "Первомайский" - рассеяно указал путь Цапин, а сам тут же открыл на коленях папку и принялся внимательно рассматривать полученные фотографии.
      Голубев включил мотор и спросил подчернуто подозрительно.
      - В каком вы звании? В своей прокуратуре или милиции?
      Цапин оторвался от фотографий, внимательно посмотрел на Голубева и сухо улыбнулся.
      - Мы обменялись недоверием, Андрей Александрович. Я почувствовал у вас какое-то непонятное напряжение. А вы поняли, что я не из милиции, и не из прокуратуры... Но я там служил в свое время.
      - А где сейчас?
      - Сейчас я возглавляю службы охраны медицинского центра "Знахарь". И скажу вам прямо, чтоб не было неясностей. Эта история меня очень больно ударит. Меня просто попрут со службы. Девчонка убежала на моих глазах.
      - Боитесь потерять теплое место? - безцеремонно спросил Голубев.
      - Да. - спокойно ответил Цапин. - После увольнения из правоохранительных органов я несколько лет был безработным. И поверьте, это далеко не сладкая жизнь - Понятно. - с легкой ехидцей ответил Голубев.