Уикерли (№1) - Любить и беречь (Грешники в раю)

Кристи улыбнулся, вспомнив, что именно так они с Джеффри называли церковное облачение его отца.

– Мой «священный балахон» я ношу только по большим торжествам. Надеюсь, никто не обиделся? – Он с шутливым видом повернулся к Энни.

Ее лицо поразило его. Весь юмор и доверительная приветливость исчезли, и вместо них появилась настороженная бледная маска, которая никак не могла скрыть напряжения, граничащего с отчаянием. С этого момента вечер для Кристи превратился в сущий ад. Шутки Джеффри стали действовать ему на нервы, потому что теперь он их слышал как бы ушами Энни. Его деланное дружелюбие становилось все более вымученным, и Кристи вскоре поймал себя на том, что, словно фанатик воздержания, считает про себя рюмки, выпиваемые Джеффри. Энни вообще не проронила ни слова за все время долгой неуютной трапезы, во время которой она и ее муж ни разу не взглянули друг на друга. Что произошло между ними? В чем причина этого ужасного, невысказанного напряжения? Несмотря на свою молодость, Кристи не раз приходилось выступать арбитром в семейных ссорах, но то, что творилось с этой парой, выходило за рамки его представлений о неблагополучном браке. Какая-то тайна окутывала их семью, и Кристи начал опасаться, что, если кто и сможет им помочь, то только не он. Потому что он не был для них посторонним и не мог соблюдать нейтралитет.

Когда ужин наконец-то закончился, он испугался, что Энни уйдет.

– Присоединишься ли ты к джентльменам за их мужским бренди и курением? – спросил Джеффри с тягучим сарказмом, который так претил Кристи. – Или ты предпочитаешь свое собственное общество, любовь моя?

С ее уст уже готовы были слететь слова вежливого холодного прощания.

– Останьтесь, пожалуйста, с нами, – серьезно сказал Кристи. Джеффри быстро взглянул на них и засмеялся. Энни наградила мужа взглядом, полным такого презрения, что священника бросило в дрожь.

– Отлично, – пробормотала она, и все трое перешли в гостиную.

Джеффри продолжил свои бесконечные воспоминания об их с Кристи счастливом детстве, постоянно окрашивая их насмешкой или презрением. Казалось, он не способен говорить о чем-либо прямо, без экивоков, без налета циничной издевки. Кристи очень хотелось узнать, что им двигало в жизни. Но стоило ему только задать какой-нибудь наводящий, вопрос – например, об армии, с которой была связана вся жизнь Джеффри за последние двенадцать лет, – как тот тут же увиливал от ответа с помощью шутки.

После третьей или четвертой безуспешной попытки разговор перекинулся на лошадей и на скачки, которые Джеффри мечтал организовать. Его одержимость росла с каждым часом, и теперь он привязался к Кристи, пытаясь задеть его за живое.

– Ты трусишь! – вскричал он с таким видом, будто ему только что открылась великая истина. – Ты просто боишься, что я обойду тебя и твоего хваленого гнедого!

Кристи с безразличием покачал головой.

– Сто фунтов, – наконец предложил Джеффри. – Я ставлю сто фунтов.

Кристи рассмеялся.

– У меня нет ста фунтов, – чистосердечно признал он. – Если ты победишь, я не смогу расплатиться.

– Да ведь дело совсем не в деньгах, – заявил Джеффри, стоя перед незажженным камином и протягивая к нему руки. – Давай просто проскачем на наших лошадях бок о бок, ноздря в ноздрю. Мы даже и не заметим, кто пришел первым.

Кристи устал говорить «нет». Он ущипнул себя за переносицу, чтобы подавить раздражение.

– Послушай, Джеффри…

– Почему бы вам не заключить пари поинтереснее? – неожиданно вмешалась Энни. Оба взглянули на нее с изумлением. Она сидела, съежившись в кресле у окна, обхватив себя руками за плечи, как будто ей было холодно. За последние полчаса она не проронила ни слова.

– Что вы имеете в виду? – спросил Кристи.

– Если вы победите, Джеффри отдаст сто фунтов на нужды благотворительности по вашему усмотрению.

– Ха! – воскликнул Джеффри, повернувшись к ней.

Кристи спросил:

– А если я проиграю?

Она коснулась губ кончиками пальцев, не то раздумывая, не то пряча улыбку.

– Если вы проиграете, то в следующее же воскресенье обязуетесь прочесть в церкви проповедь о греховности азартных игр.

Джеффри зашелся смехом, схватившись за живот:

– Отлично! Боже мой! Ну, что скажешь? Давай же, Кристи, ты не можешь отказаться! Это же на благотворительность…

Энни смотрела на него в упор. Ее предложение возмутило Кристи. Она что, снова смеется над ним? Невозможно определить. Но в ее лице читался дерзкий вызов, выражение, которого он до сих пор у нее не видел и не ожидал увидеть. Это в конце концов убедило его.

– Ладно, – сказал он, – мы устроим скачки.

– О, грандиозно! – Чтобы отпраздновать это событие, Джеффри налил себе полный стакан портвейна и залпом осушил его. – И когда? – требовательно спросил он, вытирая губы ладонью.

– В следующую субботу. В полдень я заключаю брак, так что не освобожусь раньше трех.

– Значит, в полчетвертого?

– Хорошо. Где?

– Почему бы не на старой дороге? От ворот Линтон-холла, через парк, до Гелдерового рудника и обратно. Что скажешь?

Эта перспектива привела Кристи в смятение. Более людного маршрута для скачек Джеффри придумать не мог, а он-то надеялся если не сохранить в тайне, то хоть не слишком афишировать их. «Впрочем, чему быть, того не миновать», – подумал он.

– Ладно, я буду в четверть четвертого. – Он поднялся. – Уже поздно…

– Нет! Всего десять…

– Для меня поздно, – поправился Кристи. – Я получил истинное удовольствие. Благодарю за прекрасный ужин.

– Я провожу тебя, – предложил Джеффри. Энни тоже встала.

– До свидания, – сказал ей Кристи. Он хотел пожать ей руку, но она была слишком далеко и не сочла нужным приблизиться.

– Спокойной ночи. Спасибо, что пришли. – Она колебалась, как будто хотела что-то добавить, но Джеффри уже обнял Кристи за плечи и увлек его к выходу.

7

Майский день был теплым и облачным. Дождь мог пойти только к вечеру, а сейчас погода как нельзя более благоприятствовала скачкам – сухая земля и нет палящего солнца над головой. Славный денек, как говорится. Кому как, думал Кристи: уже несколько лет он был далек от конного спорта.

Он рысью направился к восточному крылу Линтон-холла, где находились конюшни, как вдруг через сводчатый вход во двор заметил Энни. Она тоже увидела его и приветливо махнула рукой. Он повернул коня, пригнул голову, чтобы не задеть арку и подъехал к ней.

В своем голубом, расшитом цветами платье и нарядном белом переднике она выглядела свежей, как сама весна. Руки ее были в земле: очевидно, она что-то полола или сажала у стены заброшенной часовни. Приветливо улыбаясь, она вытерла руки о передник и тряхнула головой, чтобы отбросить со лба выбившуюся прядь волос.

– Добрый день, викарий.

Она выглядела удивленной, видя его в сапогах, кожаных штанах, без сюртука и даже без воротничка, в одной лишь старой белой сорочке.

– Как прошло венчание?

– Очень мило, – отвечал он, приподнимая шляпу. – Плакали все, кроме невесты.

– В самом деле? – сказала она с притворным удивлением. – А ведь она единственная, у кого по-настоящему есть все причины плакать. Скажите мне, преподобный, как вам кажется, будут они жить счастливо, пока смерть не разлучит их? – Несмотря на ее легкий тон, вопрос был пронизан едким сарказмом.

Он отвечал с кротким видом:

– Я молюсь об их счастье.

Энни слегка поморщилась, услыхав это, но ничего не сказала. Приблизившись, она потрепала шею жеребца.

– Какое прекрасное животное. Как его зовут?

– Донкастер.

– Донкастер, – повторила она и погладила нос коня своей мягкой открытой ладонью. – Жеребца Джеффри зовут Дьявол, вы знаете. Если он вас обгонит, в этом можно будет усмотреть нечто символическое.

Она выгнула в его сторону одну из своих прекрасных бровей и скорчила озорную гримасу. Кристи почувствовал дрожь в груди. Потом, к своему вящему смятению, понял, что краснеет.

– Где Джеффри? – быстро спросил он.

– В конюшне, дожидается вас.

Он натянул поводья, чтобы повернуть коня.

– Вы будете смотреть состязание?

– Нет, вряд ли. Но я приготовлю бинты и лубки к вашему возвращению.

Вновь последовала озорная ухмылка, и на этот раз ее зеленый глаз подмигнул ему.

Од рассмеялся. Она была неотразима.

– Ну, так до встречи.

– Удачи вам, – мягко сказала она ему вслед. Он подумал о рыцарях и дамах, залогах любви и благосклонности – о глупых, неуместных вещах – и опять покраснел. Сейчас, правда, она не могла его видеть, так что краснеть было неопасно. Чувствуя себя крайне глупо, он пустил Дона рысью и въехал в конюшню.

Джеффри ждал его во дворе, вышагивая взад-вперед в высоких кавалерийских сапогах; нетерпение читалось в его резких движениях и в том, как он натягивал поводья коня, которого водил за собой. Едва увидев Кристи, он вскочил на вороного и рысью поспешил навстречу пастору. Кристи успел махнуть рукой Уильяму Холиоку, стоявшему в воротах конюшни рядом с Колли Хорроксом, старшим конюхом Линтон-холла. Мужчины помахали в ответ, и тут Джеффри высоко поднял хлыст и что было силы обрушил его на круп своего коня. Дьявол подпрыгнул от неожиданности, встал на дыбы, сделал отчаянный скачок и с громадной скоростью бросился прочь со двора. При этом его копыта подняли тучу пыли, и Кристи потерял своего соперника из виду.

– Чтоб тебе в ад провалиться! – завопил он, чем вызвал восторженный хохот Уильяма и Колли.

Вонзив каблуки в бока Дона, он приказал ему: «Пошел», – и они устремились вдогонку.

***

Гелдеров рудник находится в двух с половиной милях от Линтон-холла по старой Тэвистокской дороге. Семнадцать лет назад Джеффри и Кристи гоняли своих лошадей наперегонки другим маршрутом. Кристи не мог вспомнить, когда он в последний раз скакал на коне по овечьим пастбищам и вересковым зарослям или заставлял лошадь перепрыгивать через ручьи и каменные изгороди, пересекающие дикие поля, но он отчетливо помнил каждый поворот, плетень, прямой участок или изгиб на дороге и знал, что Джеффри помнит все это не хуже его.

Джеффри гнал коня стелющимся галопом, уйдя вперед на четверть фарлонга[9]. Он вовсю использовал хлыст. Дьявол, которого согласно родословной звали Тандем, происходил от оселка и чистокровной берберийской кобылы по кличке Отшельница, был ростом не менее шестнадцати ладоней, с длинными задними ногами и элегантным шагом прирожденного скакуна. Он был чуть перекормлен и потому не так устойчив, как требовалось. Еще Кристи заметил, что из-за избытка тренировок, его ноги слегка слабоваты. Донкастер, чистокровный английский конь без восточных примесей, был не так строен и красив, как Дьявол. Он был более ширококостным, с массивной головой и густыми щетками волос над копытами. У него была жесткая шерсть и добрые глаза. И среди всех лошадей, которых Кристи когда-либо знал, он отличался самым кротким нравом. И они собирались побить этого арабского Дьявола.

Расстояние между лошадьми не сокращалось, пока Кристи не увидел высокие трубы паровых машин, торчавшие над кронами деревьев и выбрасывавшие кудрявые облака в свинцовое небо. Джеффри стремительно свернул на наклонный каменистый откос, и Кристи потерял его из виду. Полминуты спустя послышался непонятный воющий звук, сперва тихий и мягкий, но стремительно нараставший. Кристи придержал коня, чтобы тот не поскользнулся на каменистом повороте, и за ним обнаружил источник странного звука. Это был не вой, а приветственный крик, издаваемый как минимум дюжиной мужчин – шахтеров, столпившихся у котельной. Они вовсю драли глотки, и, приблизившись к ним галопом, Кристи явственно услышал вопль одного из них:

– Сделай его, преподобный! Валяй, викарий, отбей ему яйца!

Джеффри развернулся у дальнего угла котельной – точки, означавшей, что пройдено полпути, – и поскакал прямо на него. Когда коней разделяло не более двенадцати футов, Кристи понял, что Джеффри не собирается уступать ему дорогу, что он гонит своего жеребца прямо на Донкастера. Быстро натянув поводья и сбившись с шага, Кристи направил коня в сторону, и Джеффри пронесся мимо с диким хохотом.

В шахтере, выкрикивавшем богохульные приветствия, Кристи без всякого удивления узнал Трэнтера Фокса.

– Эй, твое преподобие, – вопил он, подскакивая на месте, – сделай его, мать твою, урой его!

Ликование, написанное на хитроватом лице маленького корнуэльца, вряд ли могло быть вызвано одним лишь восторгом при виде скачек; оно явно проистекало из сознания того, что он помогает преподобному Морреллу. Кристи только мрачно усмехнулся, когда, проносясь мимо Трэнтера, почувствовал, как тот, чтобы подбодрить его, легонько стукнул его шляпой по колену. Независимо от того, чем закончится эта скачка, жизнь Трэнтера отныне будет надолго наполнена высоким смыслом.

Миновав каменистый откос, он снова увидел Джеффри, вовсю работавшего хлыстом. Вороной начинал слабеть, расстояние между ними сократилось до шестидесяти футов[10]. Кристи сжал зубы и приник к холке Донкастера. Он понукал его мягким голосом, но такими словами, за которые в другое время строго осудил бы любого из своих прихожан. Отважный конь все понял и нашел в себе новые силы в ответ на просьбу хозяина. Дьявол покрылся пеной еще на полдороге, когда делал разворот. Донкастер, напротив, только что набрал свою лучшую форму; всем своим существом он стремился как можно лучше исполнить работу, ради которой Бог послал его на землю.

Разрыв сокращался. Радость переполнила Кристи: сейчас он победит, и через пару минут Джеффри перестанет бить своего прекрасного резвого коня. Он заставил Дона прыгнуть через каменистое русло ручья, они выиграли еще какое-то расстояние и теперь настигали соперника, подобно льву, готовому обрушиться на бессильную добычу. Джеффри уже слышал их; он обернулся в седле, и его рот скривила странная гримаса, словно ухмыльнулся голый череп. Но Кристи не было жалко его. Он приник к шее коня, шепча ему ласковые слова, и его простой деревенский жеребец в ответ старался изо всех сил.

Голова к голове лошади вырвались на последнее открытое поле перед въездом в парк. Счастливый, опьяненный бешеной скачкой и радостью победы, Кристи рассмеялся, догнав Джеффри. Он дотянулся до него правой рукой и отсалютовал своему старшему другу, самой большой привязанности своего детства. Лицо Джеффри не насторожило его, и напрасно: тот изо всех сил резко натянул левый повод, и Дьявол, побитый и покорный, рванул влево.

Выбора не было, пути тоже. С боков путь закрывали низкие густые заросли боярышника, а впереди лежал рухнувший, расщепленный надвое молнией бук, напоминавший поперечную перекладину буквы Н, положенной набок. Чтобы спасти своего коня, Кристи направил его к самому высокому месту этого естественного барьера. Донкастер споткнулся, запутавшись в кустарнике. В следующую секунду Кристи перевернулся в воздухе и упал, приняв главный удар своим левым виском. Острая ветка пропорола ему плечо, но он этого не почувствовал, потому что лишился сознания.

Гул голосов вытащил его из черного тоннеля, полного боли и какого-то шума, наподобие жужжания пчел. Кто-то кричал на него. Он приоткрыл один глаз и увидел двоящееся обезьянье лицо Трэнтера Фокса. Рот его кривился, произнося слова типа:

– Проклятый слепой черт. Коли ты вправду окочурился, Кристи, чтоб тебя, я тебя пришибу.

Кто-то другой ощупывал его ноги, потом руки; когда же дошло до ребер, Кристи завопил и открыл второй глаз.

– Сломано, – прогрохотал Уильям Холиок, сидевший рядом с ним на корточках. – И голова разбита. Не пытайтесь встать, викарий. Ваше плечо сильно кровоточит и…

– Где мой конь? – Кристи отбросил все четыре руки, пытавшиеся его удержать. – Где Дон?

Он огляделся в панике и увидел Джеффри, стоявшего неподалеку возле своего коня. Его лицо было пепельно-серым, а в черных глазах читался страх.

– Он в порядке, с ним все хорошо, – сказал он, подходя на шаг. – Он прибежал вслед за мной. Хоррок его расседлал и смотрит за ним.

Кристи расслабился и закрыл глаза, позволив Уильяму Холиоку вновь прижать себя к твердой земле.

– Богом клянусь, Кристи, я не видел, как ты упал, – торопливо заговорил Джеффри. – Я бы остановился, если бы заметил! Я и не знал, что тебя рядом нет, пока не доскакал до конца парка. Когда я увидел, что твой конь бежит за мной один, я глазам не поверил. Уильям был здесь – мы бросились назад со всех ног.

Кристи не открывал глаз, на ощупь изучая у себя над ухом шишку величиной с яйцо. Он пытался понять, что там говорит Джеффри. Ведь все это ложь, разве не так? Как он мог не заметить его падения? Но его раскаяние так правдоподобно звучит, а сожаление выглядит таким искренним…

– Как это случилось? – спросил Холиок, прижимая свой носовой платок к пульсирующей ране на плече Кристи.

Он внимательно посмотрел на Джеффри, который принялся усердно похлопывать себя хлыстом по голенищу сапога.

– Мой конь споткнулся, – медленно ответил Кристи. – Я упал.

– Вы – упали? – В голосе Трэнтера слышалось недоверие. – Упали – вы?

– Я упал, – повторил Кристи. С Джеффри он будет разбираться потом, без свидетелей. – Я не так уж и разбился. Помогите мне встать.

Они не хотели, но он настоял. Головокружение сразу дало себя знать, но могучая рука Холиока подхватила его, когда он зашатался, и спустя несколько секунд Кристи почувствовал себя достаточно сильным, чтобы идти.

– Возьми моего коня, – предложил Джеффри, подводя вороного.

Жеребец запыхался, у него тяжело вздымались бока, из ноздрей с шумом вырывалось дыхание.

– Нет, я пешком.

– Не дури, сядь на моего…

– Я сказал, пойду пешком.

Холиок и Трэнтер тревожно переглянулись. Впалые щеки Джеффри покрылись румянцем. Он постарался, чтобы его голос звучал как можно небрежнее:

– Ну и иди своей дорогой, старый дурак. Раз я тебе не нужен, то могу ехать домой. Холиок сказал, что у меня посетители, лондонские друзья неожиданно нагрянули. Иди прямо в дом, Кристи, будь пай-мальчиком. Я скажу Энни, что ты скоро будешь. Она прирожденная сиделка и мигом приведет тебя в чувство. – Он подождал ответа, но Кристи промолчал. – Ну, ладно.

Джеффри вскочил на своего фыркающего жеребца, отсалютовал всем с деланной беззаботностью и ускакал прочь.

С Уильямом и Трэнтером в качестве костылей Кристи мог передвигаться, не прилагая уж слишком нечеловеческих усилий. Увидев, что раны его не смертельны, Трэнтер не смог удержаться от того, чтобы его не поддразнить:

– Ну, ваше преподобие, вам ли не знать, какой я охотник по утрам ходить в церковь, но теперь, можно сказать, я своего не упущу. Буду в ближайшее воскресенье как штык, не беспокойтесь. Еще с вечера место забью, в первом ряду в самом центре, чтобы золотой момент не прозевать…

– Заткнись, – проворчал Кристи. Холиок издал сдавленный звук, перешедший в кашель, когда священник свирепо взглянул на него.

– Вся округа, наверно, знает уже об условиях пари, – предположил он, и никто ему не возразил.

Джеффри придется ответить за большее, чем он может себе представить.

– За все графство не ручаюсь, – тут же подхватил Трэнтер с издевательской услужливостью, – ни в каком разе. Нет, похоже, один только наш приход, не больше.

Кристи закатил глаза. Началось. Они с Трэнтером вот уже несколько лет вели добродушную перепалку на тему о том, что ждет бессмертную душу бедного шахтера, если он не будет чаще ходить в церковь, реже заглядывать в паб и не оставит в покое женщин. Кристи всегда казалось, что у него есть известное преимущество, как у официального носителя нравственности и проповедника умеренности, и вот теперь он с досадой должен был признать, что вынужден защищаться без надежды на успех.

– Что вы вообще здесь делаете? – раздраженно спросил он. – Почему вы не на работе?

– Я, ваше преподобие, вылез из своей дыры, когда вы с молодым лордом промчались мимо нас. Ребята отрядили меня проследить, как вы его победите, потому как мы между собой тоже ставки делали. Что до меня, так мой карман полегчал аж на восемь шиллингов через вашу неловкость. Спасибочки. Уж вы простите, ничего дурного сказать не хотел, ясное дело.

Кристи поник своей больной головой и застонал.

***

Свалился с лошади – таково было объяснение полученное от Джеффри. Шишка на голове и царапина на плече. Когда Энни увидела Кристи, плетущегося через двор при поддержке Холиока и еще одного незнакомого ей мужчины, она чуть не упала в обморок.

– Боже мой! – закричала она, бросаясь к нему. Его ясный взгляд и ободряющая улыбка немного ее успокоили, но залитая кровью грудь и правый рукав его белой рубашки опять породили страх.

– Я в порядке, – сказал он, и, когда Холиок с другим мужчиной отпустили его, он так и остался стоять, прямой и высокий, как бы подтверждая свои слова. – На самом деле все не так страшно, как выглядит, уверяю вас.

– Входите же, – настойчиво сказала она, пятясь к двери на кухню.

Он повернулся к незнакомцу, маленькому темноволосому, необычайно жилистому человеку с неровными зубами и озорством в глазах, и помахал ему левой рукой.

– Огромное спасибо, Трэнтер, – сказал он серьезно. – Я бы погиб, если бы не вы.

Низкорослый мужчина ответил:

– Не стоит благодарности, ваше преподобие. – Затем он отвесил Энни весьма светский поклон и зашагал прочь. Дойдя до выхода со двора, он остановился и обернулся.

– В центре, на первом ряду! – крикнул он и исчез за воротами.

– Входите же, – повторила она, скрывая свое огорчение за притворной непринужденностью, приглашая его на площадку лестницы, откуда короткий коридор вел в кухню; она забыла, что вся прислуга в доме сейчас была занята приготовлением закусок и ужина для нежданных гостей Джеффри. В кухне был настоящий бедлам, прислуга отчаянно толкалась в тесноте, каждая плоская поверхность была уставлена заготовками к предстоящему ужину, бедная миссис Фрут во все горло выкрикивала распоряжения, а служанки так же шумно пытались объяснить ей, что им все понятно.

– Сучье пекло, – сквозь зубы пробормотала Энни и, обернувшись, увидала, что у преподобного Моррелла глаза полезли на лоб. Она сообразила, что вышла из рамок приличий. – Ох, извините, это моя отвратительная привычка, простите меня.

Он улыбнулся, причем вовсе не с праведным осуждением, а, пожалуй, с восторгом, отчего она сразу успокоилась.

– Идите сюда, – сказала Энни и провела Кристи и Уильяма Холиока обратно тем же путем пока они не оказались в буфетной. – Теперь садитесь, – приказала она, указывая на стул, и инвалид подчинился. – Сейчас я вернусь.

Она вернулась на кухню за горячей водой и полотенцами.

– Вайолет, возьмите в платяном шкафу лорда д’Обрэ одну из его чистых рубашек и принесите ее мне в буфетную, пожалуйста.

– В буфетную, мэм?

– Да, в буфетную, и побыстрее.

Вайолет сделала один из своих двусмысленных реверансов и исчезла.

Мистер Холиок решил, что дальше торчать в буфетной ему совершенно незачем. Он спросил Энни, нужна ли еще его помощь, она ответила, что нет, Поблагодарила за заботу и отпустила его.

– Рад, что с вами все в порядке, викарий, – сказал он, уходя. – По правде говоря, вы меня немного напугали.

Кристи помахал здоровой рукой.

– Я быстро поправлюсь. Спасибо за все, Уильям.

– Ну все, – сказала Энни, когда Холиок ушел. – Долой все это, чтобы я могла вас почистить. Вам помочь?

– Нет, просто немного присохло, – ответил он, расстегивая свою окровавленную рубашку и стягивая ее с себя. Они вместе обследовали рану на его плече. Она была обширная, но неглубокая, и кровь уже остановилась сама.

– Поверхностная, – заключил он, внимательно разглядывая повреждение, – и щепки внутрь не попали.

Она согласилась.

– И все-таки рана опасна. Я должна основательно промыть ее. Покажите вашу голову.

Он покорно склонился, и ее пальцы нежно скользнули в его золотистые волосы.

– Хорошенькое украшение, – пробормотала она, ощупывая шишку кончиками легких пальцев. – Я делаю вам больно?

– Вовсе нет.

Его волосы были мягче, чем она представляла себе. Она снова вспомнила прекрасного нахмуренного льва на картине Рубенса и улыбнулась. Потом осторожно убрала руку.

– Надеюсь, вы будете жить, – мягко произнесла она.

Он поглядел на нее снизу вверх. В его глазах она увидела необычный блеск серебристого льда. Ей уже приходилось видеть, как глаза его зажигаются огнем серьезного раздумья, как они становятся мягкими и добрыми, но сейчас они были расширены и настороженны, и в них со всей откровенностью читалось уже знакомое ей выражение затаенного влечения. Ее собственные глаза скользнули вниз в направлении его губ, но она тут же стремительно подняла их.

«Ну и ну, – заметил кто-то в ее голове, – это уже интересно».

Вода в большом глиняном горшке уже стала теплой. Энни намочила мягкую фланелевую тряпочку, приложила ее к ране на плече Кристи и стала ее обмывать со всей мыслимой осторожностью.

Он дернулся только однажды, когда она в первый раз прикоснулась к ране, а все остальное время мужественно терпел, стоически сжав губы. «Совсем не то, что Джеффри», – невольно подумала Энни.

– Что произошло? – спросила она. – Джеффри сказал, что ничего не заметил. Он думал, вы едете за ним.

– Мой конь споткнулся, и я упал, – отвечал Кристи бесцветным голосом. Он сжал рот, губы его напряглись.

«Надо же, он смущен, – думала она. – Джеффри его победил, и ему это не по вкусу. До чего интересно».

Волосы на его груди были светлее, чем на голове. Он был настоящий великан по сравнению с Джеффри, мускулистый и широкоплечий. Но кожа его была мягкой и нежной на ощупь, как и волосы. Ее мозг пронзило мимолетное сладострастное видение его обнаженного тела, прижимающегося к ней, но она тут же заставила себя прогнать его. Она попыталась посмеяться над собой, но почувствовала, что взволнована. Просто потрясена.

Он слегка побледнел и, казалось, перестал дышать, потому что сейчас она обрабатывала самое грязное место его раны, находившееся над твердым рельефным мускулом в верхней части плеча.

– Энни, вы… Как вы… – Кристи закрыл глаза, пытаясь говорить с бесстрастным видом. – Джеффри в порядке, правда? Он не… Он ведь никогда… – Он закашлялся от смущения. – Вам ведь ничего не угрожает? Конечно, не мое дело совать нос в вашу семейную жизнь, и все такое, я и не спрашиваю, но вы… Вы себя чувствуете в безопасности, Энни?

Ее руки замерли, когда он дошел до середины своего необычайного вопроса. Что и говорить, он попал прямо в точку. Она отступила на шаг и резко спросила:

– Что произошло?

Он удивленно взглянул на нее.

– Что он сделал? Скажите, – настаивала Энни.

– Ничего. Я не знаю, о чем вы.

Прежде чем она заговорила снова, в дверях возникла Вайолет с рубашкой в руках.

– Спасибо, – холодно сказала Энни.

– Да, мэм. Еще что-нибудь понадобится? – Черные глазки-бусинки служанки так и забегали при виде захватывающего зрелища, которое представляли собой ее хозяйка и полуголый священник.

– Нет, ничего. Ступайте и помогите Сьюзен.

Прежде чем уйти, Вайолет послала ей взгляд, полный яда. Отвратительная особа.

Энни окунула фланель в остывающую воду и устремила на Кристи самый стальной взгляд, который только смогла изобразить.

– Он что-то сделал, ведь так? Подстроил вам какую-то каверзу. Почему вы не скажете мне? – Его терпение бесило ее.

– Почему вы так думаете? – спросил Кристи с обманчивой мягкостью. Потом он встал во весь рост и навис над ней всем своим голым торсом и крупной умной головой. – Это ведь вам он причиняет боль, не так ли?

Шах и мат. Она процедила сквозь зубы:

– Нет.

Тонкая кожа на его щеках порозовела. Ей начинало нравиться, как он краснеет, пусть даже от досады, а не от смущения.

– Джеффри пьет слишком много, – воинственно заявил он.

– Иногда. Но не сегодня. Это из-за него вы поранились? Ну же, давайте, мне вы можете все рассказать.

– Да с чего вы взяли, что из-за него? – возразил Кристи.

Он пытался действовать хитро и уклончиво, но это так явно бросалось в глаза, что ей хотелось засмеяться. Не отвечая, она отвернулась, делая вид, что возится с его рубашкой. В действительности ей нужно было скрыть лицо и привести свои чувства в порядок. Ни один из них не собирался говорить другому правду, это было очевидно. Ей очень хотелось узнать, что сделал Джеффри, но только не в обмен на тайну своей личной жизни. Она была женщиной скрытной и не могла даже представить себе какого-то иного поведения.

Когда она вновь обернулась к нему, он по-прежнему всеми силами пытался замаскировать свои чувства. Ах, бедный преподобный Моррелл! Ему недоставало ее многолетнего опыта, по сравнению с ней он был жалким дилетантом.

– Леди д’Обрэ…

– О, Бога ради…

– Тогда называйте меня по имени! – выкрикнул он, и его прекрасный, праведный гнев вернул ее к действительности.

– Хорошо, – сказала она примирительно, – я так и хотела. Кристи.

Ну вот. Это прозвучало вполне натурально, и она удивилась, почему не произносила его имени прежде. Тупое упрямство, ничего больше.

– Кристи, – повторила она мягче.

Приятное имя. Его ненавязчивое звучание успокаивало. Она протянула ему рубашку, чтобы сделать хоть что-то.

Он надел ее без посторонней помощи, но потом она решила помочь ему застегнуть пуговицы: ведь его правая рука по-прежнему не двигалась. Когда она была на полдороге, он очень серьезно сказал:

– Послушайте меня.

Если бы за этим последовали какие-нибудь приставания, она бы ничуть не удивилась, потому что такой поворот вполне соответствовал всему ее прошлому опыту. Но он приковал ее своим горящим голубым взглядом и сказал с еле сдерживаемым волнением: