Время хищников

Рик, однако, нахмурился:

— Заткнись, Толстяк. Две машины только у тебя.

Из гаража Рик ушел вместе с Хулио.

— Почему ты вызвался на это дело? У тебя же через две недели экзамены.

— Чемп слишком глуп, а Толстяк трусоват, — он помолчал, потом его глаза блеснули. — Но вот что я хочу тебе сказать, Рик. Мы волнуемся из-за мальчишки, которому, скорее всего, ничего о нас неизвестно, а вот Дебби знает, что мы собирались к Холстиду в тот вечер.

Рика захлестнула злость. Что этот недомерок себе позволяет? Тут Рик вспомнил, что Хулио не слишком усердствовал в избиении того чертова педика. А вот лечь на Паулу дважды упрашивать его не пришлось.

— Дебби сюда не впутывай, Хулио! Говорю тебе, она не знает, что мы там были. Она думает, что у меня спустило колесо по пути от твоего дома и...

— А если она услышит, что женщину изнасиловали?

— Что ты несешь! — Рик нервно огляделся. Две женщины мыли автомобиль на подъездной дорожке по другую сторону улицы. Футах в тридцати от них старик негр садился в пикап. — От кого она это услышит? Или ты думаешь, что этот профессор разнесет все по университету? Кроме того, Дебби верит всему, что я ей говорю.

Хулио пожал плечами:

— Хорошо, Рик. Пока Дебби — твоя забота. Но если она станет опасной, то для нас всех.

Хулио Эскобар припарковался на Эджвуд-драйв, неподалеку от дома, где жил мальчишка, так, чтобы видеть входную дверь. Район этот занимал склон холма, а по названиям извилистых улиц — Сосновая, Платановая, Эвкалиптовая — желающий без труда определил бы, какие деревья растут в округе. Дома отстояли довольно далеко от дороги, лужайки поливали и регулярно выкашивали, тут и там их украшали цветочные клумбы. Уже в среду Хулио знал, в каком доме живет мальчишка, но попытки узнать фамилию его матери не удались. Впрочем, он выяснил, что сына она воспитывает одна. Это обстоятельство играло им на руку. Одинокая женщина, без мужчины, который мог защитить ее саму и ее сына.

Хулио посмотрел в зеркало заднего обзора, пригнулся пониже. Найти и выследить мальчишку оказалось куда проще. В три дня он добрался до нужного ему дома. Но дальше дело застопорилось. Потому-то он приехал воскресным утром, надеясь, что женщина уйдет с сыном в церковь. Если нет, придется придумать что-нибудь еще.

Покончив с собой, Паула Холстид причинила ему немало хлопот, но его радовало, что она поступила именно так. Они попользовались ею как шлюхой, а самоубийством она вернула себе поруганную честь. Его отец много говорил о чести, ей он придавал немалое значение, хотя еды в животе от нее не прибавлялось.

Ей было тридцать шесть. Лишь на год меньше, чем матери Хулио. Что бы сделал он, Хулио, если бы кто-либо обошелся с его матерью так, как они — с Паулой Холстид? Нож автоматически открылся в его руке. Он постучал лезвием по рулевой колонке «рамблера».

Хулио бы отомстил. Не то что этот профессор, муж Паулы. Тот в трудную минуту небось спрячется в темный угол, словно кролик.

Нет, Хулио не такой, как профессор. Нож, если знаешь, как им пользоваться, позволял быстро свести счеты с недругом. А уж пользоваться ножом Хулио умел.

Дверь открылась, из нее вышел мальчик в костюме, поднял дверь гаража, легко скользнувшую под крышу. Тут же из гаража выкатился «форд фэалайн», за рулем которого сидела женщина.

Мальчик сел в кабину, «форд» уехал. Хулио выскользнул из «рамблера», с гулко бьющимся сердцем направился к дому. Внезапно его охватил страх. Вдруг ему откроют дверь? И этот человек запомнит его узкие плечи, крючковатый нос?

Он едва не повернул назад, но заставил себя подняться на крыльцо и нажать на кнопку звонка. Внутри задребезжал звонок, но дверь не открылась. Он позвонил еще раз, чтобы доказать себе, что не боится, и чтобы привлечь внимание соседей. Он надеялся, что кто-то заметит его, иначе...

— Эй, парень...

Мужчина вышел из гаража на другой стороне узкого переулка, с зеленым шлангом в руке.

— Э... — Хулио откашлялся. Не это ли ему и требовалось. — Да, сэр?

Услышав «сэр», мужчина, похоже, успокоился. Не зря в школе внушали, что вежливость окупается сторицей.

— Ты ищешь мисс Андерсон? Андерсон! Как все просто!

— Я... скорее мистера Андерсона, сэр.

— Мистера уже года два как нет, — мужчина добродушно улыбнулся. Круглолицый, в ветровке, белой футболке, джинсах, едва сходящихся на толстом животе, в черной бейсболке с оранжевыми буквами «SF» над козырьком. — Тут живут только Барбара и мальчик...

— Мне нужен... Фрэнк Андерсон, сэр.

— Нет, ее мужа звали Чарли, пока они не развелись. Думаю, его и сейчас зовут Чарли, но он здесь больше не живет.

Хулио оставил его улыбаться своим же шуткам, а сам вернулся к «рамблеру». Развернулся, по узким улочкам выехал на Эль-Камино, добрался до ближайшего торгового центра. Как обычно, в воскресное утро он пустовал. Хулио подъехал прямо к телефонным будкам. Пролистал телефонный справочник округа. Да, телефон Барбары Андерсон значился в справочнике. Хулио переписал его, не доверяя памяти.

* * *

— Позволь мне позвонить ей, Рик! — взмолился Чемп. Пальцы его сжимались в кулаки и тут же разжимались.

— Будет справедливо, если мы бросим жребий, — запротестовал Хулио. Как и Рик, он опасался, что Чемп не сможет сказать то, что надо. В гараже Толстяка, пропахшем маслом, металлом, бензином, с замызганным полом, они собрались во вторник вечером.

Толстяк потел. Рубашка прилипла к телу.

— Не понимаю, почему мы должны тащить карты, — заверещал он, наблюдая, как Рик тасует колоду. А заметив выражение глаз Рика и Хулио, добавил: — Если Чемп хочет позвонить, пусть он...

— А ты трусишь. Бросим карты, как я и сказал. Звонит тот, кто вытащит меньшую.

— Я тащу первый, — вызвался Чемп.

Рик положил колоду на верстак, под свисающую с потолка лампу. Чемп вытащил карту.

— Черт, семерка. Не самая маленькая, так?

Рик молча перемешал колоду. Руки его вспотели. Он знал, что не хочет звонить. Не нравилось ему это... угрожать мальчишке. Даже если без этого не обойтись. И облегченно вздохнул, вытащив крестового валета. Повернулся к Толстяку:

— Теперь посмотрим, чем порадует нас наш плакса.

Толстяк вытащил десятку. И не пытался скрыть облегчения. Хулио, когда до него дошла очередь, выпала восьмерка.

— Ага! — воскликнул Чемп. — Значит, я выиграл, так?

— Чемп, может, будем тянуть из трех раз... или пяти? — В голосе Рика слышалось сомнение.

Лицо Чемпа сморщилось, как у ребенка, который вот-вот заплачет. На его шее вздулись жилы. Он посмотрел на Хулио, на Рика, вновь на Хулио. Убеждать-то предстояло их. Толстяка только радовало, что звонить придется не ему.

— Я понимаю, вы думаете, что мне не хватит ума. Но я смогу это сделать. Я знаю как. Я уже...

Он уже звонил дважды, оба раза Ненси Эллингтон. Ей было семнадцать, и она ходила в особую школу для девочек-католичек. Черные волосы обрамляли ее круглое, серьезное личико, и иногда она разговаривала с ним, когда он работал в саду в поместье ее родителей.

Как-то она не пошла в школу по поводу какого-то религиозного праздника, и утром, довольно-таки рано, проходя мимо окна ее спальни, Чемп увидел девушку голой.

— Ты что, Чемп? — спросил Хулио.

— Я... э... ничего. Просто... я имею право позвонить.

В ту субботу он позвонил, обмотав микрофон носовым платком, как делали в кинофильмах, лишь для того, чтобы сказать, что он хотел бы с ней сделать, но она расплакалась, он позвонил и на следующий день, но трубку взял старый мистер Эллингтон и сказал, что полиция обязательно засечет номер, с которого он звонит, чтобы наказать хулигана, и Чемп тут же положил трубку.

Рик вздохнул:

— Хорошо, Чемп, у тебя есть такое право. Мы позвоним прямо сейчас, раз отца Толстяка дома нет.

— От меня? — У Толстяка задрожал подбородок. — А если они вычислят номер и...

— Не вычислят. На станции электронное оборудование. Чтобы узнать, откуда мы звоним, надо заранее установить специальную аппаратуру.

Так что они сгрудились вокруг телефонного аппарата, пока Чемп набирал номер. Женщина взяла трубку после третьего звонка. Позже даже Рик согласился, что к Чемпу претензий нет, более того, к концу двухминутного монолога Чемпа он весь вспотел. А от некоторых обещаний Чемпа в случае, если мальчишка раззявит рот, ему просто стало нехорошо. Искоса глянув на Хулио, Рик увидел, что и того вот-вот вырвет.

А вот Толстяк, как только трубка легла на рычаг, едва не запрыгал от радости. Очень уж ему нравилось топтать ногами слабого.

— Что она сказала, Чемп? — не терпелось ему узнать. — Что она сказала, когда?...

— Она все-таки расплакалась, — гордо ответил Чемп.

Глава 10

Курт вышел из-под контрастного душа с раскрасневшейся кожей, энергично растерся грубым полотенцем. Чувствовал он себя прекрасно, если брать в расчет только физическое состояние. Впервые за несколько лет он весил меньше двухсот фунтов, а зеркало показывало, что результаты тренировок наконец-то сказались и на его фигуре. День — четверг, двенадцатое июля — только-только перевалил за полдень, и теплый летний воздух наполнялся шумом транспорта, проникающим сквозь окна в раздевалку спортивного зала. Лето. Вот где таилась опасность. В воскресенье будут объявлены итоги учебного года, а что потом ему делать с чертовой прорвой времени? Даже надежда на арест этих насильников более не поддерживала его.

Одевшись, он через спортивный зал направился к выходу. Престон как раз запирал двери кабинета. Когда он увидел Курта, лицо его осенила улыбка. За семь недель занятий Курта они успели перейти на «ты» и звали друг друга по именам.

— Эй, старина, как насчет сандвича и пива?

Курт помялся. Ему же надо чем-то заполнять время. А предлагался далеко не худший способ.

— Почему нет, Флойд? Можем поехать в моей машине.

Следуя указаниям Престона, он подъехал к «Свиной коже», маленькому бару-ресторану рядом с Береговой автострадой. На автостоянке они нашли лишь одну машину.

— На ленч у Эла можно разжиться только сандвичем с салями, — пояснил Престон, открывая тяжелую входную дверь.

Курт постоял на пороге, пока его глаза привыкли к полумраку. Дверь вела в маленький зал с двенадцатью столиками под белоснежными скатертями, уже накрытыми к ужину. Через арку в правой стене они прошли в бар, с длинной стойкой из красного винила и высокими стульями на хромированных ножках.

— Курт, я хочу познакомить тебя с Элом Феррано. Эл, это Курт Холстид.

Феррано, небольшого росточка, с ярко блестящими глазами на смуглом лице, с первого взгляда выглядел лет на сорок. И лишь присмотревшись, Курт понял, что ему никак не меньше пятидесяти, но он очень следит за своими весом и фигурой. Поверх рубашки и брюк Феррано носил белый фартук.

— Вы, должно быть, ходите в зал Флойда, — заметил Феррано после дружеских рукопожатий.

— Всего лишь несколько недель.

Феррано покачал головой, печально улыбнулся:

— Этот бар забирает чертовски много времени. Я бываю в зале только два раза в неделю, так что делаю упражнения лишь для рук и плеч.

За разговором он открыл три бутылки ледяного пива, поставил их на стойку и занялся приготовлением сандвичей. Объем его бицепсов внушал уважение.

— Поверите ли, мне впору выступать в соревнованиях по армреслингу. Среди моих клиентов большинство рабочие-строители, и после нескольких бутылок пива их так и разбирает помериться силой, — он всплеснул руками. — Так что мне остается? Если не примешь их вызов, они не будут считать тебя за человека и более сюда не придут. А если все время проигрывать им, они тоже здесь не задержатся. Поэтому я начал ходить в зал Флойда.

Вошли трое мужчин, кивнули Феррано, устроились у дальнего конца стойки. Феррано положил готовые сандвичи перед Куртом и Престоном.

— Теперь, благодаря Флойду, парни приходят сюда в надежде взять надо мной верх. И выигрывая, и проигрывая, они заказывают как виски, так и пиво, в итоге торговля процветает. Прошу меня извинить.

Пока он обслуживал троих мужчин, в баре появилась блондинка, потом еще двое мужчин. Кто-то включил музыкальный автомат. Курт жевал сандвич, пил пиво. Впервые после смерти Паулы он почувствовал, что внутренне оттаивает. Престон спросил, что он преподает в университете, — только тут Курт понял, что они практически ничего друг о друге не знают. Открытие весьма удивило его, поскольку в последнее время спортивный зал стал основой его жизни.

— Антропологию, Флойд. В основном выпускникам. К сожалению. С первыми курсами работать интереснее. Они так и смотрят тебе в рот.

Престон вертел пустую бутылку. Чувствовалось, что его пальцы без труда могут превратить ее в коричневый порошок.

— А я даже не закончил среднюю школу. Учился в одиннадцатом классе, когда началась корейская война, и я записался в добровольцы. А после Кореи в школу уже не вернулся, — на его лице сверкнула улыбка. — Решил, что мозгами на жизнь мне не заработать и лучше положиться на руки, — он соскользнул со стула. — Закажи еще пару пива, Курт. А мне надо облегчиться.

Курт поймал взгляд Феррано, попросил принести еще две бутылки пива, всмотрелся в свое отражение в зеркале. Феррано вот отметил, что он занимается бодибилдингом. А в зеркале ничего такого не видно. Может, его вывод основывался на том, что он приехал с Престоном? Скорее всего.

Его толкнули: кто-то сел рядом. Сколько лет прошло с тех пор, как он пил пиво в баре, основными посетителями которого были рабочие? Феррано принес две бутылки. Оглянувшись, Курт увидел возвращающегося Престона. Настоящий атлет: в облегающей футболке, сшитых по фигуре брюках — живая реклама его спортивного зала.

Курт искоса глянул на мужчину, толкнувшего его, усаживаясь на стул Престона, хотя тот оставил на стойке сдачу, сигареты, стакан.

— Ничего страшного, — Престон остановил Курта, который хотел было хлопнуть мужчину по плечу. — Я могу и постоять, — он протиснулся к стойке между Куртом и мужчиной и начал наливать в стакан пиво.

Мужчина резко обернулся:

— Эй, смотри, кого толкаешь, приятель. Престон добродушно усмехнулся:

— Извините. Не знал, что вы купили бар у Эла.

И повернулся к Курту. Но мужчина положил тяжелую руку ему на плечо и развернул Престона лицом к себе. Тот вроде бы и не возражал.

— Я же сказал, смотри, кого толкаешь, — массивный черноволосый мужчина, похоже, искал возможности выпустить пар. На стойке рядом с ним лежала пара кожаных рукавиц.

— Нарываетесь на неприятности? — любезно полюбопытствовал Престон.

— Надо еще посмотреть, кто нары...

Престон ударил его.

Практически без замаха, но мужчина и стул отлетели назад и грохнулись об пол, прервав все разговоры. Мужчина, лежа на полу, тряхнул головой, пытаясь прийти в себя. Все произошло, как в кино. Не хватало лишь официантки, появляющейся с подносом сигарет.

А Престон шагнул к упавшему:

— Хочешь подраться — давай подеремся. Не хочешь — могу угостить тебя пивом.

Но Феррано уже суетился над ним, хлопая по плечу, успокаивая. Мужчина поднялся и, что-то бормоча, вместе со своим напарником пересел подальше от Престона и Курта.

Престон послал им пару пива, поднял стул, взгромоздился на него, повернулся к Курту.

— Если кто-то пристает к тебе, всегда бей первым, — прокомментировал он свои действия. — Если у него толстая шея и нет ни унции жира, будь осторожен. Если он не падает после первого удара — беги.

Курт в изумлении покачал головой:

— Такое часто случалось с тобой?

— Случалось, когда я только открыл спортивный зал. Многие тогда думали, что поднятие тяжестей и бодибилдинг не более чем забава и настоящему мужчине ни к чему. А у всех этих тяжелоатлетов мышцы так напряжены, что лопнут, если поднять руку выше плеча, — он покачал головой, широко улыбнулся. — Наверное, и я придерживался того же мнения, пока сам не занялся этим. В армии, в Леонардо-Вуд, штат Миссури. Нашу базу мы называли Маленькая Корея.

— Ты сейчас говоришь совсем как антрополог, — Курт рассмеялся, увидев отразившееся на лице Престона недоумение. — Насчет мужчин с толстыми шеями и без унции жира. Ты изучаешь человека, дабы по его внешности судить о его поведении. У антропологии точно такие же цели, только в более широком смысле.

На этом Курт хотел остановиться, но он выпил две бутылки пива, практически не поев после интенсивной тренировки и плохо спав ночью, так что его понесло. От социальной антропологии — дисциплины, которую он преподавал в университете, — он перешел к личной жизни и рассказал о самоубийстве Паулы и событиях, ему предшествующих. Возможно, причиной послужила та легкость, с которой Престон осадил грубияна. Но Курт говорил, говорил, говорил...

И выговорился около трех часов дня, закончив фразой: «...и сержант Уорден говорит, что нет возможности наказать их по закону, даже если полиция найдет тех, кто это сделал».

Престон как-то странно посмотрел на него.

— Да, знакомое противоречие. Тебе самому нужны одни доказательства, судье и присяжным — совсем другие, — он помолчал. — По твоему тону можно подумать, что ты хотел бы сам отловить их.

— Я? — Курт искренне удивился. — Господи, нет, только не я, Флойд. Я понятия не имею, где их искать. Да и что с ними делать, если я их найду. Я... Наверно, я еще не настолько их ненавижу.

— Да? А я-то подумал... — Престон недоговорил, потянулся, соскочил со стула. — Мне пора в зал, Курт. Даже по четвергам кое-кто приходит к четырем часам.

Курт высадил Престона у спортивного зала, а сам поехал домой. От хорошего настроения не осталось и следа. Он чувствовал, что никому не нужен, ни на что не способен. Он-то всегда гордился тем, что хорошо вписался в общественную жизнь Америки. В университете всегда одобрял полезные перемены, способствовал использованию новых форм обучения. С пониманием относился к участию студентов в борьбе за гражданские права, в антивоенной кампании. В результате ему казалось, что он держит руку на пульсе страны.

Однако в этот день Курт ощутил пропасть, разделяющую его и остальных посетителей бара. Почувствовал свою отстраненность. Словно его мысли, действия, реакция на то или иное событие отличались от общепринятых. Сколько его коллег высмеяли бы Флойда Престона за то, что он держал спортивный зал! И тем не менее в обыденных ситуациях тот действовал столь решительно, что ему хотелось подражать Престону. «Если кто-то пристает к тебе, всегда бей первым», — пронеслись слова Престона в его голове. Престон не находил ничего дурного в желании Курта самому отомстить насильникам.

Курт прошел в библиотеку, где все и случилось. Приходящая уборщица каждый понедельник прибирала там, но Курт зашел сюда впервые после того вечера. И вновь перед его мысленным взором возникли сползшее покрывало, сбитый ковер, перевернутый стул. По телу пробежала дрожь.

Паула... одна... некуда бежать... некого позвать на помощь...

Паула, которую все четырнадцать лет их совместной жизни он видел только с гордо поднятой головой, униженная, растоптанная, уничтоженная...

Господи, ну почему он в тот вечер не вернулся пораньше? Курт глубоко вздохнул и направился в холл.

Паула мертва. Мертва, мертва, мертва, и он ничего не может с этим поделать. Или все-таки может?

Глава 11

Дебби шумно выдохнула и вырвалась из объятий Рика.

— Дорогой... пожалуйста. Не надо. Мне пора идти.

— Еще немного, — молил он. Его рука ласкала грудь Дебби через чашечку бюстгальтера.

— Нет, пожалуйста, Рик. Я просто... ты знаешь, я не...

Рик в притворном смирении убрал руку. Раскрасневшаяся Дебби быстро застегнула три пуговички блузки, с которыми уже справились его пальцы. Ее руки заметно дрожали. Рик понимающе улыбнулся и выскочил из «триумфа». Когда же Дебби оправила юбку, всунулся под брезентовый верх.

— Главное, чтоб ты на меня не сердилась.

Он обошел машину, открыл ей дверцу.

— Ты же знаешь, что я не сержусь, дорогой, — ответила Дебби.

И ее улыбка обещала ему в дальнейшем такое наслаждение, что у Рика перехватило дыхание. Она вылезла из машины, позволив ему полюбоваться ее ногами. Вот уж чем хорош «триумф», подумал он. Тут тебе покажут все что хочешь. Он обнял Дебби за талию, и вместе они зашагали к Форрест-Холлу.

Он хотел подняться с ней и по ступеням, но Дебби утянула его в тень колонны.

— Так ты не забудешь меня до следующего раза, Рики?

Она подняла голову, губы их встретились, ее язычок на мгновение нырнул в его рот. Наконец она оторвалась от него, тяжело дыша.

— Значит, до завтра, Деб? — спросил Рик.

— Я должна провести уик-энд с родителями. Они еще не знают, что я записалась в летнюю школу. Занятия начнутся на следующей неделе, так что нам лучше подождать до пятницы.

— Значит, в пятницу здесь, в восемь вечера, так?

— Хорошо, — она чмокнула его в губы и, прежде чем он успел обнять ее, взлетела по ступенькам.

Наверху остановилась, послала ему воздушный поцелуй и скрылась за дверью, придержав ее, чтобы она не хлопнула. В безопасности холла прислонилась к стене, чтобы перевести дух. Господи! Ноги не хотели держать ее.

Пятница. Она выторговала неделю, чтобы прийти в себя. Дебби подошла к двери, выглянула наружу. Рик садился в «триумф». Да, это лето она запомнит надолго. Разумеется, она не могла сказать родителям, что записалась в летнюю школу, потому что не хотела проводить все лето на другой стороне Залива, в Сан-Леандро. Где не было Рики.

Дебби направилась в свою комнату. В общежитии оставались лишь студентки старшего курса, в воскресенье оканчивающие университет. Занятия в летней школе начинались только в среду.

Она начала раздеваться. Ей пришлось выдержать нешуточную схватку с собой, чтобы не дать воли Рику: от его прикосновений она просто таяла. И все-таки хорошо, что она будет учиться. К занятиям Дебби относилась серьезно и полагала, что они не позволят ей совсем уж потерять голову. Она почти уступила ему прошлым июлем на озере Сирс, когда он снял с нее блузку и уже задрал бюстгальтер на шею. А в результате чуть не потеряла его. Он забыл о ней на долгих девять месяцев, пока не позвонил, чтобы узнать адрес профессора Холстида.

Забавно, однако. Все началось с профессора Холстида, а теперь жена его мертва и он живет один в большом доме возле поля для гольфа. На той вечеринке она хорошо запомнила Паулу: блондинка с превосходной, несмотря на возраст, фигурой. Дебби могла поспорить, что профессору очень ее не хватает. Даже Рики, который едва знал ее, так отреагировал на ее самоубийство...

Дебби замерла с платьем на голове. Паула Холстид и... Рики? Глупо, конечно, но... Вот и объяснение тому, что волновало ее в последние недели. Странная причина, которой он объяснил необходимость встречи наедине. Огорчение из-за ее смерти.

Он мог встретиться с ней в городе... или в баре. Дебби знала, что иногда он бывал в барах. Рик показывал ей фальшивое удостоверение личности, которое где-то добыл ему Толстяк Гандер.

Она сняла-таки платье, скинула бюстгальтер и трусики, облачилась в пижаму. Что, если... Дебби села на кровать, обхватив руками колени. Может, Паула покончила с собой, потому что... Рик не приехал к ней в ту пятницу? В этом случае многое прояснилось.

Дебби нахмурилась. Неужели она борется за Рика с мертвой женщиной? Зрелой, много знающей и умеющей женщиной, которая могла вертеть неопытным Риком... как хотела?

Дебби понимала, что до ослепительной красавицы ей далеко, но она по праву гордилась своей фигурой и... жила. Уж кто-кто, а она могла затмить в глазах Рика образ той старухи.

Отъехав от общежития Дебби, Рик закурил, включил радио и вдавил в пол педаль газа. Ярко-красный автомобиль буквально летел над асфальтом.

Ох уж эта Дебби! С чего он решил, что с ней он не получит удовольствия. Когда она сунула язык ему в рот, он даже подумал, что кончит в джинсы. Осталось только найти способ забраться ей в трусики. Мотель? Едва ли она согласится. Во всяком случае, сейчас. Коттедж его родителей на берегу океана? Туда она может и поехать. Напрасно он бросил ее прошлым летом. Но тогда она еще не успела расцвести.

Она возбуждала его, эта Дебби. Не так, разумеется, как Паула Холстид, но...

Настроение у него упало. Он выехал на Эль-Камино. Ночью машин стало поменьше. В кабине гремела музыка. Паула Холстид. Он все еще помнил вторую «палку», когда она извивалась под ним, постанывая от удовольствия. Конечно, он не мог похвастаться богатым опытом по этой части, но с молодыми девицами такого у него не было.

Черт побери, не его вина, что потом она покончила с собой. По крайней мере, теперь, запугав до смерти мамашу того мальчишки на велосипеде, они в полной безопасности. Если в только ему забыть случившееся с Паулой. Такого не могло быть. Просто не могло. Он бы встретился с ней в каком-нибудь баре один на один... И Рик дал волю своему воображению...

Роскошный коктейль-холл с толстыми коврами и неярким светом, он замечает ее, посылает ей мартини, она подходит к нему, заводит разговор. Муж не удовлетворяет ее, признается она, и приглашает Рика в свой номер в мотеле. А там...

Рик ударил по тормозам — под протестующий визг шин «триумф» чуть ли не боком прополз сто футов по асфальту, едва не врезавшись в бампер идущей впереди машины. Рик выровнял автомобиль, перестроился в правый ряд. Чертов идиот, еле ползет в левом ряду! Его руки чуть дрожали. Чашечку кофе? Почему нет. Надо же прийти в себя. Впереди показалось маленькое кафе, в котором он узнал от Дебби о самоубийстве Паулы. Новость эта буквально потрясла его. Но с другой стороны, он не имеет к Пауле ни малейшего отношения. Даже не подозревал о ее существовании. Так оно спокойнее.

Рик притормозил, свернул на автостоянку у кафе. Авария, которой ему удалось избежать в самый последний момент, начала забываться, уступая место мыслям о Дебби. С этими молодками просто беда: приходится играть по их правилам. А женщины постарше признают, что хотят этого не меньше, чем мужчины.

Женщины постарше.

Он всмотрелся в освещенное окно кафе. Женщины постарше, вроде той официантки, что подмигнула ему в тот вечер. И почему он вспомнил об этом только сейчас? Вот она подает гамбургер какому-то типу. Крашеная блондинка, двадцать пять лет, может, и все тридцать. Из тех, что дозволяют мужчинам все. Он глянул на себя в зеркало заднего обзора, причесался. Дебби-то возбудила его, а потом... пожелала спокойной ночи. Может, эта крошка... а вдруг...

Глава 12

В пятницу Курт проснулся рано утром в глубокой депрессии, словно в похмелье от выпитого прошлым днем пива. Но причину депрессии следовало искать в эмоциональной, а не физической сфере, в той беспомощности, которую испытал он, стоя в комнате, где изнасиловали Паулу. Без занятий, без подготовки к семинарам он просто не знал, чем себя занять. И около двух часов дня уже сидел, тупо глядя сквозь окно на зеленое поле для гольфа.

Четверо мужчин — на таком расстоянии совсем маленькие, этакие оловянные солдатики — катили тележки с клюшками. По этому полю в ту пятницу шли хищники, тоже четверо, укрытые темнотой. Ему вспомнился один из любимых латинских афоризмов Паулы: «Тот, кого вынуждают творить зло, никогда не ищет для этого повода». Те, кто напал в тот вечер на Паулу, искали повод.

Одна из миниатюрных фигурок взмахнула клюшкой. До Курта донесся звук удара дерева по мячику для гольфа. Крошечный шарик взлетел в воздух и приземлился у самой лунки. Хороший удар.

В доме внезапно стало душно. Курт вышел к «фольксвагену», сдвинул парусиновый верх. Идея покупки автомобиля с убирающимся верхом принадлежала Пауле: она хотела наслаждаться солнцем в теплые, ясные дни. Курт завел двигатель, выехал на Линда Виста. Проезжая мимо Лонгакрес-авеню, подумал, что именно здесь разносчик газет видел эту четверку, вылезающую из машины. А он, Курт, в это время обсуждал мировые проблемы в закусочной.

Но какой толк теперь корить себя? Прошлого не вернешь.

А если такие исследователи человеческой натуры, как Дарт, Лики и Лоуренс, правы? Если человек по-прежнему несет в себе атавистические черты, оставшиеся с первых дней его появления на планете Земля, когда он еще не обладал разумом? Если он, Курт, ослабит контроль над собственными инстинктами? Что тогда?

С Энтрада-уэй он вывернул на Эль-Камино, затем на Брюэр-стрит, держа путь к центру Лос-Фелиса. А может, пора расстаться с фантазиями? Он не супермен, а всего лишь законопослушный университетский профессор средних лет, корящий себя за смерть жены. Он попытался переключиться на другое, перестать копаться в себе. В городе полно студентов, для которых воскресенье станет последним днем как в университете, так и в Лос-Фелисе. Их выпустят в свободный полет. Все дороги открыты, выбирай любую. Он, Курт Холстид, прилагал все силы, чтобы подготовить их к самостоятельной жизни. Но как узнать, не пошли ли все усилия прахом. Сколько из выпускников будут потом с благодарностью вспоминать его?

Он заметил, что переезжает железнодорожный путь, рядом с которым напали на Рокуэлла. Остановил машину у прачечной, вернулся назад. Вот здесь лежал Рокуэлл. Тут стояли те, кто его бил. Подростки, вероятно приехавшие на украденном автомобиле, обкурившиеся или пьяные. Когда читаешь о неспровоцированном насилии, обычно не думаешь, что ты сам или близкий тебе человек окажется жертвой.

Но такое случилось. В тихий, чопорный Лос-Фелис пришло насилие. Старый зеленый «шеви», скрипя рессорами, повернул на Брюэр-стрит. Подростки, выросшие в трущобах Сан-Франциско, ищущие острых ощущений? Курт посмотрел на запад, на маленькие городки, разбросанные по склонам Берегового хребта. Выросшие в трущобах? Или в больших, ухоженных домах, выстроившихся вдоль тенистых улиц?

Неужели источник неспровоцированного насилия гнездится в этих домах? Кошмар какой-то. Ведь целое поколение родителей строило их, чтобы их дети ни в чем не знали нужды, чтобы отгородить их от всех тревог. Если верить господствующим социологическим теориям, такие дома являлись карантином, куда не могли проникнуть бациллы насилия.

Курт вновь сел за руль, тронул «фольксваген» с места. Я хочу, чтобы этих парней поймали, подумал он. Я хочу, чтобы они понесли наказание. Паула мертва, и ее насильники не должны выйти сухими из воды. Такие слуги закона, как Монти Уорден, похоже, шпыняют всех, кроме самих хищников. Неужели в этом обществе они могут бить, не боясь получить сдачи?