Задверье

Мистер Вандермар, который развлекался, ловя головастиков и проверяя, сколько он может запихнуть в рот прежде, чем придется начать жевать, сказал с набитым ртом:

— Мне это понравилось…

— К чему я клоню? — спросил мистер Круп и стряхнул с изношенного черного костюма воображаемую пушинку, не обращая внимания на реальную пыль. — Я клоню к тому, что мы наемные убийцы. Головорезы. Мы убиваем. — Потом снова послушал чьи-то слова. — Ну а как быть с надмирцем? Почему мы не можем убить его?

Мистера Крупа передернуло, он снова сплюнул и пнул стену — и все это, не сходя с места и не отнимая от уха ржавой, сломанной трубки.

— Попугать ее?!! Мы не пугала, а наемные убийцы. — Пауза. Он сделал глубокий вдох. — Да, понимаю, только мне это не нравится.

Но личность на том конце провода повесила трубку. Мистер Круп посмотрел на телефон, потом поднял повыше и начал, мерно ударяя им о стену, методично разбивать на кусочки металла и пластика.

Подошел мистер Вандермар. Он нашел большого черного слизняка с ярко-оранжевым брюшком и сейчас жевал его, как лакричную пастилку. Слизняк, будучи недалекого ума, пытался уползти по подбородку мистера Вандермара.

— Кто это был? — спросил мистер Вандермар.

— А кто, черт побери, по-вашему, это мог быть?

Мистер Вандермар задумчиво пожевал, после чего засосал червяка в рот, как толстую, клейкую черно-оранжевую макаронину.

— Садовый сторож? — рискнул он выдвинуть догадку.

— Наш наниматель.

— Это было мое следующее предположение.

— Пугала! — Мистер Круп с отвращением сплюнул. Он остывал с раскаленной докрасна ярости, когда глаза застилает багровая пелена, до маслянисто-бензиновой серой хандры.

Проглотив «макаронину», мистер Вандермар вытер губы рукавом.

— Наилучший способ пугать ворон, — изрек он, — это подобраться к ним сзади, положить руки на их тоненькие вороньи шейки и сжимать, пока они не перестанут трепыхаться. У них от страха душа отлетает.

И тут он умолк, а сверху послышалось хлопанье крыльев и карканье рассерженной вороны.

— Вороны. Семейство corvidae [13], — нараспев произнес мистер Круп, наслаждаясь звучанием этих слов. — Собирательное «воронье», переносное значение «пожиратели падали, трупоеды». А кто, как вы думаете, эти трупы поставляет?

Ричард ждал, вжавшись в стену рядом с д'Верью. Она по большей части молчала. Кусала ногти, проводила пятерней по волосам, пока они не встали дыбом, торча во все стороны, потом снова попыталась их пригладить. Она уж точно не походила ни на кого, кого он встречал прежде. Поймав на себе его взгляд, она пожала плечами и еще глубже ушла в недра объемистой кожаной куртки. Из-за воротника на мир смотрело теперь только крохотное личико. Выражение на нем напомнило Ричарду бездомного ребенка, которого он видел прошлой зимой за Ковент-Гарден, он даже не смог разобрать, мальчик это или девочка. Его мать просила милостыню, выклянчивая у прохожих мелочь, чтобы покормить дитя и младенца, которого держала на руках. Но ребенок просто смотрел на мир и молчал, хотя, наверное, замерз и проголодался. Просто смотрел. По другую сторону д'Вери, обшаривая взглядом платформу, стояла Охотник. Велев им ждать здесь, маркиз растворился в толпе. Вдруг откуда-то поблизости донесся плач младенца. Выскользнув из двери с надписью «Выход», маркиз направился к ним. Он жевал леденец.

— Повеселился? — спросил Ричард, хотя его голос почти потерялся за ревом подходящего поезда.

— Просто уладил одно дело, — отозвался маркиз, после чего справился с расписанием, а затем с часами. — Это поезд Эрлова двора. Все трое, станьте позади меня вон там. — Он указал место на платформе.

Потом, когда поезд метро — причем, как разочарованно заметил Ричард, совсем обычный и скучный с виду, — лязгая и грохоча, вошел на станцию, маркиз, потянувшись через Ричарда, подался к д'Вери.

— Прошу прощения, миледи. Кое о чем мне, наверное, следовало бы упомянуть раньше.

Она перевела на него взгляд многоцветных глаз.

— И что же?

— Ну, — протянул маркиз, — возможно, эрл будет не слишком рад меня видеть.

Затормозив, поезд остановился. Вагон, возле которого стоял Ричард, был совершенно пуст: свет не горел, внутри неприютно и темно. В прежней своей жизни Ричард не раз замечал в поездах метро такие темные и пустые вагоны и всегда удивлялся, зачем они тут. С шипением раздвинулись все остальные двери. Пассажиры вышли и вошли. Двери затемненного вагона остались закрытыми. Маркиз с силой постучал в них кулаком, выбивая сложный ритм. Ничего не произошло. Ричард уже спросил себя, не уедет ли поезд без них, как дверь вагона оттянули изнутри. Когда она отодвинулась дюймов на шесть, наружу выглянуло морщинистое лицо в очках.

— Кто стучит? — спросил скрипучий голос.

В щель Ричарду было видно, как внутри пляшут языки пламени, как сквозь дым движутся тени. Но через стекло был виден самый обычный пустой и темный вагон.

— Леди д'Верь, — без запинки ответил маркиз, — и ее спутники.

Дверь отодвинулась в сторону, они были допущены к Эрлову двору.

Глава седьмая

Поверх расстеленного камыша на полу была разбросала солома. Расхаживали, тут и там что-то склевывая, несколько кур. В огромном очаге плясало и трещало над поленьями пламя. На сиденьях лежали украшенные ручной вышивкой подушки, двери и окна закрывали гобелены.

Когда поезд рывком тронулся, Ричард не удержал равновесия и покачнулся. Выбросив вперед руку, он, чтобы не упасть, схватился за ближайшего же человека. Ближайшим же человеком оказался низенький седой престарелый стражник, который, как решил Ричард, в точности походил бы на недавно вышедшего на пенсию мелкого чиновника, если бы не оловянный котелок на голове, накидка, наброшенная поверх довольно неумело связанной кольчуги, и копье.

Низенький седой воин близоруко моргнул и печально сказал Ричарду:

— Прошу прощения.

— Это моя вина, — отозвался Ричард.

— Я знаю, — ответил воин.

Мягко ступая по проходу, к ним подошел громадный ирландский волкодав и остановился возле музыканта, который, сидя на полу, щипал струны лютни, апатично наигрывая веселую мелодию. Волкодав уставился на Ричарда и, пренебрежительно фыркнув, лег и задремал. В дальнем конце вагона престарелый сокольничий с соколом на запястье любезничал с небольшой стайкой девиц, которые все как одна переступили порог «продавать до такого-то», а некоторые далеко ушли за «использовать до такого-то». Одни пассажиры неприкрыто рассматривали четырех путников, другие так же неприкрыто их игнорировали. У Ричарда создалось такое впечатление, будто кто-то выхватил небольшой средневековый двор и, насколько получилось, перенес его в вагон метро.

Поднеся к губам горн, герольд выдул громкий немелодичный клич. Из соседнего купе, тяжело ступая и опираясь на плечо шута в потрепанном клоунском одеянии, вышел огромный престарелый человек в гигантском отороченном мехом халате и теплых шлепанцах. Гигант во всех отношениях был утрированным. Один его глаз прикрывала повязка, от чего он казался немного беспомощным и неуравновешенным, точно одноглазая птица. В поседевшей рыжеватой бороде застряли крошки, из-под потрепанного одеяния с мехом выглядывало что-то, напоминавшее пижамные штаны.

«Это, — совершенно верно предположил Ричард, — наверное, и есть эрл».

Шут эрла, престарелый человечек с поджатым невеселым ртом и размалеванным лицом, выглядел так, будто бежал от существования, какое влачил на задворках какого-нибудь мюзик-холла лет сто назад. Он подвел эрла к троноподобному резному креслу, в которое эрл опустился несколько неуверенно. Встав, волкодав прошел через весь вагон и улегся головой на шлепанцы эрла.

«Эрлов двор, — подумал Ричард. — Ну конечно, станция „Эрлз-Корт“. А потом подумал, а нет ли барона на „Баронз-Корт“, ворона на „Рейвенс-Корт“, ведь в Подмирье эта станция, наверное, превратилась в Вороний двор, или…

Миниатюрный стражник астматически откашлялся:

— Ну ладно, люди. Говорите, по какому делу пришли! Д'Верь выступила вперед. Голову она держала высоко и потому казалась выше, да и вообще настолько раскованной и непринужденной Ричард ее прежде не видел.

— Мы ищем аудиенции его светлости эрла, — уверенно произнесла она.

— Что там говорит эта девочка, Холвард? — крикнул через весь вагон эрл, и Ричард спросил себя, не глухой ли он.

Прошаркав вперед, престарелый воин Холвард приложил руки ко рту рупором.

— Они просят аудиенции, твоя светлость! — выкрикнул он, перекрывая перестук колес.

Сдвинув набок мохнатую меховую шапку, эрл задумчиво почесал в затылке. Теперь стало видно, что он начинает лысеть.

— Просят? Аудиенции? Отлично. Кто они такие, Холвард?

— Господин желает знать, кто вы есть, — повернулся к ним Холвард. — Но покороче. Не затягивайте.

— Я леди д'Верь, — объявила д'Верь. — Дочь покойного лорда Портико.

Услышав это, эрл воспрянул, подался вперед, всматриваясь сквозь дым здоровым глазом.

— Она сказала, она старшая дочь Портико? — спросил он шута.

— Ага, твоя светлость.

— Подойди ближе, — поманил эрл д'Верь. — Подойди-подойди. Дай мне на тебя посмотреть.

Она двинулась по проходу, для равновесия хватаясь за свисавшие с потолка толстые ременные петли. Остановившись перед деревянным креслом эрла, она присела в реверансе. А эрл почесал в бороде и уставился на нее.

— Мы все были раздавлены горем, услышав о прискорбной кончине твоего отца… — сказал эрл, но потом прервал самого себя: — Ну, всей твоей семьи, это была… — Тут он умолк и начал снова: — Знаешь, я питал к нему глубочайшее уважение, мы вели кое-какие дела… Старый добрый Портико… вечно носился со всякими идеями… — Он опять замолчал. Потом хлопнул шута по плечу и прошептал ворчливым рокотом, без труда перекрывшим шум поезда: — Пойди пошути над ними, Тули. Отработай свое пропитание.

Шут заковылял по проходу с артритными гримасами и ревматическими ужимками. Перед Ричардом он остановился.

— Ты кто таков будешь? — спросил он.

— Я? — переспросил Ричард. — М-м-м… Я? Как меня зовут? Ричард. Ричард Мейхью.

— Я? — старчески пискнул шут, довольно театрально передразнивая шотландский акцент Ричарда. — М-м-м… Я? Как меня зовут? Ого, дядюшка! К нам не рыцарь пришел, а дурачок в килте!

Придворные скучающе посмеялись.

— А я, — с ослепительной улыбкой сказал шуту де Карабас, — зовусь маркиз де Карабас.

Шут моргнул.

— Де Карабас — вор? — переспросил он. — Де Карабас — похититель трупов? Де Карабас — предатель? — Повернувшись вокруг себя, он оглядел придворных. — Но это не может быть де Карабас! А почему? Да потому что де Карабаса уже давно прогнали с глаз эрла. Быть может, перед нами грандиозный прохвост? Очковтиратель?

Придворные захихикали снова, на сей раз несколько смущенно, загудели негромкие голоса. Эрл промолчал, но его губы крепко сжались, а все его тело затряслось.

— Меня зовут Охотник, — сказала шуту женщина с карамельной кожей.

От этих слов придворные примолкли. Шут открыл было рот, будто собирался что-то сказать, потом посмотрел на красавицу и закрыл рот.

На прекрасно очерченных губах Охотника заиграла легкая улыбка.

— Ну же, — подстегнула она, — скажи что-нибудь смешное.

Шут долго рассматривал загнутые носки своих туфель, но наконец, не поднимая глаз, пробормотал:

— У моей собаки нет носа.

Эрл, все это время испепелявший маркиза де Карабаса взглядом, в котором так и виделся трещащий запальный шнур, наконец взорвался: вскочил на ноги, превратившись в седовласое торнадо, в престарелого берсеркера. Его голова едва не задевала потолок вагона. Ткнув пальцем в маркиза, он, брызжа слюной, выкрикнул:

— Я этого не потерплю, не потерплю! Пусть выступит вперед!

Холвард траурно помахал копьем перед носом маркиза, а маркиз неспешно и беспечно прошел вперед вагона, пока не оказался подле д'Вери перед троном эрла. Волкодав глухо заворчал.

— Ты! — Эрл пронзил воздух огромным узловатым пальцем. — Я знаю, кто ты есть, де Карабас. Я не забыл. Может, я и стар, но я не забыл.

Маркиз поклонился.

— Могу я напомнить твоей светлости, — учтиво сказал он, — что мы заключили сделку? Я добился мирного договора между твоим фьефом и Вороньим двором. А взамен ты согласился оказать небольшую услугу.

«Значит, Вороний двор все-таки существует, — констатировал про себя Ричард. — Интересно, какой он?»

— Небольшую услугу? — взревел эрл. Лицо у него стало темно-ревеневым. — Вот как ты это называешь? В отступлении от Белого Города я из-за твоего безрассудства потерял десяток человек. Я глаза лишился!

— И если мне будет позволено сказать, твоя светлость, — любезно вставил маркиз, — повязка тебе весьма идет. Прекрасно оттеняет твое лицо.

— Я поклялся… — гремел, вздыбив бороду, эрл. — Я поклялся… что, если ты когда-либо еще покажешься в моих владениях, я… — Он умолк… Потряс головой… И продолжил: — Ну да ладно, вспомню. Я ничего не забываю.

— И это ты называешь: «Возможно, эрл будет не слишком рад меня видеть»? — прошептала углом рта де Карабасу д'Верь.

— Как видишь, — пробормотал в ответ он. Д'Верь снова выступила вперед.

— Твоя светлость, — громко и внятно произнесла она, стараясь привлечь внимание эрла, — де Карабас здесь как мой гость и спутник. Ради крепких уз, когда-то связывавших наши семьи, ради дружбы между моим отцом и…

— Он злоупотребил моим гостеприимством, — загремел эрл. — Я поклялся, что… если… он когда-либо ступит в мои владения, я велю его выпотрошить и высушить… как… как то, что однажды… м-м-м… сначала выпотрошили, а потом… э-э-э… высушили… м-м-м…

— Скажем, вяленая селедка, дядюшка? — предложил шут.

— Какая разница, — пожал плечами эрл. — Стража, взять его.

Стражники взяли. Хотя все они уже отпраздновали свое шестидесятилетие, каждый прицелился в маркиза из арбалета, и руки у них не дрожали — ни от страха, ни от старости. Ричард посмотрел на Охотника. Происходящее как будто нисколько ее не встревожило: она наблюдала точно человек, смотрящий специально ради него поставленную пьесу.

Сложив руки на груди, д'Верь выпрямилась и вздернула острый подбородок. Сейчас она уже почти не напоминала потрепанную побродяжку, а скорее походила на человека, привыкшего настоять на своем. Многоцветные глаза сверкнули.

— Твоя светлость, маркиз пришел сюда со мной, он сопровождает меня в моем походе. Наши семьи дружат уже многие годы…

— Да, дружат… — любезно прервал эрл. — Сотни лет. Века и века. Я еще твоего дедушку знал. Забавный был старикан. Немного того, — доверительно сообщил он.

— Но вынуждена сказать, что любое проявление насилия по отношению к моим спутникам буду рассматривать как акт агрессии против меня и моего дома.

Девушка смерила старика взглядом. Он же высился над ней, точно сторожевая башня. Так они и стояли, замерев на несколько мгновений. Наконец он возбужденно подергал рыжеватую с сединой бороду. Потом как маленький ребенок выпятил нижнюю губу.

— Я его тут не потерплю, — пророкотал он.

Маркиз достал золотые карманные часы, которые нашел в кабинете Портико, и, беспечно откинув крышку, равнодушно взглянул на циферблат и как ни в чем не бывало повернулся к д'Вери.

— Миледи, — начал он. — Совершенно очевидно, от меня тебе будет больше пользы за пределами этого поезда, чем в нем. И мне нужно исследовать другие возможности добиться нашей цели.

— Нет, — твердо возразила она. — Если ты уйдешь, мы все уйдем.

— Не думаю, — отозвался маркиз. — Пока ты остаешься в Под-Лондоне, Охотник о тебе позаботится. Мы встретимся на следующей Ярмарке. А до тех пор постарайся не делать глупостей.

Поезд остановился на какой-то станции.

Д'Верь пригвоздила эрла взглядом: с бледного треугольного личика сверкали огромные многоцветные глаза, в которых было нечто гораздо более древнее и могущественное, чем позволяли предположить ее юные годы. Ричард заметил, что всякий раз, когда она открывала рот, все в вагоне замолкали.

— Ты позволишь ему уйти с миром, твоя светлость? — спросила она.

Эрл провел по лицу руками, потер здоровый глаз и даже повязку и поглядел на девушку.

— Пусть он удалится, — велел он и устремил на маркиза свирепый взор. — Но в следующий раз, — узловатым толстым пальцем он провел себе по адамовому яблоку, — вяленая селедка.

Маркиз низко поклонился.

— Можете меня не провожать, — сказал он стражникам, делая шаг к открытой двери.

Подняв арбалет, Холвард нацелил его в спину маркизу. Протянув руку, Охотник пригнула арбалет и болт к полу. Маркиз ступил на платформу и, повернувшись, иронично помахал всем на прощание. Двери с шипением закрылись.

Эрл тяжело опустился в свое огромное кресло в конце вагона, но ничего не сказал. Поезд гремел и лязгал по темному туннелю.

— Где мои манеры? — пробормотал эрл себе под нос и уставился на гостей одним налитым кровью глазом. Потом повторил снова, взревев столь отчаянно, что у Ричарда завибрировало в желудке — так иногда бывает, когда ощущаешь всем телом удары в большой медный гонг: — ГДЕ МОИ МАНЕРЫ?!!

Он поманил к себе одного из престарелых стражников:

— Они, наверное, голодны с дороги, Дагвард. И не удивлюсь, если их мучит жажда.

— Да, твоя светлость.

— Остановите поезд! — повелел эрл.

Двери с шипением раздвинулись, и Дагвард шмыгнул на платформу. Ричард наблюдал за стоявшими там людьми. Никто даже не попытался войти в вагон. Никто как будто не заметил ничего необычного.

Подойдя к автомату в конце платформы, Дагвард снял шлем и кулаком в кольчужной перчатке бухнул в бок машины.

— По приказу эрла, — сказал он. — Шок'ладки.

В недрах машины затрещало, заурчало, и автомат начал один за другим выплевывать десятки шоколадных батончиков «Кэдбери». Дагвард ловил их в свой стальной шлем, который подставил под отверстие. Двери начали закрываться — Холвард заклинил их концом пики, они открылись снова и начали хлопать взад-вперед по древку пики.

— Освободите двери, — сказал голос из динамика. — Поезд не может тронуться, пока не закроются все двери.

Одним здоровым глазом эрл искоса рассматривал д'Верь.

— М-да… И что же привело тебя ко мне? Она облизнула губы.

— В некотором смысле смерть моего отца, твоя светлость.

Он медленно кивнул:

— Да. Ты жаждешь отмщения. И совершенно справедливо. — Прокашлявшись, он глубоким басом продекламировал: — «Серп жатвы сеч Сек вежи с плеч А ран рогач Лил красный плач И стали рдяны От стали рдяной доспехи…» что-то там. Да.

— Отмщения? — Д'Верь на минуту задумалась. — Да. Об этом и мой отец говорил. Но главное, я просто хочу понять, что произошло и как мне защитить себя. У моей семьи не было врагов.

Спотыкаясь под тяжестью шоколадных батончиков и банок с «кокой», которые грозили вывалиться из его шлема, в вагон вернулся Дагвард. Дверям позволили закрыться, и поезд двинулся снова.

Еще расстеленное на асфальте в переходе пальто было завалено монетами и банкнотами и уставлено башмаками. Башмаки были на ногах: раскидывали монеты, пачкали и рвали банкноты, раздирали подкладку. Под ногами лежали деньги.

— Оставьте меня в покое, — молил Лир, вжимаясь в стену туннеля. По его лицу текла кровь, алыми каплями капая в бороду. Покрытый царапинами и вмятинами саксофон неуклюже, безвольно висел у него на груди.

Его окружила небольшая толпа — больше двадцати, но меньше пятидесяти человек толкались и пихались, вот только это были уже даже не люди, а лишенная разума свора, пустыми глазами уставившаяся перед собой. И все пихали и драли друг друга в отчаянной попытке отдать Лиру свои деньги.

На плитках стены тоже темнела кровь — там Лир ударился головой. Лир отмахнулся от женщины средних лет с отрытой сумочкой и протянутой ему пригоршней пятерок. В жажде навязать ему свои сбережения она царапала ему лицо. Уворачиваясь от ее денег и ногтей, он потерял равновесие и упал.

Кто-то наступил ему на руку. Его лицо вдавили в россыпь монет. Зарыдав, Лир стал проклинать все вокруг.

— Я же предупреждал тебя не усердствовать, — произнес поблизости аристократический голос. — Ты меня не послушал.

— Помоги мне, — из последних сил выдохнул Лир.

— Что ж, обратное заклинание существует, — почти неохотно признал голос.

Толпа придвинулась еще ближе. Брошенный пятипенсовик распорол ему щеку. Сжавшись в комок, Лир зарылся лицом в колени, обхватив их руками.

— Сыграй ее, черт бы тебя побрал, — выдавил он сквозь слезы. — Все что хочешь… Только останови их…

Мягкая мелодия на свистульке эхом разнеслась по подземному переходу. Простая музыкальная фраза повторялась снова и снова и с каждым разом звучала чуть иначе: тема с вариациями от маркиза де Карабаса. Шаги стали удаляться. Поначалу медленно шаркая, потом все быстрее. Лир открыл глаза.

Прислонившись к стене, де Карабас играл на свистульке. Увидев, что Лир смотрит на него, он отнял ее от губ и убрал во внутренний карман пальто. Лиру он бросил льняной носовой платок с отделкой из кружев и заплаткой посередине. Лир отер кровь со лба и бороды.

— Они бы меня убили, — обвиняюще сказал он.

— Я ведь тебя предупредил, — отозвался де Карабас. — Считай, тебе повезло, что я возвращался этой дорогой. — Он помог Лиру сесть. — А вот теперь, — сказал маркиз, — за тобой еще один должок.

Лир подобрал свое пальто — рваное, грязное, с отпечатками многочисленных подошв. Внезапно ему стало очень холодно, и он накинул эти жалкие лохмотья себе на плечи. Со звоном попадали на пол монеты, закружились банкноты. Он оставил их лежать.

— Действительно ли мне так повезло? Или ты меня подставил?

Вид у маркиза стал почти оскорбленный.

— Не знаю, как ты мог даже подумать такое.

— Потому что я тебя знаю. Вот почему. Ну и что на сей раз? Кража? Поджог? Убийство? — Прозвучали эти слова грустно. Лир как будто смирился.

Де Карабас забрал у него свой платок.

— Боюсь, кража. Ты с первого раза угадал, — сказал он. — В настоящее время мне, оказывается, срочно нужна статуэтка династии Тан.

Поежившись, Лир медленно кивнул.

Ричарду выдали шоколадный батончик с орехами «Кэдбери» из автомата и большой серебряный кубок, украшенный по ободу синими камнями — кажется, сапфирами. Кубок был наполнен «кока-колой». Престарелый шут, которого, кажется, звали Тули, громко откашлялся.

— Я хотел бы поднять тост за наших гостей, — провозгласил он. — За дитя, за головореза, за глупца. Пусть каждый получит по заслугам.

— А кто из них я? — шепотом спросил у Охотника Ричард.

— Глупец, конечно, — прошептала она в ответ.

— В старые времена, — сказал уныло, отхлебнув «колы», Холвард, — мы пили вино. Я вино предпочитаю. Не такое липкое.

— Все автоматы выбрасывают вам еду? — поинтересовался Ричард.

— О да, — ответил старик. — Они подчиняются эрлу, сам понимаешь. Эрл правит Подземкой. Всем, что связано с поездами. Он владетель Центральной, Серкл, Джабилии, Победной, Бейкерлу… Ну, всем, за исключением Подмирной ветки.

— А что такое «Подмирная ветка»? — не удержался от вопроса Ричард.

Но Холвард только поджал губы и покачал головой. Кончиками пальцев Охотник тронула Ричарда за плечо:

— Помнишь, что я тебе говорила про пастухов в Пастушьих Кустах?

— Ты сказала, что мне лучше бы с ними не встречаться, даже о них не спрашивать, и что есть вещи, о которых мне, вероятно, лучше не знать.

— Молодец. А теперь прибавь к списку этих вещей еще и Подмирную ветку.

По проходу к ним шла д'Верь. Ричард сразу заметил, что она улыбается.

— Эрл согласился нам помочь. Пошли. Он ждет нас в библиотеке.

Ричард был почти горд тем, что не спросил: «В какой библиотеке?» или не указал, что в поездах библиотек не бывает. Чем дольше он тут находился, тем большее готов был принимать за чистую монету. Он просто обошел вслед за д'Верью пустой трон и через дверь купе попал… в библиотеку.

Это была огромная каменная зала с высоченным дощатым потолком. Все стены расчерчены полками. Каждая полка заставлена всякой всячиной. Да, книги тут были. Но помимо них полки загромождали самые разные вещи: теннисные ракетки, хоккейные клюшки, зонтики, лопата, ноутбук, деревянная нога, несколько кружек, десятки ботинок, бинокль, средних размеров бревно, шесть кукол-рукавичек, различные CD-диски, старинные и современные грампластинки, видео— и аудиокассеты, игральные кости, игрушечные машинки, разномастные вставные челюсти, часы, фонарики, набор из четырех глиняных гномов для сада (два рыбачат, один стоит с мечтательным лицом), стопы газет, журналов, путеводители, трехногие табуретки, коробка сигар, пластмассовая кивающая восточноевропейская овчарка, носки… Подлинное царство утерянных вещей.

— Это его настоящие владения, — пробормотала Охотник. — Вещи утерянные. Вещи забытые.

В каменной стене имелись узкие окна. Через них Ричарду была видна лязгающая тьма и мелькающие фонари в туннелях.

Эрл сидел, раздвинув ноги, на полу, гладил волкодава, почесывал его под подбородком. Рядом со сконфуженным видом стоял шут. Увидев гостей, эрл, уцепившись за шута, с трудом поднялся на ноги. Собрал морщинами лоб.

— Ага. Вот и вы. Так, была какая-то причина, почему я попросил вас сюда прийти… сейчас вспомню.

Он потянул себя за рыжевато-седую бороду — странно мелкий жест для такого огромного человека.

— Ангел Ислингтон, твоя светлость, — вежливо напомнила д'Верь.

— Ах да. У твоего отца было, знаешь ли, множество идей, все твердил про перемены. То и дело спрашивал у меня совета. Но я переменам не доверяю. Я послал его к Ислингтону. — Он умолк, моргнул единственным глазом. — Я тебе это уже говорил?

— Да, твоя светлость. Но нам-то как попасть к Ислингтону?

Гигант кивнул, будто она сказала нечто глубокомысленное.

— Только один раз коротким путем. А после длинным путем вниз. Опасным.

— И каков же короткий путь? — терпеливо спросила д'Верь.

— Нет-нет. Нужен открывающий, чтобы им пройти. Путь годится только для семьи Портико. — Он опустил ей на плечо огромную лапищу. Потом его пальцы скользнули к ее щеке. — У меня тебе лучше будет. Согреешь старика ночью, а? — Ощерившись, он стариковскими пальцами погладил ее спутанные волосы.

Охотник сделала шаг к д'Вери, но девушка подняла руку, жестом показывая: еще рано. Не сводя глаз с эрла, д'Верь сказала:

— Но я и есть старшая дочь лорда Портико, твоя светлость. Как мне попасть к ангелу Ислингтону?

Ричард поймал себя на том, что восхищается д'Верью: как же ей удается не терять терпения, видя, как эрл явно проигрывает в битве с синдромом Альцгеймера.

Эрл серьезно подмигнул единственным глазом — точь-в-точь склонивший голову набок старый сокол. Убрал руку с ее волос.

— Верно. Верно. Дочь Портико. Как твой милый папа? Надеюсь, в добром здравии? Отличный человек. Добрый человек.

— Как нам попасть к ангелу Ислингтону? — повторила свой вопрос д'Верь, на сей раз ее голос дрогнул.

— Гм-м? С помощью «Ангелуса», разумеется.

Ричард вдруг представил себе, как выглядел эрл шестьдесят, восемьдесят, пятьсот лет назад: могучий воин, коварный стратег, любимец женщин, надежный друг, устрашающий враг. Все это еще скрывалось где-то под увечьями, нанесенными временем. Вот почему происходящее было столь ужасно и столь печально.

Эрл порылся на полках, отодвигая в сторону авторучки и курительные трубки, рогатки и карты, маленьких горгулий и сухие листья. Потом, как случайно наткнувшийся на мышь престарелый кот, схватил небольшой свиток, который протянул девушке.

— Вот тебе, красавица, — сказал он. — Тут все черным по белому написано. И, полагаю, нам лучше подбросить тебя туда, куда тебе нужно попасть.

— Подбросить? — не поверил своим ушам Ричард. — На поезде?

Эрл огляделся в поисках того, откуда раздался вопрос, остановил взгляд на Ричарде и улыбнулся во весь рот.

— Брось, невелика важность, — пророкотал он. — Для дочери Портико нам ничего не жалко.

Д'Верь крепко — победно — сжимала в кулачке свиток.

Ричард почувствовал, что поезд сбавляет ход, потом его, Охотника и д'Верь вывели из каменной залы назад в вагон.

Поезд тормозил, и Ричард выглянул на платформу.

— Прошу прощения, какая это станция? — спросил он.

Двери поезда оказались как раз против таблички, которая гласила: британский музей. Почему-то эта странность стала последней каплей. Он мог смириться с существованием твари по имени Осторожно-Зазор, и Эрлова двора, и даже его странной библиотеки. Но, как любой лондонец, он же знает схему метро, черт бы ее побрал! Это уж слишком.

— Станции «Британский музей» не существует, — твердо сказал он.

— Не существует? — пророкотал эрл. — Тогда… м-м-м… вам нужно быть очень осторожными, когда будете сходить с поезда. — На этом он радостно гоготнул и хлопнул по плечу своего шута. — Ты это слышал, Тули? Я отпускаю шутки не хуже тебя.

Шут улыбнулся — самой хмурой улыбкой на свете.

— Живот у меня вот-вот надорвется, ребра треснут, и хохота мне ни за что не сдержать, дядюшка, — ответил он.

С шипением открылись двери.

— Спасибо, — улыбнулась эрлу д'Верь.

— Идите-идите, — замахал огромный старик, выпроваживая д'Верь, Ричарда и Охотника из теплого дымного вагона на пустую платформу.

Потом двери закрылись, поезд тронулся, и Ричард обнаружил, что пялится на табличку, которая — сколько бы он ни моргал, сколько бы ни отводил взгляд и ни переводил его снова, чтобы застать ее врасплох, — упрямо гласила:

БРИТАНСКИЙ МУЗЕЙ

Глава восьмая

Был ранний вечер, и безоблачное небо мутировало из темно-синего в сумрачно-лиловое с мазками огненно-оранжевого и лаймово-зеленого над Паддингтоном в четырех милях к западу, где недавно — во всяком случае, с точки зрения обзора Старого Бейли, — село солнце.

Небеса, с некоторым удовлетворением думал Старый Бейли. Никогда не бывает двух одинаковых. Ни днем, ни ночью. Старый Бейли считал себя знатоком небес, а вот эти были особенно хороши. На сегодняшнюю ночь Старый Бейли разбил свою палатку на крыше здания напротив собора Святого Павла в центре лондонского Сити.