Корона (№1) - Корунд и саламандра

Я запинаюсь.

— Серж, — начинаю я.

— Рассказывай. — Серж улыбается обычной своей широкой улыбкой. — Мне, знаешь ли, и самому интересно послушать еще раз — теперь, когда мы знаем пророчество.

4. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Мы ужинаем вместе с гномами, прибавив к их угощению скудные остатки своих припасов. Мы ночуем у гномьего костра, укрывшись гномьими одеялами, защищенные от ночных опасностей гномьими заклятиями.

Я долго не могу уснуть. Гномы храпят басовым хором, а я смотрю в ночное небо, на яркие весенние звезды, и думаю о Каменном Оракуле.

Почти весь следующий день мы едем на гномьей телеге. Я успеваю рассказать подземельным все, что сам узнал. Это очень странное чувство — рассказывать гномам о том, что сами они знают лучше меня. Но я чувствую их интерес, я ощущаю его — не душой даже, а всей кожей.

— Почему это так важно для вас? — спрашиваю я.

— Это взгляд с другой стороны, — отвечает гномий старшина. — Если смотреть с одной только стороны, никогда не придет понимание. Мы помним о тех временах, но мы многого не понимаем.

Так и получается, что гномий обоз доезжает до Коронного леса, до красновато-коричневого, в рост человека, валуна, отмечающего начало Королевской тропы, а гном так и не рассказал мне о Кареле.

Понятное дело, я печалюсь. Но гномий старшина говорит так:

— Если остались меж нами нерешенные дела, Анже, — это знак. Мы еще встретимся с тобой. И знай, я рад буду этой встрече.

Мы спрыгиваем с телеги и останавливаемся. Трудно уйти сразу.

— Спасибо, мастера Подземелья, — говорит Серж. — Доброй дороги вам.

— И вам того же, люди Господа, — отвечает гном. — И запомните: вы будете желанными гостями в Подземелье. Ты, Анже. И ты, Серж. Вы можете рассчитывать на помощь Подземелья. Вы оба.

Мы кланяемся в ответ. Страж гукает, телега трогается… мы смотрим вслед обозу, пока последний пони не исчезает за близким поворотом.

МОЛОДОЙ КОРОЛЬ

1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Королевский егерь встречает нас у начала тропы: молодой ладный парень, высокий, широкоплечий, очень красивый в зеленом, отделанном бело-фиолетовым шнуром охотничьем костюме.

— Кто из вас Анже? — неожиданно мрачно спрашивает он.

Я отзываюсь.

— А ты? — спрашивает он у Сержа. — Мне сказали, зван только Анже.

— Брат Серж, — коротко представляется Серж. Медлит мгновение и добавляет: — Анже всего только послушник.

— Вы там, в монастыре, боитесь отпустить своего послушника одного в гости к королю?

— Боимся, — покладисто соглашается Серж.

— Ладно, — ухмыляется егерь. — Раз так, ступайте оба за мной.

Он поворачивается и идет по тропе впереди нас, легким, неслышным шагом охотника. Широкие плечи, соломенные волосы до плеч, самострел за плечом, широкий нож на поясе. Нужны ему два монаха… оттого и злой, верно.

— Я думал, королевские егеря ходят по двое, — тихо говорю я Сержу.

— Не всегда, — бурчит Серж.

— На вас двоих хватит меня одного, — не оборачиваясь, бросает егерь.

Понимай, как знаешь… Серж толкает меня в бок, коротким выразительным жестом приказывает: «Молчи!» Я киваю.

Мы идем по лесу довольно-таки долго. Сгущаются сумерки, в шум ветра вплетается далекое тявканье. Кричит какая-то птица… или не птица, не знаю… не разбираюсь я в лесных звуках. Серж, верно, знает. Провожатый наш — тот вовсе идет как по собственному дому. Ему ли леса не знать! А на нас и не оглядывается. Неприятный тип.

— Пришли. — Мрачный провожатый останавливается и жестом гостеприимного хозяина пропускает нас вперед. — Королевский охотничий домик. Вас встретят.

— Благодарю, — с вовсе не свойственной ему обычно церемонностью кивает Серж. — Пойдем, Анже.

Я не сразу могу сдвинуться с места. Да и потом не под ноги гляжу, а на лесной дворец короля. «Домик»! Два этажа, стены из гномьего белого кирпича сияют в сумерках, окна из настоящего прозрачного стекла, а крыша… крыша, кажется, такая же, какую сделали в Готвяни, при старом еще короле, в Адмиралтействе. Желтое дерево, пропитанное гномьим хрустальным лаком. Да… вон блики какие золотые. Красиво. Представить трудно, сколько отвалили подземельным мастерам за работу… уж поболе, пожалуй, чем двум-трем городкам вроде моего родного Каменного Рога в год на пропитание уходит. Зато — красиво.

Навстречу нам выходит слуга. Величественный — самому королю впору. Нам неоткуда знать, может, он среди здешних слуг за главного, а может — и вовсе никто, побегушка распоследний. Все равно — величие короны глядит на нас его глазами. Неприятно… таким ничтожным сразу себя ощущаешь под этим взглядом!

— Пройдемте. — Он кланяется нам, людям Господа, как подобает, но голос его, как и взгляд, принижает нас. — Вас велено накормить.

— Веди, — улыбается Серж.

Наш новый провожатый разворачивается и идет перед нами, прямой, неторопливый… неприятный. Серж толкает меня:

— Идем, чего топчешься.

Мы проходим в стороне от парадного крыльца, мимо двух огромных окон, мимо вделанного в стену фонаря — темное серебро и ярко-желтые стекла, и сворачиваем за угол. Там оказывается еще вход. Дверь поуже, крыльцо пониже — но, как и парадное, отделано желтым деревом и серебром.

— Сюда. — Высокомерный провожатый кивает нам на дверь и уходит с видом человека, достойно исполнившего не слишком приятный долг.

За дверью оказывается… ну, кухня, наверное. Огромный очаг с открытым огнем, каменный пол, деревянные темные стены, огромный дубовый стол, табуреты… или все-таки трапезная? С высокого потолка свисают на цепях кованые фонари. Над огнем жарится на решетке мясо. Рядом возится толстый дядька в полотняных штанах и фартуке на голое тело. Это, что ли, повар? Королевский? На темной коже пляшут блики огня. Говорят, повар был подарен молодому королю послом Хандиарской империи в день коронации. И еще говорят, что молодой король оценил подарок. Толстяк кидает на нас внимательный взгляд и выходит.

— Попомни мои слова, друг Анже, — совсем не то будешь ты делать здесь, за чем шел, — тихо говорит Серж. — Ведь это, знаешь ли, сам король встретил нас на тропе. Верно, пожелал он поглядеть на тебя. Расспросить… я так понимаю, пресветлый не слишком балует его рассказами.

— Мне рассказывать все? — спрашиваю я.

— А что остается? — Серж пожимает плечами.

Входит толстяк, ставит перед нами огромное серебряное блюдо. Хлеб, сыр, холодное мясо, вино. Скромный набор, но отмерен щедро, пятерых накормить хватит.

— Спасибо доброму нашему королю, — весело говорит Серж, — и тебе, сын мой. Благословен будь сей хлеб. Ешь, Анже.

Хлеб оказывается в меру мягким, а мясо — изумительно нежным. А вино… что ж, пожалуй, только королю и пристало пить такое. Но если он угощает таким вином двух ничем не примечательных слуг Господних…

Чуть слышный звук заставляет меня поднять глаза от угощения. К столу подходит давешний егерь. Король, поправляю я себя. Молодой король.

Серж встает. Почтительно склоняет голову:

— Мой король.

Я поднимаюсь следом, торопливо заглатывая не-дожеванный кусок.

— Сидите, — усмехается король. — Ешьте. Вы гости здесь. — Он подходит, придвигает ногой табурет и садится против нас. — Акми, еще кубок!

Акми… точно, королевский повар.

Толстяк, оторвавшись от хлопот над жарким, ставит перед королем кубок. Точно такой, какие и нам дал, — серебряная чаша на ножке желтого дерева.

Король сам разливает по кубкам вино.

— Вы, верно, устали в дороге?

— Нас подвезли, — отвечает Серж. — Мы оба к услугам короля. — Медлит миг и добавляет: — Всецело.

— Всецело, вот как? — весело удивляется король. Весело… вот только глаза его остаются холодными. Жесткие глаза охотника, воина… правителя. — Я не хочу оказаться негостеприимным. Вам приготовили комнату. Отдыхайте. Завтра я приглашаю вас позавтракать со мной. Тогда и поговорим.

— Благодарю, мой король, — отвечает Серж.

Я молча кланяюсь.

2. Луи, король Таргалы

«Над королем только Господь», — напомнил я себе. В который раз…

— Можешь ты узнать, Анже, гномы и сейчас могут войти в мой дворец, как к себе домой?

— Дворец большой, мой король. В моих силах читать прошлое вещей, но как могу я знать заранее, какая именно вещь покажет нужное мне.

— Я обдумаю это.

В голосе молодого короля чудятся сталь и огонь.

— Если будет на то воля Господня и Анже проверит до конца сказание о святом Кареле, мы и о подземельных будем знать больше, — тихо говорит Серж.

— Верно… — Король Луи задумывается, плотно сжимая губы и прикрывая глаза. — А еще мы будем больше знать о Двенадцати Землях. Я понимаю, Анже, почему отец предстоятель не велел тебе заниматься Юлией и ее гвардейцем. Ведь и сам я думал лишь о том, чтобы узнать правду о деянии моего великого предка, святого Карела. Но, клянусь Светом Господним, о многом я не подумал! Анже, узнай о наших соседях все, что сможешь. И о подземельных, и о восточных.

— Но все это было так давно, — бормочет Серж.

— Такова моя воля, — говорит король. — Можешь передать это отцу предстоятелю. А если он захочет объяснения, я сам… впрочем, нет! Тогда передай ему мои слова: в прошлом можно узнать немало полезного для будущего. Ты понял, Анже?

— Да, мой король! — Я склоняю голову. — Я таки сделаю.

— Думаю, ты понадобишься мне во дворце, Анже, — медленно произносит король. — Позже… а сейчас рассказывай дальше.

Когда я расскажу о хронисте, думаю я, он даст мне приказ заняться еще и империей…

3. Брат Серж, стражник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

— Бедолага Анже, — усмехается Серж, когда Коронный лес остался далеко позади. — Наш король выжал тебя досуха, но, попомни мои слова, на этом не остановится.

— Зачем я ему во дворце?

— А ты не понял? Искать ходы подземельных, а попутно проверять вещички тех, кого добрый наш король заподозрит в недостаточной преданности.

Я останавливаюсь.

— Ты не рад? — Серж с ехидной усмешкой заглядывает мне в лицо.

— Свет Господень, какая гадость, — шепчу я.

— Пойдем, друг Анже, — вздыхает Серж. — Гадость… Я вижу, молодой король тебя не впечатлил?

— Именно что впечатлил, — возражаю я. — Не ожидал я, что он так… такой… слова даже подобрать не могу! Грозный…

— Да. — Серж кивает. — Ты нашел хорошее слово. Нашему королю всего девятнадцать, но он прекрасно понимает, что такое власть.

Какое-то время мы молчим. Не идут у меня из головы жесткие глаза молодого короля, огонь и сталь в его голосе.

— Я слыхал, королевским рыцарям он нравится куда больше своего отца, — неожиданно говорит Серж. — Ты не очень-то присматривался к нему, когда рассказывал, Анже. А он становился похож на мальчишку, мечтающего о подвигах. Да такой, наверное, он и есть — кто еще так любит сказание о святом Кареле?

— Пресветлый, пожалуй, не будет доволен, — вздыхаю я.

— Приглашение в Коронный лес! — Серж фыркает. — Хитро, ничего не скажешь. И, кстати — ты заметил, Анже? — он зовет по именам всех своих слуг.

— Ты хочешь сказать, что такой король нам и нужен после Луи Ленивого? Не знаю, Серж. Может быть. Кто я такой, чтобы судить о королях?

— По крайней мере, на провиант нам в дорогу он не поскупился, — сообщает Серж. — Хочешь перекусить, Анже?

— Давай, — соглашаюсь я. — Вон как раз подходящее местечко — сухое и уютное. Заодно расскажешь, чем закончилась та история с сэром Барти.

Мы сходим с дороги и располагаемся на солнечном склоне небольшого пригорка. Серж раскладывает припасы и начинает рассказ:

— На чем это я остановился… а, ну да! Сэр Барти въехал прямиком в западню. Да… это некрасивая история. Не для Барти некрасивая, для Себасты. Если ради власти творятся такие дела, имеет ли смысл гордиться приставкой «вольная»? Правил бы король… Ладно, слушай. Сэр Барти попал в западню. На дороге был растянут наговор. — Серж вздыхает. — Наговор переноса людей, настроенный на королевского рыцаря и мальчика одиннадцати лет.

Слышал я про наговоры переноса. Дорогая, очень дорогая штука.

— Их перенесло обратно в Себасту, — продолжает Серж. — В подвал, где ждали личные стражники члена совета, для которых нет закона, кроме слова господина. Наверное, можно сказать, что сэру Барти повезло: стражники получили приказ схватить его живым. И осторожничали. Сэр Барти долго отбивался… Он бросил шпагу, когда стражник исхитрился схватить мальчишку и приставил кинжал к его горлу. К тому времени Барт убил троих или четверых, а без раны или хотя бы царапины не остался, наверное, никто. И Барт понимал, что на него злы, а помощи ждать не приходится. Понимал он и то, что мальчишку почти наверняка все равно убьют. Но «почти» еще не значит «наверняка».

Серж замолкает.

— Когда это было? — спрашиваю я.

— Пару лет назад.

Случись что с сэром Барти, эта новость разлетелась бы по Таргале куда быстрее, думаю я.

— Значит, ему удалось выпутаться. Но ведь не отпустили же его с миром, когда он сдался? Скорее они должны были решить, что сэр Барти отвлекает их от настоящего купеческого сына и от другого королевского рыцаря. А тогда… не много же у него было шансов на спасение!

— Сэр Барти тоже так подумал, — говорит Серж. — И понял, что пора истратить свой «зов другу».

Я киваю: понятное дело. Амулет, прозванный рыцарями «зов другу», можно использовать только раз. Его приберегают на крайний случай. На тот, когда не справиться самому и нужно звать на помощь. Потом приходится покупать новую пару и заново устанавливать связь — дело дорогое и долгое. Зато использовать «зов» легко. Достаточно проговорить в уме ключевую фразу. Не помеха ни драка, ни плен, ни рана… если, конечно, ты пока еще в сознании.

Барти позвал на помощь сэра Джона. Ему повезло, что Джон был тогда как раз в казарме «волков»… или, может, им обоим повезло. Сэр Джон знал: уж кто-кто, а Барт не позовет без отчаянной нужды. И он, прежде чем сказать слово переноса, одолжил у сэра Мишо «дымчатую кошку».

— Что это?

— Это боевая магия, друг Анже. Очень сложная и очень редкая. Острый глаз на свету и в темноте, стремительность… но самое главное, что под заклятьем «дымчатой кошки» человек словно ускользает из-под взглядов других. На нем трудно, почти невозможно сосредоточить внимание.

— И сэр Джон освободил Барти и мальчика, — киваю я. — А что стало с похитителем? И с купцом?

— Купец оплатил Барту и Джону новую установку «зова» и раздобыл для сэра Мишо «дымчатую кошку» взамен истраченной. А больше я ничего не знаю. Барти отвез мальчишку в Корварену, и этим закончилась для него вся история. Братство святого Карела не лезет в чужие дрязги.

— И они не разобрались с похитителями?

— Ну, наверное, разобрались… — Серж пожимает плечами. — Дрязги дрязгами, но за своих они стоят до конца, ты же знаешь. А к тебе у меня другой вопрос, Анже. Если ты узнаешь о тайных ходах подземельных, расскажешь королю?

«Вы можете рассчитывать на помощь Подземелья», — вспоминаю я.

Они разделили с нами путь, ужин и ночлег. Они поделились знаниями, и я ответил тем же.

«Как жаль, что не придуман еще наговор понимания…»

— Не знаю, — шепчу я.

ОПАСНАЯ ТАЙНА

1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Я сижу в кабинете пресветлого, на гостевом стуле, у ясеневого рабочего стола. Я жду Сержа. Пресветлый выслушал уже нас — и, к радости моей, лишь посмеялся любопытству короля. Но после почему-то сказал:

— Посиди здесь, Анже. Брат Серж придет за тобой. Я освобождаю вас на сегодня от вечерней службы. Брат Николас накормит вас, а затем можете отдыхать. Но прежде мне надо поговорить с братом Сержем.

Я и вправду устал. Мне кажется, темное дерево стола притягивает меня, как зачарованные воды сонного омута. Пожалуй, я и впрямь задремал на миг… Помню спокойное тепло ясеневой столешницы подо лбом и… чьи-то голоса… Сплю?.. Пусть, Серж придет и разбудит…

2. Посланец Капитула

— Святая Церковь должна править миром. Вы согласны, пресветлый? — Сидящий напротив отца предстоятеля брат странник подается вперед, ладони его сжимаются в кулаки, а глаза словно целятся пресветлому в душу.

— Церкви нашей более тысячи лет, — напоминает гостю пресветлый. — Не раз бывала она у власти и не раз упускала власть. Сегодня мы боремся лишь за души. Это святая борьба, и она более приличествует людям Господним.

— Воистину праведные слова! Прежние попытки подменить светскую власть властью Святой Церкви потому и потерпели крах, что ослабла борьба за души. Светлейший Капитул изучил досконально сей вопрос, и новые его рекомендации продуманы как никогда. Вы ведь подчинитесь Светлейшему Капитулу?

— Я помню свой долг.

— Вы напрасно хмуритесь, пресветлый. По-разному можно править миром. Ныне хотим мы действовать через души людские. Ныне лишь то хотим мы взять, что люди отдадут нам сами. Согласитесь, в этом случае власть наша будет крепка!

— Мне кажется… — Отец предстоятель умолкает, кончики пальцев беспокойно постукивают по столу.

— Что? Смелее, пресветлый, говорите!

— Эта задача настолько грандиозна… Свет Господень, да это скорее несбыточная мечта, чем реальная цель!

— Это реально. — Гость щурится и едко спрашивает: — Или отец предстоятель монастыря Софии Предстоящей сомневается в здравом уме членов Светлейшего Капитула?

— Нет…

— Нет? Это хорошо! — Кулак гостя стучит по столу — словно скрепляя печатью приговор. — А что из этого следует? А, пресветлый?

Свет Господень… Отец предстоятель, всегда полный внутреннего, неподдельного достоинства, — как побитая собака, униженно вымаливающая прощение хозяина!

— Я верный сын Святой Церкви и готов служить ей.

— Вы готовы выслушать, вникнуть и принять к действию?

— Приказывайте.

— Что вы, зачем же так резко! — Посланец Светлейшего Капитула снисходительно улыбается, принимая свою победу. — Я просто объясню. Мы не будем больше стремиться открыто править. К чему? За хорошую жизнь редко благодарят правителей, зато в тяготах вечно виновны они и никто другой. Наша задача отныне — борьба за души! Вы хотите сказать, что и доныне занимались тем же? Есть одно «но», пресветлый. Прежде всего, мы будем бороться за души тех, кто правит! Пусть правители трепещут перед Церковью, пусть их вассалы знают в душе своей, что Церковь превыше сюзерена, пусть их армии счастливы будут идти в бой за Церковь!

— Да, — медленно произносит пресветлый. — Если будет так…

— Готов ли ты потрудиться ради такого будущего, брат мой?

— Все, что в моих силах… и даже больше.

— Больше не понадобится. Тот послушник, о коем писал ты в Капитул, прося совета, что скажешь ты о нем сегодня?

— Анже? Сейчас я спокоен на его счет. Это простой юноша, чистый душой, искренне верящий в Господа… его дар не от Нечистого!

— Вот и прекрасно. Раз не от Нечистого, значит, от Господа, а раз так, делом Господним будет воспользоваться им в интересах Церкви. Слушай, брат мой, — посланец понижает голос, — помнишь ли ты сказание о святом Кареле?

— Кто в Таргале не помнит его, — немного растерянно откликается пресветлый.

— Красивая сказка о благородных помыслах и мужественных деяниях, — задумчиво произносит посланец. — Сказка, способная увлечь.

— Не сказка, — возражает пресветлый, — ведь это было, это наша история.

— Добрый мой брат, уверен ли ты, что все происходило именно так? И как, кстати, «так»? Скажи, сколько вариантов этой истории ходит по Золотому полуострову?

— Прошло столько лет… — бормочет пресветлый.

— Да, — соглашается гость. — Но этот послушник, Анже, если будет на то воля Господня, может узнать, как было все на самом деле.

— И впрямь, — шепчет пресветлый. — Его дар не зависит от давности событий. Но… от Смутных времен сохранилось так мало! Кому по силам собрать столько раритетов, чтобы…

— Кому? Вот тут, брат мой, и начинается то, ради чего я приехал. В окружении короля Луи есть наш человек. От него узнали мы, что молодому королю нравится сказание о его предке. Очень нравится. Нравится настолько, что стоит лишь намекнуть ему о возможности узнать все доподлинно…

— Но как? Я не вхож к королю.

— Пока, — улыбается гость. — Скоро будет иначе. Брат мой, король сам придет к тебе и спросит о послушнике, наделенном от Господа даром прозревать прошлое. Наш человек устроит это. Брат мой, молодому королю простительно любопытство, особенно если касается оно славных деяний предков. Поощряйте интерес юноши, и он сам начнет разыскивать для вас раритеты.

— Святой Карел, принц Валерий и Подземелье, — задумчиво говорит пресветлый. — Когда я был мальчишкой, мне тоже нравилось это сказание. Но какой с него прок в войне за души?

— Прок будет… Мы узнаем правду, брат мой. Но из всей той правды, что мы узнаем, Капитулу нужно одно. Доказать, что король Анри Лютый — и никто иной! — в ответе за все бедствия Смутных времен!

— Ну, так оно, скорее всего, и было, — пожимает плечами пресветлый. — Иначе некоторые подробности сказания становятся попросту бессмысленными. Но что нам в вине Анри Лютого?

— Пресветлый, право же, не стоит пытаться объять одним умом столь великую задачу. Выполните свою часть ее, и благодарность Светлейшего Капитула будет достойной наградой за верность Святой Церкви. — Посланец выдерживает многозначительную паузу и улыбается. — А как свершится остальное — не наша с тобой забота, брат мой.

3. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Мимолетный сон уходит, оставляя меня в потрясенном оцепенении.

Что ж это, смятенно думаю я, как понять, как поверить?! Пресветлый отец предстоятель, просветленный Господом, — и мирские интриги? Капитул Светлейший — и власть земная? Провозвестники Света Господня — и ложь?! Как, почему?!

Та часть меня, что еще помнила мирские законы и злобу людскую, кричит: затаись! Не видел, не знаешь, не твое дело! Не путайся в дела сильных — растопчут! Другая же часть, та, что узрела Свет Господень и тянулась к нему, шепчет испуганно — покайся. Чего-то ты не понял, да ты и не мог понять, ибо кто ты и кто они? Просветленные, Предстоящие — и послушник, смиряться должный… Твоего ли ума дело? Покайся, прими епитимью заслуженную за дерзкие сомнения — и забудь… Нет, кричит мирская память, не смей, нельзя! Узнавший ненароком чужую опасную тайну не по земле твердой ходит — по топи болотной!

В этом смятенном раздвоении и застает меня брат Серж. И, не в силах выбрать меж послушанием и осторожностью, я рассказываю все ему. Все. Включая и сомнения свои. Наставь на путь истинный, брат. Как скажешь ты, так и сделаю.

— Господи, Анже! Да с чего ты вообще так разволновался?! Ну, решил Светлейший Капитул подмять короля под Церковь, ну и что? Сам же короля грозным назвал! Так, может, Церковь грозный нрав смягчит. Ты здесь в тепле, сытости и безопасности, и оставь короля его судьбе. Одна власть стоит другой.

Он прав, конечно, прав. Разве не отец предстоятель привел меня сюда, укрыв от мира? Разве не одно лишь добро вижу я от него? Так и говорю я брату Сержу, и благодарю, что укрепил он меня в мысли о покаянии.

— Каяться? — переспрашивает Серж. — Не слишком ли строг ты к себе, друг Анже? Делай свое дело, как прежде делал, вот и все.

— Так ведь исповедь завтра, — напоминаю я брату Сержу.

— Исповедь? — повторяет он. — Да, исповедь… Ох, Анже! Ладно, раз совесть твоя так велит тебе, кайся. Но тогда уж кайся так, чтобы и сам Нечистый не усомнился в твоей верности Святой Церкви! Ты понял, друг Анже?

И я каюсь, с радостью принимаю наложенную пресветлым епитимью и провожу неделю в молитвенном бдении, дабы напомнить себе о смирении. И укрепляюсь в мысли служить Святой Церкви, хоть и грызет меня временами сомнение — достойны ли Света Господня поиски мирской власти? Вразуми, Господи! — молю я. И, словно в ответ, слышатся мне вновь и вновь слова брата Сержа: «Одна власть стоит другой». Но я не знаю, как истолковать их.

Однако неделя молитвенного бдения — тяжкий труд и испытание суровое. С каждым днем все меньше одолевает меня искушение думать и сомневаться. Смирение и послушание… день на коленях пред Господом, ночь — на полу часовни ничком, а после утрени — чаша воды и корка хлеба, и короткая прогулка по нужде. Смирение. Послушание. Я чувствую, только они и остаются во мне. И когда по окончании епитимьи пресветлый благословляет меня, я принимаю благословение с легким сердцем.

Серж качает головой, встречая меня у дверей часовни. И весь путь до кельи идет так, словно готов в любой миг подхватить меня. И говорит после:

— Что ж, Анже… по мне, могло и хуже обернуться. И под сенью Господа случается, знаешь ли, ходить по лезвию кинжала.

КОРОЛЕВСКАЯ СЛУЖБА

1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Отец предстоятель готов к отъезду. Ждет у ворот запряженный четвериком просторный возок, ждут брат кучер, брат секретарь и два десятка стражи. Путь до Ич-Тойвина не близок, и по местам, где всякое случается. Пресветлый отправляется на Светлейший Капитул за два месяца с лишним до начала его. И кто, кроме Господа, знает, когда вернется он в монастырь? Может, к концу лета, может, к началу зимы…

Я жду, что скажет он мне. Какими словами напутствует… да и сочтет ли достойным напутствия отеческого?

Счел.

Брат Серж приводит меня в его кабинет.

— Садись, Анже, — кивает мне пресветлый.

Я сажусь… Тот самый стул и ясеневый стол… лучше б я тогда подождал Сержа стоя!

— Король просил тебя заняться нашими соседями, — говорит пресветлый. — Что есть у тебя еще, Анже? Брошка Юлии, амулет Валерия, гномий нож брата Сержа — и все?

— Все, пресветлый, — отвечаю я.

— Что ж, как знать… возможно, им есть еще что сказать нам о святом Кареле, Анже. И, уж точно, с их помощью ты сможешь выполнить пожелание нашего короля. Займись этим. — Пресветлый усмехается. — Коль и впрямь призовет тебя король, тебе хоть будет что рассказать ему.

Скажу честно, я обрадовался. Пророчество Каменного Оракула… Пожалуй, нож Сержа расскажет нам о принце Кареле все, что, в самом деле, важно. А может, и Валерий носил королевский амулет еще до того, как стал королем. Почему нет? Родовые амулеты часто переходят от отца к сыну (или от матери к дочке) не после смерти родителя, а в день, когда ребенку исполнится годик. Пресветлый прав, у нас есть надежда узнать что-нибудь о святом Кареле и принце Валерии, что-то о тех днях, когда они встретились. Но… брошка Юлии, вот что манит меня. Я поспешно склоняю голову, пытаясь скрыть радость подобающим смирением.

— Ох, Анже! — Пресветлый укоризненно качает головой. — До чего ж похож ты на любопытную кумушку! Юлия и Ожье! Что ж, тем приятнее будет тебе выполнять приказ короля. Ну, Анже, не красней! Прав наш король, нельзя знать заранее, чему и как поможет знание прошлого. Брат библиотекарь будет отныне записывать все, что ты узнаешь, Анже, относится оно к Карелу и Валерию или нет.

Провалиться бы сквозь землю… сквозь пол, прямо в келью свою… и — работать!

— Благословите, отец.

— Чуть позже. — В голосе отца предстоятеля мне слышится непонятное предвкушение. — Я припас подарок для тебя. Погляди, Анже. Узнаешь?

Я поднимаю глаза. На ладони пресветлого — серебряный шнурок с вплетенными в концы крохотными изумрудами.

«Серебряная трава», — шепчу я. — Такая же была у Юлии, когда…

— Такая же? — резко спрашивает пресветлый. — Или эта? Проверь сейчас, Анже. Я хочу знать, чего стоит моя находка!

Я беру шнурок, закрываю глаза… текучее серебро ласкает пальцы…

…— Возьми, — шепчет королева. Страх и надежда мешаются в ее душе. Ее сын, Карел! Единственный любимый человек в этом мире, ее сын, ее дитя! Дрожащими пальцами она торопливо повязывает Юлии на запястье серебряный шнурок с вплетенными в концы крохотными изумрудами. Спасите его, молча молит она. Спаси его, Юлия… спаси его, мой король… Карел, сын мой!..

— Это он. Тот самый… королевы Нины. Свет Господень!

— Расскажи, — жадно требует отец предстоятель.

«Расскажи», — просят глаза Сержа. Я рассказываю, и пресветлый удовлетворенно кивает:

— Королева любила своего сына.

— Только его, — говорю я. — Бедная королева…

Несколько мгновений тишины кажутся мне молитвой… молчаливой, из глубины души, молитвой о несчастной королеве.

— Да, — задумчиво повторяет пресветлый. — Наверное, так было и потом. Когда принц вырос. Когда попал в плен к подземельным… если это правда. Как хочется знать правду!

В его голосе звучит боль.

И все же…

Подземельные, думаю я, надеялись понять. А пресветлый… не знаю! Не знаю — но чувствую: не знание нужно ему и не понимание. Что-то другое.

Я глотаю комок в горле. Анже, тебе мало?

— Благословите на труд, отец, — твердо говорю я.

— Благословляю! — Пресветлый касается моей склоненной головы и добавляет: — Я попросил брата Сержа пожить в твоей келье до конца дознания. Он один лучше присмотрит за тобой, чем четверо, которые меняют друг друга. Заодно и наставит тебя в жизни монастырской, а то ты уж, вижу, весь в Смутных временах…

— Благодарю, пресветлый! — Я кланяюсь. — Брат Серж хороший наставник.

— Это потому, что мне тоже интересно, — бормочет Серж.

— Я знаю, — отечески улыбается пресветлый.

2. Ожье, вассал короля Андрия

— Славышть. — Андрий указывает рукой на расчертившие небо зубьями острые крыши. — Мой город. Моя столица. — Он глядит на Марготу, улыбается. — Наша столица, жена моя! Смотри, нас встречают.

Сергий уже рвет галопом навстречу показавшимся на дороге всадникам.