Брат-чародей

      Вид за окном резко изменился. На той самой площадке появилась и уже рассредоточивалась приличная по размеру группа школяров.
      — О! Я и не знал, что их так много!
      — Нет, здесь, в основном, студенты-лекари. Так заведено, что они заканчивают курс своего обучения практикой у чародеев. А собственных учеников у них сейчас только шесть человек. Вон, видишь, в зеленом…
      — Нет, не надо! — поторопился прервать его лорд Станцель. — Прошу тебя, дай я сам попробую угадать их.
      И он принялся жадно изучать мельтешившие за окном фигурки. Картина открывалась, право, презанятная. Во-первых, от неё веяло постоянным движением, даже если каким-то чудом все там замирали. Во-вторых, и в их внешне хаотичных перемещёниях, и в беспорядочном рассаживании на разбросанных на площадке валунах и обрубках брёвен угадывалась какая-то закономерность. Мажордом хмыкнул внезапно пришедшему воспоминанию о виденной им как-то репетиции Королевской труппы лицедеев.
      — Театр, да и только, — прошептал он. Хартваль перевёл на него удивленный взгляд, но ничего не сказал.
      Очень скоро наблюдение выделило из группы старшего. Им оказался мужчина лет так двадцати пяти и крепкого на вид телосложения.
      — Да, я не вижу здесь ни одного чародея, — спохватился лорд Станцель.
      — В таких смешанных группах часто учительствует Мирех… Вон, с аккуратной чёрной бородкой, — Хартваль указал на того самого мужчину. — Видишь?… Он сначала пришёл на лекарский… Ох, я до сих пор помню его чудеса. И как добрейший профессор Вениссер гонялся за ним по двору с палкой — после того, как тот спутал не то голеностоп с тазобедренным суставом, не то желчь с желтухой… Потом он перебрался к чародеям. Потом снова вернулся на лекарский — только уже учителем. Знаешь, я ни за что не позволил бы ему лечить у меня что-либо более серьезное, чем порез. Но здесь он на своём месте… Уж кому-кому, а Кемеши в этом верить можно.
      На площадке в очередной раз произошла перестановка. Школяры разбились на группки по три-четыре человека и что-то сосредоточенно решали меж собой.
      — Ты можешь мне рассказать, чем они там занимаются? — кротко поинтересовался лорд Станцель.
      — Если бы я сам знал. Самый простой ответ на этот вопрос я в своё время получил от Кемеши. Она сказала — учатся быть добрыми.
      — А разве этому можно научить?
      — По-моему, нет. Но Кемешь, похоже, тогда не обманывала меня, — пожал плечами декан.
      — Кемешь, Кемешь… Что ты так часто вспоминаешь о ней?
      — Она курирует эти занятия.
      Лорд Станцель помолчал, обдумывая услышанное.
      — А остальные?…
      — А остальные не подсмотришь, — ответил Хартваль на недосказанный вопрос.
      Внимание лорда Станцеля привлекли две очень юные девушки, почти всё время державшиеся вместе. Припомнив те сведения, которые собрали по его приказу о Кастемовских протеже, он решил, что это они и есть.
      — Вон там… Это те твои пигалицы, да?
      Разглядев, кого ему показывает лорд Станцель, достопочтенный Хартваль невольно нахмурился.
      — Да. И про них мне почти нечего рассказать, кроме того, что ты и сам знаешь.
      Мажордом понимающе кивнул. Он выполнил тогда просьбу декана и передал ему все факты и слухи, которые удалось раздобыть его людям. В них, впрочем, не было ничего подозрительного или хотя бы необычного, и даже Хартваль был вынужден признать это. Дочь провинциального барона из небогатого рода… Очень дальнее родство с Королевским судьей… Какая-то расстроившаяся в последний момент свадьба… Её компаньонка — дочь бродячих артистов… Ничего серьёзного. Декан тогда немного успокоился — но не забыл. Новые ученицы остались под его настороженным и ненавязчивым присмотром.
      — Значит, говоришь, ничего… такого… о них сказать не можешь?
      — Пока — нет.
      — А чародеи их как-то выделяют?
      — Тоже нет, — Хартваль начал багроветь.
      Лорд Станцель ехидно бросил — старый паникёр! — и принялся дальше угадывать учеников. Но на сей раз всё мимо. И только с четвёртой или пятой попытки он попал в цель.
      — Это Керинелл, — голос декана смягчился. — Вот уж кого чародеи выделяют. Я совсем не удивлюсь, если скоро в Круге будет пополнение.
      — Керинелл?… Я что-то слышал о нём. Это сын Остинеры из Саммасаты?
      Хартваль молча кивнул. Лет тридцать тому назад имя Остинеры было на язычке всех местных кумушек. Тайком от своей семьи она вышла замуж за беглеца из Местании (этот задиристый парень без гроша за душой и разветвлённым генеалогическим древом, уходящим своими корнями во дворцы почти забытых королей Светени, убил в "схватке чести" какого-то вельможу и, спасаясь от мести его родственников, как-то нашёл убежище в усадьбе отца Остинеры). Старый Керинелл сначала чуть было не свернул шею неблагодарному гостю; потом он то выгонял дочь, то пытался вернуть её силой — но в, конце-концов, смягчился. Говорят, это произошло после известия о том, что его внука назвали его же именем. А когда маленький Керинелл при первой встрече с дедом громко чихнул и крепко схватил кулачком его за бороду, тут уже он простил всех и вся…
      На этом счастье Остинеры и закончилось: от спокойной и размеренной жизни в доме тестя её непоседливый муж заскучал. Стал часто пропадать, иногда его видели в сомнительных компаниях, пока однажды… пока однажды его не нашли зарезанным в воровском притоне. Злые языки разносили по округе — не поделили добычу. Старый Керинелл ради будущего внуков (у маленького Керинелла тогда как раз появилась сестра) принялся рассказывать всем, что до его зятя добрались наёмные убийцы семьи того самого местанийского вельможи — и даже, рискуя навлечь на себя гнев Королевского правосудия, с большой помпой повесил двух подозрительных бродяг. Это не помогло. Кровавыми драками со сверстниками мальчик смыл с себя позорную кличку "сын вора", но только затем, чтобы вместо неё к нему намертво прилипло прозвище «волчонок». Как только он немного подрос, Остинера (её отец к тому времени уже умер) отослала сына постигать морскую науку — подальше от неласковых родных мест. Полученная в детстве закалка не прошла даром — Керинелл быстро одолел путь с бака на корму. Но тут то ли в нём проснулась непоседливая отцовская кровь, то ли ещё что, но он почти самовольно покинул корабль во время стоянки в Хасс-ан-Долле и несколько лет колесил по всей ойкумене и за её пределами — водился с "огненными факирами", вместе с другими смельчаками охотился на волка-людоеда, наводившего ужас на деревни в верховьях Глена, пытался постигнуть суть "золота молчания" у отшельников Священного леса, искал клады в Сиреневых горах — пока однажды не поспорил в какой-то случайной компании бродяг и менестрелей, что ренийские чародеи с первого раза примут его к себе. С лёгкостью выиграл пари — и остался у чародеев. Выигранную же бутылку вина так и не озаботился забрать…
      Керинелл не любил распространяться о себе, поэтому вряд ли кто на свете знал хотя бы часть деталей его жизненного пути. Не были исключением и декан с мажордомом. Но окружавший его ореол приключений был таким явственным, что окружающие люди если что и не знали о его прежних подвигах, так придумывали их. Лорд Станцель попытался получше рассмотреть Керинелла, но с такого расстояния разглядеть тонкие детали было невозможно. В общем же и целом он создавал впечатление сдержанности и уверенности в своих силах. И ещё не стремился смешиваться со всеми остальными — хотя, может быть только потому, что был здесь самым взрослым, старше даже самого Миреха.
      Тут, кстати, лорд Станцель понял свою ошибку, которую он совершал, пытаясь найти среди школяров учеников чародеев. Он, оказывается, выглядывал людей, выглядевших многозначительно и с неким апломбом. Попробовав сделать поправку на "сдержанную уверенность", он дважды подряд попал в цель.
      Михо, невысокий коренастый увалень мохонской наружности и с таким же мохонским именем. Из семьи лесорубов. Года два назад Чень зачем-то был в Мохони, — продолжал рассказывать декан, — и этот мальчишка буквально увязался за ним. Чародеи долго отгоняли его от своих дверей, но, в конце-концов, он их переупрямил. С тех пор он здесь… Что ещё? Кроме поистине необыкновенного упорства у него ещё почти медвежья сила. Но больше, похоже, ничем похвастаться не может.
      Эд-Тончи. Впрочем, гораздо чаще его называют просто Тончи. А если за глаза — так вообще Бутончик… Лорд Станцель одобрительно улыбнулся — даже отсюда было видно, что юноша был невероятно, неправдоподобно красив; хуже того — красив женской красотой… Иногда мне кажется, что к чародеям он подался только ради того, чтобы с помощью магии изменить свою внешность, — поделился своими мыслями Хартваль… А характер — тоже?… - лорд Станцель, как обычно, предельно укоротил свой вопрос… Это нет. Говорят, когда он пытался завербоваться в солдаты и когда капрал отказал ему, смеясь… мол, "переодетые барышни в армии нужны только ночью"… так он чуть не насквозь проткнул солдафона его же собственным палашом. У чародеев он с прошлой осени. А перед зимними праздниками снова отличился…
      …Дело было так. Проходя мимо северной окраины Базарки, Тончи увидел, как компания великовозрастных балбесов издевается над бездомной собакой — и молча налетел на них. Завязалась драка. То есть, какая там могла быть драка… Если бы мимо не проходила одна студентка, то этим балбесам он бы с успехом заменил успевшего к тому времени сбежать пса. Её боевой вопль школяров, говорят, был слышен на другом берегу Гленмара. А драка — не лекция; её школяр не пропустит. В общем, очень скоро туда сбежалось достаточно злых студентов, чтобы не только отбить собрата, но и крепко намять бока его обидчикам… Городская стража подоспела, когда сражение уже подошло к концу путём позорного бегства балбесов с поля боя. Так что ей в трофеи достались только школяры — и, причем, лишь те, которые больше всего пострадали в свалке и поэтому не смогли сбежать от не очень расторопных стражников. Среди них оказались Тончи и та девушка. И если бы не своевременное вмешательство декана, они бы провели все праздники в городской тюрьме. Впрочем, говорят, им хватило и нескольких проведённых в темнице часов, чтобы с тех пор их стали слишком часто видеть вместе…
      Последнее лорд Станцель воспринял с большим облегчением — такой миловидный парень, да ещё и смелый защитник собак, мог бы, даже не желая этого, вскружить голову совершенно неопытной в подобных делах Легине. А уже будучи влюблённым в другую, он должен был представлять меньшую опасность… И он в пол уха слушал декана, пока тот, не удержавшись, изливал старому другу всё, что накопилось у него на сердце за долгие годы общения с начальником городском стражи.
      А картина за окном снова изменилась. Теперь школяры собрались в кучку вокруг Миреха, что-то оживлённо объяснявшего им. Сейчас группа выглядела гораздо более спокойной и умиротворённой, чем поначалу.
      — Ты ведь назвал пять человек, так? — задумался декан и сам себе ответил. — Да. Значит, больше ты тут никого не найдёшь. Остался только Миррамат, но я его здесь почему-то не вижу.
      — Кто это?
      — Миррамат?… Давай я расскажу о нём по дороге. Это занятие скоро кончится. И, значит, больше ничего интересного мы уже не увидим.
      Но, выйдя на улицу, они по молчаливому соглашению не стали возобновлять беседу и портить этим удовольствие от свежего воздуха и тёплого солнышка…
      На университетских дорожках стало людно. Задумавшись о том, что ему удалось нынче увидеть и узнать, лорд Станцель не заметил, как декан разглядел что-то заинтересовавшее его и изменил направление движения. От своих мыслей он очнулся, только когда услышал знакомое имя.
      — Миррамат… Почему ты здесь, а не со своими товарищами?
      Нарочито негромкий голос Хартваля оторвал от группы школяров худощавого астарена в длинном по нынешней моде темно-зелёном плаще. Неторопливо-небрежной походкой он приблизился к остановившимся неподалёку декану и мажордому и, ломаными движениями стянув серую школярскую бакалавратку, склонился перед ними в должном поклоне.
      — С какими именно, досточтимый? У меня их много, — резонно произнёс он, выпрямившись перед стариками.
      — Не делай вид, что ты меня не понял. Почему ты не на занятии у Миреха?
      — Я как раз шёл туда, досточтимый, — молодой астарен позволил себе скупо улыбнуться.
      — Тогда ты опоздал. Они закончили без тебя.
      И, не дожидаясь ответа, декан зашагал прочь. Поднявшиеся от резкого движения полы его балахона скользнули по густой стене колючего кустарника. Не останавливаясь, Хартваль дёрнул зацепившуюся ткань. Раздался жалобный треск рвущегося шёлка.
      — Это он? — кротко поинтересовался лорд Станцель, так и не дождавшись, когда Хартваль первым начнёт разговор.
      — Да.
      Наступила резкая пауза. Почувствовав, что это его короткое «да» прозвучало слишком похоже на обрубающий разговор удар топора, Хартваль поспешил загладить допущенный промах.
      — Мы ещё не говорили об условиях учёбы… э-э… нашей высокой особы, — он закивал головой, словно хваля себя за проявленную предусмотрительность. — Это для нас не только честь, но и…
      — Довольно! — лорд Станцель зло остановил набирающий силу поток славословий. — Выкладывай!
      Из лохматых кустов с шумом выпорхнула стайка воробьев и причудливыми зигзагами заскользила вдоль дороги. Декан оторвал взгляд от дерева, в ветвях которого скрылись птицы, и ровным голосом произнёс.
      — Миррамат клеймёный вор.
      …Вылетевшие обратно в просвет дороги птицы засуетились и тут же скрылись обратно, словно испугавшись двух неподвижно стоящих стариков…
      — Эк, нелёгкая!… - негромко крякнул мажордом — и хрустнул пальцами, пытаясь не поддаться набирающему силу потоку разочарования. В суматошном мелькании обрывков мыслей всплыло первое отчётливое понимание. Он тут же схватился за него — и рассмеялся тому, что для декана эта ситуация была не менее разочаровующей.
      — Ну да, конечно! Ведь если Легина не придёт к тебе учиться — кирдык твоему расчёту на дополнительную щедрость казны!
      — Я ничего! У тебя! Не просил! — нагнув по по-бычьи голову, заревел декан.
      — А хоть бы и просил!! - взревел в ответ мажордом. То мгновение хоть и злорадного, но веселья вернуло ему уверенность в своих силах. — Не для себя ведь просишь! К королевскому делу приставлен!
      Тут он закашлялся — куда уж рычать старому льву! — но дело было сделано: Хартваль пришёл в себя и часто заморгал, словно стряхивая со своих глаз красную пелену.
      — К королевскому делу приставлен, — немного устало повторил лорд Станцель, пряча в паузах сбившееся дыхание. — И должен заботиться о нём всеми своими намерениями. Всем, чем только можешь. А сейчас пошли к тебе думать, что можно сделать… Пошли, пошли… Клеймёный вор, говоришь? Эк, нелёгкая…

* * *

      Легина отогнула край бархатной портьеры и, оглянувшись по сторонам, нырнула в пыльную темноту. Раньше она могла идти в проходе прямо, не опасаясь, что заденет тяжёлую ткань и этим выдаст своё присутствие; сейчас же ей приходилось продвигаться бочком, прижимаясь спиной к шершавой стене. Одна её рука нащупывала путь по стене, вторая дежурила возле лица, чтобы успеть потереть переносицу и не чихнуть. В комнате переговаривались слуги; толстый бархат глушил их голоса. Проход стал чуть шире — а вот и под ладонью появилась заколоченная невесть когда дверь. Девочка, как обычно, хитро улыбнулась — а кому ж не понравится проходить сквозь запертые двери? — и сноровисто полезла в пролом обветшавших досок.
      На другой стороне её ждал ещё один высокий и пыльный коридор, усеянный битой черепицей. Внимательно смотря под ноги (старая черепица с громким треском ломалась, казалось, от одного взгляда не неё) она дошла до конца коридора, выщербленными ступеньками спустилась вниз и теперь уже через незапертую дверь вошла в ещё одно заброшенное помещёние. Почти за каждой стеной в этой части Туэрди были роскошные парадные залы или золочёные кабинеты; но вряд ли их обитатели знали, какие заброшенные комнаты или тайные лазы находятся за богато и со вкусом украшенными с их стороны стенами. Легине нравилось думать, что эта правдаизвестна только ей одной, что это только её тайна. Нет, конечно, время от времени она видела следы появлявшихся здесь людей — вот как эти новые леса и аккуратная горка кирпичей в углу — но это не мешало ей считать этусторону дворца принадлежащей только ей. Что ж, последнее было не такой уж неправдой: по крайней мере, вряд ли кто знал все хода и закутки дворца лучше её. И было у неё здесь несколько любимых мест; к одному из них она сейчас и поднималась металлической винтовой лестницей… А вот и та ниша в толстой плите стены… Когда-то тут находился подъемный механизм огромной бронзовой люстры в форме Королевского фрегата Легины Мореплавательницы. Потом проржавевшую махину убрали, а заделать все конструкторские отверстия то ли поленились, то ли забыли. Пару лет назад маленькая Легина наткнулась на них — и с тихим стоном восторга поняла, какой сказочный клад она нашла — возможность подглядеть за той частью жизни, о которой всегда мечтала. В кабинете её отца-короля шёл Королевский совет; от важных фигур, пышных мундиров, блеска орденов и шелеста листов бумаги с багровыми пятнами Королевских печатей захватывало дух. И вершина всего этого великолепия — небрежные и скупые движения её отца. Вот он чуть-чуть поворачивает белое, пушистое перо в сторону толстого сановника — и тот бежит к нему, кланяясь и подобострастно суетясь, протягивает ему какой-то свиток… Вот что-то доказывают друг другу лорд Дихлех и лорд Рэглих, и заполнивший всю залу до потолка гул их перепалки перекрывает один негромкий возглас её отца, и лорды мгновенно поворачиваются в сторону монарха, склоняясь, чтобы не пропустить ни единого его слова…
      Потом была почти бессонная ночь, проведённая в пьянящей дымке воспоминаний и ярких фантазий о том, как о насамаподнимает легкое и белое перо, как к нейбежит толстый сановник и как перед нейсклоняются важные лорды… Сколько времени она с тех пор провела, наблюдая за работой своего отца — и сама бы не сказала… Вскоре она поняла, что в первый раз ей повезло попасть сразу на Королевский совет — подобные собрания были редки; чаще всего отец либо что-то читал в одиночестве, либо диктовал письма своим секретарям, либо приглашал для недолгого разговора кого-то из лордов. Но даже почти неподвижная фигура отца, время от времени перелистывающая бумаги, что-то резко чёркающая на них или скрепляющая их своей печатью, обладала для неё непонятной притягательной силой. (Однажды лорд Станцель не на шутку напугал её, мельком заметив, как она похожа на Ригера манерой покусывать перо; она вспыхнула, решив, что ему стало всё известно, и поспешила убежать от него — но своих вылазок не прекратила).
      Еле-еле протиснувшись в узкую щель ниши, девочка в который раз с тревогой подумала, что скоро, похоже, сюда вход будет ей уже заказан. Добравшись до заветного отверстия, она жадно прильнула к нему. Отец, как обычно, был на месте. Откинувшись на спинку кресла, он неторопливо потягивал из огромной чашки свой любимый чай из мяты. Пальцами свободной руки он задумчиво постукивал по открытой книге.
      Легина легонько вздохнула и устроилась поудобнее. Её сегодняшний путь сюда был закончен — но она не знала, что в этот же момент лорд Станцель, тоже вздохнув, отошёл от окна своего кабинета и, собрав со стола заготовленные бумаги, отправился на встречу с королём, чтобы, наконец, исполнить данное ей обещание…

* * *

      Перед дверью в приёмную мажордом на мгновение заколебался. Он вдруг почувствовал, что не достаточно хорошо подготовился к разговору с Ригером. Не была решена проблема клеймёного вора в соучениках у принцессы; не оговорёны с чародеями условия учёбы. Всё это, правда, сходилось к одному — к тому, что мажордом не смог поговорить с Кастемой. Тот, как обычно, был в очередном отъезде. А больше ни с кем из чародеев у лорда Станцель не было достаточного доверия и близких отношений, чтобы обсудить этот весьма деликатный вопрос. Ждать же возвращения Кастемы… Ждать — это риск, что Легина «забудет» о своём обещании не тревожить пока отца новыми просьбами и ненароком «выбьет» у недолюбливающего чародеев отца твёрдый и беспрекословный отказ!
      Он легонько ткнул дубовую дверь приёмной; вышколенные лакеи тут же настежь отворили её перед ним. Терсинек, новый и весьма толковый секретарь Ригера, соскочил со своего места и деликатно-риторически уточнив "К его величеству?…", бросился провести его.
      — Приветствую моего короля!
      Увидев склонившегося в поклоне мажордома, Ригер отставил недопитую чашку и чуть подался в его сторону.
      — Проходи, проходи, Станцель! Есть вести из Серетена?
      — Да, и немало, — придворный шагнул вперёд и, вытащив из стопки бумаг нераспечатанный пакет, на котором почти не было свободного места от печатей и вензелей, передал его Ригеру. — Его величество король Места…
      — Без церемоний, Станцель, без церемоний!
      — Это от Эраиджи.
      — Да, вижу, вижу, — пробормотал Ригер, пробегая внимательным взглядом письмо. — Ничего нового… Старая песня о пограничных землях и всё те же матримониальные намёки. К чёрту всех его сыновей! Что, ты говоришь, у тебя ещё есть? Давай, выкладывай!
      …Текли минуты. Легина с интересом разглядывала беседу отца с лордом Станцелем. О чём они говорили — могла только догадываться: до неё доходил только едва разборчивый гул. Это мало расстраивало принцессу, всё равно там слишком любили говорить о скучных вещах… Отбили положенное число ударов напольные часы в виде городской башни. Легина недовольно скривилась: неминуемо приближалось время её занятий с маэстро Теведдином. Минуты текли…
      — Не забудь подготовить ответный протест Серетену.
      — С угрозой ответных торговых мер?
      — М-м… На сколько, говоришь, они подняли сборы с наших товаров?
      — На треть, мой король.
      — Тогда мы поднимем на половину. Они хотят войны — они её получат, — дёрнул плечами Ригер, словно отгоняя надоевшую муху.
      — Слушаюсь, мой король, — медленно кивнул мажордом. Не пора ли говорить о Легине?
      Ригер нахмурился: он заметил заминку своего советника.
      — У тебя ещё что-то? — нарочито безразлично бросил он.
      — Та просьба принцессы об учёбе у чародеев… Я могу говорить, мой король? — вложив в голос побольше мёда, мягко вопросил мажордом.
      — А?… А, давай-давай, — напрягся король: сейчас он узнает правду, от кого Легина нахваталась этих глупостей.
      — Повинуясь желанию моего короля, — лорд Станцель почтительно застыл в полупоклоне. — Я побеседовал с принцессой и этим имел возможность лишний раз убедиться в силе Королевской Крови, коя ведёт к великой мудрости у всех, в полной мере причастных к ней. Столетия истории наглядно являют нам мощь и величие ренийских монархов, а нынешние дни дают нам все основания надеяться, что и в будущем благоволение Королевства вечно пребудет с теми, в чьих жилах течёт драгоценная Королевская Кровь.
      Старик перевёл дыхание и отметил про себя несообразное полученным комплиментам кислое выражение лица Ригера. Что же неправильно?… Хорошо хоть не перебивает и не подгоняет, это добрый знак. Оставляя паузы для того, чтобы Ригер мог в любой момент вступить в беседу, лорд Станцель продолжил. Вначале он со сдержанным благоговением он сравнил Рению с садом, который год от года становится краше от забот садовника-короля, а потом скользнул намёком, что в это саду есть уголок, на который его власть не распространяется. После этого дело пошло на лад. Ригер начал одобрительно кивать головой — ему не надо было долго объяснять, что это за уголок. А когда мажордом скромно заметил, что это возмутительное положение можно разрешить к вящей славе короны, он даже заинтересованно приподнял бровь. Лорд Станцель вполне оценил это и, подстраиваясь под настроение короля, поменял стиль своего монолога.
      — Мой король должен быть горд, что это решение придумала Легина, его дочь. Здесь воистину нужна была не только королевская мудрость, но и свежий детский взгляд. Если тем участком сада владеют другие люди, надо заполучить их права владения.
      — Что? — укол пока ещё непонятного подозрения заставил Ригера разбавить своим хриплым голосом гладкую речь мажордома. Лорд Станцель не заметил этого сигнала опасности и, довольный достигнутым успехом, продолжил её.
      — Просьба Легины об учёбе у чародеев и есть это решение. Оно означает, что в будущем на трон Рении вступит человек, владеющий всеми знаниями и мощью чародеев. И тогда во всей Рении не будет для него ни одного неподвластного ему уголка страны! — пафосно закончил лорд Станцель и гордо выпрямился.
      …В становившемся всё громче гуле девочка вдруг разобрала своё имя. Она навострила уши. Точно. "Легина… Легина…"
      Жаркая кровь прилила к её лицу — отец с лордом Станцелем говорят о ней!
       О нейговорили там, где решались самые важные дела Королевства!
      Легина заметалась, пытаясь найти положение, из которого был бы слышен весь разговор…
      …Король поднял на своего советника застывший взгляд.
      — Я не понял… при чём здесь Легина?
      — Но… я же говорю: решение древнего вопроса с чародеями — это учёба у них наследника престола! — опешил мажордом.
      — Я не понял, при чём Легина к престолу Рении! — расчётливо холодно отпечатал Ригер и упёрся руками в столешницу стола, словно собираясь встать.
      Лорд Станцель похолодел: он воочию увидел пропасть, над которой завис.
      — Но ведь Легина… она пока и есть наследница, по праву рождения.
      — К чёрту её! — вскочил Ригер. Мажордом царапнул его по незаживающей ране: за пятнадцать лет брака четыре дочери и ни одного сына — тут было от чего обозлиться на судьбу. — К чёрту!! - заорал он.
      От толчка перевернулась хрустальная чернильница и тёмное пятно стало жадно захватывать хрупкие белые листы бумаги. Эта мелкая авария как будто щедро плеснула масла в огонь его гнева. В переполнившем его бешенстве радостно лопнули скрепы внутреннего самоконтроля, подточенные пьянящей смесью давней обиды, злобы и безнаказанности. Ригер ударил по столу, разметая бумаги.
      — У меня будет настоящий наследник! У меня будет сын! Сын — а не это бабское отро-одье!
      Перепуганное эхо металось по залу, успокаивая короля "Будет!… Будет!…"
      — К чёрту твою Легину! У меня будет сын!!
      Оторопевший старик не мог оторваться от брызг слюны от беспрестанно одно и то же орущего ими рта — "у меня будет сын!". Ему уже приходилось бывать свидетелем подобных взрывов короля, и каждый раз он был готов умереть на месте — не то от страха, не то от стыда.
      — Во-он отсюда! — почувствовав, что пламя его гнева пошло на спад, Ригер захотел остаться в одиночестве. — Вон!! - рявкнул он напоследок пятящемуся полуобморочному мажордому.
      Тот заспешил и бессловесно выскочил за дверь. В приёмной было неестественно тихо. Бледный секретарь делал вид, что внимательно читает какое-то письмо, но его с головой выдавали трясущиеся руки и неподвижно-невидящий взгляд.
      Оставшись один, Ригер неожиданно для самого себя быстро успокоился. Со вздохом облегчения он опустился на мягкое сидение кресла и почти расслабленно уронил назад голову. Потом его внимание привлек мерный стук капающих на пол чернил. С удивлённым раздражением он уставился на устроенный им самим разгром, дёрнул плечами — и зло ударил по недопитой чашке. Та резким звоном покатилась по паркетному полу, разливая по пути остатки чая, ударилась о край толстого ковра и, закрутившись на месте, остановилась в собственной луже.
      Ригер встал, не спеша подошёл к ней и, оглядев её, с удивлением не нашёл на её теле ни единой трещины. Проявленная ею крепкость вызвала его уважение. Он поднял цепко держащуюся за жизнь чашку, отряхнул её от прилипших листиков мяты и аккуратно поставил на стол…
      А в узкой нише, уткнувшись лицом в колени и зажав ладошками уши, билась мелкой дрожью девочка. Её мир сузился до крохотного пространства, в котором было место только для до сих пор грохочущих в ней немилосердных слов её отца…

* * *

      …Она очнулась на холодных ступеньках винтовой лестницы — и даже не нашла сил удивиться тому, что не помнит, когда она сюда добралась. Боль немного отупела, и она вместе с ней. Она провела рукой по девственно-сухой щеке.
       Что же она сделала не так, что отец не хочет любить её?
      Неловко качнувшись, она чуть не загремела вниз с крутых ступенек. Испуг отрезвил её. Она решила спуститься вниз.
      Там, на полу, покрытом острой кирпичной крошкой, ей показалось много уютнее. Она легла на них, положив руку под голову и подогнув под себя ноги. Так оказалось почти совсем спокойно и хорошо.
       Что же в ней такого, что отец не хочет любить её?
      Потом ей стало холодно. Она старалась терпеть, сколько можно, но холод оказался сильнее её. Она бы хотела уснуть, но он не давал ей этого.
      Она села. Заметила, как испачкалось её платье и отрешённо подумала, что её опять будут ругать за это. Но лучше пусть ругают, чем сидеть вот так здесь сейчас. Ей захотелось назад, в свою комнату. Там её ждёт Рыжик. И нянюшка.
      Там хорошо.
      Она поднялась, потёрла уставшие глаза — и на ватных ногах заспешила к выходу. Скорее, скорее отсюда, не оглядываясь и не жалея…
      Больше Легина никогда сюда не приходила.

* * *

      — Не, ну глянь, какую моду взяли!
      — И не говори! Куда мир только катится?
      — Да разве мы в такие-то годы позволили себе?
      Лорд Станцель приподнял тяжёлую голову к источнику не умолкающего шума. С улицы доносился глупый бабий трёп, изредка разбавляемый шорохом метёл. Он хотел было приказать отогнать слишком говорливых дворничих от своих окон — но, впрочем, тут же забыл об этом. У него сейчас было другое занятие — вести удручающий подсчет сегодняшних потерь.
      Как всё скверно… Во-первых, Ригер отказался удовлетворить его ходатайство и разрешить дочери пойти в учёбу к чародеям. Это, во-вторых, ставило жирный крест на его далеко идущих планах вывести наконец ренийский трон из-под полуопеки-полуконтроля Круга. Но это ещё полбеды… Хуже то, вздохнул лорд Станцель, что король все меньше и меньше прислушивался к нему. Или вообще позволял себе такое… как сегодня. На мальчишку так не кричат…